Когда я засыпал, голова моя была полна мрачными образами «Музыкального ада» Босха. И все утро настроение у меня было отличное. Совсем скоро мне предстояло снова увидеть Лору Кисс. Бреясь, я гадал, как там поживает мой смокинг. В последнее время я редко его надевал. И чтобы не рисковать, все-таки решил отвезти его в прачечную. Пусть его там приведут в чувство.
По прибытии в участок мое хорошее настроение быстренько улетучилось. Ребекка сообщила, что Тау попросил ее о встрече.
Он заявил, что считает себя реинкарнацией Великого Магистра Братства Свободного Духа. И подобно тому, как его предшественник пятьсот лет назад вел руку Босха, пока тот писал «Сад земных наслаждений», теперь Тау намерен руководить своими учениками, чтобы посредством живой картины воскресить великое полотно. Так снова свершится чудо алхимии любви: соединяясь, любовники достигнут рая и божественного совершенства. Ребекке предложили присоединиться к неоадамитам и испытать высшую форму экстаза.
Мне было очень любопытно узнать, что же она ответила Тау. Но сначала я спросил, какое отношение все это имеет к живой картине по «Земному раю» и, следовательно, к Еве.
— Кажется, произошло недоразумение. Они хотят изобразить не левую створку триптиха, «Земной рай», а центральную часть, «Сад земных наслаждений». — Ребекка достала из портфеля толстую книгу, открыла ее в том месте, где лежала закладка, и протянула мне.
Я долго изучал красочную иллюстрацию, занимавшую целый разворот, и мне не сразу удалось ухватить смысл. К стыду своему, должен отметить: плохо, если одержимый сексом человек не сразу узнает оргию. Приглядевшись, я увидел сотни мужских и женских тел в самых фантастически эротических позах.
— Это и есть «Сад земных наслаждений», — произнесла Ребекка.
Разумеется, картина была мне знакома, но почему-то эти образы стерлись из памяти.
— Здесь нужны сотни человек, — сказал я, указывая на фигуры. — Да еще озерца и странные архитектурные сооружения на заднем плане. Мне кажется, это сумасшедшая затея.
Ребекка не ответила.
— Но зачем им все это? — продолжил я. — Какой смысл имеет для них картина?
Она снова открыла портфель и протянула мне еще один листок.
И вот что там было написано:
«Триптих „Сад земных наслаждений“, ныне хранящийся в музее „Прадо“ (Мадрид) — самое знаменитое произведение Босха. Эксперты датируют его примерно 1503–1504 годами. В закрытом положении створки представляют собой мир на третий день Творения внутри хрустального шара, символа хрупкости Вселенной. Вверху через обе створки протянулась цитата из Библии: „Ipse dixit et facta sunt, Ipse mandavit et create sunt“».
Я прервал чтение.
— Это же те фразы, что были в компьютере Хасельхоффа! — воскликнул я.
— «Он повелел, и сотворилось». Псалтырь, псалом 148, стих 5, — уточнила Ребекка. — Еще одно доказательство того, что Тау и Хасельхофф поддерживали связь.
Я кивнул и снова погрузился в чтение.
«В раскрытом состоянии триптих представляет: левая створка („Земной рай“) — сотворение Евы; центральная часть („Сад земных наслаждений“) — плотские грехи; правая створка („Музыкальный ад“) — наказание. Триптих, называемый также „Картиной с клубникой“ или „Похотью“, снискал огромную популярность и получил множество противоречивый толкований. По мнению некоторых ученых, полотно представляет собой предостережение от плотских грехов и напоминание о каре, которая за них последует. Кроме того, посредством содержащихся в картине символов художник порицает алхимию, считавшуюся лженаукой, которая наравне с похотью ведет к вечным мукам.
Другие исследователи использовали психоанализ для объяснения эротической символики: Босх якобы запечатлел на своем полотне самые темные побуждения, движущие человеческим подсознанием. И во время работы он будто бы пользовался теорией снов Макробия, изложенной последним в его комментариях к „Сну Сципиона Африканского“ Цицерона, и сонниками конца XV века.
Третьи не предлагают никакой определенной интерпретации. С их точки зрения, единственный смысл произведения — в удовольствии от его созерцания. То есть функция его исключительно эстетическая. При этом картина и была задумана так, чтобы зритель верил в заложенное в нее тайное значение и искал его.
