Алейт

Хертогенбос, январь 1504 года

Участвовал ли Йероен в собраниях адамитов? Этот вопрос мучил Алейт уже несколько месяцев. Вероятно, ему суждено было остаться без ответа: если бы она задала его мужу, ей бы пришлось признаться ему в том, что она про себя называла своим безумием. На вопрос Алейт мог ответить еще один человек, но она считала его сатаной и старалась держаться от него подальше.

Она не видела еврея с того июльского дня, когда они встретились на репетиции празднества. Избегать его все эти месяцы было непросто: Великий Магистр часто приходил в мастерскую посмотреть на новую картину, над которой работал муж.

Алейт держалась подальше и от картины. Обычно она следила за работой Йероена, приходила в мастерскую, обсуждала с ним планы и заказчиков. Однако на этот раз, под предлогом того, что ее пугает выбранный мужем сюжет, Алейт удалось уклониться от посещений. Правая створка триптиха, заказанного евреем, изображала ад, и все, кто ее видел, признавали, что мастер запечатлел там сцены ужасающие.

Йероен уже несколько раз приглашал жену в мастерскую, но она все откладывала свой приход, говоря, что предпочла бы увидеть уже готовое полотно.

Теперь оно было окончено, и у Алейт не осталось отговорок.

В тот день, незадолго до обеда, ей предстояло пересечь рыночную площадь и войти в мастерскую, где Йероен ждал, чтобы показать ей «Музыкальный ад», прежде чем отдать его заказчику. Алейт не знала, почему полотно так называется, и, откровенно говоря, совсем не хотела знать. Единственное, что ее заботило, — это поскорее покончить с посещением, чтобы картина навсегда исчезла из ее жизни.

Она пожелала, чтобы ее сопровождала Агнес. Присутствие девушки придавало Алейт уверенности. Компаньонка согласилась. Она всегда с радостью ходила в мастерскую, ей нравились беспорядок, запах красок, веселье юных подмастерьев, постоянный круговорот клиентов.

Ровно в одиннадцать они переступили порог мастерской, Йероен встретил их и провел в свою студию. Алейт опасалась, что еврей тоже явится, и потому ступала словно по раскаленным углям. Она осторожно оглядела комнату и, убедившись, что она пуста, вздохнула с облегчением: казалось, самая большая опасность ей больше не угрожала. Теперь Алейт предстояло лишь посмотреть на картину и высказать свое мнение, Йероен непременно хотел его услышать.

«Музыкальный ад» стоял на мольберте. Как и левая створка триптиха, в ширину он составлял меньше метра, а в высоту — более двух. На первый взгляд запечатленное на полотне показалось Алейт нелепостью, начисто лишенной смысла.

В центре картины в двух лодках одновременно стояло чудовище, вместо ног у него были стволы деревьев. Телом ему служила огромная пустая скорлупа, внутри которой поместилась таверна, там сидели трое посетителей, и хозяйка наливала им вино. На голове монстра стояло блюдо, на нем лежала гигантская волынка огненно-розового цвета, рядом расположились пары любовников в сомнительных позах.

Алейт заметила, что видневшемуся из-под блюда лицу чудовища художник придал черты еврея и его напряженный, вызывающий тревогу взгляд. Она постаралась не обращать внимания на эти детали и вновь сосредоточилась на картине.

Над чудовищем располагались два огромных уха, проткнутых ножом и пронзенных стрелой, на заднем плане виднелся пылающий город, по дороге двигались шеренги воинов. Ниже чудовища были изображены три гигантских инструмента: лира, что-то вроде арфо-лютни и бомбарда, — а вокруг них двигались множество грешников, мучающихся от звуков трубы и барабанного боя.

Еще ниже какой-то человек лежал на земле за перевернутым игровым столом. Демон с головой мыши терзал зубами его горло. В сердце человека был вонзен меч, а в правую руку воткнута свеча в канделябре. С противоположной стороны стола барахтались другие игроки, и среди них женщина с большой игральной костью на голове.

