Судебный следователь — человек лет сорока с лишним, угрюмый и худой, страдал заиканием и нервным тиком — другими словами, нервы у него явно пошаливали. Он знал, что ни должность, ни официальная власть закона, представителем которого он является, не смогут его в данном случае защитить. Не собирался он браться за это расследование и никак не ожидал, что оно окажется именно у него, но самым непонятным образом дело о двойном убийстве на улице Пернели попало в его график, и никто не смог бы объяснить, почему.

Не то, чтобы расправа над двумя продажными мальчиками была сама по себе так уж необычна или представляла какой-то интерес, ничего подобного. Необычным и значительным был лишь тот факт, что главным подозреваемым, по мнению полиции, числился Анри Ашар. Что и привело в кабинет судебного следователя этих двоих: мсье Ашар, самоуверенный, даже улыбающийся, пришел со своим адвокатом, мэтром Фраскони. Наглая улыбка на грубом лице Ашара плохо гармонировала с недовольным видом, который напустил на себя Фраскони. Следователь почувствовал, что из двух этих неприятных посетителей тот, что хмурился, все же ему ближе.

Следователя предупредили заранее, что Анри Ашар — важная птица не только в Париже, он имеет связи с самыми богатыми и самыми криминальными его представителями в провинции, а также у него есть друзья на набережной Орфевр, то есть в полиции, а заодно и в политических кругах: в мэрии и в министерстве внутренних дел. Даже будто бы некоторым членам парламента есть за что благодарить этого типа. Может статься, все это выдумки, но, возможно, и правда. Следователю было известно, что Ашар уже попадал в руки полиции и даже представал перед судом, однако его ни разу ни в чем не удалось обвинить. Зато кое-кто из особо усердных судебных следователей теперь в провинции допрашивает мелких воришек и пьяниц, которые лупят своих жен, потому что внезапно выяснилось, что в Париже в их услугах больше никто не нуждается. И вообще, дело это весьма щекотливое не только из-за того, что в нем замешан Анри Ашар, но ещё и потому, что министерство внутренних дел проявляет к нему интерес, неадекватный самому преступлению. Так или иначе, судебный следователь, чье имя было Птижан, чувствовал, что работа ему не по плечу — этого, по-видимому, и добивались те, кто подсунул ему двойное убийство.

— С Фраскони держи ухо востро, — предостерег его коллега, — Такого загнать в угол не так-то просто, а если направишь в суд не до конца расследованное дело и защита выиграет — тут тебе, приятель, и славу поют.

Птижан попытался возразить что-то — надо же сохранять достоинство, но не мог не почувствовать правоту собеседника. И вот, извольте видеть, эта парочка сидит у него в кабинете, а у него щека дергается — верный признак того, что ситуация тревожная. За неимением ничего лучшего, он сразу перешел в наступление.

— Ваш клиент — персона известная — рявкнул он на Фраскони, — С чего это он является сюда и плетет небылицы, будто ранним утром любит прокатиться по Парижу. Я хочу точно знать, где он был тем утром и что делал.

— Мой клиент встал рано, как обычно — он всегда рано встает… И велел шоферу ехать на рынок — любит сам покупать фрукты, отбирает самые лучшие и платит щедро.

— Думаете, я вам поверю?

— Думаю, да. Или вы хотите сказать, что мой клиент врет?

— Мы без труда проверим, был ли он на рынке.

— К сожалению, мой клиент до рынка не доехал. Вспомнил на полпути, что у него на восемь назначена встреча. Пришлось вернуться, иначе бы он опоздал. Можете спросить у шофера.

Следователю было известно, что ничего он не может спросить у шофера тот пропал, его со дня убийства безуспешно ищет полиция.

— Где он, ваш шофер?

Ответил сам Ашар:

— Понятия не имею. Проработал у меня несколько месяцев, но в тот самый день ушел куда-то — и с концами. — Он попытался сделать вид, будто расстроен, однако не смог сдержать улыбку, — Мне самому жалко, хороший водитель.

— Вы как это себе представляете? Суд поверит, будто Анри Ашар совершенно случайно оказался как раз около того места и в то время, когда произошла типичная разборка со смертельным исходом — и все это под ерундовым предлогом, что, мол, бананов захотелось?

