Поместье Збыховец, осень 1409 года

Покинув Ягелонец, Янек из Збыховца двинулся со своими людьми в родные края. Он совсем не жалел, что сделал крюк по пути из Кракова. Надо было поговорить с побратимом – они не виделись ужа года полтора. И потому провели весь вечер до глубокой ночи за разговором, попивая сладкое вино, которое так любил Раймонд. Он многому научился здесь, в Польше, но пить предпочитал свои любимые бургундские вина, не жалея на это денег.

Янек убедился, что в поместье друга дела идут хорошо. Подросли оба его сына-погодка, Збышек и Филипп. Хорошие мальчишки, крепкие. Недавно ходить толком научились, а уже размахивают деревянными мечами, которые отец велел сделать для них. И еще пополнение семейства ожидается в Ягелонце. Кто же родится у Раймонда на этот раз? Подумав об этом, Янек вспомнил, что и его жене Марыле скоро придет время рожать. И почувствовал себя виноватым. Он вот уже почти полгода не был дома. И вообще мало внимания уделял жене, не то что Раймонд. Тот и сейчас поет своей Ясенке канцоны, и улыбается, и в глаза заглядывает – показывает, что любит. А Ясенка светится вся, счастливая его любовью.

В дорогу тронулись рано поутру, как только заря осветила небо. Путь был не так и далек, хотя и близким его не назовешь. Надо было поспешать.

Поместье Збыховец лежало в Серадзской земле, недалеко от Ленчицы, между городом и рекой Вартой, только немного южнее. Янек погонял коня, отряд несся за ним, и уже на второй день пути под вечер они увидели Ленчицу. Эта земля не раз терпела набеги неприятеля – то литвины ее громили, то тевтонцы. И только обширные болота, раскинувшиеся вокруг, спасали жизнь местным жителям. Никто из супостатов никогда не решался сунуться в эти бескрайние заболоченные земли, где под яркой зеленой травой не разглядишь, то ли там твердь, то ли болото непролазное. Тем более что и легенды о коварных проделках злокозненного Боруты были известны не только местным жителям, о них были наслышаны и пришедшие издалека. Но местные-то свои болота знали и всегда хоронились там от недругов.

Потом король Казимир Великий, добрая ему память, поставил в Ленчице укрепленный замок, окруженный мощными стенами и рвом. Людям стало полегче. Однако года два или немногим больше назад тевтонцы опять вторглись в эти земли и разорили замок. И вот теперь предстал он перед глазами путников, искалеченный, но все же живой. Ленчицу обошли стороной и двинулись на Збыховец.

Когда подъехали к месту, были уже ранние сумерки. И что-то тревожное почудилось Янеку в непривычной тишине поместья. Ни громких разговоров, ни смеха, ни песен, хоть народ тут живет неунывающий. Что-то случилось. Что?

Оказалось, что беда пришла в Збыховец. Вконец расстроенный и сразу постаревший дядя Войцех поведал племяннику, что несколько дней назад умерла в преждевременных родах жена его Марыля. Оступилась на скользкой тропинке, упала тяжело, и начались роды. Два дня мучилась, а потом родила маленькую и слабенькую девочку, пришедшую в этот мир раньше положенного срока, а сама преставилась. Все мужа своего звала, Янека, ей казалось, что, если он будет рядом, силы вернутся к ней и она справится. Но Янек был далеко. И Марыля не справилась. Два дня назад ее похоронили. А девочка жива. Слаба, но жива. Ей нашли кормилицу, и старая Завалиша, та, что еще самого Янека нянчила, взяла ее под свою опеку. Теперь надо бы малышку окрестить, а то, не дай Господь, преставится и она.

Дядя Войцех не скрывал большого огорчения, даже горя от того, что нет теперь у Янека жены и нет сыновей. Кто же продолжит род славных шляхтичей из Збыховца, что всегда верно служили королю, всегда были смелыми в бою и честными на ристалище. Шляхтичей, которые, всем ведомо, были настоящими рыцарями.

Янека сейчас мало тревожили переживания дяди Войцеха. Его сердце переполнилось горем и чувством вины. Не дав себе отдыха, он отправился на могилу жены и провел там всю ночь. Он горячо молился за упокой ее светлой души и еще слезно просил у нее прощения за все, что не сумел ей дать.

