— За все время наблюдения он попал в поле зрения лишь дважды, — докладывал оператор. — Вот, на плане отмечена мертвая зона, где он и находится практически постоянно…

— Он что, знает о наблюдении? — пробормотал Рич.

— Догадывается, — сказала Люси Картер. — Интуиция. А может быть, просто инстинкт… Что там за шум?

— Сейчас посмотрю…

У дверей отеля шел разговор на повышенных тонах. Спорила женщина с одним из агентов.

— Нет, это вы не понимаете ничего. Я только что специально прилетела из Вашингтона…

— Здесь кризис с заложниками, и мы не имеем права пропустить вас…

— Да я битый час добиваюсь, чтобы вы позвали кого-нибудь, кто имеет право!

— В чем дело, мэм? — подошел Рич. — Успокойтесь.

— Вечно мне говорят, чтобы я успокоилась! Я агент Скалли из Вашингтона. У меня есть информация, жизненно важная для успеха ваших переговоров…

— Какая? — это уже была Люси Картер. Она подошла незаметно и быстро. Скалли перевела дыхание.

— Здесь критическая ошибка. Этот человек. Дуэйн Берри. Который утверждает, что его контролируют инопланетяне…

— Да. И что?

— Тут можно где-нибудь сесть? Желательно за стол… Так вот, он страдает редким психическим заболеванием..

Она стала выгружать из портфеля распечатки медицинских карт и томограмм.

— История такова: в восемьдесят втором году при исполнении служебного долга федеральный агент Дуэйн Берри получил пулевое ранение в голову, в левую лобно-височную область. Ему спасли жизнь, но и только: в результате повреждения мозговой ткани у него развился тяжелейший синдром Гейтца. Знаете, что это такое? Он назван по имени рабочего с фабрики мягких игрушек по имени УИЛЬЯМ Гейтц, который сто лет назад получил удар стальным болтом по голове — именно в лобно-височную область. Гейтц стал социопатом и патологическим лжецом. Он жил в мире своих фантазий и регулярно пытался воплощать их в жизнь…

— Ясно, — усмехнулась Аюси Картер. — А как вы оказались замешены в эту историю?

— Раньше я работала с Малдером, — сказала Скалли. — И теперь он позвонил мне и попросил собрать недостающую информацию.

— Вот уж он обрадуется, — Аюси прищурилась. — Как никогда в жизни.

— Я смогу до него добраться? И передать ему эти сведения?

Берри катался по комнате на стуле. Стул был с колесиками.

— Правительство, между прочим, прекрасно обо всем осведомлено, — сказал он, подъезжая к Малдеру. — Без их согласия эти нелюди не смогли бы орудовать здесь, как в каком-то вонючем виварии. Несколько раз я видел среди этих тварей людей. Обычных людей. Как мы с вами. Только они всегда были в черных очках. Они организуют какую-то секретную корпорацию…

— Вот он, — сказал оператор. — Плечо и часть головы. Это он, клянусь. Я же говорил — все время в мертвой зоне…

— А кто именно в правительстве знает об этом?

— Как — кто? Военные, конечно. У них с человечками своего рода соглашение. Те кое-что дают военным, а военные делают так, чтобы о человечках никто ничего не знал. Или, на худой конец, не верил в них.

— Понятно… Дуэйн. Слушай, Дуэйн… Тебе ведь придется как-то выходить из этого положения. Скажи, чего ты хочешь добиться? В конце всего? Пролистаем все промежуточные этапы…

Берри помолчал. Объехал Малдера кругом, снова оказался перед ним.

— Да ничего особенного. Просто хочу опять оказаться в том месте…

— В каком?

— В том самом. Где меня забрали в первый раз.

— Но ты знаешь, где оно?

— На горе. На высокой горе. Мы поднимались… мы восходили к звездам… к звездам… к звездам, будь они прокляты! И больше я восходить не хочу…

Берри уронил лицо в ладони и застыл.

«Малдер>,— тихо сказали в ухе, и Малдер вздрогнул. Это был голос Скалли.

Она здесь. Значит, что-то сумела раскопать.

«Малдер, слушай меня внимательно. Дуэй-ну Берри верить нельзя. У него синдром Гейт-ца. Он может возомнить себя кем угодно, хоть Господом Богом. При этом он свято верит в свои выдумки. Он получил ранение при исполнении служебного долга…»

Малдер посмотрел на Берри, и тот, словно почувствовав чужой взгляд, вскинулся. И ответный взгляд был страшен: готовность крушить и ломать читалась в нем..

