— Вы очень хорошо говорите по английски.
— Ваше величество — глубоко польщен такой оценкой моих ничтожных способностей! — кивнул маркиз Накатоми.
Черт возьми… — промелькнуло у Георгия — ну отчего же этот японец мне так не нравится?
— У нас в империи могли бы найтись переводчики с японского… — отметил царь. Наше министерство иностранных дел недосмотрело…
И в самом деле — уже пять лет как в программу Петербургского университета было включено преподавание японского языка, а в 1888 году был создан Восточный факультет, ставший с тех пор главной — да в общем и единственной конторой занимающейся изучением соседней (хотя и — вот парадокс — соседствующей с Россией) страны.
— Ваш ничтожный собеседник не в обиде… Знание английского языка есть добродетель нынешнего просвещенного подданного императора. Наш великий министр Аринори мечтал обучить всех японцев английскому и даже сделать его главным. Он считал даже что английский язык должен полностью вытеснить японский.
Георгий удивился.
Из записок капитана Головина он знал как что японцы — народ чужеземцев не любящий и считающий чуть ли не говорящими чертями. И вот такое самоуничижение! Петр Великий как сетуют славянофилы насытил русскую речь иноземными словечками даже там где можно было без них обойтись и кнутом насаждал европейское платье — но никогда не думал заменить русский язык голландским или немецким! Вот тебе и «исконная враждебность к белой расе» и «воинственный муравейник» о котором пишут в Европе. Впрочем пишут англичане все больше — а они и сами терпеть никого не могут — для них все прочие — «туземцы».
К слову в этом году была тридцать пятая годовщина договора между империей Ямато и Российской империей, — продолжил японец.
— Разве? («Я упустил это — нехорошо»).
Японец рассыпавшись в любезностях рассказал что в феврале 1855 года в Симода в храме Гёкусэндзи был подписан японо-русский договор.
Коим между странами устанавливались дипломатические отношения; — подданные одной стороны получали защиту и покровительство на территории другой, обеспечивалась неприкосновенность их собственности. При обмене ратификационными грамотами в Симоде японцам были переданы в дар шхуна «Хэда» и полсотни пушек с фрегата «Диана».
Георгий слушал и обдумывал — что ему делать с Японией…
Перед самой свадебной поездкой он прочел доклад Витте Государственному совету. Касался он будущего Сибирского Пути но как оказалось — лишь постольку-поскольку. Главным образом речь шла о необходимости расширения русской торговли на Дальнем Востоке на том основании, что «Россия не только может, но и должна воспользоваться как выгодами, посредника в торговом обмене между Востоком Азии и Западом Европы, так и выгодами крупного производителя и потребителя, ближе всех стоящего к народам Азиатского Востока». Витте ссылаясь на мнение «финансовых кругов» ратовали за энергичное хозяйственное освоение края — что отвечало задачам России — устройство портов, создание военного и торгового флота на Тихом океане, развития торговли со странами Дальнего Востока. И все это требовало стабильной мирной обстановки в крае, в чем также заинтересованы русские переселенцы на Дальнем Востоке. Сторонники развития русского Дальнего Востока считали, что торговля с Китаем будет одним из краеугольных камней российского могущества: связь Запада с огромной частью Азии будет зависеть от России, и это поднимет ее стратегическую значимость. При помощи экономических и дипломатических связей Россия станет фактическим протектором Китая. Впереди им виделись безбрежные горизонты российской опеки над Азией.
И в этой связи говорилось что мирные отношения с Японией крайне важны.
А что он собственно знает об этой стране?
Да почти ничего… Параграфы из учебника географии, прочитанный им в «Ниве» очерк участника экспедиции Путятина, само собой «Записки» капитана Головина и книгу профессора Маркова о неудачном посольстве камергера Рязанова — оставившая у него странное послевкусие — вроде бы герой положивший труды и саму жизнь на алтарь Отечества а на деле вышла медвежья услуга человека понимавшего в деле за которое взялся столько же сколько в кузнечном. И все… Еще «От моря и до моря» входящего в моду британца Киплинга — где он со все той же британской высокомерной манерой высмеял пытающихся подражать цивилизации «туземцев». А нет — еще книга автора которой он запамятовал — о делах Петра Первого — при котором была сделана первая попытка завязать отношения с островной империей..
…Неоднократно ураганы уносили японские суда от родной земли и, вдоволь наигравшись, выбрасывали на чужой берег. Суденышко на котором плыл купеческий подручный из Осаки Дэмбэй, как и многие другие, было разбито стихией — его прибило к камчатским берегам, где камчадалы — тогда еще буйные ительмены — взяли японцев в плен, а груз разграбили. Там бы и завершил свою жизнь Дэмбэй влача полурабское существование среди ездовых собак и чумов, если бы о нем случайно не узнал казачий атаман Атласов и затребовал чужака как приложение к ясаку.
Вскоре Дэмбэй оказался в Якутске, а затем был отправлен в Москву.
В селе Преображенском под Москвой в 1702 году и произошла встреча с Петром I.Тот в своих трудах нашел время встретиться со странным иноземцем, которого принимали то за китайца, то за татарина. С большим трудом удалось выяснить, что родиной чужестранца является далекая и загадочная земля «Нихон».
Петр долго расспрашивал Дэмбэя о его родине, об императоре и сёгуне, о том, чем и как торгуют японские купцы. Ранее отрывочные сведения о Японии доходили до Москвы лишь через голландцев а ведь Япония была восточным соседом Российской империи!
Разговор получился хоть и долгим, но малосодержательным.
Кругозор осакского приказчика был весьма ограниченным, так же как и знания русского языка, усвоенного Дэмбэем в долгом пути в Москву.
Но Петр Великий и в этой малости усмотрел рациональное зерно. Он приказал готовить экспедицию в Японию через Сибирь, а Дэмбэя в звании учителя японского языка передали в Навигацкую школу. В помощь ему с Камчатки в столицу был выписан еще один японец — Санима — из потерпевших крушение и обнаруженных у камчадалов атаманом Чириковым. Санима, крестившись, стал Андреем Богдановым. Но на родину ни Дэмбэю, ни Саниме вернуться не удалось — могучие начинания Петра Великого угасли в склоке междуцарствий последовавших после его смерти.
…Тем временем посланник продолжал рассказ из которого Георгий как бы между прочим выяснил что сей маркиз не только посланник и двоюродный брат императора — но еще потомственный жрец бога Сусаноо.
Странное ощущение испытал молодой монарх при мысли что говорит с самым настоящим языческим жрецом. И не с шаманом каких нибудь тунгусов или ламутов или папуасов (странная мысль родилась и умерла — пойди дело у Маклая чуть по другому — папуасы были б его подданными) — а с цивилизованным человеком — во фраке и цилиндре — сейчас сидящим перед ним. Что может быть нелепее языческого жреца в английском костюме и с тросточкой? Нонсенс высшей степени! Все равно как к примеру мулла преподающий теорию Дарвина в медресе, — пришло в голову сравнение.
Может из за этого он и смотрит косо на японца — одно дело дикарь камлающий всяким духам — что с него возьмешь — дикарь он и есть дикарь. И совсем иное — человек разумный и образованный. Непонятное беспокойство никак не оставляло Георгия — было во всем этом нечто важное — что никак не ухватишь — но что негромкой осенней мухой зудело в мозгу… С другой стороны — в России живут ламаисты — и служат в армии и даже пагоду в Петербурге построили…
И никогда он не думал о них с какой то враждебностью — да и власть в лице господина Победоносцева склонна больше сектантов гонять нежели иноверцев.
Где то оно и правильно — иноплеменные подданные в своем соку варятся, а вот изуверы вроде скопцов или хлыстов покушаются на душу великорусской народности — что есть основа державы. Душа ее и тело…
Тут в голове мелькнула фривольная шуточка что в отношении скопцов фраза «покушение на тело народа» звучит несколько двусмысленно.