Наконец, единственный голос, выбивающийся из общего хора, принадлежит Вильгельму Френгеру. В своей работе он заявил, что полотно было заказано Босху Великим Магистром Братства Свободного Духа, чтобы изобразить рай адамитов».
— Значит, Тау, утверждая, что он является реинкарнацией Великого Магистра, хочет в подражание ему создать собственную версию «Сада земных наслаждений», — проговорил я. — А кто такой Вильгельм Френгер?
Ребекка вздохнула.
— Я ведь говорила вам о немце, авторе оригинального исследования о творчестве Босха, помните? — Она взглянула на меня так, словно я был впавшим в детство стариком, который вечно все забывает.
Я тут же вскипел.
— Это все, сержант Уэнстон? — бросил я, возвращая ей листок.
— Нет. Есть еще вот это, — ответила она и положила на стол новый.
«Язык символов Босха», — прочел я, слушая, как звонит телефон. Это была Дженнифер Логан.
— Николас, — сказала она медоточивым голосом, — наконец-то я тебя застала. Вот уже несколько дней пытаюсь с тобой связаться. В участке мне все время говорят, что тебя нет на месте. Я даже подумала, что ты нарочно от меня прячешься.
«И правильно подумала», — ухмыльнулся я. Выяснив, когда назначен прием в галерее Уайтчепел, я попросил оператора не соединять меня с Логан. Запрет был снят этим утром.
— Я нашла приглашение, — продолжила она. — Прием сегодня в девять часов вечера. Надеюсь, ты свободен. — В голосе Логан звучали нотки беспокойства, словно она боялась, что я откажусь пойти.
Я решил отомстить. Хотела, чтобы за ней побегали, — пусть получает по заслугам.
— Сегодня вечером? — повторил я сокрушенно. — Боюсь, я не смогу пойти.
— О, Николас! — проронила она разочарованно. — Мне казалось, для тебя это так важно.
— Но ведь ты не звонила, — продолжал лицемерить я.
— Неправда. Я звонила много раз, но тебя все время не было на месте. Вот если бы ты оставил номер своего сотовой го, не было бы никаких проблем.
Да я лучше умру! Она уже давно пыталась заполучить мой номер, но уж лучше жить вообще без мобильника, лишь бы не болтать по нему с Логан.
— Послушай, Дженнифер. — Я уже начинал злиться. — Сделаем так: если я смогу пойти, то позвоню тебе часов в восемь. Если нет — значит, как-нибудь в следующий раз.
Журналистка продиктовала мне свой домашний номер, который я уже раз шесть выбрасывал, и я быстренько с ней распрощался.
Ребекка смотрела на меня с явной неприязнью. Я отлично знал, о чем она думает: я — обыкновенный сукин сын, сначала флиртовал с женщиной, а потом заскучал, послал ее куда подальше без всяких объяснений. И была права. Я именно такой и есть. Быстро устаю от женщин. Но в случае с Дженнифер Логан все обстояло иначе: у нас вообще ничего не было.
Я отодвинул в сторону «Язык символов Босха» и сказал:
— Как вы посмотрите на то, чтобы встретиться с Тау, сержант?
Ребекка взглянула на меня негодующе. Ясно было, при ее-то упорстве, что она ждет не дождется этой встречи. Холодные лавандовые глаза моего сержанта, казалось, говорили: «Вот увидишь, я ему покажу!»
Именно этого я и боялся. Вдруг Тау пронюхает о том, кто скрывается под маской его интернет-знакомой? Ребекке нужно было забыть о своей мрачной решимости состроить из себя нежную девочку с длинными белокурыми волосами, жаждущую воплотить образ Евы.
Мне внезапно вспомнилась одна деталь, которая никак не вписывалась в общую картину.
— Если они собираются поставить центральную часть «Сада земных наслаждений», то почему Тау ищет Еву?
Ребекка снова взяла книгу с репродукцией полотна и показала мне пару, заключенную в чем-то вроде ампулы, в левой нижней части картины, и объяснила:
— Посмотрите внимательнее, она похожа на Еву из «Земного рая».
Я не был уверен, что правильно понял.
— Сержант Уэнстон, вы хотите сказать, что Тау намерен поместить вас голой в ампулу?
— Подозреваю, что дело обстоит именно так, сэр.
