Рабочий день в полиции Сан-Паулу начинался ровно в 8:30, когда весь штатный состав должен быть уже на месте, готовый к службе.

После того, как утренний брифинг закончился, Лукас, выждав момент, когда его наставник останется один, подошел к нему и сказал:

— Арманду, есть что обсудить. Но лучше наедине.

— У тебя что, тайны от остального состава?

— Не-а, не тайны, а скорее боязнь сойти за психа.

— Да будет тебе! А мы кто, по-твоему? Ладно, в обед сходим на ланч, там и поставим тебе диагноз.

После полудня Лукас вновь подошел к Арманду, который сидел за своим столом и рисовал схемку, что-то бубня себе под нос.

— О, а вот и ты! Ты-то мне как раз и нужен, — бросил Арманду Лукасу, заметив парня. — Хотел попросить тебя подобрать мне файлы по составу бенефициаров траста, под которым «ЭфЭлПи Партнершип» висело до ликвидации. Я почти уверен, что через него потоки и шли под видом выплат партнерам. Сто процентов!

— Понял, сделаю. Ты на ланч-то не собираешься?

— А-а-а, ланч, да… Слушай, дружище, у меня тут запара такая, что я, наверное, прямо здесь поем. Помню, что ты хотел поговорить, но сегодня никак. Или, если хочешь, давай присоединяйся ко мне. Сейчас что-нибудь сообразим с едой. Стол большой, места хватит.

— Для любовных утех, — усмехнулся парень.

— Сейчас только с едой что-нибудь придумаем, — не обращая внимания на шутку, сказал Тоцци, встав из-за стола и направившись к стоящему на полке фабрикатору. Он достал из открытой упаковки новый лист матрицы и вставил в аппарат. Безрезультатно. «В чем дело-то? Не понимаю, — пробормотал Тоцци себе под нос и пару раз стукнул по корпусу фабрикатора, — он даже звуков никаких не издает!»

Арманду начал вытаскивать матрицу, но та не поддавалась. «Да это что такое! Застряла, что ли». Он открыл боковую крышку фабрикатора, аккуратно вынул процессор, затем вытащил сердцевину и, просунув ладонь в корпус, стал пытаться пальцами подцепить обратный конец листа матрицы. Вдруг индикатор загорелся, и Арманду закричал: «А-а-а! Выруби его!»

Он отчаянно дернул руку, но та застряла в механизме. Лукас было подбежал к капитану, как Арманду наконец-то вырвал руку из фабрикатора.

— У тебя вся рука в крови! — испуганно сказал парень.

— Твою мать, как больно! — шипел Арманду. — Открой дверь в туалет и включи воду!

Пока Арманду смывал кровь, Лукас отыскал в своей сумке тюбик и подбежал к капитану:

— На, помажь!

— Кожа?

— Да. Чем быстрее, тем лучше.

Арманду стал обильно смазывать пальцы. Кровь быстро остановилась, а раны затянулись тонкой, почти незаметно пульсирующей кожицей.

— Меня мама с детства приучила тюбик с кожей с собой носить, — объяснил Лукас. — Как ты? В порядке?

— В порядке, в порядке. Перекусили, называется… Теперь придется фабрикатор на дезинфекцию отправлять. Ладно, мелочи. О чем ты хотел поговорить?

— Но только обещай не сдавать меня в дурку, — начал парень.

— Обещать не обещаю, но лучшую палату тебе выбью. Давай. Говори.

— Арманду, как ты помнишь, у меня на следственном деле большой проект. Пишу про ядро: про историю создания, про первые опыты в сейсмологии, про все, в общем. Так вот, в процессе подготовки проекта я отсмотрел все без исключения записи заседаний Суда Прошлого. Все, понимаешь?

— Ну ты и извращенец! И? Что дальше?

— Я обратил внимание на процесс окрашивания ядра, когда до него добирается кровь высоких судей и осужденного.

— И?

— Нельзя проследить, что вот сейчас ядро пока черное, а через долю секунды начинает краснеть. Оно просто — хоп! — и перестает быть черным и становится красным!

— Допустим. Так и есть. Этому способствует состав ядра, все верно. Вот такое оно, ядро, у нас загадочное. Это, что ли, суть твоего проекта? — с ухмылкой спросил Тоцци.