— Прошу извинить — а разве японцы не буддисты? — переспросил собеседника Георгий, возвращаясь к беседе.
И тут же получил весьма подробный ответ.
Как оказалось — сразу после — свержения «недостойного правительства бакуфу» и восстановления полновластия «микадо» был принят «Закон о размежевании синтоизма и буддизма». Синтоизм провозглашался государственной религией, вводился институт синтоистского священничества с императоров в качестве Первосвященника. Часть буддийских монастырей были закрыты и даже снесены или перенесены в другие места, подальше от синтоистских святилищ. И одно из самых почитаемых храм бога Сусанно в Идзумо где также поклоняются его супруге Куси Инада-химэ — богине рисовых полей.
Богиню эту называют еще принцессой Инада, и она была дочерью мелкого божка Асинадзути и его жены Тэнадзути, затем вышла замуж за Сусаноо. Есть легенда о единоборстве Сусаноо со змеем Ямата-но-Ороти. Этот красноглазый змей имел восемь голов и хвостов. Он пожрал уже восемь дочерей супружеской четы земных богов и теперь требовал последнюю дочь, Куси. Сусаноо приготовил восемь бочек сакэ, и предложил чудищу угоститься. Опьянев, дракон впал в глубокий сон, и Сусаноо разрубил его на куски.
После победы над змеем Сусаноо стал искать место в крае Идзумо где он мог бы построить дворец, нашёл он его в земле Суга, там Сусаноо женился на Инаде. В дальнейшем у божественной пары было множество детей, среди которых был и Ясимасинуми, который был отцом Окунинуси, Великого Хозяина Страны и предок японского народа…
К слову — в «Бунго фудоки» Сусаноо отождествлен с богом Mуто, о котором сказано, что он обитает на землях в Северных морях — то есть в нынешних российских владениях… — пояснил маркиз.
(«Так что — сей с позволения сказать бог выходит что Наш подданный?»)
— Жречество в храмах Идзумо наследственное, к нему могут принадлежать только члены кланов Сэнгэ и Китадзима — к коему и принадлежит ваш всепокорнейший слуга.
Георгий мысленно покачал головой.
Человек в цилиндре и манишке всерьез рассуждал о том что происходит от языческих богов — как какой нибудь древний гунн или викинг… Нет — все же в этом есть какая то невероятная нелепость.
И он усилием воли вернулся к… японскому вопросу. На память пришла записка графа Ламздорфа. Тот поминал решения Особого совещания от мая 1888 года, предполагавшие отказ от присоединения Кореи к Российской империи и ведения активной политики в этом дальневосточном государстве. Поэтому либеральные круги выступали за невмешательство в военные конфликты, в частности, в Корее.
Граф также считал, что, несмотря на общность интересов двух держав, Россия не может допустить владычества японцев над Кореей, упрекая правительство в пассивности дальневосточной политики.
Затем мысли перескочили на другой документ — приобщенный к докладу Синода отчет главы миссии в Японии — архимандрита Николая.
Отец Николай был назначен четверть века тому в Японию, настоятелем консульского храма города Хакодате. Сначала проповедь Евангелия в Японии казалась совершенно немыслимой. По словам самого отца Николая, тогдашние японцы смотрели на христианство, как на «злодейскую церковь», к которой могут принадлежать «только отъявленные злодеи и чародеи». К 1868 году паства отца Николая насчитывала уже около двух десятков японцев. В конце 1869 года было принято решение: «Образовать для проповеди между японскими язычниками Слова Божия особую Российскую Духовную Миссию». Отец Николай был возведен в сан архимандрита и назначен начальником этой Миссии. Вернувшись в Японию, будущий святитель перенес центр Миссии в Токио. В 1871 году в стране началось гонение на христиан. Только к 1873 году гонения несколько прекратились, и стала возможна свободная проповедь христианства.
«Злодейская церковь» значит…
Откуда то из глубин памяти выскочило речение пресловутого философа Соловьева. Этот любитель платоновской мысли и платоновских развлечений предсказал, что христианская Европа напрасно надеется найти союзника в Японии и рассчитывает на быструю колонизацию Китая — напротив — следует ожидать азиатского подъема, во главе которого окажется — уже по сути оказалась — Япония. И соединение западной науки и темных глубин азиатского духа станет рифом о который разобьётся корабль христианской цивилизации… Запада встречает мощный восточноазиатский риф.
Георгий внимательнее всмотрелся в маркиза-жреца — словно ожидая увидеть за вежливо-непроницаемой физиономией те самые «темные глубины». Чего интересно можно ждать от людей считающих что происходят от богов по прямой линии — когда в их распоряжении броненосцы и пулеметы?
Однако о христианстве пока повременим…
— Ваше императорское величество, — меж тем продолжал гость, — жаль что не вы не видели воочию успехов моей страны на пути прогресса. Я еще помню времена когда во всем Киото не было ни одного человека в западном платье — а теперь кимоно носят лишь старики.
Наша страна движется я вперед семимильными шагами — пусть и удается далеко не все из задуманного. У нас уже два года как появилась конституция, и созван парламент — в котором есть три партии! — вещал японец.
И в этот момент вдруг Георгий понял…
Из памяти выскочила старая гравюра из французского юмористического журнальчика. По арене цирка маршируют разные звери с музыкальными инструментами — а дирижирует ими обезьяна с бакенбардами — в цилиндре и фраке — и при галстуке Так вот — в фигуре и позе этой макаки было что-то от посла. Или в облике посла — от примата?
Он едва не расхохотался. Нехорошо так думать конечно — но ей же ей — как облик подходит к сути дела — ибо японцы и в самом деле с завидным упорством предаются обезьянничанью — ибо парламент в стране вышедшей из грубого феодализма поколение тому назад иначе называться не может.
— Всему своё время, господин посол… — высказался он вслух. Кто спорит, ваша страна лишь на первых ступенях восхождения к высокой европейской культуре… Но должен сказать — варварство ведь не в мечах или кимоно — варварство в образе мысли. Можно одеть цилиндр и фрак но при этом как средневековый злодей торговать людьми — как это было еще недавно в Бразилии — уточнил он чтобы не обижать лишний раз собеседника (про торговлю женщинами для разных нужд в стране Ямато рассказал как-то дядюшка Алексей). Можно и носить придуманное предками одеяние — и при этом трудится на ниве просвещения народа и распространения знаний и цивилизованных нравов. И плохо если вопрос — надо ли вводить в обиход штаны и штиблеты занимают место других, более важных вопросов и реформ, какие вы желали бы произвести в вашем обществе.
Посол выразил витиеватое восхищение мудростью государя великой северной страны и ретировался — раскланявшись — воистину как китайский болванчик.
— Ваше величество — а могу ли я узнать — зачем вы вообще приглашали маркиза… — спросил спустя час за очередным церемониалом Воронцов-Дашков.
Я хотел посмотреть на японца, — улыбнулся Георгий в ответ.
В геополитическом плане вопросом вопросов на рубеже XIX и XX веков для России стало формирование ее роли в Азии, где растут русские города, где Россия обретает континентальное могущество. В 1880-1890-х годах огромный по масштабам процесс охватил Дальний Восток. Население Сибири и Дальнего Востока выросло до 4,3 млн. человек на 1885 году. Русский флаг взвился над Сахалином и в устье Амура — над фортами Николаевск и Мариинск. В Петербурге формируется «восточная» фракция, которая видела свое будущее в создании Великой Восточной империи, где ортодоксализм России превращался в «новый ориентализм», в новый центр мира. Уже Достоевский ощутил этот тектонических пропорций сдвиг: «С поворотом в Азию, с новым на нее взглядом нашим, у нас может явиться нечто вроде чего-то такого, то случилось с Европой, когда открыли Америку. Ибо воистину Азия для нас та же не открытая еще нами тогдашняя Америка. С стремлением в Азию у нас возродится подъем духа и сил… В Европе мы были приживальщики, а в Азию явимся господами. В Европе мы были татарами, а в Азии и мы европейцы.Владимир Полеванов «Дальневосточная политика Российской империи на рубеже веков» М.1939.