Потрясающе. Если Тау удастся осуществить свой план, он заработает мое восхищение на веки вечные. Фригидная Ребекка, которая голышом сидит в стеклянном шаре с мужчиной, позволяет ему ласкать свой живот, сладострастно поглаживая его бедро… Я не мог в это поверить. И, стараясь скрыть изумление, стал рассматривать картину.
Рядом с ампулой расположился акробат, иначе и не назовешь, потому что он делал стойку в пруду, а меж его раздвинутых ног виднелся какой-то плод, внутри которого сидела птица. Вторая птица устроилась на длинном шипе, торчащем из плода. По берегу пруда человек нес на плечах мидию, в которой лежали любовники. Еще дальше находились двое мужчин: один стоял в недвусмысленной позе, а другой хлестал его кнутом по ягодицам и собирал цветы, выходившие у него из ануса. И то была далеко не единственная непристойная сцена на картине.
— Ну, вам еще повезло, сержант, — сказал я наконец. — Вам не придется скакать, купаться в болоте или изгибаться в смелых позах, не описанных даже в Камасутре. — Хотел пошутить, но забыл, что у Ребекки нет чувства юмора.
— Так вы позволите мне встретиться с Тау, сэр? — проговорила она ненавистным мне металлическим голосом, сделав ударение на слове «сэр».
Я какое-то время размышлял. Если они встретятся в каком-нибудь публичном месте и вокруг будет полно агентов в штатском, готовых вмешаться при первых признаках опасности, риск практически сводится к нулю. Так что я велел Ребекке устроить все как можно скорее.
— Вы арестуете его? — спросила она.
Я покачал головой. Нет, сначала я хотел заполучить в руки всю секту, и Ребекка послужит отличной приманкой. Она присоединится к Тау и его ученикам, чтобы выяснить, почему убили Джули Бонем, а может, и Яна Хасельхоффа. Если понадобится, Ребекка останется с ними до самой постановки живой картины.
Однако я не стал раскрывать ей своих намерений. Она вышла, и я взял в руки лист, озаглавленный «Язык символов Босха».
«Ученые сходятся в том, что в своих произведениях Босх использовал многочисленные эзотерические символы. Не однократно появляются на его полотнах фигуры с карт таро первый из старших Арканов, „Маг“ (молодой человек с волшебной палочкой в руке, стоящий перед столом, на котором находятся символы жизни), использован в „Фокуснике“; седьмой, „Колесница“ (ее везут две лошади, и она обозначает путь человека по жизни), — в „Возе сена“; девятый, „Отшельник“ (мудрец, защищающийся от зла), — в полотнах, посвященных святым Антонию, Иоанну и Иероламу; двадцатый, „Страшный суд“, — в одноименной картине; двадцать второй и последний Аркан, „Шут“ (конец игры, или жизни, высшая степень инициации, а также искупление), — в „Блудном сыне“.
В изобилии встречаются у Босха также и символы, восходящие к алхимии: куб для дистилляции (и тигель), где свершается Великое Деяние, то есть философское соединение серы и ртути; полое дерево, аллюзия на тигель и одновременно символ смерти; ворон — начальная стадия Великого Деяния; белый цвет — его вторая стадия, розовый и красный цвета — финальная; огонь — аналог серы; улитка — Великое Деяние; отрезанная нога — ртуть; жаба — сера; яйцо — перегонный куб.
Другие символы взяты из сонников XV века и из старинных народных верований. Кувшин означает женский пол, или дьявола. Верблюд — умеренность и трезвость. Ключ — любовный акт или знание. Волынка — мужской или женский пол или даже грех против природы. Рог — мужской пол, перевернутый рог — женский пол. Бабочка — непостоянство или возрождение, воскресение. Цветок чертополоха — искушения, подстрекающие разум ленивого. Клубника, вишня — похоть. Ибис — память. Воронка — мошенничество или ложная мудрость. Заяц — похоть в сочетании со страхом смерти. Яблоко — женскую грудь. Полумесяц — тщеславие или дьявол. Медведь — похоть или память. Павлин — тщеславие. Пеликан — Христа Спасителя. Рыба — похоть или мужской пол. Дятел — борьбу против ереси. Лягушка — доверчивость. Еж — ересь. Лестница — акт совокупления. Обезьяна — непостоянство или дьявол. Мышь — фальшь. Створка моллюска — женский пол. Зеленый цвет — пагубный взгляд сатаны. Голубой цвет — обман и зло.