– Ты прости меня, Марыля, любушка моя, что не сказал я тебе слов любви при жизни твоей, – шептал он, стоя на коленях у свежей могилы. – Не думал я, что времени быть вместе нам отведено так мало. Полагал, что много еще дней впереди и успею я сказать тебе, что почитаю тебя и люблю, что хочу видеть подле себя еще долгие годы. И спасибо тебе за дочь. Я выращу ее и воспитаю такой же доброй, светлой и чистой, как была ты, жена моя венчанная. Назову ее Ольгицей, если ты не против. А старая Завалиша ее выходит, ты не сомневайся. Она умелая нянька и добрая женщина. Окрещу девочку завтра, и пусть растет. Здесь, в Збыховце, ее никто в обиду не даст. А я воевать поеду, немцев проклятых крошить. Много зла они нам причинили. Много раз места наши грабили и жгли. Не могу я теперь позволить, чтобы и дочь моя единственная от них могла пострадать. Ты благослови меня, Марыля моя, на ратные дела и на победы над злым врагом. С именем твоим на устах буду я бить их ради светлой жизни для дочери нашей.

Долго шептал он слова, так и льющиеся из сердца. Долго без отдыха стоял на коленях у могилы жены. Пока, наконец, не почудилось ему, что тихий голос Марыли прошептал ему слова прощения и благословения. Только тогда ушел он в дом. Передохнул немного и занялся подготовкой к крещению дочери.

Когда эти важные дела были завершены, стал рыцарь Янек собираться в дальний путь. Решил он, что нет нынче лучшего места, где можно бить немцев, чем Жмудская земля. Здесь война идет постоянно. И князь Витовт поддерживает теперь тех, кто помогает ему в борьбе с тевтонцами. И король смотрит на это как на доброе дело. Значит, так тому и быть.

Собрал он отряд свой боевой, не забыв оставить надежную охрану для своего поместья. И велел, если что неспокойным покажется, сразу уводить женщин и скот на болота. Места там проверенные, даже хаты-землянки кое-где есть. И наказал управителю своему пуще глаза беречь дитя его единственное, Ольгицу, ангелочка невинного. С тем и уехал из Збыховца.

Направление держал ко двору князя Януша Мазовецкого. Сам князь горяч был, это все знали, и очень не любил он крестоносцев. А женой его была родная сестра великого князя литовского Витовта Анна Данута, женщина разумная и добрая. Когда Янек добрался до Цеханова, крепкого княжеского замка на болотах во владениях Януша Мазовецкого, то узнал, что здесь собрались несколько польских рыцарей со своими отрядами, готовые выступить в земли Жмудские, чтобы биться с тевтонцами. Это очень ободрило его, и он с радостью присоединился к шляхтичам. Его приняли с охотой – к тому времени слава Янека из Збыховца как отменного воина и честного рыцаря пронеслась уже по всей Польше.

Идти планировали на восток, подальше от границ Тевтонской Пруссии, и только на земле литвинов повернуть на север. Леса там были густые и дикие, местность малонаселенная, поэтому нужно было запастись припасами. Это удалось решить довольно быстро, и вот, наконец, рыцари двинулись в путь. По Мазовии и Литве шли легко, открыто. До границ Жмудских земель удалось добраться только на двенадцатый день. Здесь уже нужно было проявлять осторожность, чтобы с немцами без подготовки не столкнуться, да и от самих жмудинов часом не пострадать. Они, в обозленности своей, могут сгоряча и не разобрать, кто перед ними.

Надо признать, что жмудины накопили большой опыт в боевых операциях. Как-никак они уже, считай, полтора века без конца сражаются за свою независимость. Сперва с Ливонским орденом воевали, теперь вот с Тевтонским. Немцев они ненавидели люто, потому что зла от них повидали много. И так жизнь в дремучих лесах трудна и небогата, а те норовят последние пожитки отобрать. А что возьмешь у этих диких людей, одетых в звериные шкуры? Только в крупных поселениях можно было увидеть привычно одетых мужчин – серый кафтан, разноцветные штаны и жилет, войлочная шляпа с павлиньим пером да деревянные клумпасы на ногах с чулками вязаными, узорчатыми. Дома у них в поселениях низкие, обшитые деревом, с соломенной крышей. А в лесу просто шалаши ставят и в них живут, как ни в чем не бывало. Даже князья жмудские особой роскошью никогда не отличались. Тем более что из состояния войны не выходили. В последнее время вели постоянную партизанскую борьбу с тевтонцами – где только могли, били их. Разъезжали на низкорослых неказистых лошадках, которые, однако, могли пройти там, где большим тяжелым коням крестоносцев не пробраться. Вот и сейчас князь их Скирвойло все больше не в столице своей, Россиенах, сидит, а по лесам в шалашах пропадает, хоть и ставят ему шалаш повыше и покрепче, чем у простых воинов. На них-то и нужно бы выйти, да поскорее.

