Волны поднимались все выше. Они швыряли «Арацелию» из стороны в сторону, и мне пришлось крепко держаться за перила, спускаясь по лестнице в пассажирскую каюту, чтобы навестить Шторма.

Я постучала и услышала что-то неразборчивое, но похожее на позволение войти. Я открыла дверь.

От запаха рвоты у меня перехватило дыхание.

— Вам просто необходимо здесь проветрить.

— Убирайтесь, — проворчал он. Он лежал на нижней койке, спустив одну ногу на пол и закрыв рукой глаза. Над нами раздавался топот ног по палубе. Одинокая муха нарезала круги над помойным ведром у изголовья кровати.

— Может быть, вам лучше подняться на палубу. По крайней мере там, если перегнуться через перила, вас будет тошнить в море, а не в ведро.

Внезапно корабль подбросила очередная волна, и Шторм застонал.

— Я почувствовала зафиру, — сказала я ему. — Мы сейчас плывем к ней.

Он приподнялся и сел.

— Это точно?

— Она как будто зовет меня…

Он склонился над ведром. Брызги полетели в разные стороны. Я вовремя успела отпрыгнуть.

— Фу, — сказала я. — Я позову кого-нибудь, чтобы убрать это.

Он вытер рот рукавом.

— Нет. Это отпугивает от моей комнаты Гектора и капитана. Они спали в трюме.

Было и смешно и противно.

— Вы подвергнетесь испытанию, — сказал он. — Чем ближе мы подойдем, тем труднее оно будет.

— Вот об этом я и хотела поговорить. Вы что-то сказали Маре о привратнике.

Он кивнул:

— Да, сказал.

Я вздохнула, раздраженная тем, с каким трудом приходится вытягивать из него каждое слово.

— Расскажите мне все, что знаете о привратнике.

Он снова лег.

— Дайте мне воды. Когда вырвет, всегда пить хочется.

— Сначала расскажите, потом дам.

Тень улыбки мелькнула на его лице прежде, чем он сказал:

— Это древняя легенда инвирнов. Привратник был избран из анимагов. Только самые могущественные из них могли претендовать на это место. Состоялось состязание среди сильнейших, и победитель отправился защищать зафиру.

Я нахмурилась.

— Вы никогда прежде об этом не говорили.

— А вы не спрашивали. И потом, я не уверен, что он на самом деле существует. Но я абсолютно уверен, что мой народ воздвиг какую-то защитную преграду вокруг своей величайшей ценности. Почему бы не использовать для этого сильнейшего анимага? А раз зафира дарует жизнь и силу, приближенные к ней могут жить очень долго.

Я недоверчиво смотрела на него.

— Но ваш народ так давно лишен зафиры. Ему должно быть несколько сотен лет.

— Скорее тысяч.

Я рассмеялась.

— Ну не может он быть таким старым. После того как Господь создал людей, прошло много времени, прежде чем они разделились на разные народы.

Он посмотрел на меня с изумлением.

— Вы просто глупая девчонка, — сказал он.

— Что? Почему?

Корабль накренился, и он судорожно закрыл рот рукой. Я отошла подальше от ведра и повторила свой вопрос:

— Почему вы думаете, что я…

Раздался звон корабельного колокола, сначала высокий и глухой, а потом все громче и громче, по мере того как остальные колокола подхватывали сигнал. В коридоре послышался крик:

— Все наверх! Команда наверх!

Матросы бежали мимо двери Шторма.

— Я скоро вернусь! — сказала я и бросилась за ними. Мы встретили другой корабль? Или впереди показалась земля? Или кто-то упал за борт?

Я бросилась на палубу, на слепящий дневной свет. Матросы метались вокруг, выполняя непонятные мне указания. Двое карабкались вверх по снастям с ножами в зубах. Зачем нам обрезать паруса?

— Элиза! — Это был Гектор. Он стоял внизу лестницы, ведущей на бак корабля, и жестами велел мне поторопиться.

Я пересекла верхнюю палубу. Он схватил меня за руку и потянул вверх по лестнице. Капитан Феликс был уже там, он не отрываясь смотрел на юго-восток. Я последовала за его взглядом.

Иссиня-черное скопление туч виднелось на горизонте темным пятном на безоблачном небе.

— Это сильнейший шторм, — сказал Гектор. — Может быть, даже ураган. Будет ясно через пару часов.

Воздух стал другим. Заряженным. Будто затаил дыхание.

— До сезона ураганов еще далеко, — возразила я, хотя скопление туч вспыхивало время от времени слабым зеленым светом. Господи, пожалуйста, пусть это будет не ураган.

— Да, до него еще месяц по меньшей мере, — согласился Феликс, не сводя глаз с моря. Порыв ветра взвил волосы у него на висках. — И идет не с той стороны. За все годы, что я хожу по морю, ни разу я не видел урагана с юга. Это противоестественно.

