Медленно тянулись часы, и Бину стало клонить ко сну. От мерного покачивания шлюпки на волнах и свежего морского воздуха у Бины упорно закрывались глаза, к тому же смотреть ей, кроме как на деревянные бочонки, было не на что.

Ее ноги совсем затекли и стали болеть. Девушка была уверена, что герцог испытывает такое же неудобство, но им нельзя было даже пошевелиться. Усилием воли Бина заставила себя забыть обо всем, что происходит, и думать лишь о герцоге и о том, что он здесь, рядом с нею.

Она попыталась прикинуть, сколько времени требуется для того, чтобы пересечь Ла-Манш. Насколько она помнила, самые быстроходные лодки контрабандистов проделывали путь от Дувра до Кале за три часа. Но их шлюпка была нагружена слишком сильно, поэтому Бина полагала, что у них уйдет на это намного больше времени.

Незаметно она заснула и во сне снова очутилась в комнате гостиницы, и генерал набросился на нее. Она почувствовала, как его тело всей тяжестью придавило ее, и открыла рот, пытаясь закричать.

Поразительная интуиция герцога, должно быть, подсказала ему, что сейчас должно будет произойти, так как он зажал ей рот рукой, и Бина в испуге проснулась. Она ощутила тепло его пальцев на своих похолодевших губах и поняла, что едва не выдала свое присутствие и что он снова спас их обоих.

Она чуть было не сказала «Простите меня», но спохватилась, вспомнив, что разговаривать нельзя, поэтому лишь виновато посмотрела на него. Почувствовав, что она окончательно проснулась, герцог убрал руку.

Бина обнаружила, что может уже разглядеть его лицо, хотя в предрассветном тумане все вокруг казалось неясным и расплывчатым. Ночь близилась к концу. Скоро звезды на небе совсем исчезнут, и первые лучи солнца окончательно прогонят ночную тьму.

«Какое счастье, что сейчас туман», — подумала Бина, надеясь, что он поможет им незамеченными приблизиться к английскому берегу.

Ей почудилось, будто герцог улыбается ей, но она не была в этом уверена. Она почувствовала, как он крепче прижал ее к себе, словно желая придать ей уверенности. Его пальцы нежно коснулись ее щеки, как бы говоря, что все будет хорошо. Его лицо было совсем близко, и неожиданно ей захотелось прижаться щекой или даже губами к его щеке.

«Поймет ли он, что я просто пытаюсь выразить свою благодарность?» — подумала она.

Но девушка тут же испугалась, что если сделает это, герцог снова станет холодным и неприступным, как это случалось прежде. Его лицо опять примет то же надменное, презрительное выражение, как тогда, в Шотландии, когда он набросился на нее с обвинениями и заявил, что не имел ни малейшего намерения жениться.

Она хорошо помнила все, что он сказал ей в тот раз, и его слова отчетливо прозвучали у нее в ушах, словно он на самом деле повторил их:

«Надоедливая, взбалмошная, безмозглая девчонка совсем не та жена, которая мне нужна!»

Бина надеялась, что он изменит свое мнение о ней, но теперь поняла, что ее надежды были напрасными. Если бы он был хоть немного неравнодушен к ней, разве в ту ночь, когда они делили спальню в Верноне, он не проявил бы это каким-нибудь образом? И разве не захотел бы обнять и поцеловать ее после того, как генерал так сильно напугал ее? А вместо этого герцог чуть ли не выволок ее из гостиницы и увез в простой повозке к реке, где они наконец смогли спрятаться в шлюпке у контрабандистов.

«Даже сейчас, когда мы уже так близко от дома, — думала Бина, — он не сделал ни одного жеста, который можно было бы принять за проявление привязанности».

Как легко было бы ему просто поцеловать ее в лоб, тем самым без слов давая понять, что он знает, как она напугана, и готов защитить ее.

«Я для него никто! Никто!» — с отчаянием сказала себе Бина.

Она снова посмотрела на герцога, стараясь разглядеть в тумане его лицо, и ей показалось, что теперь ей уже намного лучше видно его, чем несколько мгновений назад. И в этот самый момент до них донесся плеск весел и громкий голос произнес:

— Именем его величества короля Георга Третьего приказываю вам лечь в дрейф и сообщить, кто вы такие!

Едва успели стихнуть эти слова, как с другой стороны тоже послышался всплеск, и еще один голос хрипло прокричал:

— Именем его величества назовите себя! Мы таможенный патруль, и, если вы не ответите, мы тотчас же откроем огонь!

— Бог мой! — выдохнул один из гребцов. — Мы попались! Теперь мы все будем болтаться на виселице!

— Господи, точно, нас застукали! — простонал другой. И тут, к изумлению Бины, герцог поднялся на ноги и, держась за бочонки, чтобы удержать равновесие, сказал:

— Предоставьте все мне. — Потом он повернулся и прокричал в туман: — Я герцог Уорминстер, мне удалось бежать из Франции. Нам нужна ваша помощь, чтобы найти место, где мы могли бы пристать к берегу.

