ГЛАВА 42

Фил попытался сдвинуться с места, но не смог.

Что-то мешало ему. Что-то обвивало его шею — холодное, металлическое, с ржавчиной. Острые края удавки впивались в кожу, и он с трудом мог дышать.

Он дернул за металлический край — и горло сжалось в спазме. Он ощупывал шею, но натыкался лишь на ржавую цепь. Он слышал, как громыхают звенья, чувствовал тяжесть металла в руке. Но продолжал дергать.

Безуспешно, цепь не поддавалась.

Сердце бешено билось, грудь начала болеть. Как будто второе, знакомое уже металлическое кольцо охватывало его, затягиваясь, затягиваясь…

Переводя дыхание, он пытался унять боль. Нужно дышать.

Дышать…

Он снова дернул за цепь что было силы, но не ощутил ничего, кроме металлической прохлады на ладонях. Мертвый груз, тяжелый груз, груз, который ему не поддастся. Грудь полыхала изнутри. Он закрыл глаза. Под веками вскипали горячие слезы. Он услышал собственный крик: «Нет!.. Нет, отпусти… Отпустите…»

Но крик звучал только у него в голове.

«Пожалуйста…»

Тишина. Только внутренние крики, внутренняя боль.

Он опустил голову и открыл глаза. И тогда он увидел.

Он сразу понял, где он, и сердце забилось еще чаще, а грудная клетка заболела еще сильнее.

Он был заперт в клетке. В клетке из костей.

«Нет…»

Он кричал изо всей мочи — и по-прежнему не издавал ни звука.

Он протянул руки и схватился за костяные прутья. Дернул, но взмокшие ладони скользили по кости. Дернул снова…

По гладкой поверхности можно было сразу определить, какие они старые. И крепкие. Клетка держалась. Он продолжал дергать, толкать, трясти… И все впустую.

Снова крик — и снова тишина.

И тут он увидел, как из сгустка теней отделяется одна. Силуэт. Он приближался к нему. Слабый свет отражался от металла. В кулаке был серп. Незнакомец двигался медленно, кружил. Взад-вперед, взад-вперед…

И раскачивался.

Неспешно раскачивался.

«Нет… Нет… Пожалуйста…»

Тишина. Непроницаемая. Оглушительная.

Он кое-что заметил: человек неслучайно так странно двигался. Он подволакивал одну ногу. Хромал. Но все-таки шел вперед.

Медленно. Неотвратимо.

Фил дергал цепь с утроенной силой. Неистово вцепился в прутья.

Все напрасно.

Он остановился. Он устал. И тут он увидел лицо человека.

И снова закричал.

Лица не было. Только дерюга. Клочья ткани. Наспех сшитая голова пугала, отдаленно похожая на человеческую. Черточка на месте рта — и пустота на месте глаз. Тьма. Две черные дыры. Фил снова закричал.

Теперь он уже видел силуэт целиком — сплошное тряпье, рвань, ветошь. Грязные заплаты. Спереди — кожаный фартук, старый, в пятнах.

Человек занес серп над головой, стальной полумесяц сверкал в тусклом свете.

Тряпичное лицо приблизилось к решетке. Фил заглянул в его глаза, но там была лишь пустота. Черные, глубокие отверстия.

Лезвие мерцало в полумраке.

Вверх.

Крик.

Вниз.

Крик, слезы.

Снова, и снова, и снова.

Тишина.

— Фил… Фил…

Сердце вырывалось из груди, легкие не вмещали воздух, они как будто ссохлись. Горячий липкий пот покрывал тело.

— Фил…

Он открыл глаза и увидел встревоженное лицо Марины.

— Что… что случилось?

Голос. Он таки услышал свой голос.

— Тебе приснился кошмар.

Марина погладила его по руке. Ее кожа казалась особенно свежей и прохладной в контрасте с его, раскаленной и влажной.

— Кошмар… кошмар…

Он попытался привстать, жадно глотая воздух.

— Всего лишь кошмар, да. — Ее прикосновения успокаивали его. — Не надо ничего говорить. Все хорошо. Все в порядке.

В комнате было темно, но он все же различал ее очертания. Видел контур ее головы. Видел, как сияют ее прекрасные глаза.

— Кошмар… — пробормотал он.

— Именно. — Ее близость баюкала его, приносила утешение. — Всего-навсего дурной сон.

Она снова уложила его. Обняла, положила голову ему на плечо. Прижалась к нему. Живая, дышащая клетка из костей. Но эта клетка не неволит — она его бережет. Защищает.

— Всего-навсего кошмар.

Он кивнул. Скоро он понял, что она уснула: по ритму ее дыхания, по тяжести ее руки на своей груди. Но Фил не спал. Он смотрел куда-то вдаль, во мрак. И с тревогой ждал, когда от общего сгустка теней отделится одна.

Кошмар. Всего-навсего дурной сон.

Только это была неправда. Фил знал, что это не так. Чувствовал. Знать, конечно, он не мог, но чувствовал — точно. Нет, это был не просто кошмар.

Это было нечто гораздо хуже.

ГЛАВА 43

Поигрывая шариковой ручкой, Микки наблюдал, как в комнату по очереди сходятся на утренний брифинг его коллеги. Рядом стояло заранее купленное большое капучино: четырех эспрессо должно было хватить, чтобы взбодриться.

Яркое солнце, каким оно бывает только в конце сентября, проникало сквозь пластинки жалюзи. Оно словно отчаянно цеплялось за остатки лета и не хотело сдаваться наступающей осени.

Ночью Микки практически не спал, хотя освободился очень поздно и лег в постель измученным. Такое случалось, когда попадалось сложное расследование. А расследование, судя по всему, предстояло не из легких.

К тому же картина, которую он застал в гостинице… Эти образы так просто не вытравишь из памяти. Куча плоти, сваленная у стены, мало чем напоминала человека. Его попросту растерзали, иного слова и не подберешь. Измельчили, перемололи. Потеки крови, казалось, служили элементами дизайна, до того они были гротескными.

— Похоже, кто-то очень сильно не любил этого парня, — сказал Микки Филу, глядя на труп с порога: ближе их не подпускали криминалисты. Микки знал, что провозятся они долго. Это было не место преступления, а профессиональная мечта экспертов.

— Опознать не удалось?

Фил ответил, не отрывая взгляда от трупа:

— Документы в кошельке оформлены на Адама Уивера, но в гостиницу он поселился под именем Робин Бэнкс.

— Что? — удивился Микки. — Он что, фанат группы Clash?

— А почему бы и нет? Он снял номер на пару дней, а вчера еще и прикупил себе, скажем так, компаньонку. — Фил указал на дверь в ванную. — Она-то и подняла шум.

Микки кивнул, принимая данные к сведению.

— Судя по всему, — продолжал Фил, — она как раз переодевалась в ванной, когда в дверь постучали. А потом она услышала крики.

— И даже не выглянула?

— Нет, наоборот — заперлась. И спряталась за шторку. Ничегошеньки не видела. А потом набрала 9-9-9.

Микки нахмурился.

— У нее и телефон был при себе?

Фил вымучил слабое подобие улыбки.

— Наверное, фотографировалась для своего парня. Говорит, это входило в договоренность.

Теперь улыбнулся уже Микки.

— Высший пилотаж. Так, значит, он сюда по делам приехал, этот Адам Уивер?

— Вроде бы. Мы проверим эту информацию.

Микки снова посмотрел на труп. Узнать его будет весьма затруднительно. Но, едва заметив седые волосы, Микки сразу же понял, что это тот человек, которого он видел вчера. Но он отмахнулся от этой мысли: таинственный знакомец мерещился ему повсюду.

— Что ты сказал? — переспросил Фил.

— Да ничего… — Микки и сам не понял, что говорит вслух.

Фил выжидающе смотрел на него.

— Ничего, говорю же.

— Нет, ты что-то почувствовал, Микки. Сразу же. Что тебе подсказала твоя полицейская интуиция?

Микки попытался отшутиться:

— Ну, мне показалось, что я уже видел этого мужчину. Сначала в той юридической конторе. И я его вроде как узнал. Сам не знаю… В общем, я не стал заморачиваться и поехал дальше.

Он замолчал. Фил ждал продолжения.

— А потом… — Микки перевел дыхание. Вслух его мысли звучали абсолютно по-идиотски. — А потом я снова его увидел. Возле строительной компании. В одной машине с Балхунасом. Я спросил у него, кто это, а он разозлился и прогнал меня.

— И вот он убит.

— Если это таки он.

Фил снова взглянул на истерзанного мертвеца.

— А ты веришь в совпадения, Микки? Особенно когда речь идет об убийстве.

Микки не ответил. Он знал, что это риторический вопрос.

Ручка вдруг выпала у него из руки, и он растерянно заморгал. Надо выпить еще кофе, а то ведь засыпает сидя. Он сделал два глотка и снова огляделся по сторонам.

Диспетчерская отдела по борьбе с особо опасными преступлениями постепенно заполнялась людьми. Всякий раз, когда им попадалось незаурядное дело, они перемещались в бар. Судя по количеству собравшихся и оживлению, царившему в комнате, именно туда они скоро и направятся.

Все были в сборе. Пташки, как обычно, уселись рядом. Милхаус, проводивший все время за компьютером, с непривычки хлопал глазами и из последних сил терпел общение с людьми, с которыми ему общаться не хотелось. Анни, севшая напротив Микки, улыбалась ему. Он тоже улыбнулся — быть может, на какую-то секунду дольше, чем следовало бы. Она, впрочем, тоже.

Каждый раз, когда он ее видел — а случалось это практически ежедневно, — ему вспоминалось одно и то же слово: «почти». Они почти сходили на свидание — в бар, в ресторан, в кино. Почти поцеловались. Почти переспали. Почти, вечное почти… Вне всякого сомнения, этих двоих влекло друг к другу. Но ни он, ни она никак не решались сделать не первый даже, а последний, решающий шаг. Как будто им что-то мешало: то ли страх отказа, то ли беспокойство за сохранность их дружбы и профессионального взаимоуважения.

А может, все вместе. А может, никакой преграды не существовало, а он этого даже не понимал. В любом случае они оставались друзьями. Друзьями, которые улыбаются друг другу чуть дольше, чем следует.

В комнату вошел Гласс. Усевшись во главе стола, он вытащил увесистую папку и принялся рыться в портфеле в поисках чего-то еще — несомненно, столь же важного. Никакой досужей болтовни, делу время — потехе час. Как обычно.

Затем вошел Фил, а следом за ним — Марина. Микки нахмурился. Вошли-то эти двое вместе, но в то же время как будто по отдельности. И даже сидя на соседних стульях, держали дистанцию.

«Наверное, поругались», — подумал Микки, глядя на Анни. Похоже, она тоже это заподозрила. «В том-то и проблема со служебными романами, — грустно подумал Микки, — если уж милые коллеги бранятся, тешиться не придется никому». Он снова посмотрел на Анни. Та быстро отвела взгляд — видимо, думала примерно о том же.

— Доброе утро, — сказал Гласс, привлекая к себе всеобщее внимание.

Все выжидающе посмотрели на него.

Микки снова отхлебнул из чашки — тело встряхнуло волной кофеина, как судорогой.

— Готовы? Тогда начнем.

Последний взгляд украдкой. Анни смотрела на Гласса. Микки решил последовать ее примеру.

Да, он лично готов.

ГЛАВА 44

— Ну что же, — сказал Гласс, — начну с объявления: мы теперь имеем дело с двумя серьезными преступлениями, и расследовать их мы будем параллельно.

Фил молчал, ожидая своей очереди. До прихода Гласса брифинги проводил он. Не самый старший по званию, он как детектив-инспектор играл, тем не менее, важную роль. Гласс это исправил, заявив не терпящим возражений тоном, что проводить брифинги отныне будет он. Даже если сам толком не знал, чему они посвящены.

— Фил! — окликнул Гласс.

Фил поднял голову.

— Инспектор Фил Бреннан будет руководить обоими расследованиями.

Гласс взмахнул рукой, словно иллюзионист, чьи жесты поднимают людей в воздух. Фил встал и вышел вперед.

Он пытался забыть этот кошмар. Забыть все недавние кошмары. Сосредоточиться на работе, на своих коллегах. Справиться с наваждением, устоять перед ним.

Взгляд его, скользнув по присутствующим, остановился на Марине. Он видел, как она встревожена, как переживает за него. Как она его любит. Фила охватил стыд, ему стало до боли совестно, что он оттолкнул ее. Что-то с ним не так. Совсем не так. Но что? И единственному человеку, который способен ему помочь, он не мог ни в чем признаться. Потому что не знал, как это сделать. Не понимал.

Зато он знал, какие ее, должно быть, посещают мысли. И с этим нужно было бороться. Пока случайные мысли не превратились в убеждения. Пока она не отдалилась от него, как он отдалился от нее.

Пока они не стали чужими.

«Сосредоточься на работе, — повторил он про себя. — Все остальное подождет».

— Как вы уже знаете, в гостинице «Холстед» вчера вечером произошло убийство. Если вам интересно и, главное, если вы еще не завтракали, вот фотографии. Но я бы не советовал их смотреть. Потому что над жертвой кто-то очень усердно поработал.

— «Холстед», — нахмурившись, сказал Эдриан Рен. — Это ведь там была коммуна?

— Да, несколько лет назад, — ответил Гласс. — Я занимался этим делом. Одно из первых моих заданий, кстати. Я хорошо его помню. Но вряд ли это как-то связано.

Эдриан кивнул, как будто укрепился в своих подозрениях. Фил помолчал несколько секунд, ожидая продолжения, но Гласс ничего не говорил.

— Так вот. Убитого звали Адам Уивер, но в гостинице он зарегистрировался под именем Робин Бэнкс.

По залу прокатился смешок.

— Да-да, именно так. Адам Уивер был бизнесменом и проживал в Литве. Зачем он сюда приехал, пока неизвестно, но мы работаем в этом направлении. Однако кое-что мы уже выяснили, а именно: то, что Уивер входил в совет директоров компании, которой эта гостиница принадлежит.

Фил краем глаза заметил, как Гласс подался вперед, явно заинтересовавшись услышанным.

— И это еще не все.

Он выразительно глянул на Микки.

Тот, откашлявшись, начал:

— Ну да. — С места он не встал, но развернулся лицом к коллегам. — Адам Уивер. Мне кажется, я видел его вчера. Дважды. Сначала в офисе «Фентон и партнеры», юридической фирмы, расположенной рядом с тем домом, где мы нашли ребенка в клетке. А потом возле строительной компании, в машине с Каролисом Балхунасом, ее владельцем.

— Значит, эти два преступления связаны между собой? — удивилась Анни.

Фил чувствовал на себе испытующий взгляд Гласса, но предпочел его проигнорировать.

— Мы пока не знаем, — сказал он. — Но мистер Балхунас, как выяснилось, тоже литовец. Как и большинство его сотрудников.

— Получается, — откашлявшись, вмешался Гласс, — одного литовского бизнесмена, приехавшего к другому, убивают в Англии… И какое это имеет отношение к мальчику из подвала?

— Не знаю, — сказал Фил. — Но мы должны это выяснить.

— Если смотреть на вещи здраво, — продолжил Гласс, — то картина вырисовывается примерно следующая: некий конкурент Уивера ждет, пока тот уедет за границу, и делает свое черное дело в стране, где его не станут искать. Уверен, конкурентов в Литве у него хватало. Это же настоящий Дикий Запад.

— Возможно, вы и правы, — с явным раздражением в голосе сказал Фил, который не любил, когда его перебивают. — Мы займемся этой линией. Но вторая версия ведет нас к вчерашней находке.

Гласс пожал плечами.

— Нужно рассмотреть все варианты. Спасибо, Микки.

Тот кивнул, глядя боссу в глаза.

Фил знал, что означает этот взгляд. Он не упомянул о том, что Микки узнал этого человека, и Микки был ему за это благодарен. Оба сошлись во мнении, что эту зацепку ему лучше разработать самостоятельно. Получится — замечательно. Нет — что ж, всякое бывает.

— Это могло быть заказное убийство? — спросила Анни.

— Ну, должен сказать, — ответил Фил, — профессионализмом там и не пахло. Это было одно из самых ужасающих убийств, которые я только видел. С такой яростью обычно убивают по личным мотивам. Так что пока неясно. Будем ждать.

— Какие-нибудь улики обнаружили? — Это вопрос от Эдриана.

— Да так, по мелочам, — сказала Джейн Гослинг. — Но человека, по описанию похожего на бродягу, которого мы вчера поймали, видели в окрестностях.

— Что?! — изумился Фил. — Я думал, его до сих пор допрашивают. Кто разрешил его отпустить?

— Я, — отозвался Гласс.

К удивлению на лице Фила примешался гнев.

— Зачем?

— А ты думал, это он убийца?

— Нет, но…

— Вот именно. Поэтому я его и отпустил.

— Но он же мог что-то видеть. Что-то знать.

— Он больше ничего не мог нам сказать. Его прилежно допросили, и все, кто имел честь с ним общаться, я уверен, согласятся, что мальчика в подвал заволок человек гораздо моложе и здоровее. И гораздо умнее. Этот парень вообще на человека не похож. Да и силенок в нем совсем немного.

— Он был под кайфом? — спросил Микки.

— Уверен.

— Тогда сложно судить, — не сдавался Микки, вступаясь за босса. — Когда наркоман получит заветную дозу, он на многое способен…

Гласса это явно разозлило.

— Я его отпустил. Таково было мое решение, и я по-прежнему его придерживаюсь. Проехали.

— Отпустили. А теперь его видели у гостиницы, где убит постоялец, — напомнил Фил.

— Откуда вы знаете, что это был он, инспектор? — повысив голос, поинтересовался Гласс.

— Я считаю, это обязательно нужно проверить.

Гласс ничего не ответил, но молчание его было достаточно красноречивым. Фил ждал, что его снова перебьют, но этого не произошло.

— Продолжайте, инспектор.

И Фил продолжил:

— Вот такой, если коротко, расклад. Мы изучаем жизнь Уивера, ищем его врагов, как британских, так и зарубежных.

И друзей. О бомже, которого видели возле гостиницы, тоже забывать не стоит. Ни о чем не следует забывать.

— Спасибо, — сказал Гласс и встал, собираясь взять слово.

— Я еще не закончил, — осадил его Фил.

Гласс снова сел.

— Я понимаю, что мы должны заниматься двумя делами одновременно. Я также понимаю, что при наличии нормального бюджета обе операции были бы расширены, но кризис диктует свои условия. — Он покосился на Гласса, но тот никак не отреагировал на эти слова. — Так или иначе, я попросил старого друга помочь нам. Он уже вышел на пенсию, отдав службе не один год жизни. Мы давно пытались заманить его на архивную работу, и он согласился помочь нам с этими двумя «глухарями». — Фил посмотрел на раздвижные двери. — Дон Бреннан.

Дон вошел сразу же — так актер, услышавший команду «Ваш выход», выходит на сцену.

И Гласс заметно оживился.

ГЛАВА 45

Фил сразу заметил перемену в Глассе. Дон же — нет. Он как ни в чем не бывало вошел, улыбнулся, кивнул в знак приветствия и сел на ближайший свободный стул.

— Спасибо, Дон, — улыбнулся Фил. — Рады видеть.

— Спасибо, что позвали.

К удивлению Фила, Дон мгновенно помолодел, стоило ему войти в диспетчерскую. Он перестал быть приемным отцом Фила и дедушкой Джозефины и снова стал офицером полиции. Даже походка у него изменилась — стала увереннее, решительнее.

И эта реакция Гласса… Как-то на него не похоже. Может, ему не понравилось, что Фил воспользовался своими полномочиями? Но что же делать, Фил заранее согласовал это с ним, упомянув Дона по имени, и Гласс дал добро. Возможно, он не ожидал, что появление Дона будет обставлено столь торжественно.

«Подумаю об этом позже», — решил Фил и продолжил:

— Итак, вернемся к делу. Анни, как дела у мальчика?

Анни встала.

— Да, насчет мальчика… Боюсь, на это уйдет много времени. — Она заглянула в свой блокнот. — К нему приходил детский психолог. — Она в замешательстве взглянула на Марину. — Думаю, будет лучше, если Марина объяснит вам все тонкости.

— Давайте сначала выслушаем ваши впечатления, констебль Хэпберн, — возразил Гласс, — а до тонкостей дело еще дойдет.

Анни нерешительно покосилась на Марину, но та ободряюще улыбнулась ей и пожала плечами. Дескать, извиняться не за что. Анни продолжила уже не так робко:

— Так вот, доктор Уба вызвала детского психолога. Но первой с ребенком поговорила Марина.

Это был сигнал Марине.

Фил понимал, что она делает, и почувствовал прилив гордости за свою команду.

— Да, — сказала Марина, не вставая, — я попыталась с ним поговорить. Ребенку нанесли крайне серьезную психологическую травму. Очень, очень серьезную. Он провел там — или в подобном месте — очень много времени. И насколько я поняла, он был там не один.

Тишина.

Марина продолжила:

— Он постоянно вспоминал о матери. Беспокоился о ней. Хотел ее увидеть.

— Что вполне естественно, — перебил ее Гласс.

Марина, даже не удостоив его взглядом, продолжила:

— Да, но у меня сложилось впечатление, что их держали взаперти вместе.

— Мы обработали списки пропавших без вести, — вмешалась Джейн. — Безрезультатно. Под описание нашего мальчика никто не подходит. Начали спрашивать по детским домам и социальным службам, но тоже пока ничего.

— Ребенок какое-то время пробудет в больнице, — сказала Анни. — Он очень слаб, с ним работают специалисты. Будем надеяться, он сможет дать нам хоть какую-то подсказку. К тому же готовы его анализы. — Она тяжело вздохнула. — Степень истощения у него примерно как у детей стран третьего мира, а в таких условиях микробы живут припеваючи. Его накачали антибиотиками. Где бы он ни провел все это время, мы нашли его в удручающем состоянии.

По ее дрожащему голосу Фил понял, что Анни искренне переживает. И неудивительно. На ее месте растрогался бы любой, кто обладает хоть зачатками человечности.

— Также готовы предварительные результаты экспертизы ДНК, — сказала она. — Никаких совпадений. Даже приблизительных. Как будто его… нет. Но поскольку мы не знаем, кто он и как там оказался, придется исходить из посыла, что для кого-то он важен. Возле его палаты дежурят круглосуточно.

