Глава 29
Фил сидел на диване у себя в гостиной и пил пиво. Набрал полный рот, подержал его немного, поперекатывал с одной щеки на другую, потом проглотил. Откинул голову, закрыл глаза. На кофейном столике валялась упаковка из-под еды на вынос из индийского ресторана, из стереосистемы звучала песня «Одиночество машиниста башенного крана» группы «Элбоу». Он вздохнул, вслушиваясь в слова Гая Гарви, который пел о том, как далеко ему падать на землю.
Вернувшись с работы, он много думал об этом деле, особенно о поведении Фенвика. Но несколько упражнений на домашнем силовом тренажере избавили его от этих размышлений. И теперь, когда ему следовало бы сформулировать свои задачи и планы на завтрашний день, он обнаружил, что все его мысли заняты Мариной. И только Мариной.
После того как она ушла из его жизни, разбив при этом его сердце, он чувствовал себя обездоленным. Его особенно задевало то, что она полностью разорвала отношения, и это после всего, что они значили друг для друга. Ни телефонных звонков, ни записок, ни писем по электронной почте — ничего. Словно он для нее умер.
Его рвавшиеся наружу взрывные эмоции в своем развитии прошли несколько четко распознаваемых этапов. Сначала — непонимание ее действий. Угрызения совести, что она будет обвинять его за Мартина Флетчера. Потом — злость, когда она не дала ему объясниться и доказать, что он невиновен. Злость переросла в ярость, когда он попытался начать ненавидеть ее, исходя из своей системы взглядов, когда говорил себе, что она его не стоит, и когда потерпел в этом полное фиаско. И наконец — оцепенение и пустота, когда он понял, что оставшуюся часть жизни ему придется провести без нее. При этом он бессчетное количество раз проигрывал прошлые разговоры с ней, выдумывал и представлял себе новые, которые они могли бы вести, рассматривал различные сценарии развития событий и их возможный исход.
Из состояния задумчивости его вывел резкий телефонный звонок.
Он вскочил, чтобы ответить, подумав, что это может быть Марина, но потом вернулся в профессиональное русло и решил, что это могут звонить из управления с последней информацией о ходе расследования. Или даже о еще одном убийстве.
«Господи, не допусти этого. Прошу тебя, пусть это будет не так…»
Но он не угадал.
— Здравствуй, сынок.
Фил расслабился. Это была Эйлин Бреннан. Женщина, заменившая ему мать.
— Привет, Эйлин! — Он щелкнул кнопкой на трубке и немного приглушил звук. — У вас все в порядке?
— Все отлично, Фил. Дон передает тебе привет.
Фил совсем забыл. По средам вечером он всегда звонил Эйлин.
— Прости, — сказал он. — Я должен был позвонить тебе.
— Все нормально. — Она вздохнула. — Просто мы видели новости. Эти девушки… Это ужасно! Я сказала Дону, что наш Фил, должно быть, занимается этим делом.
Фил услышал нотки гордости в ее голосе и улыбнулся.
— Точно, занимаюсь.
— И только поэтому ты подвел бедную дочку Линн Лоуренс.
— Прошу тебя…
— А ты не мог бы встретиться с ней позднее? Сходили бы в ресторан…
— Не думаю, что я составлю ей хорошую компанию.
— Я знаю, Фил. — Она вздохнула. — Ужасно. Мы живем в ужасном мире.
— Не весь же он такой, — возразил Фил.
— Дон хочет знать все по этому делу. Я сказала ему, что ты не можешь ничего рассказывать. Он это знает, но ничего не может с собой поделать. Так что…
И понеслось. Фил сделал еще пару больших глотков пива. После такого дня послушать сплетни о друзьях Эйлин, с которыми он был едва знаком, о проблемах Дона, пытавшегося разобраться, как работает их новый DVD-проигрыватель, было как раз то, что нужно. Все это говорило ему, что окружающий мир, как бы о нем ни отзывалась Эйлин, представлял собой не совсем уж ужасное место, как ему так часто приходится видеть по роду своей работы, и люди продолжают жить нормальной повседневной жизнью. Ему приходилось слышать, как некоторые из его коллег говорили о своих родителях и ответственности перед ними как об очень скучных обязанностях, выполнять которые они ненавидят. Но у Фила все было иначе. Ему звонки от Эйлин нравились.