Алейт сразу же узнала черты Катарины и содрогнулась от ревности. Девушка позировала для ее мужа почти месяц, с августа по сентябрь. Они часами сидели, закрывшись в мастерской. Неужели все это время он потратил на одну-единственную фигуру? Если только еще одна женщина, лежавшая на земле недалеко от опрокинутого стола, не списана с Катарины.

Алейт подошла ближе, чтобы получше рассмотреть. Сходство неоспоримо. Женщина рассматривала свое отражение в зеркале и рожу дьявола рядом с ним. «Если Йероен хотел изобразить тщеславие, он правильно сделал, выбрав Катарину в качестве модели, — подумала Алейт со злостью, — ведь это и есть ее истинная сущность». Хорошенько приглядевшись, она заметила, что зеркало, в которое смотрелась женщина, не что иное, как зад демона. Увидев отражение дьявола рядом со своим, героиня лишилась чувств, а демон тем временем схватил ее, и жаба прыгнула ей между грудей.

Эта фигура, в отличие от девушки с костью на голове, была точной копией Евы из «Земного рая». Однако здесь она выглядела расстроенной, отчаявшейся.

На высоком трехногом троне над нею восседало чудовище с головой птицы, ноги его были засунуты в кувшины. Монстр глотал музыкантов, сгрудившихся вокруг трех гигантских инструментов, чтобы потом извергнуть их из себя в овальную клоаку.

Алейт почувствовала отвращение и обернулась к мужу.

— Ну что? — спросил он, видя, что жена не произносит ни слова.

Она какое-то время колебалась, наконец промолвила:

— Впечатляет. — И снова посмотрела на картину.

Агнес тоже рассматривала полотно с большим интересом.

— Я не могу прочитать ноты, — сказала она, указывая на нотную тетрадь, лежавшую возле арфо-лютни. Страницы лежали вверх ногами, словно обращенные к воображаемым музыкантам, которые должны были играть на гигантском инструменте.

— Это дуэт, — объяснил Йероен. — Для мужского и женского голосов, которые сливаются в единой музыкальной фразе.

— Et erunt duo in carne una, — произнес кто-то за их спинами.

Алейт затрепетала, узнав голос еврея. Йероен и Агнес повернулись, чтобы поприветствовать его.

— Я пришел за картиной, — сказал он. — Нужно лично проследить за тем, чтобы она прибыла ко мне домой в целости и сохранности.

Теперь и Алейт пришлось обернуться. Стараясь избегать черных, как бездна преисподней, глаз еврея, она холодно поздоровалась. Муж посмотрел на нее с недоумением, и даже Агнес, казалось, удивило ее поведение. Только сам Великий Магистр будто не придал ему значения.

— Это брачная музыка адамитов, — проговорил он, обращаясь к Агнес. И продолжил, пристально глядя ей в глаза: — Инструмент, на котором ее исполняют, тоже представляет собой союз звуков. Лютня символизирует женщину, арфа — мужчину, соединенных в божественном дуэте.

Алейт вспыхнула, услышав эти слова. Они пробудили в ней горькие воспоминания. И страшное подозрение: еврей намерен соблазнить также и Агнес.

Та не сводила глаз с гостя. Госпожа хорошо ее знала и поняла, что компаньонка очарована. Для женщины бедной и некрасивой, которой суждено остаться старой девой, внимание учтивого и привлекательного мужчины опаснее яда, потому что питает ложные надежды. Алейт же не хотела, чтобы Агнес строила иллюзии, а потом страдала, когда они разлетятся вдребезги. Нужно было непременно защитить девушку от угрожающего ей демона.

Но голос внутри Алейт спрашивал: действительно ли она хочет вмешаться ради блага Агнес, или ее толкает на это ревность? Она отогнала коварную мысль и прислушалась к разговору.

— Какие странные покрывала на монахинях, — сказала Агнес, обращая внимание присутствующих на сцену, изображенную рядом с троном, на котором восседал попиратель музыкантов.

Там, на кровати с красными драпировками, лежал человек, а позади притаились несколько монахинь. Головы их были покрыты митрами, украшенными полумесяцами.