Последовало молчание, потом кто-то громко охнул от удивления. Бина услышала, как герцог тихо обратился к тем, кто сидел ближе всех к нему:

— Бросайте груз за борт, и поживее!

Бина была уверена, что гребцы на шлюпке были поражены не менее, чем таможенный патруль, услышав слова герцога. Затем из тумана слова донесся голос:

— Повторите ваше имя! Вы сказали, что бежали из Франции?

— Да! Я нанял этих людей, чтобы они доставили меня в Англию, — ответил герцог. — Как я уже сказал, я герцог Уорминстер, и мне нужна ваша помощь. Будьте любезны указать нам, где мы могли бы высадиться на берег.

Контрабандисты тем временем поспешно выбрасывали за борт тюки с табаком и бочонки с коньяком, которые с всплеском падали в воду. Несколько человек разгружали нос, остальные направились на корму, и тут они увидели Бину и застыли, разинув рот.

— Быстрее! — приказал герцог. — Туман рассеивается. Еще немного, и они увидят нас.

Контрабандисты удвоили свои усилия. Шлюпка раскачивалась и опасно кренилась то в одну, то в другую сторону, когда они швыряли товар за борт.

— К северо-западу от вас находится устье реки Сифорд, — прогремел голос с таможенного катера. — Старайтесь не отклониться к северу, не то попадете на рифы! Мы следуем за вами, так что не пытайтесь скрыться!

Бина поняла, что таможенники сомневаются, не было ли заявление герцога лишь хитростью контрабандистов, пытающихся спастись таким образом. В то же время она чувствовала, что на них произвели впечатление аристократический выговор герцога и та уверенность и властность, которые прозвучали в его голосе.

— Мы в точности выполним ваши указания, — ответил герцог. Он устроился на носу, а гребцы снова взялись за весла. Бочонки с коньяком очень быстро пошли ко дну, но тюки с табаком все еще покачивались на волнах.

Бина видела, что контрабандисты с тревогой поглядывают на них. Прилив нес толстые тюки прямо к берегу.

— Нам нужно как можно скорее убраться подальше от этого места, — тихо сказал герцог.

Мужчины налегли на весла, держа курс на северо-запад. Было уже достаточно светло, чтобы разглядеть их лица, и Бина, поплотнее завернувшись в свою накидку, пришла к выводу, что они похожи на настоящих злодеев.

Она не сомневалась, что если бы их с герцогом обнаружили до прибытия таможенных катеров, то с ними обошлись бы очень сурово, если не жестоко, и они вполне могли бы лишиться жизни.

— Как вам удалось незамеченными залезть в шлюпку? — спросил у герцога один из контрабандистов.

— Чем меньше мы будем говорить, тем лучше! — ответил герцог. — На воде голоса разносятся очень далеко. Предоставьте мне вести все переговоры, и вы не останетесь внакладе за то, что помогли спастись мне и моей спутнице.

— Если вы нас выдадите, они нас повесят или сошлют на каторгу, — сказал другой контрабандист.

— Предоставьте все мне, — повторил герцог.

Мужчина хотел было добавить еще что-то, но главарь шикнул на него, и он замолчал.

Туман внезапно рассеялся, и Бина увидела впереди широкое устье реки с отлого спускающимися к берегам скалами, за которыми простиралась болотистая местность.

Не успели контрабандисты войти в спокойные воды реки, как позади них появились два таможенных катера. Они еще некоторое время плыли вверх по реке, потом гребцы, сидевшие на носу, спрыгнули на сушу, чтобы придержать шлюпку, пока остальные складывали весла, распрямляли затекшие спины и по очереди сходили на грязный, топкий берег.

Герцог последовал их примеру и, подхватив Бину на руки, перенес ее через грязь на траву. Опустив ее на землю, он направился вдоль берега к тому месту, где высадился капитан первого патрульного катера.

— Я глубоко признателен вам, капитан, — сказал герцог, — а еще больше рад тому, что мне все-таки удалось бежать из Франции.

— Вы и на самом деле герцог Уорминстер? — спросил капитан.

— На самом деле! — улыбнулся герцог. — Как я полагаю, вам известно, что когда Бонапарт восемнадцатого мая возобновил военные действия, он приказал немедленно арестовать всех англичан, которые находились во Франции.

— Мы слышали об этом, — ответил капитан, — но с трудом могли поверить, что он решился на такое!

— Уверяю вас, это истинная правда! — сказал герцог. — Я и моя попутчица умудрились бежать из Парижа, переодевшись слугами. Когда мы добрались до берега, эти люди были настолько любезны, что согласились доставить нас в Англию. — Со слабой улыбкой капитан принялся разглядывать контрабандистов, неловко мявшихся возле своей шлюпки.

Бина подумала, что никто не стал бы заблуждаться по поводу того, зачем они пересекли Ла-Манш. Стоило лишь взглянуть на их лица, чтобы понять, что эта отчаянная команда готова пойти на любой риск, лишь бы привезти из Франции контрабанду, которая принесет им огромный доход.