Разговор шел к концу, судя по тому, что Эйлин добралась до своей обычной завершающей фразы.
— Я бы очень хотела, чтобы ты встретил хорошую девушку, Фил. Остепенился. Ты заслуживаешь такого человека. Человека, который даст тебе немного счастья.
Он ответил в том же тоне.
— Я знаю, Эйлин. Но у меня просто нет такой возможности. На своей работе я вообще не вижу женщин.
«Разве что мертвых», — подумал он, но, к счастью, вслух этого не произнес.
— Что ж, я пыталась тебе помочь. Но ты уже взрослый мужчина и можешь сам позаботиться о себе. Да, Дон спрашивает, приедешь ли ты в воскресенье, как договаривались? Я думаю, ему просто нужно пойти с кем-нибудь в паб и посмотреть там футбол. Не понимаю, зачем ему это. У нас дома спутниковая антенна.
Фил представил Эйлин, сидящую в своем любимом кресле, и их большой, стоящий на отшибе дом постройки пятидесятых годов в Майл-энд рядом с железнодорожной станцией. Архитектура под стиль эпохи Тюдоров, с балками снаружи и внутри. Отделанный со вкусом, разрушавшийся несколькими поколениями воспитывавшихся здесь детей и каждый раз любовно восстанавливаемый. Он любил его. Атмосфера, шумная и насыщенная энергией, но в то же время дарящая тепло и утешение. Он казался опустевшим теперь, когда Эйлин и Дон отошли от дел, не брали воспитанников и остались здесь только вдвоем. Но Фил по-прежнему любил приезжать сюда. Это делало его выходные особенными.
— Ничего не изменилось, я приеду. И с нетерпением этого жду.
Они попрощались. Эйлин повесила трубку, и Фил снова остался один.
Он вздохнул. Ее слова разбередили ему душу. Он оглядел свою гостиную. Хорошо обставлена, книги на полках, диски, постеры на стенах. Все говорило об интересной, полной жизни. Он был счастлив в компании с самим собой. Большую часть своей жизни он проводил в одиночестве. Но иногда ему все же хотелось бы иметь кого-то, с кем можно было ее разделить. Кого-то, кто ждал бы его дома.
Он громко рассмеялся над тем, как жалостливо по отношению к себе это должно звучать.
— Наверное, заведу собаку, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Он снова сделал глоток пива и нажал кнопку дистанционного пульта стереосистемы. Снова зазвучала музыка «Элбоу», и мысли его мгновенно переключились на Марину. Он слушал этот альбом во время их первой встречи. Каждый новый трек напоминал ему о какой-то ее черте, но одна песня стояла особняком. Он знал, что она должна зазвучать уже скоро, нетерпеливо ожидал ее, понимая, что она принесет воспоминания, которые он считал почти невыносимыми, но возврата к которым, тем не менее, очень хотел.
Они познакомились по работе. Это было дело Джеммы Харди. Марина сразу же привлекла его внимание. В тот день он оторвал глаза от бумаг на своем столе, увидел, как Фенвик ведет ее через офис, и почувствовал, что тормозит, причем до смешного. Она была просто прекрасна. В их офисе, забитом неважно одетыми, потными, циничными офицерами полиции это было особенно заметно. Складывалось впечатление, что она прибыла с другой планеты, намного более культурной и просвещенной. Он невольно уставился на нее.