— Это жрицы Ваала, — объяснил еврей, вызвав тем самым удивление Агнес. — Они входят в одну из тех ужасных сект, что посвящают себя оргиастическим культам.

Алейт пришла в негодование, услышав, как он осуждает похоть других. Этот лицемер, исповедующий доктрину, согласно которой телесное удовольствие стоит в центре всего! Она готова была испепелить его взглядом, но сдержалась и вместо этого стала наблюдать за реакцией мужа. Если ему известно, что происходит на собраниях адамитов, быть может, он тоже возмутится. Однако Йероен остался спокоен.

— Поэтому они и в аду, — заметила Агнес.

Еврей повернулся и посмотрел на нее.

— Разумеется. С оргиастическими сектами следует бороться, их нужно искоренить, поскольку они оскверняют учение Братьев Свободного Духа.

В этот миг в разговор вмешался Йероен, но то, что он сказал, заставило Алейт застыть от изумления.

— Отвратительные ритуалы этих адских сект часто путают с обрядами Братьев и Сестер Свободного Духа. Однако последние соблюдают безупречную моральную чистоту и стоят вне всяких подозрений.

Алейт, хорошо знавшая мужа, поняла, что он говорит искренне. Значит, он действительно уверен в том, что рассказы об адамитах — всего лишь презренная клевета.

Агнес и еврей продолжали обмениваться впечатлениями от картины. Между ними словно установилось тайное сообщничество. Он говорил, пристально глядя ей в глаза, она жадно слушала, полностью захваченная беседой. Щеки девушки разрумянились, глаза заблестели от волнения.

Алейт задыхалась от ревности, словно от удара кулаком под дых. Ей невыносимо было видеть, как еврей обольщает Агнес. Поведение компаньонки говорило само за себя. Даже слепой понял бы, что ей приятно внимание этого мужчины.

Ревность не мешала Алейт замечать, что муж наблюдает за ней. От него не ускользнуло то, что еврей полностью игнорирует его жену, и, быть может, он спрашивал себя о причинах такого обращения. Но за Агнес и евреем Йероен следил с удовольствием. Казалось, ему было приятно возникшее между ними взаимопонимание, и Алейт это злило.

Вот уже какое-то время между супругами во многом не было прежнего согласия. Поездка в Венецию изменила Йероена, он стал более рассеянным, чем обычно, постоянно замыкался в своем мире, куда не было доступа никому, кроме Великого Магистра. Путешествие мужа в Венецию изменило и Алейт, его отсутствие толкнуло ее на то, чтобы искать поддержки человека, который оказался дьяволом во плоти. Если бы только она могла вернуть время вспять и перечеркнуть ту ночь, проведенную с евреем, забыть те странные желания, что он в ней пробудил. Но это было невозможно, и Алейт приходилось жить, терзаясь неотступными муками совести.

Однако опыт научил ее, что все проходит, даже самое невыносимое страдание. Стало быть, это только вопрос времени и когда-нибудь в душе ее снова наступит мир, Алейт станет прежней спокойной женщиной средних лет, благодарной милостивому Господу за то, что он так много дал ей: достаток, преданного мужа, уважение земляков.

Да, боль, которую она испытывает сейчас, вскоре исчезнет без следа. «А пока что всему есть предел», — подумала Алейт, видя, что Агнес и еврей продолжают болтать, словно добрые друзья.

— Агнес, — холодно окликнула она компаньонку, — уже поздно. Пойдем домой.

Девушка растерялась от столь резкого и внезапного приказа, но поспешила исполнить его. Они попрощались и торопливо покинули мастерскую.

Дома Алейт заперлась в своей комнате под предлогом сильной головной боли. Она не стала отчитывать Агнес, боясь, что запрет сделает встречи с евреем еще более желанными для девушки. Лучше просто проследить за тем, чтобы они не виделись. Алейт загрузит компаньонку вышивкой и не будет брать ее с собой на собрания Братства Богоматери. В общем, какое-то время Агнес просидит дома взаперти. Разумеется, все это для ее же блага. Алейт не хотела, чтобы бедной девушке пришлось выстрадать то же, что и ей самой. Под конец она до того убедила саму себя, что даже успокоилась.