— Нет, конечно, не это. Смотри, до Тима Кравица было 519 апелляций за весь период существования Суда Прошлого. И во всех 519 случаях независимо от того, в какой цвет окрашивалось ядро, эта смена цвета была неуловимой. Я все внимательно проверил — не было исключений!

— Дружище, давай-ка ближе к теме.

— Да-да. Но в случае с Кравицем… Смотри, — и Лукас открыл для Тоцци доступ к своему файлу с проектом, — что произошло с ядром. Прошло почти две секунды, прежде чем оно стало красным. Причем не внезапно, а постепенно. Если посмотреть на все остальные видео, то даже при самом сильном замедлении в потоковом файле нельзя уловить смены цвета. А в случае с Тимом Кравицем, обрати внимание, вот оно сначала черное, — Лукас задал самую низкую скорость видеопотока, — и потихонечку краснеет. Постепенно, неуверенно. Но главное, если посмотреть на сердцевину ядра, то там отчетливо виднеются белые пятна! Мне кажется, что сначала оно собиралось стать белым, но потом словно передумало и стало красным.

— Хм-м-м, — задумчиво произнес Арманду, — допустим. Но что, если эти белые пятна — просто оптический обман на видео?

— Нет, не обман. Я проверил у наших экспертов. Они разложили видео. Это не блики — ядро действительно сначала забелело, но потом как будто что-то сбилось, и оно стало красным. Это только на разобранном видео заметно. Невооруженным глазом не уловишь.

— Дружище, я пока все равно не вкурил, о чем ты хочешь сказать. Ну да, это странно, если все так и есть, как ты говоришь. С другой стороны, мы с тобой не специалисты в области ядра. В крайнем случае надо запрашивать мнение Малены Миллер — она руководит группой…

— Да знаю я, чем она руководит. Конечно, надо. Я даже проект запроса набросал, покажу тебе потом. Если дашь добро.

— Дать добро — дело нехитрое. Ладно, я прямым текстом спрошу: к чему ты клонишь в итоге?

— Я клоню к тому, что Кравиц, может, и не убивал свою жену вовсе. Он таким спокойным был перед началом заседания в Квадрате, да и в ходе заседания особо не нервничал. Потому что был абсолютно уверен в том, что ядро окрасится в белый. А когда оно стало красным, он такую истерику закатил в камере, что даже высокие судьи на него оборачивались, выходя из Квадрата.

— Лукас… Без обид только, ладно? Ты сам говорил, что просмотрел все видео заседаний в Квадрате. Значит, я не открою тебе секрета, если напомню, что осужденные каких только фокусов в камере не вытворяли, видя, что ядро показало красный результат. И молились, и плакали, и клялись. Когда человек понимает, что ему сейчас придет конец, он себя не контролирует.

— Именно! Люди так себя ведут после того, как ядро окрасилось в красный. После, а не до! А ты посмотри на его поведение в камере! Он сравнил ее с туалетом и собирался обсудить это с остальными членами Палаты! Будет так себя вести человек, зная, что через минуту останется без кистей, а через три — без крови? Кравиц не стал бы играть на публику! Кого это впечатлит? Ядро, что ли? Ядру все равно, хоть на голову перед ним встань и лазерными резаками жонглируй! Но главное, почему 519 раз подряд ядро вело себя одним образом, а в случае именно с Кравицем — иначе?

— Не знаю я, дружище. Ладно. Это, в конце концов, твой проект, и если мы наполним его живыми фактами, то приведем в восторг твоего куратора. У кого, кстати, ты проект пишешь?

— У самой Алмейда!

— Вот и чудно. Она любит, чтобы все по существу было. А тут у тебя целая теория будет, да еще и с официальным ответом Малены Миллер. Присылай мне драфт запроса, я проверю, подпишу и вышлю ей.

Реакция Малены Миллер на запрос полиции Сан-Паулу оказалась быстрее, чем того ожидал Арманду. Когда сидящий за соседним столом Лукас услышал, как капитан принял вызов и произнес: «Слушаю, госпожа Миллер!», то чуть не грохнулся со стула. «Один момент, госпожа Миллер, я с вашего позволения подключу своего коллегу, который как раз и обратил внимание на это обстоятельство».

Через миг Лукас уже был на линии с Маленой и Арманду:

— Добрый день, госпожа Миллер! — поприветствовал ее Лукас. — Как погода в Париже?

