Ника разбудил одинокий луч солнца, каким-то образом умудрившийся пробиться сквозь плотную пелену тумана, лианы и густые кроны деревьев. Джунгли снова погрузились в свою почти жуткую тишину. Ник рывком сел и сразу встретился взглядом с маленьким индейцем, сидящим на корточках. Лицо человечка растянулось в широкой улыбке, когда Ник потянулся и приветственно махнул ему рукой. Тариты нигде не было видно. Атуту махнул в сторону джунглей:

— Вода делай добрый малый чистый.

Ник встал, хлопнул его по узенькому плечику, дав знать, что понял его. Очевидно, где-то поблизости протекал лесной ручей. Ник оставил свой сафари-жакет около Атуту и углубился в джунгли в указанном направлении. Ему хотелось спросить о Тарите, но он передумал, решив, что она или у ручья, или собирает фрукты. Частокол из гигантского бамбука высотой почти шесть футов сомкнулся за ним легко всколыхнувшейся стеной.

Он замедлил шаг, увидев фигуру с персиками в руках, появившуюся из-за высоких тонких стеблей. Ник почувствовал, что непроизвольно втягивает в себя воздух и чуть не поперхнулся. Виной тому были не ее волосы, распущенные и рассыпавшиеся по плечам блестящими черными струйками, а ее груди — обнаженные и налитые, свободные от стесняющего их одеяния. Она молча стояла перед ним в одном саронге, подняв голову и глядя ему в глаза: прямая, гордая, неподвижная. Ник не мог отвести взгляда от нежных розовато-коричневых сосков, лишь на полтона отличающихся по цвету от ее кожи. Ее обнаженные плечи оказались намного шире, чем он думал. Весь вид девушки показался Нику естественным, правильным и уместным. И конце концов она действительно была дитя джунглей. Тем не менее, и взглянув на Тариту, Ник сразу почувствовал, что это не вся правда: в ее мелких жестах, плавных движениях, томной грации ее головки проявлялось нечто большее, что составляло с ней одно целое и страшно волновало.

Девушка стала так близко от Ника, что ее соски почти задевали его голую грудь. Он почувствовал, как задрожали пальцы рук и напряглись мышцы от неудержимого желания поднять ладони и погладить эти два теплых бугорка.

— Я предупреждала тебя, — спокойно произнесла девушка.

— Я и не жалуюсь, — ответил он.

— В Лозанне, Лондоне или Нью-Йорке я сочла бы себя оскорбленной, представ перед тобой в таком виде, — продолжала Тарита. — А здесь мне необходимо поступить именно так. Если на мне много одежды, я чувствую себя не в своей тарелке, как будто скрываю правду о себе самой. Я ведь говорила, что во мне два человека.

— И я подтвердил, что они оба красивы, — подхватил Ник. — Их красота превзошла все мои ожидания.

Она повернулась и, тихо ступая, пошла вместе с ним обратно к ручью. Ник снял брюки, вымылся в прохладной воде, и влага мгновенно испарилась с его тела в этом знойном воздухе. Как только он надел брюки, девушка снова подошла к нему.

— Ты тоже красив, — нежно проговорила она. — Тебя не смущает это слово? Не должно, во всяком случае на твое тело приятно смотреть: оно такое сильное, гладкое, великолепное.

По дороге к месту ночлега, где оставался маленький индеец, она взяла Ника за руку чуть ниже локтя.

— Ты заснул так быстро прошлой ночью, — сказала Тарита. — Я хотела тебе сказать, что ты совершил неимоверно мужественный поступок, спасая, жизнь Атуту. Я слышала, что ты международный агент экстра-класса, то есть человек, всегда достигающий поставленной цели, не останавливающийся даже перед убийством во имя служения родине. Но я думаю, что ты больше спасаешь, чем убиваешь, Ник Картер. Возможно, эти две вещи несравнимы, но мне кажется, это правда.

Ник громко рассмеялся. Он подумал про себя о еще большем несоответствии — этой величественно красивой туземке с безупречной лаконичной интонацией швейцарской пансионерки, полуобнаженной богине, употребляющей слова типа «несравнимы».

Атуту радостно приветствовал их на маленькой полянке, и они сели завтракать собранными Таритой фруктами.

— Как ты думаешь, где сейчас твои противники? — спросила девушка.