— Спасибо, Анни.

— И еще. — Она достала фотографию и положила ее на стол. — Мы заметили у него на стопе нечто вроде шрама. Даже, скорее, клейма.

— Что? — не поверил своим ушам Микки. — Клейма? Как на скотине?

— Похоже на то, — с грустью подтвердила Анни. — Я поискала, не было ли трупов с похожими отметинами, но пока безрезультатно.

— Криминалисты с нами еще не связывались, — сказал Фил. — Они проверяют, из человеческих ли костей сделана клетка и человеческая ли кровь на полу. Марина?

Когда Фил взглянул на нее, она подпрыгнула, словно от удара. Трещина у нее на сердце стала еще на волосок глубже.

— Расскажи нам, пожалуйста, что ты думаешь о месте преступления.

Марина встала, не сводя глаз с рапорта. Фил был признателен ей за это. Он понимал, что все присутствующие чувствуют напряжение между ними. Понимал, что все следят за ними, ловят каждое их слово, но отнюдь не из профессионального интереса.

— Большинство из вас и так знает, что находилось в подвале: клетка, инструменты, цветы. Лично я особое внимание уделила кабалистическим знакам на стене. Думаю, когда мы поймем, что они означают, это приблизит нас к разгадке.

Гласс кивнул.

— Все указывает на то, что это своего рода календарь. Жизненный цикл, цикл развития… Эту же версию подтверждает и наличие цветов. Похоже, на календаре отмечены дни солнцестояния. Кстати говоря, скоро будет равноденствие. Если это так, то мальчик имеет огромное значение. Он входит в планы, связанные с этим событием.

— Ты имеешь в виду некое жертвоприношение? — уточнил Микки.

Марина пожала плечами.

— Я не хочу строить гипотезы, но это не исключено. Мальчик как будто дожидался чего-то в своей темнице. Думаю, клетка из костей была временным пристанищем, а раньше его держали в другом месте. Туда же его переместили исключительно для проведения ритуала. Опять же букеты. Цвета подобраны не случайно: красный, синий, желтый. Я полагаю, что они обозначают телесные выделения: синий и красный — это кровь, желтый — моча, коричневый — цвет распада, гнили. Об этом выделении можете судить сами.

Никто не засмеялся.

— Но почему именно там? — спросил Микки. — Почему они выбрали именно это место?

— Не знаю. Должно быть, оно особенно важно для человека, который собирался этот ритуал исполнить. Но я практически уверена, что, забрав мальчика, мы предотвратили убийство.

Молчание.

— А он может попытаться снова его похитить? — спросила Анни.

— Вероятность высока. Как я уже сказала, равноденствие, если его, конечно, интересует именно оно, начнется совсем скоро. Возможно, он попытается найти другого ребенка. У нас остается сегодня и завтра. Я считаю, что он будет действовать в этом интервале.

— Но где? — Снова вопрос от Микки.

— Вот этого я не знаю. У него наверняка есть надежное укрытие. И опять-таки не случайное. Подвал был подготовлен к ритуалу, и это тоже для него немаловажно. На приготовления, должно быть, ушло много времени. Все оставшееся время он будет искать новое место и подготавливать его.

— И искать нашего мальчика? — спросил Микки.

— Или какого-нибудь другого.

И снова тишина.

— Да, и еще кое-что. — Все внимательно ее слушали. — Это не первый случай. Равноденствие происходит четыре раза в год. И, сами понимаете, ежегодно.

Фил вспоминал комиксы: Дом тайн и Дом секретов — и кладбище посредине.

— Понятно. Работы непочатый край. Время не ждет. Если Марина права — а сомнений в этом практически не осталось, — до завтрашнего вечера нас ждет похищение и убийство. Продолжаем в том же духе: пытаемся разговорить мальчика, охраняем его, ищем по документам владельца того дома и не забываем об Адаме Уивере.

Он еще раз обвел взглядом коллег, и вдруг в памяти вспыхнул — живо, как наяву — вчерашний сон. Надвигающееся на него лицо, темные провалы глаз, занесенное лезвие серпа…

Фил вздрогнул. Все взгляды были устремлены на него, целый отдел ждал его команды.

— Пройдитесь с радиолокатором по всей территории между домами. Промерьте глубину. Там могут быть трупы. Пока, пожалуй, все. Вперед!

Фил надеялся, что голос его звучит увереннее, чем он себя чувствовал.

Все начали расходиться.

Фил заметил, что Марина поднялась с места позже, чем остальные, и вещи свои собирала медленнее. «Она меня ждет, — понял он. — Хочет поговорить. Прямо сейчас». Хочет узнать, что с ним.

Он стоял и ждал, что она подойдет. Готовился. Крепился.

Кто-то тронул его за плечо. Он обернулся. Гласс.

— Фил, зайди ко мне в кабинет на минуточку.

Вид у него был весьма недовольный. Слабо улыбнувшись Марине, Фил последовал за ним.

ГЛАВА 46

Донна открыла глаза, попыталась шевельнуть головой — и позвоночник словно пронзило железным штырем. Она вскрикнула от боли.

«Это, наверное, наказание, — подумала она, — за сон в краденой машине».

Она, постанывая, перевернулась на бок, пошевелила плечами, вытянула затекшие ноги, словно умоляя их: «Ну же, работайте, двигайтесь, гоните кровь!» Она отвернулась от окна и посмотрела на заднее сиденье. Оттуда на нее таращились большущие голубые глаза.

Бен.

Ему было страшно, ему было холодно. Он ничего не понимал, но все равно доверял ей.

Донна сама не знала, как это воспринимать. Она все-таки ему не мать, а потому не должна нести за него ответственность. Но она потащила его с собой, а значит — должна.

Она со вздохом покачала головой. Как же все так навалилось…

Дрожащий от холода мальчик не сводил с нее глаз.

— Что, продрог?

Он кивнул, продолжая следить за ней немигающим взглядом.

— А я тебя предупреждала. Оденься теплее.

Она снова посмотрела на него. Кажется, он уже надел все, что она брала.

— Тетя Донна…

Голос его дрожал. Донна не дала ему договорить:

— Сколько раз тебе повторять, Бен, я не твоя тетя. Просто Донна. Усек?

— Донна…

— Чего тебе?

Он начинал ее всерьез раздражать.

— Когда мы поедем к маме?

— Я… — Она открыла дверцу. — Я выйду покурить.

Она медленно выбралась из машины, осторожно разгибая онемевшие руки и ноги. Вздрогнула. Огляделась. Сентябрьское солнце висело высоко в небе и светило вовсю. Донна снова вздрогнула и закуталась в куртку. Светить-то оно светило, но не грело.

Она понятия не имела, где они находятся. Ночью она просто ехала куда глаза глядят — лишь бы побыстрее убраться от дома. Сначала она хотела остановиться в гостинице и заплатить за номер из тех денег, которые ей отдали мужчины в костюмах, но вскоре передумала: именно по гостиницам ее и будут искать. Она ведь хорошенько пописала одного из них… Ориентировки, наверное, уже на всех постах. Ее фотографию показали в новостях, напечатали в газетах, даже в Интернет небось выложили. Так что нет. Гостиница отпадает.

Но надо же было куда-то ехать. Выбравшись из центра города, она увидела поворот к зоопарку и сказала об этом Бену. Тот спросил, можно ли поехать туда, и на какую-то секунду она задумалась. А что, хорошая идея! Проскользнуть в зоопарк перед самым закрытием, спрятаться где-нибудь, переночевать.

Гениально! Уж где-где, а там их искать точно не станут. Но ее тут же начали терзать сомнения: а вдруг что-то пойдет наперекосяк?

Поэтому она свернула на развязке у нового торгового комплекса и выехала на трассу А12, ведущую из Колчестера в Лондон и дальше. Главное — увеличить дистанцию. Оторваться.

И вот, проезжая через Стэнвей, она заметила поворот. Буйная растительность по обе стороны, неприметные домишки. Она поддалась импульсу и включила поворотники.

Поначалу это была обычная проселочная дорога с односторонним движением. У дороги — редкие дома, каждый по отдельности, каждый весьма роскошный. Она видела похожие в «Гранд-дизайнз». На подъезде к каждому дому — по дорогому внедорожнику. Вот этого Донна не понимала: у людей столько деньжищ, а они прячутся, селятся в каком-то захолустье. Были бы у нее такие бабки, она бы точно не стала прятаться. Купила бы здоровенный, вызывающего вида дом и обвешала его фонариками, чтобы все, суки, видели. Пусть знают, что она успешная женщина, а не какая-то неудачница.

В общем, да.

Она ехала дальше. Не оглядываясь. Куда кривая вывезет. Машину швыряло из стороны в сторону, дорога становилась все хуже: мелкие выбоины превратились в ямы, дегтебетон уступил место голой каменистой почве. Деревья тоже редели, а скоро и вовсе закончились. Началась настоящая глушь.

С дороги, разделявшей два поля, Донне открывались непривычно мирные, пасторальные пейзажи, которых она никогда не видела в Колчестере. Можно было остановиться там и любоваться красотой веки вечные.

Но она ехала дальше.

Снова появились отдельные деревца. Их становилось все больше, пока они не превратились в сплошной лес. Дорога исчезла. Тут-то она и решила заночевать.

Бен ныл, что проголодался, и ей пришлось заехать в ближайший «Макдоналдс». Она понимала, что идет на риск, но раз уж парень принялся жаловаться, надо было его накормить, иначе не заткнется. Пришлось рискнуть.

Поужинав с ним за компанию, она вернулась в лес. И ночь, полная боли, неудобств и практически без сна, вскоре сменилась утром. И вот Донна стояла, курила и думала, какого хрена она во все это ввязалась.

Бен, привстав на колени и прижавшись лицом к стеклу, наблюдал за ней из машины. Она отвернулась. Тогда он открыл дверцу и вылез наружу.

— Где моя мама?

Донна не ответила.

— Я хочу к маме. Где она? Ты сказала, что мы едем к ней.

Да? Неужели так и сказала? Надо было взять что-нибудь выпить. Или курнуть. Чтобы продержаться хоть какое-то время.

— Где она?

Господи, какой настырный ребенок!

Донна терпела его только ради Фэйт. Она никогда не считала себя лесбиянкой. Ковырялкой. Розовой. Коблухой. Само собой, она проделывала всякие лесбийские штучки, но только для клиентов. За их деньги. Не для собственного удовольствия. Фэйт всегда выступала ее напарницей. Ну и подумаешь. Они друг другу нравились. Дружили. Рядом с Фэйт Донна становилась раскованной, открытой. С другими так не получалось. Так что, когда Фэйт бросила Дэрила и ей с малым некуда было податься, Донна, разумеется, приютила их у себя. Дом был маленьким, Бену нужна была своя комната, так что вполне логичным решением было поселиться в одной комнате. Спать в одной постели.

И то, что они начали повторять вещи, которые делали на глазах у клиентов, но теперь уже для себя, тоже казалось вполне естественным. И если это делает Донну лесбой, так что с того? Пускай. Фэйт ее, по крайней мере, не била. Не отбирала у нее деньги. Не выгоняла работать на улицу, пока сама грелась в каком-нибудь кабаке, и не тратила заработок на шалав.

И вот Фэйт не стало. Донна осталась одна.

— Где она?

Донна обернулась на голос. Посмотрела на мальчика. И что-то внутри у нее сломалось. Скопившийся за долгое время гнев, который она из последних сил сдерживала, вдруг потребовал немедленного выхода.

— Нет ее больше, понял? Нет! Все, п…ц ей! Она не вернется, потому что…

Донна осеклась. Мальчик смотрел на нее так, будто его ударили по лицу. Губы у него дрожали, в глазах блестели слезы.

— Слушай, извини, я…

Бен заплакал — горько, безутешно, крупными градинами слез, как умеют плакать только дети, пережившие страшную утрату. Донна поняла, что чувствует себя точно так же, и ей ничего не оставалось, кроме как присоединиться.

— Прости меня, — сквозь слезы пробормотала она, — прости, я не… Я не хотела…

Она обняла Бена, и он не стал ее отталкивать. Поначалу не уверенный в искренности ее порыва, он скоро понял, что никого другого у него не осталось, и буквально упал в ее объятия.

— Мне страшно, — сказал он, когда перестал рыдать взахлеб.

— Мне тоже, — прошептала Донна. — Мне тоже.

— Что же мы теперь будем делать?

Его тоскливый взгляд причинял настоящую, физическую боль. Но она должна была посмотреть в эти глаза.

— Не знаю, — сказала она. — Даже и не знаю…

ГЛАВА 47

Пол сделал это. Просто взял и сделал. И теперь, как и следовало ожидать, сожалел о содеянном.

Он вернулся в пещеру. Выпустил Садовника. Он говорил сам себе, что на этот раз не поддастся. Устоит.

Не станет слушать плач и уговоры. О нет! Сколько бы Садовник ни кричал, сколько бы ни рыдал… Дескать, он будет вести себя хорошо, никого не тронет. Только выпусти. Он просил прощения…

Все по-старому: те же слова, те же просьбы. Всегда одно и то же.

И всегда срабатывает.

Потому что Садовник знал, что Пол — слабый человек. И он играл на его слабости, брал его измором, пока Пол, замученный укорами совести, не открывал пещеру и не выпускал его.

Конечно, сло ва своего Садовник никогда не держал. Едва оказавшись на свободе, он швырял Пола в пещеру и брался за старое. А Полу потом приходилось выискивать его и тащить обратно, пока он не натворил беды.

Но вот он снова в пещере.

Теперь Пол мог наконец расслабиться.

Пол знал, что Садовник сделал на этот раз. Тот сам ему рассказал. Сказал, что это была его обязанность. Божественное поручение. И что Пол должен попытаться понять. И Пол снова объяснял ему:

— Нет, ты… То, что ты делаешь… Нельзя так… Это злые поступки. Я не это имел в виду… Нет, совсем не это…

И Садовник, запертый в пещере, притворялся, будто слушает его. А потом притворялся, будто плачет. И Пол вынужден был уходить, чтобы не слышать этого. Ибо Бог есть любовь. Он — любовь. И он снова его выпустит.

Он сидел у пещеры и пытался расслабиться.

Вдыхал воздух. Подставлял лицо солнцу. Слушал журчание реки. Смотрел на воду. Смотрел, как на водную гладь падают листья.

Расслабься.

Не думай о Садовнике. Не думай о том, что нужно его выпустить.

Не слушай его вопли. Слушай только воду.

Расслабься, просто расслабься.

И не думай о том, что сделал Садовник.

И что он сделает вскоре.

Как только Пол снова его выпустит.

ГЛАВА 48

Роза злилась. Злилась не на шутку.

Конечно, гнев не был ей в новинку, но только не такой — быстрый, внезапный. Глубинный, нутряной. Прицельный.

Гласс позвонил ей утром. Она уже не спала. Казалось, она вообще никогда не спала. С тех пор как ей дали бессрочный больничный, ее мучила бессонница, о чем она предпочитала не рассказывать ни Марине, ни остальным полицейским врачам. Страшная, почти хроническая бессонница. Она испробовала все: обычные аптечные таблетки, сильные лекарства, рецепты, которые ей выписывал семейный врач, пробовала напиваться на ночь, заниматься спортом до полного изнеможения, даже принимала долгие горячие ванны. И ни одно средство не срабатывало.

Поэтому пришлось учиться жить в состоянии вечной сонливости. Учиться лежать по ночам в кровати и глазеть в потолок. Она закрывала глаза и проигрывала фильм на экранах своих век. Всегда один и тот же фильм. Всегда.

Она на яхте, неподвижная, ее трогают эти руки… Она борется, она проигрывает…

Тогда она открывала глаза — и видела те же стены, тот же потолок, свою спальню. Тишина, тени. И Роза. Одна. Неизменно.

Она даже пыталась уйти с головой в секс. Без любви, разумеется: в подобной близости она сейчас не нуждалась и не хотела, чтобы кто-то лез ей в душу. Нет, обычный секс. Просто чтобы взбодриться, почувствовать себя желанной. Живой. Чтобы рядом лежало чье-то тело и тени не могли подступить к ее кровати. Чтобы она смогла наконец уснуть. Но и это не подействовало: она довольно скоро уяснила, что не выносит ничьих прикосновений. И ей противно было лежать с кем-то рядом всю ночь. Заснуть она все равно не могла и только смотрела на очередного постороннего мужчину, с ужасом считая минуты до того момента, когда он проснется и снова начнет домогаться ее, принуждать, заставлять…

Нет.

Так что приходилось справляться с тишиной и тенями в одиночку. Выбора не оставалось. И, если говорить начистоту, излечившейся она себя не считала. Нет, она просто стала сильнее. Приобрела дополнительное оружие.

И этого достаточно. Должно хватить.

Но она все-таки злилась. Особенно после звонка Гласса.

— Звоню узнать, как ты поживаешь. Как продвигается расследование?

Как всегда, деловой тон. Но… Ей показалось, или он действительно намекнул, что думает о ней у себя дома? Может, фантазирует? Пытается представить, во что она одета? Да нет, теперь уже фантазирует она.

Она вспомнила прошедший день. Драку в пабе. Разумеется, никто не донес на нее в полицию.

— Все путем, — сказала она. — Хочу сегодня проверить пару вариантов. Бывшие парни, всякое такое. Пока ничего конкретного.

Она сидела на краю расстеленной кровати, и ей казалось, что этой комнатой — даже не всей квартирой в целом, а одной этой комнатой — ограничивался ее мир. Телевизор в углу, груды одежды, как чистой, так и грязной, на полу, кружки застарелых следов кофе на недочитанных книжках в мягком переплете, тарелки с засохшими огрызками. Она тяжело вздохнула.

— Как ты думаешь, сколько тебе понадобится времени?

— Пока не знаю, — ответила она и пнула пустую винную бутылку под кровать, где та, глухо прокатившись, звякнула о свою сестру-близняшку и замерла. — Но, думаю, немного. Что-то да выплывет.

— Хорошо.

— Я думала, мы сегодня встретимся и нормально поговорим.

— Да… — Гласс заговорил осторожнее. — Сегодня будет трудно. Тут сейчас самая жара.

— Я думала, мне сегодня нужно прийти в участок.

— Нет! — поспешно выпалил Гласс. — Я же говорю, работы невпроворот. Есть парочка дел, на которые брошены все силы. Думаю, пока нам лучше общаться так.

И тут Роза начала свирепеть. Потому что поняла, что он задумал. Он выводит ее из игры. Сажает на скамейку запасных. И она прекрасно понимала, кому отдают все помещения и кадры. О да! Даже спрашивать не пришлось.

— Ладно. Хорошо. Я позвоню, когда узнаю что-то новое.

И положила трубку. Точнее, швырнула ее на кровать и села рядом.

Фил Бреннан. Опять этот проклятый Фил Бреннан. Вечно он ей мешает! У нее был специальный резерв ненависти лично для него. Потому что он воплощал в себе все те качества, к которым она безнадежно стремилась. Он был успешным. Его все любили. Его постоянно повышали. Да, ее недавно тоже повысили, но все же… Его повышали охотнее. Вечно так!

Она снова обвела комнату взглядом. Это ее мир. Все, что у нее есть. Все, чего она добилась.

Она никогда не хотела работать в полиции. Чего она на самом деле хотела, так это произвести впечатление на своего отца — заслуженного, уважаемого, увешанного орденами старшего инспектора. В свое время он поймал множество воров. Все так говорили. Да и он сам так о себе говорил, разве что прибавлял крепкое словцо-другое.

Она восхищалась им. В рот ему, можно сказать, смотрела. Но только на расстоянии. Расстояние присутствовало всегда, даже до развода родителей. Отец всегда где-то пропадал: если не работал, то «заводил полезные связи». Мать ужасно злилась. Она утверждала, что если какие-то связи там и были, то только случайные. Со шлюхами. Сперва он отшучивался, уверял, что такова специфика его работы, что по-другому в полиции нельзя. Он якобы должен ходить в эти бары, его должны видеть на этих вечеринках. Мать молчала. Только сверлила его ненавидящим взглядом. И все катилось привычной колеей.

Она закрывала глаза на его пьянство и скоротечные интрижки и скрепя сердце принимала внезапные подарки — бонусы, так сказать. Поездки за границу, ремонт, новые машины. И все это падало как снег на голову. Дурой она не была — знала, что ее подкупают. И пускай неохотно, но соглашалась участвовать в этом сговоре. Лишь бы не знать доподлинно, что творится в другом, соседнем мире, лишь бы спокойно жить в своем.

И этот домик — не то карточный, не то стеклянный — стоял много лет.

Пока один мир не вторгся в другой. Пока мать не узнала, что заразилась гонореей.

Как он мог? Как он посмел? Да, деньги, поездки — это все замечательно. Она терпела, сколько могла. Пил? Пожалуйста. Трахал этих шлюх, пускай… Это одно, но принести болезнь в дом, заразить ее… Это совсем другое. Это недопустимо.

Отец пытался снять с себя ответственность и лопотал что-то в духе «С кем не бывает?». Но мать не сдавалась. Долгие годы затаенного гнева наконец дали течь. Гнев хлынул наружу. Она кричала, что прозрела, что пелена упала с ее глаз, — и теперь она видит, что он за человек.

Тогда-то он и ушел. Но сперва… сперва он ее ударил. Сильно. Она упала на кухонный пол, лежала в крови среди выбитых зубов и корчилась от боли. Его гнев тоже вырвался наружу после стольких лет заточения.

И Розу с братом отныне воспитывала женщина, внутри которой сломался стержень. Эта женщина мало разговаривала, вяло реагировала на внешние раздражители и ходила, как сомнамбула. Всю оставшуюся жизнь.

Неудивительно, что Роза ненавидела своего отца. Но мать она ненавидела еще больше — за бесхребетность, за овечью покорность, за то, что та перестала жить задолго до смерти. Когда у нее наконец обнаружили рак, это даже принесло облегчение. Дало оправдание. Но Роза так ее и не простила. Ненавидела до последнего.