К счастью своему, наткнулись они вскорости на мужиков жмудских, смолокуров. Те, узнав, что это подмога князю их против ненавистных немецких рыцарей идет, обрадовались и снарядили полякам провожатых. Сами бы они в этих лесах так и бродили без конца.

Осень выдалась ранняя и холодная. И дождливая, к тому же. Непогода налетела внезапно, небо набухло и прорвалось на землю ливнями, которые стихали лишь на короткое время и вновь обрушивались на размокшую уже землю. Болота вмиг налились водой, раскинули свои заводи широко, радуясь вновь обретенной силе. Дороги стали размытыми, а местами и вовсе непроходимыми для тяжеловооруженных воинов и тем более конницы. Тропинки в лесу, и сухим летом-то влажные, совсем ушли под воду. Жмудинам эта непогода не страшна, они привычные. А вот тевтонцам плохо пришлось. Особенно тем их отрядам, которые непогода застала в пути. Продвигаться к намеченным целям стало тяжело, порой невозможно. А тут и жмудины подоспели. На большие сильные отряды нападать не решались, а маленькие истребляли беспощадно. Налетали как буря, окружали со всех сторон и побивали, как зверя в загоне. Поскольку боевые действия локального характера велись здесь уже не первый год, жмудины неплохо пополнили свое вооружение. И теперь, в придачу к привычным для них дубинам и рогатинам, нередко можно было увидеть жмудина, лихо размахивающего боевым топором. Зрелище это было устрашающее. Особенно когда они вылетали из леса, одетые в звериные шкуры, и с диким криком бросались вперед. Орудовать мечами они не научились, арбалетов тоже не применяли, хотя собрали их после сражений немало. Крестоносцы широко использовали этот вид оружия, и в одной только Пруссии создали запас арбалетов около четырех с половиной тысяч штук. Вот и переходили они потихоньку через руки жмудинов к воинам литовской армии.

Так и сейчас, небольшой отряд тевтонцев, человек двадцать пять, не больше, осторожно пробирался по залитому водой лугу, тщательно выбирая дорогу, чтобы не угодить в болото. Когда широкая тропинка, по которой они двигались, свернула к лесу, тевтонцы, читая молитвы, сомкнули ряды и взяли мечи на изготовку. Луки, которыми они были вооружены, оказались совсем бесполезными: тетива их размокла от постоянных дождей, да и сумрак стоял такой, что, казалось, наступил уже глубокий вечер. Низко нависшее над лесом свинцовое небо буквально придавливало их к земле. Тевтонцам стало не по себе.

И вдруг громкий голос какой-то птицы разорвал тишину. Ей ответила другая, третья. И следом за этим оглушительные крики, дикие и воинственные, поглотили все звуки. А потом толпа одетых в шкуры людей, больших и устрашающе сильных даже на вид, набросилась на немцев со всех сторон. Отступать было некуда, приходилось сражаться. Но длилось это недолго. Вскоре под ударами огромных дубин больше половины тевтонцев упали на мокрую землю. Несколько человек пытались скрыться в лесу, но им оставили только один путь. А двинувшись по нему, они очень скоро угодили в болото. Поняв свою ошибку, хотели развернуться и ринуться в бой – лучше пасть под дубиной противника, чем медленно тонуть в гнилом болоте. Но топкая земля держала их уже крепко. Болота не любят отдавать то, что попало в их смертоносные объятия. Участь этих воинов была предрешена, и их предоставили своей судьбе. Жмудины быстро добили оставшихся в живых немцев и стали собирать добычу. Снова мечи, луки и несколько боевых топоров оказались в их руках. Один молодой жмудин снял с какого-то тевтонца шлем и надел на свою немытую и нечесаную голову. Гордо посмотрел на товарищей. Те засмеялись и зацокали языками.