— Добрый день, господа, — ответила Малена. — У нас сегодня весь день дожди, а в остальном не жалуюсь. Я сразу к делу. Внимательно изучила раскладку видео, которую вы прислали.

— Хорошо, — ответил Лукас, — и каково ваше мнение?

— Если коротко, то я в замешательстве. Совершенно точно могу сказать, что ядро не должно давать такой реакции, какая была в этот раз.

— Э-э-э, — протянул Тоцци, — означает ли это, что есть сомнения в исходе апелляции?

— Мне не хотелось бы делать преждевременных выводов, — ответила Миллер, — но с нашей стороны отсутствует понимание, почему так произошло и чем это могло быть обусловлено.

— А от человека уже горстка пепла осталась, — выдал Лукас.

— Ну, как я понимаю, мы не можем сейчас взять и счесть, что имела место ошибка, — Арманду строго взглянул на Лукаса, хотя голос его звучал деликатно.

— Нет, не можем, — поддержала его Малена, — но если смотреть на всю ситуацию, скажем так, академически, то ядро не должно было давать такую реакцию.

— Госпожа Миллер, — встрял Лукас, — а чем может быть вызвано такое странное поведение ядра?

— О, факторов может быть несколько. Например, в крови кого-то из высоких судей не было реагента, который делает ее способной вызывать реакцию ядра. Или, допустим, кровь сама по себе не способна контактировать с ядром. Это я так, навскидку говорю. Понятное дело, что к нашим высоким судьям данные гипотезы не имеют отношения. Их кровь проверена, а капсула с реагентом вживлялась каждому.

— Только два фактора? — уточнил Арманду.

— Нет. Есть еще заинтересованность высоких судей в исходе дела. Биохимический состав крови в таком случае не позволяет обеспечить корректную реакцию с ядром.

— То есть судья должен испытывать какие-то чувства к осужденному? — спросил Лукас.

— Нет, что вы. Высокие судьи ведь тоже люди, у них есть чувства, в том числе и сожаление, и переживание за того, кто в камере. Если бы я, к примеру, была высоким судьей, то мне, бесспорно, хотелось, чтобы все осужденные выходили на волю — я люблю и ценю людей. Но это совершенно не означает, что я была бы заинтересована, пристрастна. А вот если бы к креслу был прикован мой отец или, скажем, мой сын, моя жена, мой враг, то моя кровь, коснувшись ядра, вела бы себя совсем не так, как надо.

— Хорошо, спасибо, госпожа Миллер, — сказал Арманду.

— А кроме того, неправильная реакция ядра может быть обусловлена тем, что в ходе процесса была использована не ДНК убитого, а чья-то другая.

— Это маловероятно, — парировал Арманду.

— Господа, — продолжила Малена, — только я прошу иметь в виду, что пусть ядро и повело себя не вполне адекватно в плане произошедших в нем химических процессов, это не является свидетельством неправильного приговора. Я это к тому, что даже при такой неожиданной реакции ядра нельзя говорить о том, что человек невиновен.

— Мы учтем это, — ответил Арманду.

— Капитан, я прошу сориентировать меня по дальнейшим действиям.

— Госпожа Миллер, я сейчас беседую с вами вне процессуального поля. У нас нет дела, нет даже предварительной проверки. Но боюсь, что по результатам нашего с вами разговора мне нужно будет пообщаться с прокурором и понять, как нам действовать дальше, если вообще действовать.

— Конечно, действовать, — послышался уверенный голос Малены. — Это экстраординарное событие, и если вы решите не давать делу ход, то я на основании полученных от вас файлов все равно сделаю официальное заявление в наш местный отдел полиции.

— Я вас понял, — коротко ответил Арманду. — Тогда уведомлю вас о результатах разговора с прокурором.

— Замечательно. Хорошего дня, господа! Хотя у нас уже вечер.

— Хорошего вечера, — хором ответили Арманду и Лукас.

Окружной прокурор был более категоричен, чем Арманду. Он санкционировал начало предварительной проверки в режиме секретности и взял ее под личный контроль.

