Тучи на горизонте росли, и стемнело рано. Матросы зажгли фонари на палубе и бесшумно сновали туда-сюда, перевязывая грузы и проверяя и перепроверяя снасти. Меня восхитила их отважная готовность следовать приказу. Они все еще избегали меня, но, посмотрев, как они работают, я поняла, что тут ничего не поделать: мне придется первой обратиться к ним. В сопровождении Гектора я обошла всех, хлопала по плечу, спрашивала имя, говорила «Спасибо». Вблизи на их суровых лицах лучше виден был страх. Но они, склонив головы, бормотали «Ваше величество».

Не оставалось сомнений, что впереди — ураган. Фонари неистово раскачивались, когда корабль нырял вверх-вниз с волны на волну. Белая пена то и дело захлестывала нос корабля. Мы убрали почти все паруса, чтобы ветер не подгонял нас, и несколько матросов привязали себя к снастям, чтобы срезать паруса, если мачта не выдержит.

Я стояла с Гектором и Феликсом у штурвала, чтобы мы не сбились с курса. Ни один корабль не может плыть прямиком в центр шторма. Мы могли лишь лавировать среди волн, стараясь, чтобы они не опрокинули корабль. Мой амулет и я служили компасом, указывая направление, которого мы старались держаться. Гектор держал в руке толстую веревку, готовый привязать меня к лееру, если волны начнут захлестывать палубу.

Мне все труднее было держаться на ногах, когда корабль то поднимался на волну, то стремительно несся вниз. В ночи волны надвигались на нас, словно непроглядная тьма, окаймленная белой пеной, они поднимались выше корабля, но каждый раз в последний момент корабль носом прорезал волну, внутри у меня все обрывалось, и мы летели с волны вниз.

Феликс сказал, что еще рано бояться, что они видали бури посильнее.

— Мы едва ли подошли к краю бури, ваше величество, — сказал он, ухмыляясь скорее с ужасом, чем с издевкой. — Худшее впереди.

Старый матрос с седой бородой и отрезанной мочкой одного уха бросился к капитану и закричал:

— Вода в трюме почти у первой черты.

— Что это значит? — заорала я, перекрикивая ветер.

— Вода перехлестывает через борт и заливает трюм, — закричал в ответ Гектор. Ветер трепал его волосы, превращая их в лохматую волнистую гриву. — Ее все время откачивают, но если вода поднимется слишком высоко, понадобятся еще и ведра. Если дойдет до третьей черты, корабль пропал.

А потом хлынул дождь как из ведра.

Палуба стала холодной и скользкой. Я ухватилась за перила посреди палубы, которые, казалось, предназначены именно для таких случаев. Небо осветилось ярче, чем днем, и через мгновение грянул гром.

Господи, пожалуйста, укажи нам путь и сохрани нас.

По телу пробежало тепло, и с ним ясное чувство, тянущее меня вперед, еще сильнее, чем прежде.

Гектор наклонился ко мне.

— Вы только что молились, да?

Я с удивлением посмотрела на него.

— Я всегда это вижу, — сказал он. — У вас лицо меняется. — Он едва заметно улыбнулся, будто обещая хранить мой секрет. В свете фонаря я увидела его мокрое от дождя лицо.

Корабль наклонился на бок, и я полетела на Гектора. Он ухватил меня одной рукой, а другой схватился за перила.

— Может быть, вам не стоит оставаться на палубе, — сказал он мне на ухо. — Вы слышали, что сказал Феликс. Будет только хуже.

— Мне надо помогать держать курс!

— Наступит момент, когда это будет уже не важно, когда нам надо будет просто выжить.

Я смотрела на него и думала лишь о том, что его тело прижимается к моему. Что, если я не выживу? Если бы я умерла молодой, как и большинство хранителей до меня, это никого бы не удивило.

Но что, если он не выживет? Я потеряла Умберто прежде, чем успела сказать ему о своих чувствах. Я не смогу пережить это снова.

— Гектор, мне надо сказать вам…

— О нет, не надо, — сказал он и прижал палец к моим губам. — Никаких прощаний, никаких признаний. Потому что мы будем жить. Мы оба. Это вера, правда?

