1

– Товарищ капитан второго ранга! Рядовой Голицын прибыл для прохождения обучения! – Рука Ивана непроизвольно метнулась к козырьку отсутствующей фуражки и нелепо замерла на полпути – как и предписывали полученные им накануне инструкции, в ничем не примечательный кабинет, затерянный в лабиринте коридоров огромного здания на Мичуринском проспекте с нейтральной вывеской «Академия» на фасаде, он явился в гражданской одежде.

– Слушатель Голицын! – поправил его начальник Икс-факультета кавторанг Гайдуков – невысокого роста румяный широколицый мужчина лет тридцати пяти в черной морской форме.

– Так точно, товарищ начальник факультета! – покраснел Иван. Ведь предупреждали же, что рядовой он – в строю, а на занятиях в Академии – слушатель! Но проклятая привычка, приобретенная за месяц лагерей КМБ, дала о себе знать.

КМБ – обязательный для всех поступающих в Академию курс молодого бойца, предшествующий принятию присяги и собственно учебе, Иван проходил вместе с ребятами со следственного факультета. Если кто-то из них и был на самом деле его законспирированным коллегой по «Иксу», вычислить «казачков» рядовой Голицын не сумел, как ни старался. Впрочем, Иван смел надеяться, что и его собственное инкогнито также осталось нераскрытым.

– Где ваши вещи, слушатель? – задал тем временем вопрос кавторанг.

Иван продемонстрировал небольшой потертый портфель, ручку которого сжимал в левой руке.

– Это все? – уточнил начальник факультета.

– Так точно! Согласно полученному приказу – минимум личных вещей!

– Похвально, – кивнул кавторанг. – А то тут перед вами один архаровец два чемодана с собой приволок.

Голицын позволил себе сдержанную улыбку.

– Вот ваши документы, – начальник факультета протянул Ивану запечатанный конверт. – Выйдете с территории Академии, повернете налево, не доходя метров двадцать до остановки общественного транспорта «Мичуринский проспект, дом 70», увидете припаркованный красный автобус марки «Икарус», госномер три-шесть-девять. Сядете в него и будете ждать дальнейших распоряжений. Вопросы есть?

Вопросов было более чем достаточно. То, что предстоит поездка, было ясно еще накануне. Но куда на этот раз? И зачем? Наступил сентябрь – разве не должна, наконец, начаться учеба? И когда, в конце концов, ему объяснят, что скрывается за таинственной литерой «Икс» в названии его факультета? Куда, черт возьми, он поступил, пройдя через горнило экзаменов, тестов, собеседований?

Однако месяц КМБ кое-чему Ивана все-таки научил.

– Никак нет, товарищ начальник факультета! Разрешите идти?

– Идите!

Повернувшись налево кругом – не слишком четко, предательский портфель со сменой белья, гигиеническими принадлежностями, парой семейных фотографий и недочитанным романом Лукьяненко предательски шлепнул по ноге – слушатель Голицын покинул кабинет кавторанга.

Обшарпанный запыленный «Икарус» – судя по дизайну, свидетель расцвета СССР, а судя по состоянию – активный участник баррикадных боев, ознаменовавших его падение, привалившись на заднее правое колесо, приткнулся у бордюра. Передняя дверь была приоткрыта. Скосив глаза на номерной знак – аккуратная белоснежная табличка с номером «369» и кодом Подмосковья смотрелась на ржавом бампере словно жемчужное ожерелье на вокзальном бомже – Иван поставил ногу на ступеньку и протиснулся в салон.

Водительское сидение, отгороженное от прохода лишь изогнутым металлическим поручнем, пустовало, однако двигатель не был заглушен. Голицын перевел взгляд вдоль салона – из трех десятков кресел заняты были всего пять. Все пассажиры были парнями примерно его возраста с одинаковыми короткими стрижками – добровольно-принудительную моду КМБ ни с чем не спутаешь. Пять пар внимательных глаз с нескрываемым интересом посмотрели на вошедшего. Сердце Ивана учащенно забилось – все говорило за то, что он, наконец, видит перед собой других слушателей Икс-факультета. Но почему их так мало? Или остальные просто подойдут позднее?

– Здрасьте, – выдохнул Голицын.

Ответов не последовало – или, может быть, он просто не расслышал их за астматическим тарахтением мотора.

Несколько секунд Иван стоял в проходе, обводя взглядом присутствующих. Пара лиц показались ему отдаленно знакомыми – где-то он их наверняка видел – но не более того. Во всяком случае, никто из них не проходил с ним КМБ под эгидой следственного факультета.

Между тем продолжать торчать в проходе было, должно быть, довольно глупо. В последний раз оглядевшись, Иван сделал пару шагов и сел в пустом втором ряду у окна. Положив портфель на сидение рядом с собой, он приник головой к почти непрозрачному из-за налипшей снаружи грязи стеклу и принялся смотреть на улицу.

Все-таки интересно, куда их собираются везти? Снова в лагерь в Царицыно? На полигон в Ногинск? Или в одну из «лесных школ», о которых ходили самые невероятные легенды среди абитуриентов? В общем-то, гадать было бессмысленно. Никаких зацепок, как обычно, не было.

Впрочем, никаких ли?

Пораженный собственной тупостью, Иван лихорадочно схватил портфель, торопливо расстегнул замок и извлек на свет полученный от кавторанга конверт. Как так вышло, что он совсем забыл о нем?! Возможно, там и находится разгадка?

Голицын повертел конверт в руках. Никаких предостерегающих надписей, запрещающих вскрытие, на конверте не было. Что там сказал на его счет начальник факультета? «Ваши документы», кажется. Что ж, раз это его документы, он вправе на них взглянуть.

Решив так, Иван аккуратно, стараясь не делать лишних надрывов, вскрыл конверт. На колени ему вывалилась небольшая бордовая книжечка. Паспорт! Ну и дела! Ему что, выдали фальшивые шпионские документы?! Зачем?

На вид паспорт был какой-то странный. Вроде все как надо: герб, надписи золотом, но все какие-то непривычные, неправильные, что ли… Голицын раскрыл его – но на первых страницах не было обязательной фотографии. После непродолжительных поисков она нашлась в самом конце – равно как и вся информация о владельце. Его фамилия, имя – почему-то не только по-русски, но и латиницей… Все прочие страницы паспорта, как быстро убедился Иван, были абсолютно пусты – за исключением одной, в самой середине. По всей ее площади была налеплена голубая наклейка с его фотографией – на этот раз неожиданно некачественной для официального документа. В углу наклейки крупными буквами значилось «VISA», по центру, чуть мельче: «UNITED STATES OF AMERICA».

«Американская виза! – осенило Голицына. – А это, по-видимому, загранпаспорт! И то и другое – на мое имя! Так они что, в США меня, что ли, засылают?! Вот так сразу?!»

Словно в подтверждение из конверта вывалился авиабилет. Дрожащей рукой Иван развернул его – так и есть, рейс «Москва – Нью-Йорк». Что характерно, в один конец. Дата – сегодняшняя. Вылет – через час. Через час?! Да до Шереметьево отсюда не меньше часа тащиться по пробкам! Ерунда какая-то!

Ничего не понимая, Голицын поднял голову и глаза в глаза столкнулся с начальником факультета. Каким-то образом кавторанг успел уже переодеться в гражданское и теперь стоял возле водителя. Да, в автобусе появился водитель! Как и когда он успел попасть в салон, Иван понятия не имел.

– Отправляемся! – коротко проговорил кавторанг, и в следующее мгновение дверь автобуса со скрипом затворилась.

Автобус тронулся.

Голицын еще раз взглянул на лежащие у него на коленях документы и решил, что пришло-таки время задавать вопросы. Он даже уже набрал в легкие воздуха, но его опередили.

– Товарищ начальник факультета! – раздался сзади звонкий мальчишеский голос. – Разрешите обратиться!

– Позже! – не терпящим возражений тоном отрезал кавторанг.

Иван закашлялся, в буквальном смысле подавившись вопросом, так и не сорвавшимся с его губ.

Тем временем автобус с резвостью, которую сложно было в нем заподозрить по столь непрезентабельному внешнему виду, подкатил к МКАД, но вместо того, чтобы свернуть направо, в сторону Ленинградского шоссе и аэропорта Шереметьево, пересек кольцо и вырулил по развязке налево. В том направлении находились Внуково и, кажется, Домодедово, но Иван считал, что в Америку самолеты должны летать из Шереметьево-2. Разве не так?

Впрочем, раздумья его длились недолго. Не прошло и нескольких минут, как автобус съехал на Киевское шоссе и, набирая скорость, помчался в сторону области по широкой четырехполосной трассе. Эту дорогу Иван знал, как свои пять пальцев – здесь, не доезжая километров пяти до Наро-Фоминска, у них когда-то была чудесная дача. Потом, когда у отца начались неприятности, ее пришлось продать… Ясно, значит, все-таки Внуково.

Но и тут все оказалось не так просто. Проигнорировав общий поворот на аэропорт, автобус, не снижая скорости, промчался мимо водруженного на высокий постамент «Ту-104» и затормозил километром дальше, у высоких решетчатых ворот. Металлическая створка, словно только того и ждала, немедленно отползла в сторону и, проехав еще немного, они оказались перед невысоким, довольно невзрачным зданием.

– Приехали! – объявил так и не присевший за всю дорогу кавторанг. – Берем вещи и на выход!

Подхватив одной рукой портфель, другой – конверт, в который вернулись паспорт и билет, Иван первым из слушателей спрыгнул на асфальт. Пятеро его новых товарищей последовали за ним. Как заметил Голицын, ни у одного из них не было с собой анонсированных кавторангом двух чемоданов – лишь небольшие спортивные сумки или портфели, как у него самого.

Как-то само собой вышло, что слушатели выстроились перед начальником факультета в шеренгу. Иван невольно оказался правофланговым.

– За мной в колонну по два, – коротко распорядился кавторанг и направился к входу в здание.

За двойной стеклянной дверью их встретила улыбчивая девушка в форме не то работника аэропорта, не то какой-то авиакомпании. Больше кругом не было ни души. Заняв место за монитором, девушка включила сканер багажа и жестом пригласила ставить вещи на ленту. Первым это проделал начальник факультета – только теперь Иван заметил, что у кавторанга с собой компактный кожаный чемоданчик «дипломат». Не обнаружив в их багаже ничего подозрительного, девушка собрала билеты и удалилась, звонко стуча каблучками по кафельному полу. Возвратилась она минуты через три, на этот раз уже не одна, а в сопровождении прапорщика-пограничника. Тот потребовал предъявить ему паспорта и почти не глядя проставил в каждом прямоугольный синий штамп на первой странице.

– За мной, – вновь скомандовал кавторанг.

Они прошли узким коридором и, миновав еще одну стеклянную дверь, оказались прямо на летном поле аэропорта. Откуда-то появилась давешняя девушка – Иван был уверен, что в здании она их не сопровождала – и, протянув руку, указала на маленький серебристый самолетик, скромно притулившийся между бортов двух гигантских аэробусов.

– Прошу вас, господа, – проговорила она.

«Значит, все-таки не в Америку, – с легким разочарованием подумал Иван. – Разве такая малютка до Нью-Йорка долетит?!».

Через минуту все семь пассажиров были уже на борту. Разместив портфель на багажной полке, Голицын уютно устроился в шикарном широком кресле – всего в салоне их было не больше десятка – и в изнеможении прикрыл веки. Физически он ничуть не устал – да и с чего бы? – но мозг категорически отказывался воспринимать абсурд происходящего в качестве реальности.

«Я сплю, – проговорил про себя Иван. – Я сплю, и мне снится сон. Ну, конечно же, это всего лишь сон. Не бывает ни таких самолетов, ни черного входа в аэропорт, загранпаспорта у меня нет и никогда не было, да и визу в США мне, слушателю Академии ФСБ, теперь ни в жизнь, наверное, не дадут. Хороший, красивый сон. Но скоро я проснусь – обязательно проснусь – и надо будет идти на занятия. Завтра первый учебный день. Но это завтра. А пока можно расслабиться и спать дальше».

Но надолго расслабиться ему так и не удалось.

 

2

Прежде чем самолет успел набрать высоту и украшающая переднюю переборку аккуратная светящаяся табличка, призывающая пассажиров не курить и пристегнуть ремни безопасности, погасла, кавторанг поднялся со своего места.

– Товарищи слушатели, прошу внимания! – проговорил он – вроде бы и негромко, но его голос легко перекрыл нудный гул двигателей. – Нет, нет, сидите! – резким жестом он остановил Ивана и его товарищей, готовых вскочить и вытянуться по стойке смирно – впрочем, тугие ремни и без того уже благополучно отбросили Голицына обратно в кресло. – Итак, пришла пора расставить все точки над «ё». Или над «i», как кому больше нравится. Как вы все знаете, я капитан второго ранга Гайдуков Андрей Михайлович, начальник так называемого Икс-факультета Академии Федеральной службы безопасности Российской Федерации, слушателями которого вы шестеро являетесь. Вот, собственно, и все, что вам должно быть известно на настоящий момент… В течение всего последнего года – с той самой минуты, когда в беседе с сотрудником управления кадров впервые прозвучало это загадочное название – «Икс-факультет» – не проходило и дня, чтобы вы не задавали себе вопрос: что же скрывается за этим нелепым, каким-то детективно-киношным термином. Ну что же, вот и пришло время получить ответ. И должен сразу предупредить, что ответ этот превзойдет по своей невероятности все ваши самые смелые предположения. Впрочем, предварительное тестирование показало, что вы, как никто другой, способны воспринять его адекватно, с присущим сотрудникам нашей службы хладнокровием. Сначала прошу всех ознакомиться с этой короткой справкой, – кавторанг открыл свой «дипломат», извлек из него несколько бумажных листков и, сделав несколько шагов по проходу между креслами, раздал каждому слушателю по экземпляру. – Полагаю, нет необходимости напоминать, что ее содержание, как, впрочем, и любая, самая невинная на первый взгляд информация, поступающая в ваше распоряжение с настоящего момента, является совершенно секретной и достойна грифа «до прочтения сжечь».

Напряжение, повисшее в салоне самолета, было столь велико, что в ответ на эту шутку никто из слушателей даже не улыбнулся.

Почти выхватив из рук кавторанга секретную справку, Иван жадно впился глазами в текст.

«11 апреля 20… года по дипломатическим каналам из Вашингтона получена информация о состоявшемся на территории США контакте между американскими правительственными структурами и полномочным посланником (далее – «Посланник») сообщества, именующего себя Альгер.

20 мая 20… года эксперты МИД, СВР, ФСБ и РАН по приглашению американской стороны прибыли в Нью-Йорк, где провели ряд встреч с Посланником Альгера и ознакомились с представленными им доказательствами.

По единодушному заключению экспертов, указанные доказательства не могут быть сфабрикованы США или иным государством либо неправительственной организацией и, следовательно, Альгер, как им и заявлено изначально, является цивилизацией внеземного происхождения. Подробное изложение выводов экспертов приведено в приложениях 1 – 17 к настоящей справке».

Иван перевел взгляд в конец страницы, затем перевернул ее, но никаких следов указанных приложений не обнаружил. Пожав плечами, Голицын вернулся к чтению с того места, где остановился.

«Известная на настоящий момент информация об Альгере (сведения получены от Посланника Альгера, в связи с чем должны восприниматься критически):

Альгер – содружество высокоразвитых планетных систем галактического масштаба, доминирующая социальная система Галактики. Включает более десяти тысяч обитаемых планет (по мнению экспертов РАН – это количество, должно быть, сильно завышено). Цель содружества – гармоничное развитие его членов (выглядит как ничем не подтвержденная декларация) и защита их от внешней угрозы (с учетом нижеизложенного представляется более соответствующим истине). Для вхождения в содружество планета-кандидат должна, как правило, достичь определенного уровня технического, и, прежде всего – социального развития. Земля на настоящий момент второму критерию не отвечает (раскрытие критериев и оценка соответствия – в приложении 18)».

Помятуя о предыдущем опыте, восемнадцатое приложение Иван искать не стал.

«Альгер находится в острой конфронтации с сообществом Ранола – судя по всему, альтернативной галактической структурой. Термин «война» Посланником ни разу не упомянут, однако предварительный анализ позволяет говорить именно о войне между Альгером и Ранолой.

По словам Посланника, Ранола проводит агрессивно-экспансионистскую политику, насильно включая в сферу своего влияния независимые планетные системы. Вероятной перспективной целью Ранолы является Земля. Превращение Земли в протекторат Ранолы не отвечает интересам Альгера.

Суть предложения Альгера:

Установление неофициальных отношений между Землей и Альгером, что позволит в случае активизации действий со стороны Ранолы избежать аннексии с ее стороны (включение Земли непосредственно в состав Альгера представляется преждевременным и трудноосуществимым как по внутренним земным, так и по внешним причинам).

В рамках сотрудничества на Земле создается Школа для подготовки из числа землян т. н. корпуса прикрытия – вооруженного отряда, способного предотвратить агрессию Ранолы. Оснащение корпуса прикрытия техникой и укомплектование преподавательскими кадрами берет на себя Альгер.

Выводы:

Бескорыстие мотивов Альгера вызывает сомнение, однако с учетом того, что в соответствии с имеющейся оперативной информацией США, Европейский Союз, Австралия, Япония, а также, вероятно, Китай, приняли решение согласиться на предложение Альгера, уклонение Российской Федерации от участия в программе сотрудничества может привести к существенному ущемлению интересов страны.

При этом представляется целесообразным по дипломатическим каналам повторно выйти с настойчивым предложением о проведении решения о сотрудничестве через Совет Безопасности ООН (первое наше предложение такого рода категорически отвергнуто США и Европейским Союзом, а также негативно воспринято Посланником Альгера как противоречащее требованиям секретности; вероятно, следует попытаться предварительно заручиться поддержкой Китая и Индии)».

В оцепенении Иван опустил руки с листком. Ну, это уже слишком! Это уже даже сном быть не может: его подсознание не способно выдать такой белиберды! Какой-то Альгер, Ранола, «Звездные войны, эпизод Икс»… Чушь какая-то! Страшная чушь! Страшная потому, что это, без сомнения, и есть правда…

Белобрысый паренек в кресле через проход от Голицына тоже оторвал взгляд от справки и отчетливо прошептал:

– Офигеть! Дайте две…

– Все прочли? – задал вопрос кавторанг.

– Так точно! – послышались нестройные ответы.

– В таком случае я продолжаю. Условия, поставленные нам Альгером и поддержанные странами НАТО, не позволяют направить в эту пресловутую Школу опытных оперативных сотрудников. Поэтому решением руководства страны для отбора курсантов был создан специальный факультет на базе Академии ФСБ. По результатам тестирования и экзаменов выбраны вы шестеро. Это – наша квота в Школе. По шесть курсантов будут также представлять США, Европейский Союз, Австралию, Японию, Китай и Индию – то есть те страны, правительства которых в курсе отношений с Альгером. По некоторым сведениям, изначально планировалось привлечь к проекту государства Латинской Америки и, возможно, кого-то из арабских стран, но якобы Штаты категорически возражали, и тех отцепили. Кстати, нам доподлинно известно, что Соединенные Штаты противились также и привлечению к проекту России и Китая, но здесь Альгер сам настоял на расширении представительства. Так что, – Гайдуков невесело усмехнулся, – можно говорить о том, что вес и влияние нашей страны теперь признаны и на межпланетном уровне. Но, тем не менее, никаких иллюзий здесь ни у кого быть не должно: контакт с Альгером по-прежнему на девяносто процентов осуществляется через американские структуры. Наше предложение о выводе его на надгосударственный уровень – Организации Объединенных Наций – не нашло поддержки.

Кавторанг сделал небольшую паузу, давая слушателям время осмыслить сказанное.

– Территориально Школа также расположена в США, на отдаленном пустынном плоскогорье штата Юта. Туда мы с вами сейчас и направляемся. В настоящее время это, без преувеличения, самый засекреченный объект на всей планете. Ближайший год вы будете жить в казармах при Школе. Впрочем, видел я эти казармы – пятизвездочный отель, да и только. У вас будут преподаватели из числа альгердов – так мы между собой называем выходцев из Альгера. Необходимо выполнять все их требования, но помните, что в полной мере доверять им мы с вами не имеем право. Равно, кстати говоря, как и курсантам из других стран. Этим – даже еще менее, чем альгердам… Весь этот год рядом с вами буду я. Любыми наблюдениями, сомнениями, идеями – делиться со мной. При необходимости у меня будет возможность напрямую связаться с руководством ФСБ. У вас ее не будет. Следующим летом предполагаются каникулы, но какова вероятность того, что вам позволят вернуться на это время домой, в Россию, сказать трудно. Пока обещают…

Гайдуков помедлил, словно припоминая, не забыл ли чего важного.

– Ну, вот, вкратце, и все. Теперь, не побоюсь высоких слов, от нас с вами зависит судьба мира, а также то, какую роль в нем будет впредь играть Россия. Помните об этом, и не забывайте данной вами присяги. А теперь вопросы.

Прежде чем Иван успел что-либо сообразить, его сосед через проход уже взметнул вверх руку.

– Да, Соколов, – кивнул ему кавторанг. – Можете не вставать.

– Товарищ начальник факультета, а эти альгерды… Они похожи на человека? – спросил паренек.

– Внешне альгерды, насколько мы можем судить, ничем не отличаются от людей, – проговорил Гайдуков. – Исследования их ДНК, образец которого нам удалось получить, – он хитро улыбнулся, – еще не закончены, однако в настоящее время уже можно сказать, что генетические различия между ими и нами, хоть и имеют место, являются не столь существенными, как можно было бы ожидать. Нет никаких данных и о каких-нибудь сверхчеловеческих физических или психологических способностях альгердов.

– А эти их враги – которые Ранола? Они люди?

– С представителями Ранолы никто из землян на настоящий момент контактов не имел, – ответил кавторанг. – Но из информации, полученной от альгердов, нельзя сделать вывод, что сторонники Ранолы относятся к какой-то принципиально иной расе.

– А в чем причина их войны? – не унимался Соколов.

– По словам альгердов – агрессивная политика Ранолы. Но как показывает наш земной опыт, ответ на такого рода вопросы редко бывает столь прост и однозначен. Двум медведям в одной берлоге всегда трудно ужиться, даже если их берлога – вся Галактика: там ведь и медведи соответствующие. Впрочем, весьма вероятно, что Ранола действительно осуществляет экспансию, а Альгер – обороняется. Но из этого вовсе не следует автоматически, что он, примитивно выражаясь – хороший, а Ранола – плохая.

– В таком случае, – не унимался паренек, – почему мы выступаем на стороне Альгера?

– Во-первых, – принялся терпеливо объяснять Гайдуков, – потому что выступить на стороне Ранолы нас просто никто пока и не приглашал. Во-вторых, собственно говоря, мы не выступаем на стороне Альгера – мы лишь согласились принять от них помощь инструкторами и технологией. Ну и, наконец, в-третьих, мы – я сейчас имею в виду Россию – просто не можем остаться в стороне от этого процесса, предоставив свободу действий США и их союзникам. Самоустранишься сейчас – потом будет поздно.

– Товарищ начальник курса! – раздался чей-то голос сзади – за высокой спинкой своего кресла Иван не мог видеть говорившего. – А при чем здесь вообще США? Почему они командуют, с кем инопланетянам сотрудничать, а с кем – нет?

– Первый контакт представителей Альгера состоялся именно со спецслужбами США, – пояснил кавторанг. – Случайно или нет, нам неизвестно, да теперь уже, наверное, и неважно. В дальнейшем же сведение прямого общения с прочими странами к минимуму и игнорирование ООН – это, как мы понимаем, уже совершенно сознательный выбор самих альгердов. По-видимому, за ним стоит субъективная оценка Альгером соотношения сил и влияния мировых политических и экономических центров. Оценка, не слишком для нас с вами лестная, но, по большому счету, нельзя ее назвать и абсолютно необоснованной или предельно предвзятой. Обижаться тут глупо, а вот сделать выводы необходимо. И, засучив рукава, начать работать над изменением ситуации в пользу России. Впрочем, как я уже отмечал, сам факт приглашения в программу России вопреки воле США уже свидетельствует о том, что альгерды с нами считаются. Вынуждены считаться.

Дождавшись, когда Гайдуков закончит свой ответ, Иван поднял руку.

– Да, Голицын.

– Товарищ начальник курса. В справке упомянуты некие приложения с выводами экспертов по поводу представленных Альгером доказательств своих слов. Что это за доказательства, и можно ли нам ознакомиться с выводами?

– Сами экспертные заключения вам ни к чему – они написаны специфическим научным языком, понять который неспециалисту архисложно, – покачал головой кавторанг. – Важны выводы, а они в справке все приведены. Что касается представленных Альгером доказательств – то это в первую очередь различного рода их технические достижения. Средства передвижения, энергетические установки, бытовая техника, оружие, разумеется… Принцип действия большинства из них наша современная наука не способна даже понять, не то что воплотить.

– А насколько их техника и оружие превосходят наши? – задал вопрос Иван.

– Превосходят несопоставимо. Скажу лишь о том, что видел и испытал лично. Их боевой воздушный катер планетарного базирования способен стартовать в штате Юта и уже через полтора часа находиться в зоне ответственности сил противоракетной обороны Московского округа. При этом ни одно средство обнаружения – ни наше, ни натовское, ни третьих стран – цели не зафиксирует. Что касается пилота, то для него полет сравним по комфорту с пилотированием легкомоторного самолета – никаких перегрузок и в помине нет. И полагаю, это еще не самый яркий пример технического уровня Альгера.

– Товарищ начальник курса, правильно я понял из ваших слов, что вы уже были в Школе и даже пилотировали этот их катер? – вновь подал голос паренек по фамилии Соколов.

– Последние полгода, пока вы сдавали экзамены, я тоже не сидел без дела, – улыбнулся Гайдуков. – Все это время я провел в Школе на чем-то вроде сборов для командного состава. Там были по офицеру от каждой из стран участниц, кроме Австралии: от нее была какая-то женщина, на первый взгляд, лицо сугубо гражданское. С нами провели этакий ликбез – чтобы не выставить потом перед вами совершенными невеждами. Так что вы правы, Школу я видел своими глазами, катер, правда, не пилотировал – этому учиться надо, – но пассажиром летал.

– Еще один вопрос! – Соколов весь подался вперед. – Какова наша задача? Иными словами, кто мы – добропорядочные курсанты или все-таки шпионы в логове потенциального противника?

– Шпионы бывают у врага, – строго поправил кавторанг. – Свой – это всегда разведчик… Теперь отвечаю на ваш вопрос. Да, вы – курсанты. И точка. Чем старательнее вы будете изучать то, что предложат вам ваши преподаватели, чем большим числом навыков и умений вы овладеете, тем сильнее будет ваша – а значит, и наша общая, российская, позиция. Как в отношении альгердов, так и наших атлантических и дальневосточных… стратегических партнеров. Не забывайте, что в Школе – да и в мире – мы с вами в меньшинстве, а следовательно, просто обязаны быть грамотнее, умнее, сильнее, чтобы, как говорится, уравнять козыри. И не надо пытаться строить из себя Штирлица или Джеймса Бонда – во-первых, для этого у вас нет специальных знаний и опыта, а во-вторых, любая побочная активность будет лишь отвлекать вас от главного – от учебы. Естественно, все это не отменяет необходимость разумной наблюдательности. Внимательно смотрите по сторонам, подмечайте разные мелочи, анализируйте, делайте выводы. Может быть, и сможете заметить что-то такое, что ускользнуло от замыленного взгляда ваших старших товарищей.

 

3

Как и обещал кавторанг Гайдуков, казарма Школы казармой оказалась только по названию. Просторные двухместные номера состояли из двух изолированных комнат с общей прихожей и отдельным санузлом. В каждой из комнат помимо широкой кровати и шкафа-купе имелись письменный стол, на котором лежал портативный компьютер, панель телевизора на стене и кондиционер под потолком. Окон, правда, не было – почти все помещения Школы были укрыты глубоко под поверхностью земли – но одну из стен заменял огромный плоский экран, транслирующий на выбор любой из нескольких десятков заложенных в его память пейзажей, при этом изображение – или голограмма? – было столь реалистичным, что Иван даже не сразу понял, что березовая роща за стеклом имеет к природе американского штата Юта более чем косвенное отношение.

Соседом Голицына по номеру – а как еще прикажете называть эти шикарные апартаменты? – оказался белобрысый паренек по фамилии Соколов. Звали его Глебом, и родом он был из Севастополя.

Последнее обстоятельство сперва немало удивило Ивана.

– Севастополь? – переспросил он недоуменно. – А разве это не Украина?

– Это Крым, – кивнул Глеб, но по его тону было неясно, подтверждает он слова Голицына или же наоборот, опровергает.

– Так разве Крым не на Украине? – на всякий случай уточнил Иван.

– Севастополь – база российского Черноморского Флота, – пояснил Соколов, и в его голосе мелькнула нотка не вполне понятной Ивану гордости. – Половина населения – граждане России. Мой отец, например, служит при штабе Флота.

– А, тогда понятно, – протянул Голицын.

Соседний с ними номер заняли высокорослый атлет Сергей Меньшиков и щупленький Павел Хохлов – оба, как и Иван, москвичи. Следующая дверь вела в жилище хмурого хабаровчанина Александра Климова и весельчака Гены Семака, успевшего до поступления в Академию закончить казанское суворовское училище, а вообще-то уроженца города Саранска.

Еще в первом самолете, где все они и перезнакомились, да и потом, во время перелета из Нью-Йорка на транспортнике американских ВВС, Ивану больше прочих понравились Сергей с Павлом: мрачный вид Климова к сближению не слишком располагал, Генка Семак уж больно кичился своими двумя проведенными в кадетке годами, а с Глебом у него просто как-то сразу не очень сложилось – фиг его знает, почему: не сложилось – и все. Но места в казарме оказались распределены заранее, так что выбирать особо не приходилось. Ладно, севастополец так севастополец. Хорошо хоть не Климов – от того вообще неизвестно, чего ожидать.

За зеркальной дверцей шкафа Иван обнаружил два комплекта форменной одежды – повседневный и парадный. Первый представлял собой глухой синий комбинезон с большим количеством серебристых пластиковых вставок – на запястьях, плечах, коленях, щиколотках и поясе. На левом рукаве одна над другой красовались две нашивки – верхняя в виде российского флага, нижняя – какой-то непонятной треугольной эмблемы. Парадная форма тоже оказалась комбинезоном – только на этот раз он был кристально-белым, а вставки – металлическими. Обувь к обоим комплектам прилагалась одна и та же – пара высоких черных ботинок с какими-то нелепыми пряжечками и заклепками по бокам. Представив, как в них, должно быть, будет жарко, Иван невольно поморщился.

Впрочем, выбирать ему опять же не приходилось.

Облачившись в белый комбинезон – тот не имел ни пуговиц, ни «молнии», ни какой-либо иной привычной застежки: края ткани словно срастались, стоило поднести их друг к другу – этот фокус Голицын понял почти сразу, а вот как потом расстегивать – не мог пока и предположить – Иван сунул ноги в ботинки. К его удивлению, те оказались ему точно впору, хотя обычно подобрать удобную обувь было для Голицына задачей не из легких. Ну что же, хоть что-то хорошо. И пока совсем не жарко, кстати!

Переодевшись, Иван вышел в прихожую, где, критически рассматривая себя в высокое зеркало, его уже поджидал Глеб. В такой же, как у Голицына, белой парадной форме он словно сошел с экрана какого-нибудь голливудского супермегаблокбастера типа «Звездных войн» или там «Звездного десанта». Слегка отстранив товарища плечом, Иван ревниво взглянул на собственное отражение. Следовало признать, что он выглядит ничуть не менее импозантно.

– Лепота! – чуть насмешливо проговорил сзади Соколов. – Как специально для нас шили.

– Так, наверное, и было… – предположил Иван.

– Не совсем. Ты заметил, ткань как будто сама подстраивается по фигуре?

Голицын многозначительно кивнул, хотя ни на что подобное внимания не обратил.

– Ну что, пошли, что ли? – спросил он.

– У нас еще почти пять минут, – отозвался Глеб, мельком взглянув на часы. Распустив их по номерам, Гайдуков назначил сбор в коридоре ровно в половине двенадцатого, время местное.

– Рано – не поздно! – махнул рукой Иван. – Пошли!

– Ну что ж, не вижу, почему бы благородным донам не прогуляться туда-сюда по пустому коридору, – пожал плечами Соколов, явно что-то цитируя.

На счет пустого коридора Глеб ошибся: там, возле своей двери, уже топтались Меньшиков и Хохлов. Волшебная форма словно в чем-то уравняла столь неодинаковых по своим габаритам приятелей, по крайней мере, контраст между ними был уже не столь разителен, как раньше. Или, может быть, Иван просто привык к ним и перестал обращать внимание на такие мелочи?

Не прошло и минуты, как к товарищам присоединились Климов и Семак, а еще через пару минут в конце коридора показался и Гайдуков. Он также уже переоделся по местной моде, его белый парадный комбинезон отличался от формы курсантов только небольшими золотистыми нашивками на груди и правом рукаве. В руке кавторанг нес свой привычный «дипломат».

– Ну что, орлы? – весело обратился Гайдуков к ребятам. – Готовы к труду и обороне?

– Так точно! – слаженно рявкнули шесть глоток.

– Но-но, потише, – одернул их кавторанг, – не на плацу. Ну, раз готовы – шагом марш за мной! Командование – то бишь, руководство Школы – уже, небось, ждет.

Командование – оно же руководство – ждало в просторном зале, сидя за длинным, установленным на небольшом возвышении столом. Альгерды – если это, конечно, и в самом деле были они – действительно внешне ничем не отличались от людей. Всего их было семеро. Пятеро – в парадной форме с многочисленными нашивками, двое – в каких-то угловатых серых балахонах – наверное, так у них выглядит гражданская одежда.

Кроме инопланетян, в зале уже было немало землян из стран-участниц межпланетного сотрудничества. Иван сразу же легко узнал японцев и индусов, затем по флажкам на рукавах вычислил австралийцев и европейцев. Китайские курсанты оказались все как один высокорослые, так, словно Поднебесная прислала в Школу свою юношескую сборную по баскетболу. В составе американской делегации, подошедшей в зал последней, было два негра. И еще…

– Смотрите, девчонки! – толкнул Голицына кулаком в бок Генка Семак.

Но Иван уже и сам заметил. Среди курсантов были девушки! Две европейки, по одной – из Китая и США, а у австралийцев – так целых три, ровно половина делегации!

Пашка Хохлов негромко присвистнул.

– Товарищи курсанты, мне определенно начинает здесь нравиться! – чуть приглушенно пробасил Сергей Меньшиков.

– Отставить разговорчики! – шикнул на них Гайдуков.

Вместе с товарищами Иван принялся с любопытством рассматривать девушек-курсантов. Китаяночка, конечно, на любителя, да и ростом, наверное, на добрых полголовы выше Сереги Меньшикова. Кстати, у одной из австралиек тоже явно азиатские корни, но эта, правда, как и положено, миниатюрная и, можно даже сказать, миленькая. Да и две другие вроде вполне ничего… Американка – она американка и есть: ни рыба, ни мясо… А вот на обеих европеек просто без слез не взглянешь: фигуры угловатые даже в этой чудесной форме, а лица с тем же успехом могли бы принадлежать паре породистых скаковых лошадей. Да уж, вырождается, видать, старушка Европа!

Засмотревшись, Голицын не заметил, как со своего места в центре стола поднялся один из альгердов – высокий черноволосый мужчина в белом комбинезоне с самым большим количеством золотистых нашивок – все они даже не поместились у него на левой стороне груди, и трем пришлось искать себе место справа. Лишь его громкий голос, разнесшийся по залу, заставил Ивана резко обернуться в сторону президиума.

– Дорогие коллеги! От имени Альгера приветствую вас в стенах нашей Школы! – можно было поклясться, что инопланетянин говорит по-русски. В голове Голицына даже мелькнул вопрос: а как же тогда его понимают все эти американцы-японцы? Он бросил взгляд на стоящие плотными группками иностранные делегации, но никто из присутствующих не выказывал ни малейших признаков недопонимания. Создавалось впечатление, что каждый слышит выступающего на своем собственном языке!

– Разрешите представиться, – продолжал между тем альгерд. – Меня зовут Шидд, я занимаю должность начальника Школы, мой дворянский титул – нард, мое звание в военно-космических силах Альгерда – аш-марол. Что все это означает, вы узнаете позднее в ходе курса галактиковедения, пока же вам достаточно знать, что обращаться ко мне следует нард Шидд, либо просто аш-марол. Помимо общего руководства Школой, я буду преподавать вам курсы истории Альгера и галактиковедения, в рамках которого вы получите знания о современном политическом, экономическом и социальном положении в обитаемой Галактике, а также о ее основных правовых системах. Справа от меня находится нард Орн, ив-марол военно-космических сил, – сидящий рядом с начальником школы пожилой альгерд слегка наклонил свою седую голову. – Он будет вести курс атмосферного и орбитального пилотирования, а также тактики воздушного и орбитального боя. Следом за ним – анш Жиы, ив-марол военно-космических сил, – еще один альгерд коротко поклонился залу. – Анш Жиы научит вас правильно пользоваться оружием ближнего боя. И, наконец, крайнее правое место за столом занимает нард-кор Доол, его звание аш-сун, специальность – основы звездной навигации и дальняя связь. По левую руку от меня – нард-кор Нивг, ив-сун военно-космических сил, преподаватель основ космической фортификации. Слева от него – нард Флой, наш лингвист, и рядом с ним – нард-кор Швур, психотехник, – альгерды в гражданских балахонах по очереди кивнули. – На втором году обучения добавятся новые предметы, а значит, и новые преподаватели…

Начальник Школы сделал небольшую паузу, переводя дух.

– Как вам, безусловно, известно, в стенах Школы вам предстоит провести неполных пять земных лет. Учебный год разделен на два семестра, в конце первого вас ждут промежуточные, а в конце второго – итоговые курсовые экзамены. Экзаменационная оценка основана не на балльной системе, также нет понятий «удовлетворительно», «хорошо» и тому подобных. Экзамен считается либо сданным, либо нет.

– Зачетная система, – прошептал рядом с Иваном Хохлов. – Халява…

– Это связано с тем, – продолжал тем временем нард Шидд, – что офицер Альгера не может иметь хороших или удовлетворительных знаний. Он либо достоин наивысшей оценки, либо не достоин никакой. Поэтому только отличная подготовка позволит вам успешно преодолеть экзаменационный барьер. Впрочем, другого результата мы от вас и не ждем.

– У-упс, – вновь прошептал Хохлов. – С халявой не сложилось…

– Помимо итоговых экзаменационных оценок в течение года ваши преподаватели будут выставлять вам также текущие оценки – на этот раз выраженные в баллах от одного до десяти. Цель этих оценок двояка. С одной стороны – продемонстрировать вам степень вашей готовности к экзаменам. С другой – поощрить наиболее успевающих курсантов. Баллы, полученные вами в течение семестра, суммируются, и шесть человек, набравшие наибольшую сумму, будут Школой премированы. Приз первого семестра – экскурсионная поездка в один из миров Альгера.

Переждав прокатившуюся по залу волну оживления, начальник Школы продолжил.

– Теперь два слова о сопровождающих, прибывших в Школу вместе с вами. Все они являются должностными лицами Школы – вашими кураторами, им условно присвоено младшее офицерское звание од-сун, о чем свидетельствует специальная нашивка на их форме. С этого момента, разговаривая с ними – даже один на один – вы обязаны использовать именно это официальное обращение. Любое перемещение курсанта по территории Школы за пределами жилой зоны, не связанное прямо с посещением занятий, осуществляется исключительно с ведома соответствующего куратора. Выход за пределы Школы – только по прямому приказу куратора или преподавателя. Впрочем, получение вами такого приказа в течение первого года обучения весьма маловероятно… Что касается собственно занятий, то они начинаются с завтрашнего дня. Расписание и иные необходимые инструкции поступят непосредственно на компьютеры, находящиеся в ваших комнатах…

Нард Шидд помолчал, медленно обводя глазами зал.

– На этом наше с вами знакомство предлагаю считать состоявшимся, – проговорил затем он. – Курсанты могут вернуться в жилую зону. Кураторов прошу задержаться для получения индивидуальных браслетов. Благодарю за внимание.

Начальник Школы чуть заметно кивнул головой и опустился на свое место.

 

4

Лингвист нард Флой, не слишком высокого роста худощавый светловолосый альгерд, пружинящей походкой вошел в учебную аудиторию. На этот раз на нем был не вчерашний угловатый балахон, а свободный светло-зеленого цвета комбинезон без каких-либо украшений или нашивок. Кивнув торопливо вскочившим при его появлении на ноги шестерым курсантам, Флой присел на край широкого преподавательского стола и глухо произнес:

– Гаа. Ши, – сопроводив последний слог плавным движением руки сверху вниз.

Курсанты переглянулись, затем Пашка Хохлов неуверенно опустился на свой стул. Наградой ему послужила едва заметная улыбка преподавателя. Тут уж и остальные курсанты сообразили, что от них требуется, и торопливо расселись по местам.

– Аш-сви, – кивнул лингвист. Его улыбка сделалась чуть шире. – Очень хорошо, – преподаватель внезапно перешел на русский. – Как вы все поняли, я говорил с вами на языке Альгера. Войдя в класс, я приветствовал вас, после чего предложил присаживаться. Юноша справа первым понял меня, – Флой указал рукой на Пашку, – за что получает семь призовых баллов. – Как вас зовут, молодой человек?

– Курсант Хохлов! – выпалил, взметнувшись вверх, тот.

– Аш-сви, Хохлов. Аш-сви по юма. Очень хорошо для начала. Ши.

Пашка сел. Его лицо буквально светилось от самодовольства.

В груди у Ивана слегка кольнуло. Ведь, по большому счету, ясно ж было, что от них хочет преподаватель! Что ему стоило не протормозить – и эти семь призовых баллов были бы его…

– На то, чтобы в совершенстве овладеть языком Альгера, вам отведен всего год, – говорил между тем Флой. – Уже начиная со второго курса все занятия будут вестись только на нем. С учетом того, что непосредственная загрузка базовой информации в ваш мозг нам строго запрещена, задача перед нами стоит не такая уж и простая. Впрочем, нет в ней и ничего невозможного… Расписание составлено таким образом, что встречаться с вами мы будем ежедневно, не исключая выходных и праздников. Так что, как у нас говорят, луи шаран ич юма нош, дословно: «воздадим почести сюзерену – и начнем упорно работать»…

Галактиковедение должно было проводиться в том самом зале, где накануне Начальник Школы держал перед ними речь. Стол президиума за ночь исчез, и на его месте на возвышении теперь одиноко стояло огромное черное кресло, развалившись в котором, нард Шидд наблюдал из-под слегка прикрытых век за постепенно стекающимися в помещение курсантами. Как явствовало из расписания, занятия должны были проходить у трех делегаций одновременно, поэтому Иван не удивился, когда в зале вдруг появились китайцы, а следом за ними – и австралийская шестерка.

Не сговариваясь, национальные делегации выстроились вдоль стен – каждая у своей.

– Проходите в центр зала, – проговорил над Шидд, бросив взгляд на циферблат часов.

Голицын автоматически повторил его жест – на левом запястье Ивана блестел массивный на вид, но в действительности необыкновенно легкий, почти невесомый браслет – точно такой же, как у Начальника Школы – по крайней мере внешне такой же. Помимо часов с привычной земной двенадцатичасовой шкалой, здесь был универсальный хронометр Альгера – как им пользоваться, правда, Голицын пока понятия не имел, – а также магнитный компас, аварийный радиомаяк с пеленгатором, и множество других устройств, в названиях и назначении которых, похоже, путался и сам Гайдуков, выдавший утром браслеты своим курсантам.

– Встаньте внутрь круга, – продолжил давать указания Начальник Школы.