— Если ты сказала правду о вздутых, переполненных реках, то русские для нас не представляют опасности. В этих джунглях даже полдня кажутся дюжиной. Но их шестеро человек, и они могут продвигаться в заданном темпе. Они у китайцев «на хвосте».

Китайцы же, видимо, идут ускоренным шагом, осознав свою ошибку на старте и один потерянный день. Что же касается Колбена, то я не знаю.

— Он недалеко ушел вперед, — подхватила Тарита. — Возможно даже, что он немного заплутал. Но те два индейца, которые с ним, не дадут ему заблудиться основательно.

Пока Ник собирался, Атуту о чем-то говорил с девушкой.

— Он хочет нести оба наших лука, — перевела она. Ник улыбнулся, кивнул Атуту, который со светящимися от счастья глазами уже прилаживал оба лука у себя за плечом, спеша вдогонку за ними.

Ник шел вплотную за Таритой размеренным шагом и, несмотря на все усилия, не мог оторвать взгляда от ее величественной, невероятно красивой фигуры. Когда девушка поворачивалась, перелезала через дерево или перепрыгивала, ее грудь удивительно грациозно поворачивала розовые бутоны сосков из стороны в сторону, то провисая, то выравниваясь, становясь то упругой и твердой, то вдруг мягкой и округлой.

Дожди повалили огромное дерево, и его скользкий ствол и спутанные ветви образовали почти непреодолимое препятствие на их пути. Перебираясь через него, Тарита поскользнулась и полетела назад. Ник едва успел поймать ее обеими руками за талию, одна грудь девушки, гладкая и шелковая, как крыло бабочки, прижалась к нему.

Ее бездонные глаза, темные и непроницаемые, глянули на Ника, и оба застыли в неподвижности — неожиданная живописная картинка среди ветвей поваленного дерева.

Это короткое мгновение показалось вечностью, затем девушка отпрянула, повернув голову в сторону. Но она не убрала ладонь, а скользнула ею вниз по его руке до кончиков пальцев, а затем бессильно уронила, как бы с неохотой прерывая их прикосновение. А может, все это просто игра воображения, подумал Ник: эти проклятые джунгли с жутким раскаленным воздухом оказывают странное действие на мужчин…

А Тарита уже шла дальше, перебравшись через макушку поваленного дерева, и он поспешил за ней вдогонку.

Они уже прошли довольно длинный путь, когда Тарита внезапно остановилась, нахмурившись, и начала изучать почву. Налево уходила узкая гладкая полоска земли, похожая на лесную тропу. Подошел Атуту, присел на корточки и тоже стал шарить глазами по земле.

Тарита указала на небольшое пятно в зарослях, и, проследив за направлением ее руки, Ник действительно увидел охапку слегка примятых листьев. Атуту нашел еще одно пятно, где слой листвы был примят и вдавлен в землю чуть глубже.

— Здесь спали люди, — произнесла Тарита, — трое или четверо, трудно сказать, сколько. Но не меньше двоих.

— Колбен? — Ник был озадачен.

— Возможно, — ответила девушка. — Его индейцы скорее всего спали, свернувшись на камнях где-нибудь поблизости. Такую тропинку обычно прокладывают к реке местные индейцы и, возможно, мы скоро выйдем к ней. Если нам удастся пересечь эту реку, мы выиграем время. Но неужели мы идем по следам Колбена…

Она не закончила, но Ник знал, что девушка имела в виду.

— Что ж, надо принять это к сведению, — решил Ник. — Теперь надо держать ухо востро — вот и все. Мы будем продвигаться очень осторожно, на всякий случай я пойду первым.

Прелестная грудь поднялась и опустилась, когда девушка пожала и плечами. Ник двинулся, за ним след в след шла Тарита и замыкал маленький отряд Атуту. Несмотря на то, что тропинка была уже плеч Ника, он все равно радовался ее гладкой и ровной поверхности. Никто не спотыкался о случайные камни, не поскальзывался на островках мха, не путался в корнях деревьев. Если бы не осторожный шаг Ника, идти по ней было бы одно удовольствие.

Раз Колбен действительно так близко, как думал Ник, один из его индейцев мог заметить их костер прошлой ночью, а это уже было опасно.

