«Месть и смерть!», – моя ярость лилась через край, ее напор был столь силён, что лапы разъезжались, меня всего шатало, и перед глазами стояла она – та, что посмела захлопнуть передо мной дверь!

«О! Ты совершила ужасную непоправимую ошибку и жестоко поплатишься за неё!», – спустя пару минут приступ бешенства почти прошел, и я вновь вернул себе способность трезво мыслить. Оставалось только придумать, как воплотить угрозы в жизнь.

«Что у меня есть против Эфесии? Вернее, не так! Что у нее есть с собой, чем бы я мог воспользоваться против неё?», – вот на какие вопросы мне предстояло для начала найти ответ.

Я сел на хвост и задумчиво уставился на ненавистную дверь спальни. Воображение тут же нарисовало картину, как Эфесия пулей выскакивает из неё, а её саму преследует огромная (гигантская) злобная серая крыса, лязгая зубами и с высунутым наружу шевелящимся влажным языком.

«Жалко, что таких в природе не существует!.. Зато! – я громко рассмеялся (если Вы думаете, что кошки, коты не умеют смеяться, Вас кто-то ввел в заблуждение). Наш смех – он не менее саркастичен или ироничен, или весел, чем у человека! Просто он специфический – мы саркастически, иронически или весело скалим зубы – и иногда даже получается очень громко. – Зато можно отловить парочку обыкновенных крыс и по вентиляционной трубе, ведущей в спальню, сбросить их на голову Эфесии!»

Чудесная мысль! Я задрожал от возбуждения и плотоядно облизнулся. Шок! Это будет шок! Эфесия побежит даже и не пулей, а настоящей баллистической ракетой со скоростью в семь раз выше, чем у пули. А моя задача – не дать ей уйти! Как это сделать?

Нет, я не стану бросаться ей под ноги или прыгать с потолка на загривок, прокусывая ярёмную вену! Нет, не стану! Я не дурак и не самоубийца. А вот лишить её средства передвижения (средства спасения) – совсем другой разговор! Эффектно, эффективно и очень дорого в ремонте!

* * *

Когда приходит время действовать, я не медлю!

Я метнулся вниз и под покровом темноты пробрался к машине Эфесии. Рядом с нею – с машиной – курили два охранника с автоматами, водила сидел и курил за рулём. Скотская всё-таки служба! Привез богатую наследницу развлекаться, а сам жди, пока она соизволит появиться обратно! А то, глядишь, и ночевать придётся, если вдруг хозяйка зависнет до утра – ведь команды уезжать-то не было!

«А теперь вы вообще вряд ли уедете! По крайней мере, не на этом „Мерседесе“!», – я незаметно подполз под джип и первым делом тщательно изучил днище – где, откуда и какие шланги торчат. Их было немного – точнее, снаружи не было ничего. Все шланги и провода были убраны в герметичные кожухи – стальные, с кое-где пластиковыми вставками.

«Вот сейчас я и проверю хваленое немецкое качество!», – я поддел когтём кусок пластика и рванул его на себя. Он не поддавался. Я перешел к следующему соединению – аналогичная история. Всё было закреплено надежно – даже слишком, по-моему!

«Нехорошо получается! – я немного сник и прилёг подумать. – Со стороны днища джип не взять, остается салон, но там водила, и остается еще выхлопная труба, которую можно чем-нибудь забить!» И, кстати – если Вы спросите меня, откуда я знаю про выхлопную трубу, так я отвечу: «Нужно читать книжки – в них есть вся необходимая информация!»

Поскольку Эфесия приехала не на обычном «Геленвагене», а на целом «Брабусе», выхлопных труб у него было не одна или две, а четыре. Это одновременно плохо и хорошо. С одной стороны – дольше трудиться, с другой – если забить все трубы одновременно, для их очистки потребуется в четыре раза больше времени!

Лучшее средство надежно законопатить выхлопную трубу – это картофель. И еще нужна палка – чтобы просунуть картошку как можно глубже. У нас такая есть – пластиковая, гимнастическая. Тонкая и легкая – оптимальная!

Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы перетащить весь набор к джипу: четыре подходящих по размеру картофелины (их диаметр примерное был равен диаметру трубы) и гимнастическую палку. И, кажется, охранники и водитель как раз задремали! Они сидели в машине, и оттуда не раздавалось ни звука.

– Вперед, Пан Чарторыжский! – я зажал картофелину передними лапами и аккуратно вставил ее в отверстие выхлопной трубы. Полюбовался. А что? Смотрится весьма органично, как будто здесь и была! Далее – меткий прицел, удар, мягкое движение, и картофелина успокоилась где-то в недрах «Мерседеса» – и честно, как ее оттуда извлечь, я не представлял. Тем более, ведь на трубе не написано, что в ней – картошка!

…Через четверть часа всё было кончено. Машина не тронется с места!

Придётся Эфесии добираться до дома на чём-то другом – или ждать прибытия запасного автотранспорта. Хотя – есть вариант запрячь Женю, но с ним я разберусь просто. Уволоку ключи от нашей машины и спрячу подальше! А потом верну! Изысканный выход из непростой ситуации! Женя, конечно, будет выглядеть в глазах Эфесии полным козлом, но он и так уже им стал – после того, как не пустил меня в спальню! Мог бы, между прочим, и поддержать друга!

Я замёл следы преступления, наброса л травы и листьев, чтобы скрыть отпечатки кошачьих следов на земле, отнес гимнастическую палку обратно в тренажерный зал – всё! Я не при делах, подозрения на меня если и падут – то только в кабинете психиатра, к которому Эфесия обязательно обратится после всего, что с ней произойдет!

«Самое главное, считай, сделано!», – на радостях я плотно поел и подремал. Бег времени, конечно, не остановить, часики тикают, но я специально проверил – Женя и девушка всё еще находятся в спальне и выходить оттуда, судя по всему, не планируют. А мне, чтобы открутить голову парочке крыс, нужно максимум пять минут – такой я проворный охотник!

Жертвы, т. е. крысы, как я и планировал, нашлись сразу – впрочем, открою секрет – не в нашем подвале (а то читателя наверняка передёрнет, и он задастся вопросом: «Как такое возможно? У такого крутого – и крысы шарятся по дому?») Нет, я сбегал к общекоттеджной мобильной помойке за окраиной поселка – и поскольку уже было темно, крыс, роющихся в мусоре, там было навалом. Придавил две штучки и вернулся назад.

Крысы оказались большими и тяжелыми, тащить их было трудно, но я управился! Ощущение приближающейся сладкой мести придало мне сил – мой план входил в финальную стадию исполнения. Последний штрих перед развязкой: два ключа от Жениной «БМВ» на чердак – и спрятать в коробку со всяким хламом, в которую он не заглядывал, наверное, уже лет пять! Там он их точно искать не и подумает – тем более, в условиях общего переполоха!

«Месть – это блюдо, которое подают холодным!» Полный бред! Только месть с пылу с жару, только месть на эмоциях! Немедленная месть притягательна, а холодная – это для конченых маньяков!

Я подпрыгнул и ловко влез в трубу вентиляции – и даже крысы, зажатые в зубах, мне не помешали. Теперь мягко, осторожно, чтобы громыханием лап не насторожить раньше времени потенциальную жертву – вперед!

Домовую вентиляцию я знаю, как свои пять когтей. Изучил ее будучи еще котенком – часто прятался и спал прямо в трубах. Можно сказать, вентиляция – мое персональное убежище. Конечно, она, как и положено инженерным сооружениям сходного с нею предназначения, перекрыта решетками, оснащена двигателями и страшными вращающимися лопастями, но есть и отсеки, в которых воздухообмен производится естественным путем.

Один из таких отсеков – хозяйская спальня, в ней сейчас заперлись Эфесия и Женя. А проникнуть к выходной решетке – да нет ничего проще! Решетка спальни, закрывающая вентиляционное отверстие, декоративная, держится всего на одном маленьком центральном болтике, ее можно с легкостью выдавить наружу лапой.