– Ближе, бандерлоги… – прошептал, копируя его тон, Семак.

Иван растерянно огляделся, ища глазами хоть что-то, напоминающее круг, и в следующий момент тот появился: тонкая линия окружности высветилась прямо на полу. Сделав несколько шагов, Голицын пересек ее и первым занял указанное преподавателем место. Никаких поощрений, впрочем, за этим не последовало.

Иван вздохнул. После урока языка он оставался единственным в шестерке, кто еще не имел призовых баллов. Однако и на этот раз проявленное рвение не принесло ему ничего, кроме саркастических ухмылок товарищей.

Наконец все восемнадцать курсантов собрались в центре зала. Нард Шидд неспешно поднялся со своего кресла. В кулаке у него был зажат какой-то миниатюрный приборчик – не больше трубы мобильного телефона.

– Прошу внимания! – проговорил Начальник Школы. – Мы начинаем!

Что-то резко щелкнуло, и освещение в зале погасло. Кто-то негромко вскрикнул. Иван втянул голову в плечи.

В следующую секунду в глаза ему ударил яркий свет. Голицын зажмурился, а когда открыл глаза, обнаружил себя стоящим на круглой, ничем не огороженной площадке, вознесенной на многие сотни метров над поверхностью земли. Впрочем, Земли ли? Определенно, нет! Раскинувшийся у их ног город даже отдаленно не напоминал родную Землю.

Иван словно завис над исполинской, сверкающей бриллиантами, рубинами и изумрудами старинной императорской короной. Ее переливающиеся в ярких лучах солнца драгоценные камни и самоцветы были гигантскими зданиями, украшенные финифтью золотые пластины – площадями и перекрестками, ажурная филигрань – хитросплетением улиц и путепроводов. Сходство довершали пересекающие город от края до края две жемчужные нити, расходящиеся в середине и почти смыкающиеся на концах – каково их урбанистическое значение, Голицын не представлял.

Завороженный открывшимся ему зрелищем, Иван так и замер на краю площадки, пока чья-то крепкая рука резко не отдернула его назад. Остальные курсанты уже сгрудились в центре, стараясь как можно дальше отодвинуться от распростершейся вокруг бездны. Глаза большинства горели не столько восхищением, сколько страхом.

– Прям «Матрица»… – выдохнул кто-то из русских – Иван не понял, кто, настолько искаженно прозвучал голос. – Добро пожаловать в реальный мир…

– Добро пожаловать в Альгер! – Метрах в пяти слева, чуть выше их собственной, появилась еще одна круглая площадка, поменьше, на которой в непринужденной позе возвышался нард Шидд. Она висела прямо в воздухе, и Голицыну было хорошо видно ее гладкое металлическое дно. – Перед вами – один из городов материнской системы сообщества. Она не является столицей сообщества в привычном вам смысле этого слова – на настоящий момент Альгер состоит из десяти тысяч ста тридцати трех обитаемых планет, не считая планет-кандидатов и планет-сотрудников, степень интеграции которых в сообщество разнится в каждом конкретном случае, – и руководить такой махиной из одной звездной системы невозможно, да, в общем-то, и нецелесообразно. Поэтому управление в Альгерде в значительной степени децентрализовано. Материнская же система в настоящее время представляет собой своего рода культурный маяк, влияние которого на остальное сообщество носит не административный, а, скажем так, ценностный характер. Тем не менее, Альгер отнюдь не является каким-то аморфным образованием. Внутреннее управление в сообществе идеально отлажено, и позволяет нам успешно решать все возникающие на нашем пути проблемы – в том числе отражать военные угрозы. Все это вам предстоит подробно изучить в ходе нашего курса. А сейчас просто продолжим наше знакомство с материнской системой Альгера. Первый пункт нашей виртуальной экскурсии – Дворец Нации. Прошу!

Площадка под ногами курсантов слегка качнулась и камнем устремилась вниз – прямо к одной из растущих на глазах жемчужин.

– На первый раз можете закрыть глаза! – голос Начальника Школы догнал душу Ивана уже где-то в районе пяток. Состояние остальных курсантов, впрочем, было, кажется, ничуть не более завидным. – Потом привыкнете…

Нард-кор Швур, преподаватель-психотехник, царствовал на одном из самых глубоких подземных уровней Школы среди затемненных извилистых коридоров, низких потолков и жужжащей, перемигивающейся разноцветными лампочками загадочной аппаратуры. На вид ему можно было бы дать лет пятьдесят – если только, конечно, земной возраст хоть как-то соотносим с жизненным циклом альгердов. По своим владениям нард-кор передвигался бесшумно, почти крадучись, из-за чего создавалось впечатление, что в любой момент психотехник может появиться у вас за спиной – как оно, впрочем, нередко и оказывалось.

– В современной войне окончательную победу одерживает не тот, у кого многочисленнее армия, – голос преподавателя, эхом отражающийся от стен и потолка, шел как будто сразу с нескольких сторон, – и даже не тот, у кого лучше вооружение, хотя все это, разумеется, немаловажно. Но что толку в полках и флотах, если их командир вдруг переметнется на сторону врага? Что толку в дальнобойной космической артиллерии, если орудийный расчет охвачен паникой или впал в депрессию? А преподнести противнику все эти сюрпризы для современной психотехнологии – не такая уж сложная задача. Поэтому, не забывая обо всем прочем, Альгер должен защитить своих офицеров от такого рода скрытой атаки противника, а также дать им в руки оружие, позволяющее успешно контратаковать.

Нард-кор Швур на мгновение появился в освещенном проходе и тут же вновь скрылся в темноте.

– Итак, какую же защиту должен иметь офицер Альгера? Во-первых, он обязан уметь распознать враждебное проникновение в его сознание на самой ранней его стадии, а распознав, надежно его блокировать. Для этого существуют специальные техники, которыми вам предстоит овладеть. Но как быть, если враг все-таки преуспеет в своих замыслах? Что делать, к примеру, офицеру, попавшему в плен, когда он оказывается полностью во власти противника и взлом его самой надежной ментальной защиты – лишь вопрос времени? Когда враг способен прочесть его память – со всеми хранящимися в ней военными секретами – словно открытую книгу, и более того – записать на ее место любую иную, выгодную себе информацию? Как, по-вашему, что в этом случае следует делать? – голос преподавателя зазвучал прямо над ухом Ивана и Голицын понял, что психотехник обращается именно к нему.

– Я могу лишь предположить, нард-кор Швур… – выговорил он, поспешно вытянувшись по стойке смирно. – Очевидно, существует способ отключить сознание…

– Безусловно, существует! – перебил его преподаватель. – Но в пяти случаях из шести это будет означать необратимую утрату личности. Иными словами – психотехническое самоубийство. Да будет вам известно, культура Альгера самоубийство категорически не приемлет. Итак, очертим задачу. Память офицера должна стать недоступна для противника, однако восстановима для своих. Какие варианты решения?

– Ну… – Голицын замялся.

– Может быть, какой-нибудь код? – подал откуда-то из полумрака голос Глеб. – Заранее предусмотренный пароль?..

– Пароль?! – преподаватель аж подскочил на месте. – Кто это сказал?

– Курсант Соколов!

– Десять призовых баллов курсанту Соколову! Пароль! Гениально! Именно по этому пути и пошла практика, – судя по звуку шагов, нард-кор принялся нарезать круги вокруг Глеба. – Каждый офицер получает индивидуальный пароль. Обычно это какое-то бессмысленное звукосочетание либо неупотребимая фраза, например, навр гулу ош – «зеленый еж на снегу» на языке Альгера. Самому офицеру пароль неизвестен, не знают таковой и его сослуживцы, включая командование – иначе вероятность утечки многократно бы возрастала. Но в случае необходимости пароль запрашивается в специальной базе и может быть применен – в том числе в полевых условиях, без использования какого бы то ни было оборудования. Все ясно? – преподаватель вновь навис над ухом Ивана, словно, по его мнению, Голицын был единственный из присутствующих, кому могло быть что-то неясно.

– Так точно, – буркнул тот.

– У кого есть какие-нибудь вопросы по этой части занятия? – спросил психотехник, продолжая торчать рядом с Голицыным.

Вопросы у Ивана были, но дабы окончательно не опозориться, он решил быть нем, как партизан на допросе.

– Разрешите, нард-кор Швур? – в отличие от Голицына, Генка Семак подобными комплексами не страдал.

– Да, курсант.

– А нам тоже присвоят такие пароли?

– Присвоят? – переспросил, словно задумавшись о чем-то своем психотехник. – Нет, конечно. Не присвоят. А уже присвоили. Или чем, по-вашему, я тут все это время по углам занимаюсь?

 

5

В отличие от завтрака и обеда, проходивших в узком кругу национальных делегаций, ужин в Школе был задуман как событие масштабное, своего рода официальное подведение итогов прожитого дня. В большом круглом зале были сервированы девять столов – два на семь мест, остальные – на шесть. Первый предназначался для преподавателей Школы, второй – для кураторов, остальные – для курсантов.

Три стола – преподавательский, кураторский и один из курсантских – были накрыты красными атласными скатертями и плотно заставлены всевозможными блюдами. На шести других кроме белых накрахмаленных салфеток и аккуратных металлических табличек с номерами, ничего не было.

Взяв в руки пластиковый поднос, Иван встал в конец небольшой очереди, выстроившейся перед прилавком у стены, куда по пологому желобку одна за другой скользили закрытые прозрачными крышечками тарелки, наполненные чем-то, напоминающим по виду плов. Курсанты брали себе по одной, после чего направлялись к следующему прилавку, где, отстояв еще одну короткую очередь, получали стакан с напитком и столовые приборы.

Проделав все эти нехитрые действия, Голицын обернулся лицом к залу. Его товарищи уже заняли свои места. Причем двое – Глеб и Пашка – сидели за привилегированным красным столом. Иван вздохнул: ему сегодня такое не светило.

Места за ужином – за исключением, разумеется, преподавательских и кураторских – распределялись согласно указаниям большого табло на стене. Атласная скатерть и изысканные блюда полагались шестерым курсантам, имевшим в своем активе наибольшее количество призовых баллов. По этому показателю Соколов и Хохлов сегодня были в лидерах – и не только в российской делегации, но и во всей Школе. Также, согласно табло, в почетную шестерку по итогам первого учебного дня попали два китайца, американка и японец.

Найдя на табло свою фамилию – в самом конце списка – Иван обреченно поплелся к дальнему столику, где уже сидели два других неудачника, судя по нашивкам – американец и европеец.

– Ну, типа, гуд ивнинг, – буркнул он, ставя поднос на стол. Английский он знал не то, чтобы хорошо, но кое-как объясниться бы смог, да вот только разговаривать ему сейчас совершенно не хотелось.

Сидящие за столом курсанты молча кивнули и вновь уткнули глаза в свои тарелки – судя по всему, они сегодня тоже были не в настроении болтать. К еде, впрочем, тоже пока никто не приступал.

Постепенно ресторанный зал заполнялся. Не прошло и минуты, как за их столик подсел насупленный японец, а следом за ним – угрюмый индус, с такой силой швырнувший свой поднос, что едва не снес им тарелку представителя Страны Восходящего Солнца. Потомок самураев стрельнул в его сторону бешеным взглядом, но ничего не сказал.

Последнее место – справа от Ивана – долго оставалось свободным, но когда Голицын уже было решил, что на него сегодня так никто и не явится, на стол опустился еще один поднос.

– Привет лузерам! – звонкий голосок говорил по-английски.

Индус неразборчиво выругался, японец резко выпрямил спину, словно проглотил вдруг ручку от швабры, европеец с американцем вспыхнули. Один лишь Иван прореагировал спокойно – сосредоточившись на переводе смысла услышанного, он просто не успел воспринять это как обиду.

Голицын обернулся: рядом с ним стояла девушка-австралийка, одна из тех, на кого он обратил внимание вчера в зале. Ее светлые, слегка вьющиеся волосы были собраны сзади в пышный хвост, в чуть прищуренных зеленых глазах горели озорные огоньки, на тонких губах играла улыбка.

– Да ладно вам! – девушка, похоже, наслаждалась произведенным впечатлением. – Сегодня мы, завтра – другие, – она грациозно скользнула за стол. – Семестр же только начался – баллов на всех хватит!

– Ну-ну… – хмыкнул американец.

– Меня зовут Эмма Маклеуд, – продолжила австралийка прежде, чем Иван успел составить в уме какую-нибудь ответную фразу. – Я из Мельбурна. А вы кто, товарищи по несчастью?

– А тебе-то что? – буркнул его сосед-европеец.

Но тут уже нашелся Иван.

– Я – Иван Голицын! – выпалил он. – Из Москвы.

– Очень приятно, Иван! – Эмма протянула руку так, что Голицыну ничего больше не оставалось, как только пожать ее.

– Мицуо Танака, Нагасаки, – выдохнул сквозь плотно сжатые губы японец и также удостоился рукопожатия.

Индус оказался Сурендранатхом Наороджи – впрочем, Иван не был уверен, что правильно расслышал имя, и уж тем более не надеялся его запомнить или повторить, американец – Джеймсом Грантом, представившийся последним европеец – немцем Куртом Фрицем.

– Не стоит унывать! – заявила австралийка, когда их знакомство, наконец, состоялось. – Первый день – совсем не показательный. И потом, главное ведь не то, кто сидит там сегодня, – она кивнула в сторону привилегированного стола. – Главное – кто там окажется в последний вечер семестра. Так почему бы это не быть нам с вами?

– Так ведь теперь у этих ребят фора! – вкрадчивым голосом, каким обычно разговаривают с безнадежно больными, заметил Джеймс Грант.

– Фора?! Какие-то жалкие десять-двадцать баллов ты называешь форой?!

– Жалкие они или нет, но у них они есть, а у нас – шиш! – бросил американец.

– Будут и у нас! – в голосе Эммы звучала непоколебимая уверенность. – Я вот считаю…

Однако узнать, что именно считает австралийка, Ивану так и не удалось, потому что как раз в этот момент огромные двери зала широко распахнулись и на пороге появился нард Шидд во главе колонны из Преподавателей Школы и кураторов национальных делегаций. Взоры всех присутствующих немедленно обратились на вошедших, и даже Эмма сочла за благо на время прикусить свой бойкий язычок.

Чинно проследовав через зал, руководство разместилось за предназначенными для них столами – все, кроме Начальника Школы, оставшегося стоять лицом к залу. Похоже было, что нард Шидд вновь собирается держать речь.

– Курсанты! – Догадка Ивана на этот счет благополучно подтвердилась. – От имени Школы поздравляю вас с завершением вашего первого учебного дня! – торжественно провозгласил альгерд. – Первого, а потому, наверное, самого трудного. Давайте все вместе поприветствуем тех из вас, кто успешнее всех сумел эти трудности преодолеть. Лучших из вас на сегодня, – широким жестом он указал на привилегированный стол. – Это курсанты Глеб Соколов, Павел Хохлов, Чан Бяо, Джулия Куин, Чжу Пэн и Исао Накатани!

Преподаватели Школы поднялись из-за стола. Их примеру немедленно последовали кураторы, а затем и курсанты. Сразу в нескольких местах раздались неуверенные хлопки, но, не получив поддержки со стороны руководства, быстро сошли на нет.

– Прошу садиться! – проговорил нард Шидд.

Курсанты задвигали стульями.

– Хорошо приветствие! – вполголоса проговорила Эмма Маклеуд. – Больше на поминовение погибших смахивает…

Эта же мысль пришла в голову и Ивану. Впрочем, что тут скажешь – инопланетная традиция!

– Прошу приступить к ужину! – в последний раз за этот вечер разнесся по залу голос Начальника Школы.

Второго приглашения никому не потребовалось. Особенно усердно орудовал вилками стол, за которым сидел Иван – как отстающим, после еды им еще предстояло наводить порядок в ресторанном зале.

– Ну что же, подведем первые итоги, – произнес кавторанг Гайдуков, когда последний из его подопечных – им, разумеется, был Иван, вынужденный исполнять обязанности дежурного по ресторанному залу – вошел в его номер. – Должен сказать, что для первого дня неплохо. Совсем неплохо. Сразу у двоих – лидерство в личном зачете. Поздравляю, товарищи курсанты! – Он подошел к Глебу и Пашке и пожал им руки.

– Служим России! – отозвались те.

– Теперь о вещах несколько менее приятных, – проговорил, резко помрачнев, куратор. – В неофициальном командном зачете мы лишь третьи…

– Прошу прощения, товарищ начальник курса… – поднял руку Меньшиков.

– Од-сун, – резко поправил его Гайдуков.

– Что? – не понял Сергей.

– Од-сун. Альгерское военное звание. Вы что, не слышали, что вчера говорил начальник Школы, курсант Меньшиков?

– Я… Это… – замялся тот.

– «Это»! – передразнил его кавторанг. – Кто из вас поможет товарищу? Да, Семак, – кивнул он в ответ на поднятую Генкой руку.

– Начальник Школы сообщил, что вам присвоено звание од-сун, и распорядился использовать именно его при обращении к вам, – отчеканил выпускник суворовского училища.

– Молодец, Семак, – похвалил кадета Гайдуков. – Так бы и отсыпал вам от щедрот с десяток призовых баллов – жаль, не имею права, – развел он руками и улыбнулся, давая понять, что шутит. – Вам ясно, курсант Соколов?

– Так точно, тов… од-сун! – рявкнул Глеб.

– Тогда задавайте свой вопрос, – дозволил кавторанг.

– Т… Од-сун, что за командный зачет? И почему неофициальный?

– Отвечаю. Неофициальный – потому, что руководством Школы не поддерживается и не признается. Но это не мешает каждой делегации скрупулезно суммировать набранные их курсантами очки. Как на Олимпиаде: соревнуются, побеждают и награждаются отдельные спортсмены, но каждый день сообщается, у какой из стран больше золотых медалей. Это вопрос национального престижа. Почему, по-вашему, здесь у нас должно быть как-то иначе?

Судя по всему, Глеб не нашелся, что ответить.

– Так вот, – продолжал Гайдуков, – несмотря на ваше первое место, Соколов, общее число очков, набранных делегациями Китая и США, больше, чем у нас. Так не пойдет! – кавторанг внезапно резко повернулся к Ивану. – Я ясно выражаюсь, курсант Голицын?

– Так точно, това… од-сун! – устало кивнул Иван.

– Не слышу уверенности в голосе! – заявил Гайдуков. – И энтузиазма на лице! Нет, курсант Голицын, с таким настроем так вам и оставаться вечным дежурным по кухне!

Послышалась пара вялых смешков.

Потупившись, Иван промолчал.

– Что, Голицын, воды в рот набрали? – продолжал наседать на него кавторанг. – Запомните – это, кстати, всех касается, – он повернулся к остальным. – Мое подразделение всегда лучшее! Так было и на Северном Флоте, и потом в контрразведке… Никаких исключений! И уж тем более не можем мы позволить опередить нас представителям потенциального противника – то бишь, я хотел сказать, стратегического партнера, – быстро поправился он, но Ивану сразу же подумалось, что оговорка допущена Гайдуковым намеренно. – Мы будем первыми в командном зачете – или вообще не имело смысла приезжать в эту Школу. Всем ясно?

– Так точно! – послышалось со всех сторон.

– Вам ясно, Голицын? – вновь повернулся к Ивану кавторанг.

– Так точно! – тот постарался вложить в ответ весь доступный ему энтузиазм.

– То-то же! – удовлетворенно заключил куратор. – Мы покажем им всем – и китайцам, и американцам, и пришельцам этим чертовым, – на что способны Россия и русские офицеры! Пусть пока лишь будущие офицеры… Ну и, совмещая приятное с полезным, получим приз по итогам семестра.

– Только ведь это… Од-сун… Что касается приза… От Школы ж всего шесть человек полетят! – не удержался от замечания Пашка Хохлов.

– Какие проблемы? По-моему, вас здесь у меня как раз шестеро, – невозмутимо отрезал кавторанг.

 

6

Свои первые призовые баллы Иван заработал уже на следующий день – на первом уроке по пилотированию.

Прежде чем приступить к занятиям, нард Орн, пожилой альгерд с мощным орлиным носом и пышной гривой серебристо-седых волос на голове, разбил курсантов на пары.

– Стандартный экипаж универсального планетарного катера «Эльметаш» состоит из двух человек, – хрипло проговорил ив-марол военно-космических сил. – Командиром экипажа является первый пилот. В штатном режиме он непосредственно осуществляет пилотирование. Сфера ответственности второго пилота – навигационное оборудование и бортовое вооружение. Также он должен быть готов в случае необходимости подменить первого пилота и принять управление катером на себя. Соответственно, при утрате вторым пилотом боеспособности первый обязан взять на себя осуществление его функций. Таким образом, первый и второй пилоты полностью взаимозаменяемы, и выход одного из них из строя не является препятствием для выполнения боевой задачи, хотя, конечно, и может создать определенные трудности.

Преподаватель окинул курсантов внимательным взглядом, словно пытаясь понять по сосредоточенным лицам, достаточно ли доходчиво он излагает, и продолжил:

– Сейчас вы займете места на тренажерах, имитирующих кабину «Эльметаша». Кресло справа – для первого пилота, кресло слева – для второго. Как вы убедитесь, помимо взаимного расположения места экипажа ничем друг от друга не отличаются. Итак, прошу вас!

В трех из четырех стен кабинета бесшумно раскрылись высокие раздвижные двери, и взору курсантов предстали тесные пилотские кабины – как если бы они вдруг заглянули из салона пассажирского самолета в гости к ведущим лайнер летчикам. Летчиков, правда, на месте не оказалось – лишь две высокие спинки пустых кресел, а за ними – экраны, шкалы приборов, какие-то лампочки, кнопочки, рычажки… От всего этого многообразия у Голицына сразу же пошла кругом голова. Он нерешительно оглянулся на Глеба, в паре с которым ему предстояло работать.

– Ну что, пошли, что ли? – тоже как-то не слишком уверенно подтолкнул его в спину Соколов.

Кивнув, Иван сделал несколько шагов вперед и, обогнув по узкому проходу левое кресло, занял место второго пилота. Через пару секунд на место справа сел его товарищ.

Широкие гибкие ремни выползли из подлокотников и плотно обхватили туловище и ноги Голицына, накрепко припечатав их к креслу. Иван попробовал пошевелиться, и убедился, что в его власти остались только руки, шея и в какой-то мере – ступни ног.

Тем временем двери сзади с тихим хлопком закрылись, и в правом нижнем углу приборной доски загорелся небольшой экран. С него на новоявленных пилотов смотрел нард Орн.

– Ваш катер готов к взлету, – проговорил преподаватель, окинув быстрым взглядом кабину. Первый пилот, включите обзорные экраны. Для этого вам необходимо дотронуться пальцем до горизонтальной зеленой панельки прямо перед вами.

Протянув руку, Глеб сделал то, что ему велел ив-марол, и тут же экраны перед их глазами ожили. На двух самых больших, расположенных прямо перед глазами курсантов, появилось изображение желто-красной пустыни, тут и там усеянной отвесными серо-коричневыми скалами. Несколько экранчиков поменьше демонстрировали примерно тот же вид, но в других ракурсах. На продолговатом экране под самым потолком синело ясное осеннее небо.

– Это что, Марс, что ли? – выдохнул Иван.

– Ага, Марс. Еще скажи – «Сникерс»! – хмыкнул Соколов. – Это наш родной штат Юта.

– Давно породнились? – буркнул Голицын, пытаясь за сарказмом спрятать неловкость за очередную нелепую ошибку.

– Отставить разговоры, курсанты! – прикрикнул с экрана нард Орн. – Первый пилот, запустить двигатели! Третья, четвертая и пятая кнопки в нижнем ряду напротив вашей левой руки. Обычно нажимаются одновременно указательным, средним и безымянным пальцами.

Исполняя указание преподавателя, Глеб стукнул пальцами по кнопкам. Ничего не произошло. Нахмурившись, Соколов надавил на кнопки еще раз – сильнее.

– Отставить, курсант! – вмешался немедленно нард Орн.

Глеб поспешно отдернул руку.

– Разве был приказ о двойном нажатии на кнопки? – задал вопрос преподаватель.

– Никак нет, ив-марол!

– Зачем тогда вы нажали второй раз, курсант?

– После первого нажатия я не обнаружил никакого результата, ив-марол! – Соколов уже пришел в себя и отвечал четко и уверенно. Иван невольно позавидовал собранности товарища. – Я решил, что недостаточно сильно нажал на кнопку!

– А какой результат вы ожидали получить, курсант? – поинтересовался преподаватель.

– Ну… там, шум двигателя, к примеру.

– Крейсерская скорость катера «Эльметаш» в атмосфере приближается к двадцати тысячам километров в час, – назидательно проговорил нард Орн. – Надежная звукоизоляция – необходимое условие нормальной работы пилотов. Вы не услышите шума ваших двигателей, курсант – если, конечно, специально не активируете внешние микрофоны. При этом, разумеется, вся необходимая вам информация имеется на приборной панели. Как только вы осуществили запуск двигателей, под вашим основным обзорным экраном зажглись три голубые лампочки. Видите их?

– Так точно! – доложил Глеб.

Теперь и Иван заметил три крохотных огонька, светящиеся на панели. Впрочем, он не был уверен, что их не было там до того, как Соколов дотронулся пальцами до тех пресловутых кнопок.

– Повторное нажатие на кнопки запуска двигателей не причинит никакого вреда, – продолжал преподаватель. – Однако для такой сложной машины, как «Эльметаш», это скорее исключение, нежели правило. Другие ошибки при пилотировании куда менее безобидны. Учтите это на будущее, курсант.

– Да, ив-марол! – пробормотал Глеб.

– Теперь протяните вперед правую руку и возьмите из гнезда ручку управления полетом, – распорядился нард Орн.

Сделав, как он велел, Соколов ухватился пальцами за короткую черную рукоять с маленькими кнопочками наверху, отдаленно напоминающую джойстик от электронной игровой приставки. И прежде, чем Иван успел подумать, как неудобно она расположена относительно пилота, ручка легко выскочила из своего гнезда, оставшись у Соколова в кулаке. Несколько секунд Глеб непонимающе смотрел на оторвавшуюся деталь, затем поднял глаза на преподавателя на экране.

– Прошу прощения, ив-марол! Она, кажется, сломана! – пролепетал он.

– Сломана? – удивился нард Орн. – С чего вы это взяли, курсант?

Вместо ответа Соколов продемонстрировал ему оторванный джойстик.

– И что? – на лице преподавателя мелькнула тень недоумения.

– Э… Это так и должно быть, ив-марол?

– У вас в руке ручка управления полетом, – нард Орн то ли не понял, то ли сделал вид, что не понял причину удивления своего курсанта. – Возьмитесь за нее поудобнее, большой палец положите сверху на трекбол. – Из вершины рукояти действительно торчал небольшой шарик. – Готовы?

– Так точно, ив-марол, – доложил, чуть помедлив, Глеб.

– Основное направление движения катера определяется положением ручки управления. Вспомогательные маневры осуществляются путем манипулирования трекболом. Скорость регулируется кнопками, которые при правильном хвате должны оказаться у вас под указательным и средним пальцем. Верхняя – ускорение, нижняя – торможение. Постарайтесь не перепутать. Назначение остальных кнопок на данном этапе вам знать не нужно. Итак, первый пилот, попробуйте осуществить взлет. Для этого наклоните ручку управления немного на себя, одновременно слегка надавив указательным пальцем на верхнюю кнопку. Большой палец держите наготове, но трекбол пока не трогайте… А теперь – взлет! – скомандовал он.

Упершись сосредоточенным взглядом на джойстик, Соколов немного наклонил его, и внезапно кабина резко вздрогнула. Доли секунды – и скалы на обзорном экране нырнули куда-то вниз, уступив место синеве неба.

– Слишком быстро, – бесстрастно прокомментировал с экрана преподаватель. – Первый пилот, сбросьте скорость и выровняйте машину!

Иван не понял, что именно сделал с катером Глеб, но в следующий момент кабина качнулась, и земля вновь вернулась на экраны – появившись откуда-то снизу и сбоку. Она стремительно приближалась.

– Тормози! – крикнул товарищу Голицын.

Но совет запоздал. Раздался оглушительный грохот, заставивший Ивана вжать голову в плечи, и экраны катера погасли – за исключением того, с которого на опростоволосившегося курсанта смотрел нард Орн.

– Вы разбились, первый пилот, – невозмутимо, словно и не ожидал ничего другого, проговорил тот. – Слишком резкий взлет, затем недопустимо крутой разворот, к тому же вам не удалось удержать катер в горизонтальной плоскости. Надеюсь, в следующий раз у вас получится лучше. А теперь передайте управление второму пилоту.

– Есть, ив-марол, – пробормотал Глеб, протягивая джойстик Ивану. Было заметно, что Соколов еще не отошел от пережитой аварии – пусть и виртуальной.

– Отставить, первый пилот!

Руки Голицына и Соколова замерла на полпути друг к другу.

– У второго пилота имеется собственная ручка управления. Верните свою на место, и, как командир экипажа, дайте второму пилоту приказ принять управление на себя.

– Да, ив-марол, – понял, наконец, что от него требуется, Глеб. – Второй пилот, примите на себя управление катером! – четко распорядился он.

– Есть… командир! – судя по тому, что замечания не последовало, ответ Ивана был верный.

Скосив глаза на изображение преподавателя, Голицын протянул руку к джойстику, как вдруг заметил, что его товарищ внезапно резко дернулся в своем кресле.

– Экраны! – одними губами с нажимом произнес Соколов.

– Так точно! – плавно изменив направление движения руки – словно это и было его первоначальным намерением – Иван подключил обзорные экраны. Судя по изображению пустыни на них, устроенная Глебом катастрофа никак не отразилась ни на катере, ни на окружающей местности. Левая рука Голицына метнулась к кнопкам стартера, но в миллиметре от них пальцы остановились. Насколько он помнил, в случае с Глебом на каждое действие требовалось указание преподавателя. Однако на этот раз нард Орн пока хранил молчание.

– Разрешите запуск двигателей? – счел за благо запросить Иван, умышленно не акцентируя, обращается ли он к командиру экипажа или же к преподавателю.

– Запуск двигателя и взлет разрешаю! – откликнулся нард Орн прежде, чем успел среагировать Соколов. Ивану показалось, что на лице преподавателя отразилось удовлетворение его, Голицына, действиями. Значит, вопрос был задан верно.

– Есть, ив-марол!

Воодушевившись, Иван щелкнул пальцами по кнопкам и взял в правую руку джойстик. Рукоять удобно лежала в кулаке. Уперев локоть себе в бедро, чтобы уменьшить предательскую дрожь, внезапно охватившую руку, Голицын немного накренил кулак и едва заметно тронул указательным пальцем кнопку ускорения.

Кресло под ним дернулось – впрочем, не так сильно, как вышло в предыдущий раз у Глеба – и земля на экране сменилась небом.

– Неплохо, второй пилот, – проговорил нард Орн. – Хотя и резковато на старте. Выравнивайте машину.

Со всей возможной осторожностью Иван качнул кулак с джойстиком немного вперед. На обзорный экран тут же вернулась земля, но вела она себя спокойно, навстречу не кидалась, оставаясь где-то далеко внизу. Именно далеко – по самым грубым прикидкам, катер должен был находиться над землей на высоте не менее километра.

Голицын коротко стрельнул глазами на приборную панель. Где-то здесь наверняка имелась шкала, отражающая параметры полета – высоту, скорость и – что там еще может быть важно для пилотирования? Но где искать эти данные, Голицын не знал, и поспешил вернуть взгляд на обзорный экран.

– Неплохо, второй пилот, – повторил тем временем преподаватель. – Можете считать, что пять призовых баллов вы заработали. Если хотите добавить к ним еще столько же – осуществите разворот и попробуйте посадить катер – не обязательно в то же место, откуда взлетали, просто посадите его на поверхность. Как именно манипулировать с ручкой управления, я вам подсказывать не стану – вы сами должны почувствовать машину. Приступайте, курсант.

Гм, легко сказать, приступайте. Как же его развернуть-то? Иван попробовал немного наклонить джойстик влево. Катер откликнулся незамедлительно – но не совсем так, как рассчитывал его неопытный пилот: направление движения машины действительно изменилось, но сам катер и не думал разворачиваться, несясь теперь полубоком. Хмыкнув, Голицын вернул машину на прежнюю траекторию и попробовал сделать такой же маневр, но в противоположную сторону – с аналогичным результатом.

Иван нахмурился. Может, этот катер вообще не способен разворачиваться? Может быть, для того, чтобы вернуться, он должен двигаться задом? На крайний случай, можно будет попробовать и так, но пока что-то удерживало молодого пилота от этого хитрого маневра. Больно уж неестественно он бы выглядел. Вряд ли нард Орн имел в виду именно это, когда говорил, что ему следует почувствовать машину…

Тем временем, рука, сжимавшая джойстик, начинала уже уставать от постоянного напряжения. Да еще этот большой палец, нелепо отогнутый кверху… Голицын бросил взгляд на свой сжимающий ручку управления кулак. Стоп! Большой палец служит для манипуляций с трекболом! Не иначе, секрет управления катером кроется именно здесь!

Касаться шарика пальцем было страшно: пока все складывалось довольно гладко – долго ли испортить, но Иван поспешил отогнать эту мысль прочь. В конце концов, пять призовых баллов у него и так в кармане, их нард Орн уже не отберет. Глебу-то, вон, и того не досталось – а он ведь у нас не кто-нибудь – лидер в индивидуальном зачете! А раз на кону стоят еще пять, придется рискнуть.

Поборов дрожь в руке, Голицын положил большой палец на трекбол и едва заметно шевельнул шарик. Катер послушно принялся заворачивать влево и чуть вниз. Вниз?! Вниз нам не надо! Иван поспешно подал шарик обратно, но второпях не рассчитал усилие, и машина устремилась в небеса. Но это уже было неважно. Теперь Голицын не сомневался, что справится с катером. Наверное, это и было то самое «чувство» машины, о котором говорил нард Орн.

Выровняв полет, Иван заложил лихой вираж – аж самому понравилось – и лег на обратный курс. Откуда именно они взлетели, он понятия не имел, но ведь преподаватель сказал, что достаточно будет просто посадить катер на землю! Плавно отведя ручку управления от себя, Голицын направил машину к поверхности…

Посадка получилась жестковатой – он немного не рассчитал скорость, но все же в последний момент сумел скомпенсировать ее излишек лихорадочным движением трекбола. В считанных метрах от земли катер, извернувшись, встал на дыбы, замер на мгновение, словно не решаясь, стоит ли продолжить полет или все-таки лучше совершить посадку, и все-таки плюхнулся брюхом на поверхность. А, может быть, и не брюхом – должны же у него там быть какие-нибудь опоры-амортизаторы? На картинках, вроде, были…

И все же удар получился довольно чувствительным, что, в конечном итоге, стоило Ивану одного балла: к имеющимся пяти нард Орн добавил всего четыре. Впрочем, Голицын и без того был без ума от счастья. Шутка ли – девять баллов! Его первые девять баллов!

Одна лишь мысль не то чтобы огорчала Ивана, но как-то странно поскребывала где-то в глубине сознания: а ведь из-за этих призовых баллов они с Эммой Маклеуд окажутся сегодня за ужином за разными столами…

 

7

Анш Жиы внешне довольно сильно отличался от прочих преподавателей Школы. Его кожа была намного темнее – не негр, конечно, но по меньшей мере за мулата ив-марол военно-космических сил Альгера вполне бы сошел, череп – наголо, до блеска обрит (или лыс?), на лице также никакого намека на растительность – ни бровей, ни, кажется, даже ресниц, не говоря уже об усах или бороде, и при всем при этом – минимум мимики, из-за чего казалось, что это и не живое лицо вовсе, а какая-то резиновая маска.

За это Иван сразу же окрестил про себя преподавателя Фантомасом.

Класс для занятий стрелковой подготовкой, служивший логовом Фантомаса, представлял собой нечто среднее между большим тиром и маленьким полигоном. Многочисленные перегородки – некоторые высотой едва по пояс, другие – до плеч, третьи – намного выше человеческого роста, четвертые – с разного рода окошками или отверстиями – превращали его в замысловатый лабиринт. Справа и слева от входа находились что-то вроде двух огневых рубежей, правда, без мишеней. У самой двери располагался высокий пульт, за которым, как за преподавательским столом, и восседал анш Жиы.

– Похоже на площадку для кью-зара, – прошептал себе под нос Пашка Хохлов, едва войдя в класс.

– Для чего? – так же тихо переспросил его Семак.

– Кью-зар, деревня! Игра такая, типа лазерного пейнтбола, – ответил за товарища Меньшиков. – Прикольно. Мы с пацанами часто играли.

– А, игра… – с деланным разочарованием протянул Генка. – Не, я в кадетке в такие игры наигрался!

Иван еще раз оглядел лабиринт. Да, Пашка прав, в самом деле похоже. В кью-зар, или, как у них было принято говорить, «квазар», он играл целых два раза – оба на дне рождения Влада, родители которого арендовали для сына и его друзей площадку в одном из московских развлекательных центров. Делетесь на две команды, надеваете специальный жилет, к которому на проводочке привешен световой автомат – и вперед, на штурм вражеской базы. Этакая игра в войнушку поколения высоких технологий. Куча впечатлений.

Тем временем Фантомас поднялся из-за своего пульта и неспешной походкой приблизился к курсантам. Разговоры немедленно стихли.

Не дойдя до своих новых учеников пару шагов, преподаватель остановился.

– Ну что ж, добро пожаловать в военно-космические силы Альгера! – как-то нехотя проговорил он, словно в глубине души сомневаясь, действительно ли достойны его собеседники этого приглашения. – Меня зовут анш Жиы. Титул «анш» означает, что я не являюсь уроженцем материнской системы Альгера, и, тем не менее, принадлежу к древнему и уважаемому сословию воинов – вооруженных защитников мира. Возможно, когда-нибудь и вы – или хотя бы некоторые из вас – будете возведены в это благородное звание. Ну да это дело далекого будущего. Здесь же, в Школе, моя задача – сделать из вас вооруженных людей. Что, по-вашему, означает быть вооруженным человеком? Отвечайте, курсант, – Фантомас ткнул пальцем в ученика, стоящего к нему ближе всех. На свою беду, им оказался Иван.

– Полагаю, ив-марол, как следует из самого названия, это значит иметь оружие, – в вопросе преподавателя чувствовался подвох, но Голицын не мог пока понять, в чем именно тот кроется.

– Иметь оружие? – насмешливо переспросил анш Жиы. Было очевидно, что ответ, по его мнению, абсолютно неверный. Быстро вернувшись к пульту, Фантомас ловким жестом вынул из-под него какой-то предмет и протянул его Ивану. – Ну-ка возьмите, курсант!

Полученная вещь весьма мало походила на оружие – скорее на какой-то музыкальный инструмент. Ничего не понимая, Голицын поднял на преподавателя удивленный взгляд.

– Это зирра, – пояснил анш Жиы. – Что-то вроде вашей земной скрипки. – Иван и правда заметил нечто напоминающее смычок, пристегнутый снизу к грифу инструмента. – Будьте любезны, сыграйте нам!

– Сыграть? – Иван растерянно повертел скрипку в руках. – Но, ив-марол, я не умею играть на этой вашей зирре! Честно говоря, я и на земной-то скрипке не умею…

– Играйте! – потребовал Фантомас.

Пожав плечами, Голицын отсоединил смычок – тот выскочил из своего гнезда на удивление легко, прижал скрипку к подбородку – как это делается, он видел по телевизору, и плавным, как ему показалось, движением попытался извлечь из струн какой-нибудь звук. И нельзя сказать, чтобы ему это совершенно не удалось! К музыке полученный результат имел, правда, весьма отдаленное отношение: пронзительности раздавшегося скрежета позавидовал бы и скорый поезд, замешкавшийся пассажир которого рванул на полном ходу стоп-кран.

Курсанты как по команде заткнули уши – кто машинально, а кто, как, например, Генка Семак, скорее демонстративно. Один лишь Глеб не последовал примеру товарищей, хотя – Иван заметил – в первый момент руки Соколова также непроизвольно дернулись вверх.

Мысленно прошептав другу «спасибо», Голицын опустил инструмент.

– Что же вы остановились, курсант? – с деланным удивлением задал вопрос анш Жиы.

– Я же говорил, я не умею на этом играть, ив-марол, – Иван протянул скрипку и смычок обратно преподавателю. Однако тот пока не спешил забрать их у него.

– То есть, вы не музыкант? – в голосе Фантомаса звучало еще большее удивление – и вновь фальшивое.

– Никак нет, ив-марол! – Голицын по-прежнему не понимал, к чему клонит преподаватель.

– Несмотря на то, что у вас есть музыкальный инструмент?

– Так точно, ив-марол! Как простое обладание музыкальным инструментом сделает из меня музыканта?! – добавил он.

– Вот! – Фантомас поднял палец вверх. – Золотые слова! Вы держите в руках зирру – но вы не музыкант! Почему же тогда вы считаете, что, получив оружие, превратитесь в вооруженного человека, воина? Я могу точно так же дать вам в руки бластер – и вы будете не более вооружены, чем стали музыкантом, получив зирру! Нет никакого смысла в обладании оружием, если вы не умеете должным образом обращаться с ним! Вам ясно, курсант?

– Так точно, ив-марол! – убито кивнул осознавший, наконец, свою ошибку Иван.

– Оружие без навыка владения им в лучшем случае бесполезно! – провозгласил Фантомас. – Подчеркиваю: в лучшем случае! А в норме – смертельно опасно как для своего владельца, так и для окружающих его людей. Совсем другое дело, если человек получил необходимую профессиональную подготовку. Тогда оружие из коварного врага превращается для него в надежного друга, способного выручить, помочь в беде, защитить…

Фантомас еще продолжал говорить, как вдруг сзади него из-за перегородки появились две высокие фигуры. На них была темно-серая полевая форма Ранолы, в руках – огромные черные карабины. Один из незваных гостей, ни слова не говоря, вскинул оружие к плечу…

Дальнейшее уложилось менее чем в секунду. Миг – и анш Жиы уже в пол-оборота к незнакомцам. Еще миг – и в руке у преподавателя зажат небольшой серебристый пистолет – никто не успел заметить, откуда он там взялся. Едва слышный хлопок – и нападавшие валятся на пол. А тем временем Фантомас, как ни в чем не бывало, уже вновь стоит лицом к курсантам.

– Как вы, конечно, поняли, это была небольшая демонстрация, – выдержав короткую паузу, анш Жиы махнул рукой в сторону поверженных врагов. Проследив взглядом за его жестом, Иван увидел, что никаких распластавшихся тел там уже нет. – В реальной жизни офицер Альгера редко видит врага на расстоянии выстрела из бластера. Обычно – лишь его изображение на экране внешнего обзора «Эльметаша». Так что даже пошли уже было разговоры, – преподаватель усмехнулся, – будто личное оружие – не более чем дань славному прошлому, что-то вроде парадной сабли аш-марола. Разумеется, такое суждение неверно, – с нажимом произнес он. – Случаются – и нередко – ситуации, когда с врагом приходится сталкиваться буквально лицом к лицу: например, если пилот был сбит и катапультировался над занятой неприятелем планетой. И тогда нет ничего надежнее, чем старый добрый бластер в руке. – Фантомас поднял руку, и в ней, как по волшебству, вновь появился серебристый пистолет. – Итак, знакомьтесь: штатный бластер военно-космических сил «Шилк», что в переводе на ваш язык означает «Гуманист». Идеальное оружие ближнего боя. Имеет два режима: основной – парализующий, и дополнительный – плазменный. По умолчанию всегда выставлен основной режим, что сводит невосполнимые потери в живой силе к минимуму. Смена режимов осуществляется при помощи вот этого рычажка, – не выпуская пистолет из рук, преподаватель продемонстрировал курсантам переключатель. – Парализатор способен поразить цель на расстоянии до ста метров, при этом даже хороший скафандр может лишь ослабить, но не полностью нивелировать его действие. Человек, попавший в зону поражения, остается жив, иногда даже в сознании, но утрачивает способность двигаться и разговаривать на срок примерно двадцать три ваших земных часа. Вывести его из этого состояния ранее этого времени возможно, лишь введя в организм индивидуальный антидот. Для каждого из триллионов экземпляров «Шилка» он свой и содержится в рукояти бластера, – анш Жиы повернул оружие нижней частью к курсантам и продемонстрировал, как из рукояти выдвигается и убирается обратно тонкая игла. – Скопировать или подобрать антидот невозможно – по крайней мере, за те двадцать три часа, когда это имеет смысл… Теперь что касается плазменного режима. Дальность его боя меньше – около пятидесяти метров, что, однако, в полной мере компенсируется мощью: не существует преград, непреодолимых для выстрела из «Шилка». За исключением, разумеется, целей, оснащенных системой активной защиты. Борт космического крейсера вам из бластера, конечно, не продырявить, но, например, легкий боевой скафандр врага – запросто. Механизм «Шилка» прост и надежен, ему нипочем ни вода, ни огонь, ни электромагнитное воздействие. Еще одно интересное свойство – обычный металлодетектор на бластер не реагирует.

