Возвращение во Францию оказалось довольно утомительным. Я выбрал маршрут через Базель — аэропорт там находится как раз на швейцарско-французской границе, есть возможность пройти таможенный и иммиграционный досмотр на швейцарской стороне. В Базеле взял напрокат машину и пересек границу по шоссе N 69 — пропускной пункт там известен своей либеральностью. Добравшись на машине до Бельфура, сел в поезд, идущий в Париж.
Изабел встречала меня на платформе Восточного вокзала — табачного цвета замшевое пальто, мягкие сапожки в тон, бархатный берет. Надменное выражение лица смягчилось, когда она увидела меня. В знак приветствия она взмахнула рукой и улыбнулась своей особенной, медленной улыбкой. Мы поцеловались.
— Добро пожаловать в Париж, здесь тебя ждут новые приключения!
— Как мило с твоей стороны встретить меня. Да ещё в такой холод.
Декабрь действительно стоял морозный. Пронизывающий ветер так и свистел по вокзалу.
— Где мне лучше остановиться?
— У меня хочешь?
— Еще бы.
Мы отыскали её машину и полчаса спустя были в её однокомнатной квартирке. Мне всегда нравилось бывать у Изабел — обстановка там странным образом противоречила холодноватым, чисто английским манерам хозяйки. Удобное, обтянутое розовым репсом кресло; широченный диван со множеством подушек, на светлом лакированном паркете белый ковер с длинным ворсом. Весь стол — единственная, кажется, в квартире дорогая вещь — занят фотографиями в красивых рамках: породистые физиономии родственников Изабел вперемежку с изображениями её беспородных друзей, даже какая-то третьестепенная певичка затесалась. Гордость экспозиции — группа, где дед и бабка Изабел с материнской стороны запечатлены в компании с Ллойд-Джорджем и Габи Деслис. "Дедушка был любовником Деслис, это все знали, — объясняла гостям Изабел, Он питал пристрастие к француженкам, особенно музыкантшам. Что-то такое говорил насчет их тонких лодыжек — в те годы этому придавалось большое значение. Все семейство жутко этой связью гордилось, одна только бабушка была недовольна, отзывалась о своей сопернице как об особе, не умеющей вести себя за столом. Но все равно приходилось её принимать в Кумберлендском поместье, хотя семейная легенда гласит, будто бы гостья завела интрижку с молодым лакеем. И с Ллойд-Джорджем тоже — как раз к тому времени относится фото…".
Пока Изабел готовила кофе, я раскинулся в кресле.
— Скажи… — мы произнесли это одновременно, вдохнув дивный аромат кофе. Наши привычно близкие и добрые отношения всякий раз восстанавливались мгновенно после любой разлуки. Вот и в тот раз мы долго разговаривали, задавая вопросы и отвечая на них, пока не выложили друг другу все, что узнали о Маршане.
Ночь, проведенная вместе, была прекрасна.
На следующий день за завтраком я держал военный совет с Изабел и Артуром. У Артура были для меня новости, касающиеся общества "Луна":
— Это какая-то арабская фирма, все они там "Али" или "Бен" и дальше как-то. Я попросил одного приятеля из "Сюрте" проверить их имена на компьютере. Все четверо на учете, оказывается: за ними числится разбой, вымогательство — вот такие люди. Подонки, словом. Думаю, "Луна" — просто ширма. Кто-то за ними стоит. Иначе в толк не возьму, на кой черт они её зарегистрировали.
— Фирма понесла убытки — их последняя акция провалилась, — заметила Изабел.
— Боюсь, наоборот, — возразил я, — Раз уж они получили заказ на мою жизнь, то выполнят его. Это только вопрос времени — когда они меня разыщут. И на сей раз поработают не только за денежки — после того, как я плохо обошелся с их дружком.
— Есть ещё кое-что для тебя, — сказал Артур. Он только что набил свою трубку и теперь усердно её раскуривал. Наконец, ему это удалось, и лицо его скрылось в табачном дыму:
— Один французский коммунист с тобой хочет встретиться.
— О Господи! Откуда эти-то про меня узнали?
— Понятия не имею. Но Робер Таллар — так его зовут — дал мне понять, что разговор будет дружеский.
— Он, стало быть, знает, по какому делу я здесь? …
— Если это так — он знает больше, чем я, — резонно заметил Артур, Что ему сказать?
— Да кто он такой?
— Молодой человек, лет двадцати восьми. Но уже член их центрального комитета и кандидат в политбюро. Восходящая звезда на коммунистическом небосводе.
— Только на явочной квартире, — сказал я. — Прежде всего меня интересует, что и откуда им известно обо мне и о моей миссии. Место встречи предложу я сам.
— Так и передам, — сказал Артур.
— Мне ещё надо повидаться с вдовой Артуняна. И с кем-то из акционерного общества "Луна". Хотя бы просто знать, где их можно найти в случае чего.
— С этими людьми неприятностей наживешь, — забеспокоилась Изабел.
— Дама совершенно права, — заметил Артур.