Капитан окинул их всех внимательным взглядом, а потом обратился к герцогу:

— Ваша светлость, поскольку в шлюпке контрабанды не обнаружено, у меня нет ни малейших доказательств того, что они, направляясь к берегам Франции, руководствовались вовсе не альтруизмом, а чем-то другим.

Герцог улыбнулся в ответ:

— Я им очень благодарен.

— Это неудивительно, ваша светлость! — сказал капитан. — Я не думаю, что французские трюмы отличаются большим комфортом!

Герцог протянул ему руку.

— Благодарю вас, — произнес он, — и прошу оказать мне услугу и поблагодарить от моего имени капитана второго катера. Я обещаю, что сообщу в адмиралтейство, какую незабываемую услугу вы мне оказали.

— Спасибо, ваша светлость, — ответил капитан.

Герцог повернулся и подошел к главарю контрабандистов.

— А вам я хотел бы выразить свою благодарность в материальной форме, — сказал он. — При мне достаточно денег, чтобы выдать каждому члену команды по пять фунтов в награду за ту роль, которую вы сыграли в моем спасении. Кроме этого, я дам вам чек еще на сто фунтов, которые вы сможете получить в любом банке.

На лицах контрабандистов застыло выражение почти нелепого изумления.

— Это очень благородно с вашей стороны, ваша светлость, — сказал главарь. — Мы не будем притворяться, что потеря груза не явилась для нас большим несчастьем.

— В следующий раз вас могут поймать с поличным, — предупредил его герцог. — Мне кажется, что плата за ту прибыль, которую вы рассчитываете получить, слишком высока.

— Всегда есть шанс избежать столкновения с таможенниками, ваша светлость, и в этом случае мы можем получить неплохой барыш!

Герцог не стал спорить. Вместо этого он достал деньги из внутреннего кармана и выписал чек, поставив внизу свою подпись.

— Если вам по каким-либо причинам откажутся оплатить этот чек, обращайтесь прямо ко мне, — сказал он. — По крайней мере, сегодняшнюю ночь я проведу в Сифорд-парке. Вы знаете эту усадьбу?

— Да, ваша светлость. Это в трех милях отсюда.

— Я так и предполагал, — сказал герцог. — Единственное, что мне пока не ясно, — это каким образом моя попутчица и я доберемся туда. Нам было так тесно в вашей шлюпке посреди всех этих бочонков, что у нас свело ноги и мы с трудом можем передвигаться.

— Я мог бы привести вам двух пони, ваша светлость, — предложил главарь. — Они здесь, неподалеку. В том месте, где мы должны были высадиться.

— Пони нас вполне устроят, — ответил герцог.

Главарь обернулся и отдал какие-то распоряжения гребцам. К этому моменту оба таможенных катера уже вышли из устья реки и направились в открытое море. Было ясно, что через несколько секунд они скроются из виду.

Главарь пошел в сторону болота, а гребцы вытащили на берег шлюпку и куда-то понесли ее. И вдруг, к изумлению Бины, они исчезли!

Она сообразила, что в густых прибрежных зарослях у контрабандистов, должно быть, имеется тайное убежище, которое они обычно используют.

Некоторое время никого не было видно, потом они снова стали появляться по одному, но не возвращались к тому месту, где стояла Бина, а быстрым шагом направлялись в противоположную сторону. Поскольку солнце еще не взошло, они почти мгновенно исчезли в предрассветном тумане.

Герцог повернулся к Бине.

— Вот мы и дома! — мягко произнес он.

— Я так боялась, что нас обнаружат! — сказала Бина.

— Удача была на нашей стороне, — улыбнулся герцог. — Еще немного, и мы наконец вернемся к благам цивилизации!

Бина не смогла ничего ответить, но почувствовала себя глубоко несчастной, потому что герцог, казалось, был рад возвратиться к привычной жизни.

— Если вас волнует, кто живет в Сифорд-парке, — продолжал герцог, — то удача снова сопутствует нам, потому что это поместье принадлежит моему кузену, сэру Джеффри Минстеру. Он член парламента.

— Как вам, наверное, будет приятно встретиться с ним, — тихо пробормотала Бина.

— Я сомневаюсь, что сэр Джеффри сейчас здесь, — сказал герцог. — Очевидно, в связи с объявлением войны в парламенте идут заседания, так что он, должно быть, в Лондоне, и его жена, по всей видимости, тоже. Но я не сомневаюсь, что они будут только рады, если мы в их отсутствие воспользуемся гостеприимством Сифорд-парка.

Не успел герцог договорить, как из тумана с пугающей внезапностью вынырнули два пони, которых вел под уздцы маленький мальчик. Рядом с ними шел главарь контрабандистов.

— А вот и мы, ваша светлость, — обратился он к герцогу. — Мальчик покажет вам дорогу.

— Я вам очень благодарен, — ответил герцог. Он вложил в руку контрабандиста несколько золотых монет, потом помог Бине сесть на пони и сам сел на другого.

