Из сборника «Нельзя ли потише, пожалуйста?»
Я сижу за кофе и сигаретами у своей подруги Риты и рассказываю ей эту историю.
Вот, что я ей говорю.
Среда, неторопливый вечер, и тут Херб сажает этого толстяка за один из моих столиков.
Этот толстяк — самый жирный человек, какого я когда–либо видела, при этом он аккуратно выглядит и неплохо одет. Он сам и все на нем — огромное. Но именно его пальцы мне особенно запомнились. Подхожу я к столику рядом с ним обслужить немолодую пару и первым делом обращаю внимание на его пальцы. На вид они раза в три больше чем пальцы обычных людей — длинные, толстые, мягкие пальцы.
Я обхожу другие свои столы, группу четырех бизнесменов, очень требовательных, еще одну компанию из четырех человек, трое мужчин и женщина, и эту пару стариков. Линдер налил толстяку бокал воды, и я дала ему прилично времени, чтобы разобраться с меню, прежде чем подойти.
Добрый вечер, говорю я. Я могу вас обслужить? — говорю.
Рита, какой он был здоровый, я тебе говорю — громадный.
Добрый вечер, говорит он. Здравствуйте. Да, отвечает он. Я думаю мы можем сделать заказ, говорит он.
У него такая манера говорить — странная, понимаешь. И он еще тихонечко так пыхтит, то и дело.
Я думаю, мы начнем с салата Цезарь, говорит он. А еще тарелку супа и побольше хлеба, и масла, если можно. Баранину, я думаю, говорит он. И печеную картошку с кислым соусом. Мы определимся с десертом попозже. Благодарю, говорит он, и отдает мне меню.
Боже мой, Рита, вот это пальцы.
Я спешу на кухню и передаю заказ Руди, который в ответ морщится. Ты знаешь Руди. Он всегда так на работе.
Когда я выхожу с кухни, Марго — я говорила тебе про Марго? та, что положила глаз на Руди? — Марго говорит мне, кто твой толстый дружок? Какой толстячок!
Ну вот значит так. Послушай, что дальше.
Я делаю салат Цезарь прямо у него на столе, он следит за каждым моим движением, а сам пока мажет кусочки хлеба маслом и откладывает их в сторонку, и все время тихонько пыхтит. Ну вот, а я чего–то настолько не в себе, ну сама не знаю, что опрокинула его бокал с водой.
Простите меня, говорю я. Так вот всегда, когда спешишь. Извините, говорю я. Все в порядке? — говорю. Сейчас я пришлю кого–нибудь, чтобы прибрать тут, говорю я.
Да ничего страшного, говорит он. Все в порядке, говорит он и пыхтит. Не волнуйтесь, мы в порядке, говорит он. Он улыбается и отмахивается рукой, а я иду к Линдеру, и когда я возвращаюсь чтобы закончить с салатом, я замечаю, что толстяк съел весь свой хлеб и масло.
Чуть попозже, когда я приношу ему еще хлеба, он уже закончил салат. Ты знаешь какого размера наши порции с салатом?
Большое спасибо, говорит он. Хлеб замечательный, говорит он.
Спасибо, говорю я.
Да, очень вкусно, нам действительно нравится. Редко попадается такой вкусный хлеб, говорит он.
Откуда вы? — спрашиваю я его. По–моему я вас раньше не видела, говорю я.
Такого не забудешь, вставляет Рита со смешком.
Из Денвера, говорит он.
Я решаю не продолжать этот разговор, хотя и заинтересовалась.
Суп будет готов через пару минут, сэр, говорю я, и отхожу, чтобы сделать последние штрихи к завершающемуся ужину тех четырех бизнесменов, очень требовательных.
Когда я подаю ему суп, то замечаю, что хлеб опять исчез. Он как раз кладет последний кусочек в рот.
Поверьте, говорит он, я не ем так много все время, говорит он. И пыхает. Вы уж нас извините, говорит он.
Да что вы, пожалуйста, говорю я. Я люблю смотреть как мужчина ест в удовольствие, говорю я.
Ну не знаю, говорит он. Не иначе как вы меня осуждаете. И пыхает. Он укладывает салфетку. Затем берет ложку.
Бог мой, какой он толстый! — говорит Линдер.
Ничего не поделаешь, говорю я, так что заткнись.
Я ставлю перед ним еще одну корзиночку с хлебом и еще масло. Как вам суп? — говорю я.
Спасибо. Хорошо, говорит он. Замечательно, говорит он. Вытирает губы и промакивает салфеткой подбородок. Вам не находите, что тут жарковато, или мне только так кажется? — говорит он.
Нет, тут тепло, говорю я.
Может мы тогда снимем куртку, говорит он.
Пожалуйста, не стесняйтесь, говорю я. Вам должно быть удобно, говорю я.
Это верно, говорит он, совершенно верно, говорит он.
Но позже я увидела, что он так и не снял куртку.
