— А у тебя была девушка там, в Империи? — негромко спросила Петра, вертя в руке печатную плату.

Шло прикладное занятие по планетарной связи, и на то, чтобы из кучи запасных деталей собрать портативный передатчик малого радиуса, оставалось не больше часа. Крим и Петра работали в паре. Последнее время Мэрфи всегда старался ставить их вдвоем, справедливо считая, что интересы дела от этого только выиграют. Вторую пару составляли Луис Винальда и брат Петры Ричард, а Винсенту Эррере ассистировал сам жрец.

Задание было не из простых. От академиков требовалось не просто соединить элементы в стандартный прибор, но самим разработать его схему, используя только те детали, что Мэрфи отобрал на складе. К тому же, далеко не все из них были исправны.

На разработку схемы у Крима ушло почти ползанятия, но зато она содержала минимум незаменимых элементов — всего шесть. После отбора их из кучи запчастей остальная работа оставалась лишь делом времени. Тут-то Петра и задала свой вопрос.

— В Империи? — рассеянно переспросил Крим. — Ты имеешь в виду, на Реде, в Интернате?

— Ну да, — печатная плата со щелчком встала на отведенное ей схемой место.

— Даже и не знаю, как тебе ответить, — проговорил он.

— Ответь правду, — предложила Лопес.

— Правду? — пальцы Крима автоматически выуживали нужный транзистор. — Правду. В каком-то смысле, у меня была подруга. Силли. Кешлянка.

— Кешлянка?! — неизвестно, чего в голосе Петры было больше — удивления или возмущения.

— Так уж случилось, что в Империи водятся кешляне.

— И вы… Ты любил ее?

Любил ли он Силли? Еще недавно он, не задумываясь, уверенно ответил бы: да, безусловно. Мог ли он не любить ее, единственную, кто понимал его, единственную, рядом с кем он не чувствовал своей чуждости, своей ущербности? Единственную, для кого он был не презренным варваром — человеком? Да, он любил ее, любил всеми фибрами своей души, как любят лучшего друга, как любят мать, как любят родной дом. Но это ли имеет в виду Петра?

— Не знаю, — проговорил Крим. — Она была для меня всем. Но теперь я думаю: не потому ли лишь, что все другие — ничем? Ты не представляешь, насколько я был одинок, не знал нормальных человеческих отношений. Моя неполноценность никем не ставилась под сомнение — никем, кроме нее. Наверное, я не смог бы жить без нее в Интернате — поэтому и сбежал, когда она уехала. Но теперь. Здесь, на базе, каждый относится ко мне так, как на Реде относилась Силли. Это счастье, которого вы, привычные к такой жизни, просто не замечаете и не можете оценить.

— Бедный мой Крим, — произнесла Петра. — Как тебе, наверное, было тяжело.

— Другой жизни я не знал, сравнить было не с чем. Ты только не подумай, я не жалуюсь. Просто вот к слову пришлось.

— Бедный Крим, — повторила Лопес. — Опиши мне ее.

— Кого?

— Ну, эту кешлянку. Силли.

— Зачем? Да и как: для вас же все кешляне на одно лицо.

— И все-таки, — настаивала девушка.

— Ну, ладно. Я попробую. Она примерно твоего роста, ну, может быть, чуть повыше — трудно сказать точно из-за различий в фигуре. У нее зеленые волосы, всегда распущенные — кешляне не заплетают кос и вообще не признают сложных причесок. Глаза большие, цвет их меняется в зависимости от настроения от совсем светлого — салатового или лимонного — до иссиня-черного. Вообще, у кешлян всегда яркие, горящие глаза…

— Русалка, — тихо произнесла Петра.

— Что? — не понял Крим.

— Зеленоволосая русалка из сказки… Что с ней стало?

— Я не знаю. Она летела на лайнере, захваченном «Викингом», я был уверен, что она погибла, но Александр Вирный показал мне архив: среди убитых ее нет. Значит, ей удалось как-то спастись, и теперь она, должно быть, на Кеш-Шлим, член Гильдии имперских государственных служащих. Это одна из самых престижных Гильдий в Империи.

— Да, я знаю, — кивнула Петра. — Вот и все, — это уже относилось к собранному передатчику. — Включаем?

— Давай!

