Возможно, Эбби трясло от пережитого, но и холод пробирал до костей, поэтому она переключилась на решение практических задач, которые были сейчас самыми важными. В первую очередь необходимо согреться, значит, следует затопить печь.

Возле печки стояли два ящика с щепками для растопки и лежали два коробка спичек. Она растопила печь и продолжила изучение помещения; нашла свечи, еще спички, нож для открывания консервов, кастрюлю, ложку и спальный мешок. Если поддерживать огонь в печи, то с имеющимися запасами можно провести здесь… Эбби опустилась на лежанку, прикидывая в уме… по крайней мере недели две.

Она зажгла свечу и начала исследовать свою темницу. Может быть, сделать подкоп? Но пол тверд, как гранит, под ним промерзшая земля, а крыша плотно лежит на стенах и между ними — ни малейшего отверстия. Если бы не узкие щели в двери, сквозь которые проникал свет, конструкцию можно было бы считать абсолютно герметичной.

Эбби все-таки сунула в щелочку ложку и слегка на нее нажала. Ложка тут же согнулась. Она еще раз проверила содержимое коробок в поиске ножа, куска стекла — чего-нибудь, чем можно было бы ковырять стены или пол. Нож для консервов оказался самым твердым приспособлением, но им рисковать нельзя, иначе умрешь голодной смертью.

По-прежнему дрожа всем телом, Эбби проверила карманы куртки, но нашла там только бумажные салфетки и тюбик гигиенической помады, правда, в таком виде, что использовать их было уже невозможно. Она подтащила спальный мешок к печи, залезла в него и свернулась внутри, пытаясь согреться. По крайней мере, организаторы ее похищения, кем бы они ни были, не хотят, чтобы она здесь скончалась от жажды, голода и холода.

Неплохо было бы сейчас закурить, чтобы немного успокоиться, но пачка осталась в сумочке, поэтому придется обходиться без сигарет. В конце концов, когда-то она уже бросала курить, почему бы не сделать это снова. Эбби мрачно улыбнулась своим мыслям. Можно подумать, у нее есть выбор!

Она вспомнила о Конни.

„Тебе крупно повезло: прогуляешься обратно на своих двоих“ — так сказал Конни один из нападавших.

Возможно, ее новая приятельница уже добралась до Лейкс-Эдж и предупредила полицию. Может быть, ее уже ищут. Чего хотят добиться похитители? И вдруг ее осенило — она даже вздрогнула от пронзившей ее мысли. Ее здесь держат, чтобы она рассказала им о МЭГ! Комок застрял в горле. Никто не увидит, как ее будут убивать, ни одна душа не услышит ее криков.

Не думай об этом, а то сойдешь с ума.

Интересно, Лиза сейчас отсиживается в такой же сторожке или уже перешла границу и подалась в один из больших городов, где сможет легко затеряться? Она надеялась на второе. Имея сто двадцать три тысячи долларов, Лиза может себе позволить любой, даже самый шикарный отель.

Вдруг в тишине раздался нестройный волчий вой, от которого сердце в груди сначала замерло, а потом застучало так, словно приготовилось вырваться наружу. Эбби вскочила и уставилась на дверь. Вой прекратился, но через пару минут мертвой тишины возобновился — в ночном морозном воздухе он звучал особенно пронзительно. Она не спускала глаз с двери, будто ожидая, что сейчас к ней ворвется стая волков — так отчетливо слышались их голоса.

Постепенно хор уступил место одному-двум голосам, которые время от времени напоминали о себе. Потом к ним присоединился третий голос — низкий протяжный вой. Хор тут же его поддержал. Волосы вставали дыбом — никогда в жизни ей не доводилось слышать звук, вселяющий такой ужас.

Эбби поспешно подбросила в печь еще пару чурок, но они, видимо, отсырели и не загорались. Сложенные у стены дрова оказались в таком же состоянии. Боже, если не поддерживать тепло в этом помещении, она может умереть от переохлаждения.

Сторожку снова заполнил знакомый низкий вой — страшный, очень сильный голос. Она представила собаку Баскервилей, которая на лету выбивает дверь сторожки. Вой прекратился. Наступила полная тишина.

