Следующим днем была суббота.

Великий исход из Иерусалима, не прекращавшийся всю ночь, выглядел теперь по-другому. Все, у кого хватило сил, энергии, предприимчивости и денег, уже покинули город. Рассвет над Иудейскими холмами осветил унылую картину: на дороге уже не было машин — только повозки, тележки, тачки, жалкая пешая толпа. Город выплеснул то, что оставалось на дне, — слабых, старых и немощных, которым, казалось, спешить некуда, уходящих только потому, что все уходят. Обитателей квартала Меа Шеарим даже среди этих убогих не оказалось.

Мэр города безуспешно пытался убедить руководителей здешних групп и сект:

— Вы что, не видите, что мы имеем с безумцами? Опомнитесь: неужели вы предпочитаете гибель, ведь взрывом все разнесет.

— Сегодня суббота, — упрямо твердили раввины.

— Она может стать последней для вас и для меня — последней субботой в государстве Израиль. Вас разве вообще не интересует то, что происходит?

— Конечно, мы этой катастрофы боимся, — промямлил один из присутствовавших. — Только еще больше опасаемся прогневать Господа — он свою кару за это нашлет. Суббота…

— А террористы — это разве не кара? Какое отношение к ним имеет всемогущий Господь?

— Иезекиил в «Книге пророчеств» сказал: «Они падут от меча, и дикие звери пожрут их тела, их погубят болезни, и станет вся земля пустынна». Пророк объяснил, чем вызвано такое бедствие: земля превратится в пустыню за грехи ее обитателей. Это было первое разрушение Иерусалима. История сегодня повторяется — из-за грехов, которые вы, сионисты, творите. Из-за мерзких деяний ваших и забвения истинной веры. Какой смысл в бегстве в момент, когда вершится суд Божий, — только еще больше Бога гневить… Мы молимся — не мешало бы и вам помолиться. А то вы политики, только и делаете, что навлекаете на нас высший гнев…

— Мы должны обыскать весь квартал.

— Это кощунство!

— Ребе, они хотят, чтобы мы разрушили священную стену.

— Ни один еврей не посмеет ее осквернить!

— Но, может быть, придется.

— Мы пошлем туда людей, они погибнут вместе со стеной, а их кровь падет на вас.

Было около 10:00, когда солдаты начали обыск в квартале — сразу с синагоги, где предавались молитвам члены секты «Нетуреи карта».

— Сионистские свиньи! Прислужники дьявола! Греховодники мерзопакостные — в выражениях молящиеся не стеснялись, проклятья гулко разносились под старинными сводами, на узкие улицы мгновенно высыпал народ. Молодые парни-сектанты тут же поснимали свои широкополые шляпы и ввязались в драку, они визжали, царапались и плевались, и солдаты с трудом отпихивали их, стараясь увернуться от неумелых, но злобных и бесстрашных противников.

— Пустое занятие — рыться в этом грязном крольчатнике, — молодой офицер с трудом вывел своих солдат из беснующейся толпы.

В квартале ничего обнаружить не удалось.

Кабинет министров не расходился всю ночь. Переговоры с Вашингтоном действия не возымели. К полудню было передано по радио новое обращение к террористам, но ответа не последовало. Связь с правительством Сирии поддерживалась через итальянское посольство в Дамаске. Итальянцы пытались действовать и в Триполи — тамошний посол отправился с визитом к Каддафи, их беседа оказалась короткой, но бурной. В ответ на просьбу остановить акцию, Каддафи разразился воплем:

— Какого дьявола вы сюда явились? Это американцы вас подослали. Пытаются спасти своих марионеток в Израиле, что я, не понимаю?

— Я здесь только по велению собственной совести, пришел призвать к гуманности, — посол был ошарашен подобным приемом.

— Сионистам своим расскажите о гуманности! У них есть чему поучиться!

— Мне поручено просить вас о вмешательстве, не прибегая к поискам виновных в данной ситуации.

— Как я могу повлиять на террористов, по-вашему? Не имею к ним никакого отношения! — Каддафи не снижал тона. — А вот вы лезете не в свое дело! — он грохнул кулаком по столу.

Итальянский дипломат почувствовал, что он далеко зашел, превысив свои полномочия.

— Я всего лишь передал пожелание моего правительства, — примирительно сказал он. — Мы бы не хотели, чтоб этот неприятный инцидент отразился на дружеских связях, существующих между нашими странами.

— Тогда держитесь подальше от подобных дел, — нелюбезно отозвался Каддафи. — И запомните: никакого влияния на них не имею.

Он хлопнул в ладоши, призывая адъютанта, чтобы тот проводил гостя.