Всю следующую неделю капитан Тоцци и Лукас провели в разговорах с Маленой Миллер и ее коллегами. Они изучили протоколы вживления реагентов каждому из высоких судей, опросили сотрудников Квадрата, готовивших ядро к процессу Кравица и вложивших ДНК профессора Джефферсон в ядро. Они раз за разом отсматривали запись заседания в Квадрате, вертя отдельные кадры буквально пальцами. Отвергнув благодаря экспертному мнению Малены Миллер неактуальные версии, они пришли к выводу о том, что если вся эта история с ядром и имеет под собой какое-то основание, то единственное направление, в котором им остается копать дальше, это небеспристрастность судей. С трудом убедив прокурора санкционировать возбуждение дела, детективы направили в Четвертый окружной суд Сан-Паулу ходатайство о даче разрешения на общение с высокими судьями, поставив на исходящую корреспонденцию гриф «Секретно».

Ходатайства Арманду Тоцци в отношении Филиппа Мартинеза, Тарьи Экман и Икуми Мурао были распределены судье Уилме Сальгадо, в отношении Валерии Видау — судье Крису Джей Оливеру, а ходатайство по поводу Винсента Перре пока не было назначено.

— Да вы с ума сошли! — воскликнула федеральный судья Сальгадо, когда детективы явились в назначенное время к ней в кабинет. — По-вашему, я должна удовлетворить это ходатайство только потому, что молодому человеку почудились белые пятнышки на видео?!

— Ваша честь, — осторожно начал Тоцци, — дело как раз в том, что молодому человеку ничего не чудилось. Эти, как вы выразились, белые пятнышки — не плод его воображения, а нечто возникшее в реальности в момент рассмотрения апелляции казненного.

— Вы не слышите меня! — продолжила судья. — Вы просите, чтобы я поступилась священным принципом неприкосновенности высоких судей и фактически вынудила их общаться с вами на предмет каких-то абсурдных домыслов!

— Я обращаю ваше внимание, — парировал Арманду, — что эксперты официально подтвердили неадекватность поведения ядра. Наше ходатайство основано не на домыслах, а на фактах. При всем уважении.

— Капитан, если мне не изменяет память, не далее чем неделю назад я удовлетворила ваше ходатайство и санкционировала арест помощника вице-премьера в деле о мошенничестве. Не считаете ли вы более продуктивным и для себя, и для общества заниматься именно этим, настоящим делом? А не за сказкой гоняться!

— Ваша честь, я…

— Подождите. Я включу запись. Мы пока с вами неофициально общаемся. Секундочку, — судья запустила запись и ровным вежливым тоном обратилась к капитану: — Детектив, перед тем, как федеральный суд приступит к рассмотрению вашего ходатайства, прошу сообщить, имеются ли у вас какие-либо заявления процессуального характера?

— Имеются, Ваша честь. В данном заседании мы рассматриваем вопрос о даче следствию разрешения на разговор с высокими судьями Мартинезом, Мурао и Экман. А ходатайство относительно высокого судьи Видау рассматривает ваш коллега, федеральный судья Крис Джей Оливер. В целях правовой определенности я прошу вас объединить эти ходатайства в одно производство и рассмотреть под вашим председательством. Я ссылаюсь на сорок третью статью Кодекса.

— Вот спасибо, детектив, за дополнительную нагрузку, — язвительно ответила судья. — Надеюсь, вы знаете, что эта статья не императивна, но я соглашусь, что раз уж мне выпало несчастье рассматривать ваши ходатайства в отношении троих судей, почему бы не разрешить четвертое. Я объединяю дела в одно производство и буду их рассматривать сама. Суд объявляет перерыв на 10 минут — нам нужно это время, чтобы мой ассистент выгрузил материалы дела судьи Джей Оливера в мой аккаунт.

После окончания перерыва Уилма Сальгадо продолжила:

— Дела объединены. Господин детектив, поясните суду, какую конкретно информацию вы хотите получить от высоких судей, коль скоро обратились в федеральный суд с таким специфическим и, без преувеличения, смелым ходатайством?

— Ваша честь, у следствия есть основания полагать, что сомнительная реакция ядра — беспрецедентная по меркам истории существования Суда Прошлого — может свидетельствовать об ошибочном решении по апелляции Тима Кравица.

— Но принципы функционирования ядра научно обоснованы, и ошибки быть не может, — возразила судья.

— Хорошо, Ваша честь, пусть не ошибка. Допустим, ядро действительно не может ошибиться, потому что это наука. Но его можно обмануть.