Лошадки хоть и были маленькими, но шли уверенной поступью. Очевидно, их использовали для перевозки тяжелых грузов контрабанды в какое-нибудь секретное место, откуда товар потом можно было переправить в Лондон.

Мальчик не стал вести их в поводу, а просто пошел вперед, и они послушно последовали за ним. Мальчик уверенно шел через болотистую местность, и вскоре они вышли на твердую, покрытую дерном почву.

Туман был рыхлым, слоистым: то он рассеивался, открывая перед ними панораму Даунса, то все снова заволакивало липкой влагой.

Когда они поднялись еще выше, внезапно выглянуло солнце, и прелестный ландшафт Суссекса предстал перед ними во всем своем великолепии.

Бине стало жарко, и она откинула с головы отделанный мехом капюшон. Она подумала о том, как будет раздосадована мадам Дельма, лишившись такой дорогой и модной накидки, но, может быть, она сочтет эту утрату незначительной по сравнению с гибелью мужа.

Но как Бина ни старалась, она не могла проникнуться жалостью к француженке, потому что в ее воображении сразу же всплывало воспоминание о том, как генерал набросился на нее.

«Он заслуживал смерти!» — сказала она себе. Беседовать на какие-то личные темы в присутствии мальчика, который вел пони, было невозможно, поэтому они ехали молча.

Они перевалили через гряду меловых гор и некоторое время ехали по узким, извилистым дорогам, пока наконец впереди не показались крыши домов и высокий шпиль церкви. Не доезжая до деревни, они увидели большие железные ворота, по обе стороны которых стояли сторожки.

Мальчик свернул к воротам, и они поехали по длинной подъездной аллее с вековыми дубами по обеим сторонам. Вскоре впереди показался Сифорд-парк, очаровательная постройка елизаветинских времен, с остроконечными крышами и маленькими ромбовидными окнами, сверкавшими на солнце.

— Как красиво! — воскликнула Бина.

— Изнутри дом такой же красивый и уютный, как и снаружи, — заверил ее герцог. — Я знаю, что в настоящий момент вам хочется лишь одного — хоть немного поспать!

— Еще очень рано, — сказала Бина. — Может быть, в доме все спят?

Но она беспокоилась напрасно. Горничная в чепце, усердно моющая каменные ступени лестницы, в изумлении уставилась на них, когда они остановились у входа.

Она побежала за лакеем, который выскочил из дома в одной рубашке, растерянно посмотрел на них и снова скрылся. Вскоре он вернулся в сопровождении пожилого мужчины, тщательно одетого самым подобающим образом.

— Доброе утро, Бэйтман! — обратился к нему герцог. — Надо полагать, вы удивлены, увидев меня, но я только что прибыл из Франции. Эта дама и я чудом избежали плена.

— Мы рады приветствовать вас, ваша светлость, — учтиво произнес Бэйтман. — Мне очень жаль, что сэр Джеффри и ее светлость уехали в Лондон четыре дня назад.

— Я так и думал, — сказал герцог. — Но я надеюсь, Бэйтман, что в их отсутствие вы позаботитесь о нас?

— Разумеется, ваша светлость.

— Сейчас нам нужно лишь одно — как следует выспаться, — продолжал герцог. — Шлюпка контрабандистов не отличалась особым комфортом.

— Шлюпка контрабандистов, ваша светлость?

— Это был единственный вид транспорта, который мы смогли найти, Бэйтман, — улыбнулся герцог. — И, уверяю вас, мы были очень рады ему.

— Могу себе представить, милорд! — Бэйтман поклонился Бине. — Позвольте, я провожу вас, мадам. Миссис Дэнджерфилд, наша экономка, позаботится о вас.

Бине очень не хотелось расставаться с герцогом, но ей ничего не оставалось, как последовать за дворецким.

Он повел ее наверх и препоручил заботам экономки, которая, застегивая на ходу платье, спешила по коридору им навстречу и, очевидно, была немало встревожена тем, что ее подняли в такой ранний час.

Она проводила Бину в большую спальню, в которой стояла огромная старинная кровать с муслиновым пологом, таким же муслином был отделан туалетный столик.

— Как здесь мило! — воскликнула Бина. Внезапно она почувствовала смертельную усталость и позволила экономке раздеть себя. Она облачилась в предложенную ей прелестную ночную сорочку, которая была намного красивее ее собственных, легла в кровать и закрыла глаза.

Девушка слышала, как женщина задернула шторы на окнах и озадаченно прищелкнула языком, разглядывая ее порванное платье. Но она слишком устала, чтобы придумывать какие-либо объяснения или размышлять о том, что о ней подумают.

Не успела за экономкой закрыться дверь, как Бина уже спала.

* * *

Бина проснулась оттого, что кто-то ходил по комнате. Недовольная тем, что ее разбудили, она открыла глаза и увидела двух горничных, которые внесли в комнату тазы с водой, чтобы наполнить ванну, стоявшую возле зажженного камина.