И по-прежнему старалась выслужиться перед отцом, завоевать его расположение. Для этого-то она и устроилась в полицию. Но это не помогло. Отец продолжал жить где-то на южном побережье, с уже третьей по счету женой, и связи с дочерью не поддерживал. Она надеялась, что он позвонит хотя бы после того, как о ней написали в газетах в связи с поимкой того маньяка. Но нет. Может, он тоже умер? Она надеялась, что это так.

…Роза встала и пошла в душ.

Может, пробежаться? Дать выход этой слепой ярости… Нет. Она направит ее в иное русло.

В рабочее русло. Сходит в морг, взглянет на тело Фэйт Ласомб. Проверит, что записано на камерах слежения в Ньютауне и на подъезде к Уэйкс Колну.

Потом еще раз наведается к Донне Уоррен.

Пусть не держит ее за идиотку.

Ее приятно обдало горячей водой.

Но воду невозможно нагреть до той температуры, которая устроит Розу.

ГЛАВА 49

— Держи себя в руках. Вот и все. Просто держи себя в руках.

На том конце тяжело вздохнули. Человек был явно раздражен, но не хотел подавать виду.

— Да, но…

Мэр не удовлетворился этим нехитрым ответом.

Снова тяжелый вздох.

— Тебе досталась самая простая задача, — сказал Законодатель. — Ты вообще ничего не делаешь. Даже Учитель, и тот что-то делает.

Молчание.

— Наверное, уже жалеешь, что позвонил мне.

Ответа не последовало. Законодатель счел это знаком согласия.

— Меня не предупредили, — сказал Мэр. — Вы санкционировали… это и ничего мне не сказали! Кто-нибудь еще знал?

— Учитель.

— А он почему мне не сказал?

— Потому что я ему приказал. Я хотел сам с тобой поговорить. Я же знал, как ты к этому отнесешься. И мои прогнозы оправдались.

— А тебе не кажется, что вы слишком далеко зашли? Вы… пересекли черту.

— Нет. Уивер представлял собой опасность. Никто не смог бы с уверенностью сказать, как он поступит в следующий момент. Лучше не придумаешь. Теперь всем плевать на нашу доставку. Никакого давления.

— А как же… Нас ведь должно быть четверо. Кто станет новым Миссионером?

— Мне казалось, что уж с этим-то проблем не возникнет. По-моему, наш иностранный друг — идеальная кандидатура.

— А если он… откажется?

— Откажется? Почему?

Снова молчание.

— Послушай, — сказал Законодатель, — ты просто занимайся своим делом, и все. Не отвлекайся. Все организационные моменты возложены на твои плечи. Я пока займусь своим делом, а скоро вступит и Учитель. Все пройдет как по маслу.

— А как же мальчик? Что с мальчиком?

Законодатель гадко хихикнул.

— Все улажено. Безукоризненный план. И ничем нам не грозит.

— А мне не положено о нем знать?

— А ты хотел бы?

Мэр не ответил.

— Я так и думал.

Молчание.

— Слушай. Тебе лучше успокоиться. Ты же сам знаешь, что делать. Всю вину свалят на Уивера, уж мы-то проследим. А потом устраним и Садовника.

— Об этом я тоже не должен спрашивать?

— Как хочешь. Но, честно говоря, он нам больше не нужен. В сложившихся условиях… Он просто лишний человек. Это вопрос решенный.

— Вы уж поосторожнее, — посоветовал Мэр. — Он опасен.

Законодатель рассмеялся.

— Я, знаешь ли, тоже опасен! Не вешай нос. До скорого.

И связь прервалась.

Мэр растерянно смотрел на трубку, не понимая, как обычный кусок пластмассы, металла и стекла мог столь сильно влиять на его жизнь.

Он встал, сделал глубокий вдох, напряг мускулы, расслабился.

И принял решение.

Еще один вдох — и медленный выдох.

Выбора не было.

Обратной дороги — тоже.

Мэр был готов.

ГЛАВА 50

Гостиница стояла на отгороженной территории — здание примерно шестнадцатого века, как прикинул Фил. То, что некогда было загородным поместьем земельных аристократов, превратилось в пристанище для привилегированных классов. Уютно умостившись среди деревьев, в кольце гравийной дорожки, гостиница заманивала посетителей теплой атмосферой и льстила их самолюбию. «Да, — словно шептала она, — вы сделали правильный выбор». Фил хотел бы когда-нибудь привезти сюда Марину на уик-энд.

Тогда почему у него вдруг возникло то же чувство, с которым он впервые смотрел на дом с костяной клеткой?

Под хруст мелкого гравия он припарковал «ауди» у парадного входа и выключил мотор. Умолкла музыка — песня о монстрах группы «Band of Horses». Он какое-то время просто смотрел вперед. Все вокруг напоминало декорации к фильму. Сама гостиница казалась задником к какой-то костюмированной драме, но появление полиции сместило жанр от «Аббатства Даунтон» к «Инспектору Морсу».

Чем дольше он смотрел на здание, тем тревожнее становилось на душе. Он вспомнил о недавнем разговоре с Глассом, который тоже по-своему растревожил его.

Поначалу Фил был даже рад уединиться в кабинете Гласса, где его не могли достать расспросы Марины. Но как только он оказался внутри, по выражению лица главного инспектора стало ясно, что тот пригласил его не просто так. У него были свои причины — и, судя по всему, причины не из приятных.

— Присядь, Фил, — сказал Гласс, отрываясь от монитора.

Фил сел.

— Ну что же…

Гласс не сводил глаз с открытой на столе папки. Избегал его взгляда.

«Прекрасное начало», — подумал Фил.

— У меня на сегодня назначена встреча с начальником полиции. В Хелмсфорде.

Гласс сделал паузу, словно ожидая от Фила ответа.

— Правда?

— Да. Я думаю, он официально подтвердит мое вступление в должность. На полную ставку.

Гласс откинулся на спинку кресла. Фил по-прежнему видел на этом месте его предшественника.

— Поздравляю, — сказал он.

Гласс сдержанно улыбнулся и кивнул, принимая поздравление как должное.

— Спасибо. — Улыбка мигом сошла с лица. — И в свете этих событий мне показалось, что нам с тобой надо кое-что обсудить.

Фил почувствовал, что от него снова ждут какого-то ответа, но решил промолчать.

А Гласс, решив, что это почтительное, а не выжидающее молчание, продолжил:

— Похоже, нам с тобой придется работать вместе, Фил. И я считаю нужным предупредить тебя, что мой стиль управления в значительной мере отличается от стиля моего предшественника.

«Началось», — подумал Фил.

— Мне уже волноваться или еще рано? — с деланной беззаботностью спросил он.

Опять улыбка, уже вторая. И это от человека, который, складывалось впечатление, улыбается по строгому расписанию. Недобрый знак.

— Не знаю. Разумеется, мы будем работать вместе, но я как старший по званию намерен внести определенные коррективы в работу этого отдела.

Фил почувствовал, что начинает закипать.

— Вы считаете, что я не справляюсь со своими обязанностями?

— Нет-нет, что ты. У тебя практически стопроцентная раскрываемость.

Фил ничего не сказал. Это была чистая правда.

— Но, с другой стороны, это же отдел по борьбе с особо опасными преступлениями.

Раздражение стало очевидным.

— В смысле?

— В самом названии содержится подсказка. Особо опасные. Их ведь легче всего раскрывать, не правда ли? — Не дав Филу ответить, он продолжил: — Взять, к примеру, убийство.

Нашли тело. Кто же убийца? Тот, кому это выгодно. Допрашиваете подозреваемого. Он во всем сознается. Дело закрыто. Правда же, легко?

— К чему вы клоните?

— Ни к чему. Просто такие преступления не кажутся мне особо опасными. В твоем распоряжении много ресурсов. Другие отделы завидуют.

— Что вы имеете в виду? Все наши ресурсы необходимы для эффективной работы. Вы вообще видели, чем мы занимались последние годы? А чем занимаемся сейчас?

Гласс попытался, пусть и с долей иронии, примирительно поднять руки, но этот жест попросту не входил в его репертуар.

— Я что хочу сказать… У вас никогда не возникает проблем с финансированием. А в наши нелегкие времена кое-кто может счесть подобное финансирование роскошью, а не первой необходимостью.

— Значит, вы хотите перераспределить бюджет нашего отдела? И куда пойдут эти деньги?

— Фил, — сказал Гласс, складывая руки в жесте, которому он, должно быть, научился на каких-то менеджерских курсах, — не опережай события. Я навел справки о твоем отделе и лично о тебе. Конечно, результаты говорят сами за себя, но… давай начистоту. Ты руководишь своей командой, как феодал.

Фил не поверил своим ушам.

— Что?!

— Возьмем для примера последний брифинг. Ты поставил под сомнение мою компетентность. Причем на глазах у всех.

— И что? Вы отпустили человека, который был важным свидетелем, а то и подозреваемым, не проконсультировавшись со мной.

— Бытует мнение, что именно для этого в полиции и проводятся брифинги. Чтобы все поделились последними новостями.

— Подобные решения нельзя принимать без моего согласия. Вы обязаны были уведомить меня. Вы нарушили протокол.

Гласс несколько секунд молча смотрел на него.

— Как я уже сказал, протокол в ближайшее время изменится.

— В частности, теперь будет необязательно держать меня в курсе? И важные решения касательно моего расследования можно будет принимать без согласования со мной?

Гласс заговорил тише, злее:

— Детектив-инспектор, вы, возможно, привыкли к снисходительности моего предшественника, но со мной этот номер не пройдет. Мы все будем делать так, как нужно. Как нужно лично мне. В моем отделе нет места инакомыслящим, будь то лично вы или кто-то из вашей команды.

— Никаких инакомыслящих в моей команде нет, — отрезал Фил.

— Это спорный вопрос.

— Нет. — Фил тоже подался вперед, причем не менее агрессивно. — Что вас не устраивает в моей команде?

Гласс снова заглянул в папку.

— Поведение некоторых офицеров легко расценить как несоблюдение субординации. Я…

Фил вскочил, как отпущенная пружина.

— Бред! Я поощряю творческий подход в своих подчиненных. И результаты нашей работы доказывают продуктивность этого. Отсутствие строгой субординации помогает нам раскрывать больше преступлений.

Взгляд Гласса стал острым.

— Теперь ясно, кто служит им примером. Ты оказываешь на них тлетворное влияние, Фил. Это называется «синдром мисс Джин Броди». Ты их… пленяешь.

— Пленяю?! — Фил едва не расхохотался. — Мы что, перенеслись в роман девятнадцатого века?

Голос Гласса стал холоден как лед:

— Ты одеваешься, как студент, а не как служащий полиции. Ты дерзишь начальству. И, насколько я понимаю, твои методы дознания балансируют на грани дозволенного.

— Я добиваюсь результата. Практически стопроцентного, вы сами только что сказали.

— После сегодняшней беседы с начальником полиции здешним порядкам придет конец. Ты по-прежнему можешь добиваться своих умопомрачительных результатов, но делать это будешь по моему уставу.

— А если меня не устраивает ваш устав?

— Незаменимых людей нет.

Филу хотелось ударить его.

— Кстати, — сказал он дрожащим от гнева голосом, — Микки сказал, что вы вернули Розу Мартин.

Гласс на мгновенье опешил, но быстро справился с собой.

— И что?

— Зачем?

— Она не твоя подчиненная. Это тебя не касается.

— Еще как касается. Она когда-то была моей подчиненной, а потом ушла на долгосрочный больничный. Она не могла выздороветь так быстро. Она не готова.

— Я проконсультировался с ее психологом, прежде чем принять это решение.

Фил очень сомневался, что это правда: он хорошо знал Марину.

— Даже Стиви Уандер увидел бы, что она не в состоянии работать.

Теперь Гласс выглядел так, будто хотел его ударить.

— Спасибо, что высказал свое мнение. Буду иметь в виду.

— К тому же вы повысили ее в звании.

Лицо Гласса налилось кровью.

— А ты откуда знаешь?

— А это что, секрет?

— Карьера других офицеров не должна тебя заботить.

— Вы совершаете большую ошибку.

Сдержанная улыбка.

— Опять-таки спасибо, буду иметь в виду.

Но Филу хотелось еще многое ему сказать. Ему нужно было это сделать. Но он понимал: бесполезно переливать из пустого в порожнее. Он глянул на часы.

— Куда-то спешишь?

— Ага, — сказал Фил, поднимаясь со стула. — Надо, знаете ли, одно убийство раскрыть. Но вы не волнуйтесь, это же проще простого. К обеду управлюсь.

Он вышел из кабинета, прежде чем Гласс успел что-то сказать.

И вот теперь он стоял перед гостиницей и не мог оторвать от нее глаз.

Он старался забыть о неприятной беседе с Глассом. Старался отогнать тревожное чувство, гнездившееся в груди. Сосредоточиться на работе. Жадно глотнув воздуха, Фил пролез под ленточным ограждением и пошел к главному входу с удостоверением в руках.

Ну, поехали.

Никто не преградил ему путь.

ГЛАВА 51

«Все совсем другое», — такая мысль первой пришла Филу в голову. Другая форма, размер, возраст, все. Все абсолютно не такое, как в доме у подножия Ист-Хилла. В доме с клеткой. Ничего общего.

И тем не менее его преследовало то же самое чувство. Мысленно ругая себя за глупость, он подошел к входу. Здание было, конечно, очень красивое, с этим спорить бесполезно. Переступив порог, он очутился в приемной с каменным полом и облицованными деревом стенами. Древесину клали, очевидно, давно, но она замечательно сохранилась; камень на полу обтесали бесчисленные подошвы на протяжении веков. Все настоящее, понял он.

— Детектив-инспектор Бреннан, — представился Фил девушке за стойкой, демонстрируя свое удостоверение. — Джейн Гослинг уже здесь?

Девушка была симпатичная. Темный форменный костюм, белая блузка с глубоким вырезом. Волосы зачесаны назад, в ушах — крупные серьги. Умело наложенный макияж. Она нахмурилась, но даже морщинки у нее на лбу были прелестны.

— Она у нас снимает номер?

Сильный акцент. Скорее всего, восточноевропейский, точнее определить Фил не смог.

— Нет, она расследует произошедшее здесь убийство.

— Ах да. — Она подозвала своего коллегу — молодого парня со стрижкой ежиком и неподдельным энтузиазмом на лице — и попросила подменить ее. — Идемте, я вас провожу. — И скрылась в дверях, ведущих в основное помещение гостиницы.

Фил и так знал, где находится нужный ему номер, но не хотел, чтобы его сочли самодовольным копом (он сам таких презирал), поэтому молча последовал за девушкой. Отвести взгляд от ее едва прикрытых юбкой-дудочкой ножек и острых каблучков было весьма проблематично. «Должно быть, — подумал он, — у Мэрилин Монро была точно такая же походка». Если бы она шла по песку, отметины от каблуков выстроились бы в прямую линию.

Фил сделал над собой усилие и огляделся по сторонам. Те же деревянные панели на стенах, тот же камень на полу. Они дошли до центральной площадки с камином, в котором, правда, не горел огонь, и поднялись по высокой лестнице. Древесина на стенах сменилась обычной штукатуркой и витражными окнами. По пути им даже попались стоячие доспехи.

Фил заглянул через раздвижные двери в закоулок, где дерево на стенах казалось еще старше, чем в коридорах.

— А что там?

— Часовня, — ответила девушка.

— Часовня?

— Да. Рыцарей-тамплиеров. Очень древняя. Хотите зайти?

— Если вас не затруднит.

Первым, что заметил Фил, войдя внутрь, был поразительный холод. Стены в часовне были сложены из тяжелого камня. Окна украшали витражи. Это напоминало путешествие на машине времени. Он ощутил присутствие истории, старины.

— Здорово, — сказал он. — Сколько же этой часовне лет?

— Много. — Она поспешила одарить его извиняющейся улыбкой. — Я и сама не знаю.

— Ясно. — Он взглянул на стену напротив с врезанной гигантской дверью, такой массивной и старой, что часовню, казалось, строили вокруг нее. — А куда она ведет?

— Никуда. Там тупик.

— Понятно.

— Идемте?

Девушка указала в направлении, откуда они пришли.

И Фил последовал за ней по ступенькам.

— Если не секрет, откуда вы родом? Произношение у вас явно не здешнее.

— Из Литвы, — с улыбкой ответила она. — Я приехала сюда работать.

— Понятно. И как, нравится?

На этот раз она не обернулась.

— Нормально. — И, решив, вероятно, что это слишком короткий ответ, добавила: — Весело бывает.

— Хорошо.

До самого номера они шли молча.

— Проходите.

На миловидное личико словно набежала туча. Он бы и сам догадался, какая ему нужна дверь, — та, которую перегородила желтая лента.

Фил поблагодарил, и девушка удалилась, оставляя такую же ровную вереницу отметин на ковре.

— Можно войти? — спросил он через дверь.

— Только оденься, — отозвался голос изнутри, и в коридор вылетел сверток в полиэтилене.

Фил развернул его, надел защитный костюм и вошел.

В номере его уже ждала Джейн Гослинг.

— Ну как тебе? — поинтересовалась она.

Фил сразу заметил, как здесь изменилась обстановка. Во-первых, труп убрали. Теперь он покоился в морге, дожидаясь самого скрупулезного анализа всех своих составляющих. Адам Уивер уже не был человеком — он стал обыкновенным мертвым организмом. Часами, которые уже не починишь, часами, к которым не прилагалась инструкция, а потому непонятно, что остановило их механизм.

Фил терпеть не мог атмосферу, которая царила на месте преступления после устранения тела. Отсутствие жизни было еще хуже, чем потеря жизни. Убийство было, конечно, концом, но также и началом, ведь с него начиналась работа Фила. А эти помещения, наполненные воспоминаниями о смерти, доказывали, что жизнь все же продолжается. И однажды на месте трупа, вывезенного в морг, окажется он сам.

Фил покачал головой. С тех пор как родилась Джозефина, его одолевали все более и более мрачные мысли. Ее существование служило напоминанием: мир не закончится с его исчезновением. Мир будет продолжаться без него, зато с ней. Он понимал, что так и надо, что такова жизнь, но легче от этого не становилось.

— Ну, рассказывай, — сказал он, в который раз дав себе слово, что сосредоточится на насущных проблемах. — Как успехи?

— Да пока не очень. Мы опросили соседей. Никто не видел и не слышал ничего подозрительного. Ничего. Только когда девушка начала кричать.

— А что насчет персонала?

Джейн покачала головой.

— То же самое. Не слышали, не видели. Только крики.

Фил кивнул и снова огляделся по сторонам. Он видел перед собой пустоту. Чувствовал отсутствие чего-то. «Надо мыслить конкретно, — велел он себе, — а не абстрактно».

Пиджак Уивера до сих пор лежал на кровати, остальная одежда висела в шкафу. Рядом, среди разнообразных сексуальных игрушек, валялось женское нижнее белье. Судя по обрывкам упаковки, только что купленное.

Фил нахмурился. Что-то тут не…

— Джейн, а откуда эта девушка приехала? Та, которая застала убийство.

— Не знаю, — пожала плечами Гослинг.

— Как ее зовут?

Она сверилась с записями в блокноте.

— Мария… Боже, дальше прочесть не могу! На, посмотри сам.

— Луко… шевич… иус… ичиус… Что-то вроде того.

— Явно из Восточной Европы.

— А точнее не знаешь? Из какой страны?

Джейн снова заглянула в блокнот.

— Говорит, из Литвы. А что? — нахмурившись, спросила она.

— А то, что Уивер тоже жил в Литве. И девушка с ресепшена, которая меня сюда привела, тоже оттуда. И строитель, с которым говорил Микки…

— Случайность или закономерность?

— Не знаю, — сказал Фил. — Пока не знаю. — Он еще раз обвел комнату взглядом. Ему срочно нужно было выйти отсюда. — Я пойду осмотрю окрестности. Мало ли, вдруг что попадется.

Воздух на улице был холоднее, чем вчера. Лето проигрывало битву с осенью. Листья уже краснели и коричневели. Он обогнул гостиницу, прошел мимо кухни и ряда мусорных баков. Там и сям были разбросаны хозяйственные пристройки — старинные, но не такие симпатичные, как главное здание. Там, видимо, жил обслуживающий персонал. А дальше текла река.

Он дошел до берега и остановился. Что-то постепенно завладевало им — не просто чувство, не просто эмоция, нет. Что-то зримое, ощутимое, плотное. Воспоминание.

Сердце дрогнуло в груди, когда он понял, в чем дело. Он снова посмотрел на реку, на гостиницу. На крышу, где среди веток выделялись печные трубы. На линию горизонта.

И услышал то, что говорила ему память.

Он бывал здесь раньше!

ГЛАВА 52

Самюэль Листер шел по больничному коридору и с наслаждением ловил на себе взгляды. Улыбки. Сплошные улыбки. И что самое приятное, даже если он им не нравился, они все равно улыбались.

Работа у него, что ни говори, прекрасная. В основном. Возиться с подчиненными, бегать по совещаниям — это, конечно, утомляло, но все остальное вполне компенсировало эти неудобства. Щедрые обеды и веселые вечеринки. Гольф. Машина, которую оплачивала клиника. Деньги. О да, деньги. И бонусы. Эти милые-премилые бонусы.

Словом, трудно найти человека, который не был бы счастлив в должности больничного менеджера по персоналу.

Постукивая каблуками туфель по коридору, он планировал свой день. Все утро расписано, встреча за встречей. Как бы отвертеться? Что его там ждет, стратегическое планирование бюджета? Лучше, конечно, не пропускать. Хотя все вопросы, которые требуют реализации, можно решать и уровнем ниже, в среднем звене. Для этого их и нанимали.

Что дальше? Пообедать в городе, обсудить планы по расширению с приятелем из городского совета. За счет руководства, само собой. Потом, возможно, быстренько сыграть в гольф. Да. Что ж, вроде не худший денек.

Листер с улыбкой кивнул медсестре, та улыбнулась в ответ, как говорится, краем губ. Ему понравилось: вроде и скромно, а вместе с тем понимающе. Вроде нечего предосудительного, а все же со значением. Очень мило.

Он оглянулся, проводил ее взглядом. Молоденькая, симпатичная. Фигурка точеная. В самый раз. В самом соку. Он так их и характеризовал: в самом соку.

Он замедлил шаг, чтобы получше рассмотреть, как томно она покачивает бедрами. В самом соку, иначе и не скажешь. Мило.

