Поезд отправлялся в восемь тридцать с Казанского вокзала. Он вышел из дома за полтора часа до назначенного срока. Не спеша дошел до остановки маршрутного такси, доехал до метро и плюхнулся на мягкий кожаный диван переднего вагона. До станции «Комсомольская», на которой находится Казанский вокзал, ему было всего семь остановок с одной пересадкой. По времени такая поездка занимала максимум двадцать пять минут, так что запас оставался приличным.

Ровно за полчаса до отправления поезда он был уже на перроне. Подошел к информационному табло, убедился, что все по расписанию – без опозданий, и поезд будет подаваться на третий путь. Купил газету в ларьке и бутылку минеральной воды без газа.

В этот утренний час на вокзале было оживленно. Многочисленные семейства с огромным багажом и маленькими детьми стояли плотным строем, внимательно вслушиваясь в объявления о подаче того или иного состава на посадку. Сонные дети сидели на сумках и чемоданах, уткнувшись в мобильные телефоны и МР-3 плееры. Тут и там деловито сновали носильщики с большими никелированными бляхами и устрашающего вида телегами (с колесами, как будто только что снятыми с ближайшего железнодорожного вагона). Помимо них вокзальный пейзаж разбавляли многочисленные гости с юга с хозяйственными тележками, которые составляли более юркую и дешевую альтернативу штатным носильщикам.

Он был уверен, что между этими двумя группами частенько возникали стычки и серьезные недопонимания, которые иногда приводили к мордобою и поножовщине со стрельбой из различного вида пневматических пистолетов и травматики.

Он задумчиво закурил. Эта вредная привычка стала частью его натуры. Он курил уже тридцать лет и пока не испытывал потребности бросать. Говорили, что сигареты сильно вредят здоровью. Он был согласен, но подозревал, что при его работе отсутствие при нем спасительного никотина загонит его в могилу гораздо быстрее, чем потенциальные проблемы со здоровьем. Он работал водителем-экспедитором в одной московской коммерческой организации, и ему постоянно приходилось ощущать на своей шкуре, что такое легендарные московские пробки. Бороться с ними было бесполезно, они не шли на уступки ни при каком случае. На одного, принявшего решение не выезжать по рабочим дням на личном автомобиле, появлялось два новоиспеченных автолюбителя, которые яростно и с явным энтузиазмом бросались покорять автомобильную Москву.

Но и первые – те, что решили не ездить по рабочим дням, тоже полностью не отказывались от своих четырехколесных коней, только теперь предпочитали пользоваться ими на выходные. Что тут же сказалось на субботней и воскресной загруженности дорог. И если в воскресенье еще можно было куда-то проехать, то суббота уже точно превратилась в выездной филиал пятницы или понедельника. Ездить было трудно, нервно, противно и пакостно. А теперь еще и ночью автомобильное движение стало достаточно напряженным. Ровно в одиннадцать вечера колонны большегрузных автомобилей выпрыгивали из многочисленных убежищ и устремлялись из центра на свободу или, наоборот, в центр – на разгрузку, погрузку или отстой в гаражах.

Короче говоря, с автомобильным движением было все очень непросто, и спасительные сигареты всегда должны были находиться у него под рукой. Они действительно снимали нервное напряжение, повышали настроение и коротали вместе с ним время, проводимое в тесной кабине своего «Бычка». Он был классическим водилой – с огромными ручищами, простым лицом и крепким телосложением. От него всегда пахло машиной и табаком. И это даже кому-то нравилось – в любом случае, такие запахи были не самыми неприятными в широкой гамме запахов, которыми мог похвастаться человек разумный.

Он глубоко затянулся и еще раз огляделся вокруг. При себе у него была одна небольшая сумка с парой маек, рубашкой, спортивным костюмом, кепкой, шлепанцами, полотенцем, бритвой и зубной пастой со щеткой. В сумке лежала дежурная книжка про приключения Конана-варвара в варварскую доисторическую эпоху, журнал с кроссвордами, вареная курица, завернутая в алюминиевую фольгу, кусок ржаного хлеба и две бутылки крепкого пива «Балтика–7».