В моём хитроумном плане решетка, пожалуй, единственное слабое звено – при нажатии она непременно вывалится с хрустом и переполоши т любовников. Впрочем, я готов пойти на риск, поскольку в спальне темно, пока они очухаются, пока включат свет, я выскочу, как кот из канализации, сброшу крыс на кровать и снова скроюсь в трубе! А потом ищи меня, свищи – ветром в поле!

Я незаметно и неслышно прокрался по трубе к решетке и не поверил своим глазам! Она была снята – я чуть не взвыл от радости! Я вспомнил – неделю назад к нам приходил мастер (Женя специально вызвал его – проверить воздуховоды и каминную трубу), и мастер, понятно, решетку на место не прикрутил. Ведь должен же он оставить какую-то память после себя!

– Бинго! – кошачий бог (его зовут Котогромовержец, и я ему поклоняюсь) услышал мои молитвы, я проникну в спальню и уйду незамеченным, и никто (повторяю, никто!) не заподозрит меня в диверсии! Людишки просто не поверят, что коты способны на такие осмысленные и подлые поступки.

Я высунул мордочку наружу и убедился – в спальне тихо. Женя и Эфесия то ли спят, то ли, утомившись сексом, лежал в объятиях друг друга и тоже спят (для меня разницы нет).

Вентиляционное отверстие расположено под потолком над гардеробом с зеркальными дверями, и я спрыгнул на гардероб (той тишине, с которой я двигался, может позавидовать любой ниндзя из Японии), далее я спрыгнул на мягкое кресло и затаился. Прыжок на кресло – самый опасный участок пути от трубы до кровати. Но пронесло, никто меня не услышал!

Теперь – дело техники. Одну дохлую крысу я кинул в ноги любовников (спят так причудливо, ноги и руки переплетены, и не понять, где кто), вторую – на ближайшую к голове Эфесии подушку. Вот будет потеха! Любовники не шевелились, я быстренько взобрался обратно наверх и спрятался в вентиляции.

– Победила дружба, Пан Чарторыжский! – я схватил правой лапой свою левую лапу и потряс ими в воздухе. – А вот с Эфесией и Женей, боюсь, случится обморок! Вот только как бы мне их разбудить?

Действительно, как? Ждать до утра я не хотел. Утром эффект от крыс будет совсем другим, утро красит нежным светом стены древнего Кремля и т. д. Всё должно случиться непременно ночью!

– Эврика! – я восторженно перекрутился и цапнул себя зубами за кончик хвоста. Развернулся и побежал прочь из вентиляции – мой путь ведет меня на чердак.

Окно спальни выходит на северную сторону нашего дома, прямо над ним – чердачное окно, а с него вниз свисает фирменный, стилизованный под виноградную лозу, обвивающую толстую ветку дерева, термометр. Монтировали его немцы (они же являются единственными дилерами таких термометров на всем пространстве СНГ), монтаж провели на совесть, ему не страшны никакие порывы ветра, ни снег, ни град, ни дождь, на даже удары молний!

Но я – я представлю дело так, как будто «лоза» отслоилась от носителя – «дерева», и теперь под порывами ночного сухопутного бриза лупит в окно спальни, грозя расколотить дорогущий немецкий термометр. Для этого мне нужна веревка с грузиком, и я знаю, где ее взять! В той самой коробке с хламом, куда Женя не заглядывал уже лет пять, и куда я спрятал ключи от нашей машины!

Веревка – намного старше меня самого. На ее конце привязана резиновая мышь – веревкой с мышью Женя играл со мной, когда я был котенком. Потом я вырос, и мне стало неинтересно. Увы, детство так скоротечно, оно проходит, и о нем остаются только теплые воспоминания, часто не соответствующие действительности!

Мышь с веревкой нашлась мгновенно – тем более я знал, где искать. Чердачное окно у нас всегда открыто, на чердаке всегда свежо и пахнет зеленью (если лето) и снегом (если зима). Я запрыгнул на подоконник, ухватил зубами веревку и, помогая себе лапами, спустил мышь ровно настолько, чтобы она оказалась вровень с окном спальни.