Свернувшись на полу перед печкой, она не отрываясь смотрела на горящие дрова, опасаясь, что они могут выпасть наружу и поджечь ее тюрьму. Знает ли о случившемся Джулия? Лучше бы ей не знать, а то она будет с ума сходить от волнения — это приведет к новому серьезному обострению болезни. Дело может закончиться больницей. Нет, у сестры все-таки нет ни стыда ни совести. Ведь все из-за нее: куда-то сбежала, где-то скрывается. Если бы не Лиза, сидела бы сейчас Эбби у себя дома с пультом в руках, заботясь лишь о том, на какую кнопку нажать.

Она смахнула навернувшиеся слезы. Она не имеет права отчаиваться, она не имеет права сдаваться. Нужно поддерживать в себе силу духа и готовиться к побегу.

Волки больше не подавали голоса. Очень хотелось надеяться, что они ушли, но бог весть почему она была уверена, что они где-то рядом: она почти физически ощущала их присутствие. Она подумала о Моуке и его теплой шубе. Если бы он сейчас был рядом, согревая ее своим теплом. С ним было бы не так страшно.

Было слишком холодно, чтобы она могла заснуть, зато ей удавалось дремать, даже несмотря на ноющие конечности и горевшее лицо в тех местах, с которых она содрала пленку. Она вздрогнула, когда снаружи раздался низкий лающий звук, похожий на команду. Она прислушалась: за дверью слышался едва различимый звук ступающих по снегу мягких лап.

Эбби ближе придвинулась к своему жалкому очагу, неотрывно глядя на дверь. Она дрожала всем телом, хотя понимала, что волки не смогут проникнуть внутрь.

Еще один душераздирающий звук — настолько близко, что казалось, она могла бы вытянуть руку и дотронуться до зверя. Свеча догорела. Комната освещалась лишь мерцающими в печи углями. Она встала с пола, стуча зубами, и дрожащими руками подбросила в печь дров. Она изо всех сил старалась вспомнить, что ей говорил о волках Кэл.

Он очень уважал этих зверей за ум и крепкие семейные узы. Волки, говорил он, редко нападают на людей. Они могут наброситься на человека, только оказавшись в капкане, что в общем можно понять.

Она прикрыла глаза, вспоминая, как Кэл каждый вечер разводил в лагере костер. Для растопки он пользовался лишайником и гнилушками, от которых шел едкий, удушливый дым, потом добавлял березовые щепки, которые быстро сгорали благодаря смоле, после чего поддерживал огонь более крупным хворостом и ветками, а уже потом клал толстые чурки.

Надеясь, что память ее не подводит, она взяла большую чурку, мокрую и мягкую, ободрала ее до гнилой сердцевины, устроила под дровами что-то вроде гнезда из хвороста, лишайника и гнилушки, бросила туда бумажную салфетку из кармана, несколько сосновых шишек и затем все подожгла.

Минут через двадцать огонь весело трещал в печи. Чтобы дрова не горели слишком быстро, она подбрасывала в печь ветки с листьями и мокрые гнилушки. Она и не предполагала, что со времен экспедиции помнит столько полезного. Но вот надо же — нужда заставила, и память услужливо предоставила необходимую информацию. Она не помнила, как заснула, не знала, сколько проспала, но когда открыла глаза, вокруг была кромешная тьма — только в печи продолжал жить огонь, горячий, сильный, красный. За дверью стояла глубокая ночь.

В печь больше не нужно было подбрасывать дров: небольшое помещение без окон нагрелось достаточно, чтобы не замерзнуть в спальном мешке, а если переусердствовать, можно превратить его в сауну. Очень хорошо, что печь снабжена хорошим дымоходом, а то можно было бы угореть. Остаток ночи она провела, поглядывая на огонь и прислушиваясь к передвижению волков, круживших вокруг сторожки.

На следующий день при помощи жестяной крышки она пыталась расширить самую крупную щель в двери, но к свободе не продвинулась ни на сантиметр. На обед открыла консервы с куриным супом, а потом поставила банки с провизией в алфавитном порядке и разложила в сторожке таким образом, чтобы их легко можно было нащупать в темноте.