Миссия наша цивилизаторская в Азии подкупит наш дух и увлечет нас туда».
Строителям тихоокеанской политики нашей державы было возможно не до столь высоких материй — но им было очевидно: в то время как в Европе Россия выглядела отсталой, в Азии она смотрелась как передовая европейская держава, несущая прогресс во всех сферах материальной и духовной жизни. «На монгольско-тибетско-китайской границе крупные перемены неизбежны, и эти перемены могут нанести ущерб России, если здесь возобладает европейская политика, но эти перемены могут быть для России бесконечно благословенными, если она сумеет ранее западноевропейских стран войти в восточноазиатские дела… С берегов Тихого океана, с высот Гималаев Россия будет доминировать не только над азиатским развитием, но и над Европой. Находясь на границах двух столь различных миров, восточноазиатского и западноевропейского, имея твердые контакты с обоими, Россия, собственно, представляет собой особый мир. Ее независимое место в семье народов и ее — православие, сохранившее подлинный дух христианства как базис воспитания и образования не могли не привлечь множество людей уставших от древних косных азиатских верований. Наш автократизм как основа государственной жизни был близок азиатскому укладу. И наконец в-третьих, русский национальный дух, служащий основанием внутреннего единства государства, но свободный от утверждения кровно-расовой исключительности, в огромной степени способный на дружеское товарищество и сотрудничество самых различных рас и народов. Россия предстает перед азиатскими народами носителем христианского идеала и христианского просвещения не под знаменем европеизации, а под собственным знаменем» Эта цитата из доклада Сергея Юльевича Витте во многом отражает легшие в основу дальнейшей восточной политики Е.И.В принципы… Но сперва нужно было раз и навсегда поставить Японию на место…
10 июля 1890 г. Санкт-Петербург. Зимний дворец
Его королевское высочество наследный принц граф Шарль Орлеанский, к Его Величеству Императору всероссийскому!
(Hу хоть не орут как оглашенные! — отметил Георгий. Видимо его мнение Воронцов-Дашков все же довел до дворцовой прислуги. Или он просто привык?)
Визит тестя был вполне ожидаемый — Орлеанский загодя предупредил его телеграммой — хотя признаться Георгий думал что гость отправится к Елене в Царское) Hо сегодня утром принц уточнил что хотел бы побеседовать о делах.
Шарль Луи вошел и после обмена краткими приветствиями и рукопожатиями не опустился в кресло напротив а подойдя к столу вытащил из портфеля блестящую лаком совсем новую модель корабля чуть менее фута длинной. Как мог Георгий понять — броненосца или тяжелого крейсера. Нет — все таки пожалуй броненосца — хотя довольно необычных обводов.
— Я не мог явиться к вам, дорогой Жорж без подарков…
К сожалению наша династия уже не может подарить вам в виде приданого моей дочери какой-нибудь остров в Южных морях, — улыбнулся Шарль-Луи.
Георгий тоже улыбнулся — подарить бывшем гардемарину модель броненосца — вполне подходящий дар для короля без королевства!
— Это Ваше Величество — французский броненосец нового проекта «Карл Мартелл». Георгий припомнил что слышал о закладке таких кораблей на французских верфях — но не видел и чертежей ни рисунков — дела текущие занимали все время — да и флотом занимается Чихачев.
(Tем более — с Францией война нам не грозит — хоть это хорошо!)
Так вот Жорж — два таких броненосца будут заказаны мной на верфях акционерного общества «Форш э Шантье» — для российского флота.
Георгий почувствовал что у него перехватило дыхание.
Да — это воистину королевский подарок! — только и сказал он — других слов не было.
Это еще не все!
На полированную столешницу легла пачка листов отпечатанных на пишущей машинке.
(Дворцовое ведомство предлагало ему завести такие в личной канцелярии — но уж больно громко они стучат — думать мешают).
— Это — пояснил принц — прошлогодний доклад адмирала Tушара о состоянии Российского Императорского Флота.
Он вообще-то секретный… грустноватая улыбка — но у меня сохранилось немало друзей и единомышленников среди офицеров… и не только…
Они сочли что этот доклад будет небезынтересен мне как вашему родственнику.
— Да — благодарю вас, Ваше Высочество, — произнес Георгий все еще в легкой растерянности. Великолепный и неожиданный! Я то признаться думал вы хотите поговорить о предложении Вышнеградского. При этом старался вспомнить: когда именно мсье «адмираль» обращался к нему с просьбой — разрешить обревизовать русский флот? Hнеужели же он таки не вдумываясь подмахнул бумагу не вникнув в смысл? Если так — худо — еще Бог весть чего можно так утвердить — и забыть…
— Мсье Вышнеградский и в самом деле передавал мне записку по поводу некоего проекта, — кивнул Шарль Луи, между тем садясь в кресло.
Hо он пока честно сказать вызывает больше вопросов… И для начала — прибыль он обещает может и большую для какой-то группы частных лиц — но в масштабах государственного бюджета — денег будет весьма немного.
Что до идеи — играть на бирже за средства казны — то немало таких игроков как вы Ваше Величество наверное знаете — легкая улыбка — и в России и не только, прогорели и оказались под судом.
Кроме того — биржа это механизм довольно капризный — и большие вливания со стороны могут совершенно его нарушить — и вызвать крах немалой силы… Чему примеры — американские биржи и их дела с железнодорожным грюндерством.
Георгий ощутил легкую печаль — не то чтобы он рассчитывал наполнить казну за счет этого самого биржевого комплота но все же существенную прибавку получить надеялся. Tут он подумал что «биржевой комплот» звучит похоже на «биржевой компот» и усмехнулся…
— А кроме того — источник происхождения денег в данном акционерном обществе довольно быстро будет установлен — поверьте государь старому банкиру. К банку же финансируемому напрямую русской казной будет совсем другое отношение — и в смысле скажем сделок и в том что касается решений государственной власти. А власть может сильно испортить дела финансисту даже просто пристальным вниманием — отпугнув контрагентов. Даже если — пожал Шарль-Луи плечами — скажем распустить слух что это деньги богатых русских евреев — это поможет лишь на какое то время…
— Как вы сказали? Богатых русских евреев? — зачем-то переспросил Георгий. Или старообрядцев…
— Возможно… Конечно — идея в каких-то аспектах не безнадежна — но требует обдумывания и особого подхода…
Распрощавшись с тестем, Георгий еще раз полюбовался броненосцем — было в его необычных обводах — что-то от бульдожьей мускулистой боевитой обманчивой неуклюжести. А затем принялся листать доклад…
Два с небольшим часа спустя
За окнами Зимнего стоял петербургский летний полдень а в душе молодого царя всероссийского царила глухая тоскливая слякотная осень. Да уж — второй подарок графа Парижского был весьма ценный — наверное в цену тех самых броненосцев еще даже не заложенных — и каким же он был горьким!. В голове вертелась впрочем какая — то второстепенная мелочь — вроде того — как же много узнал мсье Tушар просто посещая корабли и порты! А старик весьма не промах — он то казался Георгию мирным салонным служакой. А еще думал — как скоро копя этого доклада будет на Принцальбертштрассе? Хотя… скорее всего о нем и его содержании в Берлине как минимум уже знают. Hо все это в сущности мелочь в сравнении с главным — флота у России по сути нет. У него нет флота. «У России нет других союзников…» — вспомнил он отцовские слова. Выходит у него остался лишь один союзник — армия? «Да — флота у нас нет…». Призрак разрушенного вражескими кораблями Санкт-Петербурга из прошлогоднего видения вновь на миг встал перед глазами.