Пиво он решил выпить после обеда, когда поезд уже давно минует Рязань и будет на всех парах приближаться к Воронежу. Он не любил пиво с утра – даже в отпуске. Он вообще считал, что те, кто с утра начинает пить, уже ни на что не годятся. Невозможно было себе представить нормального человека, рано поутру спешащего к ближайшему ларьку в надежде заполучить спасительную бутылку пива. Или (после того, как все ларьки позакрывали) в нетерпении ожидающего открытие продуктового магазина, чтобы утолить свою палящую изнутри жажду. В любом случае – жуткое и ненасытное похмелье свидетельствовало о некачественно проведенном вечере или ночи, где не было ни хорошей горячей закуски, ни хороших напитков.

Ему всегда казалось, что само такое поведение сильно унижает человеческое достоинство, а он – хоть и работал водителем, а не каким-нибудь рафинированным менеджером-чистоплюем в розовенькой рубашечке и брючках-дудочках на тщедушном тельце (зато – с апломбом Зевса-Громовержца), себя уважал. И его уважали друзья и коллеги по работе. Он был ответственным, исполнительным и грамотным. Он знал пути объезда и вообще всю Москву, как свои пять пальцев. Он знал, куда и когда стоит ехать, а что лучше отложить или перенести. До появления навигаторов и мобильного интернета, по которому сейчас всегда можно посмотреть, где и какие пробки находятся, он часто служил своеобразным справочником для своих коллег по работе, которые обращались к нему за советом, как лучше добраться до того или иного места. Но теперь они редко прибегали к его услугам – сейчас они все были мобильные и всегда на связи, что, впрочем, никак не отменяло его личный профессионализм и знания.

Руководство тоже его ценило и частенько премировало за хорошую работу. А иногда и просто так – по случаю какого-нибудь праздника. Премии были не то что большие, но по крайней мере, служили знаком внимания и показателем, что его ценят и о нем помнят. По нынешним временам такое явление, как постоянные премии, было редкостью, но он работал с момента основание фирмы и был вхож в самые высокие кабинеты, так что ему везло.

Он помнил, как начинался этот бизнес. Как два человека арендовали крошечное помещение на окраине, и он был третьим, кто официально был принят на работу в компанию – соответственно после директора и бухгалтера (и по совместительству финансового директора). Хорошие были времена, интересные. Ни о каком цивилизованном ведении бизнеса тогда не могло быть и речи. Скорее наоборот – государство разваливалось, из всех щелей лезли новоявленные коммерсанты и негоцианты, которые занимались исключительно перепродажей того, что производилось на государственных заводах, или спекулировали зарубежными товарами.

Фирма, в которую он устроился, тоже не отличалась нестандартным мышлением и торговала, как тогда говорили, товарами народного потребления, а проще – тем, что удавалось урвать по дешевке, а потом перепродать. И неважно было, какое качество у этого товара, главное – чтобы он был, и был постоянно, а продать его в измученной тотальным дефицитом стране можно было легко и непринужденно. Потом фирма стала расти, последовали многочисленные укрупнения и переезды, увеличения штатов и оборотов, криминальные разборки и поиск крыши. Потом была размолвка между учредителями, когда один обвинил другого в преднамеренной краже его личных и причитающихся ему по закону и по понятиям денежных средств, и выяснение отношений уже между ними самими.