– Ух ты, голубая мечта террориста, – едва слышно прошептал Семак.

– Так вот почему пиндосы были против привлечения к проекту арабов, – вторил ему Хохлов. – Они знали!

– И последнее, – бросив в их сторону суровый взгляд, проговорил Фантомас, – способ ношения. Бластер должен быть всегда под рукой у офицера, при этом, пока в нем нет нужды, – не должен мешать и вообще бросаться в глаза. Поэтому в режиме ожидания он закреплен вот здесь, – преподаватель похлопал себя левой рукой по тыльной стороне правого запястья. В случае необходимости офицеру достаточно соответствующим образом напрячь пальцы – и оружие у него в руке. Стоит ослабить хват более необходимого – «Шилк» вернется назад, – анш Жиы демонстративно разжал руку – и пистолет моментально исчез. Впрочем, не совсем – над запястьем преподавателя действительно появилось небольшое утолщение.

Под восхищенными взглядами курсантов Фантомас еще несколько раз продемонстрировал появление и исчезновение «Шилка», после чего проговорил:

– Сейчас я выдам вам ваши бластеры. Это учебные модели, во избежание несчастных случаев плазменный режим в них системно заблокирован. В начале каждого занятия будете получать их у меня, в конце – сдавать. Вынос оружия – даже учебного – за пределы полигона строго запрещен. Учтите это. Ну а теперь подходите по одному. Курсант Голицын!..

 

8

К ужину количество баллов в активе Ивана почти удвоилось: лингвист нард Флой отметил его активность на своем уроке еще восемью, итого стало – семнадцать. Это позволило Голицыну сразу перепрыгнуть через один стол – теперь его место было за третьим с конца. А вот у его товарищей по делегации дела шли не столь гладко. Глеб хотя и сохранил место за привилегированным столом, переместился в личном зачете с первой позиции на третью, а Пашка Хохлов, несмотря на пятнадцать набранных сегодня баллов, и вовсе лишился права на атласную скатерть, пропустив вперед какого-то китайца.

В негласном соревновании команд американцы, правда, несколько сбавили ход, позволив россиянам и японцам приблизиться к себе почти вплотную, но зато идущая первой китайская делегация лишь увеличила свой отрыв от преследователей.

Поставив поднос на стол, Иван поискал глазами Эмму Маклеуд, но девушки пока видно не было. Интересно все-таки, сколько у нее баллов? Голицын повернулся к табло, но столпившиеся перед ним курсанты заслоняли головами все строчки ниже двадцать пятой – в том числе и его собственную, двадцать седьмую. Несколько секунд Иван помедлил, раздумывая, не стоит ли вернуться и уточнить, но потом махнул рукой и опустился на стул. Так или иначе, через несколько минут все прояснится.

В ожидании сигнала к началу ужина Голицын принялся оглядывать зал. Из российской делегации он по-прежнему занимал худшую позицию: ближайший из товарищей – Меньшиков – сидел за соседним столом, остальные занимали еще более престижные места. Переведя взгляд в противоположную сторону, Иван заметил своих вчерашних соседей. Американец Грант и немец Фриц так и оставались среди записных аутсайдеров, а японец Танака и индус с непроизносимым именем сделали по шагу вперед. Эмма пока так и не подошла.

Между тем стал заполняться и его новый стол. Первыми подошли два индуса – оба в смешных тюрбанах, сразу за ними – американец, и чуть позже – девушка-европейка. Судя по всему, все они были между собой уже неплохо знакомы – возможно, сидели вместе еще вчера, потому что между ними сразу же завязался довольно оживленный разговор. На Голицына, удостоенного слабыми кивками, поглядывали без неприязни, но и без особого интереса – как на случайного попутчика. Иван решил пока платить им той же монетой.

– Привет всем! – знакомый звонкий голосок, раздавшийся над ухом, едва не заставил Голицына подскочить на месте.

Поднос Эммы лег на стол рядом с его.

– Здравствуйте, Иван! – персонально поприветствовала Голицына девушка, присаживаясь. – Я смотрю, вас можно поздравить?

– Как и вас, – рот курсанта помимо его воли расплылся в широкой, чуть глуповатой улыбке. – Очень рад вас видеть, Эмма!

– Уже познакомились с нашими новыми соседями? – спросила Маклеуд.

Иван промычал что-то неопределенное.

– Я – Эмма Маклеуд! – провозгласила девушка, обращаясь к остальным. А вас как зовут?

В течение ближайших секунд выяснилось, что имя американца – Тед Гор, европейки – Сандра Бринк, индусов – Сварам Сингх и Далджит Сингх.

– Вы что, братья? – тут же поинтересовалась у последних Эмма.

– Нет, – покачал головой Сварам. – Мы сикхи.

Оба синхронно продемонстрировали девушке стальные браслеты на правой руке.

– И что? – не поняла Эмма.

– Сикхи – это такая религиозная группа в Индии, – вступила в разговор Сандра Бринк. – У них всех одна и та же фамилия – Сингх, что в переводе означает «лев», они обязательно носят чалму и такой вот стальной браслет на руке. Так требует их закон.

– Браслет? – переспросила Эмма. – А разве правила Школы не запрещают ношение ювелирных украшений во время занятий? Меня вот, например, сережки заставили снять, – отведя с уха прядь волос, она продемонстрировала дырку в мочке.

– Браслет – не украшение, – на не очень хорошем английском гордо проговорил Далджит. – Воины не носят украшений. Браслет – это напоминание о том, что я – сикх. Каждый раз, глядя на браслет, я должен спросить себя: достойно ли сикха то, что я делаю сейчас?

– Все сикхи – воины, – продолжил Сварам. – Костяк нашей армии и флота – в основном сикхи.

– Круто, – кивнула Маклеуд.

Следя за их разговором, Иван то и дело переводил взгляд с Сандры Бринк на Эмму и обратно. На фоне блеклой голландки – европейка оказалась родом из Роттердама – австралийка смотрелась еще более выигрышно. Ее пышные волосы были сегодня распущены, длинный завитой локон спадал на лицо – время от времени Эмма изящным жестом левой руки отбрасывала его назад, но не проходило и четверти минуты, как он снова возвращался на прежнее место. Обрамленные длинными ресницами глаза весело смотрели из-под светлых изогнутых бровей. Маленький, чуть вздернутый носик придавал лицу выражение милой детской наивности.

Определенно, Эмма ему все больше нравилась.

Сам испугавшись этой мысли, Иван тряхнул головой и, нахмурившись, уткнулся взглядом в свою тарелку. Лезет, понимаешь, в голову всякая ерунда! Надо думать, как призовые баллы набирать, а не о симпатичных соседках по столу! К тому же, кстати, конкурентках.

На вечернем разборе Гайдуков был мрачен.

– Сегодня за ужином разговаривал с Лао Синем, китайским куратором, – начал кавторанг. – И знаете, что он мне сказал? Поздравил с третьим командным местом! – в голосе Гайдукова звучало неприкрытое раздражение. – Третьим! И гаденько так улыбался при этом! Знаете, какое у них уже преимущество перед нами? Пятьдесят пять очков! Пятьдесят пять! И это – на второй день. Что же дальше-то будет? А? Я вас спрашиваю, товарищи курсанты! Отвечайте!

Некоторое время никто не решался раскрыть рта. Курсанты молча переводили взгляд друг на друга. Наконец глаза всех сошлись на Глебе, и тому ничего более не оставалось, как только оправдывать свой статус лидера по набранным очкам.

– Ну и что, что пятьдесят пять? Всего-то меньше чем по десять баллов на брата! Да если постараться, мы их за день доберем! – осторожно проговорил он.

– За день, говорите, – криво усмехнулся Гайдуков. – Может, и доберем за день. Только китайцы что, ждать нас будут этот день? Не будут, я полагаю. Пока на каждый наш балл они отвечают полутора, а то и двумя!

– Нагоним, од-сун! – с напускной уверенностью бросил из-за спины Соколова Генка Семак.

– Только попробуйте не нагнать! – хмыкнул кавторанг.

– Да что мы, не понимаем, что ли? – проворчал Климов.

– Приз-то каждому получить хочется, – тихо добавил Пашка.

– По вам, Хохлов, не очень-то это скажешь, – заметил кавторанг. – Такое хорошее начало – и на тебе, вылет из призовой шестерки. На сегодняшний день похвалы заслуживают лишь Соколов и взявшийся, наконец, за ум Голицын. Поздравляю, товарищи курсанты!

– Служим России! – рявкнули Глеб и Иван.

– Ладно, – проговорил несколько подобревшим тоном Гайдуков. – Наша ближайшая задача – обойти американцев и выйти на второе место. И при этом не отпустить китайцев уж слишком далеко. Темп они, конечно, взяли сумасшедший – посмотрим, долго ли удержат.

– Ну, китайцы китайцами, а уж пиндосов-то мы быстро обойдем, – заявил, осмелев, Пашка.

– Кого обойдем? – обернулся к нему Климов.

– Ну, пиндосов. Америкосов.

– Погоди, как ты их назвал? – переспросил Александр.

– Пиндосы… А что такое? – слегка растерялся Пашка.

– Да просто не слышал никогда, – пожал плечами Климов.

– У нас все их так называют, скажи, Серег, – он повернулся к Меньшикову.

– Угу, – кивнул тот.

– А что это значит? Просто ругательство? Ассоциации, знаешь ли, сразу возникают…

– Понятия не имею, – развел руками Хохлов. – Может, и ругательство…

– Нет, не ругательство, – вмешался в разговор Гайдуков. – Скорее, обидное прозвище.

– А что оно означает… од-сун? – не унимался Климов.

– Означает военнослужащего армии США, или – шире – американца вообще. Широкое распространение получило после так называемой миротворческой операции ООН в Косово – так наши десантники, стоящие в аэропорту Приштины, прозвали своих американских соседей. Происхождение самого слова, надо сказать, не совсем ясно. По одной версии, в переводе с одного из южно-славянских языков оно означает «пингвин». Американские военнослужащие никогда не передвигаются налегке – поступая в армию, они подписывают договор, что если получат ранение, и при этом на них не будет полной экипировки, то им не будет выплачена страховка. Поэтому на них всегда полный комплект – бронежилеты, рации, фонарики и прочие причиндалы, из-за чего ходят они, слегка переваливаясь с ноги на ногу. Вот вам и пингвины… По другой версии, слово, наоборот, пришло из американского сленга. В период между Первой и Второй мировыми войнами американцы называли так выходцев с Балкан и юга Италии. Возможно, наши миротворцы в Косово услышали слово «пиндос» от самих американцев, вот оно к ним и прилипло… В общем, версий много, и все друг другу противоречат, но важен результат: слово прижилось. Звучит красиво, вкусно, что ли, скажешь «пиндос» – и сразу перед глазами картина маслом. Американцы, естественно, были недовольны. Кажется, даже что-то там официально писали нашему командованию в Косово. Известен случай, – Гайдуков хитро улыбнулся, – когда командующий российскими миротворцами генерал Евтухович сказал, обращаясь к подчиненным: «Товарищи офицеры, я вас прошу не называть пиндосов «пиндосами», а то пиндосы на это очень обижаются!».

Последние слова кавторанга потонули во взрыве дружного смеха курсантов.

Этой ночью Голицыну снилась колонна российских танков, входящих в Приштину. На головной машине, высунувшись по пояс из люка, ехала Эмма Маклеуд. Сам Иван стоял на обочине и считал грохочущие мимо танки. За каждый ему полагалось по одному призовому баллу, но дойдя до девяти, Голицын каждый раз сбивался и был вынужден начинать считать заново. С другой стороны дороги стояли шестеро китайских курсантов. Они не сбивались, и разрыв между ними и Голицыным рос с каждой минутой.

 

9

Глеб решительно поставил на бумаге жирную точку, размашисто расписался и аккуратно сложил исписанный листок вчетверо.

– Я – все! – с удовлетворением доложил он, поворачиваясь к Ивану. – А ты как?

Голицын молча продемонстрировал ему пустой лист, в левом верхнем углу которого одиноко притулилось слово «Здравствуйте» – кажется, даже не дописанное до конца.

– Ну, ты даешь! – с искренним удивлением протянул Соколов. – Гайдуков же ждет!

– Подождет, – буркнул Иван.

Был седьмой день недели – школьный выходной, а значит, время сразу после завтрака отводилось для написания писем домой. Писем – в изначальном, почти забытом уже смысле слова – создаваемых при помощи листа бумаги и шариковой ручки. Внешняя электронная почта в Школе отсутствовала – и это несмотря на широчайшие возможности местной компьютерной сети. Найти и скачать в Интернете любую информацию – пожалуйста, послать «на волю» хоть пару битов о себе – и не мечтайте. Хочешь отправить весточку родным или друзьям – будь любезен воспользоваться старым дедовским способом: пиши от руки. Потом куратор запечатает твое послание в конверт, сам надпишет адрес и одному ему ведомым путем переправит на Родину. Предварительно, видимо, внимательно прочтет – а ну как легкомысленные курсанты какую тайну страшную ненароком выдадут? Перлюстрация называется. Она же цензура. Бр-р, аж думать об этом противно. Но правила есть правила.

– Подождет? – хмыкнул Глеб. – Гайдуков?!

Звучало действительно нелепо.

– Ну не знаю я, что писать! – всплеснул руками Иван. – Просто в голову ничего не лезет!

– Это все потому, что голова у тебя не тем забита! – покровительственным тоном проговорил его товарищ. – Опять, небось, все мысли об этой твоей девке?

– Сам ты девка! – огрызнулся Голицын.

– Ну, извини, этой твоей девушке, – ничуть не обидевшись, поправился Соколов.

– Она такая же твоя, как и моя!

– А вот это уж дудки! – усмехнулся Глеб. – Мне и без диких австралийских красавиц забот хватает!

– Можно подумать, мне не хватает…

– Тут я судить не берусь. Но признайся: опять ведь мечтал сидел, вместо того чтобы делом заниматься, – Соколов кивнул на так и не написанное другом письмо.

– Ну уж мечтал… Думал просто…

– Ну и чего надумал?

Иван лишь молча развел руками.

Все последние дни – а истекала уже вторая неделя их пребывания в Школе – Эмма Маклеуд и правда не шла у него из головы. Видеть ее он мог, по сути, только за ужином – совместных занятий с австралийской делегацией за это время больше не случалось. Первые семь дней подряд Иван и Эмма каким-то чудом оказывались за одним столом – это при том, что сами столы время от времени менялись – но в конце концов Голицын завис на третьем от начала, а девушка переместилась за второй – с явным намерением добраться в скорости и до атласной скатерти. Титанические усилия, приложенные Голицыным, чтобы ее нагнать, оказались тщетными – за следующие несколько дней он заработал больше призовых баллов, чем за всю первую неделю, но, судя по всему, не он один оказался такой старательный. В какой-то момент Иван отчаялся – и тут же съехал на один стол назад, что незамедлительно повлекло выволочку от Гайдукова.

– Да, тяжелый случай, – протянул Соколов. – Даже и не знаю, как тебе помочь… Разве что стянуть у анша Жиы бластер и пристрелить – чтоб не мучался зря.

Выражение лица Ивана свидетельствовало, что этот вариант и правда рассматривается им как не самый худший.

– Ладно, шучу, шучу, – поспешно проговорил Глеб. – Мы еще повоюем!

Голицын вновь лишь промолчал.

– Прежде, чем приступить к лечению, необходимо поставить точный диагноз, – провозгласил Соколов, бросив письмо на стол и скрестив руки на груди. – Очевидно, что мы имеем дело с острой формой любовной лихорадки. Впрочем, это нам пока мало что дает: данная болезнь подразделяется на ряд видов, каждый из которых требует своего, особого вида терапии. Итак, уточним симптомы. Что конкретно вас беспокоит, больной? – Соколов сделал особое ударение на слове «конкретно».

– Слушай, да не пошел бы ты… – рявкнул Иван.

– Больной желает, чтобы его оставили в покое, – заключил Соколов. – Это естественно, но… скажем так, неразумно… Слышь, Ваня, я ведь правда хочу помочь! – уже совершенно другим тоном добавил он. – Я ж вижу, как ты мучаешься! Да и результаты делегации страдают.

– Да плевать я хотел на эти ваши результаты! – взорвался Голицын.

– Ты прав, дело не в них, – легко согласился Глеб. – Хотя не вздумай брякнуть такое при Гайдукове…

– Плевать я хотел на Гайдукова!

– Ты, главное, не горячись. Успокойся, – Соколов положил руки на плечи сидящего на стуле друга. – Придумаем что-нибудь.

– А то я мало последнее время думал! – запальчиво проговорил Иван. Впрочем, голос его звучал уже немного спокойнее. – Пойми, Глебушка, я же не в монастыре воспитывался! И девчонок не только на картинках видел! Но Эмма… Я сам себя не узнаю. Это как наваждение! Целый день я только и думаю о том, как увижу ее за ужином! Как заговорю с ней… Даже если разговор ограничится вежливым «Хеллоу!». Но если мы за разными столами – и это не всегда удается…

– Понятно… – кивнул Глеб. – Да, возможности для романтических свиданий в нашем концлагере, мягко говоря, ограничены. Ни тебе театров, ни кино, ни безлюдных тенистых скверов…

– Ни свободного времени, – сокрушенно добавил Иван.

Соколов несколько раз задумчиво кивнул. Возразить на это ему было особо нечего.

Свободного времени у курсантов действительно почти не было. Даже выходной день являлся таковым весьма условно, так как включал в себя две встречи с лингвистом нардом Флоем, а также самостоятельные занятия физкультурой. В первую же неделю каждый из курсантов получил на руки индивидуальный план физической подготовки – какие тренажеры и в каком объеме использовать – и должен был неукоснительно его соблюдать – не переусердствуя, но и не халтуря – за этим негласно, но от этого не менее пристально следила администрация. Перетренироваться сверх предписанного, впрочем, было бы довольно сложно – спущенная сверху программа была более чем насыщенной.

Справедливости ради следует заметить, что условия для занятий спортом в Школе были созданы почти идеальные. Помимо множества самых разнообразных тренажеров, включая специфические, типа центрифуги и специальных качелей для тренировки вестибулярного аппарата, здесь были два бассейна, баскетбольная и волейбольная площадки, столы для настольного тенниса и даже борцовские татами. Весь этот комплекс мог бы свободно вместить одновременно всех курсантов Школы, и еще осталось бы довольно места для их кураторов и преподавателей, но в его посещении сразу как-то сама собой сложилась некая негласная очередность – за редким исключением, национальные делегации друг с другом почти не пересекались.

Одна и та же мысль пришла в голову Глебу и Ивану практически одновременно.

– Физо! – воскликнул Соколов, выразительно подняв указательный палец вверх.

– А ведь это идея! – Голицын вскочил со стула.

– Правильно я понимаю, что мы думаем об одном и том же? – на всякий случай уточнил Глеб.

– Ну да! Если задержаться после занятий физо, можно дождаться австралийцев…

– Только бы они при этом у нас не наложились на Флоя… – Соколов быстро повернулся к высвеченному на экране монитора расписанию. – Нет, альгерский сегодня позже – прямо перед ужином! – с торжеством в голосе объявил он.

– Отлично! Как же это сразу не пришло мне в голову? – бормотал между тем Иван. – Так просто!

– Не так уж и просто, – поспешил остудить его порыв товарищ. – Ждать придется довольно долго. После нас идут китайцы, за ними – пиндосы, и только затем – Европа и Австралия.

– Фигня, – махнул рукой Голицын. – Хотя, конечно, одному мне там, среди них, будет, наверное, довольно неуютно… Ну да ничего…

– Ну почему же одному? – усмехнулся Глеб, хлопнув Ивана по спине. – Вместе придумали – вместе и делать… Или думаешь, что ты у нас тут один такой любитель поглазеть на симпатичных девчонок, плещущихся в бассейне? – добавил он. – Ну уж нет, пойду с тобой. Может, тоже кого подцеплю… – хитро улыбнулся Соколов.

– Спасибо… – чуть слышно выдохнул Иван, стискивая руку товарища.

Голицын пару раз стукнул о паркет баскетбольным мячом и, примерившись, по высокой дуге послал его в кольцо. Оранжевый снаряд глухо ударился в пластиковый щит, отскочил в дужку, замер на мгновение, и медленно, словно нехотя, вывалился наружу.

– Неправильно бросаешь, – проговорил Глеб, подхватывая мяч прежде, чем тот успел удариться об пол. Оттолкнувшись ногами, Соколов подпрыгнул и выбросил вверх руку. Секунда – и мяч затрепетал в корзине. – Ты его правой рукой как бы подкручиваешь снизу – вот он у тебя и выскакивает. На, попробуй еще раз!

Глеб швырнул мяч в пол с таким расчетом, чтобы тот отскочил в руки Ивану, но Голицын внезапно отвернулся, даже не сделав попытки принять пас. Проследив его взгляд, Соколов понял причину такого поведения товарища: в помещение спорткомплекса как раз входила Эмма Маклеуд.

– Ну, наконец-то! – выдохнул себе под нос севастополец.

Глебу было от чего вздохнуть с облегчением: они торчали в спортивном секторе уже четвертый час.

Отзанимавшись положенное время со своей делегацией, друзья несколько озадачили товарищей, высказав желание задержаться в тренажерном зале еще немного. На Ивана с Глебом посмотрели, как на ненормальных: единственный выходной на неделе – и провести его в спортсекторе с чужаками, когда столько всего не сделано: нужно готовиться к галактиковедению нарда Шидда, выучить основные типы орбитальных оборонительных сооружений, заданные нард-кором Нивгом, да ведь и отдохнуть, в конце концов, тоже когда-то надо! Единственный, кто повелся было на их уговоры, был Серега Меньшиков, но и тот продержался не более получаса, после чего сдулся и, пожелав всем олимпийских рекордов, благополучно свалил.

Первый час «дополнительных занятий» их соседями были китайцы. Подданные Поднебесной Империи восприняли невесть зачем свалившихся им на голову упрямых русских с истинно конфуцианской – или буддийской, какая там она у них на самом деле? – невозмутимостью: на Ивана и Глеба просто не обращали внимания. Впрочем, Голицына и Соколова это устраивало как нельзя более.

Пока китайские курсанты потели на тренажерах, Иван и Глеб резались в настольный теннис, затем, уступив стол азиатам, переместились на баскетбольную площадку. Соколов, несмотря на невысокий по меркам этого вида спорта рост, оказался весьма умелым игроком, Голицыну же баскетбол еще в родной московской школе не слишком-то давался. Но зато площадка оказалась идеальным наблюдательным пунктом: отсюда как на ладони были видны и тренажерный зал, насквозь просматриваемый через прозрачную стеклянную стену, и оба бассейна, и большинство других ключевых точек спорткомплекса.

Оттренировавшись ровно час – едва ли не секунда в секунду – китайцы словно по команде дружно собрались на выход. Явившиеся им на смену американцы были не столь пунктуальны, да и пришли не вместе, а подтягивались по одному, по двое. Последний – высокий плечистый негр – опоздал не меньше чем на добрых полчаса. Одновременно с ним в зал неожиданно вошел знакомый Ивану по ужинам индус Сварам Сингх.

– А этого-то каким ветром занесло? – озабоченно нахмурился Голицын. – Уж не конкурирующая ли фирма?

– Едва ли, – с улыбкой покачал головой Глеб. – Скорее – просто неудачник из-за последнего стола. Время занятий индусов – после ужина, а ему еще за всеми посуду убирать…

– А, ну тогда ладно, – кивнул Иван. – Вот не повезло ребятам – после ужина пахать!..

В отличие от своих предшественников, американцы держались не столь отстраненно – двое – Тед и Джеймс – даже кивнули Голицыну как старому знакомому: за ужином они часто пересекались, а Джулия Куин – единственная девушка в делегации – Соколову.

– Один-ноль в мою пользу, – шепнул Ивану Глеб, когда, поздоровавшись, американка отошла.

– Это – не один, – покачал головой Голицын, провожая девушку чуть прищуренным взглядом. Это – минус один!

– Ну, знаешь, на вкус и цвет… – проворчал его товарищ, но было заметно, что в целом точку зрения Ивана он разделяет и спорит лишь так, для проформы.

Разумеется, опоздав с приходом, в отведенное им время граждане США не уложились, и когда в зале появились курсанты из Европы и Австралии – их занятия в виде исключения так и планировались на одно время – пятеро из американцев еще тренировались. Оба негра оккупировали противоположное баскетбольное кольцо и по очереди бросали по нему – надо признать, довольно метко, один копошился где-то среди тренажеров, еще двое разделись до плавок и нырнули в бассейн. Ушла одна Куин – ну да она единственная и пришла вовремя.

Некоторое время Глеб ждал, пока Иван сходит за упущенным мячом, но поняв, что тот и не собирается этого делать, вздохнув, отправился сам.

– Слышь, Дон Жуан, расслабься! – шепнул Соколов, проходя мимо товарища. – Веди себя естественно!

– А, ну да, конечно, – Голицын с трудом отвел взгляд от Эммы, демонстративно отвернулся, но тут же, не удержавшись, вновь скосил глаза в ее сторону.

Тем временем, вероятно и не догадываясь, что стала объектом столь пристального внимания, Маклеуд подошла к одному из тренажеров, легла спиной на установленную наклонно скамью, уцепившись ногами за широкую скобу, и, заложив руки за голову, принялась подтягивать ее к коленям, качая пресс. На небольшом табло у ее ступней засветились цифры, отражающие количество наклонов и затраченные на них усилия. Рядом на такой же скамье расположилась черноволосая подруга Эммы – имя ее Ивану называли, да он не запомнил. Впрочем, Голицыну и не было до нее никакого дела.

– Лови!

Голос Глеба вывел Ивана из вновь охватившего его оцепенения. Голицын поднял руки, но пущенный другом мяч, больно чиркнув по его среднему пальцу, отскочил далеко в сторону. Незадачливый баскетболист виновато улыбнулся.

– Все, теперь сам иди, – сердито проговорил Соколов.

Продолжая все время оглядываться в сторону тренажеров, Иван двинулся за укатившимся мячом. Из-за того, что он то и дело смотрел в противоположную сторону, в какой-то момент Голицын потерял оранжевый шар из виду, а когда вновь обнаружил, тот уже был в руках одного из негров. Широко улыбаясь ослепительно белыми зубами, американец пристально, но как-то недобро смотрел на Ивана.

Голицын протянул руку к мячу, но негр ловко отвел его в сторону, заставив Ивана нелепо покачнуться.

– Будьте любезны, отдайте мне мяч, – стараясь выстроить как можно более вежливую лексическую конструкцию, проговорил русский курсант.

– Отдать мяч? – не перестал улыбаться негр. – А зачем он тебе?

– Как зачем? – растерялся от неожиданного вопроса Иван. – Играть. В баскетбол.

– В баскетбол? – прищурился американец. – Глупый белый мальчик думает, что он умеет играть в баскетбол?

Судя по всему, слова должны были прозвучать весьма обидно, но посредственное знание языка сгладило нюансы, и Голицын решил не обращать на них внимания.

– Да, я немного умею играть, – спокойно кивнул он, хотя внутри у него начинал разгораться огонь негодования. – Могу я получить мой мяч?

– Можешь, – кивнул негр. – Отними!

С этими словами он резко крутанул мяч вокруг оси и поднял над головой на выставленном вверх указательном пальце.

В других обстоятельствах этот удивительный трюк, вероятно, произвел бы на Голицына куда большее впечатление, но сейчас он лишь вновь потянулся за мечом. Подпустив его к цели достаточно близко, американец ловко перебросил мяч в другую руку – вращаться тот, правда, перестал – а когда Иван попытался достать его там, быстрым движением отпасовал его своему товарищу.

Остановившись, Голицын медленно перевел взгляд на второго негра. Тот тоже улыбался, небрежно постукивая мячом по полу.

Кажется, вечер переставал быть томным.

Иван огляделся. Захватив их с Глебом мяч, американцы бросили свой – вон он спокойно валяется под кольцом. Можно подобрать его – и счесть инцидент исчерпанным. В конце концов, не для того они сюда пришли, чтобы спорить с неграми по поводу баскетбола…

С другой стороны, это было бы отступлением. Пусть тактически и верным – а-ля Кутузов при Бородино – но все равно отступлением. Именно так его поступок и расценят присутствующие – а вокруг, словно стервятники, учуявшие падаль, собралось уже человек пять-шесть. Нет, что угодно, но трусом себя показать он не имеет права.

Иван сделал несколько шагов к негру с мячом.

– Отдай! – постаравшись вложить в тон как можно больше решительности, потребовал он.

– Возьми, – с видимым добродушием ответил американец, но как только Голицын приблизился на расстояние вытянутой руки, пасом от пола переадресовал мяч обратно первому негру.

Какая-то тень стремительно метнулась по площадке. Выскочивший откуда ни возьмись Глеб едва не перехватил эту передачу, но опередивший его лишь на какое-то мгновение американец умело убрал мяч за спину и, вновь достав его оттуда – уже другой рукой – переадресовал одному из зрителей – кажется, тоже американцу.

Не останавливаясь – не то умышленно, не то просто по инерции – Соколов шагнул вслед за мячом, но тот уже летел к противоположному краю площадки – в руки европейца – поляка по фамилии Мазовецки. Бросив на приблизившегося Ивана яростный взгляд – смесь торжества и презрения – Збигнев – так, кажется, его звали – отпасовал мяч обратно американцу, а тот, прокинув его между ног бросившемуся к нему Соколову – еще одному европейцу, стоящему почти на краю бассейна.

Это был Гундарс Краулиньш, крепкий, но невысокий латыш. Завидя решительно надвигающегося на него Глеба, он с сомнением посмотрел на мяч в своих руках, и затем, видимо, решив, что пробросить его мимо Соколова скорее всего не сумеет, разжал пальцы. Запрыгав по краю бассейна, мяч с плеском соскочил в воду.

– Надо же, какой я неловкий! – растянув губы в холодной улыбке, проговорил Гундарс.

Его слова отчетливо прозвучали во внезапно установившейся тишине.

Глеб с нарочитой неспешностью подошел к бассейну. Казалось, его внимание полностью сосредоточено на чуть покачивающемся на воде мяче. Однако стоило Соколову поравняться с Краулиньшем, как неуловимым движением ноги Глеб резко подсек латыша под колени, одновременно толкнув того плечом в плечо. Не ожидая ничего подобного, Гундарс взмахнул руками и спиной вперед рухнул в воду.

– Надо же, какой я неловкий! – пародируя тягучий, чуть заикающийся акцент латыша, проговорил Соколов. – Пан, раз уж вы все равно там, не соблаговолите ли подать мне мой мяч?

– Кунгс, – поправил друга подошедший сзади Иван. – Не пан, а кунгс. Так, кажется, правильно? – он обратил взор на барахтающегося в воде латыша.

– Свиньи!.. – прокричал тот, отплевываясь. – Русские свиньи!

На лицо Глеба словно легла легкая тень.

– А вот за это и ответить можно, – медленно, с расстановкой, произнес он.

– Да, кому-то непременно придется ответить, – раздалось сзади.

Друзья оглянулись: не доходя до них трех-четырех шагов, полукругом стояли шестеро – трое американцев, включая обоих негров, двое европейцев, и один, кажется, австралиец. Еще один австралиец, свесившись с бортика, протягивал руку невольному латышскому пловцу.

– Вот это уже серьезно… – одними губами по-русски проговорил Иван и вслух добавил, обращаясь главным образом к негру, с которого все и началось. – Итак, за что отвечать будем? За Вьетнам? За Ирак? Или, может быть, за Югославию?

– За Катынь! – из-за спины американца выдвинулся Збигнев Мазовецки. – И за Прагу!

– Тебе-то чем сдалась Прага? – буркнул Иван.

– Это не та Прага, которая Прага, – так же тихо ответил ему Глеб. – Это варшавское предместье, вроде как пострадавшее при Екатерине от войск Суворова.

– Екатерина! Он бы еще Смутное время вспомнил…

– Пора, пора загнать русского медведя обратно в берлогу, – заявил тем временем белый американец.

– Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, сейчас будет драка, – прошептал Соколов.

– Отступать некуда – позади бассейн, – кивнул Голицын.

– Что здесь происходит? – между двух негров протиснулся Сварам Сингх.

– Не твое дело, кришнаит, – Гундарс Краулиньш, наконец, выбрался из бассейна и присоединился к своим. Его мокрая спортивная форма буквально на глазах сохла. – Иди своей дорогой!

– Я не кришнаит, – с достоинством ответил индус. – Я сикх!

– Хоть псих! Вали отсюда, кому говорят! – добавил Мазовецки.

Казалось, секунду Сингх колебался, потом взгляд его упал на стальной браслет на правой руке – и в мгновение юноша преобразился – весь как-то подобрался, вроде бы даже стал выше ростом и шире в плечах.

– Не могу – «вали»! – слегка коверкая – видимо, от волнения – свой английский, заявил индус. – Сикх не может оставить двоих против семерых! – и гордо вскинув голову, он встал рядом с Глебом.

– Что ж, видимо, придется вздуть троих, – пожал плечами один из негров. Впрочем, на мгновение Ивану показалось, что решительности у американца чуть поубавилось.

– А вздувалка не обломится? – выставив вперед ногу и повернувшись к противникам в пол-оборота, Глеб поднял руку и поманил их к себе знаменитым жестом Брюса Ли и Кияну Ривза. – Прошу, господа!

– Стойте! – отпихнув Гундараса Краулиньша – так, что тот едва вновь не оказался в воде, в полукруг вихрем ворвалась Эмма Маклеуд. Сердце Ивана мигом рухнуло куда-то в район живота, продолжая при этом бешено колотиться. Взгляд Голицына сам собой скользнул по стеклянной стене тренажерного зала – подруга австралийки куда-то исчезла. Да и при чем тут она? – Вы что это такое тут затеяли, а? – рявкнула между тем девушка.

– Да вот, надо проучить парочку русских нахалов, – оправдывающимся тоном проговорил хранивший до сих пор молчание австралиец. – Они вон его, – он махнул рукой в сторону латыша – тот невольно отстранился и вновь забалансировал на самом краю бортика, – в бассейн сбросили.

– Я все видела! – решительно покачала головой Эмма. – Он сам виноват!

– Может, оно и так, – не стал спорить белый американец. – Но проучить русских все равно следует!

– Проучить? Между прочим, по уставу Школы, за драку положено исключение! – как бы невзначай заметила Эмма.

– Что, правда, что ли? – спросил один из негров.

– Да ну, гон, – отмахнулся второй.

– Даже если так, всех не исключат! – заявил Мазовецки. – А выгонят русских – туда им и дорога! – он сделал решительный шаг вперед, одновременно пытаясь отстранить со своего пути Эмму. Это была его ошибка. Едва уловимое движение – Иван даже не понял, как именно она это сделала – и Збигнев, взмахнув в воздухе ногами, плюхнулся в бассейн. Из воды послышалась тирада панславянских ругательств.

Подняв руки, Глеб демонстративно зааплодировал. Через мгновение к нему присоединился Иван.

– Есть еще желающие распустить руки? – Эмма встала между Соколовым и Голицыным. Друзья слегка подвинулись, пропуская ее в свои ряды.

– Бабой больше, бабой меньше – что с того?! – рявкнул первый негр.

Однако Иван заметил, что тем временем австралиец бочком, бочком, медленно отступил на задний план.

Теперь их было четверо – считая Эмму – против шестерых – если принимать в расчет еще не завершившего водные процедуры поляка. Уже не так плохо. Впрочем, тем больше шансов вылететь из Школы.

– Хватит терять время! – заметавшийся между двумя неграми Краулиньш напомнил Ивану шакала Табакки из старого – еще советского – мультфильма про Маугли. – Зададим им! А то сейчас сюда полшколы сбежится, – с долей опаски добавил он.

– Точно! – кивнул негр, делая шаг вперед и занося над плечом руку для первого удара. – Надерем им…

Что именно собиралась им надрать эта афроканалья, Иван так и не узнал, потому что в следующий момент руку американца перехватила другая – в синем форменном комбинезоне.

– Остановитесь, курсант! – металл, звучавший в голосе, уже сам по себе заставил всех замереть на месте.

Иван поднял глаза: его противника держала за руку Сара Гринч, куратор австралийской делегации. Рядом с ней, слегка потупившись, стояла черноволосая подруга Эммы. Так вот куда она тогда исчезла! Интересно, Эмма знала?

– Что я вижу? – с деланным удивлением проговорила куратор. – Неужели драка?

– Что вы, мэм, – промямлил негр, пытаясь высвободить руку – впрочем, безуспешно. – Так, мужской разговор…

– Значит, мужской разговор? – Сара Гринч выразительно посмотрела в сторону Эммы Маклеуд.

– Эти русские только и могут, что прикрываться женщинами! – не в силах сдержать ярости, прошипел Краулиньш. – А насчет честного поединка – кишка тонка.

Иван и Глеб вспыхнули, но их вновь опередила Эмма.

– Хорош честный поединок – шестеро на троих. Узнаю американский стиль!

– Прекратите ваши колкости! – отрезала куратор. – Позор! Что только должны подумать альгерды о Земле.

– Как будто они чего-то еще про нас не знают! – прошептал Иван, но Глеб сильно стукнул его сзади по спине, призывая умолкнуть.

– Хотите доказать свое превосходство – доказывайте! – продолжала Сара Гринч. – Но в честной борьбе! Слава Богу, человечество изобрело для этого отличный способ. Называется – спорт! Вызовете друг друга на поединок – но так, чтобы всё по заранее установленным правилам. А иначе… Иначе кое-кому придется сводить свои счеты уже за стенами Школы! Я достаточно ясно излагаю?!

– Да, мэм, – в один голос проговорили оба негра, белый американец, Глеб и Эмма.

– От имени российской делегации я вызываю вас на спортивный поединок! – Иван и сам не знал, что именно дернуло его за язык, но слова его прозвучали в повисшей тишине на удивление уместно. – Вас, делегацию США, и вас, делегацию ЕС! Выбор вида спорта – за вами!

– От имени делегации Индии я также вызываю вас, американцы и Европа! – тут же вторил ему Сингх.

– Думаю, что наш вид спорта будет – пулевая стрельба, – проговорил, почему-то в сторону, выбравшийся на сушу Мазовецки.

– Помнят псы атаманы, помнят польские паны конармейские наши клинки, – полупроговорил, полупропел Глеб.

 

10

– Одного не могу понять, – гневно проговорил кавторанг Гайдуков. – На кой ляд вас понесло в спорткомплекс в неурочное время?

«И что это тебя понесло в ванную во вторник?» – пришла на ум Ивану фраза из известного анекдота. Хотя, надо признаться, к шуточкам атмосфера, царившая в номере Гайдукова, ну ни на йоту не располагала.

– Виноваты, од-сун! – ответил тем временем за обоих Глеб.

– Понятно, что виноваты, – хмыкнул куратор. – Если бы не Сара Гринч, начистили бы вам физиономии стратегические партнеры!

– Это еще вопрос, кто бы что кому начистил! – буркнул Иван.

– А хотя бы и так! За драку в Школе знаете, что полагается?

– Знаем… – хором протянули друзья.

– Знаете… И что толку с того, что знаете?

– А что нам надо было делать, од-сун? – запальчиво спросил Голицын. – Они же специально нас провоцировали!

– Думать надо было! Думать – и никто бы вас ни на что не спровоцировал! Полагаете, просто так очередность была установлена? Из бюрократического идиотизма кураторов?

– Никак нет, од-сун, – совершенно искренне покачал головой Соколов. – Мы так не считаем.

– А раз не считаете, то что же поперлись не в свою очередь? Очков за это не дают. Выделиться захотелось?

– Виноваты, од-сун…

– Приказать бы вам собрать вещи и первым же транспортом – в Москву! – почти мечтательно произнес Гайдуков. – И вон из Академии – с волчьим билетом!

– Но од-сун!.. Товарищ начальник факультета!.. Ведь драки-то все-таки не было! – наперебой залепетали Иван и Глеб.

– Сегодня не было – завтра случится… При таком вашем отношении…

– Никак нет, од-сун! Этого больше не повторится! – выпалил Голицын.

– Дайте нам шанс исправиться! – горячо поддержал друга Соколов. – Мы не подведем!

– Не подведете, говорите?.. – медленно, словно раздумывая, проговорил куратор. – Ну, а если снова скандал?

– Тогда как прикажете – первым же транспортом… К тамбовским волкам…

– Ну что же… – Гайдуков помедлил. – В конце концов, все хорошо, что хорошо кончается… Ладно, так и быть, считайте это первым и последним предупреждением. В следующий раз не посмотрю, что ваша отправка ослабит всю делегацию. Нет ничего хуже, чем соратник, на которого нельзя положиться!

– Мы не подведем, од-сун! – повторил Глеб.

– На будущее запомните, – уже совсем другим тоном проговорил Гайдуков, и Иван понял, что гроза все же миновала. – Чтобы не оказаться втянутым в битву на заведомо проигрышных условиях, все риски необходимо просчитывать заранее. Заранее! С того момента, как вы оказались в одном зале с курсантами из других делегаций – причем оказались в явном меньшинстве, да еще в то время, когда они вольно или невольно ощущают себя хозяевами – конфликт, в той или иной форме, был практически неминуем. Так что это не вас спровоцировали, товарищи курсанты, это вы спровоцировали конфликт. И что еще хуже – сами же оказались к нему совершенно не готовы. Вам все ясно?

– Так точно!

– Хорошо. Теперь о том, что делать дальше, – проговорил куратор. – Есть какие-то мысли?

– На счет чего, од-сун? – не понял Глеб.

– Как это на счет чего?! – вновь нахмурился Гайдуков. – Вы же бросили вызов и американцам, и Западной Европе! От имени всей делегации, между прочим! Кстати, кто дал вам на это право?

– Этого требовала ситуация, од-сун! – твердо проговорил Иван.

– На этот раз я с вами согласен, – кивнул кавторанг. – И все же, Голицын, смотрите, чтобы такого рода самодеятельность не вошла у вас в привычку! Итак, какие будут предложения?

– А какие тут могут быть предложения? – произнес, несколько осмелев, Иван. – Ход за ними. Пусть выбирают вид спорта – и начнем тренироваться.

– Если только на тренировку будет время, – усмехнулся Гайдуков. – А что касается «выбора оружия» – не все тут, оказывается, так просто. Как я понимаю, альгерды несколько… скажем так, шокированы происшедшим и решили взять весь процесс под свой контроль. Тем более, что это уже не внутреннее дело четырех делегаций. Австралия и Япония также изъявили желание участвовать в поединке. Думаю, не останется в стороне и Китай. Поэтому через полчаса нард Шидд ждет в большом зале по два представителя от каждой делегации – с предложениями по формату соревнования. Точнее, – куратор взглянул на часы, – уже через пятнадцать минут.