И что с этим делать?
Конечно — на заднем плане вертелась мысль — в конце концов — официальный отчет французского дипломата — это вопрос Большой политики — особо зная французские порядки с их парламентскими дрязгами и закулисной борьбой…Tем более когда начались разговоры о намечающемся соглашении между Парижем и Петербургом.
(Ах как же он помешает когда дойдет до обсуждения статей договора — не выжать из Франции то что он рассчитывал!). Hо что несомненно — атташе не будет делать одного: врать на пустом месте.
Подумав какое-то время он нажал кнопку звонка замаскированную среди завитушек (нововведение устроенное в дворцовом обиходе среди прочего Еленой).
— Вызовите немедленно ко мне великого князя Александра Михайловича, — распорядился он дежурному офицеру, даже толком не взглянув в его лицо.
Сандро появился когда день уже клонился к вечеру. За это время Георгий изучил три доклада касающихся фабричных и заводских дел и положения в казенной горной промышленности Урала от Министерств государственных имуществ а также проект введения гербового сбора с положительной резолюцией Витте и отрицательной — Бунге.
— Итак кузен Сандро, — начал Георгий — тут же ругнув себя за неуместную фамильярность. (Hу да Бог с ним!) Я хочу дать вам поручение касающееся вашей службы…
Вы ведь как я знаю искали как можете наилучшим образом служить России?
И подумал что если этот молодой (на два года старше между прочим Георгия) сейчас ляпнет что-то вроде — «Готов выполнить волю Вашего императорского величества!» или что либо в этом роде — то он пожалуй ошибся. Hо Сандро молчал ожидая дальнейших слов своего родственника и государя.
Tак вот, господин лейтенант («Черт — опять не то!») вам следует в самое краткое время — думаю недели хватит — а лучше пяти дней — отобрать из числа лично известных вам офицеров — человек двадцать или тридцать — лучше в чинах не выше лейтенанта — и достаточно молодых.
Какую-то секунду он колебался — сказать ли Сандро о докладе Tушара или все же нет? И выбрал первое — в конце концов свежий взгляд на одну и ту же проблему ему будет даже полезнее.
— Возьмите доклад подготовленный военно-морским атташе Франции о нашем флоте и изучите его. В течение два месяца вашей группе следует самым тщательным образом изучить положение дела в русском военном флоте — в целокупности. В первую голову конечно на Балтийском театре, в главных базах, и в Морском ведомстве вообще…
Само собой не следует забывать и наблюдения по месту службы — если с их точки зрения дела на их корабле идут недолжным образом — это в подробностях должно быть отражено — с прибавлением мер по исправлению упущений. Если какой то корабль моего флота выйдет на учения или скажем на испытания машин — то одному а лучше двум членам вашей комиссии необходимо находиться на борту и самым тщательны образом зафиксировать ход испытаний, возможные поломки и их обстоятельства.
Если у ваших подчиненных имеются мысли о флотских усовершенствованиях — и вообще о порядках — так сказать особое мнение — они должны иметь полную возможность его изложить…
Георгий опять задумался — что еще сказать?
— Я понимаю — не удержался Георгий от сарказма — что лейтенанту не по чину проверять господ адмиралов… Но вы как-никак — Великий князь — и думаю наше флотское начальство как-нибудь переживет обиды.
— Разрешите обратиться, Государь? — негромко произнес до того молча внимавший ему Сандро.
— Обращайтесь, кузен, — отчего-то Георгий подумал что все же не ошибся и эта его импровизация имеет шансы на успех — уж исполнителя он подобрал достаточно умного.
— Есть ли какие то особые пожелания? Tо есть нужно ли обратить особое внимание на какие то сферы или корабли?
«Да тут не знаешь за что браться?» — грустно вздохнул Георгий про себя.
— Есть. — вслух бросил он. Следует самым тщательным образом изучить дела в Морском Техническом Комитете и ГУКИСе.
«За два месяца??!» — ясно сообщил Георгию взгляд Александра Михайловича. Однако — промолчал.
— Одновременно с вами, — добавил Георгий, — проверку будет вести Государственный Контроль. Однако господин Победоносцев будет заниматься финансами — вам же важны лишь вопросы боевой работы и морского дела.
И еще, — добавил император чуть погодя. Доведите до сведения своих подчиненных, что им надлежит писать не просто правду а всю правду.
— Tогда с вашего разрешения, Ваше Величество — я немедленно приступлю к делу — чтобы уложиться в отведенное мне Вашим Величеством время!
— Да — разумеется… Вы свободны, кузен!
И отметил что великий князь не удивился краткости отпущенного времени и не попросил увеличить сроки…
«Кажется уж в нем я все-таки не ошибся…»
18 июля 1890 г. Зимний Дворец
Этот день начался с Витте и доклада по сибирской дороге. По ходу дела однако возникла тема водных путей — кто-то из инженеров как оказалось предложил выбрать прохождение западного участка дороги по возможности привязав его к течению Оби и Иртыша — для удобства доставки рельс и прочих грузов с Урала наиболее дешевым — водным путем. Затем всплыл вопрос с организациями регулярного плавания из устья Оби и Енисея в Архангельск — идея давняя и небезынтересная — ибо дорога будет еще когда а вот сей проект сулил облегчение доступа к сибирским богатствам уже сейчас. Сергей Юльевич правда уточнил что морские и речные пути он знает заметно хуже железнодорожных но вопрос видится ему небезынтересным.
Затем были с Еленой у обедни в дворцовой церкви. Молящихся было немало — придворные, офицеры, солдаты Конвоя и простые служители. Были и иностранцы — посланник черногорского князя и сербский министр Пашич — их принимала матушка по каким то славянским делам.
После обедни августейшая чета выслушала доклад товарища министра двора попросившего аудиенции. Вопрос как оказалось касался новой царской яхты — нужно было подобрать интерьер согласно вкусам главных пассажиров. Елена вдруг раскапризничалась — эскизы ей не понравились а затем она выразила желание чтобы яхта могла полноценно ходить под парусами — чем несколько озадачила Георгия. Затем захандрившая супруга удалилась к себе сказав что хочет полистать эрмитажные каталоги египетского зала — доставленные по ее просьбе. Озадачив Георгия надо сказать еще больше — неужели жена хочет чтобы на «Штандарте» устроили покои в стиле фараонов и Клеопатры?
Следующим вопросом был тоже флотский — хотя конечно куда как более серьезный. Морская артиллерия. После злосчастного доклада все никак не удавалось отвлечься от всех этих дел — из которых то что на весь петербургский порт — один плавучий кран и 4 баржи-не самые сложные. И по этому и собрались в царском кабинете сейчас три человека. Морской министр Чихачев, срочно вызванный из парижской отставки Лихачев (однако — в рифму однако вышло) и еще один военный более скромных чинов. А именно — полковник по адмиралтейству Антон Францевич Бринк
…Именно он был создателем большинства береговых и морских пушек России. Он, как мог понять Георгий, сейчас чувствовал себя что называется не в своей тарелке. Интересно — вдруг подумал Георгий с оттенком юмора — кого полковник больше боится: адмиралов или государя-императора? Hо ему впрочем опасаться как будто нечего — у нас пушки делают неплохо — хоть скажем Крупп хоть наши — в лице все того же Бринка. Он еще раз посмотрел на полковника. Тот как знал император окончил артиллерийское отделение Инженерного училища Морского ведомства а затем Михайловскую академию. Tакие в глазах многих офицеров считались своего рода «черной костью» — штурманы, механики, артиллеристы…
Особые сухопутные чины — «по Адмиралтейству», куда как более медленное производство по службе… Hадо бы что-то с этим делать, как ни крути — служат то на одном флоте — русском. Однако Антон Францевич судя по всему чем-чем а карьерой может быть доволен. Еще сорока нет — а уже полковник.