Молния разрезала небо позади него, будто пунктирной линией.

— Да, — сказала я. — Вера.

Он прав. Надо готовиться к жизни, а не к смерти.

Может быть, я готовилась к смерти слишком долго — с того самого дня в пустыне, когда решила, что лучше погибнуть во славу божью, чем жить без смысла и цели. И возможно, так и будет. Может быть, уже сегодня.

Но мне вдруг отчаянно захотелось что-нибудь сделать — что угодно, — чтобы доказать себе самой, что я не умру, чтобы почувствовать хоть какую-то власть над своим будущим. Лицо Гектора было так близко. Было бы так просто обхватить его шею руками, прижаться губами к его губам и целовать его, целовать, пока мы оба не задохнемся.

Но я хотела от Гектора большего, чем один несвоевременный поцелуй. Нет, я и от жизни хотела большего. Я сжала кулаки, так что ногти впились в ладони. Я думала вот о чем: «Пусть моя предопределенная судьба сгинет в морской пучине. Как и все на свете планы на мой счет».

— Элиза?

— Я сейчас вернусь! — крикнула я и побежала к капитанской каюте.

Я распахнула дверь, пораженная Мара подняла на меня глаза. Она сидела на полу, у кровати, обхватив руками колени, лицо ее было залито слезами.

— Элиза? — проговорила она дрожащим голосом.

С меня ручьями текла вода, пока я рылась в своем рюкзаке. Корабль покачнулся, но тут я достала статуэтку с зернышками женской защиты внутри.

— Что вы делаете? — спросила Мара.

— Я собираюсь жить, — я взялась за пробку.

Мара схватила мою руку.

— Постойте. — Она полезла в свой мешочек и достала вторую бутылочку. — Я тоже, — сказала она, усмехаясь дрожащими губами. — Готовы?

Вместо ответа я выдернула пробку и высыпала несколько зернышек на ладонь. Она сделала то же самое. Мы одновременно закинули их в рот и прожевали. Они были горькие и твердые, с привкусом лимонной цедры.

Корабль снова накренился, и я едва не подавилась зернышками. Капитанское кресло поехало по полу и упало к нашим ногам. Мара всхлипнула. Я обняла ее, а она меня, не обращая внимания на мою промокшую одежду. Мне не следовало задерживаться, но я все же была рада провести эти несколько мгновений с подругой.

— Вам надо идти, — сказала она, отстраняясь.

Я встала, и хотя пол качался под ногами, мне было спокойнее, чем минуту назад.

— Оставайся здесь. Не выходи, а то смоет за борт.

Она кивнула.

— Берегите себя, Элиза.

Я открыла дверь в водяную тьму. Вода хлынула в дверной проем, заливая коридор. Гектор уже стоял там, будто часовой, он помог мне, переборов ветер, закрыть дверь.

Мое «спасибо» унесло ветром, и мы заскользили по мокрой палубе. Капитан Феликс стоял у штурвала.

— Проверьте направление, ваше величество, — прокричал он.

Я схватилась за перила и закрыла глаза. Дождь с силой хлестал мне прямо в лицо, и я не сразу смогла сосредоточиться и почувствовать, куда влечет меня амулет. Но он все так же тянул меня, отчетливо и непрерывно. Я указала в сторону правого борта.

— Туда.

О том, что амулет стал холодным как лед, я умолчала.

Феликс отдал соответствующую команду и повернул штурвал, а матросы меняли паруса, и медленно, постепенно мы сквозь ветер и волны поворачивали в нужном направлении.

За следующий час волны стали еще выше. Палуба наклонялась то вперед, то назад, когда корабль взбирался на волну и снова летел вниз. Руки у меня окоченели, я не могла достаточно крепко держаться за перила. Я опустилась на палубу и просунула ноги между опорами перил. Для Гектора это было знаком, что пора меня привязать. Он обернул веревку вокруг моей талии и завязал быстрым, но тугим узлом.

Потом он достал из рукава нож и воткнул в пол рядом со мной.