– Од-сун, правильно я понимаю, что два представителя от делегации – это мы и есть? – вездесущий Глеб всего на миг опередил с этим вопросом Ивана.

– А вы как думали? – хмыкнул Гайдуков. – Сами эту кашу заварили – сами и расхлебывайте. По-быстрому переговорите с товарищами, определитесь с видом спорта – и бегом на прием к Начальнику Школы!

Против обыкновения в большом зале стояли скамьи – ровно семь – по числу национальных делегаций, каждая длиной – только-только уместиться вдвоем. Глеб и Иван, пришедшие первыми, заняли крайнюю слева – самую дальнюю от входа. Почти следом за ними появились китайцы – юноша и девушка, за теми – индусы Сварам и Далджит Сингхи.

Голицын и Соколов переглянулись, затем, без слов поняв друг друга, дружно поднялись со своих мест и подошли к сикхам.

– Сварам, спасибо тебе за то, что поддержал нас, – проговорил, приблизившись к индусу, Иван.

– Это был мой долг сикха, – пожал плечами тот, но было видно, что получить благодарность, да еще в присутствии Далджита, ему весьма приятно.

– Все равно спасибо, – повторил Голицын.

– Если бы не ты – началась бы драка и нас бы просто выперли из Школы, – по-простому добавил Соколов.

– Я был готов к бою, – с напускной невозмутимостью ответил Сингх. – И даже немного сожалею, что его так и не произошло. За это, кстати, вам следует благодарить не меня, а отважную госпожу Маклеуд. Вот, кстати, и она!

Друзья обернулись: в сопровождении высокого юноши – того самого, что помог латышу выбраться из бассейна, но в самом конфликте никакого участия не принимал – в зал вошла Эмма. Кивком указав своему спутнику на свободную скамью – тот тут же послушно сел – она направилась прямиком к их русско-индийской группе. Сердце Ивана вновь учащенно затрепетало.

– Привет, Далджит! – поздоровалась девушка с единственным из них, с кем сегодня еще не встречалась.

– Здравствуйте, Эмма, – вежливо поклонился в ответ индус.

– О чем трем? – поинтересовалась Маклеуд.

– Мы как раз обсуждали, что вы спасли нас всех от неминуемого отчисления, мисс, – поспешил ответить Глеб. – Огромное спасибо от меня и от моего друга. – Соколов кивнул на Ивана, у которого словно ком в горле застрял.

Голицын покраснел.

– Не стоит благодарности, – замотала головой Эмма. – К тому же, это же Эллис привела куратора, я ей всего лишь вовремя намекнула… А вот вам спасибо, что проучили, наконец, этого слизняка Краулиньша. Знали бы вы, как он меня бесит!

– Всегда к вашим услугам, мисс, – в свою очередь покачал головой Соколов.

– «Мисс» оставьте для Сары Гринч. А меня зовут Эмма!

– Очень приятно. Глеб.

Они обменялись рукопожатиями.

– Я, собственно, к чему, – проговорила затем Маклеуд. – Вы какой вид спорта будете предлагать? – спросила она, обводя глазами собеседников.

– Мы – футбол, конечно! – ответил первым Глеб. – Спорт номер один в мире!

– Точнее – мини-футбол, – нашел, наконец, в себе силы хоть что-то выдавить Иван. – Потенциальных игроков-то всего шесть!

Это решение российская делегация приняла единогласно. Все они имели какой-никакой опыт игры во дворе, а Пашка Хохлов, как выяснилось, даже успел три года отзаниматься профессионально – в детской школе ЦСКА.

– А вы, Эмма? – тут же задал встречный вопрос Соколов.

– Наши проголосовали за крикет, – как-то не очень весело ответила Маклеуд. – Только вот, боюсь, вряд ли он пройдет…

– Да уж, – протянул Глеб. – Я, например, знаю только, что есть такая зажигалка…

– Это очень увлекательная игра, – горячо заговорила девушка. – И не очень сложная! Игроков, правда, должно быть больше шести, но думаю, что это дело поправимое. Можно и вшестером сыграть… А у вас какое предложение? – Эмма повернулась к сикхам. – Тоже, наверное, футбол?

– А вот и не угадали! – широко улыбаясь, проговорил Сварам. – Наша делегация выступает за… – он выдержал весьма эффектную паузу и затем торжественно объявил, – крикет!

– Вау, здорово! – не смогла сдержать восторга Эмма. – Да здравствует наследие Британской Империи!

– Гм, похоже, мы чего-то в этой жизни не понимаем, – удивленно пробормотал Глеб.

– Два – один в пользу крикета! – объявила Маклеуд. – Да, это уже что-то. Сама не ожидала, – призналась она. – Итак, – девушка обернулась к русским, – если мы не хотим в итоге играть в бейсбол или – пуще того – в американский футбол, советую присоединиться к нашему юго-восточному блоку!

– Так-то оно так… – задумчиво протянул Глеб. – Бейсбол нам самим даром не сдался. Но крикет!.. Мы и названия-то такого не слышали, верно, Ваня? – он посмотрел на Голицына, и тот кивнул, хотя, по правде говоря, название вида спорта «крикет» ему слышать приходилось. Впрочем, не более, чем только название. – Может быть, все-таки футбол? – заискивающим тоном спросил он.

– У нас в делегации трое девушек, – заметила Эмма.

– Ну и что с того? – Соколову показалось, что возражает она не слишком решительно, и он поспешил развить наступление. – Бывает же и женский футбол!

– Бывает и женский бокс! – отрезала Маклеуд. – И даже женская тяжелая атлетика! – по тону девушки было ясно, что все эти виды, равно как и женский футбол, стоят для нее в одном ряду и равно ей омерзительны.

– Боюсь, что у нас нет права изменить решение, – виновато проговорил Иван. Слова Гайдукова об излишней самодеятельности не шли у него из головы. – По крайней мере, в первом туре голосования…

– А вы уверены, что будет несколько туров? – чуть насмешливо спросила Эмма.

– А почему нет? – вновь обрел твердую почву под ногами Глеб. – Много ли в мире сторонников бейсбола?

– Хорошо, если так, – кивнула Эмма. – Но во втором круге вы нас поддержите?

– Или вы нас, – поправил ее Соколов. – У кого будет больше шансов.

– Договорились! – Эмма протянула вперед руку ладонью вверх.

Иван, Глеб и оба Сингха положили сверху свои. Рука Голицына оказалась в самом низу – прямо на ладони девушки. В следующее мгновение мощный электрический заряд пробил его кисть, горячим огоньком метнулся к локтю, оттуда – к плечу, и разлился теплом где-то в районе сердца. И что, никто не видел молнии?

Нард Шидд вошел в зал и занял место в кресле на возвышении.

– Прошу представителей делегаций огласить их выбор, – сразу же, без предисловий, перешел к сути вопроса Начальник Школы. – Начнем с вас, – альгерд указал на скамью с противоположного от русских края.

– Мы предлагаем бейсбол, аш-марол! – произнесла, поднявшись на ноги, Джулия Куин. Вместе с ней американцев представлял в зале Тед Гор. Трудно сказать, стояло ли за этим сознательное желание делегации сгладить конфликт, или же это была просто случайность, но отсутствие их недавних оппонентов Ивана вполне устраивало. – Бейсбол – это такая…

– Я знаю, что такое бейсбол, – оборвал ее нард Шидд. – Надеюсь, и остальным присутствующим это тоже известно. Следующий, – он указал на соседнюю скамью.

– Волейбол, аш-марол! – со своего места поднялся один из китайцев.

– Ясно. Следующий!

В течение нескольких ближайших секунд Европейский Союз устами Курта Фрица – кстати, вторым делегатом у них был Збышек Мазовецки – предложила футбол, Япония – из солидарности с Америкой, что ли? – бейсбол, Индия и Австралия, как и ожидалось – свой пресловутый вид спорта имени одноразовой зажигалки.

От имени России Иван добавил один голос за футбол.

– Итого, мнения разделились, – заключил, выслушав все делегации, Начальник Школы. – Что ж, мы так и думали… – Нард Шидд встал и жестом остановил курсантов, поспешивших последовать его примеру. – К слову, в основе такого результата – та же самая причина, по которой Земля пока не готова войти в состав Альгера… – Начальник Школы умолк, словно намеревался назвать эту причину, но затем почему-то передумал. – На данном этапе, учитывая все обстоятельства, мы стремились устранить соревновательный элемент во взаимодействии национальных делегаций, – продолжил он, резко перескочив на другую тему. – Но, видимо, внутренняя конкуренция для вас слишком органична. Нам известно, что несмотря на настоятельные рекомендации руководства Школы, вами ведется неофициальный подсчет баллов, набранных в целом делегациями. Не представляю, как вы собираетесь использовать результаты… А теперь еще эта ваша идея с соревнованиями… И ни тени согласия в вопросе о виде спорта! В общем, решение нами принято такое. Хотите конкуренцию – вы ее получите! Но так, чтобы с максимальной пользой для всех. Самый популярный вид спорта в Альгере – это криск. Обучение ему – а оно, разумеется, включает и соревнования – мы планировали ввести в программу, начиная с третьего курса. Вы вынудили нас поторопиться. Что ж, наверное, так сразу и следовало поступить. Итак, начиная с завтрашнего дня вы можете приступить к тренировкам. Через два месяца – начнем розыгрыш Кубка Школы, который продлится до начала лета. Правила игры и методика тренировок будет выложена на ваши компьютеры. Ознакомьтесь – и можете начинать формировать команды. Традиционно в них состоит по шесть человек, включая пять игроков основного состава и одного запасного. На всякий случай подчеркну: не обязательно составлять команду исключительно по национальному признаку! Впрочем, честно говоря, в вашем случае ничего иного я уже и не жду. Посмотрим, сможете ли вы меня удивить… За сим все, курсанты. Не смею вас больше задерживать!

– Ну что же, – проговорил Иван, когда, попрощавшись с сикхами и проводив Эмму до австралийского жилого сектора – предложил, разумеется, Глеб, Голицын на это ни за что бы не осмелился, – они с Соколовым, наконец, направились к себе. – Не самый худший вариант. По крайней мере, не бейсбол.

– Угу, – кивнул Глеб. – И даже не зиппо.

– Крикет, – поправил друга Голицын.

– Ну! А я что сказал?

 

11

– Криск зародился в эпоху наших первых крупных орбитальных станций, – вещал с экрана нард-кор Доол, щуплый, немного суетливый преподаватель навигации и связи – и по совместительству, как выяснилось, бывший профессиональный спортсмен – а на вид-то и не скажешь! Скорее на эту роль подходил Фантомас анш Жиы с его отточенными движениями и быстротой реакции, но тот как раз, наоборот, относился к национальному виду спорта инопланетян с почти нескрываемым скепсисом – единственный среди альгердов, кстати. – Когда они стали достаточно велики, чтобы вместить не только постоянный экипаж, но и их семьи, но при этом еще не столь совершенны, чтобы иметь искусственную гравитацию.

– Что-то у меня возникло нехорошее предчувствие, – мгновенно отреагировал на его последние слова Пашка Хохлов.

Они шестеро находились в небольшой – три на три метра – комнате, абсолютно пустой, если не считать большого плоского экрана на стене, транслирующего изображение преподавателя – в полный рост и в натуральную величину, так что, если не присматриваться слишком пристально, казалось, что аш-сун военно-космических сил присутствует в помещении лично. Разумеется, это было не так, более того, нард-кор Доол, вероятно, вообще был в этот момент занят каким-нибудь совершенно другим делом, и к курсантам обращалась его электронная копия – вроде того, как электронные дубли нарда Орна руководили одновременно тремя занимающимися на пилотажных тренажерах учебными экипажами.

– Во время долгого пребывания в невесомости необходимы регулярные физические тренировки – чтобы не возникало атрофии мышц, – продолжал между тем преподаватель. – Если речь идет о специалистах-профессионалах, тем более – военных специалистах, особых проблем не возникает – это часть их работы или службы. Но когда на станциях появляется гражданское население – семьи сотрудников – появляется необходимость в ином, более тонком подходе. Заставить членов семей – женщин, детей, а иногда и стариков – часами выполнять достаточно однообразные и внешне бессмысленные упражнения на тренажерах, конечно, тоже можно, но пройдет совсем немного времени – и большинство из них сбежит обратно на планету. Соответственно, серьезно пострадает моральное состояние оставшихся на станции специалистов… Было предложено множество способов решения данной проблемы, одни из них оказались довольно успешными, другие, как скоро выяснилось, никуда не годными, но только криск со временем перешагнул отведенные ему изначально узкофункциональные рамки и ворвался в повседневную жизнь Альгера.

Нард-кор Доол выдержал короткую паузу, затем продолжил.

– С течением времени правила криска постоянно совершенствовались, но суть оставалась неизменной. Игра идет в условиях невесомости, или, если быть до конца точным – в условиях сверхнизкой гравитации – ее значение столь невелико, что практически человеком не ощущается. Соревнуются две команды – по пять игроков в каждой, плюс один запасной. Количество замен неограничено. Задача команд – поразить базу соперника, защитив при этом свою. Выглядит база следующим образом. – Преподаватель на экране отступил немного в сторону, и за его спиной высветилась довольно громоздкая на вид конструкция. – Это главные ворота. – В центре конструкции замигал большой шестиугольник. – Через него команда проходит в начале игры, чтобы попасть в игровое пространство. После этого главные ворота закрываются. Цель противника – открыть их вновь. Для этого существуют так называемые шлюзы, – контур главных ворот на экране сделался бледнее, зато на каждом из их шести углов загорелось по кольцу. – Чтобы поразить шлюз, необходимо попасть в него специальным снарядом, – в руке нард-кора Доола появился мяч размером примерно с баскетбольный – разве что черного цвета. Преподаватель почти без замаха бросил его в ближайший «шлюз» – мяч свободно прошел сквозь кольцо, пожалуй, даже с некоторым запасом. – За каждый пораженный шлюз команде начисляется одно очко. Если до конца игры ни одна из команд не успеет поразить все шесть шлюзов и тем самым открыть главные ворота базы противника, победа присуждается команде, набравшей большее количество очков. Если же одна из команд откроет главные ворота – игра переходит во вторую стадию. Все игроки команды, включая запасного, по очереди предпринимают попытку занести мяч в ворота соперника. Именно занести, а не забить или забросить. При этом их противники располагаются вдоль стен зала и не вправе отрываться от них. Победа на второй стадии значительно более почетна, чем выигрыш по очкам. Однако если ни один из игроков команды, открывшей главные ворота, так и не сможет пройти через них с мячом, победа присуждается противнику. Возникает естественный вопрос: что же может помешать игроку пройти через ворота? Ведь соперник, как я уже сказал, прикован к стенам зала. Ответ перед вами. – В руке преподавателя вновь появился мяч, на этот раз меньших размеров – что-то вроде волейбольного. – Это называется биток – всего в игре их используется десять штук. Точным ударом битка можно сбить противника с траектории полета. В ходе предварительной стадии это не столь существенно – там часто проще самому врезаться в чужого игрока, чем выцеливать его битком – хотя и последнее не возбраняется и повсеместно используется. Но на второй стадии единственное оружие проигрывающей команды – биток. Если с его помощью удастся вынудить атакующего ворота игрока сдвинуться на одну рушу назад – это около пяти метров – его попытка считается неудачной, и он выходит из игры.

Подкинув биток вверх, нард-кор Доол вполне по-волейбольному ударил его сложенной «лодочкой» ладонью, и тот исчез из виду.

– Удар по битку можно наносить любой частью тела, – продолжил рассказ преподаватель. – Чаще всего используется удар ладонью, кулаком, а также стопой ноги или коленом. Броски битка применяются реже, так как они менее эффективны. Кроме этого, биток можно захватывать двумя руками и удерживать, прижимая к телу. В отношении снаряда это запрещено – его вы можете лишь контролировать рукой. Касаться снаряда одновременно любой другой частью тела – включая вторую руку – можно лишь не долее двух секунд и не чаще, чем один раз за время владения им.

Нард-кор Доол вновь выдвинулся в центр экрана, заслоняя собой ворота.

– Таковы вкратце правила криска. Возможно, на слух это кажется довольно сложным, однако по ходу дела вы легко их запомните, научитесь соблюдать, а когда надо – умело обходить, – преподаватель позволил себе короткую улыбку. – Но все это впереди. А сейчас лишь состоится ваше первое знакомство с невесомостью. Все вы маловосприимчивы, а то и вовсе невосприимчивы к негативным сторонам ее воздействия – это изначально было одним из условий вашего отбора. Однако на первом этапе чувство дискомфорта неизбежно. Пусть вас это не пугает. Старайтесь не делать резких движений, особенно – при поворотах головы. Дышите глубоко и равномерно. Прошу вас!

Преподаватель сделал рукой приглашающий жест, словно зазывая курсантов пройти к нему сквозь экран, как в зазеркалье, но прежде, чем кто-либо успел по-настоящему удивиться, тот помутнел, и в следующее мгновение раскрылся, словно диафрагма фотоаппарата, освободив проход в форме шестиугольника. «Главные ворота!» – мелькнуло в голове Ивана.

Оказавшийся ближе всех к проходу Пашка Хохлов неуверенно оглянулся на товарищей.

– Давай, – Сергей Меньшиков слегка подтолкнул его к воротам. – Не задерживай очередь!

– Да я что, я могу и пропустить, раз торопишься! – буркнул Хохлов, однако ничего подобного делать не стал, решительно шагнул в проход и тут же исчез из поля зрения Ивана. – Ой-ё! – донесся из-за ворот возглас не то восторга, не то ужаса.

– Ну, если че – считайте коммунистом! – пробормотал Меньшиков и не столько шагнул, сколько прыгнул вслед за другом.

– Не люблю коммунистов, – Глеб также проследовал через ворота. Теперь ближайшим к ним был Голицын.

На всякий случай выставив вперед руку и слегка втянув голову в плечи, Иван в три шага миновал ворота.

Первым ощущением было падение – падение вниз головой. Дыхание перехватило – какое уж там «дышите глубоко и равномерно»! В груди у Ивана образовался тугой ком, не замедливший двинуться в сторону горла, и Голицын всерьез испугался, не является ли тот его утренним завтраком.

Приложив титанические усилия, Ивану все же удалось загнать его обратно вниз. Точнее – вверх: по всем признакам он так и продолжал лететь в пропасть – головой вперед.

Голицын запрокинул голову, пытаясь разглядеть приближающееся дно, и от резкого движения его тут же замутило. Зажмурившись, Иван заставил себя глубоко вздохнуть: раз, другой, третий… Наконец тошнота отступила, и он вновь открыл глаза.

Как выяснилось, никуда-то он особо и не падал. Скорее – медленно скользил вдоль пола (или стены?), не приближаясь, но и не удаляясь. Протянув руку, Иван попытался ухватиться за нее, но не достал каких-то полметра. Голицын дернулся, стремясь рывком покрыть это расстояние, но лишь завертелся волчком. Стена замельтешила перед глазами, и вновь подкатила тошнота.

Сосредоточив все свое внимание на отчаянной борьбе с ней, Иван отвлекся, поэтому неудивительно, что внезапное завершение полета оказалось для него полным сюрпризом. На пути его вдруг встала стена – не та, до которой несколько секунд назад он тщетно пытался дотянуться, а другая, расположенная перпендикулярно первой. С размаху врезавшись в нее спиной – от травм Голицына уберегло лишь мягкое пружинящее покрытие – Иван судорожно взмахнул руками и – о, чудо! – пальцы наткнулись на что-то вроде гибкой матерчатой петли и сами собой сжались. Последовал рывок – это, оттолкнувшись от стены, его тело попыталось продолжить полет в противоположном направлении – но петля держалась крепко и, болтая ногами, Голицын завис, словно воздушный шарик на веревочке.

Ну что же, по крайней мере, он, наконец, обрел опору.

Медленно подтянувшись, Иван нащупал на стене еще одну петлю, за которую и не замедлил ухватиться второй рукой, а затем и третью – за нее он уцепился ногами. Приступ тошноты, кажется, миновал, хотя ощущение перевернутости всего окружающего не проходило. К тому же заложило нос – как при насморке. Впрочем, опасаясь возвращения тошноты, дышать Голицын все равно предпочитал ртом.

Решив, что пришло время осмотреться, Иван медленно повернул голову.

Он находился на полу (а может быть, и на потолке – по крайней мере, это было бы куда ближе к его внутренним ощущениям) огромного, освещенного мягким, чуть мерцающим светом прямоугольного зала. Сзади и чуть левее, на торцевой стене, виднелся яркий шестиугольник главных ворот, через которые Иван сюда и попал. Голицын перевел взгляд в противоположную сторону: так и есть, точно такой же шестиугольник и в другом конце. Типа, ворота соперника. Противника, впрочем, в поле зрения не наблюдалось – в отличие от своих, в беспорядке разлетевшихся во все стороны.

Метрах в десяти позади себя, на том же полу-потолке, Иван сразу же заметил Глеба. Соколов висел, вцепившись обеими руками в одну из петель, и выглядел при этом, надо признать, весьма нелепо. «Впрочем, наверное, как и я сам», – подумал Голицын и, осторожно отцепив левую руку, слегка помахал ею товарищу. Тот, найдя, наконец, опору для одной из ног, столь же аккуратно махнул в ответ.

Убедившись, что с лучшим другом все в порядке, Иван принялся отыскивать глазами остальных. Меньшиков и Климов все еще дрейфовали в пространстве, время от времени резким телодвижением пытаясь изменить свой курс, но тем самым лишь усугубляя свое положение. Генка Семак долетел до самых вражеских ворот и теперь парил над ними, придерживаясь рукой за один из шлюзов. Что же касается Пашки, то он, похоже, с невесомостью уже вполне освоился. Со смесью удивления и зависти Голицын наблюдал, как Хохлов, сгруппировавшись, оттолкнулся ногами и стрелой устремился через зал. В несколько секунд достигнув противоположной стены, Пашка ловко ухватился руками за петли и повис, улыбаясь во весь рот – явно очень собой довольный.

Задорно помахав рукой Глебу с Иваном, Хохлов вновь стартовал и унесся в сторону зависшего над воротами Семака.

Голицын бросил быстрый взгляд на Соколова. Словно прочтя его мысли, Глеб кивнул, и вытянув руку, принялся отгибать пальцы. Один… Два… На счет три друзья одновременно оттолкнулись от стены – Иван едва заставил себя расцепить руки – и понеслись через зал.

Точнее, что касается Глеба, так оно и было: по кратчайшей траектории Соколов устремился к противоположной стене. Что же до Ивана, то ему повезло гораздо меньше: на пути у него, откуда ни возьмись, выросло распростертое тело так никуда и не приткнувшегося здоровяка Меньшикова. Словно подстреленная птица, Голицын отчаянно замахал руками, силясь избежать столкновения, но все было напрасно: единственное, чего он достиг, это врезался в Сергея не головой, а ногами.

Меньшиков громко выругался – и это были первые слова, услышанные Иваном в зале – да и самому ему как-то не приходило в голову, что здесь можно разговаривать. Отскочив друг от друга, словно шары на бильярде, курсанты помчались в противоположные стороны. Невесть откуда взявшаяся стена навалилась на Голицына, пронеслась над головой и довольно чувствительно ударила по хребту. Руки Ивана бешено заскребли по ней, ища заветную петлю, но промахнулись, и полет продолжился в обратную сторону – только с еще более сильным вращением.

Стены, пол, ворота, курсанты калейдоскопом мелькали перед глазами Голицына. Он окончательно потерял ориентацию в пространстве, а с ней – и самообладание. К тому же, вновь напомнил о себе, рвясь наружу, так неосторожно съеденный утром – и весьма плотный – завтрак. Так что, наверное, ничего удивительного в том, что стена вновь появилась перед Иваном совершенно неожиданно, не было. Голицын вскинул руки, заслоняясь от неминуемого удара, как вдруг какая-то сила рванула его назад.

– Ну что, накувыркался? – с улыбкой спросил Глеб. Вытянув руку, он держал друга за шиворот комбинезона, словно кутенка.

Стиснув зубы, Иван не ответил. Его противостояние с завтраком как раз вступило в решающую стадию, а резкое торможение едва окончательно не склонило чашу весов не в пользу курсанта.

– Видел бы ты, какой у Меньшикова фингалище под глазом! – заявил между тем Соколов. – Обещал, что если узнает, кто это его так – прибьет без разговоров. Только как тут узнаешь? – хитро подмигнул Глеб другу.

Все, на что оказался способен Иван – слабый кивок.

– Прошу внимания! – голос нард-кора Доола громовым раскатом разнесся по залу. Создавалось впечатление, что идет он сразу со всех сторон, включая ближайшую стену. – Я вижу, все вы, наконец, смогли зафиксировать свое положение у стены. Поздравляю. Ну а сейчас приступим к отработке первого упражнения. Обопритесь на ноги, правую руку вытяните вперед, левой можете пока придерживаться за стену. Готовы? Теперь наметьте себе цель у противоположной стены и, оттолкнувшись, постарайтесь достичь ее. Приготовились… Марш!

 

12

Ежедневные тренировки по криску добавились в школьное расписание сверхурочно – формально они оставались делом добровольным, – остальные же занятия так и шли своим чередом, принося в копилки курсантов заветные призовые баллы – когда больше, когда меньше. Труднее всего Ивану давались психотехника и навигация, на которой нард-кор Доол требовал от своих учеников заучивать наизусть бесконечные колонки пяти-шестизначных чисел – координаты звездных объектов. С другой стороны, с уроков пилотажа Голицын ни разу не уходил, пополнив свой лицевой счет менее чем восемью очками. Ни разу – до одного происшествия, случившегося в самом конце октября.

В тот день, как обычно, Иван и Глеб работали в паре – добиваясь идеальной слаженности командных действий, нард Орн тасовал экипажи лишь в исключительных случаях. Привычно заняв давно ставшее его законным место первого пилота «Эльметаша» – между собой курсанты почему-то называли катер «Эсмеральда» – вроде, не так чтобы и созвучно? – Голицын включил обзорные экраны и запустил двигатели. Тем временем устроившийся в соседнем кресле Соколов погрузил в приемник штурманского устройства флешку с их полетным заданием.

– Катер к взлету готов, первый пилот, – доложил он, убедившись, что вся необходимая информация поступила в бортовой компьютер.

– База, я второй, катер к взлету готов, – произнес Иван, извлекая из гнезда ручку управления. – Разрешите взлет?

– Второй, я база, взлет разрешаю, – на экране связи на несколько секунд появилось лицо нарда Орна. В отличие от первых тренировок, когда каждое действие курсантов требовало его непосредственного контроля, в последнее время преподаватель предпочитал не мозолить им глаза без нужды – как это и происходило бы в реальном полете.

– Понял вас, база!

Легкий наклон джойстика, аккуратное касание пальцем кнопки ускорения – и вот катер уже плавно отрывается от земли. Слегка качнув псевдокрыльями – совсем чуть-чуть, дабы не дать преподавателю придраться к себе за исполнение бессмысленного маневра, но при этом соблюсти старинный пилотский ритуал – Иван стремительно набрал необходимую высоту и, перейдя в горизонтальный полет, проговорил:

– Автопилот?

– Автопилот готов, первый пилот! – немедленно откликнулся Глеб.

– Передаю управление автопилоту!

Щелчок переключателя – и можно возвращать ручку управления обратно в гнездо. Хотя нет, надо сначала еще кое-что уточнить.

– Второй пилот, расчетное время до цели? – задал дежурный вопрос Голицын.

– Пятьдесят семь минут, первый пилот!

Вот теперь и правда можно – и даже нужно – с чистой совестью отложить джойстик. А вот если бы было десять минут или меньше – ручку управления следовало бы оставить наготове.

Полет на автопилоте – самое скучное, к тому же – совершенно бесполезное времяпрепровождение. Разговаривать на посторонние темы запрещено, а тем непосторонних попросту не находится – сиди себе, тупо смотри на экран, да сверяйся время от времени с приборами. Да и то больше для самоуспокоения – случись вдруг что, автоматика все равно отреагирует значительно быстрее человека. В общем, вполне могли бы в учебном полете этот этап и подсократить. Но нет, хотят, видимо, чтобы все было как по-настоящему.

Но вот, наконец, эти бесконечные пятьдесят семь минут истекли.

– Катер в заданном районе! – прервал молчание Соколов.

– Второй пилот, приготовьтесь к захвату цели, – распорядился Иван, приготовив джойстик.

– К захвату цели готов, – доложил Глеб.

– Боевой разворот! – положив катер на крыло, Голицын принялся закладывать вираж.

– Цель захвачена! – продолжал между тем докладывать его друг. – До пуска шесть секунд… пять… четыре… О, черт!

– Что такое?! – рявкнул Иван, непроизвольно поворачивая голову к своему второму пилоту.

– Отбой атаки! – дрогнувшим голосом проговорил Глеб.

– Принято отбой атаки, – автоматически отреагировал Голицын. – Выхожу на исходную… Что у тебя стряслось? – с беспокойством спросил он, когда катер вновь стал набирать высоту.

– Смотри сам, – Соколов щелкнул переключателем. На главном экране тут же появилось до боли знакомое изображение: стоящая посреди плотной серой городской застройки красная треугольного плана крепость на берегу неширокой реки.

– Что это?! – не смог сдержать удивления Иван.

– Наша цель, – буркнул Глеб.

– Какая еще, нафиг, цель?! Это ж Кремль!

Золотые купола соборов за стеной, прямоугольник Красной Площади, аппендикс Кутафьей башни… А рядом – Храм Василия Блаженного, ГУМ, Манеж… Выглядит все это сверху, конечно, не совсем привычно – но вполне узнаваемо.

– Ты поразительно догадлив! Это Московский Кремль. И это – наша сегодняшняя цель.

– Наверное, какая-нибудь ошибка, – нахмурился Голицын. – Не могли же они в самом деле…

– Никакой ошибки, – уверенно покачал головой Соколов. – Я все проверил.

Автоматика «Эсмеральды» доложила, что катер вышел на исходную позицию для атаки.

– Да, засада… – пробормотал Иван. – Похоже, на вшивость проверяют…

– Похоже… – согласился второй пилот.

Стремительно летели секунды. Решение требовалось принять немедленно – они и так уже потеряли массу времени.

– В конце концов, это ведь всего лишь виртуальная модель… – не очень уверенно проговорил Голицын. – Что случится, если мы и пальнем по ней?

– Не, я пас, – Глеб демонстративно убрал руки с пульта.

– Не понял… А то, что у нас, типа, приказ?

– Да не могу я! – почти крикнул Соколов. – Хочешь – сам пальни – мешать не стану.

– Да это же все не взаправду! – Иван потянулся было, чтобы переключить управление бортовым вооружением на себя, но рука его остановилась, так и не дойдя до цели. – Как в компьютерной игре! Ты что, на компьютере никогда за немцев не играл? Или за пиндосов?

– Никогда, – тихо, но твердо ответил Глеб, глядя другу прямо в глаза. – Всегда только за наших.

– И откуда ты только такой взялся на мою голову… – Рука Ивана вновь дернулась к пульту, но опять отпрянула – словно что-то мешало его пальцам дотронуться до рокового переключателя. Несколько секунд прошли в этой незримой, самому Голицыну не до конца понятной борьбе, затем его кисть метнулась в сторону, убирая с экрана изображение странной цели. – А, черт с тобой! Ты, значит, у нас весь из себя правильный, а я что, рыжий?! Возвращаемся!

На обратном пути никто не проронил ни слова – как того и требовала инструкция.

– Командир экипажа, доложите о выполнении боевой задачи! – выражение лица нарда Орна не предвещало проштрафившимся курсантам ничего хорошего.

– Ив-марол, задание не выполнено! – сообщил Иван преподавателю то, что тому, безусловно, и без того было отлично известно.

– Что это значит – не выполнено? Объяснитесь, курсант!

– При заходе на цель выяснилось… – бодро начал Голицын, но внезапно запнулся. За время обратного полета он так и не придумал убедительного объяснения своему поступку. – В общем, мы решили, что в полетном задании ошибка, ив-марол! – выпалил Иван.

– Ошибка в полетном задании? И что заставило вас так решить, курсант?

– Но… Ив-марол… Цель…

– Что – цель?

– В качестве цели атаки был указан Московский Кремль…

– И что?

– Но… Ив-марол, представьте, что вы получили в качестве целеуказания Дворец Нации в материнской системе Альгера, – набравшись смелости, поднял глаза на преподавателя Голицын.

– Это не ответ, курсант, – отрезал нард Орн. – Это – встречный вопрос. Впрочем, отвечу вам на него. Получив от командования цель, я, не задумываясь, поразил бы ее. Будь это хоть мой родовой замок, хоть Дворец Нации, хоть Пантеон Славы – что угодно! Офицер Альгера обязан всецело доверять своему командованию! Всецело! Находясь на боевом задании, вы не владеете – и не можете по определению владеть – стратегической обстановкой во всей ее полноте. Раз вам указана цель – значит, там враг! Промедлите – он ударит первым. И не обязательно по вам – по вашим боевым товарищам, по мирным жителям. Ударит внезапно, в спину – потому что никто не будет ожидать, что вы свой долг проигнорируете.

– Но, ив-марол… Что врагу делать в Московском Кремле?.. Это не военный объект…

– А это уже не вашего ума дело, курсант! Ваша задача – выполнить приказ. А раз он был отдан – значит, для этого имелись более чем достаточные основания!

– Но, ив-марол…

– Отставить возражения! – неизменно сдержанный альгерд распалялся прямо на глазах. – Офицер, не доверяющий своему командованию – ненадежен! Таких к военно-космическим силам нельзя подпускать и на парсек! Здесь у нас каждый должен быть уверен, что его товарищ полностью выполнит свою задачу, свой долг. Это – основа нашей армии. И если она вас чем-то не устраивает – вам здесь нечего делать! Вам ясно, курсант?! – яростно сверкнул глазами нард Орн.

– Ясно, ив-марол! – пролепетал Голицын.

– Надеюсь, то, что сегодня произошло – случилось в первый и последний раз, – чуть спокойнее добавил преподаватель. – Вы допустили тягчайшее нарушение, курсант. По сути – преступление. Согласно установленным правилам, я не могу снять с вас ранее начисленные призовые баллы, но в ближайшее время на новые очки по моему предмету можете не рассчитывать. Это должно послужить вам уроком! К вам это тоже относится, курсант Соколов! То, что всю ответственность за происходящее на борту несет командир экипажа, вовсе не означает, что второй пилот может остаться безнаказанным в случае проступка, тем более – такого серьезного. Вы свободны, курсанты!

– Еще легко отделались – за преступление-то, – виноватым тоном проговорил Глеб.

– Легко? – хмыкнул Голицын. – Хорошо тебе говорить – тебе пилотаж и так почти очков не приносил. А у меня это был основной источник поступлений! Эх, плакала моя новогодняя экскурсия…

– Да ладно, придумаем что-нибудь, – положил Соколов руку другу на плечо. – Знаешь, анекдот вспомнился в тему. Мужик гуляет с маленьким сыном по Красной Площади. Малыш спрашивает: «Папа, а зачем здесь такая высокая стена?» «Это, сынок, чтобы враги не перелезли!» «Оттуда?!»

– Очень смешно! – хмуро буркнул Иван. – Просто обхохочешься.

– Ну, извини, – развел руками Глеб. По его тону было ясно, что прощения он просит за нечто большее, нежели просто за не к месту рассказанный бородатый анекдот.

Голицын не ответил.

Гораздо сильнее, чем отповедь, полученная от нарда Орна, Ивана поразила реакция на происшедшее Гайдукова. Голицыну казалось, что в данных обстоятельствах он вправе ожидать от куратора если не поддержки, то, по меньшей мере, полного понимания двигавших ими мотивов, но первые же слова кавторанга на вечернем разборе развеяли на этот счет все иллюзии.

– Ну что, слюнтяи, кишка тонка оказалась? – с порога начал Гайдуков.

– Н-не понял, од-сун… – опешил Иван.

– Не понял он! Развели вас, как маленьких детей!

– Од-сун, это вы про пилотаж? – на всякий случай уточнил Глеб.

– А про что же еще?!

– То есть, вы тоже считаете, что мы были неправы? – растерянно спросил Голицын.

– Неправы? Ха! А какие тут еще могут быть варианты?

– То есть, по-вашему, нам следовало спокойненько так отбомбиться по Кремлю?

– Вам следовало спокойненько поразить учебную цель! – передразнил кавторанг.

– Угу, – кивнул Голицын. – Сегодня – учебную, а завтра – уже и настоящую!

– Да поймите вы одну простую вещь! – вскричал Гайдуков. – Не надо им вовсе, чтобы вы Кремль бомбили! А надо будет – не сомневайтесь, желающих найдется вагон, только свистни! Еще и очередь выстроится! Они лояльность вашу проверяли! А вы – в позу! Так теперь альгерды себе и пометят: русские эти – не лояльны. Правильно, значит, что на Америку сделали ставку!

– Всякая лояльность имеет свой предел! – тихим голосом проговорил Глеб.

– Согласен! – тут же подхватил куратор. – Но зачем сразу давать всем понять, что ваш предел – в двух шагах?

Кавторанг перевел дух.

– Это прекрасно, что Кремль для вас – не просто значок на карте или старая крепость на холме, – заговорил он вновь. – Я это знаю – но и они это тоже знают! Так будьте же мудрее! Проявите военную хитрость! Что бы вы там ни творили в виртуальной реальности – от России не убудет. А вот если альгерды утратят к вам доверие – негативные последствия будут вполне реальными. Любовь к Родине, как и любая любовь – штука тонкая, часто требующая от нас не самых простых и приятных вещей. Патриотизм не в том, чтобы гордо ходить «весь в белом»! Приходится иногда и запачкаться.

– Суметь бы только потом отмыться… – пробормотал Иван так тихо, что никто, кроме стоящего рядом Глеба, его не услышал.

 

13

– Знаешь, иногда я думаю, что лучше бы я сам тогда нырнул в бассейн вместо этого чертова Гундарса, – пробормотал Глеб, негнущимися пальцами стягивая с себя непослушный костюм для игры в криск, или попросту – К-комбинезон.

– Угу, а я – что вообще ввязался в эту бодягу с афрочерными громилами, – буркнул Иван.

После очередной изнурительной тренировки в невесомости они оба едва держались на ногах. До первой игры сезона – против команды Китая – оставалось всего три дня, а мастерство российских игроков по-прежнему, мягко говоря, оставляло желать много и много лучшего. Имелась, правда, надежда, что и их соперник подойдет к матчу не в самой идеальной форме, но и та была невелика – по слухам, расползавшимся по Школе, словно дождевые черви после летнего ливня по асфальту, к этому моменту курсанты из Поднебесной освоили криск лучше всех остальных. Не вполне ясно, правда, кто бы мог такое сравнение провести, но не говорили же, к примеру, что лучшие на сегодня – это русские, или, скажем, индусы!

Итак, до матча команд «Варяг» и «Цзе ши хуань хунь» оставалось ровно три дня. Да именно так: смирившись с тем, что команды сформировались строго по национальному признаку (кто бы сомневался!), администрация Школы потребовала, чтобы им хотя бы были присвоены нейтральные наименования. Название «Варяг» возникло у россиян сразу же. Гайдуков, правда, высказал некоторые сомнение, что оно достаточно нейтральное, но, вроде, прокатило. Американцы назвали свою команду «Freedom», то есть «Свобода», Европа обзавелась очередным «Конкордом» – «Согласием». Что там придумали индусы, японцы и австралийцы, Иван точно не знал – кажется, у японцев было что-то про сакуру, цветущую на южном склоне Фудзиямы – по-японски, разумеется. А вот название китайской команды в переводе звучало несколько нелепо и мрачно: «Позаимствовать труп, чтобы вернуть душу».

– Это древняя китайская мудрость, одна из знаменитых тридцати шести стратагем, – пояснил своим удивленным курсантам Гайдуков. – Ее смысл неоднозначен. Один из вариантов – менять средства, не затрагивая системы. Что-то вроде: наливать новое вино в старые мехи. Специфика востока: у нас, как известно, исстари принято делать как раз наоборот. Возможно, этим они хотели сказать, что при помощи нового средства – криска – будут проводить старую идею – собственное первенство… Другой смысл этой стратагемы подразумевает необходимость использования любых доступных средств для решения поставленной задачи. То есть нас предупреждают, что не следует особо ждать от них «файр плэй»… А вообще, черт их разберет, этих китайцев! – оптимистично заключил кавторанг.

Регламент Кубка Школы предусматривал игру по олимпийской системе – на вылет. В четвертьфиналах, помимо русско-китайской пары, должны были встречаться Япония с Австралией и Индия с ЕС. Соперником США, которым случайно или намеренно пары не хватило, должна была стать команда, проигравшая свой первый матч с наименее крупным счетом. Четвертьфинальные матчи были назначены на ноябрь, полуфиналы – только на март, а финал и вовсе должен был состояться не ранее июня – так что время для подготовки еще будет. Если, конечно, не вылететь из турнира после первой же игры.

– Ну, что на ужин? – спросил Соколов, плотно застегивая повседневный форменный комбинезон.

– А есть варианты? – контрастный витаминизированный душ придал Ивану сил, но ноги по-прежнему немилосердно гудели, а движения рук давались с таким трудом, что приходилось опасаться, удержат ли пальцы вилку, не говоря уже о подносе.

– Всегда есть варианты. Можно пойти в столовку и съесть ужин, а можно ужин прогулять, и тогда на вечернем разборе Гайдуков сожрет с потрохами уже нас.

– Подавится, – Голицын поднялся. Вариантов и в самом деле особо не было.

В ресторанном зале Глеб уже привычным путем направился к ломящемуся от разносолов привилегированному столу – за все время учебы Соколов лишь однажды лишился места за ним, но уже на следующий же день состоялось его триумфальное возвращение. Иван же, бросив беглый взгляд на табло – не дежурный (это плюс), Эмма не рядом (это, ясно, минус) – пристроился в очередь за подносами. После того, как нард Орн, выполняя свое обещание, перестал снабжать Голицына очками – лишь однажды не утерпел и расщедрился на пять баллов, но тогда Иван и правда продемонстрировал воистину виртуозный пилотаж – выше четвертого стола с конца он уже не поднимался. Не все гладко обстояло и в общекомандном зачете. Второе место, еще месяц назад отыгранное у сильно сдавших американцев – вслед за россиянами их сумели обойти и японцы – они худо-бедно пока сохраняли, но отставание от неизменно лидировавших китайцев, начавшее было понемногу сокращаться, вновь приобрело характер необъятной пропасти.

Поставив на поднос полученные на раздаче тарелку и стакан с напитком, Иван двинулся к назначенному ему столу. Сегодня – третьему от конца. Почти все места за ним были уже заняты. Мысленно порадовавшись, что традиционные недруги вновь не будут сегодня его соседями – оба негра прочно оккупировали последние две строчки в таблице, и, соответственно, дежурный стол, Мазовецки и Краулиньш были где-то далеко впереди, а на оставшихся двух-трех подпевал ему было, по большому счету, наплевать, Иван кивнул Джеймсу Гранту, Теду Гору и Курту Фрицу, и пожал руку Далджиту Сингху. Последним подошел высокий австралиец по фамилии не то Хант, не то Хантер – тоже, в общем-то, личность вполне нейтральная.

В ожидании традиционного торжественного выхода преподавателей каждый убивал время как умел: Грант и Гор о чем-то негромко переговаривались, немец сосредоточенно ковырял вилкой крышечку тарелки, сикх задумчиво смотрел куда-то сквозь австралийца, который, в свою очередь, шарил глазами по быстро наполняющемуся залу. Наконец, словно найдя то, что искал, взгляд Ханта-Хантера перестал блуждать. Машинально проследив за ним, Иван увидел Маклеуд.

