Я развернулась. Сердце бешено колотилось и колени дрожали от мысли о том, что я могу сделать. Правильный ли это выбор? Но ответа не было, а если и был, его так подавляла сила зафиры, что я просто не могла уловить его. Я должна сделать выбор, который не будет зависеть от голоса Бога, от его амулета и его власти.

Я глубоко вздохнула.

— Шторм.

Он поднял голову.

— Пойдем со мной.

— Что?

— На поверхность. Сейчас же, пока я не передумала.

Он вскочил на ноги и бросился ко мне так быстро, как позволяли его кандалы.

— Как вы снимете цепи? А если снимете, то навсегда потеряете зафиру. Все мы потеряем. Что, если…

— Вы хотите остаться здесь на много тысяч лет?

— Нет.

— Тогда заткнитесь и за мной.

Прежде чем выйти из пещеры, я бросила последний взгляд на эти катакомбы амулетов. Так красиво. Столько истории, и воспоминаний, и даже благоговения, столько магии.

Я думаю как маг, так сказал Шторм. Но я должна думать как королева.

И теперь, глядя на амулеты, сияющие ярче сапфиров, я подумала: это так дорого.

Я быстро протянула руку и потянула один из амулетов из стены. Он выскочил с тихим щелчком, и я убрала его в карман. Я взяла еще несколько, набив ими карманы.

— Пошли. — Вместе мы поднялись по лестнице, сопровождаемые звоном цепей, и вышли на свет.

— Что теперь? — спросил Шторм, задыхаясь.

Я осмотрела крошечную поляну, на которой мы оказались. Деревья стояли совсем близко.

— Не двигайтесь, — приказала я.

Я собирала силу, пока мышцы не начали гудеть от ее избытка. Я мысленно обращалась ко всему, что росло и жило в земле вокруг — корням травы, колонии муравьев, сновавших кругом со странной деловитостью, к червякам. Я чувствовала их всех, будто они — это часть меня. Когда зафира наполняла меня. Так и было.

Вот оно. Огромные корни кипариса, переплетенные, будто змеи, отлично подойдут.

Я мысленно потянула их к нам. Они пробирались под землей, вылезали из травы, просовывались в звенья цепи Шторма. Я тянула их изо всех сил, и, утолщаясь, они растягивали тугие звенья. Раздался стон, будто кричал раненый зверь, но я продолжала безжалостно протягивать корни сквозь цепь.

Звенья с треском порвались.

— Бегите! — крикнула я. Я понятия не имела, восстановятся ли цепи и протянет ли зафира свои неумолимые световые щупальца, чтобы вернуть его.

Шторм побежал, и я бросилась следом. Его кандалы гремели, оборванные концы цепей цеплялись за траву и палые листья, угрожая повалить его на землю.

Впервые с того момента, как я пришла в эту долину, амулет стал ледяным. Раздался грохот, и Шторм остановился, но я подтолкнула его вперед.

— Идите! — Оставалось надеяться, что я не нарушила мировой порядок.

Мы лезли вверх по вырезанным в скале ступеням к пещере, а сзади нас грохотали камни и земля трещала. Я запретила себе оборачиваться, боясь остановиться, но когда мы поднялись наверх, я не могла удержаться. Я обернулась и ахнула.

Деревья медленно опускались к центру долины, будто кланялись Богу. Потом несколько сильных ударов разнеслись эхом вокруг, когда корни вылезли из земли и деревья опрокинулись. В воздух поднялись тучи пыли.

Долина обваливалась, образуя огромную воронку, где прежде была башня с привратником.

Я прижала дрожащие пальцы к губам. Что я наделала?

Поток развернулся и столкнулся с другим, разбрызгивая кругом воду и грязь. Их удвоенная мощь безжалостно увлекала камни и поваленные деревья в зияющую воронку.

У меня зубы стучали, когда вся долина грохотала снова и снова. Нет, не только долина. Звук шел еще и сверху. Гора, казалось, вот-вот обрушится на нас.

— Надо бежать, — сказал Шторм. — Скорее.

Слова его отрезвили меня, и я побежала к пещере. Там было темно.

— Нужен свет! — У нас не было времени нащупывать путь на темных лестницах. В спешке мы могли разбиться там насмерть. — Вы видите вьюн? Где-нибудь?