Он прекрасно помнил их первую встречу на брифинге, вплоть до того, во что она была тогда одета. Он вновь представил ее себе. Свободное книзу черное бархатное платье, подчеркивавшее ее фигуру, плюс черные кожаные сапоги до колен на высоких каблуках, в которых она казалась выше, чем была на самом деле. Пышные черные вьющиеся волосы, зачесанные с одной стороны назад и удерживаемые блестящей заколкой, подобранной в тон с ожерельем на шее и сережками. Округлые выразительные карие глаза. Немного пухлые губы. Его первой мыслью было, что он никогда еще не видел женщину, которая бы выглядела настолько совершенной.
Затем последовала вторая мысль: даже и не думай, это далеко не твоего поля ягода.
Но вскоре она показала, что он ошибался.
В этом деле они работали одной командой: с ее стороны — психологический анализ, с его — опыт работы детективом. Им предоставили возможность работать только вдвоем. Вначале он обнаружил, что ему трудно разговаривать с ней. Пытаясь обсуждать обстоятельства дела, он смотрел на нее только мельком, потому что не мог долго выдерживать ее взгляд. Когда же все-таки это происходило, он видел, что она улыбается ему, а ее большие карие глаза сияют. Это лишало его присутствия духа. Ему казалось, что она поддразнивает его. Высокообразованный преподаватель университета насмехается над бедным трудягой-копом. Он пытался не обращать внимания, не принимать ничего близко к сердцу и сконцентрироваться на том, чтобы найти того, кто преследовал девушку.
Но Марина продолжала улыбаться ему. А он старался сфокусироваться на расследовании.
Потом они коснулись друг друга. Это произошло случайно: они стояли, склонившись над письменным столом, где были разложены документы и фотографии. Она попыталась что-то ему показать, и ее рука легла сверху на его ладонь. Его словно ударило током. Это прикосновение как будто встряхнуло его, разбудив и вернув к жизни. Оно заставило его впервые в жизни почувствовать свою связь с другим человеческим существом. Шокированный, он посмотрел на нее. И в тот же миг понял: она ощущает то же самое. Она все так же улыбалась ему, но только теперь эта улыбка стала ему понятна. Она не издевалась и не насмехалась над ним. Это была симпатия. И даже нечто большее.
— Послушайте, — сказал он, забыв о бумагах и глядя ей в глаза, в то время как она медленно и как бы неохотно убирала свою руку с его руки, — я вот все думаю, не хотите ли вы при случае сходить куда-нибудь, выпить немного или что-нибудь в этом роде?
После этого Фил почувствовал, что густо краснеет. Что он делает, приглашая ее куда-то пойти? Что его заставило произнести эти слова? Работая в полиции, он много сил положил на то, чтобы заработать репутацию настоящего мужчины и крутого профессионала — грозы криминального мира. Он не обращал внимания на угрозы расправы от преступников, которые заставили бы других офицеров сто раз подумать, прежде чем что-то решать. Но с женщинами он вел себя глупо и беспомощно.
Он уже открыл рот, чтобы извиниться и взять свои слова обратно, когда она неожиданно сказала:
— Да, это было бы замечательно.
— Почему ты тогда сказала «да»? — спросил он на их первом настоящем свидании в ресторане «Оливковое дерево» в центре Колчестера. Это было спокойное и уютное место с хорошей, хотя и довольно дорогой кухней. Место, куда приходят перекусить настоящие профессионалы. Но обычно все-таки не офицеры полиции его уровня. Он считал, что здесь его никто не узнает.
Они немного поболтали, обсудили ход расследования, выяснили, кто где живет. Затем Фил решил спросить ее мнение как профессионала о перспективах своего продвижения по службе.
И в ответ увидел все ту же загадочную улыбку. Ее губы были такого же насыщенного красного цвета, как вино в бокале, в карих глазах плясали отблески пламени свечи.
— Почему бы и нет? — сказала она, сделав медленный глоток. Фил завороженно смотрел на то, как заблестели ее губы, оторвавшись от тонкого стекла. — Ты красивый. Умный. Похоже, можешь при необходимости взять себя в руки. Но ты и очень чувствительный.