Ник остановился так внезапно, что Тарита налетела на него сзади: чьи-то тяжелые тела ломали кустарник слева. Ник замер, а появившийся в ту же секунду позади него Атуту быстро сунул лук« ему в руки. Кустарник раздвинулся, и из него вперед выкатились два толстых темно-коричневых тапира. Они тоже замерли, глядя маленькими поросячьими глазками на трех пришельцев, осмелившихся вторгнуться в их родные джунгли.

— Стреляй! — крикнула Тарита, и в ее руках в тот же миг оказался второй лук. — Мы будем обеспечены мясом на много дней!

Тапиры, у которых почти полностью отсутствуют зрение и обоняние, на мгновение встали как вкопанные, затем рванулись в разные стороны. Один из них скакнул на тропинку и опрометью кинулся по ней — Тарита понеслась вдогонку.

— Стой! — завопил Ник. — Не беги за ним!

Тарита бросила на него раздраженный взгляд, обернувшись на бегу, и натянула тетиву. Ник кинулся за ней.

— Проклятье! — прорывал он. — Остановись!

Но коротконогий тапир, бегущий вприпрыжку и накренясь, уже набрал хорошую скорость. Теперь Тарита бежала на пределе своих возможностей, стараясь подобраться к нему как можно ближе и поразить его стрелой, готовой вылететь из натянутой тетивы.

…Нику показалось, что земля взорвалась, взметнув вверх фонтан листьев. Он увидел, как Тарита упала на спину, ее тело изогнулось и скрючилось от боли, а сверху на него посыпались земля и листья. Толстое тело тапира тоже взлетело вверх; пронзительный визг животного внезапно оборвался, когда здоровенная ветка с треском обломилась об его спину.

Ник глазами проследил дугу, которую тело животного с огромной скоростью описало, прежде чем напоследок удариться о дерево. Теперь тапир висел головой вниз, с вытянутой вперед одной ногой, а вокруг его лодыжки была крепко затянута петля. Длинный тонкий отводок образующий пружинный капкан, все еще раскачивался, надежно удерживая в воздухе свою добычу. Скользнув по нему взглядом, Ник сразу понял, что произошло. Кем-то на тропинке был установлен пружинный капкан — мощный двойной узел, один отводок которого был протянут поперек тропы, а к нему была прикреплена петля, прикрытая листьями. Малейшее давление на отводок отпускает пружину такого капкана, петля мгновенно захлестывается вокруг ноги жертвы и подбрасывает ее вверх с небывалой силой.

Ник рухнул на колени около дрожащего тела Тариты, все еще лежащей на земле. Она привстала, опершись на его руку, затем с трудом поднялась, покачиваясь, на ноги. Ник угадал ход мыслей, отразившихся в ее глазах. Тапир привел в действие этот злонамеренный капкан, в который рано или поздно кто-нибудь бы попался. Опять смерть коснулась ее своей костлявой рукой, и только случайность спасла ее.

— Колбен? — высказал догадку Ник. Она вяло кивнула. Подошел Атуту и встал рядом, молча глядя на раскачивающуюся тушу тапира.

— А может, все же охотники-индейцы? — спросил Ник.

— Они действительно ставят такие капканы, но только в зарослях, ответила Тарита. — Они никогда бы не поставили такой капкан на тропинке.

Ник жестко сжал губы. Он был более чем уверен в этом и спросил только ради того, чтобы подтвердить свою догадку. Уже дважды этот безжалостный негодяй с колючим взглядом был реально близок к тому, чтобы убить девушку. Ник сжимал и разжимал кулаки. После обнаружения электронного мозга надо позаботиться о том, чтобы открыть счет и сполна по нему расплатиться, решил про себя Ник.

Атуту жестом показал, что следует сбросить тапира.

— Оставь его, — сказала Тарита, вставая на ноги при поддержке Ника, — мы найдем что-нибудь другое. У меня кусок в горло не пойдет, я сразу буду вспоминать о близости смерти.

Ник с пониманием кивнул, протянул Атуту луки и снова двинулся вперед, молча исследуя каждый дюйм земли. Он уже знал, что в отличие от лесов умеренного пояса, которые редеют на подступах к опушке или поляне, джунгли обрываются всегда неожиданно и резко. Поэтому Ник не удивился, когда вдруг увидел перед собой коричневатые воды довольно широкой реки, оба берега которой являли собой узкие полоски суши. Тарита из-за его плеча тоже разглядывала открывшуюся реку.