Она размышляла о том, что ей известно об убийстве Мари Гилмоут, и много думала о МЭГ, призванном сменить реактивный двигатель. На каком же топливе он должен работать? Она вспоминала, как Лиза ругала нефтяные компании: они не видят дальше собственного носа, очень скоро запасы нефти иссякнут, а пока каждые четыре барреля нефти потребляются, чтобы добыть один. Лиза была убеждена, что человечество стоит на пороге настоящего энергетического кризиса, но мало кто действительно беспокоится об этом и что-то предпринимает. Все из-за кучки нефтяных магнатов из шикарных замков и особняков, которые знать ничего не хотят.

Эбби долго ломала над этим голову. Лиза была страстной защитницей окружающей среды, разве стала бы она изобретать очередной реактивный двигатель?

Она старалась не думать о том, что похитители не вернутся, что они могут разбиться на снегоходе где-то в горах — от таких мыслей можно свихнуться. Ковыряя щель в дверях, она мечтала о ноже и пообещала себе приобрести подходящий, как только выберется отсюда. На всякий случай. Чтобы никогда не оставаться без столь необходимого орудия труда.

Желание закурить практически не возвращалось. Она тут же почувствовала, что во рту, несмотря на отсутствие зубной щетки, нет этого противного привкуса смолы и никотина. Она конечно же снова бросит курить, теперь уж навсегда. Только бы выбраться отсюда.

Она думала о Кэле, в который раз удивляясь, почему он не носит обручальное кольцо. Некоторые мужчины терпеть не могут драгоценности, другие не выносят ярлыков, третьи попросту делают вид, что не женаты. Кэл, похоже, относился к третьей категории. Он бродит вокруг с тех пор, как она приехала, но еще ни разу не вспомнил о жене. А ведь у них и дети могли появиться. Интересно, как Сэффрон относится к его долгому отсутствию? Смотрит сквозь пальцы или сходит с ума от ревности?

А еще этот Лизин муж. Кто он, черт возьми! Имеет ли отношение к происходящему? Таинственный Лизин муж не выходил у нее из головы и во время еды. Она только что перекусила подогретой фасолью, как вдруг услышала какой-то странный звук. Она приложила ухо к двери, решив, что возвращаются ее похитители. Не слыша гудения мотора, она почти вжалась ухом в дверь. И наконец уловила легкое поскрипывание снега, потом кто-то хрюкнул, тяжело задышал, после чего дверь содрогнулась от мощного удара.

Эбби отскочила и пронзительно закричала.

Хрюканье возобновилось, но к нему добавилось низкое рычание. Дверь тряхнуло от очередного мощного толчка.

Это не человек. И это не волк. Это, должно быть, медведь.

— Иди, мишка, домой, — завопила она. — Это мой дом, моя еда! Иди домой!

Медведь хрюкнул и пошел вокруг сторожки.

Она тут же снова вспомнила Кэла. Он говорил, что запасы пищи нужно складывать так, чтобы медведь не смог ни унюхать, ни достать еду. В палатке, например, нельзя держать даже жвачку, даже зубную пасту.

Эбби поспешно освободила от остатков пищи кастрюлю и банку, но было поздно — зверь был слишком голоден после зимней спячки и наверняка почуял, что здесь можно кое-чем поживиться.

Она слышала, как он нарезает круги вокруг сторожки, то и дело останавливаясь и колошматя по деревянным стенам. Эбби молила Бога, чтобы тот, кто построил это убежище, сделал его надежным и крепким, способным выдержать подобное нападение. Она вспомнила, что рассказывала Конни о случае в сторожке.

„Представляете, однажды медведь снес входную дверь…“

У нее пересохло в горле, когда она представила, какой незваный гость может к ней вломиться.

Она придвинула к себе пустые консервные банки, алюминиевую ложку и кастрюлю. Кэл вроде бы говорил, что медведь может струсить и убежать, если его напугать чем-то, что ему совершенно неизвестно и что он посчитает опасным. А что, если начать изо всех сил барабанить алюминиевой ложкой по пустым банкам и кастрюле? Может, это на него подействует. Если нет, он ее просто слопает.

Снова близко-близко заскрипел снег; дверь опять содрогнулась от удара.