— Если со мной что-нибудь случится, — крикнул он, — вам, может быть, придется перерезать веревку, чтобы освободиться.

Я кивнула, а про себя проговорила: «Пожалуйста, пусть с Гектором ничего не случится».

Впереди вспыхнула молния, осветив самое удивительное облако из всех, что мне приходилось видеть. Оно было в форме согнутого пальца, пронзающего океанские волны, так что брызги летели во все стороны.

Я потянула Гектора за штанину, указывая на облако. Но впереди была только тьма, и он смущенно нахмурился.

— Дождитесь молнии. Смотрите!

Снова сверкнула молния, облачный палец был еще ближе, и я поняла, насколько он страшен, увидев, что даже море, болтающее наш корабль, как щепку, рядом с ним бессильно.

— Торнадо! — закричал Гектор, и остальные подхватили его вопль, но звук не мог пробиться сквозь ветер и ливень.

Корабль накренился, так сильно и быстро, что Гектор упал на палубу. Его понесло по полу к краю.

— Гектор! — Я рванулась к нему, но веревка держала крепко.

Он цеплялся за доски пола, стараясь нащупать опору, но «Арацелия» все больше накренялась. Его заливало водой, я понимала, что он долго не продержится.

— Феликс, на помощь! — крикнула я, но гремел гром, и он не слышал. Он сражался со штурвалом, пытаясь вовремя поворачивать корабль, чтобы его не опрокинуло.

Я схватила нож. Пришлось взяться за него обеими руками, чтобы выдернуть. Я хотела перерезать веревку на поясе, но тут мне в голову пришло кое-что получше.

— Гектор! — Я помахала ножом, чтобы убедиться, что он видит меня, и показала ему, что делать. Он кивнул, лицо его исказилось от напряжения.

Я тщательно прицелилась и толкнула нож по полу к нему. Держась одной рукой, второй он схватил нож, перевернул и с силой воткнул в пол.

Я вздохнула свободнее, понимая, что так он продержится дольше. Может быть, достаточно долго, чтобы преодолеть эту волну.

Все свободные матросы стояли на противоположной стороне палубы и держались за леер, пытаясь своим весом не дать «Арацелии» перевернуться. Феликс по-прежнему держал штурвал, в то же время приказывая развернуть паруса.

Я посмотрела вверх и увидела, в чем проблема: бизань не повернулся так, как остальные паруса. Что-то сломалось, он тянул нас назад, не давая взобраться на волну. Двое матросов, словно пауки, висели на снастях, перерезали веревки, чтобы освободить парус.

Гектор пополз по палубе ко мне, держась за нож и подтягиваясь на руках, и я поняла, что вот-вот ему придется вынуть нож и воткнуть его дальше, держась лишь пальцами одной руки. Я закричала, чтоб он не делал этого, но морская вода хлынула мне в нос и в рот, не давая произнести ни слова.

Что-то загремело, будто ударили в барабан, бизань-парус упал, и в ту же секунду его унес ветер. На мачте в оборванных снастях теперь болтался лишь один матрос. Где же второй?

И тут до меня дошло. О Боже. Его больше нет.

Но корабль — мучительно неторопливо — повернулся. Палуба выровнялась. Вода хлынула мне в лицо. Я металась и хваталась за воздух, пока бушприт пронзал гребень волны.

А потом мы падали, будто летели в бездонную пропасть. Я почувствовала, как руки Гектора обхватили меня.

Спасибо, Господи. Спасибо. Гектор в изнеможении склонился надо мной, он прижимался ко мне грудью, выкашливая воду из легких. Он держался за меня, нуждался в моей силе, вместо того чтобы отдавать мне свою.

— Ваше величество! — кричал капитан Феликс. — Направление!

Я чувствовала его лучше, чем когда-либо. Я показала, на этот раз в сторону левого борта, и в этот миг молния осветила небо.

Я указывала прямо на торнадо, которое было совсем близко.

Капитан уставился на меня, пораженный ужасом. Борода его облепила лицо, и казалось, я смотрю на Гектора, но страшного, темного. Он начал было возражать, но тут один из матросов подлетел к штурвалу.

