Александра. Недавно

– Славься Констанция! – проговорил публикан Луций Терциус, почтительно склоняясь в прощальном поклоне.

– Слава Константину! – устало ответила Александра. Назойливый торгаш ее утомил. Следовало сразу же отказать ему, как тому, первому – как там его, – уже и не вспомнить… А не выслушивать все эти безумные прожекты. Какое, в конце концов, дело Храму до их финансовых дрязг?! Пусть Сенат с ними разбирается!

– Надеюсь, это все на сегодня? – спросила она, оборотившись к Септимусу.

– В портике ожидают еще трое, – сообщил ликтор. – Студенты, пришли вместе. Их имена, – он скосил глаза на листок, который прятал в кулаке, – Елена, Виктор…

– Виктор? – перебила его Александра, оживившись. – Курсант кавалерийской академии?

– Совершенно верно. Сказать им, что на сегодня прием посетителей завершен?

– Ни в коем случае, – стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо, проговорила она. – Пусть их пригласят.

– Слушаюсь, – поклонившись, Септимус исчез за дверью.

Она не видела сына очень давно – с того самого вызова Владыки, когда Виктору вручили «седло» Эдуарда. Разумеется, при помощи верной Ливии Александра внимательно следила за его успехами, но никакой, даже самый детальный пересказ не сравнится с волшебством личной встречи матери и дитя – пусть даже дитя и достигло первичного совершеннолетия, носит у бедра разрядник и прошло Путем. За истекшие полгода Виктор, уже тогда опережавший ее ростом, кажется, вырос еще выше, раздался в плечах, но главное изменение было в глазах: ими на мир смотрел уже не растерянный мальчишка, а уверенный в себе юноша. Всадник. Рыцарь.

Залюбовавшись сыном, Александра не сразу обратила внимание на его спутников, тем более что те дружно склонили головы в поклоне. Как, впрочем, и сам Виктор.

– Славься, Констанция! – хором приветствовали они хозяйку.

– Слава Константину! – привычно отозвалась она. – Назовите себя.

– Виктор, курсант кавалерийской академии, – охотно взял на себя роль лидера сын.

– Елена, студентка риторской школы.

– Эдуард, студент риторской школы.

Что?!

Александра едва удержалась от того, чтобы воскликнуть это «что?!» вслух. В святилище стоял Эдуард. Ее Эдуард! Такой, каким она увидела его впервые восемнадцать лет назад в орбитальном замке барона Андрея: щуплый, бледный, растерянный. Юный. Космос и хаос! Как такое возможно?!

Дыхание у нее перехватило, сердце, похоже, вовсе остановилось. Для того чтобы заговорить, потребовалось усилие, сравнимое с первым преодолением Пути, не меньше, – причем не размазанное во времени, а выплеснутое разом. Но даже при этом обратиться сразу к юноше, назвавшемуся Эдуардом, Александра не посмела.

– Знаю тебя, Виктор, – проговорила она. Вышло даже естественно – ведь именно тот представился ей первым. – Как идет твое обучение пилотажу?

– Нормально… – растерянно пробормотал тот, заставив ее рассердиться – на него – за то, что нежданно выказал слабость, и на себя – за то, что вынудила сына к этому внезапным вопросом. Как ни странно, гнев помог: по крайней мере, сердце в груди издало неуверенную попытку стука.

– Неделю назад ты прошел Путем? – продолжила спрашивать Александра.

– Да…

– Мои поздравления, всадник Виктор! – сказала она и, решив, наконец, что готова, перевела взгляд на его товарища. – Эдуард… Ты перегрин?

– Нет, Констанция. Я гражданин по праву рождения. Но мой отец был перегрином, я ношу его имя.

Она незаметно перевела дух. Все-таки голос был немного другим. Да и во внешности, если присмотреться, имелись отличия: в разрезе глаз, в форме губ, да в той же прическе, в конце концов! Определенно, это не был Эдуард – ее Эдуард, – воскресший в образе робкого юноши. Так, наверное, мог бы выглядеть его родной брат. Или… сын?

– Твой отец жив? – спросила Александра. – Кто он?

– Он погиб еще до моего рождения. Я лишь знаю, что он был всадником, – ответил студент.

Всадник Эдуард. Что ж…

Александра уже собиралась спросить юношу, кто его мать, но передумала: это она и сама выяснит, и будет лучше, если узнает все не от него. Пока же следует умерить любопытство и вернуться к исполнению обязанностей хозяйки Храма.

– Что привело вас сегодня в Храм? – задала она вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.

Студенты переглянулись.

– Я… Мы пришли просить о помощи. Нам… Мне необходимо разыскать мою мать! – проговорила затем девушка, назвавшаяся Еленой, – тоже, кстати, странное имя для гражданки Республики. В реестре такое вряд ли есть. Бывшая перегрина?

Между тем, девушка запнулась и умолкла. Возникла пауза, прервал которую юный Эдуард.

– Мы воспитывались в Школе Тиберия, – заговорил он, выступив чуть вперед. – За учебу Елены платил оратор Турус, называвший себя ее дядей…

Александра полагала, что на сегодня запас сюрпризов исчерпан с лихвой, но нет. В самой по себе истории о перегрине, проданной в долговое рабство, не было ничего необычного, а вот в кортике, который та сберегла для дочери, несмотря на все нахлынувшие невзгоды…

Если это и не был «драконий коготь», то мастерство изготовления подделки поражало воображение. Александра, не раз державшая в руках по крайней мере один из пяти легендарных клинков, не видела никакой разницы. Нет, сам узор из линий на лезвии, конечно, отличался, но при этом был ничуть не менее замысловат и естественен. Опустив руки так, чтобы их не было видно из-за драпировки трона, Александра положила ножны на колени и попробовала согнуть клинок – тот поддался, легко дав свернуть себя почти в замкнутое кольцо. И так же легко распрямился, стоило ей ослабить усилие.