Она лежала, глядя на них, когда к кровати приблизилась экономка.

— Его светлость просил узнать, мадам, не захотите ли вы пообедать вместе с ним.

— Пообедать? — воскликнула Бина. — Неужели уже так поздно?

Экономка улыбнулась:

— Вы проспали почти девять часов, мадам.

— Я была совсем измучена, — сказала Бина. — Но я с радостью пообедаю с его светлостью.

— Я так и предполагала, мадам, — ответила экономка, — поэтому распорядилась приготовить для вас ванну, а потом вы выберете себе что-нибудь из туалетов ее светлости, чтобы вам было в чем спуститься к обеду.

— Вы правы, навряд ли то платье, в котором я приехала сюда, будет уместным, — улыбнулась Бина. — Мы с его светлостью, как вы уже, наверное, знаете, вынуждены были пойти на небольшой маскарад. Мне пришлось поступить на службу в качестве femme de chambre… горничной.

— Я не могу в это поверить! — в ужасе воздев руки, воскликнула экономка. — А его светлость?

— О, из него получился очень расторопный камердинер!

— Не представляю, как вы все это вынесли, мадам, — сказала миссис Дэнджерфилд. — Ох уж эти лягушатники!

Она произнесла это с таким презрением, что Бина не выдержала и расхохоталась. Она не стала больше ничего рассказывать об их приключениях. Погрузившись в теплую воду, благоухавшую ароматом роз, Бина почувствовала, что смывает с себя не только грязь, но и страх.

И теперь она начала осознавать, насколько была напугана не только мыслью о грозившей им тюрьме, но и самими людьми, с которыми им пришлось сталкиваться во время этого опасного путешествия.

При воспоминании о пьяных солдатах, о генерале и о контрабандистах с их злодейскими физиономиями девушку бросило в дрожь. И тем не менее теперь, хотя она снова была в Англии и находилась в полной безопасности, ее продолжал мучить страх перед будущим, перед тем, что ее ждет, когда она расстанется с герцогом.

«Может быть, Англия окажется для меня не менее опасным местом, чем Франция», — подумала Бина.

Девушка вспомнила о том, что произошло, когда в Шотландии она сбежала от герцога и пьяный мужчина украл у нее деньги. У нее, конечно, остались драгоценности матери, которые не дадут ей умереть с голоду, если она снова окажется совсем одна. Но когда вокруг было столько воров и бродяг, сможет ли она уберечь их?

Пока Бина принимала ванну и одевалась, тысячи тревожных вопросов роились у нее в голове, но ни на один она не могла найти ответа. Ей было страшно, и будущее казалось зловещим. Миссис Дэнджерфилд протянула ей элегантную тончайшую шелковую сорочку, украшенную изящной вышивкой и отделанную кружевами.

Потом она распахнула дверцы большого шкафа, стоявшего в углу, и Бина увидела огромное количество платьев самых разнообразных расцветок. Это великолепное многоцветие напоминало радугу.

— Боюсь, что ее светлость чуть полнее вас в талии, мадам, — сказала миссис Дэнджерфилд, — поэтому платье для сегодняшнего вечера я ушью прямо на вас, а к утру специально подготовлю что-нибудь еще.

— Я надеюсь, ее светлость не будет возражать? — заволновалась Бина.

— Ее светлость будет очень рада, что смогла оказать вам услугу, и я не сомневаюсь, мадам, что и она, и сэр Джеффри будут гореть желанием услышать историю ваших приключений. — Миссис Дэнджерфилд презрительно хмыкнула и добавила: — Это единственное доброе дело на счету у контрабандистов. Настоящая напасть, вот кто они такие, и при этом позорят всю округу, — при этих словах лицо миссис Дэнджерфилд приняло такое негодующее выражение, что Бина чуть было не рассмеялась. Но она тут же спохватилась, сообразив, что контрабандисты с их темными делишками — действительно очень неприятное соседство.

— Без них мы ни за что не добрались бы домой, — мягко сказала Бина.

— Что ж, тогда мы должны быть им благодарны, мадам, — ответила миссис Дэнджерфилд. — Так какого же цвета платье вы хотите надеть к обеду?

Платьев было так много, и все они были так прелестны, что выбрать действительно было нелегко. Бина с удивлением обнаружила, что, в отличие от Шотландии, в Англии уже приняли новую моду, с которой она познакомилась в Париже, и все платья леди Минстер были уже с высокой талией и почти такими же прозрачными, как у французских дам.

В конце концов она выбрала белое платье, напомнившее ей то, в котором она была на балу и которое ей пришлось оставить в Париже. Сердце девушки разрывалось при мысли, что ей больше никогда не придется надеть отделанное серебром газовое платье, в котором она танцевала с герцогом. Тем не менее платье леди Минстер было почти таким же красивым. Оно было расшито крохотными жемчужинами, такими же жемчужинами были украшены ленты, завязывающиеся высоко под грудью. По подолу шли три ряда кружев, а крохотные рукавчики также были кружевными.