– А теперь покачаемся! – первый удар мышью в окно прозвучал в тишине набатом – хотя он был и не таким громким, как мне, возбужденному от собственной смелости и неукротимости, показалось. Второй удар был уже громче, третий – еще, а вот все остальные – громкости третьего. Вполне достаточно, чтобы даже ленивый, утомленный сексуальной истомой любовник, встал с кровати – проверить, а что это там такое происходит снаружи?

– Интересно, Женя, насколько хватит твоей лени? На десять ударов мышью, на двадцать или же на пятьдесят? – если бы рядом со мной была Марианна или крупье казино, я бы побился с нею (с ним) об заклад. Зная Женю, я предполагал, что двадцати раз будет достаточно, и даже не двадцати, а двенадцати-тринадцати! Так и оказалось – после первого десятка события развивались стремительно.

Даже через перекрытие крыши я почувствовал рывок Жени к окну. Я оказался проворнее – втянул мышь обратно на чердак, а сам спрыгнул с подоконника. Меня обуревала досада, что в моем распоряжении нет перископа, способного заглянуть через окно вниз! Но и без него я доподлинно представлял, что сейчас происходит в спальне любовников.

Женя отворил окно и недоуменно уставился на термометр. Вроде, всё тихо! На кровати лениво с закрытыми глазами ворочалась Эфесия, погруженным в потёмки сознанием соображая, стоит спрашивать любовника, что это за шум, или ну его – пусть сам разбирается! Понятно, что лениво ворочалась она ровно до того момента, пока не коснулась головой подушки, на которую я предварительно сложил крысу.

И вот! Я испытал внутренний оргазм – шерсть встала дыбом, лязгнули зубы, а когти отбили барабанную дробь по чердачному полу. Истошный, леденящий душу вопль Эфесии прорезал тишину поселка, в вопле звучали нотки умопомешательства вперемешку с намерением членовредительства. Немедленно после первого вопля последовал второй – еще более громкий, еще более насыщенный – и по уровню мощности визга превосходящий всё то, что мне доводилось слышать прежде. Судя по всему, Эфесия обнаружила вторую крысу – в ногах!

На вопль сверху отреагировали охранники в джипе. Одновременно открылись двери, лязгнули затворы автоматов, и два приставленных к Эфесии гамадрила ринулись наверх – то ли спасать хозяйку, то ли сразу убивать Женю.

Впрочем, быстрого реагирования у них не получилось – входная дверь-то у нас железная, бронированная, хозяин ее всегда на ночь запирает на засов, так что охранники столпились (вдвоем, кстати, тоже можно столпиться – и легко) возле двери и стали бить в нее кулаками, призывая Женю и всех остальных, имеющихся в доме, открывать немедленно. Эфесия в это время металась по спальне, сотрясаясь истерическими рыданиями и не переставая орать – так, что не знай я, что происходит, точно подумал бы: её режут.

Рядом с ней метался Женя – ни жив, ни мертв! Спасти его могло только чудо, но оно не приходило. Жуткие дохлые крысы на кровати, кажется, парализовали его волю – и максимум, до чего он додумался – распахнуть настежь дверь спальни и постараться увести Эфесию прочь. Но не тут-то было! Она уже не контролировала себя – и на любые попытки прикоснуться к ней огрызалась, подобно дикой свинье, раззадоренной охотничьим рогом.

Я хохотал до судорог в животе. Вот она – сладкая, медовая месть, месть, о которой объект мести будет вспоминать до конца своих дней! Месть, о которой в кошачьем (да и в человечьем) мире скоро пойдут легенды, а я – ее идейный вдохновитель и творец – стану символом кошачьего сопротивления людской самодури (или как правильно-то?). Самодур, самодура, самодурь? Во – самодурство! Стану символом кошачьего сопротивления людскому самодурству!

Отсмеявшись до судорог в животе и успокоившись (хотя вопли Эфесии не стихали, грохот автоматчиков во входную дверь нарастал, а жалкие поскуливания Жени, кажется, грозились перерасти в непреднамеренный инфаркт, осложненный инсультом), я пришел к выводу, что нужно спасать хозяина. Он и так уже довольно наказан, если окончательно гикнется (помрёт), в моём образе жизни случится невосполнимая брешь.