— Только те плети, что мы выбросили. Они почти совсем завяли.

— Они годятся. — Я схватила увядшие плети. Используя энергию зафиры, я оживила их. Но сила моя убывала, даже когда их листья выпрямились и лепестки раскрылись. К тому времени, когда их цветки тускло засияли, сила ушла.

Я позволила себе на краткий миг отдаться печали. Я провела плетью с цветками по щеке, вдыхая их медовый аромат. И вошла в темный проход.

Пыль и мелкие камешки градом сыпались на нас. Ноги скользили по грязи. Дважды я поскользнулась, но Шторм быстро хватал меня за локоть и поддерживал с силой, не соответствующей его хрупкому телосложению. Мы не посмели остановиться, даже когда достигли водопада — мы были еще слишком близко к содрогающейся горе. Спустились сумерки, и когда мы пробирались по камням на берегу озера, было практически невозможно отличить трещины и ямы от теней.

Когда мы дошли до ручья, совсем стемнело, и живые вьюны, оплетающие стволы деревьев, раскрыли свои цветки. Шум в долине стих, и я робко надеялась, что мы спасены.

Мы остановились передохнуть. Шторм наклонился, уперев руки в колени и тяжело дыша. Его лицо и одежда были покрыты засохшей грязью, отливавшей мрачной синевой в мерцании ночного вьюна. Наверное, я выглядела так же.

— Почему? — проговорил он, с трудом переводя дыхание. — Почему вы спасли меня? Мои соплеменники не стали бы делать этого для меня. Глупая королева. Вы теперь бессильны.

— Вы мой верный подданный.

Он смотрел на меня в изумлении.

— Но я не бессильна, — продолжала я. — У меня всегда был амулет с его магией. Знаете, я исцелила Гектора в Бризадульче, так что есть вещи, которые я могу делать, просто проникая под кожу земли.

Было бы бессмысленно говорить ему, что я больше не буду приносить других людей в жертву собственной цели. Я не буду избивать невинных поваров, сжигать чужие дома, просить кого-либо отказаться от наследства ради меня, и, конечно же, я не оставлю друга на растерзание неведомым магическим силам — просто чтобы сохранить собственную власть. Я прижала пальцы к камню у себя в животе, чувствуя его успокаивающую пульсацию. Я сказала лишь:

— И у меня есть я. Этого будет достаточно.

Лагерь был тих, мрачен и наполовину пуст, когда мы со Штормом вышли из-за деревьев. Мара сидела одна у очага. Она держала в руках жаренную на вертеле рыбу и как раз собиралась попробовать ее, когда увидела нас, и, уронив ее в золу, вскочила на ноги.

— Элиза? — прошептала она и, побежав ко мне, крепко обняла. — Господи, я знала, что вы ушли, что вас не забрали, но когда я услышала этот грохот, я думала, что… я думала, может быть…

Я обняла ее в ответ.

— Прости, — сказала я.

Она сделала шаг назад.

— Вы нашли ее?

— Да.

— И что произошло? Вы… — Она сделала широкий жест рукой.

— Можно, я тебе расскажу обо всем попозже? Мне надо… подумать.

Взгляд ее упал на кандалы Шторма и вернулся ко мне.

— Хорошо, — сказала она с беспокойным, может быть, удивленным видом.

— Где все? — спросила я, хотя и знала ответ.

— Ищут вас. Гектор с ума сходит.

Я вздрогнула, предвкушая момент, когда встречу его. Я сказала:

— Мне надо пройтись. Я буду на берегу.

— Хотите сначала чего-нибудь поесть?

— Нет, спасибо. — Я пошла прочь, чувствуя на себе ее озадаченный взгляд.

От луны по воде шла золотистая рябь. Вдалеке виднелись очертания разбитой «Арацелии», парус висел на мачте неподвижно в эту безветренную ночь. Воздух был горяч, вода спокойна.

Повинуясь внезапному порыву, я сбросила грязные ботинки и рубашку. Оставшись в одних штанах и нижней сорочке без рукавов, я вошла в теплую воду.

Произошло нечто странное. Прикасаясь ко мне, вода сияла голубым светом амулета. Я легла на спину и поплыла, двигая руками в воде. Сияние окружало меня, будто щит, стойкая аура силы. Я рассмеялась, счастливая, думая обо всем, что сегодня сияло таким светом: мой амулет, когда я была готова отказаться от его силы. Река энергии. Цветы ночного вьюна. А теперь морская вода.