– Он принадлежал твоей матери? – спросила она у Елены.

– Так сказал дядя… оратор Турус, – ответила девушка.

– Ее звали Алиса… Она была перегриной?

– Да…

– Других имен… или титулов у нее не было? – продолжила она спрашивать, бережно убирая острый кортик в ножны.

– Титулов? – Елена, кажется, не совсем поняла вопрос. – Нет… Не знаю.

Действительно, какие, хаос побери, в Республике Константина титулы?

– Что ж… – план действий уже созрел в голове Александры, но кое-что все еще требовало уточнения. – Цейоний! – обратилась она к старому ликтору. – Мне нужна твоя помощь. Нарисуй их. Елену и… Эдуарда, – последнее имя словно не пожелало срываться с уст само, пришлось заставить, из-за чего возникла небольшая пауза.

На изготовление рисунков у художника много времени не ушло. Закончив работу, он протянул ее плоды Александре – и тут ее ждал новый, уже третий сюрприз. Портрет Эдуарда, впрочем, оказался ничем не примечателен – если конечно, не считать того, что изображен на нем был Эдуард старший в одежде королевского рыцаря. Но чего-то такого Александра здесь от слепца и ожидала, а вот Елена… Девушку Цейоний изобразил мелко – иначе на листе не поместился бы дракон, на спине которого художник ее расположил. Дракон не имел ничего общего с Владыкой – это был типично сказочный зверь с огромными распростертыми крыльями, коротким, покрытым чешуей туловищем, заостренным хвостом и тупорылой головой на длинной шее. Одной головой, не тремя, как диктовала традиция. На голове – не у дракона, у Елены – красовалась корона.

Без сомнения, рисунок породил куда больше вопросов, чем оказался способен подсказать ответов. Требовать их от Цейония, впрочем, не имело смысла.

– Что ж, – проговорила Александра, не без труда заставив себя отложить лист с рисунками в сторону. – Вы получите то, о чем просите. Я узнаю об участи Перегрины Алисы и сообщу вам. Будьте здесь через три дня – все трое. Космос свидетель, ваши судьбы связаны сильнее, чем вы думаете. Кортик пусть пока останется у меня… А вы ступайте с миром!

– Славься, Констанция! – вразнобой выпалили гости.

– Слава Константину!

* * *

Вернувшись в свои покои, Александра вновь извлекла полученный в святилище кортик из ножен и положила его на кровать. Затем сняла со стены кортик Эдуарда, обнажила и пристроила рядом. Придирчиво вгляделась. Рукояти кортиков отличались, и разительно, зато форма клинков казалась идентичной. Александра попробовала совместить их, приложив лезвия друг к другу, но выпуклые гарды сделать этого не позволили. Тогда, отвернув навершие в виде орлиной головы и открутив гайку, она ловко разобрала эфес кортика Эдуарда. Потом повторила ту же процедуру с кортиком Елены – фигурное навершие, когда-то богато украшенное, теперь же зияющее пустыми гнездами, из которых безжалостно выковыряли драгоценные камни, снялось легко, а вот скрытая под ним ржавая гайка никак не желала поворачиваться и поддалась, только когда Александра, отчаявшись, впилась в нее зубами.

Отложив в сторону детали эфеса, Александра совместила клинки – те совпали идеально, для кованых изделий – на грани невероятного. Но случившееся затем было и вовсе за этой гранью. На стержне одного из клинков внезапно обнаружился паз – Александра была совершенно уверена, что секунду назад его там не было, – а на стержне другого – шип. Шип вошел в паз, послышался щелчок, и клинки, словно ножницы, разошлись в стороны под углом градусов в семьдесят, едва не отрубив ей пальцы. К счастью, Александра успела среагировать, выпустив соединившиеся клинки из рук. Тем временем по их режущим кромкам пробежала белая искра, воздух над упавшими на кровать клинками сгустился, сложившись в тусклую, сильно размытую картину, отдаленно напоминающую трехмерную звездную карту. Настолько нечеткую, впрочем, что утверждать это с уверенностью она бы не взялась.

Какое-то время Александра завороженно смотрела на нее, затем, осторожно протянув руку, дотронулась до одного из лезвий. То было холодным, как лед. Она взялась другой рукой за второе лезвие и слегка потянула – клинки тут же рассоединились, словно их никогда ничего и не связывало между собой, карта – или что это такое там было – мгновенно исчезла.

Уронив один из клинков на кровать, Александра провела пальцем по стержню второго – никаких пазов или шипов на нем не было. Осмотр второго клинка привел к тому же результату. Но стоило их вновь свести вместе – на этот раз Александра сразу соединила стержни под нужным углом, как все повторилось – щелчок, искра и мутная карта – разве что на этот раз она была к этому готова и удержала конструкцию в руках.

– А их, выходит, и правда должно быть пять, – пробормотала Александра, размыкая соединение. – Добавить три – и получится правильная звезда о пяти лучах. Тогда, наверное, и голограмма проявится…

Вот только три других «драконьих когтя» находились далеко. Очень далеко.

Наскоро придав кортикам первоначальный вид, Александра повесила принадлежавший Эдуарду обратно на стену, второй, подумав, пристроила на полке неподалеку и вышла из покоев, чтобы отдать необходимые распоряжения Ливии.