Я понесся вниз – на третий этаж – заскочил на кровать, по пути пощекотав очарованием и пушистостью Эфесию по ноге, расторопно схватил первую крысу, затем – вторую и, сделав зверскую морду, задрав вертикально хвост, с видом освободителя и супермена в одном лице (в одной морде) медленно вышел за дверь. Как ни крути, а крысы – довольно редкий деликатес, оставлять их Эфесии и Жене я изначально не планировал – после того, как всё закончится, уйду к себе куда-нибудь и полакомлюсь!

Спустя несколько минут звуковое визгливое стаккато стало сходить на нет. Только автоматчики не успокаивались – еще немного, и они высадят окна на первом этаже! «Женя, идиот! Ты что, хочешь, чтобы они весь интерьер порушили?», – наверное, эта простая мысль передалась от меня хозяину, и он, оставив успокаивающуюся Эфесию сидеть голой и опустошённой в кресле, побежал-таки вниз – отворять. Попутно одев трусы и завернувшись в халат.

Естественно, после того, как автоматчики ворвались в дом, первым делом Жене сунули ствол в брюхо: «Ду бист руссише партизанен? Аусвайс!». Женя что-то жалостливо щебетал под их неумолимым взором, упирая на то, что наверх подниматься нельзя, поскольку хозяйка автоматчиков всё еще голая. Но живая, целая, невредимая. «Их бин дойче полицай! Я есть ваш союзник! Мамка, курка, млеко, яйко, пиф-паф!»

Жене, конечно, не поверили, охранники разделились, один остался с хозяином, второй побежал наверх – и в итоге, не знаю, лишили охранника работы или же нет, но взрыв возмущения Эфесии (которая, как я уже говорил, сидела расслабленной и голой в кресле) был сравни по мощности с атомной бомбой, сброшенной на Новой Земле при Никитке Хрущеве.

* * *

Более-менее всё успокоилось только через четверть часа. Женя лебезил перед Эфесией так, что мне, наблюдавшему сию картину, иногда хотелось зажмурить глаза и фыркнуть от возмущения. Меня, как спасителя драгоценной жизни наследницы, никто уже выгонять не собирался – мало того, из всех мужчин, находящихся в доме, только я теперь воспринимался Эфесией настоящим мужиком. Остальные – жалкие убогие клоуны, а Женя к тому же еще и дурак набитый, если не сказать похуже!

После крыс Эфесия пребывала в пессимизме. Что, конечно, не могло не отразиться на ее общем настроении. И если некоторое время назад она заставляла Женю придумывать любовные строки, то теперь велела в срочном порядке набросать надгробную эпитафию:

Женя замолчал, перевел дух и вытер холодный пот со лба. Сочинительство эпитафии вытягивало из него силы – хотя по сравнению с любовной лирикой шло довольно легко.

– Что остановился? – Эфесия надела трусы и лифчик и пристроилась к зеркалу – красоваться своей роскошной фигурой. Таким образом она, кажется, пыталась снять стресс. – Ты должен помнить: только хорошая забористая рифма продлевает жизнь! И, кстати, не скажешь ли, милый, откуда на кровати взялись эти мерзкие крысы?

– Я и сам об этом думаю, не переставая! – голос Жени больше походил на голос мертвеца из фильма ужасов, чем на голос живого человека. – Окна и двери были закрыты, не ветром же крыс надуло? А может, может, это нам приснилось – вдруг мы оба, опьяненные сексом, вошли в состояние сверхосознания, как у Кастанеды, и очутились в другой реальности? Я читал, такое случается сплошь и рядом! Иначе явление материализации крыс в запертом помещении следует признать необъяснимым!

– Точно! – Эфесия резво и с энтузиазмом поддержала Женино абсурдное предположение. – Мы с тобой очутились в альтернативной реальности – это всё объясняет! И снимает с меня необходимость устроить тебе экзекуцию! Веришь, мне сильно не по душе сцены насилия – а ведь пришлось бы привязать тебя к джипу одной ногой, а второй – к забору! И дать по газам! Мерзко! – Эфесия широко раскрыла глаза, посмотрела ими на свое отражение в зеркале и показала ему же – отражению – язык.