Наконец, существует гипотеза, согласно которой художник прибегал к помощи галлюциногена, чтобы пополнять свою коллекцию демонов. Действительно, ученые из Геттингенского университета воссоздали „ведьминскую мазь“, использовавшуюся в XVI веке, и испробовали ее на нескольких добровольцах; те сообщили, что у них возникали аналогичные видения: путешествия по воздуху, оргиастические сцепы с участием чертей и чудовищ».
В только что прочитанном меня поразили две вещи. Во-первых, гипотеза о галлюциногене. Я отнюдь не считал ее домыслом, вспоминая рассказы людей, пробовавших ЛСД. И во-вторых — то, что пресловутая клубника оказалась символом похоти.
Ребекка — молодец! Может, она вовсе не такая святоша, какой хочет казаться? Благодаря этому странному нику характер напарницы представился мне в новом свете. Почему из всех символов Босха она выбрала именно клубнику? Ведь есть еще, к примеру, аист, означающий чистоту. Поступок Ребекки никак не согласовался с ее безупречным образом, который сложился у меня в сознании. «Может быть, она занимается виртуальным сексом?» — подумал я вдруг. И после секундного размышления решил, что так оно и есть. Это ей очень подходит: надежно, стерильно.
Остаток дня прошел слишком медленно, без важных новостей. Николз, который уже вернулся из Шотландии, занялся организацией отряда из агентов в штатском для наблюдения за Ребеккой во время ее встречи с Тау. Чтобы не допустить ни малейшего риска, я поручил еще одному сотруднику следить за Ханком Хасельхоффом.
После долгих размышлений мы решили, что Ребекка и Тау встретятся в пабе. В Лондоне их больше семи тысяч, нужно только найти подходящий. Николз перебрал множество, пока список не сократился до двух названий. Оба заведения находились очень далеко от квартала, где жила Ребекка, чтобы ее никто не узнал, поставив тем самым под угрозу всю операцию. Один был в окрестностях мясного рынка Смитфилд, другой — за «Селфриджесом». Мы выбрали второй, потому что там было удобнее установить камеры. Я хотел по возможности записать встречу на пленку.
В восемь часов я позвонил Логан. Она едва не визжала от радости, узнав, что я все-таки буду сопровождать ее на приеме. Я терпел ее глупую болтовню только потому, что твердо знал: войдя в галерею, немедленно пошлю эту приставалу куда подальше.
Приняв душ и надев смокинг, я долго рассматривал свое отражение в зеркале. Все должно быть идеально — ведь мне нужно произвести впечатление на Лору Кисс!
Без двадцати девять я сел в такси. Дженнифер Логан должна была приехать отдельно. И точно так же уйти. В этом вопросе я был непреклонен. А то еще вобьет себе в голову какую-нибудь глупость; решит, например, что у нас свидание.
Без четырех минут девять я разглядел Логан в огромной очереди, выстроившейся перед входом. Подошел к ней и изо всех сил постарался улыбнуться. Она расфуфырилась больше обычного. Да, хороша, ничего не скажешь, но такую нахальную и слащавую девицу я бы и концом трости не тронул.
— Ну вот и ты наконец! — воскликнула Логан, хватая меня под руку.
Желание отделаться от этой рыбы-прилипалы так и распирало меня. Но я смирился с необходимостью терпеть ее до тех пор, пока мы не войдем в зал, и старался сохранять спокойствие. А заодно изучал толпу в надежде заприметить Лору Кисс.
Внезапно Логан ущипнула меня за руку.
— Ты не слышал ни слова из того, что я тебе говорила.
О нет, ради всего святого, только ее упреков мне не хватало! Я раздраженно фыркнул.
— …так что она не придет, — продолжала журналистка пронзительным голосом.
— Кто не придет? — Я насторожился. Если Логан меня обманула, только чтобы я потащился с ней на прием, я задушу ее собственными руками.
— Твоя драгоценная мадам Шару, — ответила Логан с издевательским смешком, когда мы входили в зал. — А почему ты так хочешь ее увидеть?
— Не твое дело, — прошипел я, стряхивая ее с себя, словно ядовитую змею. Я начинал нервничать.