— Убирайся! — бешено заорала она. — Оставь меня в покое!

Медведь продолжал беспрестанно пыхтеть и хрюкать.

Она представила, как его поросячьи глазки ищут подходящую щель, чтобы запустить туда мощные десятисантиметровые когти и выдрать дверь.

Дверь скрипела и сотрясалась от его ударов, потом вдруг все стихло.

Эбби уставилась на нее, вцепившись в ложку и кастрюлю. Сердце бешено колотилось. Что, если у медведя созрел новый план? Сейчас он разгонится и со всей силы шарахнет всем своим весом по двери. Или…

Она вздрагивала от каждого звука, который издавал медведь. С нее градом лил пот. Вдруг хрюканье и фырканье начали удаляться. Похоже, зверь убирался восвояси, зато она услыхала новый звук…

Сердце подпрыгнуло в груди.

Это был ровный гул приближающегося снегохода. Она не верила собственным ушам. Они возвращаются через какие-то тридцать восемь часов после похищения.

Она подождала, пока выключится мотор, и начала считать секунды. Десять, двадцать… пятьдесят девять… Только через три минуты возле дома послышались шаги.

Она тут же начала барабанить в дверь и кричать:

— Выпустите меня! Пожалуйста! Я сделаю все, что хотите, только выпустите!

— Успокойся, истеричка! Замолкни, а то мы тебя здесь бросим, — раздалось из-за двери.

— Я спокойна, честное слово, — заверила она их и порадовалась, что не надо проходить через детектор лжи. Никогда в жизни она не была так далека от правды.

— Черт возьми, ты только глянь! — подал голос другой. — Вот это следы! Как у слона.

— Заткнись!

— Господи! — роптал голос. — Я здесь, на фиг, мерзну даже в этом хреновом костюме. Я в нем похож на придурка, прям космонавт! В следующий раз возьму работенку где-нибудь в Майами. Там хотя бы снега нет.

— Ты же сам согласился на эту работу, поэтому заткнись и молчи в тряпочку. Лучше покарауль у двери, чтобы девка не сбежала.

Они начали открывать замки, снимать болты и задвижки, потом голос рявкнул:

— Марш к дальней стене! Руки за голову! Мы вооружены, так что если побежишь, получишь пулю в задницу.

— Да, я уже у дальней стены.

Дверь постепенно открылась, сторожку залил яркий дневной свет. Прищурившись, она смотрела, как внутрь заходит человек с пистолетом в руках. Он закашлялся и заткнул нос рукой:

— Черт! Как же тут воняет!

— Извините, но здесь вместо туалета ведро.

Эбби моргала, привыкая к яркому свету. У двери она увидела второго с ружьем в руках.

— Лицом к стене! Руки на стену вверх!

Эбби повиновалась.

— Только пошевелись — подстрелю. Пальну в ногу. От этого ты не подохнешь, но знаешь, как будет больно!

— Я не буду двигаться, — пообещала она, заметив, что он старается встать так, чтобы она не могла его разглядеть. Возможно, это означает, что он ее отпустит, ведь она не сможет потом его узнать. Она действительно понятия не имела, как он выглядит, разве что он высокого роста, потому что ему приходилось пригибать голову у двери. Она позволила ему завязать себе тряпкой глаза, чувствуя невероятное облегчение оттого, что теперь это не изолента.

— Сядь на кровать! — скомандовал он.

Она села и услышала, что он отошел в сторону, потом сказал:

— Звони.

Она хотела спросить, кому, но поняла, что он, вероятно, говорит со своим спутником. Голова пошла кругом. Они хотят потребовать за нее выкуп?

Минут десять ничего не происходило. До нее доносился запах сигаретного дыма. Она слышала, как скрипит у них под ногами снег. Потом зазвонил телефон.

— Да. Ладно.

К ней подошли и что-то приложили к уху — очевидно, телефон. Сначала она решила, что это мобильник, но потом по крупному размеру поняла, что телефон спутниковый.

— Скажи „алло“, — поступил приказ.

— Алло!

— Эбби?

Ей показалось, что ее выбросили из космического корабля в открытый космос. Это была Лиза.