Тут-то и появились польские рыцари. Жмудины было схватились за оружие, но проводник, шедший впереди отряда, успел предупредить, что свои это, помогать пришли с немцами справиться. Обрадовались жмудины. И вскоре шляхтичи вышли к большому лагерю, затерянному в лесных дебрях.

Князь Скирвойло воспрянул духом, увидев подмогу. Вооружены рыцари были надежно, отряд имели большой. Теперь можно подумать и о том, чтобы на крепость немецкую напасть. Использовать надо время осеннее. Пока не настала зима и не замерзли дороги и болота, немцы слабы в этих краях. Но придут морозы, скуют землю, и тогда уж будет их сила. Уже много лет тевтонцы воюют здесь в основном зимой.

Лесной лагерь жмудинов был спрятан в таких дебрях, что и не пробраться туда чужому в этих краях человеку. Поляков разместили с удобствами, если можно так сказать про отсыревший дремучий лес. Им поставили высокие шалаши на плотной подстилке из веток. Самому Янеку как наиболее прославленному из прибывших рыцарей князь Скирвойло даровал большую медвежью шкуру – уж этого богатства у жмудинов было вдоволь. И ночевать можно было с определенными удобствами. Но днем некуда было деться от этой промозглой сырости и постоянного дождя, то мелкого, сеющего, то льющего стеной.

Особенно страдал от этих непривычных условий оруженосец Янека, тот самый плененный им венгр, что научил рыцаря премудростям верховой езды. Венгрия ведь издревле славились своим коневодством и конницей.

Ласло был совсем молодым, когда попал в руки Янека. Столкновения между венграми и поляками были достаточно частыми на пограничных землях южной Польши. И в одном из таких столкновений отряд Янека налетел на небольшую группу венгров, во главе которой ехал богато одетый воин. Поляки схватились за мечи и кинулись в погоню за устремившимися вдаль всадниками. Догнать венгров на быстроногих конях было задачей трудной, почти невозможной. Но Янеку повезло. Он сумел подстрелить лошадь под предводителем венгров. И тут на глазах у ошарашенных поляков произошло странное – богато одетый венгр сумел перескочить со своего падающего коня на спину идущего рядом скакуна, сбросил сидящего на нем воина и как ветер умчался вдаль.

Упавшего воина Янек велел подобрать. Тот оказался жив, хоть и без памяти. Пострадал он от падения не слишком сильно – видно, сказались с детства усвоенные навыки не только лихо скакать на коне, но и уметь падать. Воин оказался совсем молодым. Парень понравился Янеку, и он оставил его у себя. Вскоре венгр освоился среди новых хозяев и стал говорить по-польски, сначала с трудом и коряво, но вскоре вполне сносно, даже акцента почти не осталось.

Так Янек узнал, что имя плененного им воина – Ласло, и он незаконный сын хозяина больших земель и огромных табунов первоклассных коней. А тот богато одетый воин, что сбросил его с коня, его сводный старший брат. Уважая благородное, пусть и незаконное происхождение Ласло, Янек дал ему свободу и предложил место своего оруженосца. Венгр согласился охотно, и никогда после ни один из них не пожалел об этом. Вместе они прошли немало сражений, и Янек всегда был уверен, что его верный оруженосец надежно прикроет его спину.

Сейчас Ласло жестоко страдал от насквозь промокшего леса. И Янек позволил ему ночевать в шалаше. Вдвоем они удобно устраивались под большущей медвежьей шкурой и хоть ночью отогревались всласть.

Вместе с войском князя Скирвойло шляхтичи сделали несколько удачных вылазок и оставили лежать в жмудских болотах еще несколько десятков тевтонских воинов. Рыцаря не положили ни одного, все больше были неопоясанные тевтонские воины и кнехты. Янек был недоволен. Ему хотелось схватиться один на один с немецким рыцарем.

Вскоре пришла удивительная весть. Стало известно, что в жмудские леса пробирается с отрядом сам пан Пешек из Седловиц. Это было двойной радостью. С одной стороны, пан Пешек был прославленным рыцарем, грозой тевтонцев. А с другой стороны, радовало известие, что он жив и на свободе. Ведь всем уже было ведомо, что несокрушимый воин пропал и, скорее всего, томится в подземелье одного из тевтонских замков.