В груди у Голицына неприятно кольнуло. Мало того, что Эмма за одним столом с Краулиньшем, так еще эта дылда австралийская на нее пялится. За день не насмотрелся?

Внезапно прямо на глазах Голицына девушка стремительно вскочила со своего места, едва не опрокинув на пол поднос.

– О, Господи, Краулиньш, как же ты меня достал! – с отвращением воскликнула она на весь зал.

Все взоры тут же обратились на Маклеуд. Не обращая на них никакого внимания, Эмма подхватила со стола свой поднос и быстрым решительным шагом пересекла ресторанный зал. Цель ее движения Иван понял лишь тогда, когда девушка резко остановилась прямо у их стола.

Зал замер, затаив дыхание.

– Тони, дружище! – слегка дрожащим не то от волнения, не то от гнева голосом проговорила Эмма, обращаясь к австралийцу. – Не будешь ли ты так любезен поменяться со мной местами?

– Как это – поменяться? – опешил Хант-Хантер.

– Ты что, маленький, не понимаешь? Взять поднос и пересесть на мое место. Тебе эти ублюдки, кажется, даже симпатичны? – Эмма кивнула в сторону Краулиньша и компании.

– Ничего они мне и не симпатичны… – принялся зачем-то оправдываться Тони. – Да и при чем тут это? Это же мое место! Там – твое…

– Да какая разница! – раздраженно воскликнула Маклеуд. – Какое-то значение имеют только два стола – дежурный, – она махнула правой рукой в сторону, заставив поднос опасно покачнуться в левой, – и привилегированный, – последовал мах в противоположную сторону. – Все остальное лишь для того, чтобы мы не кучковались по странам. Поэтому я и прошу поменяться именно тебя, Тони – чтобы никто ничего не сказал о национальных пристрастиях.

Загипнотизированный ее напором, австралиец уже стал было приподниматься, но, встряхнув головой, тут же плюхнулся обратно.

– Погоди, – проговорил он, слегка нахмурившись. – Есть же правила. Место за столом определяется по табло…

– Ну и что с того?

– Как это что?! Существующий порядок…

– Если ты, наконец, перестанешь спорить, никакой порядок не пострадает, – отрезала Эмма. – Ну, так ты меняешься, или нет?

Хант-Хантер беспомощно огляделся по сторонам, словно ища поддержки у соседей за столом, и, естественным образом не найдя ее там, перевел умоляющий взгляд на сидящую среди кураторов, последнее время приходивших раньше преподавателей, Сару Гринч. Та смотрела куда-то в сторону, старательно делая вид, что все происходящее ее ни в малой степени не касается – возможно, была согласна с Эммой, а возможно, просто не хотела с ней сейчас связываться. «Да и никто бы, наверное, не захотел! – подумал Иван, глядя в пылающие глаза Маклеуд. – Пожалуй, этот Хантер-Шмантер еще неплохо держится!»

– Ты меняешься или нет? – с еще большим нажимом повторила свой вопрос девушка.

Несчастный австралиец помедлил еще секунду, затем без слов поднялся и, подхватив обеими руками поднос, молча поплелся через притихший зал.

– Ну, что примолкли? – с несколько деланной веселостью спросила Эмма, плюхаясь на место изгнанника. – Не рады моей компании? – она улыбнулась и подмигнула Ивану, окончательно лишив того дара речи.

Не встретив никакого отпора со стороны администрации Школы, действия Эммы повлекли настоящую революцию в отдельно взятом ресторанном зале. Нет, разумеется, курсанты не стали поголовно рассаживаться как попало: оплотами стабильности оставались первый и последний столы, кроме того, многие не желали нарушать установленные правила, даже не чувствуя непосредственной угрозы наказания за это. Но те, кто хотел, пользовались вновь открывшимися возможностями по полной программе.

На первом этапе явных вольнодумцев оказалось, впрочем, всего пятеро: помимо зачинщицы Эммы это была ее верная подруга Эллис Мур, преданный рыцарь Иван, а также оба Сингха. С общего молчаливого согласия они облюбовали себе место за предпоследним столом – ранее считавшимся наименее престижным, если, конечно, не считать самого последнего, попавшим за который предстояло убирать посуду. Шестое место в дружной компании оставалось вакантным: каждый вечер его занимал кто-то новый, но больше одного раза как-то пока никто не удерживался. В душе Голицын лелеял надежду, что рано или поздно к ним присоединится Глеб, но для этого тому пришлось бы распрощаться с атласной скатертью, пойти на что по доброй воле Соколов был, естественно не готов – хотя нет-нет, да и бросал на мятежный стол чуть завистливый взгляд.

Но отсутствие по соседству Глеба можно было и перетерпеть – Соколов и так болтался рядом круглые сутки, надо иногда немного и отдыхать друг от друга. В остальном же Иван был такой жизнью вполне доволен. Единственное, что немного омрачало его радость: медленное, но неуклонное перемещение имени Эммы вверх по зачетной таблице. Нет, он искренне желал девушке победы, но что случится, когда она все же ворвется в лидирующую шестерку и пересядет за привилегированный стол?

Впрочем, пока об этом можно было не думать.

 

14

Главные ворота раскрылись, приглашая команду «Варяг» вступить в игровое пространство.

Облаченные в ярко-красные К-комбинезоны, курсанты один за другим шагнули в невесомость. Возглавлял шествие Пашка Хохлов, по результатам тренировок – лучший игрок команды и ее капитан. Замыкал Сергей Меньшиков – в начале игры ему была отведена роль запасного.

Команда выстроилась возле ворот – по игроку у каждого шлюза. Диафрагма за их спинами бесшумно закрылась, отрезая путь к отступлению. Теперь до самого конца игры, что бы ни случилось, никто из них не покинет игровое пространство иначе, чем через ворота противника.

На противоположном конце поля – вообще-то, это «плоское» слово не очень подходило к трехмерной игровой зоне, но по привычке все же использовалось в разговорах сплошь и рядом – у своих ворот расположились игроки «Цзе ши хуань хунь». К-комбинезоны китайцев были ослепительно белые – так что различать соперников и игрокам, и зрителям не составит никакого труда. Кстати, о зрителях. Никаких трибун в игровой зоне, разумеется, не было, как не было и окон, однако миниатюрные камеры в трехмерной проекции транслировали изображение прямо на виртуальный стенд большого зала, перед которым, без сомнения, собрались сейчас все курсанты Школы, их кураторы, а также, вероятно, и большинство преподавателей. Первый матч сезона просто не мог не вызвать ажиотажного интереса публики.

Иван представил, как Эмма сидит сейчас в зале на скамье – наверняка, между Эллис и одним из Сингхов, как, подавшись вперед, не отрываясь, смотрит на голограмму игровой зоны, и ему безумно захотелось помахать ей рукой. Остановило Голицына лишь то, что он понятия не имел, с какой стороны расположена ближайшая камера.

Жестких амплуа игроков в криске не существовало – каждый имел право и атаковать ворота противника, и защищать всеми доступными ему средствами свои, но на первый матч было решено, что трех игроков передней линии команде будет достаточно, а двоим следует постоянно находиться сзади, прикрывая шлюзы. Одним из этих двоих, согласно воле капитана, и оказался Иван, компанию ему составил Александр Климов. Соответственно, Хохлов, Соколов и Семак вошли в группу атаки. Едва заслышав звук сирены, знаменующий начало игры, они должны были броситься к центру зала, где пока свободно парили одиннадцать мячей – десять красно-коричневых битков и большой черный снаряд.

– Запасным игрокам отойти за ворота! – раздался из-под потолка голос электронного арбитра. Никакого судьи-человека не было – за соблюдением правил будет следить всевидящая и беспристрастная автоматика, – игровое пространство было буквально напичкано всевозможными датчиками, призванными фиксировать малейшее изменение обстановки на «поле».

Оттолкнувшись от края шлюза, Сергей Меньшиков скрылся в специальной нише за воротами. Теперь все было готово к началу игры.

– Начинаю отсчет! – объявил судья. – До начала матча шесть секунд… пять секунд…четыре… три… две… одна…

Оглушительно взвыла сирена, и одновременно с ней три игрока «Варяга», резко оттолкнувшись ногами от кромки шлюзов, устремились вперед, к центру поля. Навстречу им уже неслись четверо китайцев – похоже, «Цзе ши хуань хунь» предпочла классическую схему с одним номинальным защитником.

Одним глазом следя за тем, как форварды вступили в борьбу за мячи, Иван оставил шлюз и отдрейфовал к ближайшей стене. Во время матча, начиная с середины его первой минуты, находиться от шлюза ближе, чем в пяти метрах долее пяти секунд защитники не имели права – иначе можно было бы просто закрыть телом кольцо и парализовать таким образом всю игру. Нападающие соперника, не владеющие снарядом, также были связаны этим ограничением – своего рода гибридом футбольного правила «вне игры» и баскетбольного «трех секунд» – с мячом же атаковать шлюз можно было хоть в упор – если, конечно, удастся беспрепятственно проникнуть сквозь оборонительные редуты противника.

Тем временем Пашка ухитрился схватить в охапку сразу три битка, один из которых тут же запустил в сторону соперника (промазал), а два других отправил назад – в сторону Ивана с Александром. Еще два битка послали в их сторону Глеб и Генка, плюс один отскочил от неловко пытавшегося завладеть им игрока соперника. Рассчитав траекторию, Голицын по-обезьяньи переместился вдоль стены и сумел выловить один из мячей. Два битка достались Климову – они сами прилетели ему прямо в руки, защитнику даже не пришлось особо перемещаться – остальные, врезавшись в стены, унеслись обратно. Проводив их взглядом, Иван поспешил вернуться на прежнюю позицию – и вовремя: продравшись между их нападающими, к воротам на всех парах летели двое китайцев. В руке первого зловеще темнел иссиня-черный снаряд.

От противоположной стены Климов ударил битком – мяч просвистел точнехонько между китайскими игроками, не причинив им никакого вреда. Удерживаясь за стену ногами, Иван поднял свой мяч на левой ладони, прицелился и что было сил ударил по нему кулаком правой. Вышло немного неточно – Голицын метил непосредственно в снаряд, но попал лишь в ноги игроку соперника – того, что летел без мяча. На первый раз этого, впрочем, оказалось достаточно: ударом китайца развернуло, он взмахнул руками – и наткнулся прямо на своего партнера. Тот дернулся, на секунду потерял контроль над снарядом – и в этот момент повторный выстрел Климова угодил ему в голову.

Оставшийся бесхозным черный снаряд полетел в сторону от ворот, где его подхватил поспешно вернувшийся в оборону Пашка.

– Молодцы, так держать! – бросил Хохлов своим защитникам и, развернувшись у стены, умчался обратно.

Красная молния ударила в стену рядом с Иваном. На мгновение остановившись, Глеб – это был он – сунул прямо в руки друга подхваченный им где-то по пути биток и тут же унесся вслед за капитаном.

Игра переместилась к воротам соперника, и Голицын поспешил воспользоваться паузой, чтобы собрать плавающие вокруг бесхозные мячи. Через какие-то несколько секунд он уже был счастливым обладателем трех битков, Александр на противоположной стороне сумел добыть только один. Махнув рукой, чтобы привлечь внимание партнера, Иван швырнул ему один из своих. Немного криво, но Климов успел переместиться и, поймав биток, поднял вверх большой палец – в знак благодарности.

Увлекшись сбором мячей, Голицын на какой-то момент упустил из виду ход игры, и лишь раздавшиеся вдруг громкие крики заставили его вновь повернуть голову к воротам соперника. Там царила подлинная куча-мала. Затем из нее буквально вывалились три игрока в красной форме и поплыли назад.

– Поражен шлюз номер три команды «Цзе ши хуань хунь»! – торжественно объявил судья. – Счет один-ноль в пользу команды «Варяг».

– Го-ол! – с некоторым запозданием закричали Иван и Александр.

– Кто забил? – спросил Климов подлетевших товарищей.

– Пашка, кто же еще! – широко улыбаясь, ответил Семак.

– Так, не расслабляемся! Это пока только начало, – прикрикнул на товарищей Хохлов, подлетая к воротам и разворачиваясь о них. Вышло у него, впрочем, не слишком сурово.

Между тем китайская команда извлекла из пораженного шлюза снаряд и перешла в атаку. Форварды «Варяга» вылетели навстречу. Стремительно сблизившись на встречных курсах, Глеб врезался во владеющего мячом игрока соперника, но в последний момент тот успел отдать пас товарищу. Траектория движения того, соответственно, изменилась, и Семак, намеривавшийся встретить соперника у борта, пронесся мимо. Китаец слегка коснулся стены – и вот он уже в одиночестве вываливается на ворота.

Битки Ивана и Александра вылетели одновременно – и оба были точны. Китаец замер и выронил мяч, который медленно, словно нехотя поплыл в сторону ближайшего шлюза.

Выпустив из рук оставшийся биток, Голицын оттолкнулся от стены и бросился на перехват. Без сомнения, он успел бы поймать неспешно дрейфующий снаряд – да и летел тот, похоже, мимо, но Климов то ли решил его подстраховать, то ли вовсе не смотрел в этот момент на партнера. Пущенный Александром биток – целил-то он, конечно, в мяч – угодил Ивану в лоб, отскочив, задел по касательной снаряд, придав тому ускорение – точно по направлению к шлюзу.

Плотоядно проглотив мяч, кольцо ярко вспыхнуло, фиксируя попадание.

– Поражен шлюз номер два команды «Варяг»! – объявил судья. – Ничья – один-один!

Китайцы радостно заголосили.

– Ничего страшного! – к воротам спикировал Пашка. – Но старайтесь быть внимательнее!

Подхватив снаряд, нападающие «Варяга» вновь бросились в атаку, но довольно быстро мяч потеряли – впрочем, соперник тут ответил им любезностью на любезность. В течение следующей минуты игра шла исключительно на чужой половине поля. Броски следовали один за другим – несколько раз казалось, что гол просто неминуем, но либо поспевал с битком защитник, либо сами нападающие оказывались немного неточны. Однажды мяч и вовсе заметался уже было внутри кольца, но все же внутрь не провалился, предательски выскочив обратно.

Наконец, атака «Варяга» захлебнулась, и тут выяснилось, что старая футбольная истина «Не забиваешь ты – забьют тебе!» в полной мере распространяется и на инопланетный криск. После очередного неточного броска Семака мяч подхватили китайцы. Двое из них сразу же рванулись вперед – так что пущенный следом снаряд догнал их уже на половине поля российской команды. Выстрелили битки защиты, но прежде, чем они достигли цели, игрок «Цзе ши хуань хунь» швырнул мяч вперед. В шлюз он не попал – отскочив от закрытых ворот, снаряд вернулся в поле, но тут подоспевший партнер буквально занес его в кольцо.

– Поражен шлюз номер один команды «Варяг»! – раздался тут же голос судьи. – Счет два-один в пользу команды «Цзе ши хуань хунь»!

– Надо было вылетать на перехват! – разочарованно бросил подоспевший к шапочному разбору Хохлов. – Ладно, ерунда. Собрались!

Достав из кольца снаряд, капитан в очередной раз повел команду в атаку. При помощи ловкого перепаса форварды «Варяга» миновали пару выдвинутых вперед игроков противника, но тут в момент приема снаряда в Глеба врезался китайский защитник. Пытаясь сохранить контроль над мячом, Соколов прижал мяч к груди – и, по всей видимости, продержал так чуть более дозволенного.

– Нарушение правил! – немедленно остановил игру внимательный судья. – Снаряд переходит к команде «Цзе ши хуань хунь»!

Китайцы словно только этого и ждали. Завладев черным мячом, они одним пасом отрезали увязших в атаке форвардов «Варяга» и выскочили на ворота сразу вчетвером. Первого остановил биток Ивана, второго – мощный бросок Климова, третий игрок «Цзе ши хуань хунь» уже приготовился нанести удар, когда в него врезался бросившийся наперерез Голицын. Китаец охнул, но досталось и Ивану – его закрутило, на секунду он потерял ориентировку – и столкнулся с некстати подоспевшим Климовым. Тем временем четвертый китаец, оставшийся один на один с воротами, аккуратно, как на тренировке, переправил снаряд точно в цель.

– Поражен шлюз номер четыре команды «Варяг»! – последовало бесстрастное объявление судьи. – Счет три-один в пользу команды «Цзе ши хуань хунь»!

– Значит так, меняем схему, – заговорил еще на подлете Пашка. – Я остаюсь в защите. Со мной – Семак и Климов. Голицын и Соколов – в атаке. По возможности, мы тоже будем подключаться.

– Эй, братцы, вы про меня там не забыли? – послышался из-за ворот голос Сереги Меньшикова.

– Не бойся, не забыли, – бросил капитан. – Посиди пока.

Подстроившись под мяч, Иван шагнул к центру поля. Совсем рядом – руку протяни – летел Глеб.

– Давай комбинацию номер семь, – шепнул он Голицыну, когда двое китайцев вылетели им навстречу.

Стандартные крисковые комбинации они отрабатывали на тренировках, но даже там, не встречая сопротивления, проходили они у них далеко не всегда.

– Почему именно семь? – вполголоса спросил Иван.

– Почему, почему… Давай!

Действуя почти инстинктивно, Голицын швырнул мяч в стену. В этот же миг Глеб сгруппировался и, оттолкнувшись от летящего рядом друга, устремился к противоположной стене. Завертевшись на месте, Иван тут же потерял партнера из виду, и только дружный хор китайских ругательств, донесшийся до его слуха со стороны ворот противника, дал ему понять, что все прошло, как и было задумано: встретившись с отскочившим от стены снарядом прямо перед незащищенным шлюзом, Глеб, должно быть, забил гол.

– Поражен шлюз номер два команды «Цзе ши хуань хунь»! – подтвердил его догадку судья. – Счет три-два в пользу команды «Цзе ши хуань хунь»!

– Молодцы! – похвалил их капитан, когда довольные форварды вернулись к своим воротам. – Так держать!

Так держать не удалось. Попытка повторить в следующей атаке принесшую успех комбинацию провалилась с треском – то ли китайцы оказались прилежными учениками, то ли, что вероятнее, сами форварды слегка просчитались, но, так или иначе, мяч был легко перехвачен противником. Последовавшую контратаку массированная оборона «Варяга», правда, столь же легко отбила, но не прошло и десяти секунд, как неточный пас Семака вернул снаряд китайцам, и те не замедлили столь щедрым подарком воспользоваться. Как именно был пропущен гол, Иван не видел: после очередного столкновения с игроком соперника его отбросило почти за вражеские ворота, и уже оттуда Голицын выслушал сообщение судьи об изменении счета – тот стал «четыре-два» – в пользу «Цзе ши хуань хунь».

Сочтя виновным в неудаче Генку, Хохлов принял капитанское решение заменить его на свежего Меньшикова. Первым же ударом битка Сергей успешно остановил прорыв сразу трех китайцев, сбив их одного за другим, как костяшки домино, но в повторной атаке соперника допустил серьезное нарушение – столкнувшись с нападающим, залетел слишком близко к своему шлюзу и, вторично напоровшись на игрока противника, задержался там дольше положенного. Да еще и мяч при этом ухитрился задеть.

– Нарушение правил! – вмешался судья. – Штрафной удар!

Штрафной удар в криске – как пенальти в футболе: игроки команды мастеров забивают девять из десяти, а то и все десять. Пробивается он без сопротивления защиты, единственная сложность – что снаряд сначала необходимо направить в собственные закрытые ворота – и лишь рикошетом он должен поразить шлюз противника.

Притихшие игроки «Варяга» выстроились у стены. Капитан «Цзе ши хуань хунь» – это был Чан Бяо – взял в руки снаряд, прицелился – и что было сил метнул.

В первый момент Ивану показалось, что бросок вышел крайне неточный – отразившись от запертых ворот, мяч полетел далеко в сторону. Однако, не встречая на своем пути защитников и их битков, снаряд сначала угодил в одну стену, от нее – в другую, вновь – в первую – и пронесся в считанных сантиметрах от одного из шлюзов – правда, четвертого, уже подбитого китайцами ранее.

– Мимо! – в один голос крикнули Пашка и Сергей.

Голицын радостно вскинул руки.

Однако пока они теряли время, празднуя неудачу соперника, кто-то из китайцев рванулся к воротам и, поймав отскочивший в поле снаряд, произвел точный выстрел в оставленный защитниками шлюз.

– Поражен шлюз номер шесть команды «Варяг»! Счет пять-два в пользу команды «Цзе ши хуань хунь»!

На этот раз вперед шли молча. Атаковали вчетвером, оставив сзади одного Меньшикова – да и тот чуть позже подтянулся почти к центру поля, заперли китайцев на их половине поля и осыпали их ворота градом ударов, но снаряд упорно не хотел идти в цель. «Цзе ши хуань хунь» с трудом, но без малейших признаков паники, защищалась, похоже, даже и не помышляя о контрдействиях – видимо, хотели удержать имеющуюся синицу в руках.

– До конца матча осталась одна минута, – объявление судьи застало Ивана со снарядом в вытянутой руке.

Как? Уже?!

Руки Голицына невольно затряслись, так что он едва не упустил мяч. Три гола за минуту? Не успеть!

Внезапная идея молнией пронеслась у него в мозгу. Оттолкнувшись от стены, Иван неожиданно для всех стартовал к собственным воротам.

– Стой! Ты куда?! – ошалело крикнул ему вслед Пашка.

Мимо пронесся шальной биток – интересно, чья рука запустила его – друга или соперника? – но Голицын уже приблизился к своему последнему невредимому шлюзу. Короткий бросок – и мяч затрепетал в кольце. Под мелодичный перезвон диафрагма главных ворот «Варяга» разошлась в стороны.

– Поражен шлюз номер пять команды «Варяг»! Счет шесть-два в пользу команды «Цзе ши хуань хунь»! – невозмутимо прокомментировал происшедшее судья. – Ворота команды «Варяг» открыты. Первая стадия матча завершена.

– Ты что, с ума сошел? – стремительно подлетевший Хохлов едва не набросился на Ивана с кулаками.

– Спокойно, Пашка! – подлетевший сзади Глеб ухватил капитана за плечи, увлекая за ворота. – Он прав! Это был наш единственный шанс!

– В каком это смысле – шанс?! – неистовствовал Хохлов. – Это проигрыш!

– Еще нет! – покачал головой Иван. Его вдруг охватило абсолютное спокойствие, словно все и правда было уже позади.

– Разгромный проигрыш! Позорный! – не унимался Пашка, вновь бросаясь на Голицына.

– Увянь! – между ним и Иваном вклинился Климов. – Не все еще потеряно!

– Ах, не все потеряно! – взвился Хохлов.

– Да, – отрезал Александр. – С тем, как они летают, я еще посмотрю, как они пройдут через наши ворота!

– Не смотреть надо, а действовать! – вмешался Соколов. – Разбирайте битки – сейчас начнется!

– Команде «Цзе ши хуань хунь» приготовиться к проходу через ворота! – объявил как раз судья.

Торопливо взяв каждый по битку, игроки «Варяга», включая выбравшегося из зоны запасных Семака, заняли позиции у стен на подступах к пустым воротам. Оставшиеся четыре битка остались китайцам. Их капитан Чан Бяо завис со снарядом в руках на противоположной стороне поля.

– Странно, я слышал, обычно капитан идет последним, – заметил в полголоса Глеб.

– Ничего странного, – покачал головой Иван. – Первому идти на прорыв легче всего – самая сильная поддержка. Они делают ставку на единственный проход – счет им не важен.

– Первый – пошел! – скомандовал судья.

Чан Бяо по кратчайшей траектории рванулся к воротам. Навстречу ему тут же вылетели два битка – не утерпели так и не остывший Хохлов и просидевший конец матча в запасе Генка. Мяч, пущенный не справившимся с волнением капитаном «Варяга», ушел в молоко, биток же Семака вроде бы летел точно, но на полпути был перехвачен другим, метко посланным одним из китайцев. Тут же из рядов защиты последовал новый залп – в воздух взвились сразу три мяча. Противовоздушная оборона «Цзе ши хуань хунь» ответила оставшимися у них двумя выстрелами, но этого оказалось недостаточно – один из битков, хоть и по касательной, задел постаравшегося сжаться как можно плотнее Чана. Радикально сбить китайца с курса, правда, не удалось, но он был вынужден слегка отпустить от себя снаряд – и тут же последний шестой биток, хладнокровно посланный Иваном, выбил черный мяч далеко в поле.

– Первая попытка не засчитана! – провозгласил судья.

Поникший Чан Бяо пролетел через открытые ворота – разумеется, уже без мяча – и выбыл из игры. Оставшиеся в зале игроки собрали разлетевшиеся битки.

– Второй – пошел! – потребовал судья.

На этот раз игрок «Цзе ши хуань хунь» решил действовать не прямолинейно, избрав сложный маршрут со множеством рикошетов, и, как выяснилось, перехитрил сам себя, почти без посторонней помощи упустив мяч возле одной из стен.

В третьей попытке китаец и вовсе ухитрился налететь с мячом на стоящего у стены Меньшикова – на чем, собственно, эта самая попытка и закончилась.

Четвертого и пятого игроков, оставшихся почти без огневой поддержки товарищей, легко завернули битками.

– Шестой – пошел! – объявил судья решающую попытку.

Чжу Пэн, просидевший всю игру в запасе, стартовал как-то неуклюже, но счастливо разминулся с первыми тремя битками. Четвертый, со всей дури пущенный Меньшиковым, просто припечатал китайца к стене, но каким-то чудом тот сумел, успев ухватиться за петлю, сохранить под контролем снаряд. Назад при этом китаец сдвинулся все же менее чем на пять метров, что позволяло ему продолжить попытку.

Несколько секунд игрок «Цзе ши хуань хунь» висел неподвижно, восстанавливая сбитое дыхание, затем, медленно перебирая ногами и свободной рукой, пополз вдоль стены. Иван занес для удара биток, тщательно выцеливая снаряд в руке соперника.

– Погоди! – остановил его Глеб. Его собственный биток уже был израсходован. – Пусть сначала попробует полететь!

– Слишком близко подползет, гад! – буркнул Голицын, но с броском повременил.

В этот самый момент китаец неожиданно прыгнул – без видимого толчка, но очень резко и быстро. Чуть запоздав, Иван швырнул в него биток – мяч попал в колено Чжу, развернув того ногами вперед. Через мгновение ступни китайца уже были за воротами. Удерживаемый в вытянутой руке снаряд остался сзади, где его почти настиг мяч, пущенный Хохловым. Но лишь почти: удар пришелся в руку китайца, та согнулась, отпуская снаряд – и вслед за своим хозяином скрылась за воротами.

Шесть пар глаз напряженно впились в зависший в невесомости черный мяч. Остановился? Нет! Медленно – очень медленно, но тот все же двигался к воротам. Секунда, другая, третья – и снаряд вполз в распахнутый ему навстречу шестиугольник.

– Считается?! – отчаянный вскрик Пашки разорвал повисшую тишину.

– Шестая попытка не засчитана! – ответ пришел незамедлительно. – Матч окончен. Победила команда «Варяг»!

Громогласное «ура» потрясло игровой зал.

Китайцы, разумеется, остались недовольны – пытались даже официально протестовать, ссылаясь на неспортивное поведение со стороны Ивана и на то, что мяч в конце концов все же зашел в ворота. Все возражения администрацией Школы были решительно отклонены – Голицын, при всей нестандартности предпринятого им хода, никаких правил не нарушал, а между тем, как Чжу Пэн прошел через ворота, и попаданием туда снаряда прошло достаточно времени, чтобы не считать мяч занесенным, а не просто забитым.

Утешением «Цзе ши хуань хунь» могло служить лишь то обстоятельство, что, потерпев поражение только на второй стадии, они получали реальный шанс на повторный четвертьфинал с командой США, так как их потенциальным конкурентам проиграть с лучшим результатом было просто невозможно.

У выхода из раздевалки игроков «Варяга» встретила целая толпа ликующих болельщиков. Японцы, индусы и австралийцы, кажется, были в полном составе, пришло даже несколько американцев, а из ЕС отсутствовали только Краулиньш с Мазовецки. Не стоило, разумеется, относить это на счет охватившей всех вдруг какой-то особой любви к России и русским – победителя первой игры, вероятно, встречали бы так же, кто бы им ни стал, но все равно было приятно.

Эмма Маклеуд, что было для нее как-то нехарактерно, держалась поначалу в задних рядах, но когда основная толпа понемногу отхлынула, протиснулась вперед и, обвив руками шею Ивана, звонко чмокнула его в щеку. Точно такой же поцелуй, впрочем, тут же достался и Соколову – правда, уже без объятий.

Ошарашенный Голицын, которого и без того через край переполняли эмоции, с этого момента окончательно провалился глубоко в нирвану, и пришел в себя лишь в номере Гайдукова.

Распахнув свой знаменитый дипломат, кавторанг под аплодисменты одну за другой извлек на свет семь запотевших бутылок пива.

– Не обольщайтесь! – с хитрой улыбкой проговорил он курсантам, радостными криками приветствовавшим намечающуюся отмену сухого закона, de facto царившего в Школе. – Безалкогольное!

– И у вас тоже? – с некоторым сомнением уточнил Семак, когда стих разочарованный гул.

– И у меня, – кивнул куратор, ловко откупоривая бутылки одну о другую.

– Они могут называть нашу победу странной, могут неблагородной – нард Орн, кажется, что-то в этом духе уже обронил, – проговорил Гайдуков, раздав бутылки курсантам. – Но от этого она не перестает быть победой. А победителей, как известно, не судят! – воскликнул он. – За победу, товарищи!

– За победу! – подхватили все.

Громко звякнув, бутылки столкнулись друг с другом.

 

15

Во втором четвертьфинале команда Австралии в упорной борьбе взяла верх над японцами – «пять-четыре», в третьем – ЕС «всухую» вынесла Индию – «четыре-ноль», и в последнем, четвертом, китайская «Цзе ши хуань хунь» не упустила повторно предоставленного ей шанса, переиграв американскую «Свободу» со счетом «пять-три».

Теперь, согласно результатам жеребьевки, в полуфиналах предстояло сразиться «Варягу» с «Конкордом» и «Цзе ши хуань хунь» с австралийской «Кенгуру».

А тем временем первый семестр неуклонно близился к концу. В командном зачете первое место досрочно забронировали за собой китайцы, за второе же развернулась упорная борьба между Россией, Японией и никак не желавшими сдаваться США. Очковый разрыв между этими делегациями носил скорее символический характер и любая локальная неудача – или напротив, малейший успех – могли весьма существенно повлиять на окончательный расклад.

В личном зачете также доминировали китайцы – им прочно принадлежали первая, вторая и четвертая позиции. Слегка разбавляла их американка Джулия Куин, обосновавшаяся на третьем месте. А вот на две оставшиеся путевки на галактическую экскурсию претендовали как минимум пятеро: Глеб с Пашкой – от России, Эмма Маклеуд, японец Накатини и пресловутый Збигнев Мазовецки. К моменту, когда за очередным ужином нард Шидд торжественно объявил, что предстоящий день – последний, баллы которого будут учтены при подведении итогов, идущий девятым поляк отставал от удерживающего пятую позицию Соколова всего на двенадцать очков.

Иван, сам давно утративший все шансы на итоговую победу, переживал за Глеба и Эмму, но помочь как первому, так и второй мог разве что морально. Соколов бодрился, но было видно, что друг сильно переживает. Да что там Соколов – даже железная леди Маклеуд и та буквально места себе не находила. Слишком уж соблазнительна была ставка в этой вступившей в решающую стадию игре.

Наутро за завтраком Глеб почти ничего не ел, тогда как другой претендент на победу – Хохлов – напротив, уплетал за обе щеки – при том, что обычно за Пашкой какого-то особого аппетита не наблюдалось.

– Слышь, Сокол, – промямлил он с набитым ртом, поворачиваясь к Глебу. – А ведь мы с тобой сейчас это… конкуренты.

– Почему не соратники? – думая о чем-то своем, поинтересовался Соколов. – Мест – два и нас двое…

– Так и кроме нас еще трое! – хмыкнул Пашка. – Япошка, ваш дружок-по́лек, ну и бессмертная-Маклауд.

– Маклеуд, – на автомате поправил Иван.

– Да хоть Макдональдс! Я про то, что эти тоже так просто не сдадутся. Так что нам бы с тобой уж хоть одну заветную путевочку на двоих урвать…

– Ну, одну так одну, – пожал плечами Глеб. Мысли его, судя по всему, по-прежнему были где-то далеко.

– Я вот что предлагаю, – быстро заговорил Хохлов, проглотив, наконец, то, что было у него во рту. – Давай договоримся. Уступи мне путевку? А я тебе в следующем семестре поддамся. А?

– Не понял… – нахмурившись, Соколов с видимым усилием заставил себя сосредоточиться на разговоре. – Как это – уступи? Она что – продается?

– Она не продается, – вкрадчиво проговорил Пашка. – Но она зарабатывается. Не набирай сегодня баллов – и все дела. А я уж постараюсь…

– А если оба пролетим? – с сомнением спросил Глеб.

– Оба – не пролетим, – уверенно заявил Хохлов.

– Погоди, – встрепенулся вдруг Соколов. – А почему вообще уступить должен я? У меня очков – на девять больше! Уступи сам! А уж я тебе – в следующий раз…

– Больше очков, говоришь? – усмехнулся Пашка. – А что у нас сегодня вторым уроком – помнишь?

– Вторым? Ну, пилотаж…

– То-то! Или нард Орн уже исключил вас с Ваней из своего черного списка?

– Нет, – грустно покачал головой Глеб.

– Ну, вот видишь! Все равно шансов у тебя нет. Так что предложение выгодное – соглашайся!

На несколько секунд Соколов задумался, и Иван вдруг испугался, что тот и правда сейчас возьмет да и примет предложение Пашки, но к его радости Глеб лишь покачал головой.

– Нет, Паша, не пойдет. Я буду бороться до конца.

– Ну, смотри, – изо всех сил стараясь делать вид, что нисколечко не разочарован, бросил Хохлов. – Мое дело предложить… Ой, Сокол, пожалеешь…

– Пожалею – так пожалею, – пожал плечами Глеб. – Но не сдамся.

– Гвардия погибает, но не сдается? Глупо!

– Ну-ну. Слышал бы тебя Гайдуков.

– Кто тут всуе поминает имя куратора своего? – послышался от дверей голос кавторанга, и разговор немедленно прервался.

Первым в расписании этого дня стояло занятие у лингвиста нарда Флоя, к слову – любимый предмет Пашки Хохлова.

Поздоровавшись с курсантами, преподаватель вежливо поинтересовался их делами – на языке Альгера, разумеется. Новостей особых не было, но, демонстрируя активность, Пашка и Глеб дружно вскинули вверх руки. Нард Флой вызвал Хохлова, и тот четко, хотя и самыми простыми словами, поведал о предстоящем завершении семестра и связанными с этим всеобщими надеждами на приз.

– Аш-сви, – удовлетворенно кивнул лингвист. – Соколов, пав ры, – спросил он, повернувшись к Глебу, не хочет ли тот что-либо добавить.

Добавить Соколову было абсолютно нечего – то немногое, что он собирался сказать, уже выдал на гора Пашка, о чем Глеб и был вынужден уведомить преподавателя.

– Ивс, – развел руками нард Флой. Слово означало легкое сожаление.

Во второй части урока ни один из соперников не получил особого преимущества. Декларировали стихи знаменитых поэтов Альгера. Хохлов безукоризненно прочел оду нарда Гайала – любимого автора их преподавателя. Глеб, несмотря на заметное волнение, без запинки и даже с выражением озвучил рифмованные диалоги философа Чилла. Нард Флой довольно кивнул и тому и другому, удостоив выступление обоих оценки аш-сви – «очень хорошо».

Потом работали в парах – этот элемент преподаватель обычно полностью отдавал на откуп курсантам, превращая во что-то вроде самоподготовки. Однако Пашка и здесь нашел способ обратить на себя внимание, пару раз обращаясь к нарду Флою с глубокомысленными вопросами.

– Спроси и ты его что-нибудь! – шепнул Глебу Иван, и немедленно удостоился замечания за переход на русский язык.

Соколов лишь развел руками, показывая, что спрашивать-то, в общем, нечего.

Хорошо изучив за семестр своего преподавателя, Иван прикинул, что по совокупности активности на свои восемь-девять баллов Хохлов за урок уже наговорил. Заслуги Глеба тянули пока максимум очка на четыре. С учетом форы, которую Пашка неизбежно получит на пилотаже у нарда Орна – мало.

– Ты должен выступить! – рискуя получить повторное замечание, за которым уже могли последовать и более суровые санкции, прошептал другу Голицын.

Глеб кивнул в знак того, что и сам это отлично понимает.

Однако время шло, а шанс заработать баллы все никак не представлялся. Когда до конца урока оставались уже считанные минуты, Иван не выдержал и пнул друга кулаком в бок. Соколов вздохнул и вскинул вверх руку.

– Я рассказываю о пяти базовых грамматических исключениях, – удивленно поднял брови нард Флой. Говорил он, естественно, на языке Альгера, и Иван едва его понимал. – Три мы с вами прошли. Вы что, знаете четвертое и пятое, Соколов?

– Зо, нард Флой, – кивнул Глеб, поднимаясь на ноги.

– Аш-сви. Назовите их нам.

– Четвертое исключение – неиспользование прошедшего времени в случае, когда речь идет о деятельности десяти Великих Основателей, – проговорил Соколов. И откуда только он это взял?

– Аш-сви, – одобрил ответ преподаватель. – А пятое?

– Пятое… – Глеб неожиданно замялся. – Пятое касается согласования времен…

– Верно. А точнее?

– Используя будущее время в зависимом предложении, мы должны применять особую конструкцию…

– Снова верно. Какую?

– Э…

– «Шуби ро»! – чуть слышно прошептал кто-то сзади.

– Нет! – почти в голос крикнул Иван, отчаянно пиная Глеба локтем. «Шуби ро» – они этого еще не проходили, но совершенно случайно Голицын знал – была грамматическая конструкция совсем для другого случая.

– Шуби ро, – как загипнотизированный, проговорил совершенно побледневший Глеб.

– Ры! – всплеснул руками нард Флой. – Нет! Неверно! Ши, Соколов!

В полной прострации Глеб рухнул на свое место.

В целом все более или менее обошлось. Хохлов получил от лингвиста свои законные восемь баллов, Соколов – шесть. Отставание Пашки от Глеба сократилось до семи очков, набрать которые на пилотаже он так и не сумел – довольствовался шестью. Соколова нард Орн баллами, как водится, обделил, и тем не менее Глеб по-прежнему оставался впереди – пусть на какую-то жалкую единичку, но впереди.

Кстати, все обвинения в неправильной подсказке Пашка с негодованием отрицал. Твердил, что про «шуби ро» шептал вовсе не Глебу, а своему соседу Меньшикову. С какой стати в столь напряженный момент урока их вдруг заинтересовала столь редкая, и главное – ровным счетом никак не относящаяся к теме занятия грамматическая конструкция, оба отвечали путано, но непреклонны были в одном: подсказки не было.

– Врут, – заключил Иван, когда они с Глебом остались одни. – Ладно – Пашка, но Серега! От него я не ожидал!

– Да ну их, – махнул рукой его друг. – Я-то хорош! Я же только вчера читал про это самое «шуби ро»! При чем тут пятое исключение?

– Ни при чем, – вынужден был согласиться с очевидным Иван.

Последним уроком сегодня была фортификация. Вообще-то не самый сложный предмет, да и Глеб по праву считался по нему лучшим учеником в делегации. Единственная загвоздка состояла в том, что нард-кор Нивг, преподаватель, обладающий, к слову, удивительным свойством внешности – она была настолько заурядной, что ив-сун одинаково органично смотрелся бы и в заставленном припаркованными авто узком московском переулке, и на бурлящей авеню Нью-Йорка, и на собрании провинциального колхоза «Тридцать лет без урожая», нигде ничем не выделяясь из толпы – так вот, нард-кор Нивг никогда не спрашивал за занятие более одного курсанта. А значит, заветные призовые баллы мог получить либо Соколов, либо Хохлов, но никак не оба сразу.

Была у нард-кора Нивга еще одна любопытная особенность – за каждый неправильный ответ, данный курсантом на его уроке, он обещал задать три дополнительных вопроса на экзамене. Нарываться на это охотников не было, так что без нужды руку на фортификации никто никогда не тянул.

Вопрос преподавателя, как обычно, прозвучал ближе к концу занятия.

– Представьте себе, что командованию стало известно о том, что противник приступил к оборудованию стационарной крепости класса Х на единственном спутнике обитаемой планеты. Правильнее даже сказать, на меньшем из пары компонентов двойной планеты – такой, как, к примеру, ваша система Земля-Луна. Работы по организации крепости прикрывает ударная эскадра. После входа в строй крепость возьмет под контроль важные межзвездные коммуникации. Предложите план нейтрализации угрозы и укажите, какие силы, по-вашему, необходимо задействовать.

Даже не дожидаясь, пока преподаватель закончит формулировать вопрос, Глеб и Пашка синхронно подняли руки.

– Соколов и Хохлов? – задумчиво проговорил нард-кор Нивг, медленно переводя взгляд с одного курсанта на другого. – Как всегда, самые активные…

Шальные мысли лихорадочно заметались в голове у Ивана. Шансы Глеба и Пашки – пятьдесят на пятьдесят. Оба явно знают верный ответ (эх, еще бы самому его знать!). Кого вызовут – тот и в дамках…

Преподаватель ненадолго задержал взгляд на Соколове, затем покачал головой каким-то своим мыслям и повернул голову в сторону Пашки.

– Ну…

В этот момент Иван решительно вскинул вверх руку.

– Голицын?! – поднял брови нард-кор Нивг. – Что ж, вы у меня давно не отвечали. Прошу вас.

– Черт! – не сдержал отчаянного крика Хохлов.

Невольно улыбнувшись, Иван медленно поднялся для ответа. Он свое дело уже сделал.

– Какого черта ты полез, Голицын?! – взбешенный Хохлов петухом наскакивал на Ивана, и если бы не Меньшиков с Климовым, удерживающие Пашку на безопасном расстоянии, драка была бы неминуема. – Ты же ни хрена не знал!

Что правда – то правда. Ответ Ивана был больше похож на тычок пальцем в небо, за что Голицын и получил от нард-кора Нивга жаркую отповедь и не предвещающую на экзамене ничего хорошего пометку в преподавательском компьютере.

– Мало того, что ты обокрал меня на восемь-десять очков – ты еще и лишил их всю нашу делегацию! – не унимался Пашка.

– Что-то ты не очень думал о командном зачете, когда неправильно подсказал Глебу на альгерском, – холодно проговорил Иван. Глеба рядом не было – умышленно или нет, Хохлов выбрал для предъявления своих претензий момент, когда Соколов на минуту отлучился. Тем не менее, в полной мере ощущая свою правоту, Голицын чувствовал себя вполне уверенно.

– Я не подсказывал! – взревел Пашка.

– Я слышал, – отрезал Голицын.

– Он не подсказывал! – вступился за товарища Сергей.

– Не верю!

– Вот так, значит, теперь?! Каждый сам за себя?! Да? – взвился Пашка.

– Ты сам это начал!

– Ну, ладно… Да отпустите вы меня – не трону я его! – встряхнул плечами Хохлов. Меньшиков и Климов разжали свои железные объятия, но на всякий случай остались рядом. – Ну, Голицын, я тебе этого так не оставлю! Ты еще вспомнишь этот чертов урок фортификации!

– Напугал ежа голой задницей! – буркнул Иван в спину резко повернувшемуся и уходящему прочь сокурснику.