— Мне казалось, она не в твоем вкусе, — продолжала эта нахалка, ничуть не смущенная моими плохими манерами. — Она же плоская! У нее кости торчат. А тебе нравятся девушки в теле.
— Ты откуда знаешь, какие мне нравятся?
— Ну, судя по тому, как ты смотришь на своего сержанта, я бы сказала, что анорексический тип — не для тебя.
На своего сержанта? Я был в шоке. Эта змея говорила о Ребекке!
— Ты думал, я не замечаю, как ты слюнки пускаешь при виде сержанта Уэнстон?
Лучше сразу ее оборвать. Логан пыталась меня спровоцировать, это очевидно. Если бы я сказал все, что о ней думаю, это было бы ей только на руку.
— Пойду принесу чего-нибудь выпить.
Я резко повернулся спиной к Логан, но она схватила меня за рукав пиджака и прошипела язвительно:
— Зря теряешь время! Она лесбиянка.
— Кто? — Я так же резко повернулся обратно.
— Твой сержант. За милю видно, что ее интересуют женщины.
В глубине души я вздохнул с облегчением — испугался, что журналистка говорит о Лоре Кисс.
— Быть может, сержант Уэнстон делала тебе какие-нибудь предложения? — спросил я, снова ослепительно улыбаясь. — Вы бы составили прекрасную пару.
Ведьма и змея, добавил я про себя и стал пробираться дальше сквозь толпу. К счастью, Логан за мной не пошла.
Бродя как неприкаянный по залу, я прикидывал, как бы выяснить, здесь ли госпожа Шару. Я никого тут не знал. Это был не мой круг общения: слишком много старых перечниц, увешанных драгоценностями, и фатоватых франтов.
— Вижу, вы в затруднении, — проговорил кто-то у меня за спиной.
Я обернулся. Мне сочувственно улыбался Люк Шару.
— Я тоже ненавижу все эти приемы, — продолжил он. — А жена их просто обожает. Если бы не она, меня бы здесь не было. Она так настаивала на том, чтоб я пошел вместе с ней, а я не умею ей ни в чем отказывать.
Значит, она здесь! Я возликовал и, понятное дело, тут же возбудился. Потихоньку заглянул за спину писателя, но там не было и следа прекрасной Лоры Кисс.
— Вы в Лондоне в отпуске? — спросил я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— В отпуске? — засмеялся Шару. — Может быть. Хотя у меня здесь есть дом. И дела: я приехал встретиться со своим издателем и работать над раскруткой новой книги.
— Той, что про инквизицию? Вы говорили, что еще не закончили ее.
Он снова засмеялся.
— Я имел в виду только что вышедшую книгу, а не ту, что сейчас пишу.
— Значит, у вас в Лондоне дом. А почему вы мне об этом не сказали, когда мы встречались в Савойе?
— Вы меня не спрашивали. И, честно говоря, мне в голову не пришло, что это может вас заинтересовать.
— Напротив, мне очень интересно. Приезжая сюда, вы привозите слуг с собой?
— В этом нет необходимости. В доме свой обслуживающий персонал.
— Вы оставляете в Савойе даже незаменимого Пьера? Не думал, что вы можете без него обходиться.
Шару посмотрел на меня с любопытством.
— К сожалению, Пьер терпеть не может Англию.
— А вы, напротив, очень любите.
— Да, я даже женился на англичанке.
— Кстати, о вашей жене. Я ее не вижу, — сказал я, оглядываясь. — Мне бы хотелось поприветствовать ее.
Шару взглянул на меня удивленно.
— Не знал, что вы знакомы с моей женой.
Я коротко рассказал ему о нашей встрече в саду.
— Она должна быть где-то здесь. Популярная личность. Все ее ищут. Стоит нам приехать на какой-нибудь праздник, у меня ее сразу же похищают, и я снова вижу ее только когда пора возвращаться домой. А что вы хотите, такова цена, если женишься на очаровательной женщине.
Я вздохнул, подумав о том, что бы я проделал с его потрясающей женой, если бы имел счастье остаться с ней наедине.
— Есть ли новости о деле горничной? — спросил Шару.
— Никаких.
Я собрался было перевести разговор на Торки. Мне хотелось побольше узнать о его фильме про Босха, но Шару меня опередил:
— А того молодого человека, официанта Торки, вы нашли?
— Пока что нет.
— Вы считаете, это он убил мою горничную?