Навстречу пану Пешеку снарядили небольшой отряд. Двое из пребывавших в лагере жмудских старост поехали с десятком воинов, чтобы оказать честь прославленному рыцарю.

В то утро густой туман упал на жмудские леса, накрыв все непроницаемым белым плащом. В десяти шагах уже ничего было не разглядеть за белой пеленой. Из этого тумана в полной тишине вдруг возникли всадники. Среди них приковывала внимание могучая фигура пана Пешека из Седловиц. Суровый, сильный воин сидел на огромном коне, вооруженный столь же впечатляющих размеров копьем. На боку его был прикреплен меч таких габаритов, что, казалось, был изготовлен для великана. А на щите красовался большой зубр, опустивший голову и роющий землю огромным копытом. Он и сам был как могучий лесной зверь, завалить которого далеко не всякому рыцарю под силу. Рядом с паном Пешеком на изящном сером в яблоках скакуне ехал совсем молодой шляхтич, безусый мальчишка, но с гордой осанкой и решительным взглядом темных как ночь глаз. Увидев этого шляхтича, Янек вдруг почувствовал, как сердце задрожало и ухнуло куда-то вниз, будто молнией его пронзило.

«Что это со мной? – растерянно подумал он, – так и до греха недалеко. Тьфу-тьфу-тьфу, сгинь, наваждение».

Но трепет сердца не уходил, а глаза невольно тянулись к молодому шляхтичу, уже легко спрыгнувшему с коня и поклонившемуся князю Скирвойло.

Жмудский владыка встретил приезжих с большой радостью. Отряд у пана Пешека был невелик, но сам он в битве десятерых стоил, это все знали. Прибывших провели к приготовленным для них шалашам, из которых самый большой был предназначен прославленному рыцарю. Всем не терпелось узнать, как вырвался из лап проклятых тевтонцев могучий воин. Но законы гостеприимства были живы и здесь, в лесу, – приезжим дали передохнуть.

В тот день впервые за долгое время над промокшими насквозь жмудскими лесами проглянуло солнышко. Тяжелые тучи разошлись, и в прогалинах победно светилось голубое небо. В лучах показавшего, наконец, свой лик светила драгоценными каменьями засверкали капли воды на листьях и ветках. Настроение у людей сразу улучшилось, сердца их преисполнились надеждой. Пусть не греет уже осеннее солнышко, но в душу светит.

Немного позднее, когда гости отдохнули с дороги, в центре лагеря развели большой костер и все уселись около него, кто ближе, кто дальше. Только выставленные в дозор воины несли свою службу далеко отсюда, но такова уж была их доля, им обо всем расскажут после.

Пан Пешек знал, чего от него ожидают собравшиеся вокруг люди, и, не мешкая, приступил к рассказу. Он поведал о том, как коварно был захвачен в плен недалеко от своего поместья, на мазурском берегу – на него и на его воинов просто набросили сети. Воинов тут же перебили, а его отвезли в крепость Мальборк. Громада эта возвышается над рекой как знак могущества ордена и его непобедимости. Пленника бросили в подземелье, заковали в цепи и посадили на хлеб и воду. И каждый день рассказывали ему, что ожидает его, когда прибудет рыцарь Отто фон Снехштейн, горящий желанием отомстить за гибель брата. Немцев выводила из себя не столько личная слава пана Пешека в битвах и на ристалищах, сколько память о страшном Мазурском кресте, что поставили селяне тевтонцам на его земле. Он и только он, считали крестоносцы, должен был в первую голову ответить за это злодеяние. А уж какова будет расплата, решит рыцарь фон Снехштейн. А он, говорят, и так лют, а после страшной и оскорбительной для чести семьи гибели старшего брата вообще озверел. Так что потеха в Мальборке ожидалась знатная. А сам пан Пешек мог только собирать силы и мужество, чтобы с достоинством принять все муки, ему уготованные.

Но тут, не в добрый час для немцев, появились в замке княгиня Мазовецкая и иноземные рыцари. Особо важным был богатый лорд из Англии, посланец их короля. Как проходили словесные баталии, к освобождению его приведшие, пан Пешек не слышал, разумеется. Но результату их был рад сверх меры. И когда покидал зловещую тевтонскую цитадель, дал слово отомстить немцам за те муки, что готовили они ему. И поехал в жмудские земли, подальше от своих владений и реки Древенцы. Там коварные тевтонцы не дадут ему сейчас покоя, измыслят еще какую-нибудь каверзу.