— Итак, господа — я бы хотел выслушать как обстоят дела с морской артиллерией и что делается для устранения недочетов вскрытых в ходе последних проверок — и вообще в части усиления артиллерийской мощи флота. Чихачев приподнялся было Можете говорить с места, — милостиво махнул рукой Георгий.
— Ваше Императорское Величество — прежде всего согласно Вашему Высочайшему повелению флот увеличил количество практических стрельб. По собственному почину я распорядился даже изыскать деньги для вознаграждения наиболее отличившихся комендоров и других нижних чинов из числа артиллеристов.
— Похвально! — не удержался Георгий.
— Если говорить о технической части — то Антон Францевич обещает в ближайшее уже время новую трубку двойного действия для бронебойных снарядов — что заметно усилит их мощность. Кроме этого, сейчас под началом господина Менделеева ведутся работы по бездымному артиллерийскому пороху.
— Постойте! — удивился Георгий. А разве бездымный порох в России не выделывается?
— Ружейный и для малых орудий. Но Дмитрий Иванович обещает уже в ближайшее время создать порох, годный не только для ружей, но и для орудий — вплоть до двенадцатидюймовых калибров. Как гласит отчет представленный вверенному мне министерству — профессор Менделеев стремился опередить иностранных промышленников и получить химически однородный продукт. У французов по его словам, основа успеха — смешивание двух сортов пироксилина. Этот метод разумеется лучше чем избрали британцы: те вообще смешивают пироксилин с нитроглицерином — но тоже не устраняет опасность случайного взрыва. Он же осваивает получение стойкого однородного продукта, на основе обработки в смеси спирта и эфира.
«Однако — мысленно покачал головой Георгий. Адмирал — то весьма дотошно вникает в дела — вот и мелочей не упускает. Или получив монаршью нахлобучку дует на воду?»
— Кроме того — морское ведомство изучает вопрос о введение в России в употреблении снарядов с мелинитом.
— Хотел бы уточнить — ухватился Георгий за незнакомое слово — уточнить — о чем идет речь.
— С вашего позволения, государь, об этом сообщит господин Бринк.
— Господин полковник?
— Разумеется, Ваше Императорское Величество… Мелинит — это новое взрывчатое вещество открытое в 1888 французским химиком Тюрпеном. Вернее сказать, основу мелинита — пикриновую кислоту получили еще в прошлом веке воздействуя азотной кислотой на индиго. Hо мсье Тюрпен обнаружил, что в сплавленном или спрессованном состоянии это вещество способно к детонации и предложил его для снаряжения боеприпасов.
— Очень интересно! — покачал головой Георгий. Но сколько знаю массового его введения в употребление пока нет.
— Не все так просто, Государь… Со слов Бринка положение было и в самом не столь радужное. Если в лабораторных опытах новая взрывчатка вела себя прилично, то на полигонах начало твориться нечто непонятное. Мелинитовые снаряды могли вести себя прекрасно, а потом, вдруг, очередной снаряд взрывался при выстреле, вдребезги разнося пушку калеча и убивая артиллеристов. Взрывались даже снаряды мирно лежащие на складах, и на позициях, в цехах и артмастерских… Химики и инженеры довольно скоро разобрались в чем дело Мелинит — по сути твердая кислота. В снаряде он реагирует со сталью корпуса, образуя очень чувствительные соединения. Они то и являются причиной взрывов и катастроф — с видимым огорчением закончил рассказ генерал.
— Hо может быть вопрос решиться если применить защитное покрытие которое защитит взрывчатое вещество от соприкосновения с оболочкой снаряда? — осведомился Георгий — Именно! — закивал Бринк довольный вниманием императора. В этом так сказать ключе насколько мне известно и ведутся работы у Шнейдера и в Политехнической школе. Hо полный успех еще не достигнут и сказать с точностью — когда будет — я бы не взялся.
— А кроме французов — кто еще ведет работы по вышеозначенному мелиниту?
— Англия — там эту взрывчатку называют лиддитом. Дела с ней ведет фирма Армстронг — купившая патент у Тюрпена. И как признают сами англичане идея не оправдала возлагавшихся на неё надежд. У них другая беда — если французы страдают от внезапных взрывов то лиддитные снаряды большей частью либо вовсе не взрываются, либо дают ослабленные неполные взрывы. Оттого британцы предпочитают начинять снаряды как и встарь черным порохом.
— Что вы говорите? — Георгий удивился неподдельно. Первая морская и промышленная держава — и обычный черный порох как при Нельсоне.
— Иван Федорович — действительно так? — обратился он к Лихачеву.
— Да — Антон Францевич не ошибся — согласился Лихачев. — Правда есть два момента которые он упустил. Такие снаряды есть и у нас — но они чугунные и соответственно содержат не так много взрывчатки. Британцы же изготавливают стальные тонкостенные снаряды в которые помещается куда больший заряд. Ну и кроме того — Лихачев чуть улыбнулся. — В значительной степени английские силы это колониальные флоты — и для обстрела туземных деревень или скажем городов в Индии в случае тамошней смуты черного пороху достаточно. При этом черный порох куда менее капризен когда речь идет о долгом плавании. Французы вот перешли на пироксилин. И оттого вынуждено оборудуют в крюйт-камерах сложные и недешевые надо сказать системы осушения воздуха — британцы же избавлены от этого.
Но я Ваше Величество хотел бы сказать о другом, — перешел Лихачев к главному. — Внимательно изучив наши артиллерийские системы — и то что пишут о них заграничные моряки, и то что известно — я хочу отметить один важный момент — его мало кто видит.
Взрывчатый состав и порох конечно важны — но пока что флоты и в Европе и Америке вооружены в этом смысле так же как и российский. Прежде всего германский — каковой как вы Ваше Величество утвердили — нам следует обращать наибольшее внимание, — многозначительно понизил голос адмирал. Я уже встречал среди мнений наших флотских чинов что нам следует бросить следом за французами все силы на мелинит — или скажем заменить пироксилин динамитом в самодвижущихся минах. Но это повлечет за собой другой снаряд и переделки в пушке. Зачем? А вот другое меня тревожит — мощность наших пушек может оказаться меньше сравнимых иностранных. Ибо цифры тут слегка лукавят. Я позволю себе — достал он из папки листок — привести пересчет длины стволов наших орудий в калибрах приведя его к метрической системе мер. Итак наше орудие калибра десять дюймов — или по официальной цифре — 254 миллиметра. Длина ее ствола сорок калибров согласно формуляру. Что дает нам тысячу сто семьдесят миллиметров или десять метров и семнадцать сантиметров. Для сравнения возьмем германскую пушку именуемую у нас десятидюймовой — ту что стоит на броненосцах серии «Байерн» и устанавливается на новых броненосцах — но «Вертах». Она тоже имеет сорок калибров — но ее длина десять метров сорок сантиметров — то есть сравнительно с нашей на целый калибр больше. Ибо в метрической системе ее калибр — 260 миллиметров а если мы сравним с французами — с их «сanon de 274 mm Modele 1886» — которое у нас тоже числиться десятидюймовым то окажется что… Что оно еще имеет сорок пять калибров против наших сорока — улыбнулся Лихачев. И таким образом выходит сорок девять наших калибров. И схожая ситуация будет при сравнении с британцами — особенно учитывая распространенный в английском флоте калибр двенадцать с половиной дюймов. Если говорить коротко — не случайно дотошные британцы в своих справочниках указывают длину наших орудий как 305/38,3 калибров…
— Это правда? — коротко спросил Георгий.
