ОПАСНЫЕ ТРОПЫ

…Крепко спят солдаты. А Бекетаю Джумабекову не спится. Он выходит на крыльцо, потягивается. В лицо бьет садкий ветер. Первые лучи солнца золотят далекие вертпины гор. Где-то за стройными кипарисами шумит прибоем Черное море. Ничто не предвещало беды. И вдруг…

…Полк подняли по тревоге.

— В воскресенье не дают поспать, — заметил кто-то из воинов.

А через несколько минут готов был взять свои слова обратно. Началась война…

Дважды Бекетай Джумабеков, призванный с далекого золотого прииска, что затерялся в отрогах гор Восточного Казахстана, рвался в бой. Дважды война, словно испугавшись чего-то, обходила его стороной. На этот раз она навалилась на плечи солдата всей своей огромной тяжестью, пахнула в лицо жарким пламенем, засвистела пулями и осколками.

Первое боевое крещение Бекетай принял на Украине, под Днепропетровском. Двое суток сдерживали натиск гитлеровцев бойцы. Двое суток стонала земля от взрывов мин и снарядов. Вражеские танки утюжили окопы. В небе коршунами носились самолеты.

Сюда, в украинские степи, долетело письмо из Акжала. Сестренка Бибинур сообщала, что брата Джаку так же призвали в армию, что она работает… литейщиком. «Не хмурь брови, Беке. Знаю, что взялась за мужское дело. Но отступать не буду. Не время! Что делать… война…»

Бекетай еще раз пробежал глазами письмо, улыбнулся. Он понял, что на этот раз его черноглазая Бибинур не плакала.

Молодец, карындас!

…Двое суток шел бой! На третьи 434-й артполк, потеряв больше половины людей и техники, отступил. К осени удалось пробиться в Крым, к Турецкому валу. Не хватало боеприпасов, продовольствия. Износилось обмундирование. Но солдаты с каким-то ожесточением продолжали отбивать наседавшего врага. И чем больше было трудностей, тем злее дрались бойцы.

* * *

…Горы, непроходимые леса, бурные речки. На небольшой поляне, окруженной со всех сторон вековыми деревьями, расположился партизанский отряд имени Алима Алдарова. Участник финских боев, коммунист, любимец солдат, он был расстреляй предателями.

На деревьях, у горных тропинок затаились дозорные. Кругом карательные отряды немцев. Надо быть начеку!

Бекетай Джумабеков примостился у поваленного бурей дуба, развернул карту. Четвертый месяц он командует разведывательной группой, куда вошли товарищи по оружию Георгий Безносенко, Василий Сорока, Николай Матюхин. А совсем недавно пришло пополнение: в группу зачислили рабочего Феодосийского порта коммуниста Севастьянова и его восемнадцатилетнюю дочь Анку.

Много дел у Бекетая, много забот. Он только что вернулся из штаба, где имел личную беседу с полковником Галимом Городовиковым, племянником прославленного Оки Городовикова, руководившего партизанским движением на Керченском полуострове. Полковник интересовался жизнью разведчиков, их здоровьем. Потом сказал:

— Завтра в поселок Ортолан на совещание соберутся немецкие офицеры. Ваша задача…

…Ползет по карте карандаш, оставляя кое-где пометки. «Машина с гитлеровцами пойдет от полевого аэродрома вот по этой дороге, — решает Джумабеков, — Засаду сделаем у моста. Часового снимет Сорока. Надо захватить пулемет, что в сарае. Пойдем по реке».

…Холодная вода обжигает тело. Местами она доходит до плеч. Разведчики поднимают над головами автоматы, мешки с гранатами и взрывчаткой. Впереди, прощупывая дно, идет Бекетай Джумабеков. За ним — Севастьянов, Сорока, Матюхин, Безносенко. Колонну замыкает Анка. Девушку решили не брать: кто знает, чем может кончиться эта операция. Но Анка отрезала:

— Пойду! Не удержите. Я — партизанка.

— Не зли ее, Бекетай, — попросил Севастьянов. — В море одна на лодке хаживала.

Джумабеков1 согласно кивнул головой: пусть идет!

…Под утро похолодало. Далекие звезды перемигивались между собой. Только они видели, как из воды на крутой берег выбрались шестеро. Через полчаса слабо охнул часовой, ходивший до этого по мосту. Две тени метились к полуразрушенному сараю, где засели вражеские пулеметчики.

Выглянувшее из-за гор солнце, не заметило перемены: по мосту все так же ходил человек в немецкой форме. Матовым блеском отливала холодная сталь пулемета.

Бекетай Джумабеков лежал на откосе, в зарослях шиповника, сжимая в руках автомат. Где-то рядом затаились Севастьянов с дочерью, Василий Сорока — на мосту, Матюхин и Безносенко — у пулемета. По первому сигналу они откроют огонь, а если понадобится, то и бросятся в атаку.

«А вдруг совещание отменили и машина не придет?»— мелькнула у Бекетая мысль.