Во время ужина вместе Алейт воспрянула телом и душой, остроумно беседовала с мужем и Агнес и даже получила удовольствие, когда та взяла скрипку и сыграла веселую мелодию. Госпожа попросила компаньонку сыграть еще и сама не заметила, как настало время отхода ко сну.

Агнес, зевнув, ушла. Алейт с мужем остались побеседовать еще немного у камина.

— Ты не находишь, что Агнес еще не поздно найти себе мужа? — спросил вдруг Йероен.

От этого вопроса Алейт похолодела.

— Почему ты спрашиваешь? — Тон ее был резок.

Муж странно посмотрел на нее.

— Может быть, я ошибаюсь, но мне показалось, что Великий Магистр проявляет к ней интерес. А она — к нему.

Алейт не сразу нашла что возразить. Она не знала, как подойти к этому вопросу, не возбуждая в муже подозрений.

— Я не считаю, что все обстоит именно так. Агнес легко увлекается. Кроме того, мы уже долго ведем весьма уединенную жизнь. Естественно, Агнес с радостью вступает в беседу, как только попадается человек, готовый ее поддержать.

— Возможно, это справедливо в случае Агнес. Однако Великий Магистр не монах. Он ведет очень насыщенную общественную жизнь, видится с разными людьми, в том числе с представительницами прекрасного пола. Как в таком случае ты объяснишь его неподдельный интерес к Агнес?

— Я никак его не объясню, потому что, честно говоря, ничего подобного не заметила.

Выражение, появившееся на лице Йероена, красноречиво свидетельствовало о том, что он придерживается противоположного мнения.

— Как бы там ни было, — сказал он, вставая, — если все обстоит так, как полагаю я, в этом нет ничего плохого. Он вдовец, она ищет мужа. Нам следует покровительствовать их союзу ради блага обоих.

Алейт едва сдержала крик.

— Помимо того, что Агнес не ищет никакого мужа, — возразила она как можно спокойнее, — есть еще кое-что: она моя компаньонка, я очень к ней привязалась и ни за что на свете не хочу ее потерять. Так что прошу тебя, если ты дорожишь моим счастьем, забудь о своей идее. Лишившись Агнес, я буду очень страдать и не думаю, что тебе захочется это видеть.

Муж кивнул в знак вынужденного согласия, но это не убедило Алейт в том, что он отказался от своего безумного плана.

С того момента жизнь ее превратилась в ад. Она целыми днями шпионила за своей компаньонкой и следила за тем, чтобы муж не взялся устраивать брак, которого так желал.

В январе и феврале сильный мороз помог Алейт удерживать Агнес дома. Девушка безропотно выполняла все работы; по вышиванию, порученные ей госпожой, но она переменилась: говорила мало, перестала смеяться и все чаще подолгу играла на скрипке. Мелодии были столь мрачными, что даже Йероен однажды не выдержал.

— Что случилось с Агнес? — спросил он жену, когда они остались одни.

— Ничего.

— Как это — ничего? Она все время печальна. А теперь еще и почти ничего не ест. Почему бы тебе не поговорить с ней?

— Нынешняя зима — долгая и холодная. Вот увидишь, весной Агнес снова придет в себя, — отрезала Алейт, боясь, что муж предложит нарушить затворничество, в котором они жили в последнее время.

Вот уже два месяца госпожа и ее компаньонка не выходили из дома. Они даже не посещали собраний Братства и вежливо отклоняли все прочие приглашения, ссылаясь то на холод, то на головную боль.

Однако с наступлением Карнавала Алейт потеряла контроль над ситуацией. В город потянулись люди из окрестных сел и деревень, на улицах было весело и шумно, все вокруг, казалось, заразились каким-то радостным безумием. Знатные семьи Хертогенбоса затеяли состязание — кто устроит самое пышное празднество. Йероен настоял, чтобы они пошли на прием к кавалеру ван Баксу.