Все многочисленные компании за моими столами рассосались, пожилая пара тоже ушла. Заведение пустеет. К тому времени, как я подаю толстяку баранину, печеную картошку и еще хлеба с маслом, он остается сидеть в одиночестве.
Я обильно поливаю кислым соусом его картошку, крошу ветчину и лук поверх соуса. Я приношу ему еще хлеба с маслом.
Все в порядке? — говорю я.
Отлично, говорит он и пыхает. Все замечательно, спасибо, говорит он и снова пыхает.
Приятного аппетита, говорю я. Я приподнимаю крышку его сахарницы и заглядываю внутрь. Он кивает и продолжает смотреть на меня пока я не отхожу.
Я ловлю себя на мысли, что меня что–то беспокоит, но пока не могу понять чего.
Как там жир–трест? Он тебя загоняет, говорит Хэриет. Ты знаешь Хэриет.
На десерт, говорю я толстяку, у нас есть специальное блюдо — Зеленый Фонарь, это пудинг с фруктовым пюре, еще есть сырный торт и ванильное мороженное или ананасовый шербет.
Мы вас не задерживаем, нет? — обеспокоено говорит он, пыхтя.
Ни в коем случае, говорю я. Конечно нет, говорю я. Не торопитесь, говорю я. Я принесу вам еще кофе пока вы подумаете над десертом.
Мы будем с вами откровенны, говорит он. И беспокойно шевелится на стуле. Мы закажем Фонарь, но наверно возьмем еще и порцию ванильного мороженого. С капелькой шоколадного сиропа, если можно. Мы говорили вам, что проголодались, говорит он.
Я иду на кухню, чтобы собственноручно заняться десертом, и Руди говорит, Хэриет сказала, что у тебя там сидит толстяк из цирка. Это правда?
Руди уже избавился от фартука и колпака, ты понимаешь о чем я.
— Руди, он толстый, но не в этом дело.
Руди только смеется.
Похоже, он тебе приглянулся, говорит он.
Ты присматривай за ней, Руди, говорит Джоан, которая как раз входит на кухню.
Я уже ревную, говорит Руди Джоан.
Я ставлю тарелку с Зеленым Фонарем перед толстяком и еще большую чашку с ванильным мороженным с шоколадным сиропом на краю.
Благодарю, говорит он.
Пожалуйста, говорю я — и тут приходит это ощущение.
Верите вы или нет, говорит он, мы не всегда так много едим.
Я вот ем, ем и ем и не могу поправиться, говорю я. Я хотела бы поправиться, говорю я.
Нет, если ли бы у нас был выбор, я бы не хотел поправляться. Но выбора нет.
Тут он берет ложку и ест.
Что дальше? — говорит Рита, зажигая для меня сигарету и пододвигаясь на стуле ближе к столу. Это уже интересно, говорит Рита.
Все. Больше ничего. Он доедает десерт и уходит, а потом мы идем домой, Руди и я.
Вот это жирдяй, говорит Руди, и потягивается, он так всегда делает, когда устал. Потом смеется и идет обратно к телевизору.
Я поставила воду для чая и иду в душ. Я кладу руку на живот и думаю, что, если у меня будут дети и один из них будет вот таким как он, таким толстым.
Я наливаю воду в чайник, ставлю чашки, сахарницу, коробку с конфетами и приношу Руди пепельницу. Как будто он думал о том же самом, Руди говорит: Я знал одного толстяка, двух толстяков, по настоящему жирных, когда был мальчишкой. Они были как холодильники, ей–богу. Как же из звали? Толстяк, только так одного из них и звали. Мы звали его Толстяк, мальчишку который жил рядом со мной. Он был моим соседом. А другой парнишка появился позже. Его звали Дергунчиком. Все звали его Дергунчик, кроме учителей. Дергунчик и Толстяк. Жаль не осталось их фотографий, говорит Руди.
Я не знаю о чем еще говорить, поэтому мы пьем чай, и вскорости я встаю и иду спать. Руди тоже поднимается, выключает телевизор, закрывает входную дверь и начинает расстегивать рубашку.
Я залезаю в постель, ложусь специально подальше к краю, на живот. Но как только Руди выключает свет и оказывается в постели, он начинает. Я переворачиваюсь на спину и пытаюсь расслабиться, хотя и против своей воли. Но вот ведь в чем дело. Когда он оказывается на мне, я внезапно ощущаю себя такой толстой. Я чувствую себя ужасно толстой, до такой степени толстой, что Руди кажется мне козявкой, которую и не разглядишь.
Да, веселенькая история, говорит Рита, но я вижу, что она не знает, чего еще сказать.
Я чувствую себя не с своей тарелке. Но я не буду больше ей ничего говорить. Я и так ей сболтнула лишнего.
Она сидит и ждет, ее изящные пальцы трогают волосы.
Чего она ждет? хотела бы я знать.
Сейчас август.
Моя жизнь вот–вот должна измениться. Я это чувствую.