— Если пересечь ее в этом месте, мы укоротим себе дорогу на несколько миль, — сказала она. — Примерно в четырех милях отсюда вверх по реке должна быть переправа по камням. Мы как раз смогли бы срезать это расстояние.

— Что же нас тогда останавливает? — спросил Ник. Тарита молча указала на индейца, присевшего на корточки у самой кромки, всматриваясь в воду. Атуту неопределенно пожал плечами, поднялся и коричневой тенью исчез в джунглях. Через мгновение он появился снова, держа в руках хвостатого маленького зверька, похожего на суслика.

— Тукотуко, — пояснила Тарита, — один из грызунов, живущих вдоль рек.

Атуту убил его, и тоненькая красная струйка сбежала по его груди. Маленький индеец сунул грызуна в воду, и Ник, глядя на подхваченную рекой тушку, осознал, что под застывшей, казалось, поверхностью воды кроется очень сильное течение.

Пока он смотрел, вода вокруг зверька забурлила, ожив кишащими в ее глубине извивающимися скользкими телами, хватающими и теребящими грызуна. Почти так же неожиданно бурлящая вода успокоилась, и на поверхности мелькнул маленький белый скелет дочиста обглоданного животного, тут же ушедший ко дну. Прошло всего лишь 25–30 секунд. Ник уже понял, что произошло, и его губы выдавили лишь одно слово — «пиранья».

— Теперь не надо беспокоиться о переправе, — произнесла Тарита.

Ник осмотрел противоположный берег, поросший деревьями почти до самой воды, и положил ладонь на веревку, прикрепленную к поясу.

— Если бы мне удалось переплыть реку с веревкой, мы смогли бы привязать ее к деревьям по обеим сторонам и по ней перебраться над водой.

— Ты видел, что с тобой случится, если ты сунешься в воду, — раздраженно воскликнула Тарита.

— Колбен — он наверняка переберется через реку по переправе? — спросил Ник.

— Несомненно, — ответила она.

— Неужели ты думаешь, что Колбен оставит переправу в целости после себя! — воскликнул Ник.

Девушка ничего не ответила, но Ник знал, что попал в точку. Если камни можно убрать, то Колбен, конечно, сделает это.

— Мы переберемся здесь, — твердо произнес он.

— Это невозможно, — воспротивилась Тарита, вновь бросив на него раздраженный взгляд. — Надо идти назад. Вниз по реке, примерно в пяти милях отсюда, будет другое подходящее место.

— Это займет у нас целый день! — вскинулся Ник. — Ни за что в жизни! Видишь ли, я кое-что знаю о пираньях. Если бросить им освежеванную тушу, то все пираньи вокруг нападут на нее и не оставят до тех пор, пока не обглодают до конца. Я буду в безопасности все то время, пока они пожирают тушу.

Он повернулся к Атуту и более жестами, чем словами, попросил его сходить и освободить тушу из пружинной петли. Когда индеец скрылся из виду, Ник повернулся к Тарите, которая стояла, сложив руки, отчего ее грудь поднялась еще выше, а соски розовели над скрещенными руками. Всем своим видом девушка являла упрямство. «Спокойно, юноша», — скомандовал Ник себе и, обратившись к ней, сказал:

— Я смогу это сделать. Пока пираньи будут заняты тапиром, я с одним концом веревки переплыву реку и закреплю ее на том берегу. Ты будешь держать другой конец и натянешь его здесь на дерево.

— Невозможно, — резко оборвала девушка, посмотрев на него заносчиво и раздраженно. — Они покончат с тапиром раньше, чем ты поплывешь до середины. Ты никогда не достигнешь другого берега. Мы больше времени потеряем, ожидая Атуту с тушей тапира.

Ник промолчал, глядя на противоположный берег, и увидел проплывающую мимо ветку: это укрепило его в догадке о быстром течении посередине реки, обманчиво спокойной. Он прикинул ширину реки относительно скорости течения и попытался вычислить, как долго пираньи будут раздирать тапира. Эту цепочку из столь разных понятий очень трудно было тщательно рассчитать. Тут в голову Ника пришла мысль о Колбене, который в дополнение к уже имеющемуся преимуществу получит еще один день форы.