 

16

Несмотря на, прямо скажем, неудачный для себя последний учебный день, Глеб каким-то чудом сумел удержаться в заветной шестерке – пусть и на последнем, шестом месте. Четыре первых были, как уже говорилось, по сути, распределены заранее, пятое же неожиданно для всех занял Далджит Сингх, которого еще накануне никто всерьез и не принимал в расчет: набрав на трех заключительных занятиях максимальную сумму – тридцать баллов, стремительным финишным спуртом индус опередил дружно оступившихся на самом последнем шаге прочих претендентов.

Пашка Хохлов в число победителей не попал, что, естественно, не прибавило у него симпатии ни к Глебу, ни, особенно, к Ивану.

Отлет шестерых счастливчиков на вожделенную экскурсию изначально планировался на середину-конец января – сразу же по завершении экзаменационной сессии, однако неожиданно нард Шидд объявил, что он состоится еще до конца года. Дело заключалось в том, что Земля располагалась на значительном удалении от наиболее оживленных галактических трасс, посему администрации Школы приходилось подстраивать собственные планы под весьма нечеткий график движения транзитного транспорта – специально гонять в захолустье Солнечной системы межзвездный лайнер, разумеется, никому и в голову бы не пришло.

Таким образом, лучшие курсанты Школы получили еще один, дополнительный бонус – большинство преподавателей, за исключением проявивших сверхпринципиальность анша Жиы и нард-кора Нивга, согласились зачесть им промежуточный рубеж «автоматом».

Проводить отбывающую с планеты делегацию пришло на удивление мало народа. Из россиян, помимо Ивана, подтянулись только Климов и Семак, от индусов – один Сварам Сингх, лишь китайцев было трое (трое же и улетали), и американцев – пятеро. Никого – из Европы и Японии, а из Австралии, чуть припозднившись, подбежали немного запыхавшиеся Эмма и Эллис.

– Жаль, что так все вышло с Пашкой, – грустно проговорил Глеб. С небольшим чемоданчиком в руке, полученным специально для этой поездки, он стоял вместе со всеми у открытых дверей ангара, ожидая, когда нард Шидд даст команду на посадку в орбитальный катер-челнок.

– Да уж, никак не думал, что он окажется таким идиотом, – кивнул Иван. Он не собирался рассказывать другу о вчерашнем инциденте, возникшем между ними с Хохловым, но тот каким-то образом все равно узнал – не иначе, Пашка успел и ему высказать свои претензии.

– Я тебя так и не поблагодарил… – голос Соколова неожиданно дрогнул. – Так что это… спасибо тебе, вот! Я твой должник.

– Сочтемся, – отмахнулся Голицын.

– Это уж непременно, – заверил Глеб.

– Ты уж там давай, оторвись за меня по полной, – не без труда заставил себя улыбнуться Иван. – И смотри, к Джулии Куин особо не приставай, – он кивнул в сторону стоящей в плотном окружении соотечественников сияющей, как начищенный пятак, американки. – А то потом наши афромазые друзья тебя на кусочки разорвут!

– Охота была… – пробормотал Соколов, покосившись в сторону черноволосой Эллис.

– Отбывающим на экскурсию – занять свои места! – громовой голос нарда Шидда заставил в мгновение смолкнуть все посторонние разговоры. На альгерде был белый парадный комбинезон, в руках аш-марол держал чемоданчик – точно такой же, как и у Глеба.

– Он что, с вами летит? – шепотом спросил друга Иван.

– И не только он! Еще и Доол со Швуром, – так же тихо ответил Соколов. – Пользуются, видать, случаем смотаться на побывку. Ну, ладно, давай прощаться!

Друзья крепко пожали друг другу руки.

– Аккуратнее там… – ком, внезапно подкативший к горлу, едва давал Голицыну говорить. – Улицу на зеленый свет переходи, и все такое…

– Постараюсь, – вполне серьезно кивнул Глеб. – Ты тут тоже давай, типа, осторожнее. Не нарывайся. Вернусь – мы с ними со всеми разберемся!

Иван кивнул.

Еще раз пожав руку другу и помахав на прощание Эмме с Эллис, Соколов скрылся за дверьми ангара.

– Завидуешь? – раздался за спиной голос Маклеуд – пока Голицын смотрел вслед товарищу, она, как видно, неслышно подошла сзади.

– Нет, – искренне ответил Иван, не оборачиваясь.

– А я немного завидую, – проговорила девушка. – Ведь всего-то двух баллов не хватило! С другой стороны, если бы улетела я, а он остался, было бы, наверное, несправедливо, ведь так? – обойдя так и застывшего, словно памятник самому себе, Голицына, Эмма заглянула ему в глаза.

– Не знаю… – пожал плечами тот. – Я теперь, кажется, вообще ничего не знаю…

– Сократ! – чуть улыбнулась Маклеуд. – Это был такой древнегреческий…

– Я в курсе.

– Надо же! – подняла брови девушка. – Я думала, я тут одна такая эрудированная, с классическим образованием… Я, собственно, чего, – словно опомнилась вдруг Эмма. – Я… – она запнулась, – то есть, мы с Эллис – хотим пригласить тебя на новогоднюю вечеринку. Сегодня после ужина в нашем жилом секторе. Сара Гринч в курсе, нард Орн, оставшийся за Шидда, тоже уже дал свою санкцию…

– Спасибо… – пробормотал Иван. – Погоди, – мотнул он вдруг головой. – Как это – новогоднюю? Сегодня же еще только тридцатое!

– Это здесь, в Америке, тридцатое, – рассмеялась девушка. – У нас, в Австралии – уже тридцать первое! Когда в штате Юта будет шесть утра, у нас – в Виктории и Новом Южном Уэльсе – наступит Новый Год! И потом, завтра у нас весь день свободный, а послезавтра с утра – уже первый экзамен.

– Надо же, я и не подумал… – пробормотал Голицын, лихорадочно высчитывая в уме, а когда же тогда будет Новый Год по Москве. Получалось, что не то в полдень, не то в два часа дня. – Да, спасибо огромное! – спохватился он. – Я обязательно приду!

– Сразу после ужина, – напомнила Эмма. – Дресс код – свободный.

– Угу, свободный, – кивнул Иван. – Парадная форма, повседневная форма… Что там у нас еще есть? Ах, да, физкультурная форма и К-комбинезон! – попытался пошутить он.

– Ну, это у кого на что фантазии хватит, – улыбнулась Маклеуд. – Ну, все, до вечера! Увидимся за ужином!

– До вечера! – прошептал Голицын.

– А я всегда думал, что главный праздник у вас – Рождество, а не Новый Год, – проговорил Иван, отхлебывая из узкого горлышка бутылки ледяное пиво от щедрот Сары Гринч – настоящее, австралийское, а не безалкогольный суррогат, как у Гайдукова.

– В общем-то, так и есть, – кивнула Эмма. На ней было длинное вечернее платье нежно-розового цвета, украшенное блестящими стразами, и в тон ему – прозрачная шифоновая накидка. Непослушные волосы девушки были аккуратно уложены и длинными локонами ниспадали на левое плечо. Привыкший видеть Маклеуд в стандартном синем комбинезоне и с простой, практичной прической, встретив ее такую у входа в австралийский сектор, Иван от изумления споткнулся о невысокий порожек и едва не растянулся на полу – прямо у ног девушки. К слову, в его собственном гардеробе ничего лучше парадной формы не нашлось.

– Рождество у нас всегда праздновалось более широко, – продолжила между тем Маклеуд. – Но последнее время этот праздник как-то понемногу стал… выхолащиваться, что ли. Его подлинная суть – а это же, как ни крути, праздник религиозный – постепенно уходит, и это делается намеренно – якобы, чтобы не задевать лишний раз чувства австралийцев нехристианского вероисповедания. И, не выдержав такого насилия над собой, Рождество словно умирает. Нет, его по-прежнему празднуют повсеместно – но уже не так, как я помню из детства.

– Странно, – проговорил Голицын. – Разве Австралия – не христианская страна?

– Шестьдесят процентов считают себя протестантами, еще четверть – католиками, – кивнула Эмма. – Наша семья, например, придерживается католичества.

– Ну вот, – подхватил Иван. – И что же теперь, вам, христианам, не праздновать Рождество, потому что какому-то без году неделя приехавшему в страну арабу или китайцу это не нравится?

– Ну, не все они приехали недавно, есть и такие, что живут в стране уже несколько поколений, – заметила девушка. – Но вообще, наверное, что-то не совсем правильное в этом есть. Но что поделаешь, политкорректность.

– Ну да. За свободу слова у вас там кому угодно глотку заткнут, – хмыкнул Иван.

Эмма шутки не поняла.

– А вот у нас – совсем наоборот, – поспешил заметить Голицын. – Рождество с каждым годом отмечается все активнее. Только у нас оно – в январе, седьмого числа.

– Да, я что-то такое слышала, – сказала Маклеуд. – Тоже, кстати, непонятно, как это может быть: Рождество – и после Нового года!

– Русская Православная Церковь живет по старому стилю, – произнес Иван. – Честно говоря, я сам не вполне понимаю, в чем тут фишка, – чуть виновато добавил он, – но Глеб говорит, что смысл есть, и большой – а он у нас в этом деле сечет!

– Может быть… – пожала плечиками Эмма. – Еще пива?

– Да, неплохо бы, – за разговором Голицын и не заметил, как бутылка в его руке опустела.

– Я сейчас принесу! – на правах хозяйки заявила девушка.

Пока Эмма ходила к холодильнику, Иван неспешно обвел взглядом комнату. Номер Сары Гринч – а центр вечеринки располагался именно здесь – вероятно, благодаря все тому же холодильнику и плотно заставленному легкими закусками фуршетному столу, был гораздо просторнее, чем у Гайдукова, дюжина курсантов располагалась здесь вполне свободно, ничуть не мешая друг другу. Сама Сара, видимо, чтобы лишний раз без нужды не смущать своих подопечных, отсутствовала – по слухам, кураторы устроили себе отдельный праздник – где-то не то у американцев, не то у европейцев – но к Новому году твердо обещала вернуться. Пока же молодежь была полностью предоставлена самой себе.

Помимо хозяев и, разумеется, Ивана, присутствовали Сварам Сингх – в этот момент он как раз о чем-то беседовал с Эллис, голландка Сандра Бринк, составлявшая сейчас компанию австралийцу Тони (все-таки Ханту или Хантеру? Надо будет как-нибудь осторожно уточнить у Эммы), ее подруга Камилла Грин из Южного Уэльса – не Нового, австралийского, а обычного, британского, еще один европеец – Курт Фриц – и американец Тед Гор. Эмма говорила, что они еще собирались позвать Глеба, Джулию Куин и, разумеется, Сварама, но досрочный отъезд шестерки победителей немного спутал организаторам их карты.

Юноши все как один были в белой парадной форме, девушки же не упустили случая принарядиться. В элегантных платьях (и откуда только они их тут взяли?), в туфельках на высоком каблуке, с замысловатыми прическами, все они – даже невзрачные обычно Сандра с Камиллой – смотрелись весьма мило. Хотя до Эммы всем им, конечно, было куда как далеко…

– Ваше пиво, сэр! – холодный бок бутылки ткнулся в ладонь Голицына. – О чем задумался? – в другой руке Маклеуд держала еще одну бутылку, от которой уже успела отпить пару глотков.

– Да особо ни о чем, – проговорил Иван, – смотрю вот на народ…

– Понятно, на девушек залюбовался! – прищурилась Эмма.

– Нет, что ты! – быстро ответил Голицын, почувствовав, что краснеет.

– Вот они, мужчины! – провозгласила Маклеуд. – Ни на минуту нельзя оставить без присмотра!

Иван хотел отшутиться, но ничего остроумного в голову как-то не пришло.

– Ладно, плейбой, прощаю на первый раз, – естественным образом приняв его молчание за признание вины, с лукавой улыбкой проговорила Эмма. – Тем более, что посмотреть сегодня здесь у нас и правда есть на кого. Красавицы собрались – прям на подбор!

– Скажешь тоже, красавицы… – буркнул Голицын.

– Что, не нравятся? – хитро выгнув бровь, усмехнулась девушка.

– С тобой ни одна и близко не сравнится, – покраснев еще гуще, выдавил из себя совершенно искренний комплимент Иван.

Тут уже пришел черед лицу Эммы залиться краской. Надо же, а наша железная леди, оказывается, тоже умеет краснеть!

– Спасибо, – негромко ответила Маклеуд.

– Так, все быстро посмотрели сюда! – раздался очень кстати звонкий голос ее подруги Эллис. – Вы что, есть сюда пришли? – задала она вполне риторический вопрос, убедившись, что привлекла к себе всеобщее внимание. – Давайте танцевать!

– Давайте, давайте! – наперебой поддержали австралийку Сандра и Камилла. Их восторженные крики начисто заглушили вялую попытку недовольного мычания со стороны кого-то из парней.

– Тони, где у нас музыка? – спросила Эллис, немедленно развивая успех.

– Чуть что – так сразу Тони, – притворно возмутился Хант (или все же Хантер? Опять не спросил!), не пытаясь, впрочем, скрыть улыбки. – Музыка, говоришь? – Он подошел к стоящему в углу столу и заглянул за него. – Есть музыка! – Распрямившись, Тони извлек из-под стола компактный плейер. – Какую желаете?

– Что-нибудь заводное! – потребовала Сандра.

– И мелодичное! – добавила Эллис.

– Заводное и мелодичное? – хмыкнул Тони. – Ну, девушки, у вас и запросы! Может, сначала заводное, а потом мелодичное? Или наоборот?

– Да давай, ставь уже хоть что-нибудь! – решительно вмешалась с другого конца комнаты Эмма.

– Есть, мэм! – картинно отсалютовав, Тони щелкнул кнопкой плейера.

Послышались первые аккорды популярной композиции.

– Медляк! – разочарованно протянул кто-то из австралийцев.

– Следующую? – задал вопрос Тони.

– Я тебе покажу – следующую! – тут же погрозила ему кулаком Эллис.

– Ну, тогда сами и разбирайтесь! – уже несколько с меньшим энтузиазмом завил Хантер (да, пожалуй, короткое «Хант» идет ему гораздо меньше).

Курсанты расступились, образовав в центре комнаты нечто вроде танц-пола, на котором тут же оказались две пары: Эллис с Сингхом и Камилла с Фрицем. Маклеуд выжидательно – и словно с легкой усмешкой – посмотрела на Ивана.

– Э… Эмма, можно тебя пригласить на танец? – едва не заикаясь, выдавил Иван.

– С удовольствием! – девушка аккуратно пристроила полупустую пивную бутылку на полочку у стены и изящным жестом протянула кавалеру руку.

Торопливо отставив пиво – он даже не понял, куда именно задевал бутылку – Иван как мог нежно взял ее ладонь в свою, и на почти негнущихся от волнения ногах шагнул в центр номера.

– Где это мы? – спросил Голицын, удивленно оглядываясь.

– Наверное, глухая галерея за залом для криска, – не слишком уверенно проговорила Эмма. – Впрочем, какая разница?

Иван кивнул. С полчаса назад, незаметно покинув набравшую полный ход вечеринку, они вдвоем выскользнули из жилого сектора и принялись неспешно бродить по школьным коридорам. Держась за руки, шли, куда глаза глядят, благо заблудиться в хорошо уже знакомом лабиринте тоннелей Школы было затруднительно.

В пустых коридорах царил полумрак ночного освещения. Шаги пары курсантов эхом отдавались в тишине спящей Школы.

Они свернули за угол и оказались на полукруглой площадке с огромным разбитым на шестиугольные ячейки (любят же альгерды эти шестиугольники!) окном во всю стену. За толстым стеклом мощный прожектор выхватывал из объятий зимней ночи крохотный кусок пустыни, казавшейся сейчас скорее серой, нежели по-марсиански красной.

– Нет, это не криск-зал, – покачала головой Маклеуд. – Это…

– Смотровая площадка! – закончил за нее Иван.

– Да, – кивнула девушка. – Смотровая площадка. Раньше – первое время – я часто приходила сюда: хоть какое-то окно наружу, хоть кусочек голубого неба. А потом перестала. Мрачное место. Чем-то похоже на мертвые сухие равнины Центральной Австралии – только еще мрачнее. Я заметила, теперь сюда вообще никто не ходит.

– Да, местечко для своей Школы они выбрали то еще… – согласился Голицын.

– Каждый раз, когда смотрю туда, думаю об этом, – в свою очередь согласилась Эмма.

– А ты… Ты туда не смотри! – сам вдруг испугавшись того, что замыслил сделать, Иван осторожно развернул девушку за плечи – лицом к себе. Сердце его стучало, словно паровой молот. – Ты сюда смотри…

– Куда? – немного растерянно переспросила Маклеуд. Ее горячее дыхание обожгло Ивану лицо.

Вместо ответа Голицын мягко привлек девушку к себе, и в следующее мгновение их губы встретились.

Прожектор за окном мигнул и погас – ровно в шесть утра ему положено было автоматически выключаться.

– Ой, мы пропустили Новый Год! – воскликнула Маклеуд, слегка отстраняясь.

Иван бросил взгляд на часы: было добрых шесть минут седьмого.

– С Новым Годом, Эмма! – прошептал он, без малейшего усилия удерживая девушку рядом с собой.

– С Новым Годом, Иван…

Их уста вновь соединились.

– Голицын! Вот вы где!

Эмма резко отпрянула, но Иван вновь не отпустил ее далее вытянутых рук, хотя и вынужден был обернуться на голос: у поворота коридора стоял кавторанг Гайдуков.

Иван не без труда преодолел желание вытянуться по стойке смирно.

– Да, од-сун? – не сумев должным образом скрыть своего недовольства, выговорил курсант.

– Курсант Голицын, вам надлежит немедленно явиться к нарду Орну, – официальным тоном отчеканил куратор, при этом, впрочем, деликатно отводя взгляд немного в сторону. – Исполняющий обязанности Начальника Школы ждет вас у себя!

– Сейчас? В шесть утра?!

– Совершенно верно, – было видно, что кавторанг и сам несколько удивлен, с чего бы это Иван понадобился преподавателю пилотирования в такую рань, однако тон его не оставлял никаких сомнений. – У вас пять минут, курсант Голицын!

– Есть, од-сун! – буркнул Иван, и Гайдуков, сочтя свою миссию выполненной, поспешил скрыться за углом.

Пять минут! Да до кабинета нарда Орна минута хода – максимум! А эти четыре – его. Его и Эммы…

 

17

Новый Год по московскому времени Иван встретил почти столь же непредсказуемо, как перед этим – по мельбурнскому, а именно – в кресле второго пилота «Эсмеральды». Причем не какого-то там учебного тренажера, а самого что ни на есть настоящего катера, пусть и не находящегося в этот момент в полете, а мерно покачивающегося на волнах холодного даже на вид, серого зимнего моря.

Впрочем, обо все по порядку.

В кабинете нарда Орна, помимо самого ВрИО Начальника Школы, Голицын застал преподавателя основ фортификации нард-кора Нивга. Ив-сун военно-космических сил был снаряжен вполне по-походному: в руках – небольшой чемоданчик, у правого запястья – чуть заметный бугорок «Шилка»-«Гуманиста».

– Курсант Голицын по вашему вызову явился, ив-марол! – доложил Иван, обращаясь, как и положено, к старшему по званию из присутствующих в комнате преподавателей.

– Почему так долго, курсант? – недовольным тоном поинтересовался нард Орн.

– Виноват, ив-марол! – в подробности своих ночных похождений Голицын, естественно, счел за благо не вдаваться.

– Курсант Голицын, хотите получить зачетную оценку за экзамен по пилотированию «автоматом»? – безо всякого перехода задал вопрос исполняющий обязанности Начальника Школы.

– Так точно, ив-марол! – не задумываясь, выпалил Иван, даже не успев изумиться необыкновенной щедрости нарда Орна.

– В таком случае поступаете в распоряжение нард-кора Нивга, – альгерд кивнул в сторону хранившего до сих пор молчание преподавателя фортификации. – Будете действовать в соответствии с его указаниями. Все ясно?

– Так точно, ив-марол! – вообще-то, не ясно ровным счетом ничего…

– У меня все, – бросил нард Орн, в момент утратив к Голицыну всякий интерес.

– Вы плохо выглядите, курсант, – проговорил нард-кор Нивг, когда они с Иваном покинули кабинет ВрИО Начальника Школы. – Не выспались?

– Никак нет! – заявил Иван, с трудом подавляя предательский зевок. – Чувствую себя отлично, готов к выполнению ваших распоряжений, ив-сун!

– В таком случае даю вам три минуты на сборы – переоденетесь в повседневный комбинезон. Я буду ждать вас у второго ангара. Выполняйте!

– Слушаюсь, ив-сун!

Посадка в размещенный в ангаре катер ничем не отличалась от обычного входа в тренажерную кабину: точно такая же дверь – и перед тобой спинки двух кресел. По привычке Иван дернулся было к правому, но, тут же опомнившись, поспешил занять более скромное место – слева.

Нард-кор Нивг также опустился в кресло и включил обзорные экраны. Почему-то только те, что были непосредственно перед ним. Голицын протянул было руку, чтобы сделать то же самое со своей стороны, но грозный окрик «Отставить!» заставил его стремительно ее отдернуть.

– Проясню ситуацию, курсант, – строгим голосом произнес преподаватель. – Я не собираюсь позволять вам прикасаться к органам управления! Вы здесь не потому, что мне требуется помощь второго пилота, а лишь из-за того, что, согласно инструкции, в мирное время пилотировать катер в одиночку строго запрещено. По причинам, которые вас абсолютно не касаются, никто из преподавателей Школы не может сегодня меня сопровождать, поэтому нард Орн настоял, чтобы полетели вы – по его словам, лучший из курсантов по его предмету. Так что не смейте ничего трогать – сидите, отдыхайте. Все ясно?

– Так точно, ив-сун, – с некоторым разочарованием в голосе проговорил Иван. – К управлению не прикасаться. Но могу я хотя бы включить обзорные экраны – на ваших мне почти ничего не видно?

– Нет, – отрезал альгерд. – Вам они сейчас совершенно ни к чему. Как я уже сказал, отдыхайте, можете даже поспать. Я же отлично вижу – вы не выспались, – возможно, Ивану это лишь показалось, но в голосе преподавателя как будто промелькнула заботливая нотка.

– Слушаюсь, ив-сун!

«Спать не стану, – подумал Голицын, поудобнее располагаясь в пилотском кресле. – Не солидно же как-то…»

И почти сразу же уснул.

Ивану показалось, что он проспал пять, ну максимум – пятнадцать минут, но взгляд, мельком брошенный на часы, сообщил, что прошло уже более трех часов. Да за это время «Эсмеральда» полтора раза может Землю обогнуть! Нард-кор Нивг сидел в расслабленной позе, рукоять управления мирно покоилась в гнезде. «Идем на автопилоте», – догадался Голицын, но, до предела вывернув шею и скосив глаза на экран перед первым пилотом, понял, что ошибся: катер находился не в воздухе, а на воде – посреди порядком волнующегося моря.

– Проснулся? – быстро среагировал на движение Ивана преподаватель. – Можешь пока спать дальше. Еще… – альгерд поднял руку с браслетом, – еще часа три.

– Слушаюсь, ив-сун!

«Интересно, зачем стоило так торопиться с вылетом, чтобы потом без толку болтаться в море?» – подумал Голицын, но вслух свой вопрос задать не решился.

В пять минут первого по московскому времени нард-кор Нивг, ни слова не говоря, вынул из гнезда джойстик и решительно послал «Эсмеральду» вперед. Какое-то время катер не то плыл, не то летел над самым морем, срезая псевдокрыльями белые пенные верхушки наиболее высоких волн, затем, повинуясь приказу альгерда, внезапно клюнул носом вниз и нырнул под воду. Ивану как-то раньше и в голову не приходило, что на «Эсмеральде» так можно. Хотя, с другой стороны, если катер способен двигаться в открытом космосе – что для него пучина морская?!

Их путешествие под водой продолжалось минут пять, когда впереди показалась что-то темное – похоже, скала (видно Голицыну было по-прежнему отвратительно). Нард-кор Нивг направил катер прямо на это грозное препятствие, и в последний момент выяснилось, что в скале имеется узкий проход шириной метров десять, не больше. Уверенным движением альгерд ввел «Эсмеральду» в этот подводный тоннель и, сбросив скорость почти до минимума, преодолел по нему еще примерно метров двести.

Наконец нард-кор Нивг застопорил ход и заставил катер всплыть.

– Приехали, – бросил альгерд, небрежно бросая ручку управления на место – та вошла в родное гнездо, как привязанная. – Оставайтесь здесь, курсант, меня не будет около часа… Хотя, нет, – передумал внезапно преподаватель. – Лучше помогите мне донести груз – зря, что ли, я вас тащил с собой через полпланеты?

Груз, покоившийся в специальном отсеке за задней перегородкой, оказался двумя бесформенными черными агрегатами неясного назначения и без какой-либо маркировки – не слишком тяжелыми, но ужасно неудобными для переноски – взять сразу оба у альгерда действительно не вышло бы ну никак.

– Выходим через верхний люк, – распорядился нард-кор.

С трудом удерживая обеими руками непослушный агрегат, Иван проворно вскарабкался вслед за преподавателем по выдвижной лесенке и выбрался на плоскую крышу катера. Альгерд спрыгнул на псевдокрыло и, перешагнув полоску воды шириной в полметра, оказался на чем-то вроде бетонной набережной. Голицын поспешил следом.

В свете бортовых огней «Эсмеральды» Ивану открылось огромное помещение с полукруглым потолком, в своей высшей точке поднимавшемся не менее чем на десять метров. Катер был пришвартован у берега канала со стоячей, совершенно неподвижной, словно мертвой, водой, в глубине которой кое-где неясно виднелись какие-то затопленные конструкции. Прямо перед катером под воду с берега уходил утлый металлический трап, живо напомнивший Голицыну декорацию из популярной еще не так давно компьютерной игры «Half-life».

Вдоль противоположного берега канала – а шириной он был метров десять-двенадцать – шло чуть покосившееся металлическое заграждение. Там же, под потолком, висели пучки широких, местами покрытых пятнами ржавчины труб. Их концы, равно как и вход и выход канала, терялись во тьме.

Нард-кор Нивг включил встроенный в браслет фонарик, и они двинулись вперед вдоль кромки воды. Миновав уводящий в темноту боковой тоннель, альгерд преодолел еще метров пятьдесят, после чего остановился перед ничем не примечательной ржавой трубой у стены. Поставив на пол мешавший ему агрегат, преподаватель взялся обеими руками за стыковочное кольцо на трубе и легко повернул его. Два оборота налево, один – направо, и еще раз – налево. И прежде чем Иван успел сообразить, что произошло, кусок стены перед альгердом – снова прямо как в какой-то компьютерной игрушке – медленно уплыл вглубь, освободив ровную металлическую площадку – где-то метр на полтора. Проникшись духом происходящего, Голицын уже ожидал увидеть в проеме какой-нибудь супер-пупер-мега-пулемет, но, к его разочарованию, ниша оказалась совершенно пуста.

– Ставьте сюда, – велел Ивану нард-кор, в свою очередь поднимая собственный оставленный у стены агрегат и перемещая его на площадку. Голицын расположил свой рядом, почти впритык.

– Все, курсант, больше вы мне не нужны, – проговорил, разгибаясь, преподаватель. – Возвращайтесь к катеру и ждите меня. Я буду через час.

– Слушаюсь, ив-сун!

Отойдя на пару шагов, Иван не удержался, чтобы не оглянуться: металлическая площадка, на которой он оставил свой агрегат, словно лифт без стен и дверей, медленно погружалась вниз, унося с собой альгерда и его таинственный груз.

Вернувшись к «Эсмеральде», Иван уже поставил было одну ногу на плоскость псевдокрыла, собираясь забраться внутрь, но, заколебавшись, остановился. Полученный от нард-кора Нивга приказ не предусматривал, что преподавателя непременно нужно дожидаться в кабине. Что, если пока, воспользовавшись моментом, повнимательнее здесь осмотреться? Опасно? Едва ли! Если бы им здесь что-то реально грозило, альгерд бы наверняка его предупредил.

Решив так, Голицын вернулся на бетонный берег и, освещая себе путь фонариком, осторожно двинулся вдоль канала – туда, откуда, судя по всему, несколько минут назад приплыла «Эсмерельда». Отдаленный шум моря, явственно донесшийся вскоре до его слуха, казалось, подтвердил правильность выбранного направления. Однако вскоре тоннель стал мало-помалу сужаться, и внезапно набережная перед Иваном оборвалась – Голицын едва удержался на самом краю, уже занеся ногу над водой. Идти дальше было просто некуда.

Море плескалось где-то совсем рядом, но свет фонаря по-прежнему до него не добивал, выхватывая из тьмы лишь неподвижную гладь канала.

– Ну и ладно, не очень-то и хотелось! Что я, моря, что ли, не видел? – пробормотал себе под нос Голицын, поворачивая назад.

Экспедиция в противоположную сторону закончилась немногим более успешно. Проведя Ивана по себе в общей сложности где-то около полукилометра, набережная вновь исчезла, но на этот раз, правда, почти выведя его из тоннеля наружу. Впереди – на грани действия фонаря – можно было уже разглядеть перегораживающие канал мостки – а-ля понтон, – а за ними, вдалеке – одинокие огни человеческого жилья. Двигаться дальше, впрочем, вновь было возможно разве что вплавь, а это, надо признать, в планы Голицына пока что как-то не входило.

Так и не выяснив ровным счетом ничего интересного, Иван вернулся к катеру. До назначенного нард-кором срока было еще более получаса.

Оставалась последняя возможность что-либо разведать – широкий боковой коридор, мимо которого они недавно проходили вместе с альгердом. Время у него, вроде, еще есть… Вот только соваться туда, удаляясь прочь от ставшего ему уже почти родным канала, было малость страшновато. Впрочем, поколебавшись минуту, Голицын все же решил рискнуть. Махнув рукой – была, не была, – он двинулся к проходу, на секунду задержался у поворота, оглянувшись на оставляемую в одиночестве «Эсмеральду», и шагнул в неизвестность.

Плавно изгибающаяся штольня без каких либо приключений привела Ивана в довольно просторный зал, где Голицын тут же споткнулся о рельс невесть откуда взявшейся узкоколейки, едва не налетел на стоящую на ней четырехколесную тележку без бортов, и тут же лишь каким-то чудом не провалился в открытый круглый люк типа канализационного. Иван посветил в его жерло фонариком, но так ничего там толком и не разглядел. Обещав сам себе впредь гораздо внимательнее смотреть под ноги, Голицын двинулся вдоль рельсов – так, по крайней мере, он точно не заблудится. А заблудиться, вообще-то, было уже немудрено: темные боковые проходы открывались теперь один за другим, да и сам коридор – главный, как определил его для себя Иван, время от времени менял свое направление.

В какой-то момент, так и не встретив ничего интересного – кроме разве что еще пары распахнутых люков, падения в которые он счастливо избежал – Голицын уже подумывал было возвращаться назад, но в последний момент все же решил пройти еще шагов сорок-пятьдесят – и не прогадал. Внезапный поворот, неаккуратно наваренная незапертая решетчатая дверь – и он, наконец, увидел над собой звездное небо.

Сначала, правда, был высокий навес, а уже только за ним – метров через десять – первые звезды. Справа из глухой стены, безмолвный и недвижимый, словно река Стикс, выходил давешний канал – в свете фонарика можно было даже рассмотреть обрыв набережной, где Голицын в последний раз вынужден был остановиться, но самое интересное было вовсе не там, а впереди. На противоположной стороне неширокой спокойной бухты (или пролива?) ярко горели огни небольшого приморского городка. Дома там были невысокие, всего в несколько этажей, но лесенкой взбираясь вверх по склону высокой горы, в первый момент производили издали впечатление чуть ли не небоскребов Манхэттена или московского Сити.

Иван торопливо погасил фонарик: привлекать к себе внимание нельзя. И вообще, пожалуй, самым разумным теперь было вернуться назад: на экскурсию по ночному городу времени у него все равно нет, а разглядеть что-либо еще отсюда едва ли удастся. Да и альгерду скоро уже пора будет появиться у катера…

Приняв такое решение, Иван стал медленно отступать обратно в темноту навеса, как вдруг ночную тишину разорвал оглушительный грохот выстрела. Голицын молнией повалился на бетон. Его правая кисть сама собой приготовилась принять наизготовку оружие, но верный «Шилк» в руку, разумеется, не прыгнул: в отличие от предусмотрительного нард-кора Нивга, курсант при себе бластера не имел.

За звуком первого выстрела немедленно последовал второй, и тут в небе над городом вспыхнула густая россыпь ярких красных огоньков. Рядом с ней сейчас же возникла такая же, только из зеленых. Тут же третья – оранжевых. Фейерверк! С другого берега бухты донеслись радостные крики – что, или, хотя бы, на каком языке кричали – разобрать было нельзя – но явно что-то восторженное, вроде нашего «Ура!».

С облегчением переводя дух, Голицын поднялся на ноги, брезгливо отряхнулся. Позор! Хорошо, хоть не видел никто. Нашел чего испугаться – праздничного салюта! Люди Новый Год празднуют! Иван бросил взгляд на часы. Ровно одна минута второго по Москве. А где-то западнее, значит – едва минула полночь.

Тем не менее, следовало все же возвращаться на «Эсмеральду». На прощание еще раз окинув взглядом празднующий городок – на вершине горы справа в свете фейерверка высветились развалины какого-то не то древнего замка, не то крепости – красиво, кстати – Иван повернулся и быстро укрылся в темноте тоннеля.

Через полтора часа, умывшись и переодевшись, Голицын уже шагал по светлому и чистому коридору Школы, торопясь к ужину.

 

18

То ли не так страшен оказался на самом деле экзаменационный черт, как его себе рисовало воображение Ивана, то ли, до крайности напуганный, Голицын с избытком вложил в подготовку усердия, но первую в своей жизни сессию он пережил на удивление безболезненно. Нард Орн, как и обещал, зачел Ивану «автоматом» давешнюю новогоднюю морскую прогулку, да и остальные преподаватели как-то не слишком зверствовали – даже анш Жиы с нард-кором Нивгом. Больше всего неприятных минут Голицыну доставила даже не фортификация, которой по известным причинам он опасался более всего, а всем сердцем нелюбимая им психотехника. Электронная копия нард-кора Швура – сам преподаватель, как известно, был в отъезде – закидывала курсантов вопросами без какого бы то ни было намека на систему – перестроиться с темы на тему иногда было невероятно сложно.

Но все в этой жизни рано или поздно проходит своим чередом – и плохое, и хорошее, – минула и зимняя сессия. К самому ее концу – во второй декаде января – подтянулись шестеро счастливчиков-победителей. И вот к ним-то, как ни странно, Фантомас с Нивгом оказались немилосердны – из полудюжины курсантов-передовиков половина, включая Глеба, угодила на пересдачу хотя бы по одному предмету. Среди менее успевающей братии таких, к слову, тоже было ровно три – оба чернокожих американца и невесть каким боком затесавшаяся в их компанию китаянка Ван Нань. Не иначе, в последнем случае у анша Жиы это было что-то личное.

Вернувшегося из поездки Глеба Иван не видел весь первый день – сначала с Голицыным никак не мог расстаться виртуальный дубль психотехника Швура, а потом уже Соколов не имел никакой возможности встретиться с другом – в коридоре его поймал Гайдуков и, заперев в собственном номере, мучил вопросами почище всякого экзаменатора. До ужина на волю Глеб так и не вышел – вместо этого куратор предпочел собрать у себя остальных своих курсантов. Пашка Хохлов, состроив кислую мину, попытался было улизнуть, ссылаясь на неготовность к предстоящему завтра рандеву с великим и ужасным нардом Орном, но, встретившись взглядом с холодными глазами кавторанга, счел за благо ропот по-быстрому прекратить.

Глеб сидел за столом куратора, похоже, немного смущенный той ролью, которую отвел ему Гайдуков. При виде появившегося в дверях Ивана, Соколов рванулся было ему навстречу, но, наткнувшись на как бы случайно вставшего прямо на проходе кавторанга, вынужден был вернуться на место. Пришлось друзьям здороваться прямо через широкий стол, что, впрочем, нисколько не понизило градус радости от встречи.

– Товарищи курсанты! – проговорил Гайдуков, когда все присутствующие, наконец, расселись на стульях у стен. – Как вы знаете, курсант Соколов только что вернулся из поездки в Альгер. Я попросил его сделать небольшой доклад о том, как он провел эти полторы недели своей жизни. Прошу вас, Соколов, – кивнул он Глебу.

Тот поднялся на ноги.

– Ну, собственно, что… – как-то не слишком уверенно начал он. – Начну по порядку. На орбиту поднялись на челноке. Кто летал на тренажере, знаете: никаких перегрузок, только невесомость в какой-то момент приходит, но невесомостью им нас уже не удивить… Пристыковались к модулю, который прислали за нами с лайнера. Здоровенная такая дура, внутри можно эскадрилью «Эсмеральд» расположить, и еще место останется. Я еще, помню, подумал сразу: каким же тогда, выходит, должен быть сам лайнер? Кстати, лайнер снаружи мы так и не увидели: в пассажирском отсеке модуля почему-то были выключены все обзорные экраны… Ну так вот. До лайнера – а он, как нам сказали, висел где-то за орбитой Плутона – добирались часа четыре. Довольно скучно: смотреть не на что, с кресла вставать не разрешают. Но, наконец, долетели. Быстренько прошли через шлюз – и сразу по каютам. Каюты трехместные. В одну так втроем и поселили наших китайцев, а меня, Далджита и Джулию – в другую…

Услышав про американку, кое-кто из курсантов не удержался от смешка.

– Во-во, я тоже поначалу было смутился, – заметил, слегка порозовев, Глеб. – Неудобно как-то – девушка все-таки… Но все оказалось вовсе не столь пикантно. Лайнер тот лайнером был только по названию, а так – захудалое грузопассажирское корыто. Комфорта минимум – зато, правда, летит быстро. В общем, нас сразу распихали по этаким капсулам, – на гробы похожи, кстати, – пристегнули, и на голову такой шлем с проводками нахлобучили. Музычка какая-то заиграла – мы сразу и отрубились. Это у них, оказывается, так специально задумано – чтобы пассажиры спали в полете. Просыпаемся – а корабль уже на космодроме стоит. Сутки летел – сутки мы и дрыхли, как дураки… Даже обидно немного: первый раз в космосе – и весь полет проспать…

Глеб перевел дух.

– В общем, прилетели мы на планету. Называется Сопрол-2, в Альгере всего лет сто, не больше. В гостиницу ехали на таком, типа, поезде – он по рельсам не едет, а вроде как летит над ними. Меня прикололо. А Чжу Пэн, один из китайцев, говорит, что когда был в Японии, видел там почти такой же. Так что, наверное, ничего особенного – хотя, конечно, и не наша симферопольская электричка… В гостинице нас уже поселили вдвоем с Сингхом…

– А Джулию с кем? – не удержался от вопроса Семак.

– Не знаю, – пожал плечами Глеб, вновь начиная краснеть. – Наверное, одну… Из преподов с нами, кстати, остался только нард Шидд – Швур и Доол полетели на лайнере дальше. Типа, по своим делам… Ну, начали местные нас везде возить. Достопримечательности всякие показывать. Довольно интересно – кто захочет, я потом покажу фотографии – но опять же ничего такого, ради чего стоило лететь так далеко: думаю, у нас на Земле найдется и покруче. На третий день завезли в Школу, типа нашей – точно такая же, даже коридоры так же расположены. Встретили очень торжественно, показали все, а потом вдруг говорят: «А давайте-ка, ребята, в криск резанемся?» Мы было в отказ, а нард Шидд вдруг говорит: нельзя, обидите смертельно. Пришлось согласиться, но попросили время потренироваться – мы ж в таком составе и на поле ни разу не выходили. В общем, договорились провести матч через два дня. И вот эти два дня – ни тебе поездок, ни достопримечательностей местных – тренировка за тренировкой. Кое-как сыгрались… Но у них-то – опытная команда!.. В общем, вынесли нас в одну калитку. «Шесть-один» на первой стадии – у нас один мяч Чан Бяо со штрафного забросил, и то, по-моему, случайно – и потом еще пятеро через ворота прошли – сбить мы смогли только одного, самого последнего. Даже вспоминать стыдно…

Глеб поежился.

– Прощаясь, эти асы-шмасы обещали прилететь с ответным визитом – так у них типа положено. Так что теперь, говорят, будем спешно формировать сборную Школы…

– Да фиг с ним, с этим криском, – вмешался в рассказ Меньшиков. – Ты давай про Альгер рассказывай!

– А я про что? – буркнул Соколов. – Да, собственно, на Сопроле-2 больше ничего интересного и не было. Повозили нас по планете еще два дня – и обратно на космодром. Только тут загвоздка – прямо к нам ничего оттуда не летит. И вроде как в ближайший месяц не ожидается. Нард Шидд полдня с кем-то ругался, потом вроде договорился – погрузили нас на какую-то посудину, и на старт. Полет снова весь проспали. Высаживаемся – не можем толком понять, куда прилетели: планета – не планета, астероид – не астероид… В общем, выяснилось, что это у них там типа транзитной станции. Причем Альгеру она, по сути, не принадлежит – летай кто хочет. Пришел нард Шидд, но прежде чем выпустить наружу, час полоскал нам мозги: туда не ходить, этого не делать, того не трогать, и так далее. Заинструктировал по самое не балуйся – похоже, будь его воля, он бы нас засунул в грузовой контейнер и вообще из корабля не выпускал. Но время стоянки истекало, пришлось выгрузиться…

Было заметно, как Глеб буквально на глазах увлекается собственным рассказом.

– Вот этот астероид, я вам скажу – вещь! Настоящий космос. Корабли прибывают и убывают один за другим – их видно прямо через окна. Огромные такие окна с толстенным стеклом, абсолютно прозрачные. Они там на каждом шагу. Нереально крутое зрелище – хоть целый день стой и смотри. Сверху там – один большой космодром, внутри – сплошные гостиницы, рестораны, бары, другие всякие заведения… Нард Шидд сказал, что попутного рейса нам ждать два дня. К этому моменту как раз должны были подлететь Швур и Доол. Вот тут-то мы и оторвались…

Соколов слегка покосился на Гайдукова и продолжил с несколько меньшим энтузиазмом.

– В общем, Шидд сам виноват – бросил нас, фактически, на произвол судьбы, а сам куда-то свалил. Денег, правда, оставил – на еду и все такое. А цены там не то что в Альгере – дешево все… Короче, если кому интересно, тоже есть фотки, некоторые – довольно прикольные… Так все на веселой ноте и завершилось бы, если бы не последний день…

Глеб сделал долгую паузу, словно подбирая слова.

– Сидим мы, в общем, в бар… в кафе, – быстро поправился он, почувствовав на себе тяжелый взгляд Гайдукова. – Хорошо так сидим – третий час уже пошел. И тут подваливают семеро. Нашего возраста, ну, может, чуть постарше, в одинаковых серых комбинезонах. Оказывается, потенциальный противник – курсанты с Ранолы. Садятся за соседний столик, ну и начинают нас подначивать. Говорят как бы между собой, но так, чтоб нам было хорошо слышно. Про Альгер – гадости всякие. Мы напряглись, но сидим, делаем вид, будто не понимаем ничего. Нард Шидд предупреждал, что нечто подобное возможно – и ни в коем случае нельзя первым начинать конфликт: сразу попадешь в местную полицию, а оттуда уже так просто не выбраться. А эти, из Ранолы, чувствуют, что нам их разговорчики вроде как по барабану – и только еще больше изгаляться начинают. На личности перешли. По Джулии прошлись… Мы все уже на измене, китайцы Далджита так чуть ли не под руки держат, чтобы тот не вскочил разбираться. Дальше – больше. Один из серых, видно, самый наглый – или самый глупый, не знаю, – встает, подходит к нашему столику и начинает поливать нас уже в глаза. Тут уже, признаться, и у меня терпение почти что лопнуло. Доколе, думаю?! И тут вижу – Чан Бяо медленно так поднимается. Ну, понимаю, началось. Примерился уже, как сподручнее этому серому в яблоках врезать. А Чан спокойненько так к нему подходит, наклоняется к самому уху и что-то там вкрадчиво шепчет секунд эдак пятнадцать. Этот, с Ранолы, меняется в лице, бледнеет и молча, почти без замаха, бьет Бяо кулаком в живот. Точнее, это он хотел в живот, но наш китаеза оказался готов, и удар прошелся вскользь. Ранольцы повскакали со своих мест – но тут уж и мы в долгу не остались. Полиция явилась оперативно – не прошло и минуты, но половина столиков к этому моменту была уже перевернута, пара наших лежала в отключке, но и супостатам, конечно, досталось. Когда полицаи их уводили – а зачинщиков они четко вычислили сразу, видно, запись смотрели – сами идти могли только трое серых из семи.