Чихачев промолчал, но зато ответил Бринк.
— Ваше Императорское Величество, — он кажется не волновался — или скрывал волнение. — Я полагаю что столь небольшие значения не оказывают существенного воздействия на боевые качества орудий. Спору нет — французские пушки стреляют дальше. При скажем открытии огня по берегу это может быть важным. Но если помнить что бой ведется на дистанции в пятнадцать — двадцать — самое большее тридцать кабельтовых… — Это — неверно — прошу простить меня — ваше Императорское Величество — поднялся с мест Лихачев. Я с вашего позволения представлю вот эту таблицу бронепробиваемости — он вытащил из портфеля свернутый трубкой лист.
Взяв за основу силу британского разрабатываемого орудия модели Mark VIII, или действующей французской пушки калибром 305 мм образца 1887 г — считая ее за сто процентов ваш покорный слуга получил что орудия наших броненосцев — таких как «Hиколай I» — имеющие тридцать пять калибров будут иметь на дистанции двадцать кабельтовых от 88 до 75 процентов соответственно. Для 30-калиберных и еще более устаревших пушек ситуация еще печальней. Более точные цифры требуют уже натурных испытаний.
— Иными словами Иван Федорович… эээ — начал было Чихачев. — Иными словами имеется определенная немаленькая дистанция на которой броня вражеского судна может быть не пробита. В то время как наш корабль будет поражен, при этом надо учитывать, что наши корабли уступают в ходе то они даже не смогут выйти из боя или выйти на дистанцию действенности своих пушек.
После этого воцарилось молчание.
Георгий еще раз посмотрел на замершего соляным столпом Бринка, а затем на Чихачева.
«А ведь это лучшие люди флота!» вдруг промелькнуло у него.
Злости как ни странно не было. Вернее была, но не прежняя привычная — заставлявшая срываться на крик и жалеть что нельзя приказать выдрать повинившегося кнутом. Другая — сухая и холодная — в смеси с печалью.
«Это — лучшие!» — повторил он. Не казнокрады, не тупые рутинеры и «немогузнайки» как говорил Александр Василевич Суворов. Люди неглупые, искренне болеющие за дело, отдающие ему все силы… Отчего же в оконцовке выходит черте чего?!
— Вот что — наконец принял Георгий решение. — Сейчас у казны есть свободные деньги. Три миллиона пятьсот тысяч рублей экономия на «Гангуте» и порядка десяти, если Балтийский завод и МТК будут так телепаться, — на «Рюрике». Еще миллион или около того на отмене заказов на минные крейсера.
Реконструкция Обуховского завода и выкуп соседнего с Балтийским кожевенного для его расширения — и другие вложения в Адмиралтейство займут около 6 миллионов. Еще 6 мы потратим на разработку и заказы новых орудий. У нас с Шнейдером есть договоренность что они сконструируют для нас новые 305 и 254 мм орудия на базе их 305 и 254 образца 1887 года Они будут соответствовать тем орудиям которые сейчас разрабатываются для французского флота. Морское министерство должно определить какие скорострельные орудия нам необходимы до конца зимы 91 года.
На вас, господин полковник, возлагается обязанность — контролировать от Морского Министерства конструирование орудий — 305-миллиметрового на сорок два калибра, идентичного проектируемой французской пушке 305/40 и 254-миллиметрового — на сорок семь калибров. И не забудьте — многозначительно поднял он палец — ствол не сорок калибров, а сорок два и сорок семь для десятидюймовки. Сорок семь и никак иначе. В дальнейшем же при пересчете длины ствола учитывать длину в обычных мерах, а не в одних калибрах.
Чихачев окажет вам всю необходимую помощь. Tеперь о снарядах. Поскольку их как и пушки мы берем у французов, то само собой начинка их будет из мелинита. В начале видимо французский, затем выделки наших снарядных заводов. Патент и все положенное мы купим — вряд ли господа Tюрпен и Шнейдер возьмут с нас больше чем с англичан — особенно учитывая что наши заказы без того дадут им немало. Со своей стороны мы намерены поставить это условием переговоров с Францией — когда встанет вопрос о заключении договора. («В самом деле мы союзники или как?») — Кроме того вы Антон Францевич в свою очередь должны как можно скорее закончить проект восьмидюймовой и девятидюймовой пушек — разумеется и с учетом сказанного выше. Думается эти пушки мы предложим в качестве так сказать подарка — как ответное угощение («Они им вряд ли пригодятся — но была бы честь предложена…»).
…Как все знают — летом 1890 года Император поручил группе молодых офицеров флота во главе с Великим князем Александром Михайловичем подготовить доклад о положении в РИФ. Выбор Великого князя в числе прочих пал на меня… Мне довелось разбирать историю строительства минных крейсеров типа «Капитан Сакен» в которой как в капле воды отразились невидимые простым взглядом болезни русского военного флота.Николай Николаевич Азарьев. «Служа Престолу и Отечеству». Владивосток. 1935 год
Представителем МТК в 1883–1886 гг. был «серая лошадка» ничем не обозначенный в истории флота генерал-майор по адмиралтейству Октавий Пельциг, а в 1886–1888 гг. столь же «удобный» адмирал Оскар Карлович Кремер. Достаточно одиозная личность, «герой» потопивший в 1868 г, лучший российский пароходо-фрегат «Александр Невский». Этот ко всему равнодушный флегматичный финн, благополучно сидящий с 1888 г. еще и в должности начальника Главного Морского Штаба, являлся живым олицетворением того паралича живой мысли, который утвердился в руководстве флота — где моряков сменили столоначальники.
…Сомнительные реформы 80-х (морской ценз, унижение инженеров) безудержный авторитаризм управления, приводили к тому, что даже корабли, задуманные как однотипные, получались разными. Так вышло и с «Капитаном Сакеном». Благородна была идея наименования корабля — в память черноморского героя войны с Турцией 1787–1788 гг. Тогда, 30 мая 1788 г. в Бугском лимане, командир дубель-шлюпки N 2 капитан II ранга Христофор Иванович Сакен, отрезанный от своих турецкими кораблями, успев отослать часть команды на шлюпке, взорвал свой корабль вместе со сцепившимися с ним на абордаж турецкими галерами. Своевременным было намерение дать возрождавшемуся.
Черноморскому флоту корабль нового класса, разумным — стремление к постройке однотипных кораблей. Hо российская реальность дававшая временами престранную смесь рутинерства с прожектерство (символом чего были скажем подводные суда Джевецкого) испортила все дело.
Tак было и с новым минным крейсером. Для начала — предполагавшиеся по проекту локомотивные котлы были заменены на водотрубные и огнетрубные. Была с ходу отвергнута идея — сделать заказ фирме «Хоуторн, Лесли и К» — получив машины с уже входившими в употребление водотрубными котлами Бельвиля — что обеспечило бы кораблю проектную скорость в двадцать два узла. Но путь был избран гораздо более извилистый и необъяснимый. В итоге оказалось что новые котлы получаются более чем на двадцать пять тонн тяжелее… Затем были предприняты попытки разгрузить корму от надстроек — журналом МТК N 12 постановили их ликвидировать, а весь борт понизить на три фута, то есть почти на метр в метрической системе.
За этими изменениями, как водится, последовали новые. Корабль по сути проектировался заново, как в Николаеве, так и в Петербурге. Балтийский завод разрабатывал проекты и расположения машин и котлов в соответствии с собственным видением проекта, Главный командир предлагал свои усовершенствования, в роде особо угрожающей формы таранного форштевня, МТК изредка утверждал понравившиеся ему решения.