— Я сделаю это, — мрачно произнес он, и эта фраза прозвучала самоувереннее, чем было на самом деле. Вдруг он почувствовал взгляд Тариты: ее глаза зажглись глубоким яростным огнем. Появился Атуту, волоча за собой тяжелую тушу; доплетшись до них, он в изнеможении бросил ее на землю.

— Хороший парень, — обратился Ник к маленькому индейцу, ты сильный малый.

Едва переводя дыхание, туземец заулыбался. Ник протянул ему один конец веревки. Атуту кивнул в ответ: он понял его намерение.

— Я возьму другой конец, — отрезала Тарита, спускаясь вслед за Ником к воде.

— Эта работенка для меня, — ответил Ник. — Я переплыву реку.

Девушка встала перед ним, загородив дорогу, и быстрым кошачьим движением выхватила конец веревки у него из рук. Остановившись, чтобы подоткнуть повыше саронг, сделав из него тем самым что-то вроде плотных трусиков, она припустилась к реке. Она снова игнорировала его. Глаза Ника сузились: он вспомнил ее снисходительный тон, которым она говорила о ружьях, ее демонстративный уход в джунгли, несмотря на его зов, раздраженный взгляд, обращенный на него, когда он попытался отговорить ее от преследования тапира. А теперь она снова отвергала его, выказывая свою эмансипированность, делая это слишком презрительно и надменно. Было время, когда он не обратил бы внимания на такой пустяк. Сейчас же все изменилось. Он не побежал за Таритой. Вместо этого он схватил веревку, сильным рывком дернув ее так, что конец вылетел из рук девушки.

Он стоял, небрежно сворачивая веревку и наблюдая, как она бежит обратно с разъяренным, искаженным от злости лицом, побелевшими губами.

— Отдай мне веревку, — потребовала она, обдавая его пылающим взглядом.

— Черта с два, — ответил Ник, ласково улыбаясь ей в лицо.

— Значит, ты настаиваешь на своем, — заключила девушка. — Я дала слово сопровождать тебя. Поэтому поплыву я.

— Ты останешься здесь, — отчеканил Ник холодно. — И я не нуждаюсь в твоих услугах. Ты поступаешь так, чтобы просто настоять на своем, ведь я не слушаюсь твоих советов. Ты — не проводник, а просто самодовольная, капризная европейская школярка.

Ник смотрел прямо в ее горящие от бешенства глаза.

— А ты — просто полный идиот, — парировала она. — Я сказала, что ты не сможешь этого сделать, и теперь ты из кожи лезешь, готов на самоубийство, лишь бы доказать, что я не права, только потому что задето твое мужское «я».

— Мое мужское «я» вовсе не задето, золотко, — произнес Ник. — Но ты точно сваляешь дурака, если не выбросишь свою идею и головы.

Краем глаза он увидел Атуту, наблюдающего за ними широко раскрытыми глазами: он не мог понять слов, но тем не менее, видимо, догадывался о том, что происходит. Тарита снова выхватила конец веревки, повернулась к Нику спиной и быстрыми шагами пошла к реке, крикнув что-то Атуту. Тот сразу поспешил к тапиру, затем заколебался, остановился и глянул на Ника, который, нагнав, прижал девушку к самому краю воды.

— Хорошо, ты продукт двух миров, — произнес он. — И ты вобрала в себя порочное упрямство их обоих.

Он схватил ее, рывком притянул к себе, чтобы удар не причинил вреда этим прелестным белым зубкам. Удар пришелся по ее подбородку и она мгновенно сжалась. Нику удалось поймать девушку, когда она уже согнулась, готовая упасть, и бережно положил ее на землю. Глаза Атуту выразили одобрение, Ник подошел к нему, и они вместе стащили тяжелую тушу к реке, бросили ее в воду, отталкивая как можно дальше от берега.

Ник снял свой сафари-жилет и брюки, положил «Люгер» поверх одежды и встал у воды, наблюдая, как течение подхватывает тяжелую тушу и, медленно переворачивая, несет вниз по реке. Ник обвязал конец веревки вокруг пояса, а Атуту встал позади него, чтобы травить веревку. Пока они смотрели на реку, вода вокруг тапира внезапно закипела и забурлила: пираньи начали «пристреливаться» к туше.