Да, много было всего интересного, но все это прошло, и теперь фирма представляла собой достаточно устойчивое коммерческое образование со своим офисом, штатом в сто пятьдесят сотрудников, хорошей прибылью, складами и связями в правительстве Москвы и несколькими филиалами на периферии. Филиалы иногда порывались закрыть, но их местные руководители всячески отстаивали свои права и права на существование самих филиалов и доказывали, что без них весь бизнес в регионах придется закрывать. Местных можно было понять – они могли заниматься собственными непрозрачными делишками под крышей московской фирмы – с одной стороны, и иметь преференции, товар на реализацию и частичную компенсацию их затрат головным офисом – с другой. Стоит ли говорить, что директора филиалов всегда состояли в прочной родственной связи с руководством московской организации? Было неразумно позволять чуждым элементам проникнуть в практически семейный бизнес. Это было нелогично и неправильно. Члены семьи не оценили бы и не поняли, тем более сейчас – когда после всех разборок на фирме остался только лишь один учредитель.

Голос, многократно усиленный передающей аппаратурой, сообщил, что начинается посадка на его поезд. Семейства, навьюченные поклажей, пришли в движение. Плотная толпа, радостно пересмеиваясь и семеня сотнями ног, тронулась по направлению к выходу на перрон. Маленькие дети, цепко ухватившись за руки взрослых, бежали рядом, на время позабыв про свои плееры и мобильные телефоны.

У него было куплено место в вагоне номер девять. Сейчас он вспомнил рассказ Задорнова о злоключениях пресловутого девятого вагона. Это там, где в состав прицепили их два, и один из них всегда оставался пустым, а другой – переполненным, и который в итоге и отцепили от поезда. В этот раз повезло – девятый вагон был всего один. Нумерация начиналась с головы состава, а хвост находился рядом с вокзальной площадью, так что он, добираясь до своего вагона, смог убедиться, что его вагон идет точно после десятого. Рядом располагался восьмой – о чем свидетельствовала крупная цифра «восемь», прислоненная к стеклу соседнего вагона изнутри.

Место было номер десять – в купе на верхней полке. Он выстоял очередь на вход в вагон, предъявил паспорт и билет симпатичной проводнице и зашел в свое купе. Оно пока оставалось пустым – он был первый. Пользуясь случаем, он решил сразу переодеться. Достал из сумки видавший виды спортивный костюм, шлепанцы и книжку, а из пакета – купленную на перроне бутылку минеральной воды. Переодевание не заняло много времени – максимум минуту. Он всегда привык все делать быстро и четко. Он был неприхотлив, и его движения никогда не несли в себе никакой суеты. Основательность сквозила во всем его облике. Так было и сейчас. Забросив книжку на свою полку, а сумку – в верхний открытый багажный отсек, он взял сигарету с зажигалкой и пошел покурить на перрон. Подождав, пока появится возможность выйти из вагона, и для этого пропустив всех входящих пассажиров, их друзей и родственников, он отошел от входа и встал напротив своего купе, чтобы наблюдать, что никто не покушается на его незатейливую частную собственность. Чиркнул зажигалкой и выпустил первую струю дыма через нос.

Мимо него в обоих направлениях лилась оживленная людская река – со своим главным течением, затоками, завихрениями и тихими заводями, одну из которых он сейчас собой и олицетворял. Ему нравилось вот так спокойно постоять, пользуясь долгожданными минутами отдыха и предвкушая интересное путешествие на юг. Не так часто ему удавалось побывать в отпуске – он привык все время работать и использовал положенный ему по закону отпуск только наполовину, и так уже на протяжении двадцати пяти лет. Иногда он интересовался у бухгалтера, а какая сумма компенсаций за неиспользованный отпуск у него уже накопилась, и тогда бухгалтер, каждый раз заливаясь смехом, отвечала, что уже так много, что его теперь не уволят никогда, лишь бы только не выплачивать положенную ему по закону денежную сумму. И он тоже всегда смеялся вместе с ней. Он определенно считал, что может посмеяться с приятным ему человеком когда и где захочет, и вовсе не обязан всегда и везде сохранять суровое и серьезное выражение лица. Он был веселым и искренним, и его профессия тоже обязывала быть его в достаточной степени искренним – не то, что эти надутые фанфароны-менеджеры в офисе, которые только делают вид, что что-то из себя представляют, а сами ни грамма пороха не нюхали еще в своей жизни, ничего не знают, не умеют и не хотят уметь.