Дождавшись, пока она скроется за углом, он зашагал дальше.

Мысли его, разгоряченные медсестрой, хаотично скакали. «Вот бы вернуться в прошлое!» — подумал он. Когда форма напоминала скорее одежку из секс-шопа, когда мужчины могли фантазировать о женщинах в форме, делать из формы фетиш. Сейчас совсем не то — функциональные, незатейливые балахоны. Не о чем фантазировать. Надо будет обсудить это на ближайшем собрании, сказать, что это поможет пациентам не падать духом.

Он вспомнил одного своего знакомого дантиста. Тот брал на работу только молоденьких и стройных ассистенток и наряжал их чуть ли не в прозрачные халатики. И белье они носили соответствующее — белое, кружевное. Листер искренне им восхищался. Как ему это сходило с рук? Список ожидающих приема у него был длиннее, чем список погибших на военном мемориале. Дантист указал на «мерседес», припаркованный у ресторана, где они сидели. «Эту машину, — сказал он, — полностью оплатили фантазии мужчин средних лет».

Листер улыбнулся, вспомнив его слова. Надо будет обязательно попробовать что-нибудь в таком же духе.

Телефонный звонок грубо вернул его к реальности. «Наверное, Джерри, — подумал он. — Звонит уточнить насчет гольфа».

— Алло.

Молчание. И слабые помехи.

— Алло?

Он разочарованно вздохнул. Наверное, какой-то автодозвон. Попросят не вешать трубку и нажать какую-нибудь цифру, чтобы воспользоваться услугой «секс по телефону» где-нибудь в Шри-Ланке. Он уже хотел было сбросить звонок, когда на том конце провода заговорили:

— Привет, Самюэль.

Он не сразу узнал этот голос. А когда все же узнал, мир бешено завертелся вокруг.

— Что… Что тебе надо? — Он остановился и прикрыл телефон ладонью, чтобы никто его не слышал. — Зачем ты звонишь?

— Хочу попросить об одолжении.

— Не буду я тебе делать никаких одолжений.

В горле вдруг пересохло. Голос словно пошел трещинами. Рот превратился в пустыню.

— Будешь, еще как будешь.

Листер огляделся по сторонам, будто ждал, что весь мир остановится вместе с ним. Но жизнь, как ни странно, продолжалась.

— Я... Все, я вешаю трубку.

Угроза прозвучала неубедительно, да и трубку повесить он даже не пытался.

— Надо же. Не повесил. Интересно почему?

Он снова огляделся. Разумеется, все на него таращились. Тыкали пальцами и хохотали над менеджером по персоналу, который покрылся испариной и бормотал, заикаясь, что-то нечленораздельное в свой айфон. На самом деле никто, конечно, не тыкал в него пальцем и не смеялся. Никто не обращал на него внимания.

— Я… Я…

— Ты будешь делать то, что я тебе скажу, Самюэль. Ты и сам это знаешь. За все надо платить, тебя предупреждали. И ты согласился. С радостью согласился, насколько я помню. Так вот, настал час расплаты.

— Я… Я… А если я не соглашусь?

Смешок.

— Ты действительно хочешь услышать ответ?

Листер тяжело вздохнул.

— Я… Я буду у себя в офисе. Перезвони мне туда.

Не дождавшись ответа, он прервал связь и спрятал телефон в карман. И снова огляделся по сторонам.

Первым порывом было бежать. Куда глаза глядят. Не разбирая дороги. Но он понимал, что это невозможно. Понимал, что его найдут где угодно. Даже не будут гнаться — просто скажут пару слов кому надо, и все решится само собой.

Сердце учащенно билось в груди. Он шел по коридору, слушая неистовое биение в груди, а люди со всех сторон кивали и улыбались ему. Он улыбался им в ответ. Как? Как у него это получалось? Притворяться, будто все хорошо, когда на самом деле он испытывал адские муки? А вот как. Его будто молнией ударило. В тот самый момент, когда последний брусок замка звонко выскочил из паза, его осенило: он ведь так уже поступал. И не раз. Оставаясь нормальным, приветливым, общительным человеком, он втайне совершал… иные поступки. И последствия этих поступков наконец его настигли. Столкновение миров, если угодно.

Он велел секретарше ни с кем его не соединять и закрыл за собой дверь. Сел за стол. Ждал.

Ждать долго не пришлось.

— Что тебе нужно?

Он знал, кто это, не пришлось даже проверять номер.

— Я же сказал: ты передо мной в долгу. А долг платежом красен.

— Я… Не могу…

На глазах у него выступили слезы. Он готов был сдаться.

— Можешь. И сделаешь это.

Он открыл было рот, но не смог придумать достойного ответа. Никакого ответа и не могло быть.

Тишина.

И наконец вздох.

— Ладно. Что я должен сделать?

Ему подробно рассказали.

И Самюэль Листер понял, что все остальное уже не имеет никакого значения.

Это конец.

ГЛАВА 53

— Мне очень жаль, но я, увы, ничего не могу поделать.

С этими словами Линн Виндзор развернулась к Микки спиной и пошла, как военачальник, давший команду «Разойдись!».

«Еще как можешь!» — процедил про себя Микки и последовал за ней.

Он вернулся в эту юридическую контору разузнать, что сможет, об Адаме Уивере, но дело стопорилось. Точнее, его стопорила лично Линн Виндзор.

— Линн, пожалуйста, не уходите.

Она остановилась и, издав усталый вздох, посмотрела на него. Лицо у нее изменилось по сравнению с предыдущим визитом, черты стали жестче. Никакого флирта в манерах — чисто деловое общение. Ей не терпелось поскорее избавиться от докучливого копа.

— Мне надо поговорить с вами. И с вашим начальником. Я видел Адама Уивера здесь. Вчера. Он шел на какое-то совещание. В следующий раз я увидел его вчера вечером, и он уже ни на какие совещания не спешил, потому что был мертвее мертвого.

— Что?

Глаза у нее полезли на лоб.

— А вы не смотрели новости? Газет не читали?

— Нет.

— Его нашли в гостиничном номере. Убийство.

— Господи…

— Да уж. Так что я хватаюсь за любую соломинку.

Линн Виндзор смотрела в пол. Плечи ее вздрагивали.

— Давайте… Давайте побеседуем у меня в кабинете.

Микки вошел за ней и закрыл дверь. Они сели за стол напротив друг друга.

— М-да… — протянула она, с рассеянным видом листая бумаги и по-прежнему не поднимая глаз. — Так, объясните мне еще раз. Что произошло? И чего вы от меня хотите?

— Я хочу узнать, зачем Адам Уивер приходил к вам вчера. С кем он встречался, что обсуждал, какие у него были дела в вашей фирме.

— Он встречался с моим боссом. А что они обсуждали… — Она передернула плечами. — Этого я вам сказать не могу.

— Тогда я мог бы встретиться с вашим боссом.

Это был даже не вопрос, а утверждение.

— Его… его сейчас нет на месте. И я не знаю, когда он вернется. — Молниеносный взгляд на него — и снова в сторону. — Извините.

Микки знал, когда ему врут. Также он знал, когда безапелляционность помогает, а когда вредит. Сейчас было не самое подходящее время, такая тактика не принесет результата.

— Но мне все-таки придется с ним встретиться. Рано или поздно.

— Хорошо, я узнаю, согласен ли он.

— Линн, меня не волнует, согласен он или нет. Неужели вы не понимаете? Это расследование убийства. Если надо будет, я получу ордер.

«Да, — подумал он, — ордер не проблема. Вот только стоит ли обычная беседа стольких хлопот?» Линн тоже наверняка должна была это понимать, но почему-то притворялась, будто не понимает.

— Конечно. Но не я принимаю решение. Я ему обязательно передам…

— Спасибо.

Он улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ, но лишь на одно мгновение.

— Разумеется, я не знаю, сможет ли он вам помочь… Конфиденциальная информация, сами понимаете.

— Разумеется. — Микки понял, что больше ничего от нее не добьется, и пошел на попятную. — Ну, спасибо, — с улыбкой сказал он.

Она тоже улыбнулась и кивнула. Но Микки смотрел на нее, перебирающую бумаги, беззаботно поигрывающую скрепкой, и понимал, что она что-то скрывает. Что она чем-то недовольна. Тело ее явно было напряжено.

— Вы в порядке?

Она вздрогнула как громом пораженная и выронила скрепку на стол.

— Да, конечно. А что?

— Ну, не знаю. — Он улыбнулся и снова сел. Никакого профессионального интереса, только личное участие. — Просто вы, похоже, чем-то… озабочены.

— Ну да… — Опущенная голова, вздох. — Наверное… Я просто… только что рассталась с парнем.

— О, мне очень жаль.

— А у вас, детектив… У вас есть кто-то?

Микки почувствовал, как щеки его заливает румянец. Перед глазами встало лицо Анни.

— М-м… нет. Не совсем.

— Не совсем? — удивилась Линн.

— Нет. — Лицо Анни исчезло. — Нет, у меня никого нет.

Линн Виндзор кивнула, откинулась на спинку кресла, закинула ногу на ногу. Улыбнулась. Микки старался, но не мог оторвать глаз от ее груди.

Уловив направление его взгляда, она снова улыбнулась.

— У меня же есть ваш номер… Микки.

Он сглотнул. В горле пересохло.

— Ну да, мой номер…

— Позвонить вам, если… я что-нибудь узнаю?

— Я… — В комнате вдруг стало очень жарко. Невыносимо жарко. — Да. Было бы… Я… Да.

Он не мог поверить, что это происходит на самом деле. Азбучный пример соблазнения. Каждый коп проигрывал в голове этот сценарий. Сколько пьяных россказней, сколько фантазий вращалось вокруг подобных ситуаций! И вот он попал в такую ситуацию — и у него заплетается язык, а сам он краснеет, как школьник. Ну и ну!

— Хорошо. — Очередная улыбка. — Может, и я позвоню.

Он улыбнулся в ответ, но она уже отвела взгляд.

— Пора за работу. — Она встала. — Очень рада была вас видеть. Удачи. Я… я с вами свяжусь.

— Буду ждать с нетерпением, — буркнул Микки.

Он вышел из кабинета и, покачивая головой, отправился восвояси. «Буду ждать с нетерпением…» Кретин!

Но на губах у него играла улыбка.

ГЛАВА 54

Филу, расхаживающему по территории гостиницы, не нужен был гид.

Это место было ему знакомо, но так, словно он видел его во сне, а не наяву. Он был убежденным рационалистом и не верил в сверхъестественное. Когда по телевизору показывали передачи на тему мистики, он ругался и переключал канал. Но сейчас он стоял среди этих деревьев, у реки, и испытывал нечто… неописуемое. Теперь он не был ни в чем уверен.

Он коснулся ближайшего дерева, оказавшегося гигантским вековым дубом.

Что он почувствовал, сложно сказать. Он почувствовал грубую кору, лишайник… Да, но это был лишь физический уровень. На глубине же залегали иные слои — слои времени. Он почувствовал все те долгие годы, что дуб простоял здесь. Почувствовал сущность, которая зародилась задолго до него и наверняка его переживет. Почувствовал постоянство. Непреклонную справедливость природы.

Не отрывая руки, он закрыл глаза, чтобы проникнуть еще глубже, понять, что его связывает с этим местом. Но даже закрытые глаза не помогли. Он не почувствовал ровным счетом ничего.

Он открыл глаза и отдернул руку в надежде, что никто за ним не наблюдает. Именно такие поступки и раздражали Гласса.

Он бы назвал его хиппи, а то и либералом. Сказал бы, что он представляет опасность для всей команды. Что он инакомыслящий. Фил улыбнулся бы, если бы не знал, что Гласс говорит серьезно.

За деревьями была гостиница, за гостиницей — площадка для гольфа. Фил не чувствовал родства с этими местами, ему незачем было туда идти. Странно. Интересно почему? Правда, он всегда ненавидел гольф, но не в этом же дело. Повинуясь инстинкту, он развернулся и пошел к реке.

Вода — быстрая, чистая — казалась холодной. Листва, опадавшая с деревьев по обоим берегам, порой ткала лесной ковер, а порой осыпалась в реку и уплывала вдаль.

Это было его любимое время года. Такие виды успокаивали, давали силу, приносили утешение. Если бы только не этот зуд в голове…

И не расследование зверского убийства.

Он дошел до самой кромки. Из земли кое-где торчали кривые шишковатые корни, обнаженные неотступной водной эрозией; ловушки для неосторожных.

На другом берегу дерево завалилось, вывернув корневище. Должно быть, после грозы. Или от сильных морозов. Потрясающее зрелище: корни торчали наружу полукругом, образуя естественный залив. «Или амфитеатр для животных», — подумал он с улыбкой. Где лесные зверьки смогут ставить спектакль «Речной патруль».

Он всмотрелся в корневище. За искривленными сучьями что-то таилось. Он присел на корточки, напряг зрение. Туннели. Там были туннели. Наверное, какой-то зверь вырыл. Кролики или барсуки. Для своих детенышей.

Туннели. Он почти физически ощутил это слово. Туннели…

Почему? Что это значит?

Он не знал, но понимал, что должен выяснить это. Он встал, отряхнул грязь с джинсов, огляделся по сторонам. Туннели.

Ведомый этим словом и собственной интуицией, он пошел вверх по течению.

Тропинка, тянувшаяся вдоль реки, постепенно сужалась, пока не исчезла совсем. Дальше начинались колючие заросли. Фил видел, что там продолжается территория гостиницы. Прикрыв лицо курткой, он ринулся в чащу. Шипы рвали на нем одежду и, когда могли, царапали голую кожу, впиваясь еще глубже, когда он пытался вырваться. Его как будто расстреливали из воздушной винтовки. Ветви хлестали по лицу, но он не сдавался, движимый одной-единственной неуловимой мыслью, вернее воспоминанием.

Лес становился все гуще. Солнце совсем скрылось за покровом листвы. Река, казалось, отдалилась, берег стал отвеснее. Он свернул к нему.

И сразу заметил на земле, на покрове свалявшейся листвы, вмятины. Следы. Кто-то тут уже проходил. И, похоже, совсем недавно.

Фил взглянул на ветки — многие были надломлены, некоторые оторваны. Он снова посмотрел на следы на слипшихся листьях. Они вели к берегу.

Дойдя до реки, он остановился и прислушался. Ни звука — кроме, конечно, журчания воды. Гостиница, в которой прошлой ночью жестоко убили человека, казалась такой далекой.

Обрыв был больше его роста. Следы исчезали у самой кромки. Фил опустился на колени. На земле виднелись отметины, как будто кто-то карабкался на пригорок, унеся мелкие комья с собой на подошвах. Он посмотрел вниз, но увидел лишь воду.

Лодка? Человек уплыл отсюда на лодке? Но почему полицейские, прочесывавшие местность, не искали дальше? Неужели они сдались, когда следы закончились? Он закрыл глаза и попытался представить, как поступил бы на месте преступника.

Приплыть на лодке… пришвартоваться… подняться на берег, пройти через заросли к гостинице… пробраться в номер… и обратно тем же путем.

Фил сосредоточился, выискивая изъяны в своей теории.

Убийца, вероятно, знал планировку гостиницы. Иначе как бы он прошел до номера и обратно, оставаясь незамеченным?

Он был уверен в своих силах. Знал, что сможет добраться до леса и уплыть. Безнаказанным.

Что-то не давало Филу покоя.

Туннели…

Он снова встал на колени и посмотрел с обрыва вниз. Шум воды слился с гулом крови у него в голове. Он придвинулся еще ближе.

Ухватившись за торчащий корень, он перелез через земляной гребень и пополз вниз. Когда высота была уже нестрашная, спрыгнул, замочив ноги в прибрежном грунте. Прямо перед ним открывался туннель. Точнее, нечто вроде пещеры. Темный зев, заросший бурьяном.

Он заглянул внутрь — и сердце у него оборвалось.

Из тьмы отделился силуэт. И этот силуэт становился все больше. Кто-то шел ему навстречу.

Кто-то стремительно надвигался.

ГЛАВА 55

Фил готовился к неизбежному. Бегство было исключено: он знал, что служебный долг обязывает его встретить то, что приближалось из пещерной мглы.

В куче тряпья, вывалившемся наружу, Фил за считаные секунды опознал Пола — бродягу, которого они вчера пытались допросить.

— Погоди! — выкрикнул Фил. — Я просто хочу поговорить…

Он попятился, споткнулся и упал. Послышался всплеск, и его тело обволокло холодом, как ледяным нижним бельем. Глаза отчаянно забегали в поисках какого-нибудь орудия для самообороны. Фил дернул за корень, торчавший из обрыва, но тот не поддался.

Пол приближался.

Кое-как, превозмогая тяжесть ледяной воды, пропитавшей одежду, Фил все-таки встал. Если бродяга ударит и он упадет в воду, защищаться будет трудно.

— Пожалуйста, я просто хочу поговорить. Пожалуйста. — Он вытянул руки, показывая, что безоружен. — Пожалуйста, Пол.

Силуэт замер.

Фил не стал терять времени зря:

— Я безоружен, и я тут один. Больше никого. Ну же, Пол. Я не причиню тебе вреда. Я просто хочу поговорить.

«Надеюсь, — подумал он, — этого будет достаточно».

Бродяга растерянно моргал, морщась от яркого солнца. Присутствие Фила явно выбило его из колеи.

— Зачем… ты пришел?

— Я…

Фил задумчиво почесал затылок, подбирая нужные слова.

«Скажу правду, — решил он. — Попробую сказать правду».

— Понимаешь, Пол, я приехал сюда, в гостиницу. Там произошло убийство. И я его расследую.

Сложно было сказать, какие именно эмоции одолевали Пола, но некая внутренняя борьба явно отражалась на его прикрытом грязными патлами лице.

— Убийство…

— Да. Убийство.

— Да… — кивнул Пол.

— Давай присядем, Пол, — не сводя с него глаз, предложил Фил. — Чтобы удобнее было разговаривать.

Он выбрал подходящий корень и вытер его, прежде чем сесть: не хотелось еще больше испачкаться и намокнуть. Пол опустился прямо на землю.

— Ну что, Пол, это наша вторая встреча за два дня… Что ты тут делаешь? Далеко забрался.

Пол, по-прежнему хмурясь, огляделся по сторонам, словно ожидая подсказки от деревьев.

— Я… Небеса.

Фил кивнул. Опять он, значит, за старое.

— Небеса? В каком смысле?

— Здесь! — Пол распростер руки. — Небеса. Расслабиться.

— Понятно. А как ты сюда попал?

Пол смотрел на реку.

— Вода принесла.

— На лодке приплыл, да?

Немигающий взгляд уставился прямо на Фила.

— Думаешь, я сумасшедший, да? — спокойно спросил Пол. Прямота его вопроса обескуражила Фила.

— Ну, я…

— Можешь не отвечать, — покачал головой Пол. — Я и так знаю. Все они считают меня сумасшедшим. Все вы. Ничего страшного. Да. Ничего… Может, так и есть. — Он, как мог, рассмеялся. — Пора бы. Все, что… все это… ну, понимаешь…

Не обращая внимания на пронизывающий холод, Фил придвинулся чуть ближе к бродяге.

— В смысле?

Пол снова завертел головой.

— Небеса. Здесь. Небеса. Раньше. Пока…

— Пока что?

Мутный взгляд снова впился в Фила.

— Я же говорил. Вчера.

И он отвернулся.

Что же Пол говорил? Вчера его слова казались абсолютной бессмыслицей. Какие-то невнятные аллегории…

— Да, ты говорил это. Но ничего не объяснял. Сказал, что это были небеса, что это был рай, пока не пришли плохие люди.

Пол кивнул.

— Да. Говорил, да. Злые, плохие. Говорил. Да…

— Прямо здесь, да? Сюда пришли плохие люди?

Пол снова мысленно посовещался с деревьями и неуверенно кивнул.

— Да, здесь. Здесь рай. Небеса. В Саду.

— В саду? В гостиничном саду?

— Это не гостиница.

— А что же это тогда?

— Это Сад, — повторил Пол, как будто не слышал вопроса глупее. — Всегда был Сад. Всегда и будет.

— Понятно. Сад…

Что-то было связано с этим словом, но что? Фил не мог вспомнить. Он решился пойти на риск и, презрев все, чему его учили, отбросив избранную тактику, сказал напрямик:

— Пол, когда я приходил сюда вчера ночью, да и сегодня тоже, я что-то почувствовал.

Пол косо поглядел на него. Глаза сузились до щелок. Он молчал.

Фил продолжил:

— Я не знаю, что именно. Не могу объяснить.

— А я думаю, что можешь.

Тон Пола изменился, он заговорил трезво, разумно. Приободрившись от этой внезапной перемены, Фил продолжил:

— Мне показалось, что… что я бывал здесь раньше. Что мне знакомы эти места.

— Продолжай.

— Но это невозможно! Я никогда тут не был. Как такое могло произойти?

— Может, ты все-таки был здесь раньше, но забыл.

— Как я мог забыть?

В глазах Пола горел огонек, но не безумия, нет, — огонек абсолютно ясного рассудка.

Фила успокаивали его отблески. Он был, мягко говоря, удивлен.

— Может, ты предпочел забыть об этом. А может, одна половина тебя предпочла забыть, а вторая пытается теперь докричаться до первой.

Фил задумался над его словами. Звучало вполне логично. Да, он сидит тут, мокрый до нитки, на берегу реки, в лесу, разговаривает с бомжем — и его слова звучат вполне здраво.

— Слушай себя, — продолжал Пол. — Доверься себе. Ответ — там.

— Где?

Пол подался вперед и ткнул Фила указательным пальцем в грудь.

— Здесь.

Потом отпрянул и замолчал.

Фил чувствовал, что разгадка близка.

— Мне в последнее время снится сон… Клетка в подвале… И я в ней…

На лицо Пола набежала тень.

— Нет. Нет… — прошептал он дрожащим голосом.

Но Фил не отступал:

— Мои сны… Они как-то связаны с этим?

— Нет… Не надо… Я не… Нет… Я не хочу об этом говорить.

— Но…

— Навахо. Они говорят, что сны — это связь. В снах ты связываешься с людьми.

— Но я…

— Тебе кто-то снится. Не надо. Не надо встречаться с этими людьми. Сейчас. Никогда. С тех пор как сад засадили заново… — Пол встал. — Мне пора.