— И тем не менее…
Мы договорились все втроем поужинать в ресторане "Дом" на Монпарнасе.
Отпустив такси на площади Сен-Мишель, я пошел пешком по набережной. Закатное солнце пылало на бледном зимнем небе, ледяной ветер гнал вдоль тротуара мертвые листья. Лавки букинистов все до одной были закрыты. Я прошел мимо старого дома на набережной Вольтер — поблизости не оказалось ничего подозрительного: ни стоящего автомобиля с седоком, ни праздного бродяги. Похоже, за домом никто не наблюдает. Я пошел обратно. В подъезде мне удалось не привлечь внимания консьержки. Мадам Артунян открыла мне сама и сразу узнала. Она была в черном.
— Входите, месье, — сказала она так, будто ждала меня. В холле горела всего одна тусклая лампа.
Следом за хозяйкой я прошел в памятную мне гостиную, где беседовал с её мужем — так давно это было, лет сто назад… Она опустилась в кресло с высокой спинкой и предложила мне сесть напротив. Снова я увидел сквозь мутноватые оконные стекла серую глыбу Лувра за серыми волнами реки.
— Мадам, я пришел, чтобы выразить вам соболезнование, — начал я, — Мне искренне жаль…
С людьми, у которых горе, я не очень умею говорить. Да и никто не умеет. К тому же её муж погиб по моей вине, и она, возможно, знала об этом. Но если и так, мадам Артунян никак себя не выдала.
— Благодарю, — произнесла она, — Для меня это горькая утрата. Мы прожили вместе почти пятьдесят лет. Он был прекрасный человек, настоящий джентельмен, — она употребила английское слово, поскольку по-французски нет эквивалента.
— Простите, что пришел без звонка, — сказал я, — Но тому есть причина. Скажите, полиция не…
Угадав мой вопрос, она покачала головой:
— Только первые дни. Потом меня оставили в покое. И пресса тоже. Я больше никого не вижу — только горничная приходит. Говорят, к этому привыкают…
Пронзительный гудок речного парохода прервал нашу беседу — совсем как в тот день, когда Арам Артунян своим мягким, гортанным голосом рассказывал мне об Андре Маршане.
— Я даже не успел поблагодарить вашего мужа за помощь в том деле, по которому приходил, вы помните?
— Конечно. Я уверена, что Арам помог бы вам с большой охотой — ведь он собирался познакомить вас с нашим добрым приятелем Альфредом Баумом. Он так сказал.
— Некоторым образом он это и сделал. Я действительно познакомился с господином Баумом.
— Вот как! А с его женой Эстеллой вы тоже встречались? Она моя близкая подруга.
— Нет, к сожалению. Ее не было дома, когда я заходил.
— Они оба уговаривали меня перебраться к ним после того, как случилось несчастье. Пожить у них, пока я не оправлюсь. Но я отказалась — мне кажется, будто здесь я ближе к Араму, вы меня понимаете? В Версале я бы чувствовала себя ещё более угнетенно. Поездом туда добираться так неудобно, правда? Или вы на машине?
— На машине, — ответил я, пытаясь привести в порядок смятенные мысли, — Вероятно, Бауму изрядно надоело ездить каждый день…
— Не скажите! — возразила мадам Артунян, — Ему все нипочем. Такой крепыш, воплощенное спокойствие и здоровье…
— Так оно и есть, — я старался поддержать разговор, не обнаруживая особого интереса к затронутой теме, — Между прочим, я куда-то задевал их телефон. Вас не затруднит…
— Нет, конечно, — она взяла со стола телефонную книжку, — Вот, записывайте.
— И адрес, пожалуйста.
— Версаль, Сите Пастер, шестьдесят семь.
— А они никогда раньше не жили на улице Этьен Марсель?
— Первый раз слышу. Нет, никогда.
— Что-то я перепутал.
Мадам Артунян предложила мне чаю, но я отказался и откланялся.
Пешком по озаренной бледным светом набережной, мимо дворца Бурбонов я дошел по левому берегу до Марсова поля. Оттуда до квартиры Изабел рукой подать. По дороге я пытался свести воедино противоречивый образ господина Баума — тощий и высокий, как запомнилось мне, и одновременно маленький крепыш, со слов мадам Артунян. Живет на улице Этьен Марсель и одновременно в Версале. Два разных человека?
Ветер был так резок, что пришлось поднять воротник. Шагая по улице Конвенсьон, я с неудовольствием признался себе, что выбора нет, придется-таки ехать в Версаль. По поводу неудобств этого путешествия я был полностью согласен с мадам Артунян.
В квартире Изабел я принял душ и переоделся. Когда вернулась хозяйка, мы с ней выпили виски с содовой, обсудили события дня. И отправились на Монпарнас, где — невероятная удача — нашлось место для парковки прямо напротив ресторана "Дом". Артур ждал нас в зале, допивая порцию виски и попыхивая трубкой. Столик он выбрал так, что ему виден был вход и тротуар снаружи. А позади — зеркальная стена. Изабел села напротив зеркала, спиной к залу. А мы с Артуром рядышком на банкетке, напротив нее. Ужин и вино заказали, не особо затрудняя себя выбором.