Агнес тоже пригласили, и Алейт не сумела найти убедительной причины, чтобы помешать девушке сопровождать их. Когда они прибыли, в огромном зале уже было полно народу, поэтому Алейт не удалось определить, присутствует ли среди гостей человек, которого она боялась больше всех на свете. Она велела Агнес держаться рядом и остановилась в уголке, рассматривая толпу. Но от общей суматохи у нее вскоре разболелась голова, в горле пересохло, и Алейт, не подумав, попросила Агнес принести ей воды.

Это стало роковой ошибкой. Девушка пропала в толпе и не возвращалась. К Алейт подошли знакомые почтенные дамы и завязали с ней беседу, помешав пуститься на поиски беглянки. Освободившись от их общества, она бросилась в толпу, чтобы найти Агнес. Однако той нигде не было видно.

Вне себя от ярости, Алейт уже собиралась предупредить мужа, как вдруг девушка появилась. Разумеется, воды она не принесла. Щеки Агнес горели, волосы были растрепаны, словно кто-то ее жарко целовал.

— Где ты была? — спросила Алейт гневно. — Я просила тебя принести мне чего-нибудь попить.

Агнес открыла было рот, чтобы ответить, но госпожа сказала, что они немедленно возвращаются домой, и повернулась к ней спиной.

Йероена не обрадовало ее решение, но он, как всегда, ничего не возразил и отправился прощаться с гостями. Алейт следила за мужем взглядом, и вдруг сердце упало: он приближался к ней в обществе еврея.

— Великий Магистр тоже покидает праздник, — весело сообщил муж, и от нового приступа ярости кровь у Алейт прилила к голове.

Еврей поприветствовал ее с холодной учтивостью, затем широко улыбнулся Агнес, и девушка просияла. Они обменялись многозначительными взглядами.

Чтобы не взорваться от бешенства, Алейт поспешила покинуть дом кавалера ван Бакса.

Когда они вышли на улицу, Йероен произнес:

— Через несколько дней я начну новую картину.

— Мне хотелось бы увидеть ваши наброски, — промолвил еврей, снова бросая взгляд на Агнес.

Алейт вмешалась, заявив, что на улице слишком холодно, чтобы продолжать беседу. Ее тон был так резок, что еврея попросил прощения за доставленное неудобство и немедленно раскланялся.

Когда они вернулись домой, Йероен не сказал ей ни слова. Это было наказание за то, что она вела себя так невежливо с Великим Магистром. Но Алейт было все равно. Ее слишком сильно взволновало то, что она прочла во взгляде Агнес, обращенном на еврея. Девушка влюбилась в него по уши. Трудно будет убедить ее в том, что этот человек — сам дьявол. А ведь когда Алейт посылала компаньонку за водой, у них была возможность остаться наедине… Нужно что-то делать. Она не позволит Агнес страдать.

На протяжении следующих нескольких дней Алейт довела себя до мучительной головной боли, неутомимо изыскивая способ вырвать свою компаньонку из когтей еврея. Сначала она считала, что лучше всего будет держать девушку дома взаперти, но теперь передумала: веской они переедут в имение Рудекен, в окрестностях Ойрсхота. А Йероен останется в городе работать над уже начатой центральной частью триптиха, заказанного евреем.

Впервые с тех пор, как они поженились, муж открыто отругал Алейт за враждебное отношение к Великому Магистру и за эгоизм, как он это определил, который заставляет ее из страха потерять Агнес заточить девушку в деревне. Но теперь его жена была нечувствительна к каким-либо упрекам и упрямо двигалась вперед в осуществлении своего плана бегства.

В день отъезда в Рудекен пришло известие, что королева Изабелла наконец позволила герцогине Хуане с ребенком вернуться во Фландрию. Герцогство Бургундское вздохнуло с облегчением. Несколько месяцев назад герцог Филипп уже отправил в Испанию посланца с приказом вернуть в Брюссель его жену и сына. Если бы королева Изабелла и дальше препятствовала отъезду дочери, герцог мог счесть свою супругу пленницей в чужой стране, со всеми вытекающими последствиями.

Алейт тоже вздохнула с облегчением: теперь герцог Филипп снова займется своей коллекцией картин. А она уже давно страстно надеялась увидеть столь высокую персону среди заказчиков мужа.