Фил тоже встал.

— Пожалуйста, не уходи. Мне нужно… Мне нужно поговорить с тобой. Об убийстве в гостинице. О том, что случилось вчера.

— Я его не убивал, но мне его не жалко. — Пол несколько раз кивнул, словно чтобы придать вес своим словам. — Плохо, конечно. Но мне не жалко. — Он зашагал вдоль берега вверх по течению. — Я ухожу. Пожалуйста, не ходи за мной.

Фил попытался было последовать за ним, но Пол вскоре растворился в листве, а он застрял в колючих ветвях дерева. К моменту, когда он выпутался, бродяга уже исчез из виду.

Фил заглянул в пещеру, из которой вышел Пол. Заметил у входа тлеющее кострище и ямки — там, где Пол ковырял носком землю, чтобы погасить пламя. Почва была плотно утрамбована — должно быть, бродяга часто сюда наведывался. Дальше начиналась непроглядная тьма. Ничего больше не обнаружив и помня, что Гласс не относил Пола к числу подозреваемых, Фил пошел обратно к гостинице.

Слова Пола засели у него в голове.

Они, по идее, должны были внести ясность, но вместо этого озадачили Фила пуще прежнего.

ГЛАВА 56

С каждым шагом по коридору полицейского управления с Дона Бреннана слетало по прожитому году. Он рад был сюда вернуться. Очень рад.

Он специально принарядился по этому случаю: выудил из недр шкафа свой самый приличный костюм — темно-синий, камвольной пряжи, — примерил и с изумлением понял, что он все еще отлично сидит. Может, брюки слегка жали в поясе, возможно, штанины стали коротковаты и узковаты, а застегнуть пиджак было сложнее обычного, но никто со стороны этого не заметил бы. «Ну, не буду застегивать пиджак, подумаешь. А узкие брюки, — подумал он с улыбкой, — кажется, снова в моде».

Когда Дон утром выходил из дома, Эйлин улыбнулась ему так, как не улыбалась уже давно: она гордилась им. Гордилась, что провожает его на работу. Что он снова приносит пользу обществу. Улыбка, впрочем, быстро сошла с ее лица, когда она вспомнила, почему он на самом деле возвращается в полицию.

— А по-другому точно не получится? — спрашивала она.

Он отвечал, что нет. И она сама это знала.

— Главное, будь осторожен. Я хочу, чтобы ты вернулся целым и невредимым. — Эйлин провела рукой по лацкану его пиджака. — Я хочу, чтобы вся моя семья была целой и невредимой.

— Для этого я туда и иду, — напомнил он.

Она поцеловала его, стиснула в объятиях, как будто не хотела отпускать, но все же сдалась: выбора не было.

И он переступил порог. И пришел на свою старую работу.

Многое изменилось, спорить с этим было бессмысленно. Но принцип — ловить злоумышленников — остался прежним. Во всяком случае, Дон на это надеялся. На полицейских теперь наваливалось столько правил и указаний, что он недоумевал, как они вообще успевают делать что-то стоящее между бесконечными рапортами, отчетностями и прошениями. Даже когда дела были громкими, вроде этого. Бумажная волокита начала затапливать управление еще перед его пенсией, а сейчас уже бесповоротно вышла из берегов.

А вот обилие компьютеров его не смутило: у него дома был компьютер, и он нередко им пользовался. Эйлин даже бранилась из-за того, что с ним Дон проводит больше времени, чем с ней. Ни дать ни взять, главный сетевой старикан в Колчестере! Дон оплачивал счета онлайн, заказывал продукты в интернет-магазинах, рассылал знакомым шутки по электронной почте. Даже делал собственные открытки к Рождеству и к дням рождения.

Что его беспокоило больше всего, так это новый жаргон. Он понимал, что в любой профессиональной среде развивается свой язык, чтобы пришлым людям эта среда казалась какой-то конвенцией христиан-евангелистов. Но тут ситуация сложилась иная. Терминология, которую он застал, не претерпела практически никаких изменений, но слилась с каким-то новым менеджерским сленгом. Когда Гласс на утреннем брифинге заговорил об «ориентации на результат» и — худшие из слов! — «решениях проблем», Дону захотелось сунуть два пальца в рот. Но пока он сдерживал себя.

Он невесело ухмыльнулся. Гласс… «Ты у меня еще попляшешь, красавчик», — подумал он.

Дон завернул за угол, осмотрелся. Похоже, он на месте. Если, конечно, ничего не перенесли.

Участившееся сердцебиение сказывалось даже на его походке — дрожащей, неверной. Дверь была прямо перед ним. Он дернул за ручку. Заперто.

Этого следовало ожидать.

Он вытащил из кармана связку ключей. Воровато огляделся по сторонам — нет, слава богу, сюда редко кто захаживает — и вставил ключ в скважину.

«Пожалуйста, подойди, пожалуйста…»

И ключ подошел. Дверь отворилась.

Копию он сделал, еще когда служил в органах. Из архива всегда было сложно что-то вытянуть: нужно было подавать запросы, заполнять карточки — и только потом, как в самой медленной библиотеке мира, вам могли дать то, о чем вы просили. Но чаще это было не то. Поэтому он и несколько его коллег решили сделать собственные ключи. Конечно, они нарушили закон, не говоря уже о процессуальных правилах, но от этого дубликата порой зависело, поймают они преступника или позволят ему злодействовать дальше. Потом, постфактум, бумаги можно было привести в порядок. Хуже от этого, по большому счету, никому не стало.

Все криминальные досье теперь перенесли в национальную базу данных вместе с большинством личных дел сотрудников. Но старые, тридцатилетней давности, архивы по-прежнему хранились здесь. А он искал именно их.

Прошмыгнув в комнату, Дон запер за собой дверь. Нащупал выключатель и, как только лампы на потолке ожили, огляделся по сторонам.

Бесконечные ряды металлических стеллажей, заваленных бесконечными коробками с папками. Якобы все по порядку, но Дон сразу понял, что это не обязательно: слишком остро торчали углы некоторых коробок, слишком часто на них не хватало крышек, слишком многие валялись прямо в проходах, среди рассыпанных бумаг. И все-таки надежда быстро найти нужную папку его не покидала. Иначе пришлось бы настраиваться на очень длинный день… И не исключено, что ночь.

Он мог бы предупредить, что пойдет сюда. Сказать, что хочет перебрать старые дела, поискать соответствия. Но он ничего не сказал. Он не знал, кому из команды Фила можно доверять. Но точно знал, кому нельзя. Это само собой разумелось. А соратников у него пока не было.

Надев очки для чтения, он подошел к ближайшему стеллажу. Проверил дату и пошел дальше, борясь с искушением заглянуть в другие коробки, не имевшие отношения к его вопросу. В этой комнате в картонных папках хранилась значительная часть его жизни. Может, и стоит глянуть хоть одним глазком, но не сегодня. Сейчас перед ним стояла конкретная задача.

Пришлось, конечно, покопаться, но Дон таки нашел, что искал, — и буквально задрожал от ликования. Он снял коробку с полки, поставил на пол. Присел на корточки. Открыл. Взял верхнюю папку и начал читать.

По телу пробежала знакомая волна адреналина.

Он улыбнулся.

— Нашел! — сказал он.

И уже приготовился было взяться за следующую папку, когда дверь распахнулась.

ГЛАВА 57

Марина вошла в главный офис управления и сразу почувствовала, что что-то не так.

Обычно, когда начиналось расследование подобного масштаба, все перебирались в бар, к делу подключали специалистов со стороны, назначали сверхурочные часы работы. Словом, жизнь бурлила. Но не в этот раз. У Марины сложилось впечатление, что Гласс целенаправленно с этим борется. Чтобы о расследовании никто не знал. Дело даже не в балансе бюджета и экономии, поняла она. Просто команду Фила за что-то наказывали.

Работали-то они усердно — даже усерднее обычного, если судить по офисной активности, — но чего-то недоставало. И Марина знала, чего именно.

Фила. Или, по крайней мере, его руководства.

Он отсутствовал во многих смыслах. Она так и не могла понять, что с ним. Сперва она заподозрила, что это их внутрисемейный разлад. Что она допустила ошибку. Но когда увидела его на работе, то поняла, что проблема серьезнее. Фил рассеянно бормотал что-то себе под нос, вместо того чтобы отдавать четкие приказы. Отсутствовал, когда должен был присутствовать.

И она так больше работать не могла.

Она достала телефон, выбрала функцию быстрого набора, прослушала несколько гудков.

Он снял трубку.

— Привет, — сказала она. — Где ты?

— Дома.

— Что? Почему?

— Я… — Он замялся.

— Что ты?

— Я промок. Пришлось идти переодеваться.

Разумеется, она спросила, как он умудрился промокнуть.

— Гнался за подозреваемым. Возле гостиницы. Вернее, я думал, что это подозреваемый, но он… да…

— Фил, — вздохнула Марина. — Нам нужно поговорить.

Молчание.

— Обязательно. — Она отвернулась и прикрыла телефон ладонью, чтобы никто их не услышал. — Я не знаю, что с тобой происходит, но ты должен мне об этом рассказать.

И снова молчание.

Она заговорила еще тише:

— Я думала, это между нами. Думала, это какой-то личный конфликт, который я проглядела. Но потом я увидела тебя на работе… Фил, так нельзя. Ты должен поговорить со мной. Мы же вместе, забыл?

Вздох. Она подождала.

— Да, — наконец сказал он. — Ты права, я… — Опять вздох. — Не знаю… Даже не знаю…

— Ну вот, мы уже хоть как-то разговариваем.

Он рассмеялся.

— Да. О боже…

— Слушай, необязательно обсуждать это прямо сейчас. Давай позже. Хорошо?

— Марина, ты не понимаешь. Просто… Я не знаю…

— Ничего, разберемся.

Опять молчание в трубке.

— Гласс меня хорошенько пропесочил, — сказал он.

— Прекрасно. За что?

— За многое. В частности, за то, что я недостаточно элегантно одеваюсь. Не похож, видите ли, на копа.

— Какой кошмар!

— Ага. Вот стою сейчас у шкафа, выбираю.

Голос опять пропал.

— Фил? Ты меня слышишь?

— О да, — сказал он. — Идеальный вариант.

— Что?

Он заговорщицки засмеялся.

— Глассу следовало быть осторожнее в своих желаниях. Они имеют свойство исполняться. Во всяком случае, как я себе это представляю.

Марина улыбнулась. Похоже, прежний Фил хоть на какое-то время вернулся.

— Жду не дождусь, когда увижу.

И снова молчание. И наконец:

— Мне кажется… Я… Мне кажется, я… схожу с ума.

С каждым словом голос его становился все тише.

У Марины сердце обливалось кровью.

— Фил…

— Я просто… У меня с головой… непорядок…

Она хотела что-то сказать, но он ее перебил:

— Мне пора собираться. Поеду в больницу, навещу ребенка. С Анни поговорю. Лишь бы с Глассом не сталкиваться. Ну… До скорого.

И он отключился.

Марина осталась с молчащей трубкой в руке. Спрятав ее в карман, она так и не сдвинулась с места. Вокруг кипела привычная полицейская жизнь, а она стояла как вкопанная.

И лишь через пару минут пришла в себя. Нет. Надо что-то делать.

Надо найти Дона, поговорить с ним. Может, он ей поможет. Прольет хоть какой-то свет на странные события последних дней.

Она вышла из комнаты и отправилась на поиски.

ГЛАВА 58

По этой улице, от начала до конца, Роза Мартин проехала уже трижды, и не потому, что за кем-то следила, а просто потому, что припарковаться было негде. И хотя место наконец нашлось — на противоположном конце улицы, за углом, совершенно бесполезное, если следить за кем-то таки придется, — она злилась.

Ужасно злилась.

Прежде чем вернуться сюда, она навела справки. Узнала кое-что о Фэйт Ласомб. Съездила в центр управления, запросила пленки за две предыдущие ночи. Особенно ее интересовал угол Ньютауна, на котором работала Фэйт.

И выяснилось, что камер на том участке не было. Наверное, поэтому Фэйт его и облюбовала. Пообщавшись с Донной Уоррен, Роза примерно определила, когда Фэйт была там, а по конечному пункту прикинула ее маршрут. Такие запросы, насколько она знала, обрабатываются достаточно долго. Вооружившись самой обаятельной улыбкой из своего арсенала и надев блузу с самым глубоким декольте, она сказала, что будет признательна, если ее заявку обработают в предельно сжатые сроки. Ей ответили, что сделают все от них зависящее.

Следующий визит она нанесла Нику Лайнсу — в морг. Он явно не был рад ее видеть, хотя из-за его лысого черепа и в целом весьма зловещей внешности всем обычно казалось, что он не рад их видеть. Она спросила, можно ли взглянуть на тело Фэйт Ласомб.

— Уверена? — поинтересовался он. — Зрелище не для слабонервных.

— Справлюсь как-нибудь, — сказала она, хотя совсем не была в этом уверена.

Ник оказался прав: зрелище и впрямь было не для слабонервных. Роза с трудом сдержалась, чтобы не отвести взгляд.

— Что-нибудь… необычное заметил?

— Мы еще не делали вскрытия, если ты об этом. Не было запроса. Причиной смерти стал двойной автомобильный наезд. Ничего удивительного.

— Значит, ничего особенного, да?

Она была разочарована. Ей казалось, что что-нибудь непременно всплывет. Она надеялась, что что-нибудь всплывет.

— Только это вот, — сказал он, указывая на правую стопу. — Отметина какая-то. Похоже на клеймо.

— Клеймо? Как на корове?

— Вполне возможно. Молодежь сейчас и не так себя уродует. Это как татуировка, только, конечно, гораздо больнее.

— Думаешь, она таким интересовалась?

Он нахмурился.

— Не знаю. Если бы оно было на руке или на туловище, тогда да. Можно похвастать, покрасоваться. Но на стопе… Не знаю.

— А ты раньше ничего подобного не видел?

— Нет. Именно такого — нет, не видел.

Она поблагодарила его и попросила сделать фотографию стопы, после чего снова отправилась к Донне Уоррен.

Выключив мотор, она несколько секунд сидела в машине, замеряя интервалы между вдохами. Вдохнула — раз, два, три, четыре. Выдохнула — раз, два, три, четыре. Она должна контролировать себя, как советовала Марина. Не хотелось, конечно, это признавать, но методика работала. Ничего, впрочем, сложного, она бы и сама догадалась. Успокоиться, дышать равномерно. А потом направить остатки гнева в продуктивное русло. Проще простого.

Особенно если речь идет о Донне Уоррен. Выплеснуть ярость на нее будет сущим удовольствием.

Роза терпеть не могла, когда ее обводят вокруг пальца. Она отказывалась с этим мириться. Еще в тренировочных лагерях делала все возможное, чтобы над ней не смеялись. Чтобы никто не задирался к ней. Чтобы никто не дразнил. Она могла за себя постоять и порой, признаться, проявляла в этом чрезмерное усердие.

Когда на ее поведение обратили внимание и Роза поняла, что будущее под угрозой, пришлось учиться брать себя в руки. Искать какие-то способы обуздывать свой гнев. И она нашла нужный способ, он лежал на поверхности. Нужно просто давать выход ярости. Направлять ее на карьерный рост, на самосовершенствование. Чтобы стать самым молодым инспектором полиции. Чтобы стать лучше всех.

Но система почему-то дала сбой.

Не по ее вине, конечно.

Она взглянула в зеркальце заднего вида на дом Донны. Все спокойно: никто не выходил и не заходил, никто не стоял у окна или на пороге. Тишь да гладь.

Быстро перебрав варианты, Роза отсеяла все, кроме одного.

Утвердительно кивнув самой себе, она вышла из машины, закрыла дверцу и опасливо, соизмеряя каждый шаг, пошла к дому.

Меры предосторожности были, конечно, излишними: никто за ней не следил, никто не подходил к ней, никто не шарахался, завидев ее. Единственными, кого она повстречала, была молодая парочка в спортивных костюмах. Впрочем, судя по их люмпенской внешности, в спортзал они давненько не захаживали. Девушка толкала коляску, увешанную пакетами с логотипом самого дешевого супермаркета в округе. Роза улыбнулась: «Может, я и не в сказке живу, но до такого еще точно не опустилась».

Она дошла до нужного дома и, прежде чем постучать, постояла несколько секунд на крыльце: внутри вскипала знакомая ярость. Она посмотрела на свою руку, та мелко дрожала. Спрятав руку в карман, Роза медленно, сосредоточенно задышала.

Наконец успокоившись, она постучала.

И едва костяшки пальцев оторвались от двери, все тело ее разительно переменилось. Новая поза — поза готовности. Как только эта дешевая шлюха откроет, ей несдобровать. Как только закроется дверь, начнется урок. Она быстро поймет, что не стоит держать Розу Мартин за идиотку. Пусть знает, к чему приводят такие шуточки, и не повторяет своих ошибок.

О, она будет молить о пощаде. Будет кричать, как сожалеет о случившемся. Будет клятвенно заверять, что больше не будет.

«Да… Она у меня попляшет!» — плотоядно улыбнулась Роза.

Тишина. Никто не открывал.

Роза раздраженно постучала еще раз. Подождала. Ни звука.

Значит, ее нет. После всего этого ее просто нет дома!

Роза обернулась в надежде увидеть Донну, спешащую к ней навстречу, но не увидела никого. Даже парочка люмпенов со своим выродком куда-то запропастилась. Ни души вокруг.

Роза улыбнулась.

А почему бы не устроить Донне сюрприз? Так она еще больше удивится. Так она еще скорее поймет, кто тут главный. Так она еще сильнее испугается.

Последний раз покосившись через плечо, Роза достала кожаный футляр с набором отмычек.

Она готова была свистеть от радости.

ГЛАВА 59

Дойдя до архива, Марина нажала на дверную ручку и вошла внутрь.

— Дон, ты здесь?

Ответа не последовало.

Она заглянула в первый проход и увидела именно то, что и ожидала: длинные ряды стеллажей, заставленные старыми картонными коробками. Темно, особенно если учесть, что на дворе еще белый день. Тусклые, мерцающие лампы на потолке. Неровный гул.

«Как в фильме ужасов, — подумала она и тут же мысленно ущипнула себя. — Не будь дурой!» Это обычный полицейский участок в Колчестере, а не «Живые мертвецы в манчестерском морге».

Она прислушалась. Снова окликнула Дона.

Какой-то шум в конце прохода. Кто-то там был.

— Дон, это Марина. Ты…

От тьмы, сгустившейся в конце прохода, отделилась тень и двинулась ей навстречу.

— Дон, это ты?

Фигура вышла на островок света.

Марина шумно выдохнула, хотя и не подозревала, что задержала дыхание.

— Это таки ты. А я уже подумала, что… — Она недоговорила. — Что это у тебя, Дон? Что ты делаешь?

Дон суетливо засовывал что-то под пиджак и, похоже, был не рад, что его застали за этим занятием.

— Марина…

Тусклый свет ламп выхватил его глаза. И Марине совершенно не понравилось то, что она в них прочла. Ей вдруг стало страшно. Этот человек не был похож на добродушного дедулю, присматривавшего за ее дочерью. Этого человека она… раньше не видела.

Спрятав наконец бумаги под пиджак, он надвигался на нее.

ГЛАВА 60

Донна свернула с Барак-стрит на свою улицу. Ехала она медленно, высматривая место для парковки. Одну ногу она постоянно держала на педали газа, чтобы в случае чего сорваться в мгновение ока.

Бен сидел рядом. Он молчал, но внутри роились вопросы без ответов. Он начал задавать их, как только она перестала плакать и выпустила его из объятий утром, возле машины. Сил на то, чтобы спорить с ним, кричать или возражать, у нее не было. Она даже пыталась честно отвечать, хотя не могла предоставить ему полную информацию. Но одна фраза мальчика заставила ее задуматься. Сперва она привычно отмахнулась от нее, но, поразмыслив, поняла, насколько важно это может быть.

— А у тебя есть ее книжка?

— Нет, — ответила Донна, хотя даже не знала, что он имеет в виду. — Никаких книжек у меня нет.

— Мама всегда брала с собой свою книжку. — Бен сидел на корточках, ковыряя ботинком землю и поднимая фонтаны пыли. — Она сама ее писала. Говорила, что это история ее жизни. Она говорила, это важная книжка.

— Ну, у нас этой книжки нет, так что не такая она, видать, и важная.

Новое облачко пыли.

— А она говорила, что важная. Говорила, что когда-нибудь ей заплатят, чтобы прочесть эту книжку.

— Ага.

Донна закурила, не обращая на слова мальчика внимания. Практически все ее знакомые считали, что история их жизни — это крайне увлекательное чтиво. Думали, что кто-нибудь обязательно заплатит за их уникальные, неповторимые россказни. Донна прочла достаточно мемуаров о горестях и лишениях и знала, что ничего уникального и неповторимого в них нет. В магазинах под них выделяли целые полки — «трагические биографии». Кому интересно читать о чужих бедах? Только отпетым неудачникам.

Но Фэйт, само собой, тоже хотела написать «трагическую биографию». За это же платят кучу денег!

— Она ведь туда пошла, да? — Бен перестал ковыряться в земле и посмотрел на Донну. — Ну, тогда. Пошла продавать свою книжку.

Донна хотела уже велеть мальчику заткнуться, но что-то ее остановило. Она задумалась над его словами.

— Это она тебе говорила? Говорила, что хочет продать свою книжку?

Бен кивнул и снова увлекся фонтанчиками пыли из-под ног. Донна молча, неподвижно смотрела в одну точку. Думала.

Думала о том, что он сказал. О том, что это значит. Вспоминала невнятные истории Фэйт о ее детстве, побеге, о жизни с Беном. Все эти укуренные намеки на какой-то план, который поможет ей отомстить и заодно разбогатеть… Протрезвев, Фэйт всегда делала вид, что ничего не говорила.

Но даже если она ничего не говорила, это еще не значит, что она ничего не делала.

Донна бросила окурок на землю и затоптала его.

— Расскажи мне об этой книжке, Бен. Расскажи.

И он рассказал. Все, что знал.

И за этим-то они и вернулись домой.

Еще пару дней назад Донна решила бы, что никакой книги не существует. А если и существует, то это книга сказок, сочиненных Фэйт. Но после всего случившегося, после пережитого ужаса, после понесенных потерь… она готова была поверить во что угодно.