— Я прямо от Таллара, — сообщил Артур, — Передал ему твои условия. От себя ещё добавил, что если ему вздумается припрятать на себе магнитофон, то разговора не будет. Он понимает, как ты рискуешь, согласившись встретиться с коммунистом.
— Кем он все же меня считает?
— Представь себе — сотрудником британской разведки, который расследует обстоятельства смерти Андре Маршана, поскольку тот подозревается в шпионаже. Глупость, правда?
Разубеждать Артура я не стал, вопрос его повис в воздухе. Глупо или нет — это как посмотреть.
— А ещё что думает этот Таллар?
— Что коммунисты заинтересованны открыть миру правду о Маршане. И пусть ему воздадут по заслугам.
— А твое мнение?
— Подтвердится версия о шпионаже или нет — коммунисты все равно в выигрыше. Англо-французские конфликты им всегда на руку, а к идеологии это отношения не имеет.
Изабел кивнула в знак согласия. Глядя будто бы на нас, она то и дело скользила взглядом по зеркалу, незаметно оглядывая ресторанную публику.
— Я хотел бы воспользоваться явочной квартирой на улице Дебрус. Пусть присутствует кто-нибудь из нашей службы безопасности. Когда Таллар собирается со мной встретиться?
— Завтра в десять.
— Передай ему, что я готов — встречу его на мосту Альма, на правом берегу. Опиши меня ему — пусть сам подойдет.
— Ладно. Он, как я уже сказал, молод. Высокий, волосы рыжеватые. В общем, красивый парень. И с ним будет ещё один.
Я спустился на первый этаж, где стояла телефонная будка, и за две минуты договорился насчет квартиры. Пока меня не было, нам принесли заказанные блюда.
Разрезая копченую сосиску, я заметил, что Изабел чем-то обеспокоена. Она чаще поглядывала в зеркало, всматриваясь пристально в зал, один раз чуть нахмурилась.
— Ну что там? — спросил я.
— Мы ведь были осторожны, да? Когда заезжали, никто за нами не следил. А теперь я в этом не уверена. Справа от тебя столик у входа, за ним сидит парень к нам боком. С темными волосами.
— Вижу. Когда мы от тебя выезжали, я его не видел.
— Тогда и я не видела. Но сегодня утром он околачивался возле посольства — могу поклясться, это он. Только выглядит по-другому…
— Как это — по-другому?
— Ну, он был в плаще, стоял, облокотясь на капот машины. Увидел меня и пригнулся. Но я успела его разглядеть — волосы курчавые, висячие усы. Лицо такое нездоровое… Это он, точно.
Человек, о котором мы говорили, был занят едой. Перед ним на столе лежала развернутая газета и он читал, двигая шеей.
— Ты бы принял его за араба? — спросил я Артура.
— Пожалуй, да. Пойду взгляну, что там за газета у него.
Артур поднялся и проследовал в туалет, по пути ему пришлось пройти мимо читавшего, и он заглянул в газету. Тот не обратил на него ни малейшего внимания.
— Араб, — сообщил Артур, вернувшись, — Похоже, тебе не придется искать учредителей "Луны" — они сами за тобой охотятся.
Возникшая проблема лишила ужин всякого удовольствия.
— Пожалуй, не стоит тебе возвращаться ко мне, — сказала Изабел.
— Стоит или нет — а я вернусь. Я умею за себя постоять, не так ли? Хочу перемолвиться с этим юнцом парой слов — я ведь собирался.
— Ты так и нарываешься на неприятности — а зачем?
— Затем! — ответил я резко, — А вот кому грозит опасность, так это тебе. Тебе нельзя встревать ни в какие истории — в посольстве это не понравится.
— Переночую, пожалуй, у подруги.
Расплатившись за ужин, мы получили свои пальто и зонты и остановились в дверях. Наш преследователь тоже заплатил по счету, но продолжал сидеть, будто бы дочитывал газету. Как только мы вышли, тут же поднялся и он. Мы ещё постояли на улице, прощаясь с Артуром. Когда Изабел села в машину, а следом за ней я, парень выскочил из ресторана и поспешил к стоявшему неподалеку "Рено".
— Поехала на вокзал Монпарнас, — сказал я, — Надо быть поосторожней.
По дороге я инструктировал Изабел насчет дальнейших действий. До вокзала доехали спокойно, никто вроде за нами не следил.
— Вернусь из Версаля сегодня же, переночую в твоей квартире. Звони мне от подруги, начиная с часу, каждые полчаса, пока не застанешь. Хорошо? А завтра увидимся в посольстве, — я поцеловал Изабел на прощание: — Пока, дорогая, будь осторожна.
Мы ещё раз поцеловались, я вышел из машины и направился в огромное помещение вокзала, нащупывая в кармане мелочь на билет.