— Кому?!

— Высокому судье, который является небеспристрастным.

— Простите, детектив, но вы вообще в своем уме?! Не падали на днях головой вниз?

— Ваша честь, следствие пока ничего не может ни утверждать, ни отрицать. Для этого мы и хотим пообщаться с высокими судьями и убедиться в отсутствии какой-либо заинтересованности между ними и господином Кравицем.

— Оставляя вопрос об обоснованности ваших ходатайств в стороне, я хочу уточнить конкретно по высокому судье Икуми Мурао. Она была назначена относительно недавно, и впервые назначение было открытым и транслировалось по сети. Госпожа Мурао, по моему глубокому убеждению, очень подробно, где-то даже слишком, поведала о своей биографии. Вы полагаете, у нее есть что-то, о чем она должна вам рассказать дополнительно?

— Ваша честь, как я и сказал, мы пока лишь просим разрешения на общение с высокими судьями. Мы еще не знаем, какие конкретно вопросы будем им задавать. Что касается госпожи Мурао, то вполне возможно, что у нас действительно не возникнет необходимости беседовать с ней. Но если все же возникнет, то на этот случай нам нужна ваша санкция.

— Один момент. Мне ассистент пишет, что федеральный судья, которому система распределила ваше ходатайство по господину Винсенту Перре, направил свое дело тоже ко мне. Да вы издеваетесь! — воскликнула она, глядя в монитор. — Я что, по-вашему, за весь окружной суд горбатиться должна? Безобразие! Ладно, принимаю его дело к себе. Не возражаете против того, что я все пять ваших ходатайств рассмотрю?

— Не возражаю, Ваша честь.

— Вот и отлично, — ответила судья Сальгадо. — Значит, решим все за один заход. Какие-то новые аргументы в отношении пятого ходатайства по высокому судье Перре у вас будут?

— Нет, Ваша честь.

— Рада это слышать. Господин детектив, я благодарю вас за сообщенную информацию. Я ее оценила, изучила и выношу решение отказать вам во всех ваших ходатайствах.

— Но…

— Я же сказала: отказать! Никаких «но» после такого быть не может.

— Слушаюсь, Ваша честь.

— Заседание окончено. Можете быть свободны.

Арманду Тоцци быстро покинул небольшой кабинет судьи. Лукас, боязливо попрощавшись с Уилмой Сальгадо, поспешил за ним: «Арманду! Арманду!»

Капитан замедлил ход и обернулся. Лицо его было напряженным. Очевидно, Тоцци не ожидал столько быстрого и разгромного проигрыша.

— Сейчас сообщу прокурору, что отказано. Ничего, ничего. Если он решит, мы не будем закрывать дело и соберем побольше фактов.

— Чтобы подать повторное ходатайство?

— Конечно. Я идиот. Нельзя было класть все яйца в одну корзину и позволять, чтобы Сальгадо все пять ходатайств рассмотрела. Она тетка умная, опытная, всегда зрит в корень. Странно, что отказала. Побоялась шумихи, что ли…

Зайдя в отдел полиции, Тоцци и Лукас заметили, что там как-то подозрительно тихо: в помещении вместо привычного гула с примесью мата слышались только шепот и редкие негромкие разговоры, будто отделение посетило высокое начальство.

— Что-то случилось? — спросил Арманду проходящую мимо него коллегу.

— Тоцци, у тебя там в кабинете… Она.

— Кто «она»?!

— Видау. Вроде бы. Я так поняла…

— Видау?!

Арманду ускорил шаг и открыл дверь своего кабинета. За его столом сидела Валерия Видау. На ней были белая рубашка и черная юбка — в таком сочетании Валерия одновременно походила на ученицу старинного пансионата и на топ-менеджера консалтинговой фирмы. Скорее, на топ-менеджера, так как вряд ли ученицы пансионата застегивают рукава сорочек запонками, инкрустированными темно-синими флюминами. Она так внимательно разглядывала стоящую у Арманду на столе коллекцию миниатюрных саксофонов, что не заметила появления хозяина.

— Профессор?

— Не знала, что ты собираешь саксофоны, — не отрываясь от коллекции, промолвила Валерия.

— Я даже играю на них. Госпожа Видау… Профессор…

— Арманду, друг мой, я пришла сюда не как госпожа. И не как профессор. Я пришла как высокий судья и Председатель Суда Прошлого. Думаю, ты в курсе, почему я здесь.