Обнаружив наконец свободное место напротив дома, она припарковалась.

Глянула по сторонам. Вроде ничего подозрительного. Копов не заметно. Она видела достаточно засад — да что там, сама в них попадала не раз, чтобы знать, на что обращать внимание.

Но на сей раз шестое чувство не подало никаких тревожных сигналов.

Она гордилась своей «уличной интуицией». Всегда точно определяла, с каким клиентом можно идти, а какой только изобьет и не заплатит. Ни разу не ошибалась. Ни разу.

Выключив мотор, она спросила у Бена:

— Так где мама хранила эту книжку?

Он покачал головой. Задумался. Донна даже умилилась его сосредоточенному личику. «Добрый мальчик, — подумала она, — так старается помочь».

— У меня в комнате. Или в твоей. В вашей с мамой.

— Ясно. — Донна еще раз пробежала глазами вдоль улицы. — Сиди здесь. Голову опусти, ни с кем не разговаривай. Нельзя, чтобы тебя заметили, понял? Сиди тихо, как мышка.

— Я хочу с тобой.

— Я понимаю, но лучше тебе посидеть здесь.

— А эти дядьки могут сидеть у нас дома? — испуганно спросил он.

«Господи, надеюсь, что нет!»

— Нет, — сказала она с напускной уверенностью. — Я всего на пару минут. Найду книжку и вернусь.

— Потому что я сильный, — пояснил Бен. — Если они нападут, я буду тебя защищать. Честно-честно.

Донна посмотрела на него. Испуганный ребенок. И вместе с тем храбрый. Мать он уже потерял и не хотел потерять и ее тоже. Донну закружило в вихре чувств: горечь утраты, ответственность, забота… Она никогда ничего подобного не ощущала. Все то, чего она избегала, все то, против чего вырабатывала иммунитет… И вот оно — навалилось. Она совсем расклеилась.

Она расстегнула куртку. Во внутреннем кармане сверкнул кончик лезвия.

— Не переживай, у меня же нож. Ты только не высовывайся. Я быстро.

Она подумала, не поцеловать ли его на прощание, но решила, что не стоит. Она еще не была готова к поцелуям, хотя сердце говорило обратное.

Донна перешла дорогу, достала ключ и, по-прежнему озираясь, вошла в дом. Захлопнула за собой дверь. Прислушалась. Тишина. Только шум с улицы — и ее хриплое дыхание.

В комнате вроде бы все было по-старому. Она присматривалась к мелочам, к журналам, которые должны были лежать именно там, где она их бросила, чтобы понять, не пытался ли кто-то скрыть следы своего пребывания. Но ничего не обнаружила и пошла наверх.

К их спальне.

К ее спальне. Пора привыкать.

Что-то было не так. Она не знала, что именно, но ошибки быть не могло. Нащупав в кармане нож, она вошла.

Выдвинула ящик шкафа. Там они с Фэйт хранили нижнее белье.

Раньше…

Обычно все трусики и бюстгальтеры были аккуратно разложены. Теперь же валялись в куче.

Сверху, на шкафу, в пыли виднелись отпечатки пальцев. Аккуратные, но все же безошибочно заметные. Кто-то тут был. Она выдвинула второй ящик — та же картина, тот же беспорядок. В третьем — чисто. Как и было.

Она задумалась. Два перерытых ящика и один нетронутый. Кто-то что-то искал. Возможно, все ту же книгу. А потом перестали. Варианта, стало быть, два: или нашли и, соответственно, убрались прочь, или…

…или все еще ищут.

И она им помешала.

Донна развернулась, пытаясь выхватить нож, но двигалась она слишком медленно: чья-то рука успела обхватить ее за шею и потянуть вниз. Руку ей заломили до самых лопаток. Так что кости затрещали.

— Думала, сможешь меня на…? Думала, ты такая умная, да? Шлюха поганая! Ну, как, умная ты или уже не очень?

Донна сразу узнала голос. Это была сучка из полиции.

Она еще сильнее потянула Донну за руку.

Донна закричала.

ГЛАВА 61

Микки не отрываясь смотрел на фотографию. Смотрел, и смотрел, и смотрел…

И вдруг понял.

Он постоянно думал об Адаме Уивере, мучительно — и напрасно — силясь вспомнить, кто же он такой. И вот свершилось! Микки знал, что это лишь вопрос времени. Знал, что стоит ему запустить поисковую программу в своем умственном каталоге, и ответ рано или поздно отыщется.

Так оно и вышло.

Он вскочил из-за стола. Ему хотелось вскинуть руки в ликующем жесте. Пройтись в танце по периметру диспетчерской. Выпить здоровенный стакан виски. Но он тут же напоролся на суровый взгляд Гласса:

— У вас все в порядке, сержант Филипс?

Микки сдержанно улыбнулся.

— Да, спасибо, все в порядке. — Этого, похоже, не хватило. — Спасибо, что спросили.

Гласс подозрительно прищурился. Врет или нет?

Микки кивнул и уселся на место.

Адам Уивер. Ну и ну! Робин Бэнкс, именно так!

Его распирало от желания поделиться новостью, но людей, которым он привык доверять, рядом не оказалось. А делиться с Глассом ему уж точно не хотелось. Взглянув на часы, он взял телефон и вышел на улицу, на парковку.

— Чем порадуешь, Микки? — поинтересовался Фил.

Рядом что-то шумело. «Наверное, едет в машине, — догадался Микки, — и слушает свою ужасную музыку». Микки честно пытался слушать эти группы, но проникнуться так и не сумел. Что же это? «Midlake»? «Band of Horses»? Скорее всего. Звучит похоже. Прямо слышно, что вокалист носит бороду. Может, даже Уоррен Зевон, хотя этого парня Фил наверняка слушал, только чтобы разозлить Микки. Наслаждаться его песнями он не мог.

— Я понял, босс. Понял, откуда я его знаю. Уивера.

Музыка стихла.

— Рассказывай.

— Ну, мне так кажется, по крайней мере. Его на самом деле зовут Ричард Шо.

— Ричард Шо, Ричард Шо… Знакомое имя.

— Еще бы! Я когда-то занимался одной бандой из Северного Лондона. Дельце было дай боже! Сто лет за ними гонялись. Потом наконец поймали одного прихвостня, надавили как следует, заключили с ним сделку. Он начал стучать.

— Это они, эти Шо, били людей током с помощью старого полевого телефона?

— Нет, то были Ричардсоны.

— А с молотком разгуливали они?

— Тоже Ричардсоны.

— А что тогда делали Шо?

— В основном запугивали. Ничем не гнушались. Все знали: стоит хоть пикнуть — пришьют. Серьезные ребята. Короче, состряпали мы вроде как дело. Против этого Ричарда Шо и его папаши, тоже Ричарда Шо. Его еще называли Хитрый Дики. Нашумел он в свое время.

— А у нас который?

— Младший.

— И как он тут оказался?

— В том-то и дело. Мы к нему, значит, подступали, подбирали улики, все такое… Знали же, что второго шанса не представится, знали, что надо постараться. И тут вдруг — раз, и они исчезли!

— Что, вся семья?

— Вся. Как сквозь землю провалились. И это был не первый случай.

— В смысле?

— Папаша, который Хитрый Дики, когда-то уже исчезал. Это был натуральный психопат. Тогда все решили, что его кто-то прибил.

— И?

— Труп не нашли. Никаких следов, ничегошеньки. В общем, казалось бы, что тут странного, но никто не знал, куда он делся. А потом исчез и сынок.

— Может, в Испанию дернули?

— Мы тоже так подумали. Но там его не нашли. Никто ничего не знал.

— И что дальше?

— Ну, ходили слухи, что их вывезли из страны. Но не в Испанию, в другое место. Потом пошли слухи, что они все умерли. Младший Ричард заказывал всех стукачей, его бы ничто не остановило. Но это, опять-таки, только слухи. Точно никто ничего не знал.

— И вот узнали…

— Узнали, да.

— Молодец, Микки! Это настоящий прорыв.

— Спасибо, босс, — улыбнулся Микки.

— И что ты теперь будешь делать?

— Возьмусь за это дело, подниму архивы. Вдруг найду какие-то совпадения.

— Отлично! Только надо быть очень внимательным. С бумажками придется повозиться.

— Я знаю.

Все знали, как Микки ненавидит бумажную работу. Даже среди полицейских, естественно, не получавших никакого наслаждения от составления рапортов, он слыл заядлым врагом любой канцелярщины.

— А ты как, босс?

— Еду в больницу, хочу поговорить с Анни. Узнаю заодно, как там ребенок.

— Ясно. Ну, до скорого. Анни привет.

Микки не знал, расслышал ли Фил его последние слова, но музыка явно заиграла громче. Точно «Midlake». Или «Band of Horses».

Микки развернулся, чтобы идти обратно в здание.

И чуть не вскрикнул от неожиданности.

Прямо у него за спиной стоял Гласс.

Микки схватился за сердце.

— Господи…

— Это всего лишь я, — улыбнулся Гласс.

Микки ничего не ответил и попытался уйти, но Гласс задержал его:

— Одну секунду, детектив-сержант.

Микки остановился. Этот человек ему страшно не нравился. Предыдущий тоже был не подарок, но Гласс… Казалось бы, в чем проблема? Микки должен был бы радоваться его назначению. Простой, деловой коп. Лишнего не болтает. И тем не менее он вызывал в нем отторжение. Может, он слишком долго работал с Филом и привык к его методам?

— С кем вы разговаривали? С инспектором Бреннаном?

Микки понимал, что врать не стоит. Даже если говорить правду не хотелось.

— Да, сэр.

Гласс кивнул, словно утвердившись в своих подозрениях.

— А почему вы решили позвонить ему отсюда? Офис вас, значит, не устроил?

— Не знаю, сэр. Я должен был кое о чем ему рассказать. Мне показалось, что так будет лучше.

— И о чем же вы хотели ему рассказать, детектив-сержант? Микки знал, что рискует, но все же набрался храбрости и выпалил:

— Этого, боюсь, я не могу вам сказать. Инспектор Бреннан просил меня изучить один момент, весьма… деликатный. И я исполнял приказ.

Глассу явно не понравился его ответ, но пришлось смириться. Он с хмурым видом кивнул.

— А где сейчас находится инспектор Бреннан?

На этот раз пришлось отвечать прямо.

— Едет в больницу.

— Спасибо.

Микки попытался было уйти, но Гласс снова остановил его.

— Вы первоклассный следователь. Не позволяйте личным симпатиям вставать на вашем пути к успеху. Вы понимаете, о чем я, детектив-сержант?

— Думаю, да, сэр. Но меня ждет работа.

Он вернулся в здание и попытался забыть об этом разговоре, в особенности о леденящих душу последних словах Гласса.

Сейчас его основная задача — разузнать как можно больше о Ричарде Шо.

«Надо просто хорошо работать, — подумал он, — вот и весь путь к успеху».

Но забыть слова Гласса ему никак не удавалось…

ГЛАВА 62

— Дон, что с тобой?

Он приближался, и сердце в груди у Марины с каждым его шагом билось чаще. Она не узнавала своего свекра.

— Дон…

Он подошел вплотную.

— Что ты здесь делаешь, Марина?

— Ищу тебя.

Притворное спокойствие в голосе.

Он взглянул через ее плечо. Дверь… Она сразу поняла, о чем он думает. Замок с автоматической блокировкой. Она не запирала дверь. Интересно, сможет ли она обогнать его и выбежать в коридор первой?

Тут в ее внутренний спор вмешался другой голос: «Но ведь это же Дон…»

— Тебя сюда прислали? — тихо, жестко спросил он.

— Кто?

— Они. Гласс и его… подпевалы.

— Нет, никто меня сюда не присылал. Я просто искала тебя, хотела поговорить.

— Зачем? О чем?

— О Филе.

Услышав имя приемного сына, Дон перевел дыхание. Расслабился. Плечи его опустились, неестественно прямые ноги подогнулись. Он больше не представлял собой опасности и снова стал похож на человека, которого она знала.

— Значит, ты знаешь, — устало произнес он.

— О чем, Дон? Я бы очень хотела узнать, но…

— В каком смысле?

— Объясни мне, в чем дело. Пожалуйста! С Филом что-то происходит. Что-то… плохое. Я сначала думала, что он недоволен мною, но я ошибалась. Проблема гораздо серьезнее.

Он подошел еще ближе. Мерцающий верхний свет отражался в его глазах.

Марина чуть попятилась.

— Ты хотел со мной что-то сделать, когда я вошла?

Дон опешил от ее предположения.

— Что-то сделать? Господи, нет! Откуда такие мысли, Марина?

— Не знаю. Это ты мне скажи. Ты выглядел так, будто я помешала чему-то важному, о чем не должна была знать. И ты, похоже, изрядно рассердился.

— A-а, ты об этом… — Он виновато улыбнулся. — Прости. — Он похлопал по выпуклости на пиджаке. — Решил вот взять… почитать. Не совсем законное дело, знаешь ли.

Марина улыбнулась в ответ.

— Понятно. Но больше так не делай, пожалуйста.

— Извини, больше не буду. Но ты… Будь осторожна, Марина. Надо различать, кто заслуживает доверия, а кто… Ну, сама понимаешь.

— А кому доверяешь ты, Дон?

— Прости. Тебе я, конечно, доверяю. Прости.

Они молча смотрели друг на друга. Единственным звуком в комнате был мерный гул ламп на потолке.

— Ты хотела поговорить насчет Фила, — наконец сказал Дон, и она видела, как тяжело дались ему эти слова.

— Да.

Он покачал головой.

— С чего же начать… — Он огляделся по сторонам, словно боялся, что их подслушивают. — Знаешь какое-нибудь местечко поблизости, где делают кофе? Хороший кофе. А то в местных автоматах наливают результаты неудавшихся экспериментов военных биологов.

— Знаю. Пойдем?

— Да, с удовольствием. Тогда я тебе и расскажу. Насчет Фила…

ГЛАВА 63

Донна закричала.

Рука с вывихнутым суставом была плотно прижата к спине. Она слышала, как рвутся ткани. Чувствовала, как они рвутся. Кричала снова и снова, но ей становилось только больнее.

— Да, — прошипела Роза, — вот так. На колени, сука!

И это стало последней каплей. Одно-единственное слово.

Донна ненавидела это слово. Отказывалась выслушивать его в свой адрес. Ни одному клиенту это не сошло бы с рук, сколько бы он ей ни заплатил. Ну, может, когда-то она и позволяла эту вольность, но только за дополнительную плату. Вперед. И потом презирала себя. Говорила, что многие девчонки сшибают на этом большие бабки, но она не из таковских.

Сука.

Ненавистное слово. Недопустимое. С ней нельзя было делать всего двух вещей: обзывать ее сукой и давать пощечины. Если кто-то распускал руки, она разворачивалась и давала сдачи — да так, что мало не казалось. То же самое касалось этого заклятого слова. Сука.

На нее оно действовало, как шпинат на моряка Попая: вселяло силу. Злило до бешенства.

Зверски злило.

Роза Мартин давила ей на спину, прижимала к полу. Колени начали подгибаться.

— Вот так, сука поганая, давай…

И весь мир побагровел и слетел с орбиты.

Донна не упала на колени. Ничего подобного. Вместо этого она задрала правую ногу и пнула Розу Мартин в подъем что было силы.

Та закричала от боли.

Донна почувствовала, что хватка ослабла. Второго шанса не представится. Замешкаешься — и будет слишком поздно. Она ударила еще раз, еще сильнее. И угодила в лодыжку.

Снова крик. Хватка слабела.

Донна ткнула ее локтем — прямо в ребра, прямо в диафрагму. Она буквально услышала, как из мерзкой полицейской с шумом выходит воздух.

Развернувшись, Донна увидела, что Роза Мартин готовит новое нападение, и, не задумываясь ни на секунду, схватила с тумбочки настольную лампу. Маленькая, легкая, дешевая, но должно хватить… Она замахнулась, вложив в замах всю свою ярость, и врезала Розе по скуле. Голова ее запрокинулась, тело крутнулось…

Ударившись о кровать, Роза Мартин растянулась на полу.

Отбросив лампу, Донна прицелилась и яростно пнула гадину. Вопль. Донна услышала, как затрещали ребра. Она готова была ударить снова. Адреналин бушевал в крови. Она упивалась властью. «Пинать… — с улыбкой подумала она. — Какое счастье!»

Но радость продолжалась недолго: Роза Мартин ухватилась за уже занесенную для повторного удара лодыжку и с силой вывернула ее.

Настал черед Донны кричать. Хрящ порвался, и нога полетела совсем не в том направлении. Она попыталась развернуться в нужную сторону, чтобы минимизировать ущерб, но оступилась и рухнула на пол.

Роза Мартин привстала на колени и, обхватив поломанные ребра рукой, поползла вперед. И не было на свете силы, способной ее остановить.

Донна поискала взглядом хоть какое-то оружие, но ничего не нашла.

И тут она вспомнила о кухонном ноже. Нащупала его в кармане. Только бы хватило времени, прежде чем Роза снова на нее набросится. Донна вытащила нож, сжала рукоятку, приготовилась…

Но не ударила.

Воздух в комнате раскололся от чьего-то крика. Обе замерли, уставившись на источник душераздирающего звука.

В дверном проеме стоял Бен — бледный, как призрак из фильма ужасов.

Роза Мартин опустила руку, Донна — нож.

— Бен, — сказала она, — иди сюда.

Но Бен не шелохнулся.

— Не бойся, — сказала Роза Мартин, избегая его взгляда. — Я из полиции.

— Ага, — задыхаясь, пробормотала Донна, — как будто это его успокоит.

Роза со вздохом посмотрела на нее. Донна — на нее. Сражаться им больше не хотелось. Боевой дух уступил место тупому стыду.

Роза заметила нож.

— Дай-ка эту штуку сюда.

Донна неохотно повиновалась. Роза спрятала оружие в кармане и, держась за край кровати, попыталась встать.

— Помочь?

Донне встать тоже было нелегко.

— Как-нибудь сама справлюсь.

Женщины, кряхтя от боли, поднялись. Посмотрели друг на друга.

Первой мыслью Донны было бежать, но эту мысль она быстро отогнала.

Да, она едва не пырнула офицера полиции ножом. Да, она поломала ей ребра. Но этот офицер полиции незаконно проник в дом и напал на нее. Так что, скорее всего, никакой ответственности она не понесет. И, судя по лицу Розы, та думала примерно о том же.

Донна посмотрела на Бена.

— Поставь чайник. Вот молодец.

Мальчик, все еще не решаясь хотя бы моргнуть, ушел в кухню.

— Ты меня подставила, — проворчала Роза Мартин, когда он скрылся из виду.

— Извини, но я должна была отсюда уехать. Как только я узнала, что случилось с Фэйт, я должна была бежать. Она меня предупреждала.

Роза нахмурилась.

— Как это — предупреждала?

— Сказала, что если она погибнет, ну, это… при загадочных обстоятельствах, то я должна взять Бена и бежать. Потому что он — следующий. А потом я.

Роза, похоже, готова была поверить ей, но все-таки не сразу.

— Так зачем же ты вернулась?

Донна с деланным равнодушием пожала плечами. Это ей явно не удалось.

— Забыла кой-чего.

— Что именно?

Она замялась. И эта заминка не ускользнула от внимания Розы.

— Что, я тебя спрашиваю?

Донна вздохнула. Врать не имело смысла.

— Фэйт оставила тут свою книгу. Дневник. В котором написано, кто ее преследовал, что вообще случилось… Она говорила, эта книга стоит денег, если знать, кому продавать.

— Так где же она?

Донна снова пожала плечами.

— Не знаю.

— Не нашла?

— Еще нет.

Роза Мартин улыбнулась.

— Ну, значит, будем искать вместе.

Донна понимала, что выбора нет, и потому обреченно кивнула.

И две женщины, мучимые жуткой болью, уставшие от драки, израсходовавшие друг на друга весь свой гнев, взялись за поиски.

ГЛАВА 64

Садовник снова вышел на свободу. Приятно быть на свободе. Нет, даже не так: на свободе быть правильно.

Он дождался, пока уйдет полицейский, и выбрался наружу. Потому что работа не ждет.

О да.

А он ждал — ждал с нетерпением.

Жертва возвращалась к нему. Осталось лишь забрать ее.

Он прошелся вдоль дороги до условленного места. На холме у парка. Под деревом. Никто с ним не заговаривал, никто не смотрел на него. Его не существовало. Равно как и Пола. Но Садовнику было наплевать — ему даже нравилось не существовать.

Он питался энергией незаметности. Энергией людей, игнорировавших его. Он был гораздо сильнее, чем они могли подумать. Он позволял им, снующим мимо, жить лишь потому, что убивать их было слишком хлопотно. Но он был наделен этой властью — властью казнить и миловать, даровать и отбирать жизнь.

Знали бы они…

Сегодня особенный день. Жертва вернется, начнется церемония. И за будущее Сада можно будет уже не беспокоиться.

Но тут его посетила другая мысль — и сердце в груди стало тяжелее. Он горько вздохнул. Все счастье, вся энергия, которой он наполнился, все это высосала из него одна-единственная мысль.

Совершать обряд жертвоприношения было негде.

Дом загубили. Вместе со всеми инструментами. Клетку… клетку тоже загубили.

Но есть ведь другое место! Он мысленно улыбнулся. Камень упал с души. Есть место еще более священное, чем то. Он никогда прежде не пытался совершать там жертвоприношения, но почему бы не попробовать сейчас? Место же идеальное.

Идеальное.

Когда подъехала машина, он все еще был погружен в раздумья. Водитель надел бейсболку и приподнял воротничок, но он все равно его узнал. Сел рядом.

Мэр выглядел недовольным. Испуганным.

Садовник ничего ему не сказал. Просто дождался, пока тронется машина, и только потом снял капюшон.

Насыщенный глинистый запах успокоил его. Заново зарядил энергией.

Он ощущал, как Мэру становится все страшнее.

Вот и хорошо.

Вот и хорошо…

ГЛАВА 65

Припарковавшись у входа, Фил вошел в больницу, махнул удостоверением у окошка регистратуры и спросил, где находится мальчик с полицейским караулом. На лицемерное шушуканье по поводу его одежды он решил не обращать внимания.