Через стекло вагона он увидел, как в его купе вломилась целая орава взрослых и детей, и понял, что, как всегда, поездка к теплому морю в это время года скучной не будет. Оставалось только надеяться, что дети будут не слишком шумные. Постояв еще недолго и услышав объявление, что до отправления его поезда остается пять минут, он зашел в вагон и стал наблюдать, как к выходу потянулись многочисленные провожающие.

Наконец поезд тронулся, и он решил заглянуть в купе. Там находились мужчина и женщина лет тридцати пяти и двое детей – одному лет десять, а другому – от силы года полтора. «Полным полна коробочка», – подумал он, поздоровался, сообщил, что тоже едет в этом купе, и пошел в тамбур курить очередную сигарету. В тамбуре уже стояли несколько мужиков с бутылками пива и оживленно обсуждали, как они весело проведут отпуск. Было жарко, даже несмотря на ранний час и работавший в вагоне кондиционер. Курильщикам в тамбуре кондиционер был не положен – предполагалось, что прохладу и вентиляцию здесь будет обеспечивать ход поезда, когда дым вытягивается через сцепку между вагонами. Для этого нужно было только лишь открыть переходную дверь тамбура. А когда поезд стоит на остановках, всякий уважающий себя курильщик обязан выйти на перрон и там уже наслаждаться едким дымком.

Он уже понял, что сегодня ему не суждено долго оставаться в своем купе. Выйдя из тамбура, он услышал, как его попутчики всем скопом пытаются утихомирить малыша, который заливался разухабистым плачем с нотками младенческой истерики. Это было нормально, и он только лишь пожал плечами и пожелал себе спокойствия, спокойствия и еще раз спокойствия. Он всегда и везде старался контролировать себя и свою нервную систему, памятуя о том, что нервные клетки, как говорят, не восстанавливаются.

Он встал напротив последнего купе. Это было купе тех мужиков, которые только что курили вместе с ним в тамбуре. Сейчас они оживленно раздирали на части сушеную рыбу и гремели пивными бутылками. Их было четверо, и они занимали целое купе. Один из них громко убеждал других, что уже наступило время первой «пули», и что самое лучшее времяпрепровождение – это бессмертный преферанс. Через пять минут они кое-как почистили стол, рассовали закуску и пиво по углам, достали новую колоду карт и на помятом тетрадном листе расчертили поле для преферанса. Как он понял из разговора, играть они собирались «Сочинку» – самый простой и самый щадящий вид преферанса.

Он вспомнил свои студенческие годы. Тогда – перед самым развалом СССР в моду вошли так называемые «Скачки», когда игра делилась на несколько этапов, и по окончанию каждого этапа тот, у кого была самая маленькая «гора» и тот, кто первый заканчивал этот этап, получали дополнительные призы – по сто или сто пятьдесят вистов на каждого. Помимо этого распасы были в виде горки – сначала шестерная, потом семерная игра, потом – восьмерная и девятерная, а потом – так же вниз. А в гору за каждую невзятку писалось в два раза больше, чем в пулю. Причем на распасах – тоже самое. Такой способ записи предполагал игру в постоянном напряжении – когда результат был неизвестен до самого конца. А учитывая то, что играли на деньги, а часто – на очень серьезные деньги – можно было догадаться,

сколько нервной крови проливалось за преферансными столами. Некоторые из студентов предпочитали играть в бридж – считалось, что эта игра равносильна чуть ли не шахматам. В бридж он не играл, а вот преферанс любил и до сих пор вспоминал о тех навсегда ушедших годах с легкой грустью. Сейчас вокруг него не было никого, с кем он вот так запросто мог бы спокойно поиграть в преферанс – все были очень сильно занятые и значимые. «Ну, как же – менеджеры!», – иногда почти со злобой думал он. – «Никого не зазовешь перекинуться в картишки! Вот оно – капиталистическое разделение на нужных и ненужных!»