Женя задрожал.

– Но поскольку крысы явились нам в результате обоюдного обмена половой энергией, которая, как всем известно, является проводником в мир магического восприятия, ты не виноват – в этом мире может случиться всё, что угодно! А тебе даже плюс, поскольку только с тобой у меня получилось сдвинуть восприятие так далеко, что начали мерещиться крысы!

– Да, всё указывает именно на альтернативное осознание. – Эфесия отошла от зеркала и села на кровать. – Подумай сам: как была обставлена сцена появления крыс? Сначала мы услышали непрекращающийся иррациональный стук в окно – а у Кастанеды сказано, что именно такие звуки свойственны «союзникам», нематериальным существам, пришедшим на наш зов! И хоть мы никого не звали, но, повторяю, наши энергии смешались, усилились, и в результате новый странный и пугающий мир распахнул нам свои объятия! Но я, я! Я совсем не испугалась! Ты свидетель!

Женя кивнул. Он, действительно, согласен. Причем, согласен со всем, что бы Эфесия не предложила.

– А ты интересный мальчик! Сдвигаешь пространства и наводишь жутиков! – Эфесия ловко ввентила голову Жене на колени, просунувшись между его локтями. – Буду рекомендовать тебя своим подругам, среди них есть настоящие ценительницы магического искусства, они непременно захотят обменяться с тобой энергией – до появления крыс! А теперь давай-ка займемся этим снова, видишь ли, погружение в чуждые миры опустошило меня, и мне требуется подпитка!

* * *

Я так и не узнал, чем закончилась Женина надгробная эпитафия. В связи с резко изменившимися обстоятельствами он перешел от слов к делу – тем более в делах ему нет равных в нашем доме. Среди людей, конечно, нет равных! А кот стоит особняком.

Эфесия легла на спину и закрыла глаза, предоставляя Жене полную свободу действий. Я пришел к выводу, что она потеряла так много сил, что вообще не желает шевелиться, а вот Женя – он должен её удовлетворить!

Деваться хозяину было некуда – он и так пока еще не сильно верил в своё чудесное спасение, и чтобы подкрепить чудо вещественными доказательствами, набросился на Эфесию со всем жаром воскрешенного из праха смертника. Приподнял девушку за ноги и стянул трусы, аккуратно раздвинул ее ножки (лифчик оставил нетронутым) и лег сверху. Повозился немного, пристраиваясь, и плавно задвигался, постепенно увеличивая темп и усиливая звуковое сопровождение.

Поначалу Эфесия почти никак не реагировала – она лежала амёбой и только слабо улыбалась. Но вскоре Женины усилия принесли результат: Эфесия возродилась, крепко сжала его ногами и резко ухватила рукой за зад, притягивая к себе – типа, глубже, бурильщик! И быстрее, едрёна вошь!

Женя запыхтел, как паровоз, кривошипы и коленвалы усилили разгон, пар вырывался из трубы, свисток гудел, распугивая бизонов на Центральноамериканском плато, Эфесия закусила губы, сильно зажмурила глаза и короткими рывками принудила Женю вгрызаться в себя.

Общее напряжение увеличивалось экспоненциально. В течение двадцати секунд оно достигло пика, хрип вырвался из Жениного горла, ему вторила Эфесия (автоматчики на первом этаже враз вскинули головы вверх, масляно осклабились и зашептались, как две базарные бабы в торговых рядах), любовники прилипли друг к другу, подёргались для острастки и отвалились. Спать. В этот раз без проишествий.

А наутро Эфесия укатила домой. На запасном «Мерседесе», срочно выписанном папашей из Москвы. «Брабус» не завелся, и его утащили на эвакуаторе. А Жене, я считаю, повезло! В том числе и потому, что обвинять его в «картофельной подлости в выхлопных трубах» было бессмысленно – железное алиби: спал с наследницей!