Поблагодарив дежурную, он проследовал по маршруту, который держал в голове, но за последним поворотом, где он ожидал увидеть Анни, его почему-то встретил Гласс.

Фил остановился. У него что-то оборвалось внутри.

— Добрый день, сэр, — сказал он как можно равнодушнее.

Гласс уже собрался было что-то ответить, но так и замер с открытым ртом.

— Что… Что это еще такое?

— Что вы имеете в виду? — с улыбкой уточнил Фил.

Гласс ткнул в него пальцем.

— Это… Твой наряд.

— Вы же сами видите, сэр, — все с тем же равнодушием в голосе сказал Фил.

— Бабочка? Офицер в моем подчинении носит галстук-бабочку?

Гласс растерянно помотал головой.

— Вы же велели мне одеваться элегантнее, сэр. По-моему, твидовый пиджак и бабочка — это весьма элегантно. Сейчас модно так одеваться. Насколько я знаю.

Гласс поджал губы, из которых, казалось, разом отхлынула кровь.

— Ты что, издеваешься надо мной?

— Отнюдь, сэр. На брифингах для прессы будет очень хорошо смотреться. Журналисты придут в восторг.

Лицо Гласса покраснело — таким неприятным оттенком обычно наливаются сердечники непосредственно перед инфарктом. «Ну, лучшего места для инфаркта и не найти», — подумал Фил. Гласс, даже не пытаюсь улыбнуться, придвинулся к нему вплотную.

— Журналисты, значит, в восторге будут, да? Нет, не будут, детектив-инспектор. Не будут. — Он понизил голос до жутковатого шепота. — Потому что ты не попадешь ни в один объектив. И я больше не поручу тебе ни единого дела в своем отделе, понял? Ты отстранен от службы. И приказ подлежит незамедлительному исполнению.

Фил почувствовал, что тоже начинает злиться. Он понимал, что лучше будет сдержаться, но понимал и то, что это невозможно. Нет, Гласс зашел слишком далеко.

— На каком основании?

Гласс наконец улыбнулся, но отнюдь не дружелюбной улыбкой.

— Я думаю, ты и сам понимаешь, на каком основании. Ослушание. Несоблюдение субординации. Профессиональная несостоятельность, халатность. Нарушение процессуальных норм. Для начала сгодится?

Фил сделал шаг навстречу. Гласс отпрянул.

— Ерунда. И вы сами это прекрасно знаете. Мне достаточно позвонить начальнику в Хелмсфорд, он меня знает. Он меня отстоит.

— Да, но ему тоже нужно соблюдать субординацию. Он обязан будет рассмотреть мою жалобу — за ним, знаешь ли, тоже следят. И свой пост ему дороже твоего.

— Значит, все?

— Именно.

Губы Фила расплылись в ядовитой усмешке.

— Значит, поскольку я больше не являюсь сотрудником внутренних органов, я могу сделать вот это…

И он занес кулак для удара.

Гласс даже бровью не повел.

— Я бы на твоем месте хорошенько подумал, прежде чем бить главного инспектора.

— А почему? Вы больше не мой начальник, я этим делом уже не занимаюсь.

— Меня беспокоит исключительно вопрос твоей безопасности, детектив.

— Моей безопасности?

— Да. Если ты меня ударишь, я запросто тебя убью.

Ледяной, невозмутимый взгляд. Сомневаться в серьезности его намерений не приходилось.

— Я читал твое личное дело, Бреннан, и знаю, что у тебя уже бывали такие случаи. Знаю, что ты бил офицеров выше себя по званию, и все сходило тебе с рук. Этот удар — я лично гарантирую — тебе с рук не сойдет. Только тронь меня хоть пальцем — и это будет последний твой поступок в этой жизни.

Фил молча смотрел на него.

Гласс улыбнулся.

— Так-то лучше. А теперь ступай домой. У настоящих полицейских много работы.

Фил вдруг понял, как же нелепо он, должно быть, выглядит с этой бабочкой на шее и с этой слепой яростью внутри. Ему очень хотелось врезать Глассу. Очень.

Гласс рассмеялся.

— Не стоит. Ударишь — ляжешь. И больше не поднимешься.

Из-за угла вышла Анни и остановилась как вкопанная.

— Босс, что… что происходит?

Фил попытался вымолвить хоть слово, но не смог.

— Я только что освободил детектива-инспектора Бреннана от занимаемой должности, — заявил Гласс. — Теперь будете докладывать лично мне, констебль Хэпберн. Вопросы есть?

— Какого черта? Он что, рехнулся? — спросила она у Фила.

— Продолжайте в том же духе и станете следующей, — прошипел Гласс.

Анни попыталась взять себя в руки, и главный инспектор не мог не заметить эту попытку.

— Уведите его, — скомандовал он и ушел. Даже по спине было ясно, насколько он напряжен.

Анни взглянула на Фила.

— И что это за наряд, интересно знать?

— Бабочка, — со вздохом сказал он. — Мне показалось, что это удачная идея. — Он снова вздохнул и, повернувшись спиной к удаляющемуся Глассу, прошептал: — Со мной что-то происходит…

Но ответить Анни не успела: из палаты мальчика донесся странный звук. Фил сразу узнал его. «Нет, — пронеслось в его голове, — на хлопок в цилиндре двигателя это не похоже, это просто такое клише». За этим звуком последовал другой — крик.

Они переглянулись.

— Это…

— Сюда! — скомандовала Анни. — Быстро!

Она побежала за угол, Фил — за ней. Дверь в палату мальчика стояла нараспашку. Внутри было темно.

— Я же отошла всего на минуту, — пробормотала Анни. — С ним оставалась Дженни Свон, психолог. Он должен быть…

Она замолчала, едва они переступили порог палаты. Дженни Свон лежала на полу без движения. У головы ее уже скопилась лужица крови. Мальчик сидел на кровати, глубоко вжавшись в изголовье, и кричал что было мочи. Кричал, как в последний раз.

Перед ним стоял мужчина, которого Фил раньше не видел.

Поняв, что он тут не один, мужчина развернулся.

— Ни с места! — рявкнул он. — Не подходите! Я не шучу!

И тут Фил увидел пистолет.

ГЛАВА 66

Микки откинулся на спинку кресла, сложив руки на затылке. Потянулся. Почувствовал, как сходит напряжение в мускулах — в руках, по бокам. Напрягся, снова потянулся. Сделал глубокий вдох, выдохнул. Расслабился.

Он ненавидел бумажную работу. Терпеть ее не мог. Презирал. Некоторые люди — к примеру, Милхаус — были прирожденными канцелярскими крысами. Им бы только сидеть перед монитором, странствовать по виртуальному миру цифр и фактов, искать там конкретное, зримое. Микки так не мог. Он был создан для решительных действий. Да, стоило признаться в этом во всеуслышание, и его могли принять за безмозглого качка — из тех, что идут добровольцами в группы по разгону демонстраций. Но это была правда. Демонстрации разгонять он бы, конечно, не пошел и полицейских из этого отряда недолюбливал. Но сам экшн… Ловить воров, гоняться за преступниками… Настоящая, словом, полицейская работа. А не сидеть за компьютером, пока глаза не повылазят.

Но он узнал кое-что интересное. Надо признать, времени зря он не потратил.

Уже что-то.

К тому же находиться в офисе стало гораздо приятнее, когда ушел Гласс. Микки настороженно относился к нему еще до той беседы на парковке. Интуиция подсказывала, что доверять главному инспектору не стоит. Он ему попросту не нравился. А «недоверие» и «антипатия» для Микки часто были словами-синонимами.

Но слова Гласса не шли у него из головы. Может, он прав? Может, Микки слишком сблизился с Филом и это негативно скажется на его карьере? Он покачал головой. Не время думать о таких вещах.

Он потер глаза и снова уставился на экран. Ричард Шо. Хитрый Дики. Не так уж ловко он замел за собой следы, раз даже Микки смог его найти.

Он снова потер глаза. Хватит. Он больше ни секунды не просидит у треклятого монитора. Ему нужно выйти на улицу.

Улыбаясь своим мыслям, Микки достал телефон. «Прекрасно, — подумал он. — Лучшего предлога не сыскать».

— Давай встретимся, — сказал он вместо приветствия. — Прямо сейчас.

Пятнадцать минут спустя он уже стоял на пешеходном мосту с видом на Бэлкерн-Хилл. С одной стороны тянулось древнее римское укрепление с пабом «Дыра в стене» на углу. С другой — дорогой пригород Сент-Мэри. Внизу рычали автомобили, двумя караванами движущиеся в город и из города.

— Привет, Стюарт, — сказал он.

Стюарт пришел раньше. Когда Микки подошел, он оторвал задумчивый взгляд от вереницы автомобилей.

— Ты же знаешь, что я не люблю встречаться средь бела дня, — сказал он, воровато озираясь. — Тем более в таком месте.

— А чем плохое место? — улыбнулся Микки. — Все лучше, чем в каких-то подворотнях или задрипанных пабах. Здесь… здесь никто нас не увидит. Здесь никто ни на кого не обращает внимания. Здесь мы в безопасности.

Стюарта его слова, судя по всему, не убедили.

— Так о чем ты хотел поговорить? — с обреченным видом спросил он.

Микки смерил его долгим взглядом. Стюарт был осведомителем дольше, чем Микки работал в Колчестере. Он снабжал информацией предыдущего главного инспектора и, похоже, не возражал против продления контракта с его преемником.

Выглядел он, конечно, неважно. С другой стороны, резонно возразил Микки самому себе, он всегда выглядел неважно.

Это был высокий худощавый мужчина в черных замшевых туфлях на каблуках. Туфли эти, надо признать, знавали лучшие времена — примерно когда Джон Леннон разводился с Синтией. Джинсы на нем тоже были черные, в обтяжку, хотя на тонких как спички ногах это было сложно заметить. На некогда черной, но теперь уже серой футболке красовался логотип группы, которой Стюарт хранил верность долгие годы, а члены ее между тем успели разойтись, собраться заново, снова разойтись и — трое из четверых — умереть от различных вредных привычек. Черная жилетка и неизменная черная кожаная куртка, настолько старая, что уже трижды выходила из моды и возвращалась как стильное ретро, а Стюарт об этом и не подозревал. И волосы — грязное, засаленное гнездо крашеных пучков. Судя по возрасту, он мог бы застать модов, но внешний вид выдавал в нем панка, которому с уходом семидесятых попросту надоело гнаться за новыми веяниями.

Он считал себя поэтом, хотя Микки не помнил, чтобы его когда-то печатали. Он также уверял, что раньше был рок-звездой, хотя никто не помнил, чтобы он записывал альбомы или играл концерты. Его жизненный девиз гласил: «Секс, наркотики, рок-н-ролл!»

«Во всяком случае, наркотики», — язвительно подумал Микки.

И тем не менее Стюарт знал практически всех в округе — и хороших, и плохих, причем вторых значительно лучше, — и умел добывать сведения в таких компаниях, в которые Микки сам никогда бы не проник.

— Хитрый Дики Шо, — сказал Микки.

Стюарт нахмурился.

— Хитрый Дики Шо… Вот так привет из прошлого!

— Его сын вернулся в город, — сказал Микки. — Под именем Адам Уивер. Его вчера убили в гостинице «Холстед».

— Да, слыхал о таком. А кто, не знаете?

— Я как раз у тебя хотел спросить.

— Ага. Ну… Хитрый Дики Шо… Я как-то не…

— Держи ухо востро, договорились?

Стюарт пожал плечами.

— Конечно. Посмотрим. — Он снова скорчил гримасу. — Адам Уивер… Знакомое имя.

— Замечательно. Начни с этого.

— Когда конечный срок?

— Когда разведаешь что-то интересное. Чем раньше, тем лучше.

— Как скажете, мистер Филипс.

— Ладно. Звони, если что.

Микки собрался было уйти, но Стюарт его остановил.

— Может, аванс какой дашь?

Микки вздохнул. Он готовился к этой просьбе заранее, ритуал был неизбежен. Он порылся в кармане и выудил десятифунтовую бумажку.

— Держи.

— Большое спасибо. Слушай, а я тебе не говорил, что человека, который открыл Элвиса и Джонни Кэша, звали так же, как тебя?

— Каждый раз говоришь, Стюарт, — устало улыбнулся Микки. — И не точно так же, только фамилия совпадает, сам знаешь. Ладно, звони, если что-то пронюхаешь.

— Как скажете, мистер Филипс.

И Микки ушел с моста. «Это, конечно, не гонка по пересеченной местности, — подумал он, — но все ж лучше, чем копаться в бумажках».

ГЛАВА 67

Кафе «Минори» ютилось в заднем уголке одноименной художественной галереи на вершине Ист-Хилла, напротив замка, в грандиозном георгианском здании. Само собой, Марина не могла устоять перед неотесанными половицами и разнокалиберной, надерганной из многих гарнитуров мебелью, не говоря уже о тамошних громадных пирогах и порциях киша. И она пришла сюда с Доном, потому что вероятность встретить здесь других полицейских была минимальная.

Они сели на террасе (благо погода еще позволяла), как можно дальше от остальных посетителей, чтобы никто ненароком не услышал их беседу.

Марина не отрываясь смотрела в пустую чашку. Остатки кофе высыхали на каемке, как геологические залежи, датирующие определенный период. Встрепенувшись, она огляделась по сторонам.

Этот сад, с его причудливой подборкой архитектурных изысков, с арками и сводами, разбросанными, как казалось, в случайном порядке, всегда напоминал ей уменьшенную копию Портмериона. Но сейчас она не замечала сходства. Она думала о том, что рассказал ей Дон. Пыталась осмыслить услышанное.

— О боже…

От рассказа Дона окружающий мир померк и сжался. Она услышала нечто неправдоподобное, нечто гротескное в самой уютной, самой привычной обстановке. Это лишь усилило произведенный эффект.

— О боже… — повторила Марина. Другими словами описать свои чувства она не могла.

— Жаль, что ты так об этом узнала, — сказал Дон, тоже не сводя глаз со своей чашки. В ней еще оставался остывший кофе, ведь он говорил, а она слушала. — Жаль, что тебе вообще пришлось об этом узнать.

— Нет-нет, это… — Она покачала головой. — Бедный Фил…

— Я всегда знал, что рано или поздно придется обо всем ему рассказать. Так мне, по крайней мере, казалось. Но втайне я надеялся, что этот день никогда не настанет. — Дон коснулся ее руки, и она не возражала. — И я уж точно не мог представить, что все это всплывет при таких обстоятельствах.

— Еще бы.

— Я думал, что все закончено. Думал, что все это в прошлом. — Он тяжело вздохнул. — Размечтался…

Марине хотелось закурить. Она не курила несколько лет, еще со студенческой поры, но во время стресса до сих пор невольно представляла, как сигаретный дым проходит по горлу и затекает в легкие. Утешая, принося успокоение… Она понимала, что это лишь иллюзия, и держалась стойко. Но сейчас… Сейчас она бы полжизни отдала за затяжку.

Дон убрал руку и откинулся на спинку стула.

— В общем, так. Теперь ты знаешь.

— Да, — машинально ответила Марина. В мыслях она была далеко от этого кафе. — Теперь я знаю. И это многое объясняет.

— В смысле?

— Поведение Фила. Ему кажется, что он сходит с ума. Ему всюду что-то мерещится, его преследуют призраки… А он ведь не верит в призраки.

— О, они существуют, уж поверь мне. Еще как существуют!

— Бедный Фил… — Марина покачала головой.

— Боюсь, я вынужден задать этот вопрос, — сказал Дон. — Что ты теперь собираешься делать?

— Да, это вопрос. Пожалуй, самый важный вопрос. Но есть еще один.

Дон промолчал.

— Как это отразится на расследовании?

Дон вздохнул.

— Ну, для этого нам понадобится…

И он вытащил украденный рапорт. Оба посмотрели на него. Марина нахмурилась.

— Думаю, нам следует заказать еще кофе, — сказал Дон. — На это понадобится время.

ГЛАВА 68

Микки вернулся в офис, чтобы распечатать найденные материалы о Ричарде Шо. Когда зазвонил телефон, он как раз смотрел на часы, прикидывая, что после этого может уже идти домой.

Номер был незнакомый.

— Сержант Филипс слушает.

— О, как формально, — ответил ему женский голос.

«Где-то я его уже слышал», — подумал Микки. И эти слова прозвучали весьма многообещающе.

— Кто это?

— Извините, забыла представиться. Решила, что вы и так меня узнаете. Это Линн. Линн Виндзор.

В памяти у Микки сразу всплыл образ адвокатессы. На этот образ он мог смотреть часами.

— Чем могу быть полезен, Линн?

— Ну, я и сама точно не знаю…

Она замолчала, как будто хотела сказать что-то личное, но боялась посторонних ушей.

— Не спешите, — сказал он и понял, что невольно улыбается.

«Это непрофессионально», — подумал он, но даже не попытался перестать.

— Я… Не знаю…

— Ничего, не спешите, — повторил он, почувствовав, что ей нужна поддержка.

Она вздохнула.

— Я… — Голос стал еще тише. — Я кое-что обнаружила. Кое-что… — Опять вздох. — Знаете, это, наверное, полная ерунда. Но мне просто пришло в голову, что в свете последних событий…

— Вы обнаружили нечто, заслуживающее внимания, и хотите мне это показать?

— Именно, — с явным облегчением подтвердила она. — Знаете, это, наверное, полная ерунда, вы уж извините за беспокойство, но… Мы могли бы увидеться сегодня вечером?

Если улыбку, вызванную голосом Линн, сложно было назвать профессиональной, то как трактовать возникшую вдруг эрекцию?

— Конечно. Где и когда?

— Приезжайте ко мне, — сказала она низким, грудным голосом. — Вас устроит?

— Конечно.

Объяснив, как проехать, она добавила:

— Да, чуть не забыла…

— Слушаю.

— Никому не говорите об этом. Пожалуйста. — Томный голос, с хрипотцой.

Микки и сам заговорил шепотом:

— Это не вполне по протоколу, строго говоря…

— Пожалуйста, Микки. Я очень вас прошу. Я иду на сознательный риск. Если кто-то узнает… — И опять вздох.

— Ну…

— Микки, я вас умоляю! — И она действительно умоляла. — Сохраните это в тайне. Если кто-то узнает… Пожалуйста!

— Хорошо, — со вздохом согласился он.

— Обещаете?

— Обещаю.

— Хорошо. Вы не пожалеете.

И она повесила трубку.

Микки спрятал телефон в карман и невидящим взглядом уставился в монитор.

Правильно ли он поступил? И не станет ли хуже?

ГЛАВА 69

— Нашла!

Донна остановилась и подняла взгляд. Все это время она просидела на полу спальни, вытягивая ящик за ящиком, перебирая целую жизнь, прожитую рядом с Фэйт. Ей не нравилось это делать — слишком похоже на предательство, и неважно, что Фэйт умерла. Она чувствовала себя мерзкой, корыстной родственницей, которая переворачивает дом покойной вверх дном в поисках завещания.

Этим она, по сути, и занималась.

«Вот только, — говорила она себе, — иначе нам с Беном не выжить. А если удастся еще и подзаработать, что ж, тем лучше. Фэйт наверняка не возражала бы. Она сама это делала — пока не погибла».

Порой Донна задумывалась, увидев одежду, которую Фэйт больше не будет носить, и вспомнив, когда она последний раз ее надевала. Куда они ходили, как они веселились… Так немудрено и разреветься, так что оклику Розы она даже обрадовалась. На боль в колене она старалась не обращать внимания.

Роза обыскивала комнату Бена. Мальчика отправили в гостиную и усадили перед ДВД-плейером. Донна решила, что так будет лучше: незачем ребенку наблюдать, как в его доме устраивают погром.

Роза вошла в спальню с синей тетрадкой в руках. Донна сразу вспомнила, как Фэйт купила эту тетрадку. Она тогда еще сказала: «Буду писать мемуары», — и обе рассмеялись. Больше Донна о тетрадке не вспоминала.

И вот пришлось…

Роза села на кровать, прижимая рукой сломанные ребра.

— Глянь, — сказала она. — Может, что-то поймешь.

Донна встала с пола и присела рядом с ней.

Они вместе начали читать.

Сидели и читали.

— О боже… — пробормотала Роза.

Донна промолчала. Сказать было нечего.

Они продолжили чтение.

ГЛАВА 70

— Опусти пистолет, — сказал Фил. — Не делай глупостей.

Глядя на распластавшуюся на полу доктора Свон, ему хотелось уточнить: «Больше не делай глупостей». Хотя это вряд ли подействовало бы.

— Уже поздно, — сказал человек с пистолетом. — Слишком поздно.

Фил наконец понял, насколько этот человек напуган. А когда человек настолько испуган и при этом вооружен, жди беды.

— Ну же, — увещевал он, осторожными шагами приближаясь к преступнику. — Просто брось пистолет. Давай поговорим.

Он остро ощущал присутствие Анни. Одна она из всей команды прошла специальный тренинг по переговорам с террористами. Он уступил ей место — одним взглядом. Она приняла эстафету — одним кивком.

— Как вас зовут? — спросила она, тоже незаметно приближаясь к мужчине.

Тот явно был обескуражен и беспомощно переводил взгляд с нее на кричащего ребенка.

— Меня зовут Анни. Представьтесь, и мы сможем поговорить.

Человек приоткрыл рот, пошевелил губами, но не смог произнести ни слова.

Фил видел, как на лбу у него выступил пот и ручейком скатился по брови и ниже по щеке. Мужчина затряс головой, явно раздраженный, и пистолет дрогнул у него в руке. Фил сжал пальцы в кулак, снова разжал и напрягся, готовый атаковать в любой момент.

И тут у него зазвонил телефон.

Мужчина прицелился. Теперь Фил смотрел прямо в дрожащее дуло.

— Я сейчас его выключу, — сказал он, вынимая трубку и демонстративно нажимая на кнопки. — Видишь, выключил.

Телефон вернулся в карман.

— Ну же, — уговаривала Анни, не сводя с человека глаз. Голос ее пока ни разу не дрогнул. — Просто скажите, как вас зовут, и мы сможем во всем разобраться.

Он снова шевельнул губами, напомнив Филу корову, жующую жвачку.