Журналисты, наехавшие в Дамаск и не получившие доступа ни к одному из министров, а, стало быть, к информации, строчили заметки, руководствуясь слухами и собственными смутными догадками. К примеру, в середине дня стало известно, что советский, французский и марокканский послы прибыли в министерство иностранных дел на авеню Меджлис эль Ниаби: зачем-то их пригласили, стало быть. Зачем? Каждый был волен излагать собственную версию. Целый рой корреспондентов с магнитофонами, теле— и кинокамерами облепил вход в президентский дворец, расположенный в северо-западной части города. Пишущая братия вынуждена была вдохновляться зрелищем посольской машины, выехавшей из гаража во внутренний двор около одиннадцати и покинувшей его полчаса спустя. Министерство информации Сирии распространило краткое коммюнике и отказалось добавить к нему что-либо: «Правительство нашей страны не располагает сведениями относительно группы, именующей себя „Шатила“. Мы считаем реальной угрозу атомного взрыва и потому призываем Израиль ради самосохранения пойти навстречу требованиям палестинцев».

Вскоре после полудня в Иерусалиме вновь собрался кабинет министров, его участники, вялые и бледные после бессонной ночи, выслушали зачитанное с воодушевлением сообщение министра обороны. На трех военно-воздушных базах в полной готовности находятся бомбардировщики с ядерными боеголовками типа «воздух — земля» на борту. Явное предостережение Сирии: либо «Шатила» выдает местоположение своего оружия, либо атомной атаке нынче же вечером подвергнется территория этой страны.

Немедленно по прочтении разразился скандал, битый час министры спорили и кричали друг на друга.

— С точки зрения морали этот план никуда не годится, — подвел итог дискуссии премьер-министр. — Не можем же мы напасть на Сирию, пока «Шатила» ничем себя не обнаружила. Что если все ее угрозы — блеф, пустой звук? Хороши мы тогда будем! А если сирийцы не в силах повлиять на этих сумасшедших, в чем я, кстати, и не сомневаюсь? С другой стороны, если террористы и впрямь выполнят свою угрозу, то нападать на Сирию после взрыва — какой в этом вообще смысл? Все и так пойдет к черту, взлетит на воздух, зачем усугублять? Хаим, тебе же американцы трижды, в разной форме, давали понять, что если только мы применим ядерное оружие, то потеряем всех сторонников и в конгрессе и вообще в этой стране. — Премьер сумрачно оглядел коллег. — Нет, такой план — просто безумие.

Мнение главы правительства возобладало, после чего члены кабинета выслушали его собственный план. Условия ультиматума должны быть приняты. Мэры соберутся на границе к 23:00 — за два часа до объявленного срока, на который намечен взрыв. В тот же час предстоит взорвать Стену плача. Заключенные-арабы из разных тюрем уже перевезены в Галилею, в военный лагерь. Оттуда их автобусами отправят к границе и в 23:15 начнут передавать сирийским представителям.

— Большой риск! — высказался кто-то из присутствующих. — Настоящая русская рулетка: все это назначено на время ровно за два часа до взрыва, то есть до часу ночи. Но кто поручится, что за такой короткий срок террористы объявятся и что у нас хватит времени найти и обезвредить их бомбы?

— Мы уступим в самый последний момент, — возразил премьер. — Если поспешить, они сочтут это признаком слабости и повысят требования, шантажируя нас второй бомбой.

— Которой, скорее всего, и не существует, — заметил министр обороны.

— Она есть, — твердо сказал премьер. — Можете на меня положиться.

— Знаете что-то конкретное?

— Она существует, эта вторая бомба. И мы должны сейчас же обсудить наши действия на случай, если террористы повысят свои требования, угрожая нам еще одним взрывом.

В середине дня контроль над ситуацией со стороны правительства был полностью потерян. Огромные неуправляемые толпы бродили по всему средиземноморскому побережью Галилеи до самого Негева. Прибывшие в Хайфу и Тель-Авив американские военные суда приготовились эвакуировать граждан США, однако командующий судами вынужден был отказаться от этой попытки, поскольку городские власти предупредили его об опасности: лодки, спущенные на воду, тут же будут потоплены обезумевшими от страха беженцами. В Хайфе почти так и случилось: там корабли подошли близко к берегу, и сотни людей пустились к ним вплавь. Доплывших пришлось сталкивать обратно в воду. Суда поспешно отошли на безопасное расстояние. В 17:00 перестал действовать аэропорт Бен Гурион — последним рейсом прилетела группа телевизионщиков из Соединенных Штатов.

— Почему она не дает о себе знать? — в десятый раз Бен Тов задавал этот вопрос.

— За ней, вероятно, следят.

— Так что нам-то делать?

Эссат и сам не знал.

— Картографы ничего не сумели установить?