Щелкнул рубильник, однако маленькая зеленая лампочка на передней панели осталась безжизненна.

— Что за черт? — Крим выключил прибор и вновь включил его — никакого результата.

— Схема была верная, — задумчиво произнесла Петра. — Значит, что-то напортачили при сборке.

— Быть этого не может, — возразил Шторр. — Хотя… Ты заменила предохранители в блоке номер пять?

— Да, конечно. Хотя. Ты знаешь, кажется, нет.

— Тогда все ясно. Быстро разбираем. Скоро Мэрфи проверять придет.

— С него станется. Они с Винсентом, небось, уже закончили.

Несколько минут они работали молча. И только когда передатчик был вновь разобран и дефектные предохранители изъяты, Петра спросила:

— А ты никогда не задумывался, как ты попал на

Реду?

— Не задумывался?! — Крим усмехнулся. — Да не было дня, чтобы я не задавал себе этот вопрос! Сначала я думал, что виной всему просто какая-то случайная мутация, и, увидев, что ребенок родился уродом, родители подкинули его в Интернат. Я ведь подкидыш, родители мои неизвестны. Как это бывает: звонок в ворота, дежурный открывает: на пороге пищащий сверток, к одеялу приколота записка с именем, иногда — редко — номер банковского счета, половина денег с которого поступает в пользу Интерната, а вторая, с процентами — вручается воспитаннику при совершеннолетии. Но в моем случае деньгами и не пахло. Даже имени не было — Кримом меня назвали уже в Интернате в честь древнего подвижника — покровителя одиноких. А Шторр так и переводится: «подкидыш».

— И невозможно было узнать, кто твои родители? — спросила Петра.

— А как тут узнаешь? Разве что те сами захотят. Бывает, если вдруг подкидышу повезет, и его примут в одну из Высших Гильдий, родители сами объявляются. А кому нужен урод-варвар?

— Но доктор Артур говорит, что твои родители — земляне? — полуутвердительно произнесла Петра.

— Да. И это для меня полная загадка. Как они могли оказаться в Империи? И почему подбросили сына в Интернат?

— Это было четырнадцать лет назад, — проговорила Лопес. — Еще до войны. Они могли быть земными колонистами, из тех, что пересекли Границу и двигались на запад.

— Нет, невозможно, — возразил Крим. — Ты забыла историю. Задолго до войны, сразу после того, как несколько окраинных систем откололись и присоединились к Конфедерации, Империя закрыла свою восточную границу. Всех земных колонистов изгнали. К тому же, Реда — не пограничная планета, она не так уж и далеко от Кеш-Шлим.

— Тогда совсем непонятно. — пробормотала девушка. — Куда ты дел паяльник?

— Он у тебя в руке.

— Да, точно. Но если ты не из пионеров западной границы, то кто ты? — она подняла глаза на Крима.

— Дорого бы я дал, чтобы это узнать, — проговорил Шторр. — Есть, правда, одна сумасшедшая идея. История говорит о первых колонистах, которые покинули Терру, когда межзвездные полеты были еще в новинку. Их корабли могли лететь только в одном направлении. Они уходили в прыжок, и невозможно было предсказать, где предстоит вынырнуть. Что, если и мои предки когда-то вот так ринулись в космос?

— Первые колонисты погибли, — возразила Петра.

— Да, так считается. Но что, если одна из колоний выжила?

— Нет, этого не может быть. За сотни лет, что мы летаем меж звезд, никто ни разу не видел первых колоний. Их попросту нет. Нет даже следов таких поселений.

— Я знаю. Но это-то и удивляет. Если колонии гибли, должно остаться хоть что-то: брошенные дома, заросшие поля, останки корабля, наконец. А тут — ничего. Может быть, корабли первых колонистов просто выныривали слишком далеко? Например, за западной границей Империи?

— Не думаю, — девушка отложила в сторону паяльник и задвинула крышку собранного передатчика. — Даже «Викингу» не под силу такие прыжки — что уж говорить о первых кораблях. Они просто не выныривали из подпространства — поэтому-то и не осталось никаких следов. Или выныривали вблизи звезд и сразу гибли.

— Все?

— Все. Так говорит история. Ну что, включаем? Из глубины зала к ним уже шел Мэрфи.