— С-с-с… Самюэль…

Анни, пусть и не без усилий, улыбнулась.

— Отлично, Самюэль. — Она осторожно поддела лацканы пиджака и раздвинула их в стороны. — Я не вооружена, Самюэль. Смотри. Оружия нет. — Пиджак снова сошелся на груди. — И мой коллега, — она кивнула на Фила, — тоже безоружен. У него есть только телефон. Так что, пожалуйста, брось пистолет. Хорошо? И мы сможем поговорить.

Все ближе, и ближе, и ближе…

— Мне… конец, — пробормотал Самюэль, обливаясь потом. — Что бы ни случилось, мне конец…

— Не все потеряно, — возразила Анни. — Пока. Мы еще можем спасти ситуацию. — Ближе, еще ближе… — Ну же, Самюэль…

— Нет, — сказал он. — Вы не понимаете… Меня заставили. Если я… если я этого не сделаю, все потеряю. Мне конец. В любом случае мне конец…

— Но почему же, Самюэль? Почему вы так решили? Вы не обязаны это делать.

— Обязан! — выкрикнул он. — Я должен… должен…

Слезы побежали по его щекам, смешиваясь с потом.

Фил украдкой глянул на мальчика. Тот перестал кричать и просто таращился на взрослых, столпившихся в его палате. Фил перевел взгляд на мужчину с пистолетом.

— Кто вам сказал, что вы обязаны, Самюэль? Кто? Я же вижу, что вы не сами это придумали. Так кто же? Кто велел вам забрать его?

— Старейшины.

— Старейшины? — переспросила Анни. — А зачем им этот мальчик?

— Он им нужен… для… жертвоприношения… О боже…

Новый поток слез. Жалобные всхлипы.

Пистолет дрогнул у мужчины в руке. Фил еще на несколько сантиметров приблизился к нему.

И тут человек его заметил — и, немедленно направил дуло на него.

— А ну назад! Назад! Не заставляй меня стрелять… Пожалуйста…

— Спокойно, Самюэль, — сказала Анни, изо всех сил стараясь скрыть напряжение в голосе. — Спокойно. Все будет хорошо, если вы успокоитесь.

Он снова развернулся к ней.

— Нет, не будет… Ничего не будет хорошо… Никогда. Вы разве не понимаете? Ничего и никогда…

Анни приближалась. Медленно, но неуклонно.

— Ну же, Самюэль, сдавайтесь, и мы вместе что-нибудь придумаем. Ну же…

Ближе.

За дверью послышался какой-то шум, и в палату заскочил Гласс. Фил открыл было рот, чтобы предупредить его, но главный инспектор рванулся вперед.

— Какого черта ты здесь делаешь? — заорал он, хватая Фила за грудки и таща к выходу. — Я же тебя выгнал…

Ошарашенный реакцией начальника, Фил не сразу нашелся с ответом. Не устояв на ногах, он упал на пол, увлекая Гласса за собой. Анни, стараясь не отвлекаться на потасовку, наблюдала за преступником и ребенком одновременно. Самюэль вконец растерялся. Он навел пистолет на Анни.

Фил взглянул через плечо Гласса и сразу понял, что сейчас произойдет. Он открыл рот, но…

Было уже слишком поздно. Раздался выстрел.

Анни вздрогнула, и на груди у нее распустился ярко-алый цветок.

— Нет! — закричал Фил, пытаясь сбросить с себя Гласса, но тот продолжал цепляться за него.

— О господи… — Глаза Самюэля растерянно забегали от пистолета к окровавленной Анни, а от нее — к мальчику на кровати. — Что же я наделал! Нет… — Он снова заплакал, но в глазах его уже читалась смиренная готовность принять любой исход. Он подхватил окаменевшего мальчика с кровати. — Идем со мной!

Ребенок закричал, с него посыпались катетеры и иглы.

Когда Филу удалось наконец сбросить с себя Гласса, Самюэль уже вышел из палаты и бежал по коридору.

Фил взглянул на Анни, которая едва дышала, на пустую кровать… В этот момент Гласс схватил его за лодыжку.

— А ну, стой!

Фил пнул его ногой.

— Отвали, сволочь! — рявкнул он.

Гласс откатился, держась за голову. Фил снова посмотрел на Анни. Она зажимала рану правой рукой, пытаясь остановить кровотечение. Фил присел на корточки рядом с ней.

— Иди… — прошептала она. — Спасай ребенка…

Фил кивнул и встал.

На полу зазвонил телефон Гласса, но Фил не обратил на него внимания.

Он выскочил из палаты и побежал по коридору.

ГЛАВА 71

Роза закрыла синюю тетрадь. Не сказала ни слова.

Донна, сидевшая рядом, тоже молчала.

Снизу доносились веселые песни какой-то детской передачи, бессмысленные и неуместные после того, что им пришлось прочесть.

— О господи… — надломленным голосом произнесла Донна. — Она никогда… никогда не говорила… Я понятия не имела…

— Естественно, — сказала Роза.

Раньше в ее ответе послышались бы гнев, издевка, презрение. Но сейчас — нет. Ничего подобного. Только искреннее участие, искренняя тревога. Строки этой тетради надолго лишили ее способности ехидничать.

— Если это правда…

— А ты сомневаешься? Конечно, это правда. Фэйт не стала бы врать. Тем более о таком… И кто-то же знал об этом, ведь так? Кто-то поверил ей и попытался ее остановить. И теперь она… она…

Донна как будто окоченела, пока читала эту книгу. Потрясение было слишком велико, чтобы в ней осталось место для каких-то иных эмоций. Слова Фэйт обездвижили ее. Но теперь слова эти постепенно доходили до нее, и в уголках глаз начали закипать слезы.

Она не стала их сдерживать. Пусть текут. Они, в конце концов, вовсе не значат, что она слабачка. Нет, эти слезы были знаком солидарности. Фэйт заслуживала того, чтобы ее оплакали. После всего, что ей довелось пережить…

Она почувствовала на плече чью-то руку. Роза. В любых других обстоятельствах она бы удивилась этому, но сейчас… Не было на свете человека, который прочел бы эту историю и остался равнодушным.

Казалось, прошла целая вечность. Тем временем на первом этаже мультипликационные дети проживали свою беспечную, счастливую жизнь — жизнь, которой не знал ни один ребенок в этом доме.

Наконец Донна почувствовала, что приходит в себя. Она достала из кармана салфетку, высморкалась, промокнула глаза и взглянула на Розу.

— Что… что же нам делать?

Роза смотрела прямо перед собой — в окно, на улицу. Но в то же время, — сквозь окно, мимо улицы. Донна уловила момент, когда взгляд этот начал твердеть. От гнева. Просчитанного, холодного гнева. Из кармана торчал, поблескивая, кончик ножа, который Роза отобрала у Донны.

— Сделаем пару звонков, — ответила она. — А потом позвоним ему.

— Думаешь, стоит? — недоверчиво спросила Донна. — А если… если это он…

— Один звонок сделаем для подстраховки. А потом позвоним ему. Если это все-таки он…

Роза достала из кармана нож. Повертела его в руке, глядя, как свет играет на лезвии.

— Давай лучше сразу ему позвоним. Послушаем, что он скажет.

Донна кивнула. Теперь она смотрела туда же, куда и Роза. Может, и у нее получится увидеть это. Или нечто подобное.

ГЛАВА 72

Микки нажал кнопку домофона, подождал ответа.

Линн Виндзор жила в одной из новостроек, которые в последнее время росли по городу как грибы после дождя. Он сам жил в похожей. Но не точно такой же, эта была гораздо фешенебельнее. Прямо возле речки, до пристани рукой подать. Микки хорошо помнил этот район: около года назад он повстречал опасного ублюдка на другом берегу Колна.

— Да? — раздался голос из динамика.

Микки замялся. Как же представиться? Микки Филипс? Или это прозвучит слишком фамильярно? А детектив Филипс — не слишком ли формально? Так как же быть?

— Детектив Филипс… Микки Филипс.

Компромиссный, сдвоенный вариант.

— О, здравствуйте, Микки. — Теплый, зазывный голос Линн Виндзор. — Проходите. Третий этаж.

Микки поднялся по лестнице. Да уж, дом и впрямь был куда фешенебельнее. Всюду ковры, все новенькое, с иголочки. Над этим зданием работали не только строители, но и дизайнеры.

И это здание находилось на расстоянии световых лет от изуродованных трупов, с которыми у него ассоциировался весь район.

По крайней мере, он на это надеялся.

Он дошел до нужной двери, поднял руку, чтобы постучать, но остановился. Его одолевали сомнения. Он нарушил устав. Если что-то пойдет не так, у него будут большие неприятности. С другой стороны, а что может пойти не так? Он же пришел поговорить. Просто поговорить. Она хотела что-то ему сообщить. Вот и все. Обычный разговор.

Он мысленно несколько раз повторил эту фразу в надежде, что сможет убедить самого себя.

Дверь открылась еще до стука, и он опустил руку, чувствуя себя полным идиотом.

— Здравствуйте. А я услышала, что вы пришли. Проходите.

Она распахнула дверь, впустила Микки и заперлась на замок.

Он попытался рассмотреть гостиную из коридора, но не смог: свет был приглушен. Играла музыка. Он не узнал исполнителя; что-то медленное, томное, но в то же время ритмичное. Сексуальная музыка. Музыка для соблазнения.

— Проходите же, — сказала она из-за спины.

Он чувствовал запах ее духов, ее дыхание на своей шее. Гостиная, куда его пригласили, напоминала разворот в журнале «Домашний уют». Самая современная техника, самые изысканные светильники. Картины на стенах. Даже книги на полке были расставлены идеально.

— Симпатичное у вас жилище…

— Спасибо, но, боюсь, это не моя заслуга: все так и было, когда я въехала. — Она рассмеялась. — Я сама чувствую себя тут незваной гостьей. Выпить хотите?

— Ну…

— В холодильнике есть пиво.

— Да, спасибо, пиво было бы неплохо…

— Располагайтесь! — крикнула она уже из кухни.

«Ага, расположишься тут…» — подумал он, неловко умащиваясь на краешке дивана.

Линн вернулась с бутылкой пива в руке.

— Будете из бутылки или принести стакан?

— Из бутылки, спасибо.

Она села рядом. Волосы заколоты на макушке, длинный шелковый халат — будто только из душа вышла. Судя по тому, что он мог разглядеть сквозь полупрозрачный шелк, белье на ней было соответствующее. Она поджала ноги, усаживаясь поудобнее, и взяла свой бокал с какой-то газированной жидкостью. Кубики льда звякнули о стенки.

Чокнулись. Выпили.

Микки поставил бутылку на стеклянный столик, хотя и понимал, что на поверхности останется влажный круг.

— Вы хотели мне о чем-то рассказать?

— Да, — потупившись, сказала она и улыбнулась.

— Я вас слушаю.

Она поставила свой бокал на столик. Посмотрела ему в глаза — и ткань его штанов невольно вздыбилась в районе паха.

— Я о многом хочу вам рассказать. Но сначала мне нужно сделать это.

Она придвинулась ближе.

— Что же?

— Вот это.

И, обхватив его лицо руками, она впилась ему в губы.

Он старался не отвечать на поцелуй. Потом, когда все закончилось, он уговаривал самого себя: «Ты старался, старался изо всех сил…» Но это была неправда. Едва ее губы коснулись его губ, языки их переплелись, а когда она прижалась к нему всем телом, ткань на брюках чуть не лопнула.

Она на секунду отпрянула, улыбнулась.

— Так-то лучше, — сказала она.

Шелковый халатик легко соскользнул с ее плеч — и Микки увидел то, что скрывалось под ним. Увидел и обомлел.

— Надеюсь, вы не сочтете меня самонадеянной… — сказала она, изящно поводя плечами. Она прекрасно понимала, как жадно его глаза пожирают ее тело, облаченное лишь в черное белье, и ноги, обтянутые чулками. — Но мне кажется, мы оба это чувствуем, не так ли?..

— Но вы… Вы же должны мне что-то… рассказать…

— Потом. Сначала — это. Вы не возражаете?

Вместо ответа Микки швырнул халатик, сползший уже до талии, на пол.

Хватит притворного сопротивления.

Хватит думать о чем-то еще, кроме божественной плоти Линн Виндзор.

ГЛАВА 73

Фил бежал по коридору сломя голову, но Самюэль был быстрее. «Уж не знаю, кто это, — думал Фил на бегу, — но ориентируется он в больнице неплохо».

Зажав ребенка, такого хрупкого, почти невесомого, под мышкой, Самюэль бежал все быстрее.

В конце коридора Фил уткнулся в развилку и остановился, упершись руками в колени, чтобы перевести дыхание. Все коридоры казались ему одинаковыми. Табличек на отделениях он не читал — просто мчался вслед за Самюэлем. Он даже не знал, пробегали ли они тут раньше. Налево, направо, вперед — ни мальчика, ни похитителя нигде не видно. Он прислушался в надежде услышать крики, шум. Тишина. Только его собственное сиплое дыхание.

И тут — крик. Из левого коридора. Он посмотрел в ту сторону, но ничего не увидел. Крик не умолкал, только теперь к нему присоединился топот ног. Превозмогая боль в груди, Фил бросился туда.

Впереди виднелась приемная, где все — персонал, пациенты, посетители — слились в одну шумную массу. Крики, всхлипы… Фил кинулся к двери, но путь ему преградил охранник.

— Не входите сюда, пожалуйста, здесь небезопасно.

Фил попытался вырваться, но охранник схватился за него еще крепче.

— Да не входите же! Мы уже вызвали полицию.

Чертыхаясь, Фил вытащил из кармана свое удостоверение.

— Извините… — только и буркнул охранник, отпуская его.

Фил рванул через двойные двери. Самюэль уже стоял у входа, прикрываясь мальчиком. Стоило кому-то шелохнуться, и он взмахивал пистолетом.

— Назад! — кричал он. — Отойдите, я вас прошу… — Измученный, заплаканный голос.

Фил остановился напротив, и мужчина сразу же навел прицел на него.

— Пожалуйста, не надо… Просто оставьте меня в покое…

— Отпусти мальчика, — сказал Фил, приближаясь. — Ну, давай, Самюэль, отпусти ребенка…

Дуло по-прежнему смотрело прямо на него.

— Нет… Стой…

Он умолял его. Заклинал.

«Совсем ослабел, — понял Фил. — Я с ним справлюсь. Запросто».

— Не подходи!

— Это конец, Самюэль. Все.

— Я… я выстрелю…

— Нет, не выстрелишь.

Фил надвигался.

— Выстрелю…

Фил замер: прямо на них летел внедорожник. И водитель явно не намеревался сбавлять скорость. Фил едва успел отскочить, но Самюэль не сдвинулся с места. Машина, визжа покрышками, притормозила, со стороны пассажира распахнулась дверца, одно движение — и мальчик исчез.

Фил подбежал к машине, но не смог разглядеть лица водителя. Зато пассажир смотрел прямо ему в глаза.

И Фил узнал его. И это узнавание было похоже на удар под дых.

— Нет, нет…

Он упал на колени и замер. Внедорожник, взревев мотором, скрылся из виду.

Из здания больницы выбежал Гласс и бросился к своей машине. Он уехал, а Фил его даже не заметил.

Самюэль ткнул пистолетным дулом себе в подбородок.

— Мне очень жаль, очень жаль…

И нажал на курок.

По парковке прокатилась волна криков.

Но и этого Фил не заметил. Он видел перед собой лишь лицо пассажира. Капюшон из грубой ткани. И темные, бездонные глаза.

Это был мужчина из его ночных кошмаров.

И этот мужчина был реален.

ГЛАВА 74

В дверь постучали. Донна и Роза переглянулись. Они знали, кто это.

— Я открою, — сказала Донна.

Она встала с дивана, подошла к двери. Открыла. В дом ввалился главный инспектор Брайан Гласс.

— Где она?

Не обращая внимания на Донну, он метался по дому, как зверь по вольеру.

— Я здесь, — откликнулась Роза, приподнимаясь.

«Главное — не думать о боли», — рассуждала она.

— И я знаю, что ты сделал.

Холодный, беспощадный голос. Так и должен, в представлении Донны, говорить палач.

— Я все знаю.

Гласс замер. Отдышался. Посмотрел на часы.

— У меня сейчас нет времени.

— Есть. Есть у тебя время. — Она показала тетрадь. — Здесь все написано.

Гласс молча сверлил ее ненавидящим взглядом.

Роза улыбнулась. Его ненависть питала ее.

— Думал, я не догадаюсь, да? Думал, я не пойду по следу?

Гласс по-прежнему молчал и не двигался с места. Донна пристально наблюдала за ним. Она на своем веку насмотрелась на таких мужчин. Волны агрессии исходили от него, как запах одеколона.

Роза продолжала:

— Отдать дохлую шлюху психопатке, да? Такой у тебя был план? Поручить расследование ненормальной, чокнутой. Да еще и повысить ее, но только остальным не рассказывать. Между нами, да? Чтобы потом, если что, откреститься. Чтобы потом уверять: это же первый признак! Да она ненормальная!

Гласс вздохнул.

— У меня действительно нет времени.

— О, у тебя вдоволь времени. — В руке у Розы появился нож. — До хрена времени! Будешь стоять и слушать все, что я хочу тебе сказать. Потому что я во всем разобралась. От кого убегала Фэйт, а? С кем она встречалась в лесу в Уэйкс Колне? С тобой. И как я об этом узнала? Обратилась в службу наблюдения. На той улице, где ты ее снял, камер не установлено, но я дала им номер твоей машины — и они проследили весь твой путь от центра города до леса в Уэйкс Колне, по Колчестер-роуд. Ты ехал с женщиной. — Она улыбнулась. — Да. Тебя засняли. И занесли в систему. Тебя вместе с Фэйт.

Дыхание Гласса стало прерывистым, частым.

— Она тебя шантажировала, да? Решила сперва показать эту книгу тебе. А ты не захотел платить, верно? — Роза подошла ближе. Нож плясал у нее в руке. — Так ведь?

— Да, — сглотнув комок, ответил Гласс.

— Так. И ты решил убить ее. А почему нет, правда же? Очередная дохлая шлюха, кому какое дело? Никто не огорчится. Спишут все на распоясавшегося клиента. Такой у тебя был расчет?

Он промолчал.

— Да только она убежала. Вырвалась и убежала. И если бы из-за угла не выехали эти две машины, ты бы ее не догнал. И тогда все бы узнали о том, что ты сделал.

Не отрывая глаз от ножа, Гласс нервно облизнул губы.

— Ну как, пока все правильно?

Смутная улыбка.

— Более-менее. Не совсем полно, но сойдет.

— Нормально, да? — Роза кивнула. — Хватит, чтобы выдвинуть обвинение. — Она рассмеялась. Смеяться было больно, но она этой боли практически не чувствовала. — А потом ты поручил это дело душевнобольной. Пусть, значит, потрепыхается, а потом обо всем можно будет забыть. Но план не сработал. — Она поднесла нож к его лицу.

— Не сработал. Но это дело поправимое.

И пока Роза Мартин обдумывала его слова, Гласс одной рукой вывернул ей запястье, а другой выхватил нож. Роза закричала, дернулась, но Гласс оказался быстрее. И сильнее. Прежде чем она успела отобрать нож, он всем телом навалился на нее и всадил лезвие как можно глубже.

В ее глазах застыло удивление. Он вытащил нож и вонзил его снова. И снова. И снова. Лицо его превратилось в демоническую маску.

Донна закричала.

Бен, выбежавший на лестницу, тоже закричал.

Гласс, не выпуская ножа, обернулся на крики.

Донна попыталась за доли секунды вычислить расстояние до двери — и поняла, что не успеет. Единственным ее оружием была кофейная кружка. Не задумываясь о последствиях и, прежде всего, о ноже, она рванулась к Глассу и что было силы ударила его кружкой, целясь в висок. Она промахнулась — удар пришелся за ухо, но тем не менее он потерял сознание.

— Бежим, Бен!

И, подхватив ребенка, она пулей вылетела из дома.

А Роза осталась лежать на полу, прикрывая живот руками.

— Нет… нет… нет…

Она как завороженная смотрела на фонтан крови, бьющий из нее, и слабыми пальцами пыталась собрать блестящие внутренности.

У нее не оставалось времени на слезы.

На злость и досаду — тоже.

Времени у нее оставалось ровно на то, чтобы умереть.

ГЛАВА 75

Донна бежала, не выпуская руки Бена. Она не знала, куда бежит. Лишь бы подальше. Подальше отсюда.

Но когда они добежали до конца улицы, путь им преградили двое мужчин.

И она их узнала.

— О нет… нет…

Это были те двое из машины. Те, которых она ранила.

— Нет…

Они ее настигли.

Тот, у которого было перебинтовано лицо, улыбнулся.

— Вот и попалась.

Донне хотелось кричать, плакать, пинаться.

Но она ничего не делала.

Она стояла неподвижно.

Огонь внутри нее погас.

ГЛАВА 76

В больницу приехали все: полицейские машины, эмчээсники, вся эта братия. Не хватало лишь — по очевидным причинам — «скорых». Парковку отгородили желтой лентой, фасад здания — тоже. Труп Самюэля так и лежал на асфальте, дожидаясь экспертов.

К Филу, сидевшему на ступеньках у входа, подбежали Дон и Марина.

— Фил?

Он смотрел куда-то вдаль стеклянными глазами и даже не отозвался на ее голос.

— Фил, это я, Марина…

Она погладила его по руке. Ответа не последовало. Они с Доном тревожно переглянулись.

— Фил… — еще раз попробовала она.

Бесполезно. Он впал в кататонию. Шок парализовал его.

Дон присел рядом.

— Фил, это я, Дон. Сынок, ты… ты меня слышишь?

Фил молчал.

Марина продолжала гладить его по руке. Положила голову ему на плечо.

— Марина…

Голос его звучал так слабо, будто доносился из глубины туннеля.

Марина сжала его ладонь.

— Да, Фил, я здесь. Я рядом.

Он посмотрел на нее — и она увидела в его глазах то, чего надеялась больше никогда не видеть. Боль. Страшную, безнадежную боль.

— Он настоящий, Марина. Этот мужчина из моих снов… Он существует на самом деле. Он был здесь…

Она еще крепче стиснула его руку.

— Боже… О боже…

Она не могла его отпустить.