Глеб судорожно сглотнул.

– Прибежал взмыленный нард Шидд, а с ним Швур и Доол – он, видно, как раз ходил их встречать. Сначала разорался, но потом разобрался и даже похвалил сквозь зубы. Из бара этого он нас по-быстрому увел, а тут уже и рейс наш объявили. Но пока на борт не поднялись, преподы нервничали не по-детски – непонятно, правда, почему: полиция же сразу признала нашу правоту. Может, опасались мести ранольцев? Не знаю. Никто из наших спросить не решился. Так или иначе, через час нас уже снова распихали по гробикам-капсулам и разбудили уже только в Солнечной системе. Вот, собственно, и все… – закончил Соколов. – Да, еще одно! – вспомнил вдруг он. – Я потом спросил Чана, что такое он нашептал тому ранольцу, что тот так взбеленился. Бяо густо покраснел и отвечать отказался. Я раньше и не знал, что китайцы тоже краснеть умеют, – улыбнулся Глеб.

– Поблагодарим курсанта Соколова за его столь содержательное выступление, – привычно взял инициативу в свои руки Гайдуков. – У кого есть какие-нибудь вопросы к докладчику?

– А я привез тебе сувенир, – проговорил Глеб, когда они после ужина вернулись в свою комнату. – Вез, правда, два – еще была маленькая бутылочка альгерского пива. Знатная, скажу тебе, вещь! Я прихватил пару в том баре на астероиде. Одну тебе, одну… Ну, в общем, одна должна была быть твоя. Но Гайдуков, собака, пропалил и отобрал… Но вот это – довез, – он протянул Ивану руку ладонью вверх.

– Спасибо. А что это? – Голицын двумя пальцами аккуратно взял с ладони друга небольшой мутно-серый значок в форме двух расправленных крыльев.

– В некотором смысле это – мой трофей, – усмехнулся Соколов. – Тогда, в баре, когда мы с ранольцами схлестнулись, я одного за грудки схватил, он рванулся – и вырвался, а эмблемка эта так у меня в кулаке и осталась. Всю руку, зараза, расцарапала, – он продемонстрировал уже почти зажившую ранку. – Между прочим – чистейшая платина! Это мне нард Шидд сказал, когда я ему ее показал. И еще он сказал, что это не просто какой-то там сувенир, а знак принадлежности к одному из знатнейших родов Ранолы. Отобрав его в честном бою, я могу теперь его носить сам – только в перевернутом виде – в знак победы. Или – если захочу – могу подарить кому-нибудь – вместе с правом ношения. Вот я и дарю – тебе…

– Спасибо… – повторил Иван. – Только… Это… Раз ты говоришь, это платина… Огромных денег, наверное, стоит!

– А, забудь! – отмахнулся Глеб. – Мы же не собираемся его в ломбард сдавать! И потом, если бы не ты – мне бы его все равно не заполучить. Так что бери, не стесняйся. А когда сам полетишь – тоже мне что-нибудь притаранишь.

– Ну, это уж без вопросов, – заверил его Голицын. – Осталось полететь.

 

19

Как таковых зимних каникул в Школе не было – один свободный день перед Новым Годом, один – по завершении экзаменов (он же – единственный день пересдачи «хвостов» для неудачников), и все: новый семестр.

К слову, вылетевших по результатам первой сессии за неуспеваемость не оказалось: пусть и со второй попытки, но свой зачет получили все. Так что надежда Ивана, что кто-то из его старых недоброжелателей-афроамериканцев сделает по итогам экзаменов Школе ручкой, с треском провалилась. С другой стороны, не возникло никаких проблем и у Глеба, так что результат полугодия скорее следовало считать удовлетворительным.

Новый семестр естественным образом принес обнуление баллов, как в личном, так и в командном зачете. Снялось, наконец, и пилотажное проклятие, наложенное нардом Орном на Ивана с Глебом (а кроме них, как случайно выяснили друзья, еще и на Збигнева Мазовецки, отказавшегося запустить виртуальную боевую ракету в Вавельский кафедральный собор Кракова). Впрочем, надо признать, что Голицыну все это не слишком-то и помогло. Если Глеб и Пашка Хохлов с первого же ужина семестра вновь прочно оккупировали места за привилегированным столом, лучшим достижением Ивана по-прежнему была лишь девятая строчка в итоговой таблице.

Впрочем, не бывает ведь худа без добра. Зато в ресторанном зале он мог без помех продолжать садиться за один стол с Эммой. А перед ужином, выкроив в своем жестком расписании полчаса, они почти каждый день встречались с Маклеуд на вечно пустующей смотровой площадке. Удивительно, но марсианский пейзаж за стеклом почему-то не казался уже таким мрачным ни ему, ни ей.

А вот атмосфера внутри российской делегации, напротив, оставалась далекой от идеала. Хохлов своей обиды так и не забыл, а должность капитана «Варяга» по криску давала ему отличную возможность не дать забыть о ней и всем остальным.

Формально придраться было не к чему: капитан на поле – в игре ли, на тренировке ли – и царь, и Бог, и воинский начальник в одном лице, в любом вопросе и первое, и последнее слово – за ним. Решил капитан, что для отработки той или иной комбинации ему нужны конкретно вот этот и вот этот игроки, а, например, вот этот – даром не нужен – его право. Но как-то так вроде бы само собой вышло, что от отработки всех ключевых игровых взаимодействий Иван оказался отстранен. На резонный вопрос: «А мне-то что делать, пока вы тут все туда-сюда летаете?», следовал совет отрабатывать пока штрафные броски. Чем, собственно, Голицын и занимался теперь большую часть тренировки, возвращаясь по ее завершении в раздевалку даже толком не вспотев.

– Слышь, Паш, я, конечно, все понимаю, – не выдержал, наконец, Иван. До полуфинальной игры с «Конкордом» оставалось меньше двух недель, а в команде он по-прежнему оставался на положении какого-то изгоя. Единственный, кто охотно работал с ним в паре, был Глеб – но для этого друзьям приходилось приходить в зал дополнительно, выискивая свободные «окна». – Но чем строить из себя собаку на сене, ты бы лучше о команде подумал!

– Вона как ты запел! – ухмыльнулся Хохлов. – О команде! Много ты думал о команде, когда лишил нас десяти очков за фортификацию на финише семестра?

Голицын раздраженно цокнул языком.

– Опять ты за свое! Давай не путай свою личную шерсть с государственной! Тогда без очков остался только ты. Ты один! А в командном зачете – будь их даже действительно десять – никакой роли они бы уже не сыграли!

– Может, и не сыграли, но могли ведь и сыграть! – возразил Пашка.

– А хотя бы и так! – взъярился Голицын. – Ладно, пусть я такой негодяй, подвел делегацию, но ты-то у нас весь из себя положительный! Да? Зачем намеренно ослабляешь команду?

– А ты что, правда думаешь, что способен чем-то усилить нашу игру? – язвительно поинтересовался Хохлов. – Ошибаешься, дружок! Ты у нас только и можешь, что по своим воротам лупить! Нам такого нынче не надобно!

– Пашка, ты не прав! – поспешил вступиться за друга Глеб. – Ваня в прошлый раз еще и голевой пас отдал!

– Случайность! – отмахнулся капитан. – И вообще, не лезьте в вопросы тактики! Не вашего ума дело!

– Как же нам не лезть, если тактика априори проигрышная! – рявкнул Соколов.

– Что? – Пашка резко побледнел. – Что ты сказал?!

– Я сказал, что твоя тактика, построенная на личных обидах и симпатиях, ни к чему, кроме поражения, привести не может, – разжевывая каждое слово, проговорил Глеб. – Ты заставляешь нас биться впятером против шестерых, а это в лучшем случае – глупость!

– А в худшем?

– А в худшем – предательство! – отрезал Глеб.

– Та-ак… – негромко протянул Хохлов. – Понятно… Значит, бунт на корабле?

– Понимай как хочешь, – отрезал Соколов.

– Все слышали? – Пашка медленно обвел взглядом стоящую вокруг команду. – Капитану высказано недоверие! Ну что ж – дело ваше. Я за эту должность не держусь… – Резким движением он содрал с рукава своего К-комбинезона яркую квадратную наклейку и швырнул ее на пол. – Раз так – выбирайте нового. А я что, я могу и за воротами посидеть…

– Погоди, Паш, не горячись… – шагнув вперед, Сергей Меньшиков встал рядом с товарищем. – Никто пока тебя ниоткуда не смещал, – нагнувшись, он поднял с пола капитанскую наклейку и прилепил ее обратно на Пашкин комбинезон – вышло, правда, криво. – Ребята высказали свое мнение – это их право. Чего психовать-то?

– Голосуйте, – отрезал Хохлов, вновь пытаясь отскрести с рукава наклейку, но Меньшиков быстро прикрыл ее своей огромной ладонью, и пальцы Пашки лишь карикатурно проскребли по металлизированной ткани. – Считайте это вотумом доверия – чем угодно, но голосуйте. Я не могу работать, если считаю, что команда мне не доверяет!

– Отлично, голосуем! – поспешил ухватиться за это предложение Иван. – Кто за то, чтобы сместить Пашку с поста капитана – прошу поднять руки! – проговорил он, поднимая свою.

Глеб вскинул руку почти одновременно с другом. Климов дернулся было следом, но увидев, что остальные поддержать предложение не торопятся, остановился.

– Два голоса «за», – заключил Меньшиков. – Кто против? – его собственная рука была первой.

Помедлив секунду, примеру Сергея последовал Семак.

– Глупо менять капитана накануне игры, – словно оправдываясь перед кем-то, проговорил Климов. – Если он в чем-то ошибается – ему потом и отвечать…

– Кому от этого будет легче, когда мы продуем «Конкорду»? – выдавив усмешку, спросил Иван.

– Мы не продуем, – покачал головой Климов. – Мы выиграем! – резко заявил он, поднимая руку.

– Три голоса «против», – сосчитал Сергей. – А ты сам-то, Пашка, чего?

– Я прислушаюсь к мнению большинства, – патетически бросил Хохлов.

– Большинство голосов за то, чтобы оставить капитаном тебя, – сообщил Меньшиков, словно кому-то это до сих пор могло быть неясно.

– Ну что же, значит, я остаюсь, – соизволил вновь принять на себя бремя власти Пашка. Подцепив ногтем наклейку – Меньшиков свою руку уже убрал, – он снова ее оторвал и приклеил заново – на этот раз уже аккуратно. – А всех недовольных прошу засунуть свое неудовольствие… – последовал недвусмысленный адрес. – Команда решила, и кто теперь станет мутить воду – тот и есть предатель!

Иван и Глеб промолчали.

Как того и следовало ожидать, игру с «Конкордом» Иван начал за воротами. В нише, предназначенной для запасных, было довольно тесно, но зато тут имелся небольшой экран, по которому можно было худо-бедно следить за происходящим на поле. Кроме того, здесь находилось медицинское оборудование, подключив которое к К-комбинезону через специальный разъем, можно было законсервировать состояние игрока в случае получения им особо серьезной травмы – уважительных причин для того, чтобы покинуть площадку во время игры до открытия ворот одной из команд в криске не существовало.

Игра началась с затяжной атаки «Варяга». Подробности на маленьком экранчике рассмотреть было невозможно, но ясно было, что большинство игроков – как в красной, так и в небесно-голубой форме «Конкорда», сгрудилось вблизи ворот еврокоманды. Результат не заставил себя долго ждать.

– Поражен шлюз номер один команды «Конкорд»! – объявил судья. – Счет один-ноль в пользу команды «Варяг»!

– Кто забил? – спросил Иван дежурившего в защите Климова.

– Щас уточню, – бросил Александр. – Пашка забил! – сообщил он через несколько секунд.

Внутри у Голицына неприятно кольнуло. Ну почему обязательно Пашка? Почему, например, не Глеб?!

В течение ближайших минут счет менялся еще дважды – и оба раза в пользу россиян. Иван искренне радовался за своих, однако успех Хохлова – а он, как назло, оказался автором всех трех забитых голов, оставлял неприятный осадок. Выходит, Пашка прав, заперев его здесь? Несправедливо! Голицыну безумно захотелось, чтобы их капитан опростоволосился. Хоть в чем-то. Если бы еще это было возможно без ущерба для команды…

Игра возобновилась, и тут фортуна неожиданно повернулась лицом к европейцам, позволив им один за другим отквитать два мяча. Отличились, как понял Иван, Мазовецки и Камилла Грин. Сердце Голицына разрывалось от противоречивых чувств. Если так пойдет и дальше, Пашке просто ничего другого не останется, как сделать замену, и тогда… Вздрогнув, Иван устыдился собственных мыслей. Что за глупости?! Вперед, Россия! Вперед, «Варяг»!

При счете «три-два» игра понемногу успокоилась. Наступательный порыв «Конкорда» как-то сам собой иссяк, «Варяг», играя строго по счету, уверенно контролировал ход матча. Впрочем, упрочить свое преимущество россиянам также не удавалось. Игра разбилась на эпизоды, выматывая игроков в отдельных, не несущих существенной угрозы воротам стычках.

Иван уже решил, что матч так и завершится их победой с минимальным счетом, как вдруг случился – иначе и не назовешь – нелепейший казус. В безобидной ситуации, принимая снаряд вблизи собственных ворот, уставший Семак мяч не удержал, и тот без какого бы то ни было участия команды соперника вывалился из его рук прямо в незащищенное в кольцо. Отчаянный выстрел битком Климова помочь делу уже не мог.

– Поражен шлюз номер пять команды «Варяг»! – голос судьи прозвучал в абсолютной тишине. Ни россияне, ни игроки «Конкорда» просто не могли поверить в происходящее. – Ничья, три-три!

Осознав случившееся, взбешенный Пашка отправил Семака за ворота, выпустив на замену Ивана.

– До конца матча осталась одна минута, – тут же услужливо сообщил судья.

Эту последнюю минуту «Варяг» всей командой провел в атаке. Противник сгрудился вокруг своих ворот, похоже, с одной лишь мыслью: выстоять. Комбинации россиян следовали одна за другой, к успеху поочередно были близки Глеб, Пашка, Иван и снова Пашка, но мяч в цель не шел, и все тут. Уже на самых последних секундах, разыграв с Соколовым изящную двойку, отработанную на дополнительных занятиях, Иван оказался перед шлюзом «Конкорда» совершенно один, но, видно, сказалось отсутствие игровой практики – подрабатывая под себя снаряд, Голицын промедлил – лишь какие-то доли секунды, – и вернувшийся в защиту Мазовецки буквально припечатал его вместе с мячом к запертым воротам, не дав произвести бросок.

– Нарушение правил! – голос судьи вмиг вернул Ивана от отчаяния к надежде. – Штрафной удар!

Судя по всему, время матча уже истекло, но так или иначе, штрафной удар должен был быть пробит.

Пашка подхватил отскочивший снаряд.

– Дай пробить Ваньке! – метнулся к капитану Глеб. – Он тренировал штрафные!

– Правда, дай Голицыну, – неожиданно поддержал его Меньшиков. – Он посвежее!

– Нет, – покачал головой Хохлов. – Я сам! – и так сверкнул глазами, что спорить с ним больше никто не рискнул.

В звенящей тишине Пашка со снарядом в руках подплыл к своим воротам, примерился, замахнулся, потом снова опустил мяч вниз, несколько раз глубоко вздохнул – и швырнул снаряд в цель. Отразившись от закрытых ворот, мяч пулей пронесся через всю площадку.

– Есть! – крикнул Меньшиков.

Но радость его была преждевременной. Отскочив от дужки шлюза, мяч отлетел обратно в поле. Гола не было.

Иван с Глебом бросились было на добивание, но еще на старте их опередил голос судьи:

– Первая стадия матча завершена. Ничья, три-три!

– И что теперь? – спросил Голицын, останавливаясь у стены. Ничьих в криске не бывает – это он помнил хорошо.

– Что-что, – сердито буркнул как раз подлетевший Глеб. – Серия пенальти. Лотерея, так ее!.. Эх, блин, Пашка, Пашка – такую победу профукали, – разочарованно бросил он.

– Для выявления победителя матча назначается серия из шести пар штрафных бросков! – как раз объявлял судья. – Командам приготовиться! Первый бросок выполняет команда «Конкорд»!

Снаряд, пущенный рукой немца Фрица, ушел в «молоко». Право ответного удара, несмотря на косые взгляды команды, вновь взял на себя Хохлов. Прицеливаясь, он потратил почти все отведенное правилами на бросок время, лишь чудом не заработав замечания судьи, однако его усилия в полной мере были вознаграждены: угодив в дужку шлюза – чуть ли не в ту же самую точку, что и в прошлый раз – мяч отскочил в ее противоположный край и провалился в кольцо.

– Счет по результату штрафных бросков один-ноль в пользу команды «Варяг»! – сообщил под громогласное российское «Ура!» судья. Иван кричал вместе со всеми – едва ли не громче всех.

Второй бросок «Конкорда» реализовал Мазавецки, а вот Глеб, взявший в руки снаряд вслед за поляком, оплошал. Какое-то время ничейный счет сохранялся – игроки обеих команд поочередно мазали мимо цели – и лишь последняя попытка европейцев – с мячом на этот раз был ничем себя толком не проявивший за всю игру Краулиньш – принесла им успех. Счет стал два-один, но последнее слово еще оставалось за «Варягом». А именно – за Иваном.

Как ни странно, никакого волнения Голицын не испытывал. Еще только взяв в руки мяч, он понял, что непременно забьет. Так и швырнул снаряд – почти не целясь, в последний момент даже испугавшись собственной смелости – а ну как самоуверенность выйдет боком? Не вышла. Мяч поразил шлюз, даже не коснувшись дужки кольца.

– По результатам серии штрафных бросков ничья два-два! – провозгласил судья. – Назначается первая дополнительная пара бросков. Начинает команда «Варяг»!

– Дай мне! – слова сами вылетели изо рта Ивана.

– Нет, – в лице Хохлова было что-то от средневекового фанатика. – Я – первый!

– Дай, я забью! – пообещал Голицын.

– Дай Ване! – подключился Глеб.

– Пусть бьет Голицын, у него лучше всех получается, – добавил Семак.

– Прекратить разговоры! – диким зверем прорычал Пашка. – Сказал – я, значит – я! И не спорить с капитаном!

Мяч, пущенный Хохловым, просвистел мимо шлюза, даже не задев дужки.

– Черт! – не смог сдержать эмоций Глеб.

– Ладно, эти щас тоже смажут, – с деланным оптимизмом проговорил Климов. – Кто там у них бьет?

– Мазовецки, – сообщил Семак.

– Промажет! – убежденно заявил Меньшиков. – Два раза в одну воронку снаряд…

– Попадает, – убитым голосом закончил за него Соколов. – Еще как попадает…

Его слова потонули в радостном крике приветствовавших успех своего игрока европейцев.

Игра завершилась.

Кавторанг Гайдуков всепроникающим торнадо ворвался в раздевалку, где понуро сидели проигравшие.

– Позор! – начал он с самого порога. – Стыд и позор! Других слов просто подобрать не могу! Вести «три-ноль» – и так безвольно проиграть! Семак, у вас что, руки отсохли – мячик роняете? – Тут же досталось Генке – он сидел ближе всех к двери. – Ну да что там говорить о вас, когда наш капитан такое вытворяет?! Хохлов, какого лешего вы взялись бить штрафной, когда в команде, по сути, есть штатный пенальтист? – набросился куратор на капитана.

Даже не расстегнувший К-комбинезон, Пашка сидел молча, тупо уставившись взглядом в одну точку. Возможно, он сейчас вообще не видел и не слышал разбушевавшегося Гайдукова.

– Молчите? – не унимался кавторанг. – Нечего ответить?! Хорош капитан! Впрочем, нет – никакой вы больше не капитан! Снимаю вас с этой должности!

– Прошу прощения, од-сун, – поднял внезапно голову Меньшиков. – Капитана может разжаловать только команда…

– Вот как?! Ну, так давайте! Приступайте! Кто за то, чтобы освободить Хохлова от должности, в полном несоответствии которой он только что перед всеми расписался? Ну?

Иван поднял руку. С секундным опозданием к нему присоединился Семак. Еще через пару секунд – Климов.

– Что?! Только трое? – удивился Гайдуков. – А вы что же, Соколов?

– Не вижу в этом никакого смысла, од-сун, – бесцветным голосом проговорил Глеб. – Что толку махать кулаками после драки? Все равно в этом сезоне нам уже больше не играть. А дальше – посмотрим…

– А вы, Меньшиков? – перевел куратор взгляд на Сергея.

– Од-сун… Товарищ начальник факультета! Я – против! – решительно заявил тот. – Зачем вы так? Пашке и так сейчас хуже всех нас!

– И поделом! – бросил кавторанг. – Своими руками отдать победу в руки противника!

– Может, оно и так, од-сун… Только вас, товарищ начальник факультета, там не было! – поднял на Гайдукова полные слез глаза Меньшиков.

– Что?.. – казалось, куратор был обескуражен. По крайней мере, Иван впервые видел кавторанга таким растерянным.

– Мы сами выбрали себе капитана, – дрогнувшим голосом продолжал между тем Сергей. – Сами и проиграли. Ответственность на всех. Разве что Иван с Глебом всегда были против Пашки…

– Я не снимаю с себя ответственности! – вскинул голову Соколов.

– Ну-ну, – хмыкнув, Гайдуков повернулся к Ивану.

В душе Голицына вновь схлестнулись противоречивые чувства.

– Я считаю, что Хохлов, безусловно, виноват в поражении, – тщательно подбирая слова, проговорил он. – Но не он один… И… – Он бросил быстрый взгляд на Глеба – Соколов сидел с каменным лицом. – Мы сами должны во всем разобраться, од-сун!

– Молоко еще на губах не обсохло – самим разбираться! – рявкнул кавторанг, обводя курсантов бешеным взглядом. Пять пар упрямых глаз – Пашка по-прежнему был где-то далеко – так и не опустились под его тяжестью.

– Всех в Москву… – в ярости прошипел куратор. – В двадцать четыре часа – первым же транспортом!.. Вы еще не знаете Гайдукова! Вы еще его узнаете!

Оглушительно хлопнула дверь – покидая раздевалку, кавторанг с мясом вырвал из гнезда мощный доводчик.

 

20

Это был первый раз, когда слова Гайдукова оказались пустым звуком: ни в двадцать четыре, ни в тридцать шесть, ни в сорок восемь часов никто их никуда не отправил. Даже напротив, встретившись с курсантами на утро, куратор процедил сквозь зубы нечто малочленораздельное, что при наличии некоторой фантазии у слушателей можно даже было принять за извинения. Похоже, Москва, с которой кавторанг, несомненно, связался еще вечером, не сочла повод для расправы существенным.

Тем не менее, было ясно, что не склонный к уступчивости Гайдуков ничего не забыл и еще найдет случай расквитаться с «молокососами» за неповиновение.

Тем временем во втором полуфинальном матче «Цзе ши хуань хунь» на удивление легко разделалась с довольно сильной командой Австралии – «пять-два» – и теперь в июньском финале должна была встретиться с одолевшим россиян «Конкордом».

– Вот уж никак не думал, что в решающем матче придется болеть за китайцев, – мрачно сказал по этому поводу Иван. Они с Глебом только что покинули полигон анша Жиы. Поделив российскую делегацию на две команды, Фантомас устроил между ними настоящее сражение – хотя и с учебными, но плюющимися вполне взаправдашними парализующими зарядами бластерами. Голицын, Соколов и примкнувший к ним по воле преподавателя Климов загнали противника в самый дальний конец лабиринта, где и расстреляли почти в упор. Обычно не слишком щедрый на награду анш Жиы оценил их победу двадцатью восемью баллами: по десять Глебу и Александру, восемь Ивану, не сумевшему уклониться от одного из выстрелов и получившему касательное «ранение» в левую руку. У противника очки заработал один лишь Семак – пять. Как показала проверка, это как раз из его «Шилка» был задет Голицын.

– Нет худа без добра, – глубокомысленно заметил Соколов в ответ на реплику друга по поводу финала. – Зато, если «Цзе ши хуань хунь» выиграет, мы окажемся единственной командой, сумевшей обыграть чемпиона!

– Угу, очень по-русски, – кивнул Иван. – Ну да ладно, уж в следующем году мы им покажем!

Глеб как-то не слишком весело улыбнулся. Они уже подходили к своему жилому сектору.

Наскоро ополоснувшись в душе и натянув свежий форменный комбинезон, Голицын поспешил на смотровую площадку, где его, как обычно перед ужином, ждало свидание с Эммой. Вприпрыжку промчавшись по коридорам и пару раз едва не налетев на возвращавшихся со своих занятий курсантов, Иван вихрем вылетел на условленное место. Площадка была пуста. Ничего удивительного, впрочем, в этом не было: Маклеуд всегда немного задерживалась. Бросив взгляд на часы – времени до ужина было еще полно – Иван прислонился спиной к стене и принялся ждать.

Прошло минут пять, потом еще столько же – Эмма все не появлялась. А вот это на нее было уже не совсем похоже. Беспокойство Голицына усилилось, когда минуло еще десять минут, а девушка так и не подошла. В прошлом их свидания уже несколько раз срывались – все-таки, как ни крути, курсанты часто не были хозяевами сами себе, – но всегда находился способ предупредить другого о возникшей проблеме. А вот так, чтобы просто взять и не прийти – такого между ними еще не случалось.

Нахмурившись, Иван оторвался от стены и несколько раз прошелся из конца в конец площадки. Время неумолимо утекало. Еще немного – и надо будет уже идти на ужин. Там-то он Эмму и увидит…

Внезапно из-за угла послышались отдаленные шаги. Голицын замер, прислушиваясь. Так и есть! Кто-то быстро шел по коридору к площадке. Эмма! Наконец-то!

Но это оказалась не Эмма. Секунда ожидания – и из-за поворота появился… Гундарс Краулиньш.

– Ты?! Что ты здесь делаешь? – Латыш был последним, кого Иван ожидал сейчас увидеть.

– Гуляю! – невозмутимо ухмыльнулся тот. – А что, нельзя? Или с этого вечера смотровая площадка вошла в закрытый русский сектор?

– Гуляешь?.. – протянул Иван, понемногу приходя в себя. – Ну, так и давай, гуляй дальше!

– Что я и делаю, – вновь ухмыльнулся Краулиньш. – Люблю, знаешь ли, полюбоваться закатом… – он кивнул в сторону окна, за которым и правда догорала вечерняя заря.

– Шел бы ты… любоваться своим закатом где-нибудь в другом месте, – начал уже заводиться Голицын.

– Куда же это, интересно? – хмыкнул латыш.

Адрес, по которому не замедлил направить его Иван, при всех его неоспоримых достоинствах, имел к закату солнца разве что самое косвенное отношение.

– Не-а, – покачал головой Краулиньш. – Не пойду. Сам туда иди – а мне и здесь хорошо.

Кулаки Голицына сами собой сжались.

– Ну-ну, – расплылся в холодной улыбке Гундарс. – Давай, русский Иван, ударь меня! Ну! – он демонстративно подставил левую щеку. – Неспровоцированное нападение на курсанта – как мило! Вылетишь из Школы быстрее, чем анш Жиы свой бластер выхватывает!

Усилием воли Иван заставил себя удержать уже почти занесенную в замахе руку.

– Что тебе от меня нужно? – прохрипел он.

– Мне? От тебя?! С чего ты взял, что вообще представляешь собой для кого-то хоть какой-то интерес? Вон и кенгуру твоя – и та не прискакала!

Если бы только Голицын сразу понял, что имел в виду латыш, никакая угроза вылета из Школы, вероятно, уже не спасла бы зубы Краулиньша от перспективы бисером рассыпаться по полу. Тех же пары секунд, пока смысл сказанного доходил до опешившего Ивана, хватило Гундарсу, чтобы проворно отскочить на несколько шагов назад.

– Что ты сказал?! – глаза Голицына, осознавшего, наконец, услышанное, налились кровью, словно у разъяренного быка.

– То – что ты слышал! Не пришла твоя Маклеуд? И не придет!

– От… откуда ты знаешь? – выдохнул Иван, споткнувшись на полушаге.

– Откуда надо! – поняв, что угроза немедленного нокаута миновала, Краулиньш вновь растянул свои тонкие губы в презрительной ухмылке. – Видать, нашлись у нее дела поважнее, чем торчать тут с тобой!

– Врешь ты все! – рявкнул Голицын, вновь делая шаг вперед.

– Я? Вру?! В таком случае, где же она? Эмма! – позвал он, картинно сложив ладони рупором. – Ау! Эмма! Что-то не идет, – развел он руками. – Так кто же из нас, выходит, врет?

– Короче, лабус, давай, вали отсюда по-хорошему, – взревел Иван. – Или вылетим из Школы вместе: я – доучиваться в Москву, а ты – на ваше рижское кладбище!

Краулиньш побледнел, но, похоже, не только и не столько от испуга – обидное национальное прозвище пробило, наконец, броню прибалтийской невозмутимости.

– Никуда я не уйду! – отрезал он. – Хочешь – сам уходи! А мне и здесь хорошо!

Иван снова сделал шаг вперед, но гнев его уже куда-то ушел. Остановившись, Голицын смерил своего оппонента долгим взглядом – презрительным настолько, насколько только он был способен изобразить. Сдался ему этот мозгляк! Нет, удовольствие начистить его холеный европейский фэйс не стоит риска исключения из Школы, а значит – расставания с Эммой!

– Ладно, живи пока, – буркнул он, демонстративно отворачиваясь в сторону окна.

Латыш что-то пробубнил в ответ – но недостаточно громко, чтобы Иван расслышал. Специально же прислушиваться Голицын не счел необходимым.

Несколько минут они безмолвно стояли, каждый – на своем конце площадки, пристально глядя сквозь стекло: со стороны можно было решить, будто курсанты и правда зачарованно любуются весенним закатом. Напряжение, сковывавшее Ивана, несколько спало, и к нему окончательно вернулась способность логически рассуждать. Абсурд ситуации очевиден. Чего бы там ни было на уме у Краулиньша – до ужина он теперь отсюда из принципа не уберется. Значит, единственный выход – уйти самому. Все равно Эмма не пришла… Эмма! А если она в последний момент все-таки прибежит – и застанет здесь одного Краулиньша?! Нет, этого допустить нельзя. Так что ничего не остается, как только продолжать тупо пялиться сквозь стекло на быстро темнеющее небо Юты…

Ровно за минуту до ужина латыш молча отвернулся и нарочито неспешной походкой удалился по коридору. Выждав несколько секунд (чуть больше – и уже будет риск опоздать), Иван последовал за ним.

В ресторанный зал он, разумеется, пришел последним.

Едва войдя в дверь, Голицын бросил взгляд на их стол – традиционно второй от конца. Два места за ним были свободны. Сингхи на месте, Эллис на месте, в роли джокера сегодня – Курт Фриц… Эммы не было! Не иначе – что-то случилось!..

– Эллис, где Эмма? – выпалил Голицын, стремглав подлетев к столу.

– Во-первых, добрый вечер, Иван, – повернула голову австралийка.

– Добрый, добрый, – торопливо кивнул Голицын. – Всем привет, простите… Так что с Эммой?

– Да не дергайся ты так – все в порядке с твоей Эммой, – улыбнулась Эллис. – Вон она сидит, ждет, не дождется, когда ты, наконец, посмотришь на нее.

– Где?! – обернувшись в указанном девушкой направлении, Иван тут же получил ответ на свой вопрос. Эмма сидела за накрытым красной скатертью привилегированным столом – аккурат между Глебом и китайцем Чаном Бяо. Встретившись глазами с Голицыным, Маклеуд помахала ему рукой – улыбка ее при этом, правда, выглядела какой-то виноватой.

На стол рядом с Иваном опустился поднос с едой.

– Не возражаете? – голос Краулиньша заставил Голицына резко оглянуться. – Все остальные места заняты, – пояснил, чуть замявшись, латыш. – Эти два – последние…

– Садись, конечно, – быстро кивнул ему Фриц. – А ты, Иван, поторопился бы: вот-вот преподы явятся – а ты еще без подноса.

– Да-да, я иду, – пробормотал Голицын.

К прилавку раздачи Иван брел, словно во сне. Второй раз за вечер Краулиньш вместо Эммы – это было уже как-то слишком.

– Ну, ладно, хватит дуться! – мягко положила Эмма руку на плечо Ивана. Голицын сидел один за пустым столом – его соседи, давно покончив с ужином, разошлись кто куда, причем первым, кажется, даже толком не доев, сбежал, видно, все-таки чувствующий себя не в своей тарелке латыш. Маклеуд стояла рядом. – Я правда никак не могла прийти! Меня вызвал к себе нард Шидд – а от него, сам понимаешь, так просто не отвертишься. Но я попросила Тони тебя предупредить! Только его тоже припахал кто-то из преподов – вот он кому-то и перепоручил.

– Ага, лабусу… – буркнул себе под нос Иван.

– Что? – не поняла Эмма.

– Краулиньшу он перепоручил! – более отчетливо произнес Голицын.

– Краулиньшу?! – Маклеуд не смогла сдержать улыбки. – Ну, Тони! Вот уж, действительно, нашел, кого попросить!

– Не вижу ничего смешного! – хмуро бросил Иван. – Я его там, на площадке, едва не прибил!

– Может, оно того и стоило, – продолжала улыбаться Эмма – и улыбка эта потихоньку растапливала лед, прочным панцирем сковавший сердце Голицына.

– Ага – и вылететь из Школы!

– Я бы стала писать тебе пылкие письма, – проговорила Маклеуд. – Ладно, шучу, шучу, – поспешно добавила она, заметив, что Иван вновь готов взъяриться. – Лучше послушай, зачем меня Начальник Школы вызывал!

– Ну и зачем же? – без особого любопытства поинтересовался Голицын.

– Ты ведь слышал, что у нас ожидаются гости?

– Гости? Какие еще гости?

– Из Школы на Сопроле-2 – это куда наши зимой на экскурсию летали. Они там с ними в криск играли, и теперь, согласно требованиям этикета, в конце мая будет ответная встреча. По итогам полуфиналов нард Шидд с Доолом сформировали сборную Школы. Я назначена капитаном! – торжественно объявила Эмма.

– Ты? Капитаном?! – от удивления Иван едва не вскочил на ноги. Хотя, с другой стороны, что тут странного – в «Кенгуру» капитаном была именно Маклеуд. Правда, «Кенгуру», как и «Варяг», свои последние матчи проиграли… – Погоди, – нахмурился Голицын. – А разве капитана не сами игроки выбирают?

– В сборных и других официальных командах – нет. Там капитан всегда назначается сверху… Но погоди, это еще не все! Доол назвал мне состав команды – ты тоже в списке!

– Я?! – оказывается, то чувство, что Голицын испытал несколько секунд назад, удивлением вовсе не было. Что такое настоящее удивление, стало ясно лишь теперь. – Я в списке?!

– Ну да! И еще, кстати, этот ваш Хохлов.

– А Глеб? – тут же спросил Иван.

– Глеб – нет. Это же, в конце концов, сборная Школы, а не ваш «Варяг»!

– Да, но Глеб играет куда лучше меня… – все еще не оправившись от свалившихся на него новостей, пролепетал Голицын.

– Выходит, Шидд с Доолом считают иначе, – отрезала Эмма. – А им виднее!

– Им виднее… – эхом повторил за девушкой Иван. – Значит, ты, Пашка, я… А кто еще играет?

– Китайцы Чжу Пэн и Ван Нань, и еще Збигнев Мазовецки.

– Мазовецки?! А этот-то нам зачем? – на автомате спросил Голицын.

– Не зачем, а почему. Збышек – прекрасный игрок.

– Збышек? – быстро переспросил Иван. – Уже Збышек?

– Не придирайся к словам, – отмахнулась Маклеуд, хотя, как показалось Голицыну, ее щеки слегка порозовели.

– Я, Пашка, Мазовецки, эти китайцы… – принялся перечислять Иван. – Да, подобралась командочка… Разве что Краулиньша с неграми не хватает для полного, так сказать, комплекта. И они там что, – он выразительно указал глазами вверх, имея в виду руководство, – всерьез думают, что в таком составе мы сможем успешно сыграть?

– Они не думают, – покачала головой Эмма. – Они уверены. И как капитан, я сделаю все возможное, чтобы оправдать эти их ожидания. Так что, чтобы у меня никаких пораженческих настроений! – как бы полушутя прикрикнула она, но милая улыбка не смогла до конца скрыть прозвучавший в голосе холод металла. – Первая тренировка – завтра. Время я уточню немного позже.

– Есть, мэм! – буркнул Иван, подражая подобострастной интонации Тони Хантера.

Быстро наклонившись, Эмма коротко поцеловала его в губы и прежде, чем он успел ее остановить, упорхнула прочь из зала.

 

21

Быть членом сборной Школы по криску оказалось не только почетно, но и крайне выгодно: просто по факту включения в команду каждый игрок получил по пятьдесят призовых баллов, еще по двадцать пять было обещано за каждый забитый игроком гол, по двадцать пять – за голевую передачу, и пятьдесят – за проход через ворота. Взамен требовалось только одно – победа. Победа над куда более сыгранным, опытным, мастеровитым, да просто уверенным в себе после первой игры соперником. Трудно сказать однозначно, действительно ли администрация верила в ее возможность, или же это был всего лишь еще один способ настроить игроков на бескомпромиссную борьбу, но сама мысль об ином исходе ответного матча со Школой с Сопрола-2 приравнивалась к крамоле.

На первую тренировку Иван и Пашка пришли почти за полчаса до назначенного срока: нард-кор Доол специально отпустил их со своего урока раньше других, и, тем не менее, в раздевалке они уже застали обоих сборников-китайцев. Ван Нань даже успела переодеться в тренировочный К-комбинезон, Чжу Пэн как раз раскладывал на скамье свой.

– Погоди, – замер Голицын на пороге, словно на стену наткнувшись взглядом на китаянку. – Я не понял. У нас, типа, что – одна раздевалка?

– А сколько тебе надо? – обернулся к нему Хохлов. После памятного поражения «Конкорду» и последовавшей за ним бурной сцены с кавторангом Гайдуковым в главной роли отношения между Иваном и Пашкой как-то сами собой перестали быть откровенно враждебными, но и дружескими их, конечно, назвать было еще нельзя – так, серединка на половинку.

– Ну, так ведь это… Девчонки же… – протянул Голицын, чуть заметно кивая в сторону Ван Нань.

– Ну да, девчонки, и что? Как, по-твоему, другие команды до сих пор обходились?

– А я-то откуда знаю?

Вопрос этот действительно раньше просто как-то не приходил Ивану в голову. В их делегации, а значит и в «Варяге», девушек не было, а о других он просто не задумывался. А ведь и правда, как они обходились-то?

– Насколько я знаю, раздевалка команде положена одна, – невозмутимо пожал плечами Пашка – то ли и правда не видел в этом проблемы, то ли искусно притворялся.

– Да? Ну и как… типа… – Голицын покраснел, вновь слегка кивнув головой на китаянку.

– А ты там чего-то такого не видел? – усмехнулся Хохлов. – Или сам надеешься продемонстрировать что-то новое?

– Да… То есть нет… То есть… – Иван окончательно смутился.

– В душ, наверное, по очереди заходят, – смилостивился над ним Пашка. – Да и, вообще-то, после хорошей тренировки не о том обычно мысли – до лавки бы доползти.

– Да, но…

Иван с ужасом представил, как он раздевается при Эмме и Ван Нань. Хуже того – как Эмма раздевается в присутствии Пашки, Чжу и Мазовецки… И как это, очевидно, уже не раз происходило в австралийской команде…

– Что стоим, кого ждем? – словно по заказу подошедшая сзади Маклеуд легонько толкнула его в спину. – Ваня, ты вообще здоров? – озабоченно спросила она, заметив его густо-багровую физиономию с крупными капельками пота на лбу.

– В… все в порядке… – пролепетал Голицын.

– Ну, если все в порядке – нечего стоять столбом. Быстренько переодевайтесь – я тут кое-что приготовила, – она продемонстрировала зажатый под мышкой ноут-бук.

Забившись в самый дальний угол и скрючившись там в три погибели, Иван трясущимися руками стянул с себя повседневную форму и облачился в новенький К-комбинезон. К моменту, когда, наглухо застегнувшись, он, наконец, решился бросить несмелый взгляд на раздевалку, все остальные игроки уже были готовы – даже пришедший последним Мазовецки – и собрались в середине комнаты вокруг невысокого круглого стола. Незаметно для других подмигнув Голицыну – от чего тот вновь начал краснеть – Пашка махнул ему рукой.

– Давай скорее, одного тебя ждем!

– Итак, я начинаю, – проговорила Эмма, раскрывая ноут-бук, как только Иван присоединился к команде. – Этот компьютер дал мне нард-кор Доол. В нем более ста типовых крисковых комбинаций – с подробным разбором действий каждого игрока. Все их нам с вами предстоит освоить. Два месяца – срок вполне достаточный – с учетом того, что мы с вами уже, скажем так, не совсем зеленые новички. Вот, например, – Маклеуд щелкнула клавишей, и над компьютером появилось трехмерное изображение игрового поля с разбросанными по нему крохотными игроками и совсем уже едва различимыми мячами. – Эта комбинация называется «веер». Осуществляется в четыре хода. Смотрите.

Игроки на поле стали медленно перемещаться.

– Смысл в том, что вот эти двое, – Эмма ткнула пальцем прямо в середину голограммы, – отвлекают на себя внимание защиты противника, потом снаряд передается вот сюда, откуда сразу же переадресуется в сторону ворот, где выскочивший из-за спин защитников игрок переправляет его в незащищенный шлюз. Просто и эффективно.

– Не так уж и просто, – покачала головой Ван Нань. – На тренировке мы пытались сделать что-то подобное, но в игре у нас ни разу не получалось.

– Теперь получится, – заверила Эмма. – И эта, и остальные стандартные комбинации. Если мы хотим достойно смотреться в матче с Сопролом, иного выхода у нас просто нет. Другое дело, что для победы нам этого наверняка будет недостаточно.

– Недостаточно ста отработанных комбинаций? – хмыкнул Мазовецки.

– Недостаточно, – кивнула Эмма. – У нас на овладение ими – два месяца, а противодействовать им они учились годами. Так что не надо тешить себя пустыми иллюзиями: используя каталогизированные стандартные ходы, мы можем лишь поддерживать в матче некоторую видимость напряжения. И то – лишь какое-то время. Ну, может быть, случайно забросить один-два мяча. Но не победить. Нет, – покачала она головой, словно в подтверждение собственных слов. – Не победить!

– Что-то я не пойму тебя, капитан, – проговорил, нахмурившись, Чжу Пэн. – Ты что, хочешь сказать, что у нас нет никаких шансов? Зачем тогда вообще играть?

– Я лишь говорю, что у нас не будет шансов, если мы станем действовать предсказуемо, по учебнику, – отпарировала Маклеуд. – Этого противник от нас ждет и к этому он готов. Для победы же нам потребуется нечто новое, нетривиальное.

– Что, например? – быстро спросила Ван Нань.