Я развел руками, словно говоря, что все возможно, и спросил:
— У Джули Бонем был другой компьютер, кроме ноутбука?
— Я не знал, что у нее есть ноутбук.
— Его нашли среди ее личных вещей. Однако она им не пользовалась. Мы подозреваем, что она вела с кем-то переписку по электронной почте, и пытаемся понять, с какого компьютера.
— Полагаю, в Экс-ле-Бене есть интернет-кафе, — промолвил писатель с улыбкой.
Я не ответил. У него дома тоже наверняка полно этого добра. Чем больше я размышлял, тем сильнее убеждался, что Джули Бонем пользовалась одним из компьютеров Шару, чтобы держать связь с Тау. Но писатель вряд ли разрешил бы ей копаться в своих компьютерах.
— Итак, если я правильно понял, расследование зашло в тупик? — предположил Шару таким тоном, словно его возмущало подобное положение дел.
— Я этого не говорил, — возразил я обиженно. — Если у нас нет новостей, это не значит, что мы движемся на ощупь в темноте.
— Простите, не хотел вас обидеть. Я знаю, вы, следователи, продолжаете работать над делами, даже когда все кажется безнадежным. Однако стороннему наблюдателю такая внешняя неподвижность кажется убийственной. Это как будто писатель злоупотребляет длинными описаниями или режиссер — сценами, где персонажи практически ничего не делают. Люди бегут со всех ног. Вы не представляете, насколько сложно стало удерживать внимание публики более тридцати секунд кряду.
Я снисходительно улыбнулся:
— К счастью, это не моя проблема. Но того, кто пишет или снимает, постоянная погоня за публикой и за успехом, вероятно, изматывает. Одному Торки, кажется, все это в высшей степени безразлично.
Шару разразился смехом.
— Все как раз наоборот. Никого слава так не заботит, как его.
— Я бы не сказал, — возразил я скептически.
— Поверьте мне, Торки сознательно создал этот образ строптивого режиссера-мизантропа. На самом же деле единственное, что его интересует, — всегда оставаться в центре внимания.
— Почему же в таком случае он решил снять фильм о художнике пятнадцатого века?
— Вы знакомы с творчеством Босха?
С тех пор как Ребекка завалила меня своими карточками, я, конечно, не стал экспертом, но начал потихоньку понимать мир загадочного голландского художника. Должен признать, поначалу это было трудно. Сталкиваясь с Босхом, испытываешь беспокойство. Видя его чудовищ, демонов и прочих невероятных существ, чувствуешь исходящую от них угрозу. Словно безумный мир, изображенный на полотне готов поглотить тебя и утащить в пропасть. И только прочитав про галлюциногены, я немного успокоился: значит, все эти кошмары были рождены разумом, одурманенным наркотиком.
Но я решил скрыть от Шару свой интерес к художнику и ответил, что почти ничего о нем не знаю.
— Жаль. Вы бы поняли, почему Торки с головой окунулся в это предприятие. Босх благодаря особенностям своего творчества вызывает удивление, и Торки хочет этим воспользоваться.
— Каков сюжет фильма?
— Это тайна. Однако готов поспорить, что там обыгрывается «Сад земных наслаждений».
— Почему именно он? — спросил я встревоженно. Похоже, картиной одержим не один Тау.
— У этого полотна сильный эротический подтекст, и Торки использует его, чтобы подстрекнуть вуайеризм публики.
— Не могли бы вы пояснить? — попросил я писателя.
— Торки устроит огромную оргию. Но художественную, как скажут критики. Газеты будут писать о ней еще несколько месяцев. Правда в том, что это будет очередной порнографический фильм, выданный за искусство.
— Вы резко отзываетесь о Торки. Почему?
— Мне не нравятся лжецы. А он — один из них.
В этот момент, словно по волшебству, рядом с ним материализовалась Лора Кисс. Красота ее казалась почти неестественной.
— Я очень устала, — сказала она мужу томно. — Может быть, поедем?
Я хотел было поздороваться с ней, но она меня явно проигнорировала. Шару извинился и удалился вместе с женой. Несколько мгновений я стоял как громом пораженный, а когда пришел в себя, мне вспомнилась Алейт ван дер Меервенне, которой во время репетиции в соборе Святого Иоанна пренебрег Великий Магистр. Интересно, она чувствовала себя так же глупо, как я сейчас?