— А как они тебя находят? — устало спросил Малдер.

— Пеленгуют, — лицо Берри сразу стало мягче. — У меня маячки в теле: в челюсти, в какой-то из носовых пазух и вот здесь, — он задрал футболку, — возле пупка…

Над пупком и правда располагался странный полулунный шрам.

«Малдер, он может сорваться в любой момент, — продолжала Скалли, — у него длительная история иррационального буйного поведения; были подозрения на височную эпилепсию. Он давно не получал лекарств, поэтому…»

— Дуэйн, — сказал Малдер, — а давай все-таки отпустим женщин? С тобой куда легче

согласятся, если ты отпустишь женщин. Подумай сам…

«Так, Малдер, так. Ты все правильно говоришь. На это он может пойти… Штурмовая группа уже на исходных, но они хотели бы, чтобы часть заложников все-таки вышла».

— Ведь в твоем плане женщины никакой роли не играют, правда же? Отпустить их будет правильным поступком. И тебе тут же пойдут навстречу.

— Аадно, — вздохнул Берри. — Пусть идут. Но доктор останется. Мне нужен компаньон…

Он тяжело поднялся на ноги. Шагнул к женщинам. Они смотрели на него, не в силах поверить.

— Идите, — сказал Берри. — Ну, чего расселись? Идите. Проваливайте…

Те сидели неподвижно. Может быть, все затекло…

Первой шевельнулась та, которая постарше, — Гвен. Она встала, потянула за руку Ким-берли. На подламывающихся ногах, вытирая спинами стену, они двинулись к двери. Вдруг Кимберли вырвала руку, шагнула к Берри. Тот отшатнулся.

— Я хочу сказать… — начала она; глаза у нее были страшные. — Я хочу сказать, что верю вам. Вот…

Она шмыгнула носом и выбежала вон.

— Малдер, слушай меня. Сейчас начнется тактическая операция. Уже началась…

Зачем я это говорю, подумала Скалли, он и без меня знает, а я бубню ему в ухо. Только бы с ним ничего не случилось. Он молодец, женщины вышли. Почему считается, что мужчинами рисковать можно? Они такие же хрупкие. И так же умирают. Но ими — можно, а женщинами — нельзя…

— Нам понадобятся средства передвижения, — сказал Малдер. — Что ты хочешь?

— Я… не знаю… — Берри поморгал; лицо у него стало растерянным, как у потерявшегося мальчика.

— Хотя бы скажи, куда нам нужно попасть.

— Ну… они скажут. Они будут говорить, куда двигаться… Они всегда так делали.

— Черт… — Малдер облизал губы. Но и язык был такой же сухой. — Нам могут не дать машину, если мы не скажем, куда направляемся.

Берри в раздумчивости сделал несколько шагов и остановился напротив двери, шагах

в пяти от нее. Эти ребята могут пальнут и через жалюзи, вслепую, подумал Малдер. Они ведь наблюдают за нами через световод и знают, где Берри стоит. А стоит он действительно в створе двери… очередь не заденет ни меня, ни дока, а парня развалит пополам…

— Дуэйн, — позвал он. — Подойди сюда.

И Берри подошел. Остановился, глядя сверху вниз. Теперь нужно было мотивировать это приглашение…

Малдер, откинув голову, разглядывал потолок. Вот-вот начнется… И почти наверняка они застрелят Берри. Почти наверняка… Можно спорить, правильно это или нет, справедливо или несправедливо. Но с тем, что со смертью Дуэй-на Берри исчезнет неощутимый, исчезающе малый, эфемерный шанс — самому узнать о судьбе Саманты… даже ценой повторения этой судьбы… с этим Малдер смириться не мог. Поэтому… поэтому… нужно было что-то делать.

Еще бы знать — что.

Что ты вообще можешь в такой ситуации сделать? Особенно, когда сидишь, связанный по рукам и ногам, и единственный свободный и действующий твой орган — это язык. Удастся ли уподобиться Майлзу Форкосигану, который с помощью виртуозной болтовни разрушал коварные заговоры и захватывал космические флоты?..

«Ты можешь отжиматься на языке…» Придется попробовать. Ничего другого не остается.