Ник с разбегу нырнул как можно дальше от берега в реку, не погружаясь глубоко, и сразу стал сильно грести, разрезая телом, как ножом, теплую воду. Он бросил взгляд назад на тушу, которая неистово сотрясалась от вгрызающихся в нее тысяч терзающих челюстей. Неожиданно оказалось, что берег уже далеко. По мере того, как он отплывал все дальше и дальше, его затягивало сильное глубинное течение, стаскивающее вниз по реке к осатаневшим пираньям. Нику это придало новые силы в борьбе с течением, крадущим у него драгоценное время и усилия, столь необходимые для осуществления туманного.

Ник услышал пронзительный крик Атуту.

— Большой парень, иди! — вопил человечек. — Большой парень, иди!

Ник понял, что означает этот крик, и снова оглянулся на тапира. Пираньи безумствовали: набрасываясь и разрывая тушу, они вертели и переворачивали ее в воде, стараясь достать верхнюю мясистую часть. Теперь от большой части животного оставался только свежеобглоданный белый скелет. Пираньи быстро заканчивали свое пиршество. Скоро у них по случаю может быть и десерт. Ник почувствовал, как мышцы ноги начинает сводить судорога, и вытянулся, пытаясь избежать ее; иначе — неминуемая смерть. Будь это соревнования по плаванию, то рекорд был бы ему обеспечен.

Три четверти пути остались уже позади, и течение заметно ослабло. Ощущение было такое, словно якорь, привязанный к его ногам, неожиданно исчез, и это освобождение придало ему новые силы. Ник понял, что этот импульс ему очень пригодится, когда, оглянувшись в очередной раз, увидел только воду и идущий ко дну обглоданный начисто остов животного. А тысячи зубастых тварей уже шныряли в воде неподалеку, привлеченные каким-то посторонним существом в их родных водах.

Он не мог видеть, но инстинктивно почувствовал движение воды у себя за спиной, неожиданное бурление и неистовство, вызванное полчищами рвущихся вперед, спешащих пираний. Вдруг ноги Ника коснулись дна, и он побежал, спотыкаясь, к берегу. Острый, почти безболезненный щипок пришелся по икре ноги, и Ник прыгнул вперед, поджав под себя ноги и выкатываясь в таком положении на берег.

Позади него осталась вода, потемневшая от черных скользких теней.

…Ник лежал на берегу, тяжело дыша, и чувствовал, как сочится кровь из ноги. Смерть подобралась к нему близко — так близко, что только удача, а не его расчеты, спасла его. Когда дыхание восстановилось, он откинулся назад и вытащил из воды веревку. На противоположном берегу Атуту уже обвязал свой конец веревки вокруг толстого дерева и теперь стоял, радостно приплясывая у воды. К нему присоединилась Тарита и, найдя на том берегу Ника, смотрела, как тот медленно поднимается на ноги. Ник затянул веревку вокруг ствола] добротным двойным узлом и махнул Атуту, дав знак перебираться.

Очевидно, Тарита попросила индейца идти первым, тот обхватил веревку обеими руками, поднял ноги и тоже перекинул их и начал толчками продвигаться вперед. На нем были сафари-жакет, оба лука через плечо и брюки Ника в зубах. На середине реки веревка опасно провисла, почти коснувшись поверхности воды, но все же удержалась. Когда Атуту благополучно спрыгнул перед Ником на берег, Номер 3 радостно сжал его узенькое плечико. Тарита уже карабкалась по веревке. Когда она очутилась перед Ником, он увидел темную ярость в ее глазах.

— Ну что, угадала, — широко ухмыльнулся он ей. — Я сделал это. Или ты ничего не видела?

Она налетела на него с кулаками, пытаясь выместить все свое бешенство, вложив его в удар. Ник легко уклонился, поймав ее за запястье. Она дрожала от злости, и ему захотелось успокоить ее, прижав к себе и погладив ладонями ее прелестные холмики. Если бы не присутствие Атуту, он непременно так бы и поступил. Но вместо этого он крепко держал ее за запястье.

— Спокойно, успокойся, — сказал Ник девушке, ухмыльнувшись про себя, когда вспомнил, что в ней два человека. И действительно, ярости в ней хватало на двоих.