Видя заинтересованные взгляды, что бросали присутствующие на молодого его спутника, пан Пешек пояснил, что юноша этот – сын его друга близкого и соседа, который погиб около года назад в схватке на границе. Уезжая, он не решился оставить юного паныча в особенно опасных сейчас местах. Ведь крестоносцы не раз уже похищали детей дворянских с последующим требованием выкупа. Король Краковский сильно из-за этого гневался и магистру великому претензии высказывал. Но сейчас из мести могут зло сделать. Вот и взял он юного шляхтича с собой. Пусть на сражения посмотрит, может, чему-нибудь научится. Он зеленый еще совсем, да и меча в руке не держал. Однако смелости ему не занимать. Так закрылся вопрос со спутником пана Пешека. Все приняли это спокойно и обещали оберегать молодого паныча. Только Янек томился почему-то и не мог понять сам себя.

В ближайшие дни жмудинское войско, пополненное силами шляхтичей и могучего рыцаря Пешека из Седловиц, совершило два успешных нападения на тевтонцев. На этот раз побиты были два больших отряда: один пеший, не менее полусотни воинов, другой конный. И тут исполнилось желание Янека. В отряде было трое тяжеловооруженных, грозных на вид тевтонских рыцаря. С одним схватился пан Пешек из Седловиц и положил его на землю очень скоро, казалось, и сил он для этого особо не прикладывал – вот что значит талант воинский, не зря его немцы так боятся и ненавистью исходят от одного его имени. Другого рыцаря перехватил молодой шляхтич Дрожко из Леончицы, что под Варшавой. Ему страсть как хотелось стать опоясанным рыцарем. На ристалищах он мог состязаться только с равными себе, ни один опоясанный рыцарь не принял бы его вызова. И теперь молодой Дрожко рвался в бой. Однако силы были неравны. Немецкий рыцарь стал теснить его и уже готов был поразить, как на помощь молодому неопытному шляхтичу пришел пан Пешек. Быстро расправившись со своим противником, он кинулся на рыцаря противника, наседавшего на Дрожко. Одним ударом вышиб его из седла и кинулся в самую гущу завязавшегося боя, где отчаянно сопротивлялись немецкие воины. Они были хорошо защищены железными доспехами и пользовались своим преимуществом перед одетыми в шкуры жмудинами. Но те были более верткими, на своих неказистых с виду, но выносливых малорослых лошадках они носились вокруг тяжелых, малоподвижных немецких воинов, нанося им неожиданные удары с разных сторон. И здесь им очень помогали секиры, которыми они уже отлично владели. То в одном, то в другом месте падал с коня закованный в броню тевтонский воин – одного сбивал удар по голове толстенной дубины, другого срезало поблескивающее в солнечных лучах лезвие боевого топора. Но и жмудины понесли заметные потери. Были среди них убитые и немало уже раненых. Ворвавшись в это живое месиво, где смешались кони и люди, стоял дикий невообразимый шум, пан Пешек принялся крушить немцев.

А Янек тем временем отчаянно бился один на один с немецким рыцарем. Лица того не было видно, только яростно сверкали глаза в прорезях шлема. Сила у противника была немалая, и выучка, сразу видно, отличная. Орден хорошо готовил своих воинов, не зря ведь со всей Европы ехали к ним рыцари, чтобы обучаться мастерству боя. Но и Янек был уже воином опытным. Не раз сражался он на ристалищах, совершенствуя свое мастерство, и битв на его счету было тоже немало. Да и силой его Бог не обидел – был он высок ростом и крепок. Противники оказались достойны друг друга, и битва затянулась. Но чем дальше, тем больше ярился немец. Его гордость была задета тем, что какой-то захудалый полячишко все теснит его. А Янек сражался спокойно, с холодной головой, как учил его когда-то прославленный рыцарь Семко из Ельниц, царствие ему небесное. И только собрав силы для решающего момента и приподнявшись в седле, он с криком «За тебя, Марыля!» нанес немцу сокрушительный удар. Тут же соскочил с коня и добил врага вытянутой из-за пояса мизерикордией. Все было кончено.