– Например, вот это, – пальцы Эммы вновь щелкнули по клавишам. – Эту ночь я немного посидела в информационной сети… Пришлось, конечно, повозиться – одних финалов чемпионата Альгера я просмотрела семь или восемь – но, в конце концов, мне удалось скачать еще шесть комбинаций. Очень редких – за все время ни одна из них не встретилась мне дважды. Очень сложных – по сравнению с ними «веер» – это прямой перелет от стены к стене. Уже утром я разложила их на компьютере по элементам, так чтобы можно было понять, как именно они разыгрываются. Шесть комбинаций – шесть шлюзов противника. Вот на них мы и сделаем ставку. Смотрите!

Повинуясь нажатию кнопки, игроки на голограмме закрутили какую-то немыслимую карусель – кем и куда передавался снаряд, откуда летели стаи битков, разглядеть было решительно невозможно. Продолжалось это всего несколько секунд, после чего, в самый неожиданный момент, последовала вспышка пораженного шлюза – гол!

– Теперь то же самое – только медленно, – вернула руку на клавиатуру Маклеуд.

На замедленном повторе хотя бы можно было иногда заметить передаваемый игроками друг другу мяч. Как ухитрялись двигаться сами спортсмены, каким образом траектория их движения вдруг внезапно, без видимой причины, менялась – оставалось загадкой.

– Шикарно! – не удержался от восторженного возгласа Пашка.

– И ты считаешь, что мы сможем такое повторить? – скептически посмотрел на Эмму Мазовецки.

– Такое, еще пять раз нечто подобное по сложности, ну и порядка сотни примитивных схем из каталога, – кивнула девушка.

– Шутишь? – прищурился поляк. – Да чтобы освоить все это – никакой жизни не хватит.

– Значит, положишь ее здесь до остатка, – Эмма была непреклонна. – Если потребуется – будем ночевать в зале, но результата добьемся!

– Звучит многообещающе, – заметил Хохлов.

– Пустых обещаний я давать не привыкла, – одарила его ледяным взглядом Маклеуд.

Несколько секунд никто не смел нарушить молчания.

– И еще одно, – Эмма нарочито медленно обвела глазами команду, по секунде задерживая взгляд на каждом из игроков. – Запомните: мне плевать, как вы тут все друг к другу относитесь и как относитесь лично ко мне! Плевать, сколько раз и с каким результатом ваши страны воевали друг с другом – начиная с каменного века и заканчивая сегодняшним днем! Плевать, кто кого когда оккупировал, предавал, расстреливал, кто кому и какой ценой строил коммунизм и свергал его, перекрывал нефть или воровал газ! Плевать, китаец ты, русский, поляк или еврей! Пока я капитан, все вы – моя команда! Команда нашей Школы! И вы будете действовать сплоченно, как единый организм – или вылетите из зала быстрее, чем летит пущенный хорошим защитником биток! Всем все ясно?!

Подавленные ее напором, игроки не сразу нашлись, что ответить.

– Ясно, конечно, – пожала затем плечами Ван Нань. – Что ж тут неясного?

– Збышек, Ваня, вам ясно? – не уступала Маклеуд.

– Ясно, – покосившись на поляка, пробормотал Иван.

– Ясно, – почти одновременно с ним выговорил Мазовецки.

– Ну, тогда, раз всем все ясно – прошу всех на поле, – захлопывая ноут-бук, уже совершенно другим тоном произнесла Эмма. – Не будем терять времени!

 

22

– Ну что, долго они там еще? – проговорил Пашка, недовольно косясь на информационный экран над дверью из раздевалки. Тот был девственно пуст.

Облаченная в канареечно-желтого цвета игровые К-комбинезоны, их команда уже битых полчаса ждала приглашения перейти в игровой зал. Уже и план на игру трижды пережеван, и дежурные слова капитана о важности победы сказаны и повторены, и все мало-мальски относящиеся к спортивной тематике анекдоты прозвучали (Иван рассказал свой любимый про водное поло: «Отдай пас Лене!» – «Но я же гол забил!» – «Ты гол забил – а Леня утонул!»), а заветного сигнала все не было.

– Вот и настраивайся после этого на игру… – не удержалась от сетования даже Эмма. – Так ведь и перегореть недолго.

– Зато и сопрольцам несладко, – резонно заметила Ван Нань. – Прямо с челнока – на матч…

– Вот они, наверное, и тянут время, – бросил Мазовецки. – Отдыхают с дороги.

– Да не, вряд ли, – покачала головой Маклеуд. – Им же самим некогда. Просто пока выгрузились, пока то да се…

– Могли бы тогда хоть предупредить, чтобы мы не торопились, – проворчал Пашка.

– Наверное, не думали, что все так затянется, – предположила китаянка.

Загвоздка была все в той же удаленности Земли от оживленных космических трасс. Корабль, привезший гостей, готов был ждать их в районе Плутона не более двенадцати земных часов – потом он должен был продолжить свой полет. Поэтому график у команды с Сопрола-2 был расписан буквально по минутам: прилетели – сыграли – улетели восвояси. Жестко, конечно, но, как говорят, для межпланетных матчей по криску это в порядке вещей.

– То-то они тогда все так удивлялись, что мы не готовы играть сразу по прилету, – проговорил Чжу Пэн, единственный в команде, кто принимал участие в первом, безнадежно проигранном гостевом матче с Сопролом.

– Еще полчаса такого сидения – и мы снова будем не готовы, – буркнул Хохлов.

– Помолчи – накаркаешь еще! – одернул его Иван.

В этот момент Эмма стремительно подорвалась со своего места. Тут же из динамика послышался долгожданный сигнал вызова – но Голицын готов был поспорить, что Маклеуд все же на какие-то доли секунды его опередила.

– Так, все, хватит болтать! – решительно потребовала капитан. – Команда, на выход!

Цвет К-комбинезонов команды с Сопрола-2, выстроившейся шестиугольником у своих ворот, был темно-синим.

– Прямо маскхалаты какие-то… – недовольно пробормотал Пашка.

– И снаряд на их фоне будет почти незаметен, – вторил ему Иван, безрезультатно силясь унять немилосердно бьющую его дрожь. – Надо будет, кстати, взять на вооружение…

– Цвет формы определяет федерация криска – раз и навсегда, – покачала головой Эмма. – Так что пока мы в этой Школе – летать нам этакими цыплятами.

– А мне даже нравится, – хмыкнула Ван Нань. – Веселенькая такая расцветочка. Живенькая.

– Во-во. А этих – прям хоть в гроб клади! – буркнул Мазавецки.

– Запасным игрокам отойти за ворота! – потребовал судья.

Ван Нань – первой сидеть в запасе планом предназначалось ей – упорхнула назад.

Прозвучал судейский отсчет, и тишину разорвал вой сигнальной сирены. Игра началась.

Иван, Эмма и Пашка сразу же рванулись вперед, туда, где в центре зала плавали одиннадцать игровых мячей. Чжу Пэн остался в защите, Мазовецки – как бы в полузащите, хотя как такового такого понятия в криске не было. По замыслу Маклеуд, основной задачей поляка на данном этапе был подбор отскочивших битков и перепас их назад или вперед – в зависимости от необходимости.

План был, наверное, и правда хорош, да только реализоваться он толком так и не успел. Намного опередив наших игроков и завладев за счет этого и снарядом, и большинством битков, форварды сопрольцев, оттолкнувшись друг от друга, разлетелись к противоположным стенам, пропуская между собой разогнавшуюся троицу землян, затем снова сомкнулись в центре зала, после чего одного из них – как раз того, что контролировал снаряд – словно из катапульты выбросило вперед. Оказавшийся в полупозиции Мазавецки только и сумел, что проводить его ошеломленным взглядом. Чжу Пэн, до которого еще не долетел ни один биток, рванулся было на перехват, но, не дожидаясь, пока китаец сблизится с ним, игрок противника швырнул мяч в цель.

Ярко вспыхнуло пораженное кольцо.

– Поражен шлюз номер один команды хозяев! – торжественно объявил судья. – Счет один-ноль в пользу команды гостей.

Шла всего лишь первая минута матча.

Она, кажется, так еще и не завершилась, когда счет вновь изменился, став уже «два-ноль». Лишь только игра возобновилась, как игроки Сопрола буквально насели на землян, не давая им толком расставиться по позициям и начать комбинацию. Естественно, тут же последовала потеря мяча, перехват – и вот уже судья вновь сообщает о поражении шлюза хозяев – на этот раз под номером «два».

– Ничего себе начало! – выдохнул Иван, подлетая к своим воротам.

– Спокойно, собрались, – Эмма выковыряла снаряд из кольца и обернулась к команде. – Нам надо постараться контролировать мяч. Пусть пока даже без розыгрыша атакующих комбинаций. Посмотрим тогда, надолго ли хватит у них сил на такой прессинг. Короче, дорожим мячом, и стараемся собрать у себя как можно больше битков! Пошли!

Идея Маклеуд не то чтобы не принесла результата – все зависит от того, что за этот самый результат считать. Если то, что разрыв в счете не рос на этот раз почти две минуты – то да, наверное, следует признать, что идея сработала. Быстро передавая снаряд друг другу, земляне выманивали игроков противника на себя, и, несмотря на то, что те носились по полю, словно электрические зайцы, которым добрая рука вставила куда-то сзади батарейку «Энерджайзер», иногда один или двое из них все же проваливались, давая нашим шанс для контратаки. Однажды Эмма с Пашкой, воспользовавшись ситуацией, даже сумели прорваться почти к самым чужим воротам, но были снесены мощным залпом битков еще на подступах. И тут же в ответной атаке, отрезав пару увязших форвардов, сопролцы забили свой третий гол, поразив шлюз номер «три».

– Они что, специально выбивают их по порядку?! – яростно бросил Пашка, со злости запуская битком о стену.

– Не исключено, – хмуро пробормотал Мазовецки. – Я слышал, в криске это считается высшим шиком.

– Ну что ж, хоть чем-то, значит, мы можем их огорчить, – прорычал Хохлов. – Возьмем – и выбьем себе сами сначала шестой, а потом пятый. Вон, у нас и специалист по этому делу имеется, – кивнул он в сторону Ивана.

– Так, хватит болтать! – рявкнула, подлетая, Эмма. – Собрались! Ничего пока не потеряно: они уже устают, я вижу!

Что касается Голицына, то лично он ничего такого за игроками противника пока что не замечал. Сопрольцы по-прежнему метались по залу, как ошпаренные, пусть не намного, но почти каждый раз в чем-то землян опережая. Так что ничего удивительного, что и четвертый гол не заставил себя ждать: три игрока в темно синей форме, небрежно перекидываясь снарядом между собой, как нож сквозь масло прошли их оборону и в очередной раз поразили шлюз – как по заказу, четвертый.

У Эммы, когда она доставала мяч из кольца, был такой вид, что игроки – как свои, так и сопрольцы – как-то сами собой расступились в стороны, оставляя вокруг капитана землян сферу пустого пространства. Из спортсменов в желтой форме никто не решился проронить ни слова.

Очевидно решив, что противник окончательно раздавлен и уже не оправится, а может быть, и правда, немного подустав, сопрольцы не стали на этот раз прибегать к прессингу, оттянувшись на свою половину поля, и чуть ли не впервые за матч позволив землянам начинать атаку так, как тем заблагорассудится. Привыкнув действовать при постоянном сопротивлении, наша команда даже не сразу поняла, что происходит, едва не потеряв мяч, затеяв традиционную перепасовку у своих ворот.

– Стоп! – внезапно Маклеуд замерла, с удивлением оглядывая темно-синие ряды противника на противоположной половине поля. – А ну быстро расставились! Играем первую!

Это была одна из заготовленных ими нестандартных комбинаций. Вместе со всей командой унесенный в бездну поражения ураганом атак противника, Иван уже и забыл было, что именно на них должна была делаться основная ставка в игре. До сих пор сопрольцы просто не позволяли им даже попытаться использовать что-то из домашних заготовок, и вот теперь такой шанс!

Оттолкнувшись, Голицын устремился к своей исходной позиции – у стены, где, повиснув рукой на петле, замер.

– Три… два… один… Пошли! – выкрикнула Эмма.

Игроки в желтых комбинезонах пришли в движение. Досчитав еще до трех – чтобы четко попасть в ритм комбинации, Иван заскользил вдоль стены. Ни снаряда, ни битка рядом не было, и противник не обращал пока на Голицына никакого внимания. Мимо стремительно пронесся Мазовецки, врезался в стену прямо перед лицом Ивана и, запустив куда-то вперед битком, отскочил обратно. Для Голицына это было сигналом.

Вышло почти в точности, как они рассчитывали. Рванувшись вперед, Иван проскользнул между двух игроков противника, тут же столкнувшихся друг с другом за его спиной, и в следующую секунду оказался в одиночестве перед воротами сопрольцев. Еще полсекунды – и прямо в руки ему, словно сам собой, пришел снаряд. Замахнувшись, Голицын уже практически видел его в нутрии шлюза, как тут-то и случился первый сбой: какой-то биток – скорее всего, случайный: от выстрелов защиты Иван, согласно всем расчетам, должен был быть прикрыт спинами своих игроков – так вот, какой-то шальной биток угодил ему в колено, развернув спиной к воротам.

Решение нужно было принять в доли секунды. Бросить мяч прицельно Иван уже не мог, отдать пас было некому – да и это означало бы нарушить установленный порядок комбинации.

Промедлив мгновение, Голицын понял, что улетает в сторону от ворот, и, не глядя, обеими руками швырнул снаряд за голову.

То, что мяч летит совсем не туда, куда планировалось, Иван понял сразу же, поэтому раздавшиеся в следующее мгновение радостные крики он справедливо принял за ликование в рядах соперника. И только бесстрастный голос судьи, перекрывший их через секунду, позволил ему осознать свою ошибку.

– Поражен шлюз номер четыре команды гостей! Счет четыре-один в пользу команды гостей!

– Как?! – только и сумел вымолвить Иван, врезаясь спиной в стену. – Это я?!

– Хохлов! – прокричал Чжу Пэн, в порыве восторга вторично припечатывая Голицына к стене. – С твоей подачи! Ногой, в касание!

– Классный пас! – Пашка тоже уже был рядом. – Вот уж не ожидал!

– Быстро все домой! – сделала попытку навести в команде какое-то подобие дисциплины Эмма. – Еще три надо отыграть!

Ответная атака, слишком поспешно организованная несколько обескураженным противником, а оттого – плохо подготовленная, быстро захлебнулась, и сопрольцы вновь отступили на свою половину поля.

– Так ничего и не поняли, бедняги! – усмехнулся Пашка. – Думают, наверное, что это была случайность!

– Не болтать! – сердито прикрикнула Эмма. – Быстро по местам! Играем вторую!

На этот раз и вовсе все прошло, как по писаному. Роль Голицына была вспомогательной – он должен был всего лишь увести в сторону одного из защитников, с чем Иван блестяще справился. Пока сопрольцы недоуменно крутили головами, Чжу Пэн поразил шлюз номер «два».

Возможность разыграть третью комбинацию представилась землянам лишь минуты через три: потеряв мяч в своей атаке, противник попытался снова изобразить прессинг, однако теперь уже и Голицын видел, что физически сопрольцы стали сдавать. Летали они по-прежнему быстро – особенно, когда нужно было возвращаться назад, да и битки метали так же сильно, как раньше, но понемногу – совсем по чуть-чуть – начали иногда позволять землянам себя опережать, а значит – выбираться из-под давления. Для расстановки перед третьей комбинацией игрокам в желтой форме даже не потребовалась пауза – заняв условленные места прямо по ходу игры, земляне по команде капитана завертели такую круговерть, что голова у их соперников просто не могла не пойти кругом.

Завершать комбинацию ударом снова должен был Чжу Пэн. И он почти это сделал. Уклонившись от битка – кажется, это Мазовецки, столкнувшись с игроком соперника, не успел вовремя перекрыть свою зону обстрела – китаец получил пущенный Иваном рикошетом от стены снаряд и собирался уже было послать его в кольцо, как сзади в него на полной скорости врезался защитник. Выпустив из рук мяч – сопролец тут же отбросил его далеко в сторону – Чжу Пэн со всего размаху протаранил головой створку запертых ворот.

– Нарушение правил! – возвестил судья. – Штрафной удар! – и тут же добавил. – Игрок команды хозяев получил травму, несовместимую с продолжением игры. Принудительная замена!

– Что? – не понял Иван, ища глазами снаряд. Из сказанного судьей до его сознания дошли лишь слова о штрафном ударе.

Вся остальная команда уже спешила к распростертому в воздухе китайцу.

Взгляд Чжу Пэна отчужденно блуждал, словно у влюбленного поэта.

– Похоже на сотрясение мозга! – заметил Мазовецки.

– Система К-комбинезона вколола ему что-то, – предположила Эмма. – Но все равно надо скорее отнести его за ворота и подключить к медцентру!

Подхватив находящегося в состоянии грогги китайца под руки, Пашка и Збышек уволокли его к своим воротам.

– Технический перерыв завершен, – объявил судья, когда на смену Чжу Пэну из ниши для запасных появилась Ван Нань. – Команде хозяев пробить штрафной удар!

– Давай, Ваня! – попыталась подбодрить поймавшего, наконец, снаряд Голицына Эмма. Лучше бы она этого не делала: руки Ивана тут же предательски задрожали.

Впрочем, стоило ему занять позицию на огневом рубеже, и все волнение как рукой сняло. Остались только мяч, створка своих ворот и шлюз противника на другой стороне поля. Элементарно. Отработанно на «ять» – спасибо Пашке, не дававшему ему в свое время толком тренироваться с командой…

Набрав в легкие побольше воздуха, Голицын медленно выдохнул и резким броском запустил мяч в цель. Он даже не спешил оборачиваться – чувствовал, что снаряд полетел, как надо.

– Поражен шлюз номер один команды гостей! – разнеслось над площадкой. – Счет четыре-три в пользу команды гостей!

– Ура! – не сдерживая своих чувств, Эмма бросилась сзади на шею Ивану, едва не отбросив того в объятия невесомости. – Так, собрались! – тут же, впрочем, опомнилась она, поворачиваясь к команде. – Мы пока все еще проигрываем!

С этого момента характер игры резко изменился. Игроки в синей форме стали действовать осторожно, на рожон старались уже не лезть, предпочитая сохранение контроля над снарядом неподготовленному прорыву. Осадив половину поля землян, сопрольцы старались методично разыгрывать мяч, что называется, «до верного», тщательно выверяя каждое свое перемещение, каждый пас, и особенно тщательно – бросок. И вот, наконец, улучив момент, когда защита растратила запас своих битков, эффектной двухходовкой противник вывел своего игрока на ворота. Наперерез ему рванулись Эмма и Ван Нань. Маклеуд удалось задеть соперника плечом, немного сбив того с курса, он выпустил мяч, который и попыталась подхватить китаянка, но, промахнувшись, непроизвольно ухватила игрока за руку.

– Нарушение правил! – тут же остановил игру судья. – Штрафной удар!

– Я не хотела! – чуть не плакала китаянка, выход которой на замену ознаменовался такой неудачей.

– Ты не виновата, – утешила ее Эмма. – Все приготовились ловить отскок! – крикнула она своим игрокам.

Ловить, впрочем, им оказалось нечего – в прямом и переносном смысле. Снаряд со штрафного угодил точно в шлюз, даже не задев дужки кольца. Счет стал «пять-три».

Время матча неумолимо шло к концу.

– Играем пятую, – бросила Маклеуд, подхватывая мяч.

– А почему не… – начал было Голицын, но тут же сам понял, в чем дело: в комбинации номер четыре – равно как, кстати, и в шестой – ключевую роль должен был играть травмированный Чжу Пэн.

Ну что же, пятая – так пятая.

Как ни были внимательны защитники соперника, усталость, наложившаяся к тому же, как видно, на долгий перелет, вновь дала о себе знать. Круговорот игроков в желтой форме разметал их противников по всей площадке, вновь оставив ворота неприкрытыми. Со снарядом в руке к ним устремился Иван, но это был лишь отвлекающий маневр – Голицын летел с той стороны, где все шлюзы были уже подбиты. Однако окончательно потерявшие голову сопрольцы поддались на эту уловку – сразу два их игрока ринулись на Ивана. Ожидая от них именно этого, Голицын послал снаряд параллельно плоскости ворот, куда уже несся на всех парах Мазовецки. Иван успел заметить, что поляк уверенно принял мяч прямо напротив незащищенного шлюза, и в этот момент огромная туша в темно-синем К-комбинезоне швырнула Голицына на кольцо. Послышался отчетливый хруст – и в глазах у Ивана потемнело от боли.

– Поражен шлюз номер шесть команды гостей! Счет пять-четыре в пользу команды гостей! – сообщил судья, и тут же, без остановки, продолжил. – Нарушение правил! Команда хозяев пробьет бонусный штрафной удар! Игрок команды хозяев получил травму! Рекомендуется замена!

– Что с тобой случилось? – Эмма была тут как тут.

– Не знаю… – Иван поднял к глазам правую руку. Боли уже не было – системы К-комбинезона сработали на славу, но рукав от локтя до кисти сделался твердый, как сталь. – Этот чувак приложил меня рукой о ворота…

– Пальцами пошевели, – велела Маклеуд.

Пальцы не слушались.

– Скорее всего, перелом, – заключила девушка. – К-комбинезон ввел тебе обезболивающее и наложил на руку что-то вроде шины, – она провела пальцем по затвердевшему рукаву.

– Да, похоже на то, – кивнул Голицын. – Во время столкновения я слышал громкий хруст – только я тогда подумал, что это кольцо…

– Нет, кольцо так просто не сломать, – покачала головой Эмма. – Я не могу тебя заменить… – слегка потупив взор, виновато добавила она.

– Я понимаю, – вновь кивнул Иван. – Только… Я, кажется, не смогу пробить штрафной…

– Штрафной пробьет Збышек, – голос капитана вновь звучал уверенно. – А ты оттянись в защиту. Постарайся поддержать нас хотя бы левой рукой.

– Хорошо, – в третий раз кивнул Голицын.

Мазовецки блестяще справился со своей задачей, сравняв счет со штрафного.

– Поражен шлюз номер три команды гостей! Ничья пять-пять, – сопрольцы, казалось, не верили своим глазам и ушам.

О том, чтобы додавить ошеломленного противника, впрочем, не стоило и мечтать: оставшись, по сути, вчетвером – от однорукого Ивана толку было, по правде говоря, не слишком много – команда землян могла теперь лишь более-менее успешно обороняться, в лучшем случае надеясь так и свести матч к ничьей. Ничьей, равносильной поражению – в серии штрафных бросков им уже были гарантированы по меньшей мере два промаха – технический – за Чжу Пэна, и фактический – за Голицына. Вряд ли опытный соперник не воспользуется таким подарком!

– До конца матча осталась одна минута, – уведомил судья, и в этот же момент Пашка нарушил правила на ком-то из сопрольцев, запрещенным приемом не пустив того к воротам.

– Штрафной удар! – огласил приговор арбитр.

Игрок в синей форме взял в руки снаряд и неспешно полетел на позицию для броска. Зал затаил дыхание.

Сопролец размахнулся и отправил мяч в полет.

Эмма, кажется, закрыла глаза ладонями.

Снаряд летел не слишком быстро, но пугающе точно. Нет! Не совсем! Мимо! Или все же пройдет… Нет!

Угодив в дужку, мяч не провалился внутрь, но и не отскочил обратно в поле, неимоверным образом заскользив вдоль окружности. «Выбить! Надо его выбить оттуда!» – мелькнула мысль в голове Голицына, но ноги его словно приросли к стене. Ван Нань оказалась проворнее: в кошачьем прыжке китаянка метнулась к шлюзу, но и ее опередили: откуда ни возьмись взявшийся сопролец кулаком вогнал снаряд внутрь шлюза. Гол.

В зале воцарилась мертвая тишина. Все было кончено.

Стоп! Почему кончено? И вообще, почему тишина? Если открываются ворота – не должно быть никакой тишины! Должен раздаваться этакий мелодичный звон…

– Нарушение правил! – вмешался, наконец, судья. – Слишком ранний вход игрока в зону ворот при исполнении штрафного удара. Поражение шлюза не засчитано!

Вопль радости одних слился с воем разочарования других. Кто-то из игроков схватился руками за голову, кто-то – за сердце, и только Ван Нань, оказавшаяся ближе всех к воротам – за черный шар снаряда. Короткий бросок – и мяч летит к воротам противника.

В шлюз китаянка не попала – слишком уж второпях был послан в цель снаряд, но положение исправила Эмма. Единственная, кроме Ван Нань, сохранившая холодную голову, она молнией сорвалась вслед за мячом, подхватила его, отскочивший от запертой створки, и почти в упор переправила в последнее невредимое кольцо.

– Поражен шлюз номер пять команды гостей! Счет шесть-пять в пользу команды хозяев! Ворота команды гостей открыты. Первая стадия матча завершена, – провозгласил арбитр.

На то, чтобы праздновать успех, сил у Ивана уже не было – ни моральных, ни физических.

Первым делом из зала эвакуировали Чжу Пэна – китаец был в забытье.

– Команде хозяев приготовиться к проходу через ворота! – потребовал между тем судья.

– Эмма, иди первой, – предложила Ван Нань, подлетая к Маклеуд. – Всем все равно не пройти. Сосредоточимся на одной попытке.

– Нет, – решительно покачала головой капитан. – Это против традиций. Для межпланетного матча – недопустимо… Первым пойдет Голицын! – повернулась она к Ивану. – Все равно с битком от него сейчас толку не будет.

– Я могу кидать левой! – попытался неуверенно возразить тот. – Иди ты, Эмма – не стоит играть с ними в благородство!

– Делать, как я сказала! – рявкнула Маклеуд, и Иван поспешил заткнуться.

Взяв снаряд, Голицын приготовился к прорыву через ворота.

– Первый – пошел! – велел арбитр.

Иван решил избрать тактику, опробованную в первой игре с «Варягом» Чжу Пэном – не бросаться сломя голову к воротам противника, а сначала приблизиться к ним как можно плотнее, двигаясь вдоль стены. Со снарядом в левой руке это, кстати, было не так уж и просто: вынужденный все время контролировать мяч, Голицын мог удерживаться за петли одними лишь ногами. И, тем не менее, шаг за шагом он подкрадывался к цели – все ближе и ближе. Игроки противника пока выжидали: несколько раз Иван делал вид, что собирается совершить рывок, но ни один биток так и не вылетел ему навстречу. Стоило же Голицыну в самом деле оторваться от стены, как сразу два красно-коричневых мяча залпом ударили ему в грудь, отбрасывая далеко назад.

– Первая попытка не засчитана! – подвел итог его мучениям судья.

Бросив снаряд в сторону своей команды, Иван понуро устремился сквозь ворота.

Пол оказался не там, где он предполагал, а вроде как сбоку – если бы не мягкие маты, которыми он был устлан, встреча Голицына с гравитацией могло закончиться не столь уж и безболезненно.

– Второй – пошел! – донесся из зала голос судьи.

– Да пошел бы ты сам!.. – проворчал Иван, поднимаясь на ноги.

Через полминуты из ворот кулем вывалилась Ван Нань – также без мяча.

– Почти! – простонала китаянка. – Почти прошла! Чуть-чуть не хватило!

– Чуть-чуть – не считается, – мрачно заметил Голицын. Теперь внутри у них оставались только трое. Шансы землян на победу, в реальность которой они уже едва было не уверовали, таяли на глазах.

– Третий – пошел! – гнул свое арбитр.

Третьего пришлось ждать почти три минуты. Несколько раз из-за ворот доносились какие-то неразборчивые крики – кто и что кричал, понять было невозможно – но вердикт судьи о незасчитанной попытке все не поступал. И вот, наконец, медленно, словно при замедленной съемке, из ворот появился черный мяч, за ним желтая рука, за ней голова…

– Есть! – Збышек Мазовецки повалился на маты, тут же вскочил, и ударом ноги послал мяч обратно сквозь ворота. – Есть!!!

Иван и Ван Нань бросились к поляку.

– Ура! – орал Голицын.

– Победа! – неистовствовала китаянка.

Под их напором Збышек не удержался на ногах и рухнул на пол. Сверху на поляка упал Иван, Ван Нань – на него.

– Задавите, черти! – застонал Мазовецки, но на лице у него было выражение безграничной, какой-то детской радости. Как, впрочем, наверное, и у всех остальных.

Через минуту из ворот выскочил Пашка – тоже, кстати, с мячом – и присоединился к общему безумству. Последней появилась Эмма – и тоже при снаряде – как потом узнал Голицын, противник, то ли смирившись с поражением, то ли в знак уважения, не выпустил по их капитану ни одного битка.

– Матч окончен! – донесся откуда-то издали голос арбитра. – Победила команда хозяев. Результат решающей стадии – три успешные попытки!

Впрочем, никто его уже больше не слушал.

 

23

Игроки-победители, без преувеличения, сделались героями всей Школы. Из раздевалки в ресторанный зал, где в их честь был приготовлен торжественный ужин, болельщики несли команду на руках. Перед дверьми госпитальной палаты, куда поместили получившего тяжелую травму Чжу Пэна, постоянно дежурили три-пять человек. Ивану, красовавшемуся с закованной в белый медицинский пластик рукой – она действительно оказалась сломанной – улыбались все девушки Школы, начиная с подруги Эммы австралийки Эллис и заканчивая Джулией Куин, а оба негроамериканца – его давние недоброжелатели – выбрав момент, подошли к Голицыну, похлопали по плечу и между делом назвали братом.

Впрочем, на то, чтобы почивать на лаврах, времени ни у кого особо не было – близились экзамены, а где-то рядом с ними – подведение итогов в личном и неофициальном командном зачетах. Успешная игра за сборную дала шестерке спортсменов хорошую фору перед другими курсантами – от ста пятидесяти дополнительных очков, набранных Эммой и Збигневым, до «скромных» семидесяти пяти, заработанных Ван Нань и Чжу Пэном. Это позволило всем им, за исключением китаянки, чисто учебные дела которой шли несколько ниже среднего, оккупировать места за привилегированным столом. Радость Ивана, впрочем, длилась недолго – не прошло и недели, как он вновь съехал вниз по зачетной таблице – и, как ни странно, связано это тоже оказалось со сборной.

Дело было в той самой его травмированной руке. Именно на то место на запястье, где у Голицына теперь белела броня медицинского пластика, пристегивался штатный бластер. Анш Жиы, как известно, более чем прохладно относящийся к криску, предложил было Ивану попробовать действовать левой, но после того, как «Шилк» дважды сам собой выскочил у Голицына наизготовку, а главное – после самопроизвольного выстрела (к счастью, никого не задевшего), преподаватель оружие у Ивана отобрал – до полного выздоровления. Соответственно, пересох и без того не слишком полноводный ручей, приносивший в копилку Голицына с полигона Фантомаса зачетные баллы.

Сразу же под угрозой оказалось и наметившееся было преимущество россиян в командном зачете. Усилиями Пашки и Ивана вырвавшаяся наконец после игры сборной на первое место российская делегация все ближе подпускала к себе идущих вторыми китайцев. В какой-то момент – с возвращением в строй Чжу Пэна – курсанты из Поднебесной даже ненадолго вернули себе утраченное лидерство, но стремительным финишным рывком – свою лепту внес в него и Иван, в основном, конечно, за счет пилотажа – на самом финише россияне вновь их обошли.

Итоговая отмашка – как и в прошлый раз, неожиданная – зафиксировала микроскопический отрыв делегации России от китайцев – всего на семь баллов. Но семь там их было или семьсот семьдесят семь – никакого значения уже не имело: россияне – первые, Китай – только второй. Третье место, как и полгода назад, досталось делегации США.

В личном зачете в призовую шестерку вошли четверо сборников – Хохлов, Эмма, Мазовецки и Чжу Пэн, а также Чан Бяо и Сварам Сингх, опередивший всего на три очка показавших одинаковый итоговый результат Глеба, Ивана и Джулию Куин. Чжу Пэн и Чан Бяо, кстати говоря, стали лауреатами второй раз подряд.

Отлет шестерых счастливчиков в причитающееся им призовое путешествие состоялся в самый разгар сессии. При расставании у ангара челнока Эмма плакала – за все время знакомства это был первый раз, когда Иван видел в ее глазах слезы. Несколько минут Маклеуд не выпускала из объятий Эллис.

– Почему-то у меня такое чувство, что я никогда больше не увижу ее, – всхлипывая, прошептала она на ухо Голицыну.

– А меня? – не нашел ничего лучшего как спросить тот.

– Тебя? – улыбнулась Эмма сквозь слезы. – Куда же ты теперь от меня денешься-то?!

– Ну, мало ли… – протянул Иван.

– Я попросила Эллис присматривать за тобой, – совершенно серьезно проговорила девушка. – Ты тоже приглядывай за ней, хорошо?

– Ну, думаю, без присмотра твоя Эллис не останется, – улыбнулся Голицын. Рядом с черноволосой австралийкой уже стоял Глеб – что-то негромко говорил, склонившись к самому ее уху. Что-то, как видно, очень смешное – время от времени девушка весело и беззаботно смеялась.

– Она – моя единственная настоящая подруга… – проговорила Эмма. В другой момент Иван, наверное, удивился бы этому откровению: с его точки зрения друзьями Маклеуд могли бы в той или иной степени считаться каждые девять из десяти курсантов Школы.

– Я прослежу, чтобы с ней было все хорошо, – заверил он девушку.

– Спасибо… – прошептала Эмма.

В следующую секунду ее горячие губы сомкнулись с губами Ивана и не отрывались уже до тех пор, пока нард Шидд дважды не потребовал от отъезжающих занять предназначенные для них места в челноке.

Экзамен по пилотажу должен был проходить в отсутствии нарда Орна – как и многие его коллеги, преподаватель предпочел воспользоваться оказией, чтобы слетать на родину в Альгер, – и к тому же проводился он не в привычных тренировочных кабинах, а в других, расположенных аккурат напротив ангара, из которого зимой Иван летал вместе с нард-кором Нивгом на таинственную заморскую базу. Впрочем, внутри старый и новый тренажеры ничем друг от друга не отличались. Согласно жребию, Голицыну выпала роль второго пилота, чему он, признаться, был даже немного рад: медицинский корсет с его руки сняли лишь неполных три дня назад, и точность движений, необходимая для управления воздушным катером, до конца к нему еще не вернулась. Усаживаясь в левое кресло, Иван подумал, что не исключено, что жребий на самом деле был не так уж и слеп: весь последний месяц нард Орн неизменно ставил командиром их экипажа Глеба, что, в свою очередь, давало и тому, и «инвалиду» Голицыну хорошие шансы на получение призовых баллов. Сейчас, конечно, ив-марола в Школе не было, но что ему мешало должным образом запрограммировать компьютер, принимающий экзамен? Правильно, ничего.

Тем временем Соколов уже занял кресло первого пилота. Краем глаза Иван заметил, что на правом запястье Глеба притулился бугорок учебного «Шилка» – на период экзаменов анш Жиы зачем-то выдал их курсантам для постоянного ношения. Выдал всем, кроме Голицына. Сердце Ивана кольнула заноза легкой зависти. Ну да ладно, через пару дней и у него будет такой же…

Включив экраны, запустив двигатели и получив у электронного экзаменатора разрешение на взлет, Глеб вывел «Эсмеральду» из виртуального ангара, в своем стиле – без излишнего пижонства – поднял в воздух и принялся набирать высоту.

– Автопилот? – не поворачивая головы, задал он через минуту вопрос Ивану.

– Автопилот готов, первый пилот! – четко доложил Голицын.

– Передаю управление автопилоту! Расчетное время до цели?

– Пятьдесят семь минут, первый пилот!

– Сколько? – резко оглянулся на друга Соколов. В его глазах застыло удивление.

– Пятьдесят семь минут… – медленно повторил Иван, силясь понять, что вдруг так поразило его друга в этих заурядных, в общем-то, цифрах.

– Ничего не напоминает? – с нажимом проговорил Глеб.

– Сейчас уточню, что у нас за цели, – хлопнув себя по лбу, Голицын торопливо застучал пальцами по клавиатуре пульта управления. Так и есть! Вот гады! Целей две, – официальным тоном доложил он. – Первая – какой-то бункер в лесу…

– В каком еще лесу?

– В каком, в каком… В русском. Примерно на границе Московской и Калужской областей.

– Ясно, – кивнул Глеб с таким видом, словно именно этого и ожидал. – А вторая?

– А вторая – вот, – щелчком кнопки Иван вывел на экран изображение. Старый знакомый – Московский Кремль.

– А они не оригинальничают… – прошептал после небольшой паузы Соколов.

– Что будем делать, командир? – задал вопрос Иван.

– Что делать, что делать… Ладно, давай сперва долетим дотуда. Мало ли что, в конце концов… – неуверенно проговорил Глеб. – Отставить посторонние разговоры! – тут же добавил зачем-то он – словно боялся, что Голицын сейчас сморозит что-нибудь не то.

Отсрочка, как и следовало ожидать, ничего нового не дала: к моменту, когда, считав с экрана информацию, Иван, как это и положено, доложил командиру экипажа: «Катер в заданном районе!», в их положении ровным счетом ничего не изменилось. Да и не могло измениться.

– Второй пилот, пригото… – на автомате начал стандартную фразу Глеб, но вдруг осекся. – Второй пилот, последовательность поражения целей нашим полетным заданием как-то регламентирована? – неожиданно спросил он.

– Нет, командир, – покачал головой Голицын, – не регламентирована!

– В таком случае давай пока начнем с этого несчастного бункера, – принял решение Соколов. – Приготовиться к захвату цели!

– К захвату цели готов! – тут же откликнулся Иван.

– Боевой разворот!

– Цель захвачена! – пальцы Голицына заплясали по клавиатуре. – До пуска шесть секунд… пять… четыре… три… две… одна… Ракета пошла!

Изображение объекта на экране исчезло в плазменном всполохе.

– Цель поражена! – доложил Иван.

Глеб промолчал. По идее, должна была последовать команда на захват и поражение второй цели, но первый пилот по-прежнему не решался ее отдать. «Что он тянет?» – нахмурился Голицын. Ведь ясно же уже, что полетное задание – будь оно трижды неприятным – все равно придется выполнять. К чему тогда это промедление? Зачем давать экзаменатору лишний повод придраться?

– Командир? – осторожно спросил Иван.

– Что? – Соколов словно очнулся ото сна. – Ах да… Второй пилот… Это… В общем… приготовиться к захвату цели! – бесцветным, каким-то механическим голосом проговорил он.

– К захвату цели готов!

– Боевой разворо… – Глеб вновь осекся на полуслове. – А это еще что такое? – ткнул он пальцем в экран перед собой.

– Цель воздушная, групповая, скоростная… – на автомате начал докладывать Иван.

– Это, наверное, истребители нашей – ну, в смысле, русской – ПВО, – предположил Соколов, вновь несколько оживляясь.

– Тогда не стоит обращать на них внимание, – заявил Иван. – Против «Эсмеральды» у них нет ни шанса – ни по вооружению, ни – главное – по скорости! Разворачиваемся на цель, командир!

– Не пойму, зачем их включили в программу… – удивленно пробормотал Соколов. – Бессмысленная какая-то помеха! Для воздушного боя они не годятся…

– Зафиксирован пуск ракеты типа «воздух – воздух»! – перебил его Голицын.

– Не пойму – зачем…

– Уклоняйся же! – взревел Иван, выхватывая из гнезда джойстик.

– Да от чего там уклоняться-то… Не надо, я сам, – остановив Голицына, готового уже без всякого приказа переключить управление на себя, Глеб, хотя и с некоторым опозданием, приступил к осуществлению необходимого маневра.

Катер лег на крыло – и в этот момент кабину сотряс мощный удар. Кругом оглушительно загрохотало, панель управления заискрилась россыпью аварийных лампочек.

– Поражен маршевый двигатель, – в ужасе считал информацию с экрана Иван. – Пожар в двигательном отсеке!

– Не может быть! – почти прокричал Соколов. – Это нечестно! С современного истребителя «Эсмеральду» не сбить!

– Пока что мы и не сбиты, – заметил Иван, мысленно уже готовясь к переэкзаменовке. – Задеты только. Давай, оторвись от них!

– Без маршевого двигателя?!

– Должно хватить маневровых. Ну, давай же! У нас еще есть шанс!

Катер мелко затрясло, но зато он стал постепенно набирать скорость и высоту, и расстояние между ним и истребителями условного противника по крайней мере перестало сокращаться.

– Ты только это… на орбиту не лезь, – проговорил Иван. Здраво оценив происшедшее, он уже окончательно смирился с мыслью, что экзамен они сегодня завалили, а значит, по большому счету, больше не о чем было и беспокоиться.

– Сам знаю, – сквозь сжатые зубы процедил Соколов. – Только я почему-то не могу удержать его в плоскости: либо вверх, либо вниз…

– Может, давай я? – предложил Голицын.

– Ну уж нет! Сам натворил – самому и вылезать… Я вот только одного понять не могу: как они сумели нас подстрелить? Где хваленая активная защита? Где антирадар, в конце концов?

– По этому поводу есть один хороший анекдот, – криво усмехнулся Иван. – Летят, значит, два сербских летчика-истребителя. Целей в небе нет, скучно. Один другому говорит по рации: спорим, скажем, Милош, я сейчас собью ракетой вон ту ворону? Второй говорит: не, не собьешь! Значит, спорим? Ну, спорим. Пуск ракеты, взрыв, грохот, обломки во все стороны. Офигела ворона, офигели сербы, но больше всех офигел пилот сбитого американского самолета-невидимки…

Голицын не смог сдержать улыбки, Глеб, однако, никак не прореагировал.

– Что, не смешно? – поинтересовался Иван.

– Смешно, – каким-то совсем уж нехорошим тоном проговорил Соколов. – Жуть как смешно… А еще смешнее, что мы высоту теряем. Я теперь даже вверх не могу, только вниз!

– В общем, мало того, что полетное задание провалили, так еще и машину потеряли, – хмыкнул Иван. – Да, тут, похоже, уже переэкзаменовкой так просто не отделаешься…

– Да ладно, не выгонят же они нас из-за этого! – безо всякой уверенности в голосе произнес его друг. – Ну ладно, давай тогда хотя бы закончим, как положено. Может, зачтется. Внимание! – проговорил он уже официально. – Катер получил повреждения, исключающие продолжение осуществления миссии. Экипажу покинуть машину! Второй пилот, как поняли?

– Понял вас, первый пилот! – откликнулся Голицын. Ему вдруг, ни с того ни с сего, стало безумно весело – нервы, наверное. – Катапультируюсь!

Разбив специальным молоточком предохранительное стекло, Иван от души вогнал внутрь рукояти кресла большую желто-красную кнопку.

На этом экзамен для него был завершен.

Ранее Голицыну не приходилось катапультироваться из учебной кабины, поэтому он мог лишь догадываться, что должно произойти дальше: останется кресло на месте, или улетит куда-нибудь под потолок, погаснут только его экраны, или и командирские тоже, будут ли какие-то неприятные ощущения – в назидание за проваленную миссию, но то, что случилось в действительности, превзошло все его самые смелые ожидания. Последовал стремительный рывок, словно бы ему вместе с креслом кто-то дал хорошего пинка, и в один миг кабина катера исчезла где-то внизу. Лицо Ивана обдало холодом, как если бы в него плеснули ведро ледяной, прямо из проруби, воды, дыхание перехватило. Что-то смачно хлопнуло над головой, Голицын поднял глаза – и с изумлением увидел прямо над собой быстро раскрывающийся оранжевый купол аварийного парашюта. Взгляд вниз – и изумление сменилось полным ступором: там, вдалеке – в километре? в двух? больше? – зеленел лес.

– Вот тебе и офигела та ворона… – отрешенно пробормотал Иван, медленно спускаясь на парашюте где-то недалеко от границы Московской и Калужской областей.