Постояв и украдкой посмотрев, как мужики нетерпеливо раздают карты, он перешел к следующему купе. Там ехали парень с девушкой и бабушка с внучкой. Внучка была серьезная, в очках и читала книжку с картинками. Бабушка, уютно устроившись в углу на нижней полке, вязала длинный шерстяной чулок. Было видно, что ей это занятие доставляет истинное удовольствие. На лице бабушки застыла блаженная улыбка, взгляд был сосредоточен, а руки быстро делали свое дело – чувствовался многолетний опыт. Парень с девушкой лежали наверху на одной полке и, как в том анекдоте, где Мюллер ехал по шоссе со скоростью сто километров в час, а рядом шел Штирлиц и делал вид, что неторопливо прогуливается, делали вид, что просто лежат рядом. Он не стал смущать их докучливыми взглядами и перешел к следующему купе.

Здесь было почти что то же самое, что и в предыдущем, только вместо парня с девушкой ехали мужчина лет пятидесяти и дама сходного с ним возраста. На нижней полке сидела неизменная бабушка и такая же неизменная внучка, только в этот раз внучка сосредоточено пялилась в свой мобильный телефон, а бабушка не менее сосредоточенно смотрела в окно на проносившиеся мимо дома и домики. Состав все еще шел по Московской области, день был рабочим, и поэтому автомобильное движение за окном было под стать тому, к какому он привык. Проще говоря – оно было сильно напряженным. Многочисленные автомобили сновали тут и там, постоянно сигналя и ревя двигателями внутреннего сгорания. Бабушка смотрела и на них в том числе. Может быть, она в это время думала о чем-нибудь высоком и нематериальном, а может – о том, что скоро придет время выкапывать картошку на ее небольшом приусадебном участке где-нибудь под Волоколамском.

Он не стал угадывать мысли бабушки, наблюдать за дамой послебальзаковского возраста и ее кавалером (пусть даже украдкой) было неинтересно, и он перешел к четвертому по счету от туалета купе. Здесь было веселей. В купе сидели трое парней и одна девушка. Судя по обручальным кольцам, она и один из молодых людей были мужем и женой, и скорее – молодоженами. Компания тоже играла в карты, и тоже – под пиво. Только эти резались в покер. Сейчас покер стал самым модным развлечением среди молодежи, чему способствовала массовая пропаганда его, как самой интеллектуальной и захватывающей игры всех времен и народов. Он даже слышал, что кое-кто предлагал внести турнир по покеру в программу олимпийских игр. И, конечно, после керлинга этому бы никто не удивился.

Молодые люди тщательно подготовились. Напротив каждого из них высилась большая горка разноцветных жетонов, обозначающих номинал денежных средств, какими обыкновенно пользуются в казино. Наборы таких фишек можно было купить в магазине. Но покупали их обычно только те, кто проводил за игрой в покер достаточно долгое время. Было видно, что здесь собралась компания заядлых любителей покера, они оживленно делали ставки, менялись местами при сдачах карт, попеременно решали, кто на данный момент будет банкующим. Девушке, судя по всему, сегодня везло. Она в течение часа после отхода поезда значительно уменьшила количество разноцветных жетонов, находящихся у ее соперников, чему и была несказанно рада. Он постоял напротив их купе еще несколько минут и опять пошел в тамбур – на перекур. Такова была жизнь в поезде – она предусматривала немного вариантов времяпрепровождения – курить, пить пиво, играть в карты, читать что-нибудь, есть или спать. Правда, с недавних пор стало популярным еще и смотреть фильмы или играть в игры на планшетниках или ноутбуках, но многие пока по старинке предпочитали обходиться без навязчивых электронных устройств.

Выкурив очередную сигарету, он подошел к пятому купе. Оно было закрыто, и из-за двери не доносилось ни звука. Место напротив закрытой двери этого купе было самым комфортным – он никому не мешал своим присутствием и мог спокойно смотреть в окно. За окном мелькал все тот же подмосковный пейзаж, обильно сдобренный движущимися в разные стороны автомобилями.