Янек оглянулся вокруг. Битва уже стихала. Несколько немецких всадников еще пыталось сплотить ряды и пробиться из окружения, но это было уже безнадежное дело. Вскоре добили и их. Победителей охватило ликование. Победа была полная, блестящая победа, первое удачное сражение с таким большим отрядом, возглавляемым рыцарями. И добыча оказалась немалая. Янеку достались отличные доспехи, похоже, изготовленные в Италии, и еще кошель с деньгами, что был на поясе у немецкого рыцаря. Но главным для него было то, что сумел он в открытом бою победить сильного и опытного тевтонца.

Только к вечеру вернулись победители в лесной лагерь. Там их встретили радостными возгласами. А глаза оставленного в лагере паныча тревожно искали кого-то в гуще воинов. Первым нашли пана Пешека, вторым – рыцаря Янека. Вздох облегчения вырвался из его груди, а во взгляде зажегся огонек, опять встревоживший душу шляхтича из Збыховца. Да что же это происходит, Господи помилуй?

Сердился Янек на себя, но все одно поглядывал время от времени на паныча молодого. А тот под его взглядами скромно опускал глаза, опушенные длинными, как у девушки, черными ресницами. Спас рыцаря от тяжелых сомнений Ласло.

– Зря вы мучаете себя, пан, – сказал оруженосец, когда они улеглись под теплой медвежьей шкурой. – Неужто не видите, что не паныч это, а панночка? Славная дочка у пана Пешека.

Янек так и сел на подстилке из еловых веток.

– Что ты говоришь, Ласло? Какая панночка?

– Да вы на руки ее гляньте. А глаза? И что-то больно смущается под взглядом вашим паныч этот.

У Янека отлегло от души. Так вот оно что! Это сердце его почуяло то, чего не видели глаза.

Утром следующего дня подстерег он паныча в укромном местечке и остановил, взяв за руку.

– Как зовут вас, панночка? – спросил. А сам глаз не может отвести от очей черных.

– Ингуш, – ответила девушка, – а как вы догадались? Мы с отцом думали, никто не поймет. Я даже косы срезала.

– Не я, оруженосец мой Ласло догадался. Он парень сообразительный.

Девушка взглянула на Янека и смущенно улыбнулась:

– Вы считаете, что это нехорошо?

– Вовсе нет, – вскинулся Янек, – смелые девушки редко встречаются в наших краях. А ваш батюшка из такой переделки вышел, ясно, что побоялся оставить вас под носом у немцев. И вы отлично скачете на своем красавце жеребце, загляденье просто.

– Моя мать родилась в степях и больше всего на свете любила простор, вольный ветер и быструю езду. Я, видно, в нее удалась.

И девушка рассказала Янеку короткую историю своей жизни. С тех пор они еще не раз встречались в стороне от людного лагеря и не могли наговориться. Очень быстро Янек понял, что эта девушка заняла особое место в его сердце, место, которое до сих пор было свободным. Он и не знал, что бывает такая любовь. Не понимал раньше, как можно не спать всю ночь, думая о любимой. Не ведал, как сладко может замирать все внутри, когда желанная женщина рядом.

Два молодых сердца, будто созданных друг для друга, слились в одно – так им, во всяком случае, казалось. Трудно было находиться вдали друг от друга, а взгляды, встретившись, уже не могли расстаться. Воинам было не до сердечных дел, да никто и не догадывался о том, что делается в лесном лагере, – вроде бы и на глазах у всех, и никто не видит. Только Ласло внимательно наблюдал за всем происходящим, готовый в любую минуту прийти на помощь, закрыть, защитить.

Особенно много волнений было, когда воины уходили на охоту за немцами, а делали они это часто. Ингуш, которую всегда оставляли в лагере, места себе не могла найти, молясь за отца и за любимого.

И вот настал день, когда князь Скирвойло назначил большой поход на тевтонскую крепость Брунесбург, что лежала на северо-запад от их лагеря, между Палангой и Мемелем, только дальше от побережья, в лесу. Разведчики давно уже изучили все подступы к крепости и узнали все, что нужно было, чтобы не попасть впросак при нападении. Отряд выступил в полном сборе. Даже молодого паныча взяли с собой. Только ближе к месту сражения снова оставили его в маленьком походном лагере, где можно будет собрать силы после сражения. И опять Ингуш болела душой, когда воины ушли на штурм крепости, молилась истово, чтобы Господь послал им победу и чтобы живыми вернулись ее дорогие мужчины, самые нужные ей люди на земле.