Фил рассмеялся.
— Это твое профессиональное суждение?
— Мое личное. Но это правда. Я вижу это по твоим глазам.
Он не знал, что сказать.
Она засмеялась.
— Ты счастлив, работая детективом?
Этот вопрос удивил Фила.
— Ну да. А ты счастлива быть психологом?
Марина улыбнулась.
— Говорят, что все психологи тронутые и просто пытаются найти дорогу домой.
— А о полицейских говорят, что они расисты и жестокие головорезы.
— Но не о тех, у кого такие выразительные глаза.
Фил чувствовал себя неловко, но ее откровенность воодушевляла его.
— А в отношении тебя все правильно? Ты действительно пытаешься найти дорогу домой?
Она пожала плечами.
— Я сейчас на правильном пути.
Она спросила, что привлекает его в работе полицейского. Он собирался сказать ей что-то скучное и обыденное: хороший отпуск, пенсионная схема… Что-нибудь в этом роде. Но, посмотрев в ее глаза, чувствуя, как глубоко они заглядывают в него, а вдобавок после того, что ответила она, он просто не мог этого сделать. Ей нужно было что-то большее, искреннее.
— В общем, это выглядит примерно так. Тебе поручают дело. Тебя вызывают на место. Где что-то произошло. Ограбление, убийство. Неважно. Там полная неразбериха. Обычно кто-то в слезах, в доме все вверх дном, жизнь разбита. Что-то в таком духе. И никто не знает, что дальше делать. — Он пожал плечами. — А я должен разобраться, что происходит. Понять, что здесь не так, и помочь все восстановить. Внести во все это какой-то смысл.
Она по-прежнему внимательно смотрела на него. Внезапно он почувствовал смущение. Эта женщина не была похожа ни на одну из тех, кого ему приходилось встречать раньше. Он поспешно поднял свой бокал и спрятался за ним.
— Вот так.
Она медленно кивнула.
— Ты учился в университете?
Он покачал головой.
— А хотел бы?
Он пожал плечами.
— Наверное. Но тогда не было такой возможности.
Она слегка нахмурилась, покручивая бокал за тонкую ножку. На лбу появилась очаровательная маленькая складка.
— Готова поспорить, что ты любишь читать. — Это было утверждением, а не вопросом. — Но если об этом спрашивают на работе, ты этого не говоришь.
Он подумал о книжных полках у себя в квартире. Забитых самой разной литературой. Все, что угодно: от философии и поэзии до беллетристики, биографий и дешевых триллеров для чтения в самолете. В нем жила жажда знаний, тяга к пониманию, корни которой, без сомнения, скрывались в его детстве. Впрочем, он так и не нашел того, что искал. И единственным занятием, приносившим ему настоящее удовлетворение, была работа в полиции.
Он снова пожал плечами, чувствуя себя после ее слов еще более неловко.
— У тебя было тяжелое детство, верно? Ты пережил много боли. Лишений.
Воодушевление исчезло. Теперь Фил ощущал только неловкость.
— Прости. Сюда вход воспрещен.
— Нет, это ты меня прости, — сказала Марина, опустив голову и глядя в свою тарелку. — Я упомянула о детстве только потому, что почувствовала это, вот и все. Потому что… — Она запнулась. — Мне это знакомо. — Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. — В тебе есть что-то, что напоминает мне себя. И мне очень жаль, если я поняла тебя неправильно.
Фил молча смотрел на нее. Ее ладонь скользнула через стол к нему. Их руки встретились. Между ними снова проскочил электрический разряд. Как будто это прикосновение подтвердило, что они понимают друг друга на уровне инстинктов.
— Может быть, хочешь узнать что-то обо мне? Я не возражаю, — сказала она.