— Вода у третьей черты. Мы не успеваем вычерпывать.

Лицо Феликса немного смягчилось, он понимающе кивнул, и матрос исчез так же быстро, как появился. Капитан закрыл глаза, погладил рукой штурвал. Он молился, шевеля губами, и я понимала, что он готовится к смерти.

Одной рукой держась за Гектора, я прижала вторую к животу. Мешала веревка на поясе. Я сдвинула ее вниз, чтобы освободить амулет, и поцарапала кожу через промокшую рубашку.

Я сжала пальцами амулет. Что же мне делать? Я знаю, что должна верить, но, Господи, это же невозможно.

Корабль вдруг встал ровно, хотя ветер дул со всех сторон. Это торнадо, более сильное, чем волны, заставляло замереть воду вокруг себя, перед тем как всосать ее в свой дикий вихрь.

Гектор повернулся так, что я сидела между его ногами. Он держался одной рукой за перила, а второй держал меня так, будто мог защитить от надвигающегося ужаса.

Я отклонилась назад и сказала ему на ухо:

— Помолитесь со мной.

— Я молюсь.

Я нашла его руку и, взяв ее в свою, прижала его пальцы к амулету. Держа их так, я произнесла:

— «Блажен идущий путем Господним. Да не уклонится он ни вправо, ни влево, ибо Десница божия ведет его».

Гектор тоже говорил что-то, хотя я не слышала слов. Сила нашей совместной молитвы укрепляла меня.

— «Да не дрогнет победитель, — говорила я, и тепло разливалось по телу, переполняя меня. — Да не собьется он со своего пути. Да не убоится он пути сквозь мрак и тьму, ибо Десница божья…»

Раздался треск, более громкий, чем шум урагана. Я открыла глаза и увидела, что торнадо переломил бушприт пополам. Дождь иглами колол мне глаза и щеки. Еще мгновение, меня унесет и смоет в море.

Рука Гектора скользнула под мою рубашку, он нашел пальцами амулет и осторожно прижал к нему ладонь. Я накрыла его руку своей.

— «Да не дрогнет победитель, — сказал он мне на ухо. — Да не собьется она со своего пути. Да не убоится она пути сквозь мрак и тьму, ибо Десница божья защитит ее и приведет к победе».

Тепло внутри меня превратилось в настоящий пожар. Тело пылало от жара, желания и отчаяния. Амулет горел огнем, дрожал от избытка энергии. Господи, я хочу жить. Я хочу, чтобы все мы остались живы. Что мне делать? Почему ты привел нас сюда?

Снова треск, и парус разорвался надвое. Корабль начал поворачиваться вокруг своей оси.

А потом я почувствовала их, будто кто-то тянул за тоненькие ниточки у меня внутри. Я не видела, но чувствовала их, будто блуждающие огоньки мерцали на ветру, будто смотрели на меня отовсюду. Это было знакомое ощущение, знакомое с самого детства.

Молитвы.

В тот момент все на корабле молились, в этом я была уверена. И все эти горькие, отчаянные молитвы летели ко мне, питая амулет своей силой.

Торнадо ударил в борт корабля. Доски и щепки полетели в разные стороны.

Гектор запнулся. На секунду его объятия ослабели, а потом сжались еще сильнее. А потом его холодные мокрые губы прижались к моей щеке.

Он сказала:

— Я люблю вас, Элиза.

Что-то внутри меня надломилось. Мир на мгновение вспыхнул ярче дневного света — обломки корабля взлетели на воздух, а еще выше смутно виднелась огромнейшая волна, страшная и черная — а потом осталась лишь тьма, тишина и покой, будто пришла смерть.

Я ничего не видела. Я не чувствовала ни рук, ни ног. Я ничего не слышала. Будто тело мое перестало существовать, и лишь сознание осталось в пустоте.

А потом я почувствовала, как бьется сердце. Бьется по-настоящему. Нет, два сердца, мое и Гектора, бились в унисон.

А потом не осталось ничего.