От этих слов у меня мороз побежал по коже.

— Мы можем повернуть к берегу? — спросила я, хотя прекрасно понимала, что мы были уже далеко от побережья. Нам ни за что не успеть вовремя.

Он покачал головой.

— До порта и за несколько дней не дойти. «Арацелия» уцелела после нескольких серьезных штормов, но ураган уничтожит ее. Если удастся продержаться подольше, можно будет направить ее так, чтобы она разбилась о рифы. Она разобьется, но некоторые из нас смогут добраться до берега. — Он провел рукой по перилам, бережно, будто по коже любимой женщины. — Она была хорошим кораблем, — тихо сказал он. — Самым лучшим.

Я закрыла глаза, не в силах вынести его отважного смирения. И как только я это сделала, я почувствовала зафиру, притягивающую меня, будто рыбу, попавшую в сеть. Мне внезапно захотелось прыгнуть с корабля и поплыть туда, куда она зовет меня, прямо в центр надвигающейся бури.

Я открыла глаза и увидела, что тучи опустились ниже, стали еще больше и темнее, чем секунду назад. Поднявшийся ветер всколыхнул мою одежду, амулет дернулся, став предательски холодным, и я поняла, что капитан Феликс прав. Это противоестественный шторм.

Я пробормотала, ни к кому не обращаясь:

— Шторм сказал, что я подвергнусь испытанию.

Гектор удивленно поднял брови.

— Думаете, Бог посылает бурю, чтобы испытать вашу смелость? Для этого он слишком хорошо вас знает.

Я оценила его попытку пошутить, но не могла заставить себя улыбнуться.

— Не Бог. Привратник. — Самый сильный анимаг на свете. Проживший, может быть, тысячи лет. — Отец Никандро говорил, что мне придется доказать свою решимость. Он сказал, что это будет испытание веры.

— Что, собственно, вы хотите этим сказать, ваше величество? — холодно проговорил Феликс.

Я вздохнула. Одно дело быть избранной, встречать опасность лицом к лицу, следуя некоему неясному предназначению. Но совсем другое — подвергать опасности корабль, полный хороших людей.

Я изо всех сил попыталась объяснить, хотя и понимала, что Феликса такое объяснение не удовлетворит.

— Я победитель, по «Откровению» Гомера. Я должна идти вперед без колебаний. Я уверена, вы слышали об этом. «Он не мог знать, что ждет его за вратами врага, и его вели, как свинью на бойню, в царство колдовства». Согласно этому пророчеству, если победитель не сойдет с пути, ему поможет Десница божия.

Гектор потер переносицу и вздохнул.

— Что? — сказал Феликс, глядя то на меня, то на него. — Я чего-то не понимаю?

Я показала в сторону надвигающейся бури.

— Нам надо пройти через нее. Прямо насквозь. Твердо и решительно.

Капитан вытаращил на меня глаза.

— Вы шутите.

Вместо ответа я прижала пальцы к амулету, чтобы его теплое биение успокоило меня. Это мое, родное. Я не мыслила своей жизни без него.

За последний год моя вера была сильно поколеблена, но не сломлена. В конце концов, у меня есть этот ключ, это постоянное напоминание, что кто-то где-то слышит мои молитвы, наделяет меня странной силой в сложных обстоятельствах, предостерегает об опасности. И я знаю, что ему можно верить.

Гектор повернулся к Феликсу и сказал:

— Меньше двух недель назад я был ранен стрелой наемника. — Гектор поднял рубашку и повернулся, показывая тонкий белый шрам под лопаткой. Выглядел он так, будто рана зажила много лет назад. Феликс с интересом осмотрел его. — Стрела пронзила мне легкое, — сказал Гектор прежде, чем опустить рубашку. — Мне пришлось продолжать защиту, так что я потерял много крови. К тому времени, когда подоспела помощь, было слишком поздно. Я был практически мертв.

Хотя я все это знала, я жадно ловила каждое слово, надеясь взглянуть на случившееся его глазами.

— Элиза исцелила меня, — сказал Гектор. — Силой своего амулета. Болело несколько дней, — он опустил руку и выпрямился, — а теперь все прошло. Даже не чувствуется.

И тут он посмотрел прямо на меня.

— Она спасла мне жизнь, — сказал он. — Это ей дорого стоило, больше, чем мне известно, но она это сделала. И если она говорит, что мы должны направить корабль в центр бури, я ей верю.

Я готова была забыть о буре, о своем амулете, обо всем на свете, когда он вот так смотрел на меня, будто во всем мире видит только меня одну.