Она открылась ему, рассказав о своей семье, о том, как скандальный отец-алкоголик бросил ее с матерью и двумя братьями, когда ей было всего семь лет, время от времени возвращаясь в их жизнь только затем, чтобы приносить новые страдания и боль.
— Он был мерзавцем: патологический лжец, жулик, скандалист, избивавший свою жену, — закончила она, и взгляд ее от неприятных воспоминаний затуманился.
— Вот и все его достоинства, — сказал Фил, пытаясь шуткой увести Марину от мрачных переживаний, к которым располагала эта история.
Она улыбнулась и продолжила. Рассказала, как ее поощряли в школе и ценили ее способности. И она охотно откликалась на это, страстно желая изменить свою жизнь.
— Значит, ты не местная? Акцента я у тебя не заметил.
— Вообще-то я из Бирмингема, — ответила она. — А там такой акцент, от которого обычно стараются отделаться.
Дальше Фил узнал, что ей дали стипендию Кембриджского университета и она выбрала психологию.
— Думаю, я выбрала эту специальность из-за отца. Мне хотелось понять, что заставило его стать таким. Почему он делал то, что делал.
— И тебе это удалось?
— Да. Но мне не понадобилась ученая степень по психологии, чтобы понять, что он был просто злобным и ленивым негодяем.
Вскоре ее мать умерла от рака, так и не успев увидеть единственную дочь выпускницей университета.
— Я так жалела об этом! Я хотела, чтобы она гордилась мной.
— Не сомневаюсь, что она и так тобой гордится.
Марина кивнула и отвернулась.
— А что же твои братья?
По лицу ее пробежала тень.
— Скажем так: когда они выросли, то стали очень похожи на своего папашу. Я уверена, что твои коллеги в центральных графствах имеют с ними дело чаще, чем я.
Фил удивленно поднял бровь, но тему развивать не стал.
— А ты, значит, из Колчестера? — спросила она. — Прожил здесь всю жизнь?
— Нет, еще не всю, — ответил он, надеясь рассмешить ее.
Она действительно засмеялась. Из вежливости.
— Ты не замужем, — сказал он, меняя тему разговора. — У тебя… есть кто-то?
На лице ее появилось странное выражение.
— Да, я живу тут с одним.
Сердце Фила оборвалось.
— Ага.
Марина пожала плечами.
— Это… В общем, мы вместе уже давно.
— Понятно.
— Он… Я была его студенткой. А он читал мне лекции. — Она пожала плечами. — В конце концов мы дождались, что я закончила учебу. Ну, более или менее дождались. Он был…
— Похож на твоего отца?
— Думаю, да. — И прежде чем Фил успел вставить слово, она быстро продолжила: — Возможно, пришло время мне… Иногда я чувствую себя скорее его… — Она смотрела на свое вино, раскручивая его внутри бокала. — Ну, не знаю. Вот такая я. А что насчет тебя?
Марина была откровенна с ним, и Фил чувствовал, что она ждет от него того же. Он заговорил, а она внимательно его слушала.
Он рассказывал о том, как больно быть покинутым, о том, как рос в детских домах и семейных приютах, пока не попал к Дону и Эйлин Бреннан.
— Они дали то, чего мне недоставало. Дом. Чувство сопричастности, не знаю… цель в жизни. — Он улыбнулся и пригубил вино. — Прости, я не большой мастер рассказывать о таких вещах. Это… В общем, я плохо умею выражать свои мысли.
Ее ладонь снова легла ему на руку. Она улыбалась.
— Ты мне и так уже все рассказал.
Их взгляды снова встретились. У них был разный цвет глаз, но в остальном, в самом главном, они были одинаковыми. Из ресторана они поехали прямо к нему.
У него не было времени рассмотреть ее тело, потому что они сразу же стали заниматься любовью. Установившаяся между ними связь продолжалась. Напряжение улетучилось, они быстро уловили ритм друг друга, дополняя партнера и мгновенно угадывая, что ему будет приятно, как будто между ними возникла какая-то плотская телепатия. Это было горячо, чувственно, неутомимо. Их соединял уже не просто контакт тел.