— Оно очень идет вам, мадам, — искренне заверила Бину миссис Дэнджерфилд.

Она ушила платье в талии почти на два дюйма, а потом уложила волосы Бины едва ли не так же искусно, как парижский парикмахер.

— Откуда вам известны последние парижские моды? — воскликнула Бина.

— Мы в Англии не такие уж отсталые, — с упреком ответила миссис Дэнджерфилд. — Если на то пошло, я всегда считала, что именно английские дамы диктуют моду, а вовсе не жена этого чудовища и убийцы!

Бина знала, что в течение многих лет Бонапарта представляли чудовищем, дикарем, чуть ли не людоедом! Она с трудом подавила желание сказать, что Франция показалась ей вполне культурной и цивилизованной страной, опасаясь, что миссис Дэнджерфилд не поймет ее.

«Люди верят тому, чему хотят верить», — сказала она себе, и тут же ее мысли непроизвольно вернулись к герцогу.

Он хотел верить в то, что ему нравится жить аскетом. Он избрал для себя спокойное, размеренное существование. Бина была уверена, что события последних дней не изменили его. Виконт сказал, что у нее есть возможность помочь герцогу, но она не справилась с этой задачей.

Она поняла это, когда по прибытии в дом сэра Джеффри он представил ее не как свою жену, а просто как спутницу. Она была герцогиней Уорминстер в Шотландии, леди Биной Минстер, его сестрой, во Франции, потом снова его женой — Мари Буше. Теперь же она просто «мадам», у нее даже не было имени.

С отчаянием Бина подумала, что судьба сурово обошлась с ней! У нее не было возможности завоевать любовь герцога. У нее не хватило времени изменить его, как предложил ей виконт. Может быть, если бы они остались в Париже, ей это и удалось бы.

Она подумала о том, сколько ей всего хотелось узнать и посмотреть. В тот день в Шантильи, когда герцог показывал ей сады принца Конде, и потом, когда они смотрели сокровища монастыря бенедиктинцев, ей казалось, что ему все это доставляло большое удовольствие.

Бина была уверена, что он охотно гулял бы с ней по картинным галереям Лувра, рассказывал о сокровищах дворца, наслаждался мистической красотой собора Парижской Богоматери.

Но больше всего ей хотелось снова танцевать с ним. Она вспоминала, как он великолепно танцует и как ей почудилось, будто его глаза горели каким-то особым огнем, когда в городском саду они при свете фонарей кружились в вальсе под звуки шумного, веселого оркестра.

В тот момент он казался совсем молодым, а она по глупости испортила весь вечер, солгав ему, будто многие мужчины на балу пытались поцеловать ее. Бина знала, как герцогу не нравится, когда она преувеличивает, но сделала это лишь потому, что была задета его равнодушием к ее внешности. В тот вечер он казался совсем не таким, как обычно, а она глупой выходкой рассердила его, и он снова стал холодным и неприступным.

«Сегодня я должна быть очень осторожной», — сказала она себе.

Наконец она закончила свой туалет и взглянула на себя в зеркало. Как сильно она отличалась теперь от той растрепанной, плохо одетой девчонки, которая навязалась ему в попутчицы в Шотландии!

Оценит ли он, что теперь она держится с большим достоинством, стала рассудительнее и, как она надеялась, гораздо привлекательнее? Ответ на этот вопрос, как она полагала, оказался бы неутешительным.

Очень медленно Бина спустилась по резной дубовой лестнице и пересекла холл, стены которого были обшиты панелями, а в центре находился открытый средневековый очаг.

Ливрейный лакей отворил перед ней дверь, и она вошла в прелестную гостиную с большими окнами, выходившими прямо в сад. На стенах висели картины, повсюду стояли канделябры со множеством зажженных свечей, бросавших отблески на позолоту, украшавшую мебель со светло-бирюзовой обивкой.

Но Бина смотрела только на герцога, расположившегося в дальнем конце комнаты возле камина. При ее появлении он обернулся, и она снова увидела его таким, как тогда, в Париже.

Даже в позаимствованной у кузена одежде герцог выглядел таким же модным и элегантным, как и в тот вечер, после того как расстался со своим мрачным черным костюмом. Галстук казался ослепительно-белым по сравнению с его загорелым, обветренным лицом, кончики воротника доходили ему до подбородка. Синий атласный фрак подчеркивал цвет его глаз, а светлые панталоны цвета шампанского сидели на нем как влитые.

— О, я так надеялась хотя бы еще один раз увидеть вас таким! — непроизвольно вырвалось у Бины.

Герцог улыбнулся и поднес ее руку к губам.

— Позвольте мне также поздравить вас с переменой туалета, — сказал он.

— Ваш кузен и его жена в свое отсутствие проявили большую щедрость, — заметила Бина.

— Они поступили бы точно так же, если бы были здесь, — ответил герцог. — Вы отдохнули?

— Я проспала почти девять часов! — призналась Бина.