— Вам Малена Миллер позвонила?

— Кто? Малена? Нет, что ты, не она. Здравствуй, Лукас! — выглядывая из-за все еще стоящего возле своего стола капитана, Валерия поприветствовала своего бывшего студента, показавшегося в дверях.

— Здр… Здравствуйте, профессор, — удивленно пробормотал Лукас.

— Мне позвонила не Малена, — продолжила Видау свой разговор с капитаном, — а прокурор. Он сказал о том, что ты обращался в суд с просьбой санкционировать общение с высокими судьями и получил отказ.

— Да, так и есть, — Тоцци стоял у своего стола, не решаясь даже намекнуть Валерии на то, что вообще-то она сейчас занимает его место. Но Валерия не относилась к числу тех людей, кто заставлял других чувствовать себя неловко, а потому поднялась с кресла, всем видом показывая, что уступает место законному владельцу.

— Знаешь, Арманду, у меня в этой связи очень радостное чувство. Принцип неприкосновенности высоких судей в действии! Нельзя это не приветствовать. Как ты считаешь?

— Я не спорю с решениями судов, профессор. В любом случае, ни вам, ни вашим коллегам не о чем беспокоиться.

— Беспокоиться? — удивилась Валерия. — Неужели ты думаешь, что после отказа суда в твоих ходатайствах мы все вздохнули с облегчением? Я была в абсолютном шоке, когда прокурор рассказал мне о том, что увидел Лукас, изучая запись заседания по Кравицу. В этом надо разобраться! Уверена, что найдется разумное объяснение, поскольку я могу ручаться в том, что ни один высокий судья даже на пять процентов не был и не мог быть пристрастен к казненному. Дело, я уверена, в чем-то другом.

— Это уже неважно, госпожа Видау. Суд отказал мне в праве общаться с высокими судьями. Как вы верно заметили, принцип их неприкосновенности перевесил наши с Лукасом наблюдения.

— Да, он отказал тебе в этом праве, но, друг мой, он не запретил нам общаться с полицией по своей доброй воле.

— Не понял… — глаза капитана округлились. — Вы согласны говорить с полицией по этому делу?

— А как еще! — воскликнула Валерия. — У меня и мыслей в голове не было игнорировать те факты, которые обнаружил Лукас. Перед тем, как прийти к тебе, я пообщалась с остальными четырьмя высокими судьями. Не переживай, все в режиме строгой конфиденциальности. Каждый из них и глазом не моргнул — они готовы приехать к тебе в отделение и предоставить всю информацию, которую ты сочтешь необходимым от них получить.

— Госпожа Видау! — Арманду подошел к ней и застыл, не зная, можно ли ему обнять Валерию или это будет чересчур. — Это… Это просто шикарно!

— Можно подумать, я денег тебе в долг дала. Какие дальнейшие действия?

— Думаю, мне надо будет составить график разговоров с высокими судьями, чтобы задать интересующие меня вопросы… Видимо, это и есть следующий шаг.

— Тогда держи меня в курсе. Можешь свой график мне выслать, а я его доведу до сведения остальных.

— Госпожа Видау, еще раз спасибо. Я, если честно, и не удивлен. Ожидал от вас такого.

— Не удивлен, а сам чуть на шею мне не бросился. Ага, рассказывай. Все, ладно. Я и так потратила на тебя больше времени, чем рассчитывала.

Валерия направилась к выходу.

— До свидания, профессор! — услышала она вслед голос Лукаса, который затем ни с того ни с сего ляпнул: — Привет Сабрине!

— Можно подумать, это я с ней сегодня спать буду, — не оборачиваясь, усмехнулась Валерия и скрылась из виду.

— Что это было? — спросил Лукас сам себя. — «Привет Сабрине»? Что за хрень?

— Вот это было сильно, — не слушая парня, задумчиво сказал Тоцци. — Вот это было сильно… Какая умная женщина.

— Арманду, если тебе нужна будет моя помощь, я весь твой!

— Конечно, нужна. Но не сегодня. Сегодня я больше ничем не буду заниматься. Пойду домой и подумаю, как лучше спланировать дальнейшие шаги. До завтра!

Он взял со спинки стула свой пиджак и вышел из кабинета.