В какой-то момент, когда ее ноги вдруг с силой обвились вокруг него, он открыл глаза и увидел, что она пристально смотрит на него. Она улыбалась. Он тоже улыбнулся в ответ. В тот же миг он понял, что между ними установилось нечто большее, чем физическое влечение. Это было сильнее любой привязанности, какую ему приходилось ощущать в жизни. Это возбуждение невозможно было передать словами.
И оно невероятно испугало его.
Волна оргазма захлестнула его с головой.
Потом они лежали, усталые и опустошенные, в переплетении рук и ног, и Фил пытался понять, что же все-таки произошло. Это было больше, чем просто физическое облегчение. Он искоса взглянул на Марину. Он знал, что она сейчас ощущает то же самое. Это было самое значительное событие в его жизни. И снова его охватило волнение. И вновь он испугался.
Сквозь занавески пробивались первые утренние лучи. Этой ночью они почти не спали. Фил нажал на кнопку дистанционного пульта CD-проигрывателя. «Элбоу» тихонько запели «Один день, похожий на этот». Песню эйфорической любви, утверждавшую и поддерживавшую их настроение.
— А у тебя не будет проблем, когда вернешься домой?
Ее лицо было наполовину скрыто тенью.
— Оставь это мне.
— О’кей.
— Знаешь, обычно я так себя не веду, — сказала Марина.
— Что? Ты делаешь это необычно?
Она толкнула его в бок.
— Это у тебя истерическая реакция. Я имею в виду, что обычно не прыгаю в постель с мужчинами.
— Мужчинами? Так ты хочешь, чтобы нас здесь было трое? Четверо?
Последовал новый толчок в ребра.
— Ты прекрасно понимаешь, что я хотела сказать.
Фил рассмеялся.
— Я понимаю. Тогда почему ты это сделала?
Глаза их встретились.
— А почему ты пригласил меня в ресторан?
Фил не мог вынести ее взгляд: эта близость была слишком обнаженной, слишком понимающей.
— Я подумал, что это будет правильно.
— Более чем правильно, — подтвердила она.
Фил не мог ничего сказать. Он просто крепче обнял ее и почувствовал, как усталость и неуверенность уходят прочь, а их место занимает прекрасная, ужасная умиротворенность любви, снизошедшая на его душу.
Он обнимал Марину так, словно боялся, что она сейчас исчезнет, обратившись в дым. И знал, что она переживает те же чувства.
Он знал: что бы ни произошло, его жизнь уже никогда не станет такой, какой была прежде.
Фил нажал на кнопку пульта, выключив «Элбоу», прежде чем диск дошел до песни, напоминавшей ему о Марине. Было в этом что-то нездоровое, как будто расковыриваешь старую рану, не давая ей затянуться.
Он допил пиво и поставил бутылку. Посмотрел на упаковку с остатками еды из ресторана. Он не мог есть. Если захочется, в холодильнике стоит еще бутылка пива. Он почувствовал, как начинает болеть голова, и усилием воли приказал боли уйти. Он не мог давать себе поблажку. Он должен был работать.
Пытаясь прогнать из головы мысли о Марине, он заставил себя вновь прокрутить в сознании и осмыслить прошедший день. Закрыть сердце, упорядочить свою жизнь и сконцентрироваться на том, чтобы поймать убийцу. И найти младенца.
Он принялся воспроизводить в памяти события этого дня, начав с того, как было обнаружено тело Клэр Филдинг. Потом пошел дальше, еще и еще раз, в поисках того, что они могли упустить, стараясь уловить скрытые связи.
Не обращать внимание на одиночество его квартиры, всей его жизни.
Сфокусировать внимание на работе.
Он не замечал, что продолжает напевать слова все той же песни.
