Молдер остановил машину и вопросительно посмотрел на Скалли. Впереди мерцала огромная светящаяся всеми оттенками красного и желтого вывеска: «Дикий Запад». Можно было догадаться, что столь претенциозно поименованный отель располагается непосредственно под ней. Собственно, это была единственная возможность узнать предназначение маленького одноэтажного коттеджа, решительно.неопределенного года постройки.
Скалли повела плечами — мол, решай сам. В конце концов, уже поздний вечер и вряд ли удастся найти что-либо более приличное, Молдер припарковал машину между потрепанным «фольксвагеном» и какой-то грязной зеленой «тойотой».
— Похоже, мы станем здесь привилегированными постояльцами, — усмехнулся он, оглядывая другие машины. Потом повернулся к Скалли. — Пойду на разведку.
— Если не вернешься через пять минут, я буду считать тебя коммунистом.
Молдер хлопнул дверцей и растворился в дверях отеля.
Скалли обняла за плечи засыпающего Кевина.
— Сейчас ты примешь ванну и отправишься спать, — сказала она мальчику. — Теперь все будет хорошо. Мы с агентом Молдером тебя защитим…
— Он вам не верит, — глядя исподлобья, сказал Кевин. — Как же он будет меня защищать?
Скалли вздохнула.
— У Молдера свои убеждения, Кевин. Но ты можешь мне поверить, что это никак не скажется на его отношении к тебе или на решимости тебя защищать.
— Я говорю про другое, — сказал мальчик.
Скалли поболтала рукой в ванне, пробуя температуру воды.
— Ну вот, можешь купаться, — улыбнулась она Кевину.
Кевин кивнул и стал стаскивать с себя грязную футболку. Когда он поднял вверх руки, на боку вдруг четко обозначилась длинная тонкая кровавая полоса. Такая могла бы остаться, если бы мальчик чиркнул себя лезвием бритвы.
Скалли тяжело вдохнула. Она понимала, что за последние шесть часов он никак не мог заработать подобный шрам.
Наверное, она слишком пристально уставилась на жуткий рубец, потому что Кевин бросил на нее испуганный взгляд и опустил руки, так и не сняв футболку.
— Я буду за дверью, — пробормотала Скалли и, с трудом сглотнув, выскользнула из ванной.
Молдер лежал на кровати, не раздевшись и даже не сняв галстук. Он держал в руках ветхую картонную папку с грязными тесемками и изучал вложенные в нее листы. Когда Скалли вырвалась — другое слово невозможно подобрать — из ванной, от чтения пришлось оторваться. Молдер понял, что что-то не так.
Скалли подошла к зарешеченному окну и, скрестив на груди руки, уставилась на звезды. А Молдер уставился на нее.
— Мне ты ванну никогда не наливала, — сказал он с какой-то странной интонацией.
Скалли не поняла, Молдер шутит, или это и в самом деле ревность. Она посмотре— ла ему в глаза, но понимания это не прибавило.
— У Кевина огромный шрам под ребрами, — сказала Скалли.
Молдер отложил папку.
— Ну и что? — пожал он плечами. — Он ведь был в аварии.
Скалли вновь прошлась по комнате.
— Не получается, Молдер. После аварии я была с медиками и тоже осматривала Кевина. Шрама тогда не было.
— Может быть, ты его просто упустила? Скалли, покачала головой.
— Нет, Молдер, я смотрела внимательно.
— И что же ты по этому поводу думаешь?
Скалли вздохнула и пристально посмотрела Молдеру в глаза.
— Вчера я видела руки Кевина. На них были раны и из этих ран текла кровь с обеих сторон ладони. Как на распятье…
Молдер вновь уставился на свою папку.
— Скалли, — попытался он перебить напарницу.
Но Скалли продолжала.
— Были и другие знаки. Я ничего не говорила о них, потому что у меня тоже были сомнения.
— Это когда ж они у тебя были? — удивился Молдер. — По-моему, ты утвердилась в религиозной подоплеке всего происходящего с самого начала. Так что мне не совсем понятно, в чем ты хотела быть уверенной наверняка.
— Как Кевин смог быть в двух местах одновременно? — спросила Скалли. — Между прочим, такой же случай произошел со святым Игнатием. Об этом рассказывается в Библии.
— В Библии? — усмехнулся Молдер. — А еще там рассказывается о земном рае, непорочном зачатии и никогда не грешивших праведниках. В Библии все — метафора или преувеличение. Сказка для фанатиков. Я тебе, кажется, уже говорил об этом. А если все было действительно так, как ты предполагаешь, то почему Кевин не мог раздвоиться, когда его похитил из приюта Джарвис? Это ты можешь объяснить?
— Почему ты не можешь принять возможность чуда? Даже когда видишь ему множество подтверждений?
— Чуда? — переспросил Молдер. — Я жду чуда каждый день. Но то, что здесь происходит, просто испытывает мое терпение. Это даже не плохо поставленный спектакль, это извращенная фантазия душевнобольного.
— Ну хорошо, — с расстановкой произнесла Скалли, — а как быть с тем, что видела я?
Кевин снял кроссовки, изрядно натершие ему сегодня ноги. Он подошел к ванне и сунул руку в теплую воду. Под водой собственные пальцы показались ему длинными и многосуставчатыми. Кевин помотал головой, избавляясь от этого неприятного видения, и вдруг остро почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он поводил глазами по ванной комнате и уставился на непрозрачное зарешеченное окно. Ему стало предельно ясно, что убийца мамы и Оуэна сейчас именно там. И он видит Кевина…
В окно глухо стукнули.
Скалли услышала какой-то звук, похожий на стук в стекло.
— Кевин, — позвала она, подходя к двери ванной, — с тобой все в порядке?
С той стороны никто не ответил, и Скалли дернула ручку. Дверь не прореагировала.
— Молдер, я ее не запирала!
Молдер вскочил с кровати, выхватывая из кобуры пистолет. Со второго удара дверь распахнулась, и первым в ванной оказался пистолет Молдера. За ним следовали: Молдер, кольт MkIV/80 совместно с рукой Дэй-ны и, наконец, сама бакалавр медицины и специальный агент ФБР Скалли.
Но, несмотря на столь представительную делегацию, вниманию посетителей ванной комнаты предстало пустое помещение. В глаза бросался почти ровный ромб звездного неба вместо вставленного лет пятнадцать назад оконного стекла и россыпь стеклянных крошек на полу. Ну а еще Молдер с удивлением отметил, что окно не разбито, а вырезано или выпилено. Как раз в форме того самого ромба, расширяющегося к середине. К тому же прутья внешней решетки явно разогнуты, а их центральная часть…
— Вызывай полицию! — крикнул Молдер, уже вылетая из номера и несясь по узкому коридорчику. Он сам не знал, на что он надеется и надеется ли хоть на что-то. Почему-то важным казалось, как можно быстрее вылететь на улицу.