Штурм крепости подготовили тщательно. Отряд разбился на три группы. Одна из них имела задачей выманить из крепости часть немцев и увести их к специально подготовленной засаде, где их уже поджидал второй отряд. А третий должен был ворваться в замок с ослабленным гарнизоном и захватить его. Пан Пешек был в той группе, что должна была захватить замок, – у него руки чесались порушить до основания хоть одну крепость проклятых немцев.

Янек из Збыховца со своим оруженосцем был в группе, засевшей в лесу. Молодой паныч просился к воинам, которые должны были выманить врага из его логова, но пан Пешек так грозно рыкнул на него, что он быстро затих, а Янек только метнул сердитый взгляд. Еще чего захотела! Так ее и пустили биться!

И вот решительный момент настал. Большой отряд вооруженных жмудинских воинов на низкорослых лошадках выскочил, словно невзначай, на дорогу у самого замка. Остановившись на мгновение, будто сильно испугавшись, они дико закричали и стали разворачиваться, чтобы бежать. Они так заманчиво открыли перед немцами свою незащищенную спину, что те не выдержали. Большой отряд, в основном из кнехтов, но под предводительством рыцаря, вырвался из ворот замка и устремился в погоню. Жмудины в полной панике бежали все дальше. Но их лошадки, неказистые на вид, были все же быстроноги, а главное, выносливы и не боялись бездорожья.

Немцы вошли в азарт, и, казалось, уже вот-вот настигнут беглецов, как вдруг те резко остановились, развернули коней и устремились им навстречу. А со всех сторон уже наступали другие воины, и среди них были и рыцари, а не только дикари-жмудины, как немцы их называли. Тевтонцы поняли, что попали в засаду, но было поздно. Пришлось принять бой. Противников было слишком много, и они наседали со всех сторон. Возглавлявший отряд Бруно фон Маленфрут оказался лицом к лицу с польским рыцарем, бившимся весьма умело. Сразить его вмиг, как хотелось, не удалось, и схватка затянулась. Никто не мешал рыцарям, хотя за ними внимательно наблюдало множество глаз, – общий бой практически закончился. Янек сражался яростно и настойчиво теснил неприятеля. И тот не выдержал – сдался.

Покончив с вылетевшим из замка отрядом, воины стремительно понеслись на помощь пану Пешеку и его группе. Но там уже тоже все было кончено. Пан Пешек громил тевтонцев как рассерженный вепрь, потревоженный в своих владениях. Вспоминая вновь и вновь, как его захватили простой сетью, будто кролика, и что собирались с ним сделать, он становился еще злее, силы его удесятерялись, и немцы пришли в ужас. Крепость была взята. Еще двое пленных рыцарей, бледные и растерянные, сидели на своих лошадях под бдительным присмотром польских воинов. А остальные принялись крушить замок – чтобы и воспоминания о нем не осталось, сказал князь Скирвойло.

Вернувшись в малый походный лагерь, отряд князя разделился. Поляки двинулись в Мазовию, увозя с собой плененных немецких рыцарей, а жмудины ушли вглубь своих лесов, к месту зимней стоянки. Холода и морозы были на подходе. А силы после удачной осенней кампании надо было восстанавливать. Предстояло похоронить убитых и забрать с собой раненых. Поляков тоже возвращалось меньше, чем прибыло, – двое мазовецких рыцарей и пятеро воинов остались навсегда лежать в жмудской земле.

Обратная дорога была нетрудной. До границы их проводили, а дальше уже пошли свои земли, где в каждом селении, в каждом поместье с радостью принимали воинов, нанесших урон ненавистным тевтонцам, и много злых взглядов и слов досталось немецким рыцарям.

Две долгих недели продолжался их путь, и за все время считанные разы удавалось влюбленным поговорить свободно. Они только издали перебрасывались взглядами, да иногда обменивались несколькими словами. Лишь возле самой Варшавы, где сейчас, как они узнали, находились князь и княгиня Мазовецкие, удалось им уединиться ненадолго под охраной верного Ласло. И тут впервые прозвучало слово «люблю». Рыцарь Янек из Збыховца дал обет своей избраннице верно служить ей до конца дней.