— Я тоже отлично выспался, — сказал герцог. — А теперь я так голоден, что готов есть что угодно и где угодно! Но я рад, что нам не придется ни готовить, ни подавать на стол.

Бина рассмеялась, но, прежде чем она успела ответить, вошел Бэйтман и объявил, что обед подан. Еда была восхитительной, и герцог отведал каждое блюдо, которое им подавали.

Бина, однако, проглотив несколько кусочков, обнаружила, что от волнения и от сознания того, что находится наедине с герцогом, она совсем лишилась аппетита.

Беседовать на личные темы в присутствии слуг и дворецкого было невозможно, поэтому герцог принялся обсуждать с ней угрозу, которую представляют собой контрабандисты, поставляющие золото Наполеону. Он рассказал ей о том, что некоторые банды контрабандистов отличаются особой свирепостью и их опасаются не только местные жители, но и сами таможенники. Он также сообщил ей о тех мерах, которые придется принять правительству, чтобы прекратить эту незаконную торговлю, подрывающую экономику Англии.

Бина внимательно слушала его, но в то же время постоянно возвращалась мыслями к собственным проблемам. Ей очень хотелось сосредоточиться на том, что говорил герцог. Однако она все время думала лишь об одном: а вдруг это последний вечер, который они проведут вместе? Кроме того, ее беспокоило, что герцог решит делать дальше.

Когда убрали десерт, Бэйтман налил герцогу бокал портвейна.

— Может быть, вы хотите, чтобы я оставила вас? — с тревогой спросила Бина. — Я знаю, что так принято.

— Я могу предложить вам гораздо лучшее решение этой проблемы, — улыбнулся герцог. — Я захвачу портвейн с собой в гостиную, и мы сможем спокойно сесть и поговорить.

— Я отнесу ваш портвейн, — предупредительно сказал Бэйтман. Он поставил графин и бокал на серебряный поднос и вслед за герцогом и Биной направился по коридору в сторону гостиной.

Пока они обедали, шторы на окнах задернули, и лишь одно окно, выходившее на террасу, оставили открытым. Легкий ветерок доносил из сада благоухание роз, и Бина увидела, что на темном вечернем небе зажглись первые звезды.

Она вспомнила, как прошлой ночью эти звезды освещали им путь вдоль реки к шлюпке контрабандистов.

Бэйтман подал герцогу бокал с портвейном, поставил графин на боковой столик и вышел из гостиной, закрыв за собой дверь.

Герцог, стоя спиной к камину, смотрел на Бину, но она не осмеливалась встретиться с ним взглядом.

— Я думаю, нам пора поговорить о том, что мы будем делать дальше, — тихо произнес он.

— Да… вы правы.

Потом, словно не в силах вынести того, что ей предстоит услышать она подошла к открытому окну и устремила свой взор в сад. Она догадывалась, что это конец! Наступил тот момент, которого она так боялась не только в последние дни, но еще с тех пор, как герцог спас ее от пьяного шотландца и взял под свою защиту.

Она чувствовала, будто тяжелый камень лежит у нее на сердце, и знала, что слова герцога станут для нее приговором, который разрушит ее счастье и который нельзя будет смягчить или отменить. У нее возникло безумное желание убежать, не слушать того, что он будет говорить, а просто выйти в сад и исчезнуть в темноте. Но она понимала, что должна остаться и выслушать его, хотя это и будет концом всех ее надежд и желаний, всего того, о чем она так страстно молилась, надеясь в глубине души, что он все-таки полюбит ее.

— Я хочу поговорить с вами, Бина, — сказал герцог. — Но очень сложно разговаривать с человеком, который стоит к вам спиной.

Бина резко повернулась, словно эти слова подстегнули ее. Мгновение она смотрела на него, потом, повинуясь безотчетному порыву, бросилась к нему.

— Пожалуйста… пожалуйста! — воскликнула она. — Не отсылайте меня… прочь! Позвольте мне… остаться с вами… я не стану вам надоедать… никто даже не узнает… кто я такая… я могу быть горничной… или кем-нибудь еще… только позвольте мне остаться!

В глазах герцога она увидела выражение, которого не смогла понять. Потом, почувствовав, что он сейчас ответит ей отказом, Бина резко отвернулась, чтобы он не увидел ее слез, и снова отошла к окну.

Она с трудом сдерживала рыдания, боясь потерять контроль над собой и броситься к его ногам. Она даже не заметила, как он подошел к ней. Внезапно совсем близко от нее раздался его голос.

— Моя глупенькая, взбалмошная, обожаемая жена! — сказал он таким тоном, которого прежде она никогда не слышала. — Неужели ты и в самом деле считаешь, что из тебя выйдет хорошая горничная? — Он взял ее за плечи и нежно повернул к себе лицом.

Она попыталась взглянуть на него сквозь застилавшие ей глаза слезы, но он крепко прижал ее к себе, так что она едва могла дышать, и приник губами к ее губам.

В первую секунду Бина была слишком ошеломлена, чтобы чувствовать что-либо. Но потом в ней вспыхнуло пламя, которое охватило ее с таким неистовством, что ей казалось, будто она тает у него в руках.