Ни один полицейский снайпер не станет поражать видимого противника насмерть, если тот непосредственно не угрожает заложникам. На этом можно построить игру…

— Дуэйн… послушай, Дуэйн. Если мы с тобой теперь вроде партнеров…

— Что?!

— Посмотри сам: ты хочешь отдать человечкам кого-то вместо себя. А я как раз хочу туда попасть. К ним. Так кто мы после этого, как не партнеры?

Берри фыркнул — как-то очень неопределенно.

— Но раз мы партнеры, то, Дуэйн… извини, я должен спросить: ты мне не врал? Ты мне точно не врал? Потому что в противном случае…

Он замолчал, испытав эмоциональную волну такой силы, что ее вполне можно было сравнить с физическим ударом по лицу.

— Ты… — выдохнул Берри. — Ты… такой же. Как они все. Ты думаешь, что я вру…

От него исходил пронзительный холод разочарования, как обычный холод исходит от глыбы сухого льда.

— Я не думаю, что ты врешь…

— Это ты врешь. Тогда врал и врешь сейчас. Ты хочешь засунуть Дуэйна Берри обратно в тюрягу. Чтобы там его накачивали наркотиками. Чтобы над ним ставили опыты. Так, да? Ты думаешь, я все это выдумал?!

— Да нет же. Я так не думаю.

— Вот сейчас врешь ты!

— Прости…

— Ах, прости! Ты еще смеешь извиняться!.. Ты лгал Дуэйну Берри — и сам же обвинил его во лжи…

— Я верю тебе.

— Но врешь, как все остальные! — Берри окончательно сорвался на крик.

— Я! Верю! Тебе! — Малдер тоже кричал. Берри уже держал его за плечи и тряс, и все ближе пальцы его подбирались к горлу

Малдера.

— А я-то тебе поверил, дурак! Ты меня обманул, как деревенщину…

— Да замолчи ты! Дай сказать!

— Я знаю, что ты лгал, гад…

— Слушай. Это важно. Когда ты отпускал женщин, то оставил дверь незапертой…

На самом-то деле, конечно, Берри дверь запер, но Малдер говорил очень убедительно. И смотрел прямо ему в глаза. Честными зелеными, глазами. Серо-зелеными. Немного сонными.

— Запри дверь.

Берри неуверенно оглянулся. Разжал руки. Выпрямился.

— Иди, Дуэйн. Скорее. Дверь надо запереть…

— Он сделал это! — торжествующе сказала Скалли.

Люси Картер неодобрительно на нее покосилась. Едва ли просто бывшая напарница, подумала она. Слишком… слишком личные интонации. Впрочем, она не имела ничего против слркебных романов. Если не во вред делу…

Вот, например, у них с Ричем— не во вред.

Она встретилась взглядом с начальником тактической группы. Кивнула. «Завершить переговоры не удалось, преступник был ликвидирован…»

Тактик поправил микрофон и стал отдавать отрывистые четкие команды снайперам.

Берри шел к двери медленно. Неужели он действительно был настолько рассеян, что не запер ее?.. Не может быть. Но этот — доктор, что ли? — сказал, что не запер. У него был странный голос, когда он это говорил. И вообще — в последний момент его голос стал очень похож на чей-то… чей? Не помню. Трудно с этими голосами, особенно, когда они вдруг начинают звучать в голове…

Разочарование таяло в нем. Нет, этот парень, агент Малдер, он не из тех. Он поддался минутной слабости. Он действительно хочет подменить собой Дуэйна Берри… принять на себя участь, которой не пожелаешь и злейшему врагу. Он что, не понимает, чем это грозит? Наверное, не понимает. Или понимает, но не до конца.

Нет, решил про себя Берри. К человечкам отправится доктор Хакки. За неверие и издевательства. А Малдер… подождет. Это как в могилу — никогда не поздно.