— Эбби, ты жива? Ответь! С тобой все в порядке? Эбби, черт тебя побери, отвечай же!

— Да. — Как же она хотела заорать во все горло: „Да, Лиза, это я!“

— Они над тобой издевались? Пожалуйста, скажи…

— Нет. Честное слово…

— Я тебя вытащу, слышишь? — Лиза начала быстро говорить. — Ты где?

У нее вдруг отняли телефон. Эбби подалась вперед и закричала:

— В горах! Я в горах — это на севере, если ехать по трассе.

Ее толкнули в плечо, она завалилась на одну сторону, продолжая кричать, но сильная рука обхватила ее за шею и прикрыла ладонью рот. Она замерла.

— Заткнись, коза!

Эбби лежала, дрожа всем телом, глубоко дыша, сжимая и разжимая кулаки.

— Да, — сказал голос, и Эбби предположила, что он говорит с Лизой. — У Развилки, как договаривались. В шесть. Ты должна быть там, а то мы с ней сделаем то, что обещали.

После недолгого молчания он сказал Эбби:

— Поднимайся.

Она встала.

— Только дернись, пристрелю! Поняла?

— Да. Можно мне надеть куртку и шарф? Они на крючке на двери.

Он подошел к двери и вернулся, сунув вещи ей в руки. Она оделась, и он вытолкнул ее наружу.

Эбби вдохнула свежий морозный воздух. Было очень тихо, только иногда высоко в кроне деревьев путался ветер. После спертой смеси запахов дыма и фекалий ей показалось, что она в раю.

Руки на этот раз ей не связали, и толкал ее вперед только один человек. Ноги то ступали по твердой снежной корке, то вдруг проваливались по колено в снег. Очевидно, днем снег быстро таял.

Они прошли не очень много, как вдруг до них донесся громкий пронзительный крик, похожий на плач, который может издавать раненое животное.

— Что за хренота!

Все трое остановились. Наступила тишина.

— Кто ж его знает! — ответил другой голос. — Но лучше поскорее делать ноги. У меня от этого места мурашки по коже!

Снова тот же звук, потом раздалось фырканье и хрюканье, которое Эбби тут же узнала. Опять медведь. Ей стало так страшно, что она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Если этот крик-плач принадлежит медвежонку, тогда им всем угрожает смертельная опасность. Медведица защищает детеныша и готова убить всякого, кто может на него покуситься. Если гризли решит напасть, шансов на спасение не останется, независимо от того, побежит она или не тронется с места.

— Это медведь, — сказала она, обращаясь к спутникам, голос дрожал. — Во имя всего святого, не двигайтесь.

Она сорвала повязку, ожидая, что сейчас ее ударят, но удара не последовало.

Она мельком глянула на похитителей — один с бородой, другой без, — но те на нее не смотрели. Их взгляды были прикованы к гризли метрах в двадцати. Огромная медведица тоже неотрывно смотрела на них.

Казалось, это была самая крупная медведица-гризли на свете. Сквозь густую зимнюю шубу торчали ребра. На морде виднелись следы старых ран. Весила она никак не меньше четырехсот килограммов.

Слева из-за ее спины показался медвежонок.

— Пожалуйста, — умоляла Эбби, — стойте и не двигайтесь.

— Сейчас я ее! — сказал бородатый и вскинул ружье.

Медведица тут же встала на задние лапы и застыла, громадиной возвышаясь над тундрой. Она низко зарычала, обнажив огромные желтые зубы.

— Пожалуйста, не стреляйте, — умоляла Эбби. — Просто не двигайтесь, и она уйдет. Мы не должны ее провоцировать.

Эбби начала мелкими шагами отступать назад, прикидывая, далеко ли придется бежать, чтобы укрыться в лесу, и моля Бога, чтобы похитители не наделали глупостей, в которых медведица почует угрозу для малыша. Хорошо, что они не оказались между ней и медвежонком, но если они что-то сделают не так, зверь нападет на них.

Медведица захлопнула рот с таким звуком, будто закрылась духовка.

— Вот зараза! — сказал бородатый и, к ужасу Эбби, выстрелил в медведицу.

Та тут же опустилась на четвереньки и ринулась на обидчика.