Следователь почувствовал себя увереннее и решил слегка нажать на посетителей:

— Убийства совершаются профессионалами. Ваш клиент связан с преступным миром — мы знаем, с кем именно, имен можете не называть. Алиби у него фактически нет — пусть сам разыщет своего шофера, чтобы тот подтвердил эту сказочку. Я был бы ему за это благодарен. Только его, конечно, не найдут, разве что полиция за дело возьмется. Все это звучит нелепо, мэтр Фраскони, и вы понимаете это не хуже меня.

— Нет уж! На самом деле нелепо то, что с моим клиентом, против которого у полиции нет никаких — повторяю, никаких улик, — обращаются как с заведомым преступником, априори считая его виновным. Интересно, скольких граждан, проходивших в тот момент по улице Пернели, арестовала полиция?

— Я тут не для того, чтобы отвечать на подобные вопросы.

— Отлично. Я все-таки ещё спрошу, хотите вы того или нет, — почему портье в отеле "Монпарнасский вокзал" не смог опознать моего клиента? Несмотря даже на то, что полиция подсказывала изо всех сил, когда устроили официальное опознание. Он так и не указал на моего клиента как на того человека, который поднимался в комнату к мальчишкам. Почему это, а?

— Потому что запуган Ашаром и его бандой, это всем понятно.

Судебный следователь, хоть и не располагал фактами, легко представлял себе, как это произошло. В день убийства, когда портье из отеля зашел, как обычно, в соседний бар выпить аперитив, к нему подошел незнакомец и объяснил, что готов помочь избежать неприятностей.

— Каких ещё неприятностей?

— Говорят, ты будешь главным свидетелем на суде, если поймают киллера, который шлепнул двух ваших постояльцев с верхнего этажа.

— Откуда тебе все это известно? Я тебя здесь раньше не видел.

— Что знаю, то знаю, у тебя наверняка проблемы появятся, если не остережешься. Будь уверен, кое-кому не понравится, если на официальном опознании вякнешь, что не надо. Ты меня понял?

— Не видел я ничего, — сказал портье, утирая внезапно вспотевшую лысину, — Это все меня не касается.

— Вот и лады. Я просто слыхал один разговор: дескать, однорукий старикан из отеля может начать болтать, чего не следует. Тогда придется и последнюю руку ему оторвать. Подумал, что не мешает тебе это знать.

Незнакомец осушил свой стакан и как бы невзначай дотронулся до пустого рукава собеседника.

— Устроят множественный перелом, рука и перестанет действовать. — Он улыбнулся понимающе. — Ну кому охота остаться без обеих рук?

И медленно удалился…

Мэтр Фраскони так и вскипел, его голос дрожал от негодования:

— Самым серьезным образом возражаю против попытки очернить моего клиента. Еще раз повторяю: Анри Ашар не был замешан ни в чем и никогда. Он чист, как слеза.

Улыбка Ашара стала ещё шире:

— Советую вам, дорогой мэтр Птижан, поискать убийцу в другом месте, произнес он с почти отеческим добродушием. Он, Ашар, изо всех сил стремится помочь правосудию, ему больно от происходящей несправедливости. — Мой совет — доложите полицейским, что они взяли неверный след и только зря тратят ваше время. Пусть-ка поработают, как следует, пусть разыщут тех, кто действительно совершил это ужасное преступление. А то выбрали легкий путь. Нашли кого арестовать! Кое-кто из полицейских пытается свести со мной счеты, настоящую вендетту объявили. — Ашар изобразил на лице грусть и обиду, — Им не впервой, и наверняка они на этом не остановятся. К счастью у меня есть друзья, и я уже научился отстаивать свои интересы.

Многозначительный намек на "друзей" не ускользнул от внимания следователя, он почувствовал, что голова идет кругом.

— Предупреждаю, Ашар, — на сей раз вам не выкрутиться, — произнес он и сам почувствовал, сколь неубедительна эта угроза.

Мэтр Фраскони позволил себе улыбнуться:

— Пустое, — сказал он, — И раньше судебные следователи пугали моего клиента теми же словами. Полиция давно объявила ему войну, к этому приложили руку его деловые партнеры, проще сказать, конкуренты. Сфера бизнеса господина Ашара, к сожалению, не регулируема.