Она не верила, что можно испытать такое блаженство, такой упоительный восторг и не умереть от переполнявших ее чувств.

Он поднял голову, и Бина, не в силах прийти в себя, бессвязно пробормотала:

— Я никогда не предполагала… что ты будешь целовать меня… так.

— Буду! — ответил герцог и принялся целовать ее более требовательно, более настойчиво.

Все закружилось у нее перед глазами. Бине казалось, что пол уходит у нее из-под ног.

«Виконт был прав, — подумала она, — огонь в его душе не угас совсем, и теперь он снова разгорелся».

Но потом поцелуи герцога прогнали прочь все мысли, и Бина почувствовала, что больше не принадлежит себе, что отныне они одно целое.

* * *

Внизу в холле старые настенные часы пробили два раза. А наверху из глубины большой кровати послышался мягкий, нежный голос:

— Когда ты впервые понял, что любишь меня?

Герцог крепче прижал ее к себе.

— Я влюбился в крохотную, замерзшую ножку и в слезу, которая упала мне на руку, когда я пытался согреть ее, — ответил герцог.

— В мою ножку! — воскликнула Бина. — Я надеялась, ты скажешь, что тебя потрясла моя неземная красота!

Герцог засмеялся:

— Твое личико прелестно, очаровательно и совершенно неотразимо, любимая, но оно вовсе не красиво в общепринятом смысле.

— О! — воскликнула Бина. — Скажи это еще раз! Я никогда не думала, что ты станешь говорить мне такие замечательные слова!

— Я люблю тебя, — сказал герцог. — О моя бесценная, мое сокровище, я просто обожаю тебя!

Бину взволновали глубокие нотки в его голосе, и трепет охватил все ее существо.

— Я тоже… люблю тебя, — прошептала она.

— Но ведь ты же говорила, что я слишком старый?

— Нет! У тебя самый замечательный возраст.

— К тому же я скучный и занудливый?

— Ты самый восхитительный, самый смелый человек на свете! — Бина вздохнула от переполнявших ее чувств. — Когда я вспоминаю, что из-за меня ты убил человека, я с трудом могу в это поверить.

— Я лишь надеюсь, что мне не придется убивать никого другого, — ответил герцог. — Я буду очень ревнивым мужем, предупреждаю тебя!

— Но я собираюсь быть образцовой женой, именно такой, какой ты хочешь меня видеть, — запротестовала Бина.

Герцог снова засмеялся:

— Сомневаюсь, что тебе это удастся! Но все равно я заставлю тебя вести себя должным образом. Ведь у нас впереди столько разных дел!

— Каких?

— Меня ждет много работы в палате лордов, — ответил герцог, — кроме того, я полагаю, что смогу оказаться полезным в военном министерстве. И мы должны выполнить свое обещание.

— Какое обещание? — спросила Бина.

— Помочь роялистам. Мне кажется, мы просто обязаны сделать это.

— Ну конечно! — горячо отозвалась Бина. — А у нас получится?

— Мы попытаемся, — ответил герцог. — И мы оба сделаем все, что в наших силах, чтобы избавить мир от Бонапарта.

— Как это замечательно! — воскликнула Бина. — Я так мучительно боялась, что ты решишь отослать меня назад, к отцу.

— А я боялся, что ты захочешь уйти от меня, — сказал герцог.

— Как только тебе могло прийти в голову такое? После того как я поняла, что люблю тебя, я мечтала лишь об одном — быть рядом с тобой. Я безумно люблю тебя, и для меня было пыткой думать, что я тебе совершенно безразлична!

— Больше мы никогда не станем сомневаться друг в друге, — твердо сказал герцог. Он почувствовал, что по ее телу пробежал трепет, и повернулся к ней. — Скажи мне еще раз, что любишь меня, — властно потребовал он.

— Я люблю тебя страстно… безгранично… всем своим существом!

Он стал целовать ее лоб, глаза и кончик ее прелестного носика.

— Ты любил кого-нибудь… больше… чем меня? — спросила Бина.

— Теперь я знаю, что вообще никого прежде не любил! Ты завладела моим сердцем, любимая, и оно больше никогда не сможет вырваться из этого плена!

От ласкового прикосновения его рук ее дыхание участилось.

— Ты… волнуешь меня, — прошептала она.

— Именно этого я и хочу.

— Это восхитительно! И теперь я знаю… как это чудесно… когда мужчина и женщина… любят друг друга.

— Я говорил тебе, что это приятно, — напомнил герцог.

— Приятно! — презрительно фыркнула Бина. — Это божественно! Волшебно! Упоительно! Словно ты летишь к луне, зажав в руке все звезды! — Внезапно она остановилась и робко спросила: — Я опять… преувеличиваю?

— Нет, моя бесценная, ты описала это поразительно верно, — ответил герцог.

Их губы слились, и не осталось больше ничего, кроме сжигавшего их обоих пламени и сверкания звезд.