— Тебя взбесило, что я доказал тебе твою неправоту… Черта женщины, присущая ей в любом мире.

— Не пытайся повторить свой подвиг, — процедила Тарита сквозь стиснутые зубы.

— А ты не заставляй меня, — парировал Ник, разжимая ей запястье.

Она стояла, растирая руку, и смотрела на него.

— Мы пойдем дальше? — холодно спросила девушка, усилием воли пытаясь подавить свой гнев, обратив его в лед.

— Без сомнения, — улыбнулся Ник, чуть не добавив: «Теперь, когда ясно, кто главный». Но решил благоразумно не делать этого. Во-первых, это будет звучать как новое оскорбление. Во-вторых, он не был до конца уверен, что эта информация будет полностью принята к сведению.

Тарита шла возбужденной подпрыгивающей походкой, несмотря на то, что они вступили в сильно заросший, опутанный лианами участок джунглей, прорубая себе каждый шаг с помощью мачете. Они остановились, когда дневной свет стал уходить и джунгли снова ожили какофонией звуков.

Появился Атуту с убитой маленькой косулей, которую незамедлительно разделал и поджарил на импровизированном вертеле. Мясо оказалось очень вкусным.

Подчистив остатки и забросив их в заросли для ночных падальщиков, Ник лег и задумался о людях-хищниках, также бродящих по лесу. Переправа через реку, вероятно, вывела их в лидеры, поставив впереди Колбена. Это было важно. Он знал, что китайцы будут со свойственной им настойчивостью и самопожертвованием нагонять, да и русские, возможно, каким-то образом проложат себе дорогу. Так как они все стремились к одному, относительно маленькому участку, преимущество должен был получить тот, кто достигнет его первым, у него и будут самые большие шансы выиграть приз.

Он отдавал себе отчет, что по мере приближения к цели пути будут сходиться все ближе друг к другу и попытки Колбена устранить соперников станут все более настойчивыми и многочисленными. Вероятно, Колбен считал, что главную опасность для него представляет Ник, возможно, из-за помощи Тариты. Ник был уверен, что Колбен предпримет еще не одну попытку, чувствуя, что если ему удастся брать Ника, он легко разделается и с другими участниками этой гонки. Ник задумчиво улыбался себе. Он не мог отказать себе в удовольствии сконцентрировать все внимание на Колбене, представляя именно таким все дальнейшее развитие событий. И это было опасно. И русские, и китайцы также без колебаний уберут соперников, и недооценивать их было бы серьезной ошибкой.

Ник лежал вытянувшись, лениво размышляя, когда вдруг рядом с ним мелькнула тень. Это была девушка, неулыбающаяся, серьезная, которая опустилась на колени возле него.

— Сегодня на реке ты совершил невозможное, — произнесла она. — Но ты сделал это. Однако тебе следовало бы послушаться меня. Тебе просто везет. Не пытайся никогда повторить подобное. Пожалуйста, послушай меня.

— Не волнуйся, золотко, — ответил Ник. — Я не исполняю дважды одно и то же «на бис».

Он сознавал, что она права. Очень это смахивало на самоубийство. Но девушка, конечно, не могла знать, сколько таких самоубийственных поступков совершил он в своей жизни.

— Я… извини меня, я так разозлилась на тебя, — тихо произнесла девушка. — Я… я не хочу увидеть тебя убитым.

…Костер уже потух, и вокруг них сгустилась темнота. Даже глаза Ника, зоркие, как у сокола, не могли проникнуть в чернильную черноту ночи: единственное, что он видел, — это смутные очертания ее фигуры. Она казалась прекрасным бестелесым существом, говорящим из темноты. Черт бы побрал это место, выругался Ник про себя, представив себе луну и купающуюся в ее нежном сиянии прекрасную грудь.

Он услышал, как Тарита укладывается с ним рядом и откинулся назад, уставясь в темноту.

…Ник скривился в усмешке, вспомнив, как часто проклинал, он лунный свет, когда ему необходимо было пересечь незамеченным какую-либо открытую местность. Он представил себе ее тело, лежащее рядом на расстоянии вытянутой руки, ее полную округлую грудь со слегка торчащими кверху сосками, манящую, томящуюся в ожидании.

Он свернул свое воображение, пока оно не завело его слишком далеко.