Это была чистая правда — Ашар со своими помощниками контролировал семь баров на Монмартре, известных полиции как центры наркоторговли, и три кабаре, которые на самом деле были просто борделями. Регулярные визиты Анри Ашара в Южную Америку предпринимались отнюдь не для поправки здоровья или ради экзотических фотосъемок. На набережной Орфевр бытовало единодушное мнение, что если какое-нибудь лицо пожелает свести счеты с другим лицом, неважно по какой причине, то тут ему наилучшим образом помогут люди Анри Ашара.

— Пятнадцать лет пытаемся подловить на чем-нибудь этого подонка — и впустую, знаем, что он виноват, а все ускользает, — жаловались в уголовном розыске, — значит, пора прищучить его там, где он ни сном, ни духом…

Ничего странного не было в этой идее, обычный ход мыслей раздраженных полицейских. Но кто-то возразил, что и такое трижды уж предпринималось: и улики подбирались, и свидетелей натаскивали, но каждый раз мэтр Фраскони, поддерживаемый неведомыми силами, вытаскивал Ашара из беды.

— К этому типу ни на какой козе не подъедешь, — сказал кто-то, — Вон Аль Капоне тоже ухватить не могли, а уж сколько за ним числилось убийств, вымогательств и всякого такого. А посадили за неуплату налогов.

Эти слова были встречены громовым хохотом:

— Если Ашара за это брать, так полстраны пересажать бы пришлось. Если обвинить его в том, что нагадил на тротуар или с газовым счетчиком похимичил, чтобы меньше платить — и то больше шансов упрятать гада за решетку.

На том дискуссия и закончилась, ни к чему она не привела.

Судебный следователь Артур Птижан в самом мрачном расположении духа, дергаясь всем лицом — тик усилился, — решил вернуть дело в полицию на доследование. Именно к этому и склонял его мэтр Фраскони.

— Вот так. Ваш клиент должен быть готов, что его вызовут. А пока вы свободны.

Широко улыбаясь, Анри Ашар поднялся и протянул следователю руку:

— Благодарю. Вам скажут, где меня найти.

Чуть поколебавшись, не в силах устоять перед этакой наглостью, следователь пожал протянутую руку.

Потом обменялся рукопожатием с Фраскони — этот хоть коллега, пусть даже с самой сомнительной репутацией, — и посетители ушли. Неприятная ситуация. Но по крайней мере ему теперь не грозит изгнание в провинцию.

Если бы ему удалось подслушать разговор, который вели его недавние визитеры, покидая Дворец правосудия, он и вовсе бы успокоился.

— С дураком удалось договориться, — сказал Ашар.

— Не спеши с выводами, Анри, — возразил Фраскони, — Полиция так легко от своей редкостной удачи не откажется: тебя же застали чуть ли не на месте преступления. Надо ещё что-нибудь придумать.

— Что, например?

— Можешь надавить на какое-нибудь начальство?

Собеседники остановились у самого входа во Дворец правосудия, прохожим приходилось их обходить.

— Самое высокое. Может быть, использовать кого-нибудь из тех, кто перед тобой в долгу?

— Я их оставляю на самый крайний случай. Считаешь, сейчас такой случай?

— Да.

Сунув руки поглубже в карман и притопывая ногами от холода, Ашар погрузился в раздумье.

— От этих кретинов из Ассамблеи пользы, похоже, никакой не будет, сказал он наконец.

— А если кто-нибудь с набережной Орфевр…

— Есть и такие, но дело-то не в их руках.

— Без помощи со стороны хороший исход не гарантирован, — признался мэтр Фраскони, — Портье не особенно надежен.

— О нем я уже позаботился. Он, конечно, видел того, кто поднялся наверх, но знает, что лучше ему все позабыть. Есть для этого причины — ему объяснили.

— Ну, у полиции найдутся и свои убедительные причины. Такое тоже бывает. Нароют что-нибудь против него — он им все и выложит. И на суде засвидетельствует, что видел тебя с напарником, как вы по лестнице шли наверх.

— Избавиться от него, что ли?

— Не хотелось бы ещё одного убийства.

— Думаешь, я хочу?

Они помолчали, потом Фраскони сказал:

— Ну какого черта ты сам в это ввязался?