Тогда они подорвут мост и уйдут в горы. Хорошо бы захватить языка. Но гитлеровские пулеметчики оказали упорное сопротивление. Их пришлось прикончить. Не уцелел и часовой.

Из задумчивости Джумабекова вывел отдаленный рокот двигателя. Ближе, ближе… Через минуту из-за поворота показался автобус.

— Обжились, сволочи! — ругнулся Бекетай.

На миг вспомнил рудник Акжал, где никогда не было автобусов, сестренку Бибинур. Как-то она сейчас? Справляется ли с работой литейщика? А может, тоже ушла на фронт?

— Бекетай! Командир, — шепчет из-за кустов Анка. — Немцы совсем близко.

А Джумабекову кажется, что это говорит Бибииур.

— Спокойно, карындас. Гитлер-жалмауыз. Он не пройдет!

— Жалмауыз. А что это такое? — спрашивает Анка.

Бекетай мотает головой: тише, мол.

Автобус подъехал к мосту. Часовой поднял руку: надо проверить документы. Открылась дверца. Василий Сорока шагнул навстречу. Граната «лимонка», пробив ветровое стекло, закружилась у ног гитлеровцев. Ухнул взрыв. Из сарая длинной очередью хлестнул пулемет. Затакали автоматы.

…Уходили напрямик, через скалистый перевал. Над лесом то и дело пролетали самолеты. Гитлеровцы тщетно искали партизан, совершивших дерзкий налет на автобус. Но попробуй найди иголку в стоге сена!

На этот раз группу замыкали Джумабеков и Севастьянов. Два коммуниста, два бывалых воина. Они отвечали за исход операции, знали, что гитлеровцы могут пустить по следу собак. Правда, разведчики около двух километров шлепали по безымяннному ручью. Но все может быть.

У серой, обдутой ветрами скалы, сделали небольшой привал. Бекетай раскрыл тяжелый планшет, захваченный в автобусе. Карты, схемы, исписанные листы. Здесь же фотографии местности. Той самой, где в настоящее время действует Алдаровский партизанский отряд. Вот и река, а вот лес. На одном из снимков угадывается перевал «Брус». Здесь в начале сорок второго партизаны вели жаркий бой с карателями. Разведгруппе удалось тогда захватить сопку, которая впоследствии получила название «Пекарня». Здесь, среди камней, нашли свой конец около тридцати гитлеровцев. Сюда упал вражеский грузовой самолет, сбитый партизанами-пулеметчиками. Бекетай сам ползал к обломкам за консервами, мукой, хлебом. А потом шутил:

— Не «пекарню» захватили, а целый гастроном.

Две недели продержались партизаны на перевале «Брус». Две недели отражали атаки гитлеровцев. Потом отступили, унося с собой два станковых пулемета, захваченные в бою, много автоматов, ящики с боеприпасами…

И вот перевал попал на фотографию. Не зря кружат к над горами самолеты-разведчики. Пройдет немного времени, и весь Крымский полуостров будет у гитлеровцев как на ладони. Обстановка усложняется.

Джумабеков уложил в планшет захваченные в бою секретные документы, коротко скомандовал:

— Поехали!

…Совещание немецких офицеров в Ортолане было намечено на утро первого мая 1942 года. Оно не состоялось. В полдень старшина Бекетай Джумабеков докладывал полковнику Галиму Городовикову о том, что поставленная перед разведгруппой боевая задача выполнена.

— Молодцы! — сказал офицер, принимая из рук старшины п#Сншет с документами и, улыбнувшись, добавил: — Поздравь от моего имени разведчиков с Первомаем. Разрешаю по маленькой. За удачу!

Бекетай рассмеялся.

— Уже чокнулись, товарищ полковник. С устатку.

— Ну, а теперь за победу! За нашу скорую победу!

Городовиков крепко обнял Бекетая, по-отцовски поцеловал его в обветренную щеку.

— Крепись, джигит! Впереди — новые испытания.

На том и расстались.

После обеда Джумабеков, в сопровождении Матюхина и Анки, возвращался в отряд. Узкая тропинка петляла меж камней, деревьев, то взбегая на пригорок, то обрываясь круто вниз. Пахло хвоей. Из буйного разнотравья выглядывали цветы; желтые, красные, синие. Порхали бабочки. В лицо с налета ударилась божья коровка. Сложила крылья, упала на подставленную ладонь. Бекетай остановился. Бережно опустил божью коровку на полевой цветок, вскинул брови. Перед мысленным взором встали родные казахстанские степи, зеленые перелески. И цветы, цветы… Они кивают Бекетаю своими головками, что-то нашептывают на ухо.

— Задумался, командир, — говорит Анка. — О чем?

Бекетай поднимает голову. На него в упор, не мигая, смотрят девичьи глаза. Большие, светлые. В них и тепло майского солнца, и неподдельная грусть. Пухлые губы слегка вздрагивают. Слабый ветерок, набежавший откуда-то с гор, шевелит русые пряди волос. «Красивая», — думает Бекетай и глубоко вздыхает.