Он был в двух шагах от двери, когда на пластинах жалюзи заплясал рубиновый огонек. Потом он почти исчез… только рифленое стекло по ту сторону жалюзи красиво светилось… Берри словно почувствовал: опустил глаза и посмотрел на свою грудь. Слева, там, где бывают нагрудные кармашки, медленно двигалась яркая рубиновая точка. Время стало медленным и плавным…

Разочарование вновь охватило Берри. Но вместе с разочарованием пришла странная веселость. Он-таки обманул меня, подумал Берри с внутренним смешком (губы не успели бы растянуться в ухмылке). Но он не знает, как я натянул нос тем… Да и тебе, агент Мол-дер… тебе я тоже натянул нос. Ты так и останешься на Земле. Никогда тебе не улететь к звездам — даже распятому на холодном столе, под взглядом холодных глаз без зрачков, со ртом, разорванным в крике, которого никто не слышит…

Малдер смотрел в спину Берри. Уходила надежда. Может быть, единственная, последняя надежда. Он менял ее на — на что? На исполнение служебного долга?

Конечно, какой-то скептической частью рассудка (куда более скептической, чем вся Скалли) он понимал, что и тысячной доли процента не было у него, чтобы совершить задуманное: никогда бы не выпустили в свободный полет записного психа Дуэйна Берри, даже — или тем более — в сопровождении записного психа Фокса Малдера… И все же — это уходила надежда.

Не так давно он краем глаза посмотрел жуткий европейский фильм — снятый скудно, без звезд и спецэффектов. Парень разыскивает свою девушку, пропавшую буквально среди бела дня посреди города. Полиция бессильна. Наконец, он в отчаянии обращается через телевидение к похитителю: я вас прошу, я сделаю все, что вы хотите, — но я должен знать, что с ней случилось! Должен, потому что иначе невозможно жить дальше. И через некоторое время человек, который представился похитителем, звонит ему и предлагает встретиться. Парень встречается с ним и требует доказательств, что похититель — это похититель. Тот заявляет, что доказательств никаких нет и быть не может и что парень должен ему просто верить, и все. И тот соглашается. Они куда-то едут на машине похитителя. По дороге похититель рассказывает о себе: он социопат, не любит людей и презирает законы, которые они для себя выдумали; но волею судеб он прекрасный семьянин и более того: дважды ему пришлось на глазах дочери совершать почти геройские поступки… И тогда, чтобы восстановить равновесие и доказать самому себе, что людская мораль ему так же мерзка, как и прежде, он решил совершить самое гнусное преступление. Как умный человек, он его долго планировал и репетировал. Это должно было начаться с похищения молодой женщины… Нескольких намеченных жертв он отпустил по различным причинам — прежде всего для того, чтобы не попасться. И вот наконец в машину к нему незамеченной села эта девушка… он тут же усыпил ее чем-то вроде хлороформа и повез… Вы изнасиловали ее? — Да что вы, за кого вы меня принимаете… Наконец, похититель и парень приезжают в какое-то безлюдное место. Вот теперь вы знаете почти все, говорит похититель, кроме самого последнего: что я с нею сделал. А узнаете вы это только в том случае, если выпьете снотворное. Вы убили ее? — Да. Значит, я тоже умру? — Да. Той же самой смертью. Но тогда зачем же… Затем, говорит похититель, что в противном случае вы до конца жизни будете мучиться неизвестностью. И парень выпивает снотворное. И падает. А потом просыпается. В руке у него зажигалка. Он щелкает ею и обнаруживает себя в заколоченном гробу, похороненным заживо…

Только что он сам был готов пойти по этому же пути. По пути подобия.

И все же — от него уходила надежда… Малдер видел, как на стекле двери и краях пластин жалюзи заплясал отсвет лазерного

луча..

Берри почувствовал тупой удар в грудь. Вот и конец кошмарам, подумал он. Сразу стало легко.

Когда его грузили на носилки — уже с кислородной трубкой в носу, с иглами в венах, — он смог приоткрыть глаза и улыбнуться.

Над ним склонились два туманных пятна. Он с трудом сфокусировал взгляд, ожидая ужасного. Но это были люди: Малдер в блузе врача и какая-то блондинка в плаще.

— Агент Скалли, — долетело откуда-то, и она обернулась…

Потом все погасло уже надолго.

— Ты в порядке, Малдер? Малдер медленно повернулся, еще медленнее кивнул:

— Да… более или менее…

— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но… Ты справился, — Скалли дотронулась до его локтя.

— Не сказал бы… Понимаешь, я ему верю — до сих пор. Другое дела… — он замолчал.

— Когда очень хочешь верить, то в конце концов сам себя обманываешь… — Скалли почувствовала, что сказала банальность.

Но Малдер, наверное, ее не слышал. Он смотрел вслед отъезжающей машине «скорой помощи».