Ашар пожал плечами:

— Наверно, от старых привычек не избавился. Но главное — дело-то очень важное, лучше меня никто не сделает, я должен быть уверен.

— А может тот, кто за этим стоит, нам и поможет выкрутиться?

— Возможно, — усмехнулся Ашар, — Очень может быть.

— Нечто вырисовывается, — поделился Баум с Алламбо, — Со множеством темных пятен, малопривлекательное, но все же кое-что.

Перед ним лежал отчет Бальдини о том, что сделано полицией по поводу двойного убийства на улице Пернели, и о том, как судебный следователь не сумел дать делу ход. Этот отчет помог Бауму сделать кое-какие заключения.

— Что у нас есть? В метро убита жена перебежчика. Затем убита горничная Лашома, тоже в метро. Далее — убийство двух несчастных мальчишек, изображенных на снимках. И ещё убит человек во Франкфурте — тот, что смонтировал фотографии. Пять убийств! — Он покачал головой, как бы сам себе не доверяя, — Рискованные и дорогостоящие операции. А цель-то какая, Господи прости?

Он давал своему заместителю возможность высказаться, выдвинуть свою теорию, но долгий опыт общения с шефом подсказывал Алламбо, что его теория вряд ли окажется желанной — просто Баум таким методом проверяет собственные логические построения. Поэтому Алламбо промолчал, пришлось Бауму продолжать самому:

— Очевидно, цель — скрыть все следы провалившегося заговора против Антуана Лашома, защитить его организаторов, залатать, образно говоря, дыры, вымести пыль из-под ковров, — Сделав паузу, он закурил, — Для нас, контрразведчиков, главный вопрос: все это натворили Советы или кто-то другой? Мы должны ответить, типичны ли для русских такие методы, были ли прецеденты, а если нет — то можно ли полагать, что КГБ обновил свои методы и собирается использовать их впредь? Смею предположить, что этого не произошло, поскольку это не отвечает их характеру и, по-моему, русские просто не потянут в смысле реорганизации своего дела.

Он докурил сигарету, уставился на окурок тяжелым взглядом, перевел глаза на Алламбо:

— А твое мнение?

— Согласен, — ответил тот.

— Хорошо. Что же нам остается, раз уж делом занялась полиция?

— Я по крайней мере избавлюсь от расследования убийств в метро.

— Конечно, теперь за них взялись полицейские, и помогай им Бог.

— С другой стороны, сам Котов…

— Вот-вот. Котов, несчастный наш перебежчик. Никаких следов. Молчит а какой был разговорчивый. Прячется в тихом месте. Или ударился в бега. Может, он уже в Москве — кто его знает?

— Русские требовали возможности с ним пообщаться?

— Да. Из Лондона сообщили, что такие требования поступали трижды, и нам задавали вопрос, у нас ли Котов. А мы отвечали, что нет его здесь, и пусть газеты читают: было же сообщение, что он улетел в Штаты.

— А они?

— Ответили, что газеты читают, но не верят, будто Котов отбыл в США. Считают, что он все ещё в Париже, — Баум снова затянулся сигаретой, — Они неплохо информированы.

— Если пока сделано все, что следовало, могу я вернуться к прежним обязанностям? — спросил Алламбо.

— Боюсь, что нет. Премьер-министр желает получить отчет, да побыстрее, а то головы полетят.

— А утечка важной информации его не касается?

— Думаю, нет.

— Утечка шла через Антуана Лашома.

— Или через кого-то из его персонала.

— Персонал мы не проверяли.

— Нет, проверяли, — Баум усмехнулся.

— Я не знал.

— Потому что я тебе не сказал.

— Что-нибудь прояснилось?

— Возможно. Посидишь побольше в архиве — что-нибудь да нароешь. Я там по данному случаю несколько часов копался, — он снова улыбнулся, — Всегда говорю: в архиве можно найти все, что нужно, если только искать с умом. Правда, картотеки тогда только хороши, когда с ними работают постоянно: вносят новые данные, снабжают перекрестными ссылками. Иначе много времени зря пропадает.

Алламбо промолчал, ожидая разъяснений.

— У нас не только лаборатория Алибера — слабое звено. Архивы тоже не в порядке. Вот они у меня где! — Баум как бы ввинтил палец в крышку стола. Вот и все, чего дождался его заместитель.