Феликс сказал:

— Вы просите меня поставить на кон более двадцати жизней. Не считая корабля. Если мы разобьемся о риф, можно будет спасти хоть часть его. Может быть, большую часть. Не знаю, замечали ли вы, ваше величество, но в вашей стране разруха. Найти хорошую работу не просто. Этот корабль жизненно важен для множества семей — не только матросов, но и бондарей, которые делают нам винные бочки, швей, которые каждый год чинят нам паруса, фермеров, которые снабжают нас провизией на долгое плавание.

Я с трудом отвела взгляд от глаз Гектора.

— О, я знаю, — сказала я Феликсу. — Я знаю все это и даже больше. Только за последний месяц в Бризадульче было четыре восстания, благодаря повышению налогов, к которому меня склонили. Люди охвачены праведным гневом. Ямы в отчаянном положении, главным образом потому, что улов синего марлина в прошедшем сезоне оказался таким скудным. А вы знали, что объем продукции кожевников снизился на тридцать один процент? И знаете, это по моей вине. Я позволила Басагуану отделиться, и теперь мы не получаем оттуда овечьих шкур, потому что все еще не заключили торгового соглашения с Космэ. — Я повернулась спиной к шторму и прислонилась к перилам. Феликс слушал меня с нескрываемой тревогой. Может быть, думал, что я в конце концов прикажу ему отдать мне свой корабль. Может быть, я так и сделала бы.

Но мне хотелось убедить его.

— Гойя д’Арена нуждается в исцелении. И мы могли бы это сделать. Например, нам отчаянно не хватает дерева для восстановительных работ. Можно было бы сделать состояние на транспортировке мангрового дерева и кипариса с южных островов. Но никто не пойдет на эту авантюру. Из-за недавней войны, угрозы анимагов, и из-за того… — как ни трудно было это произнести, но надо было, — и из-за того, что я оказалась слабым правителем. Все напуганы. Люди сидят дома, за закрытыми ставнями, голодают и все больше отчаиваются.

Мне нужна зафира. Это единственный известный мне способ устранить угрозу инвирнов раз и навсегда и укрепить мою власть. И хотя я ценю ваши чувства к команде и всем тем людям, жизни которых связаны с «Арацелией», пожалуйста, поймите, что на моих плечах — целое королевство. И вашим кораблем действительно стоит рискнуть.

Он вздохнул, повертел в пальцах одну из бусин у себя в бороде.

— Вы действительно считаете, что мы должны держать курс прямо на ураган?

— Да, считаю.

— Вы можете гарантировать, что никто не пострадает? Что Бог проведет нас через него?

Я покачала головой.

— Я не буду лгать вам. За все приходится платить. Я могу лишь гарантировать, что это будет правильный поступок.

— Это безумие, — сказал он, но уже спокойно.

— Это вера, — сказала я.

Он провел рукой по планширу.

— Если мы это сделаем, я настаиваю, чтобы вы все рассказали команде о зафире, о вашем инвирнском беженце. Они должны знать, ради чего идут на такой риск.

Я задумалась лишь на секунду.

— Согласна.

Он поклонился.

— С вашего позволения, ваше величество. — И он поспешил вниз на основную палубу, чтобы поговорить со своими людьми.

Гектор оперся о перила, и мы вместе смотрели на море, плечом к плечу.

— С вами ничего не случится. Я не допущу этого, — сказал он. — Вы пройдете через это.

— И вы тоже, — сказала я, и в голосе моем звучала страсть. — Я приказываю. Я не для того такой ценой излечила вас, чтобы позволить вам умереть.

Он водил пальцем по причудливому завитку на перилах.

— Какой ценой, Элиза? Что случилось в тот день?

— Я… — Я готова была все сказать ему, рассказать о своих чувствах. — Я не пострадала никак, если вас это беспокоит.

— Вы думали, что умрете, чтобы спасти меня, и это меня действительно беспокоит.

Невыносимо было что-то скрывать от него. Я доверяла ему во всем, всегда. Но я не вынесла бы, если б он не разделил моих чувств. Или, может быть, если бы разделил.

Вдалеке загремел гром, и моя рука быстро скользнула по перилам к его руке. Я крепко сжала его пальцы своими. Он сжал мою руку.

Я сказала:

— Я надеюсь, что я… — наберусь глупости? наберусь смелости? — смогу однажды рассказать вам.

Он погладил большим пальцем мою ладонь.

— Я не могу давить на вас. Вы не обязаны ничего мне рассказывать. Вы моя королева.

Почему-то от этих слов мне стало больно, и слезы подступили к горлу. Я отняла свою руку. Молния сверкнула на горизонте, и я сказала:

— Надо рассказать Маре, что случилось.

Спускаясь по лестнице, я чувствовала на себе его внимательный взгляд. Мой неизменно почтительный страж.