Он вспомнил свой недавний разговор с женой – когда он в очередной раз вернулся в десять часов вечера из гаража. Машина сломалась, у нее внезапно потекло масло, и они с другими водителями несколько часов устраняли неполадки. А назавтра нужно было вставать в шесть утра на работу. Жена уже в который раз завела свою нескончаемую канитель о том, что хватит уже столько горбатить, пора искать нормальную работу в офисе, что в семье его вечно никогда не бывает, и что дети растут без отца. И что ему нужно попросить своего директора, чтобы он ему что-нибудь подыскал, и что всех денег не заработаешь, и особенно – на его колымаге.

Он молчал и улыбался – к таким разговорам он давно привык и знал, что жена его ценит и понимает. И дети любят, несмотря на все его странности и многочасовую рабочую неделю. При всех своих недостатках, при нем они не нуждались. А работа в офисе – честно говоря, она его совсем не привлекала. Можно было, конечно, попросить директора выделить ему какое-нибудь кресло и стол с компьютером, и он бы не отказал. И можно было бы даже заниматься чем-нибудь, например, связанным с логистикой, но такое решение было ему совсем не по нутру.

Сидеть в офисе и зимой, и летом, смотреть, как кругом бегают менеджеры, как они надувают щеки и смотрят на него – уже почти ветерана трудового фронта – с нескрываемым пренебрежением – такой расклад ему совсем не нравился. И поэтому он не торопился соглашаться с доводами жены и всячески оттягивал момент, когда придется идти к директору и просить у того мягкое кресло и стол с компьютером, подключенным к интернету.

Он еще чуть-чуть постоял, посмотрел в окно и решил попить чая. Дошел до купе проводников, попросил налить ему стаканчик и купил шоколадку. Достал из кармана пятьдесят рублей и расплатился. Заодно решил посчитать, сколько у него осталось наличности. Осталось не так уж и много – всего около семисот рублей. Тратить он их, в принципе, не собирался, ну, может, еще думал подкупить пару-тройку бутылочек пивка. Как-никак – отпуск. Можно и разговеться чуть-чуть. Еще у него была при себе пластиковая карточка, на которую бухгалтер клятвенно пообещала сегодня прямо с утра заслать денег. Он верил своему бухгалтеру – она никогда его не обманывала, и вообще, у него с ней были прекрасные деловые отношения. Сегодня, честно говоря, на бухгалтера была одна надежда – без ее перевода он останется совсем без денег. Его, конечно, встретят – как-никак, едет к своим – и он мог там перехватить в любой момент, а потом вернуть, но все равно, без своих законных, гремящих в кармане, было неуютно. Так получилось, что в этот раз он должен был оставить все деньги жене – она замыслила какую-то, как она говорила, грандиозную покупку на их юбилей. А сам приехал на вокзал только лишь с одной тысячей в кармане. Но бухгалтер не должна подвести.

Он сделал глоток. – Хорошо!

На душе, несмотря на непрекращающийся плач младенца из его купе, было светло и радостно. Он улыбнулся. Впереди у него отпуск, а там, глядишь, вернется и попросит директора дать ему работу в офисе. А может, и дальше будет ездить на своем любимом «Бычке» и приносить пользу людям, фирме и самому себе. Он еще не решил, и торопиться с принятием решения не собирался. Все-таки работа водителем ему очень нравилась.

Завибрировал мобильный телефон. Он прочитал входящую SMS и удовлетворенно кивнул головой. Бухгалтер не подвела, и программа мобильного клиент-банка в автоматическом режиме сообщила ему, что на его карту переведена сумма в один миллион двести тысяч рублей. Это была небольшая часть из причитающихся ему дивидендов по результатам работы фирмы за год. Он улыбнулся – пусть немного, но на короткий отдых хватит. Хорошо все-таки быть единственным учредителем! Любят, ценят, уважают, и деньги есть. А с директором поговорить все же нужно, а может, вообще его поменять? Он еще не решил.