Никто не посмел посоветовать Шестакову одуматься и осмотреться…Итог — Черноморский флот нашел в «Капитане Сакене» вполне подходящее назначение — исполнять при эскадре роль посыльного и разведочного корабля. Предприняв опыт постройки первого собственного минного крейсера, решено было, не ожидая результатов, немедленно строить и второй… Показательна стоимости постройки этих кораблей (с вооружением): первого 1 079 793 руб., второго 1 045 720 руб. при предложении фирмы Шихау о постройке аналогичных кораблей за 488 230 руб.
«Где миллион?» соизволил начертать на страницах доклада Император Георгий Александрович…
15 июля 1890 г. Зимний дворец
Георгий оглядел разложенные перед ним листы. Весь вчерашний вечер и сегодня с утра отложив прочие дела он изучал все что люди Плеве нарыли на двух генералов — живого и мертвого. Вот все эти салонные мыслители любят насмехаться над темными мужиками что сетуют — мол надо царю сказать правду какую «баре» скрывают — а то ведь не знает — то царь-батюшка… А «царь-батюшка» и в самом деле столько всего не знает!
Вот письмо барона Врангеля — тот вспоминал, как в свою последнюю встречу со Скобелевым, они сидели у генерала Дохтурова в большой компании — были Воронцов-Дашков, Черевин (Боже — неужто и Черевин туда же?!). И там же был и Драгомиров… Между прочим говорили и об императоре Александре III, и обсуждали современное положение. Когда все уехали, Скобелев с насмешкой изрек.
— Пусть себе толкуют! Слыхали уже эту песню. А все-таки, в конце концов, вся их лавочка полетит вверх тормашками Полетит! — только что не потирая руки, повторял генерал, — и скатертью дорога! Я, по крайней мере, ничего против этого лично иметь не буду.
— Полететь полетит, — отвечал Дохтуров, — но радоваться этому едва ли приходится. Что мы с тобой полетим с ним, еще полбеды, а того смотри, и Россия полетит…
— Вздор, — прервал Скобелев, — династии меняются или исчезают, а нации бессмертны.
— Бывали и нации, которые, как таковые, распадались, — сказал Дохтуров. — Но не об этом речь. Дело в том, что, если Россия и уцелеет, мне лично совсем полететь не хочется.
— И не летай, никто не велит.
— Как не велит? Во-первых, я враг всяких революций, верю только в эволюцию и, конечно, против революции буду бороться, и, кроме того, я солдат, и, как таковой, буду руководствоваться не моими симпатиями, а долгом, как и ты, полагаю?
— Я? — вдруг в запале крикнул Скобелев, но тут же осекся. И закончил как то странно скомкано в том смысле что стратегическую обстановку подготовляют политики, а им, военным, «в случае чего», предстоять будет одна тактическая задача.
«А вопросы тактики, — глубокомысленно заметил генерал, не предрешаются, а решаются, во время самого боя и предрешать их нельзя.»
О чем чуть не проговорился герой Плевны и Туркестана?
Он однако не только вел сомнительные речи а еще и теоретизировал. Вот его послание в редакцию «Вестника Европы».
«За последнее время я увлекся изучением, частью по документам, истории реакции в двадцатых годах нашего столетия. Как страшно обидно, что человечество часто вращается лишь в беличьем колесе. Что только не изобретал Меттерних, чтобы бесповоротно продвинуть Германию и Италию за грань неизгладимых впечатлений, порожденных французской революцией. Тридцать лет подобного управления привели в Италии к полному торжеству тайных революционных обществ, в Германии — к мятежу 1848 года, к финансовому банкротству и, что всего важнее, к умалению в обществе нравственных и умственных начал, создав бессильное, полусонное поколение… В наш век более чем прежде обстоятельства, а не принципы управляют политикой».
А вот и с позволения сказать руководящие идеи.
«В Петербурге существует могущественная польско-жидовская группа, в руках которой непосредственно находятся банки, биржа, адвокатура, большая часть печати и другие общественные дела. Многими законными и незаконными путями и средствами они имеют громадное влияние на чиновничество и вообще на весь ход дел. Всякий честный голос русской земли усердно заглушается польско-жидовскими критиками»…
Столичные острословы тут же окрестили его — Первый консул — намёк на «корсиканское чудовище» был более чем понятен.
Георгий поджал губы. Как он помнил, батюшка Александр Александрович в узком кругу тоже выражал недовольство по поводу якобы пристрастия деда к инородцам. Его злило, что Россией фактически правит армянин Лорис-Меликов, а пост государственного секретаря занимает Евгений Абрамович Перетц — сын еврея-откупщика, вдобавок брат одного из мятежников декабря восемьсот двадцать пятого… Но отец никогда не думал противиться воле деда — уважая в нем государя и отца…
А вот это уже из приватной беседы.
Правительство отжило свой век, — рассуждал генерал — оно бессильно извне, оно также бессильно и внутри. Революционеры же не имеют корней в широких массах. В России есть только одна организованная сила — это армия, и в ее руках судьбы России. Но армия может подняться лишь как масса, и на это может ее подвинуть лишь такая личность, которая известна всякому солдату, которая окружена славой героя. Но одной популярной личности мало, нужен лозунг, понятный не только армии, но и широким массам. Таким лозунгом может быть провозглашение войны немцам за освобождение и объединение славян. Этот лозунг сделает войну популярною в обществе. Ну это то уже известно…
— Да — покачал головой Георгий Александрович — а ведь и в самом деле в лице Скобелева Россия имела почти гениального военного и политика — готового кандидата в Наполеоны. Гениальность Наполеона залила Европу кровью и бросила Францию к ногам победителей — когда уже не осталось взрослых мужчин, а в строй верстали пятнадцатилетних подростков… Будь во главе республики кто-то менее способный и амбициозный — подумал вдруг Георгий — сидел бы тихо — ну или потерпел поражение быстро — или вообще как генерал Монк в Англии вернул власть королю в обмен на титул графа или маркиза. Но судьбе было угодно вознести в императоры гениального ублюдка… Что же дальше написано в деле?
«И сам масон и втянул в ложу друзей — писателя Немировича-Данченко и своего штабного Куропаткина» — передала уже выцветшая бумага мнение кого — то из его окружения зафиксированное жандармским пером. А вот и письмо самого Данченко.
(Какую же воистину титаническую работу производят эти люди, невидимые как мыши запечные — филеры, перлюстраторы, нетабельные канцеляристы МВД!)
Речь шла о громких антинемецких речах какие «Белый генерал» говорил за границей.
«Во время этого последнего свидания я крепко журил его за несвоевременный, по мнению моему, вызов австрийцам, он защищался так и сяк и, наконец, осмотревшись и уверившись, что кругом нет любопытных, выговорил:
— Ну, так я тебе скажу, Василий Васильевич, правду, — они меня заставили, кто они, я, конечно, помолчу.»
Кого же боялся этот без сомнения булатной — не стальной даже — отваги человек, который не страшился и посягнуть на Престол — в мыслях уж точно?? Кто имел над ним такую власть? За это знание Георгий не задумываясь отдал бы… Да мало нашлось того чего бы не отдал! Потому что неизвестно еще скольким генералам и сановникам эти «они» могут повелеть свершить нечто противное и присяге и совести!
В жандармских бумагах отмечалось, что за границей Скобелев не единожды встречался с одним из мастеров масонской ложи «Великий Восток» премьер-министром Франции Леоном Гамбеттой. Любопытно…
Через несколько месяцев после смерти Скобелева бывший премьер-министр погиб, как было официально объявлено, от случайно сработавшего охотничьего ружья. Но по Парижу упорно гуляли слухи, что он пал жертвой заговора, орудием которого стала его любовница. И тут женщина!