И я поняла, что зафира повсюду. Я могла уничтожить доступ к ее чистейшей форме, но она разлита по всему миру.

Я увидела какое-то движение на берегу. Темная фигура появилась из-за деревьев, и у меня перехватило дыхание. Я узнала его издалека, просто по манере двигаться. Мне вдруг отчаянно захотелось увидеть его вблизи, посмотреть ему в глаза, услышать его низкий, мягкий голос, хотя я прекрасно знала: что бы мы ни сказали друг другу, ничего хорошего из этого не выйдет.

Я плыла к берегу, пока ноги не коснулись дна, потом вышла из светящейся воды ему навстречу.

Он смотрел на меня, и снова, как всегда, я не понимала, о чем он думает. Подойдя к нему на расстояние вытянутой руки, я сказала:

— Гектор, простите меня.

Он задумчиво смотрел на меня. Меня бросило в жар от его взгляда, неспешно скользнувшего по моей шее, груди, бедрам, ногам и снова вверх. Мокрая одежда облегала меня, как вторая кожа, не оставляя много простора для воображения.

Наконец он сказал:

— Простить за что? — Голос его звучал холодно и резко.

Я с трудом сглотнула.

— За то, что ушла, не сказав вам.

— Королева не обязана извиняться перед простым охранником. — Это звучало как оскорбление, и я вздрогнула от обиды.

— И все же мне следовало…

— Вы моя королева, Элиза. Вы можете делать все, что пожелаете. Вам не надо отчитываться передо мной.

Он напоминал мне, терпеливо, беспощадно и точно, о моей власти над ним, о том, почему нам никогда не быть вместе.

— Если бы мы были любовниками, — сказал он, — я мог бы разозлиться на то, что вы потребовали от меня откровенности и не ответили мне тем же. Я мог бы почувствовать себя оскорбленным тем, что вы сбежали в заведомо опасное место, прекрасно зная, что самое важное для меня — защищать вас. И меня могло бы удивить, что у вас недостало смелости взглянуть мне в глаза, когда нужно было просто отдать приказ.

Никогда еще я не чувствовала себя такой маленькой и ничтожной. Часть меня мечтала сбежать, скрыться от его безжалостного взгляда. Другая часть хотела броситься к нему, обнять и умолять о прощении, потому что не могло быть сомнений, что я жестоко обидела его.

Он не мог не добавить:

— Так, наверное, хорошо, что мы не стали любовниками?

Это было как удар под ребра. Этот его последний и окончательный отказ, желание причинить мне боль и, может быть, вернуть себе немного власти. Это жестоко и недостойно того Гектора, которого я знаю. И все же моя злость исчезла так же быстро, как появилась.

Я протянула руку и коснулась его щеки. Что-то промелькнуло в его глазах, будто он не знал, отстраниться от меня или нет. Он не шевельнулся.

Я сказала:

— То, что я сделала, было слабостью. Трусостью. Это не был поступок королевы. Но когда я пошла к зафире, я кое-что поняла, и вы были правы. Во всем, — я провела рукой по его щеке, чувствуя под пальцами едва заметную щетину. — Теперь у меня есть сила. Достаточно, чтобы я не нуждалась в вас. Но я буду ужасно скучать.

Он отпрянул, и у меня защемило сердце при виде боли, исказившей его лицо. Глядя куда-то в сторону, он взволнованно провел рукой по волосам. Он сказал:

— Как вы это делаете? Всегда обезоруживаете меня. С того самого дня, когда я… Это невыносимо. Я не могу это вынести.

Из глубины знания, что древнее самой зафиры, из ощущения той женской власти, которую я только начала постигать, я твердо сказала:

— Нет, это не так.

Я так хотела сказать ему, что люблю его. Он заслуживает того, чтобы знать. Но сейчас это слишком опасно. Это прозвучит так, будто я прошу его или будто говорю то, что он хочет услышать, чтобы он не сердился.

И я оставила его наедине с его мыслями. Я вернулась в лагерь, собираясь найти Мару и рассказать ей все, надеясь, что мне удастся сохранить хотя бы одного друга.