Бен Тов нахмурился еще больше:

— Говорят, ни на одном из планов улиц нет такого участка, который совпал бы с твоим рисунком. Мол, рисунок слишком мал, вообще не привязан ни к чему конкретно. Я дюжину своих ребят усадил за карты городов, они тоже ничего не нашли. На Расмию только и надежда.

— Может, обыск что-то даст.

Было уже 21:00, когда зазвонил телефон.

— Спрашивают какого-то Эссата, — сообщили с коммутатора. — нас в списках такой не значится.

— Соедини со мной.

— Я по поручению Расмии, — проговорил далекий мужской голос.

— Кто вы?

— Какая разница? Я говорю с Эссатом?

— Нет. Постойте.

Эссат схватил трубку.

— Слушаю!

— Расмия просит передать вам кое-что, она сама позвонить не может. Запомните: синагога на углу улиц Зонненфельда и Рокача в квартале Меа Шеарим. Кирпичная, с куполом. Ступайте от нее по улице Зонненфельда, сверните в третий переулок направо. По левую руку от вас окажется дом с зеленой дверью. Это там, под досками пола.

— Кто вы?

— Неважно.

— Откуда мне знать — может, вы все выдумали?

— Спросите своего приятеля в Париже, кто такой Ковач. Я заодно с Ковачем.

— Можно выйти с вами на связь еще раз?

— Нет. Торопитесь — меня предупредили, что часы уже тикают.

— Еще одну секунду — где вторая бомба?

— Расмия пока и сама не знает. Когда узнает, позвоню.

Говоривший положил трубку. Судя по выговору, еврей из Восточной Европы, — это все, что можно о нем сказать. Бен Тов хлопнул себя ладонью по лбу:

— Я полный кретин! На рисунке купол — так я решил, что бомбу спрячут в самом что ни есть арабском месте, возле мечети. Из головы вон, что синагоги тоже бывают с куполами. Даже после того как чертова девка скрылась в квартале Меа Шеарим, я и мысли не допускал, что бомбу могут спрятать там — как же, в таком святом для евреев месте! Идиот!

Он поспешно набрал номер, позвонил в саперную воинскую часть.

— Пошлите людей на угол улиц Зонненфельда и Рокача в квартале Меа Шеарим. И поскорее. Мы тоже туда едем. Да, думаю, она там, так что берите людей поопытнее. Если окажется, что след ложный, начальству своему не докладывайте, идет?

Вдвоем с Эссатом они сбежали по ступенькам, сели в машину и помчались с такой скоростью, будто за ними гнался сам дьявол.

К дому с зеленой дверью они подкатили одновременно с саперами. Майор, возглавлявший группу, с серьезным видом доложил Бен Тову свой план:

— Главное — застать врасплох тех, кто в доме. Высадим дверь и врассыпную по комнатам — надо спешить, насколько мы знаем эту систему, там часы не тикают, часового механизма нет, а детонатор можно задействовать с любого расстояния.

Операция заняла минуту, не больше. Дом оказался пуст, только тощая кошка заорала истошно, угрожающе выгнув спину, — аж искры посыпались в темном углу. Саперы принялись осторожно взламывать полы и почти сразу обнаружили то, что искали.

— Маленькая какая, — удивился Эссат, во все глаза разглядывая вполне мирного вида цилиндр, — не длинный, довольно узкий.

— А ей и ни к чему быть большой, — отозвался майор. — Выйти всем, останусь я и еще двое — ты и ты. Остальные поспешно вышли.

— По вашему радио с кем можно поговорить?

— С генштабом.

— Могут оттуда связать меня с канцелярией премьер-министра?

— Попробуем.

Через полминуты, услышав в трубке голос Порана, Бен Тов сказал ворчливо:

— Нашли. Сейчас с ней работают. Саперы, конечно, кто ж еще? Если она взорвется у них в руках, то вы об этом сами услышите в ближайшие полчаса. На всякий случай — пусть правительство все же знает, арабский отдел «Моссада» не зря ел свой хлеб.

— Премьер, как ты знаешь, настаивает, чтобы ты свои новости передавал по обычным каналам связи, — ответил Поран. — Может, лучше его не беспокоить лишний раз?

— Ладно, брось свои шуточки. Вторую пока не нашли.

— Хоть какой-нибудь ключ есть к поискам?

— Абсолютно ничего. Но я, как всегда, не теряю надежды.

Час спустя из дома донесся торжествующий вопль, и тут же в дверях появился улыбающийся майор, по лицу и по шее градом катился пот.

— Мы-таки вывели ее на чистую воду, эту маленькую сучку. Мои ребята заканчивают проверку, но она уже абсолютно безопасна, это точно, — и он с силой хлопнул Бен Това по плечу.