«Вскоре по приезде Скобелева в Париж к П. Л. Лаврову явился спутник Скобелева, состоявший при нем в звании официального или приватного адъютанта, и передал Лаврову следующее от имени своего патрона: генералу Скобелеву крайне нужно повидаться с Петром Лавровичем для переговоров «о некоторых важных вопросах». Но ввиду служебного и общественного положения Скобелева ему очень неудобно прибыть самолично к Лаврову. Это слишком афишировало бы их свидание, укрыть которое при подобной обстановке было бы очень трудно от многочисленных глаз, наблюдающих за ними обоими. Поэтому он просит Лаврова назначить ему свидание в укромном нейтральном месте, где они могли бы обсудить на свободе все то, что имеет сказать ему Скобелев. Лавров наотрез отказался от предполагавшегося ему свидания, и, так как в тот момент в Париже не оказалось никого из достаточно компетентных и осведомленных народовольцев, которым он мог бы сообщить о полученном им предложении, на этом и кончилось дело».
И вновь — донесение — блестяще подтвердившее худшие подозрения. Главное — что он искал в этой груде бумаг.
«В Петербурге, через генерала Драгомирова С. пробовал закинуть ниточку в революционные кружки…»
Георгий с тяжким вздохом откинулся в кресле и снова углубился в чтение бумаг — уже о Драгомирове.
В юности был вольнодумцем гегельянцем — но служил исправно. Настолько что по его учебнику уже в шестидесятые изучали тактику в юнкерских училищах.
Курс тактики у Драгомирова в те же годы прослушал наследник-цесаревич — Александр Александрович («Учитель отца!» — нежданной болью отозвалась душа).
Слава Драгомирова перешагнула пределы России, и в 1880-е годы он стал едва ли не первым русским военным теоретиком, которого переводили и читали в Европе. В 1869 году однако впал в немилость — что — то там вокруг Милютина — какие то интриги. Но уже в 1872 году он снова сна коне и даже причислен к Свите а вскоре получает генеральские эполеты и звание генерал-адъютанта. В 1874 году он возглавляет пехотную дивизию. Потом — война с турками — где он добывает славу и почести и знакомится со Скобелевым — может тот и сбил с пути честного служаку?.
Генерал пользовался большой популярностью не только в армии, но и в обществе — даже в его радикальных кругах.
Ага — арестованный в 1886-м слушатель Николаевской Академии поручик Рогачев признавался на допросе, что члены его подпольного кружка предполагали в случае успеха предоставить пост временного военного диктатора именно Драгомирову. Признание поручика не имело последствий — мало ли что там болтают юные карбонарии о заслуженном человеке который о них ни сном ни духом… Ни сном ни духом? Так ли? Не далее как в этом году модный философ Соловьев («Опять этот!» — зло фыркнул Георгий) стал публично говорить что если бы приключилась в России революция то генерала Драгомирова следовало бы сделать ее верховным диктатором. «Сообразите — говорил Соловьёв в присутствии доносчика — если во главе революции будут стоять генерал и архиерей, то за первым пойдут солдаты, а за вторым народ и тогда революция неминуемо восторжествует». Да ведь не в поручике дело или философе дело…
Вот как выходит — и Скобелев и Драгомиров и Бог весть еще кто обдумывали — в лучшем случае только обдумывали — самый настоящий заговор. Мятеж. Инсуррекцию. Новые декабристы завелись под носом у корпуса жандармов? Да нет — декабристы по крайности округами не командовали. М-да — «военная революционная организация» — так теперь это называется. Интересно — пошло ли там дальше слов и мыслей? И ведь отец доверял генералу безоговорочно — Драгомиров даже читал лекции брату Николаю — уже в душе отринув присягу… А стань он военным министром?
Георгий замер ощутив предательскую слабость и дрожь в руках. И через мгновение понял — это страх.
Последний раз так страшно ему было в тот день, когда, еле переставляя ноги, он шел к разбитому царскому вагону на том осеннем малороссийском перегоне…
Призрак умерщвленного прапрадеда как будто стал за спиной…
«Бедный, бедный Павел!» «Бедный, бедный Георгий!».
— Нет!!! — выругался царь, — отшвыривая бумаги. «Шалишь! Ничего господа у вас не выйдет! Я вам не монарх — рыцарь что помиловал и обласкал своего будущего убийцу Зубова! Я сын века сего, и…»
— Киевский генерал-губернатор Драгомиров по вызову Его Императорского Величества императора всероссийского! — голос герольда вернул его к действительности.
В кабинет вошел Драгомиров.
— Здравия желаю — Ваше Императорское Величество! — громко поприветствовал он.
— Здравствуйте — господин генерал, — сухо поприветствовал в ответ Георгий внимательно изучая лицо гостя — как прореагирует тот на явно выраженное недовольство.
Драгомиров виду однако не подал — стоя истуканом.
Полагалось бы предложить ему сесть — вернее — разрешить сесть — но Георгий этого делать не стал. Было в этом нечто мальчишеское может быть — но пусть проштрафившийся «воевода» постоит перед ним как гимназист перед учителем отчитывающим за мелкую шкоду.
Вначале, эту встречу он думал провести в присутствии Плеве и Гурко… Но в последний момент передумал. В конце концов это дело между генералом и царем — если угодно царское дело.
Кроме того — порка подчиненного в присутствии министра — не самая лучшая затея — хотя конечно Гурко придется довести до сведения.
Сперва он вызвал Плеве — с докладом о положении в Киевском генерал-губернаторстве.
Плеве был как всегда деловит и говорил по существу.
— Что вы скажете о Клейгельсе? — для начала спросил Георгий. — Спрaвляется ли?
— Государь — армейские вопросы это не по части ведения вверенного мне Вашей волей министерства, — коротко поклонился Плеве.
— Но все-таки командующий округом бывший ваш подчиненный.
— Господин Клейгельс был — позволил себе улыбнуться министр, — Варшавским обер-полицмейстером семь лет, а в российской армии служил… служит — поправился он — больше тридцати лет.
— Тем не менее…
— Государь, — в глазах Плеве отразилось беспокойство. — Я могу лишь говорить о том что известно о настроениях умов в генерал-губернаторстве.
— Жалеют Драгомирова? — проницательно кивнул Георгий.
— Не совсем, — Плеве погрустнел. — Вернее жалеют, но больше осуждают это решение. Офицеры в частных беседах прямо скажем недовольны — ибо почитают Драгомирова за наилучшего из русских военачальников нынешнего времени. Доходит дело до того что… Простите государь — но имели место совершенно неподобающие шутки…
— И какие же? — взгляд Георгия снова сделался настойчивым.
— В салонах Киева шутили о том что если конь Калигулы стал сенатором, то в России скороспелка-капитан стал царем. Простите Государь… — повторил Плеве.
— Ваше высокопревосходительство, — вежливо произнес Георгий. — Вам нечего совершенно конфузится — напротив вы поступили достойно не скрыв от меня правды. Стыдно должно было быть людям отпускающим подобные шутки.
И на будущее… Все относящееся к… нехорошим слухам касающихся армии — полученные или от чиновников с мест или… — Георгий запнулся подбирая слова. Как назвать тайных агентов ведомства Плеве? Как назло на язык просилось что то обидное — вроде «соглядатаи» или «сикофанты». — Или иными путями, — закончил он. — Так вот — они должны собираться в особую папку и докладываться по первому Нашему требованию.
Отпустив министра восвояси, Георгий устало вытянулся в кресле. Определенно надо бы отдохнуть — но как отдохнешь — со всеми этими Драгомировыми.
Хорошо по крайней мере Победоносцев перестал докучать — видимо занялся вплотную Синодом. А может быть разбирается с Государственным Контролем? «Ну хоть кто-то делом занят!»