…Шумит листвой девственный лес. Печет солнце. Кивают головками цветы. Тропа то взбегает на пригорок, то круто падает вниз. По ней идут трое. Взволнованные, разгоряченные запахами весны. Идут шаг в шаг. По-солдатски!

* * *

Захваченные в бою у моста документы помогли командованию уточнить обстановку. Алдаровский, а за ним Феодосийский, Судакский и Зуйский партизанские отряды срочно перешли в другие районы. Бекетай Джумабеков видел с перевала, как лесную поляну, где ранее располагался их отряд, бомбили гитлеровские самолеты. Земля дрожала от взрывов. В голубое крымское небо поднимались клубы черного дыма.

— О це шпарят! — заметил Василий Сорока.

Сложил пальцы дулей, ткнул в сторону огня и дыма.

— Ha-ко, фриц, выкуси!

А через день хоронили комиссара отряда, молодого чернобрового парня Георгия Новикова. С группой солдат он ушел к татарскому аулу в надежде раздобыть немного хлеба. Когда возвращались назад, из крайней сакли сверкнуло пламя выстрела. Комиссар упал. Солдаты бросились в саклю, но убийцу не нашли. Кто-то предложил поджечь аул. Комиссар открыл глаза, покачал головой: не нужно! В ауле, в основном, жили хорошие люди. Враги ушли к немцам.

Хоронили Новикова на склоне безымянной горы, под разлапистым кленом. Бекетай Джумабеков долго держал в руках медаль участника сельскохозяйственной выставки в Москве, которой перед войной был награжден зоотехник Георгий Новиков, потрепанную тетрадь со статьями о разведении тонкорунных овец в Ростовской области, которые комиссар писал между боями.

Когда над могилой поднялся зеленый холмик, Бекетай достал из ножен финку и вырезал на стволе клена пять слов: «Здесь спит комиссар Жора Новиков». А чуть в стороне плакала Анка.

* * *

К осени 1942 года гитлеровцы, получив подкрепление в живой силе и технике, предприняли против партизан ряд крупных операций. Алдаровский отряд дважды попадал в окружение. Тут и там завязывались жаркие перестрелки. Был ранен Николай Матюхин: шальная пуля задела выше колена мякоть. Солдат как-то неестественно крякнул, привалился к холодному камню. Затем достал из кармана брюк залитый кровью кисет, смачно выругался.

— Ты чего это? — испуганно спросила Анка, доставая из противогазной сумки индивидуальный пакет.

Бекетай Джумабеков.

— Щрости, сестрица, — смутился Матюхин и тут же пояснил:

— Всю махорку в кармане попортили, сволочи!

Позднее он просил:

— Ты, Анка, старшине не говори. Царапнуло, мол, малость, и все тут. А то лежать заставит.

— Ладно уж, герой. Молчу! — согласилась девушка.

Знала, что Матюхин отлеживаться не будет. А рана?

До свадьбы заживет!

Через неделю рана, легкая, затянулась. Николай вместе со всеми ходил делать завалы на дороге между Феодосией и Судаком, подрывал мост у горной деревушки Эльбузы, минировал подступы к старому монастырю, куда фашисты намеревались перевести свой штаб. А потом вел партизанскими тропами к Черному морю большую группу женщин, стариков и детей.

Это было необычное задание. Гитлеровцы, потеряв всякую надежду на успешную борьбу с партизанами, стали расстреливать мирное население, выжигать целые аулы и села. Особенную жестокость они проявляли к русским семьям. Ни днем, ни ночью не умолкали выстрелы. Дым от пожарищ стлался по низинам, обволакивая горы. С Большой земли пришла шифрограмма: «Эвакуировать женщин, стариков и детей. К берегу подойдут подводные лодки».

Вот тогда-то и была создана специальная группа проводников. В нее вошли почти все разведчики во главе с Бекетаем Джумабековым.

Шли лесом, сторонясь аулов и больших дорог. Голодные, измученные бессонницей, оборванные. Кашляли простуженные на холодном ветру дети. Роптали старики. Матюхин бегал вдоль нестройной колонны, как мог подбадривал людей.

— Еще немного, и будем на месте. Слышите, как шумит море?

Люди настораживались. Им и впрямь казалось, что о прибрежные скалы бьются косматые, в брызгах, волны, а в тихой солнечной бухте сигналят подводные лодки. Они ускоряли шаг.

Но судов на месте не оказалось. Дежуривший у берега партизан сообщил, что подводные лодки были обнаружены гитлеровцами с воздуха и подверглись бомбежке. Эвакуируемых приказано провести в Зуеский район к полевому аэродрому. Там их подберут транспортные самолеты.

И снова утомительные переходы по бездорожью, через горные перевалы, реки, бурелом.

На аэродроме, затерявшемся в крымском лесу, обессиленных людей посадили в самолеты, отправили на Большую землю.