Айн. Мир пятого разряда.

База?2.

Другой воздух — первое, что чувствуешь, еще даже не успевая осознать переход. Пронзает, как выстрел. Оглушает, будто въехал в стену со всей дури. Короткий шок. Потом словно градом, один за одним или же все разом, не понять, приходят ощущения своего тела.

Сухая боль скрутила горло, и я закашлялась. Воздух, словно полный измельченного стекла, никак не удавалось вдохнуть. На глазах выступили слезы, а желудок сжался короткой судорогой, ноги подкосились, но мне не дали упасть, поддержали.

Появился тугой гул в ушах. Он становился все отчетливее, превращаясь в писк, в крик и под конец в невообразимый человеческий визг. Может быть, я закричала тоже. Я ничего не понимала. Хотела повернуться на крик, но он был везде. Потом раздался выстрел, в ужасной какофонии на одну глотку стало меньше.

Первым из-под жесткого капюшона я увидела Майкла. Помощник Дракона еще стоял с наведенным пистолетом. Я опустила взгляд, находя его цель: шапка слетела с головы убитого, кровь из расквашенного пулей лба забрызгала перекошенное лицо.

Отпрянув назад, я наткнулась на другого мужчину. Он стоял на четвереньках, раскачиваясь и ударяясь головой о размокшую от дождя оранжевую землю. Рядом с ним, катаясь на спине, выл третий.

— Давай, попробуй, — Майкл сунул в мою руку пистолет. — Ну!

Я не слышала, не знала, сказала ли что-то в ответ. Оцепенев, смотрела на бьющегося в мучениях Странника. Майкл толкнул меня в плечо, что-то сказал, но его голос потонул в визге. Моя способность слышать то срабатывала, то нет. Не знаю, говорил ли что-то Дракон. Раздался второй выстрел, и крик резко прекратился. Остались лишь стоны человека на четвереньках. Это Дракон выстрелил, не я. Я боялась, что теперь Майкл заставит стрелять в третьего, но его босс забрал пистолет.

Вернув оружие помощнику, глава Путей нагнулся к оставшемуся в живых мужчине. Тот стонал уже тише.

— Оклемается? — спросил Майкл, пряча пистолет.

— Должно быть. Дотащим до базы.

Они подхватили бедолагу под руки, но тот вырвался и кинулся к товарищам. Не оплакивать их, нет. Покрытые волдырями руки, чуть трясясь, методично стали обшаривать карманы убитых. Я отвернулась.

Туман вдалеке отливал зеленоватым. Шла мелкая морось, а от земли исходил густой желтый пар. Везде, насколько хватало видимости, простиралась пустыня, паря перченым, терпким до тошноты воздухом. Теперь понятно, зачем мы надели грубые кожаные плащи, капюшоны и перчатки. Оставалось надеяться, что эти люди кричали не от попавших на них капель.

— Иди под крышу, — велел Дракон.

В кислотном мареве я не сразу заметила ржавый барак, огляделась еще раз, но он был единственным строением, туда я и поспешила. Тело все еще казалось неповоротливым, шаги тяжелыми, я делала полный шаг, а двигалась совсем медленно, будто плотный воздух сжимал и тормозил.

Ржавая, залатанная кусками железа дверь скрипуче открылась, пронеслась моего носа и грохнула о стену. Из барака вывалился здоровяк в темно-зеленом брезенте и, не оглянувшись на меня или Дракона с Майклом, уперся рукой в стену и принялся возиться с ремнем, пытаясь расстегнуть пряжку непослушными пальцами. Я шмыгнула в помещение, пока старая пружина не притянула дверь обратно к кривому косяку.

Внутри обстановка походила на трактир, устроенный в бывшем сарае. Здесь было темно и душно, от прокуренного воздуха и запаха пригоревшей пищи и дыхания множества людей, хотелось закашляться. Я чуть было не выбежала обратно, нутро снова конвульсивно дернулось, но тошноту удалось сдержать.

За столиками сидели Странники и их клиенты в одинаковых ржавых плащах. Было и несколько женщин. Я привычно попыталась что-то уловить в гуле приглушенных голосов, но сосредоточиться не смогла. Иногда проскальзывало какое-то понятное слово, но как только я вслушивалась, терялась всякая суть, а голова начинала болеть еще больше.

Никто будто и не заметил, что на улице стреляли. И на меня никто не посмотрел, когда я вошла. Ну и место. Прекрасно — мой первый мир полнейшая дыра, а мои работодатели спокойно вышибают людям мозги? — вот уж, как встретишь год, так и проведешь!

Дверь снова скрипнула, тягуче закричала на весь барак и ударилась о стену. Появились Дракон и Майкл. Они поддерживали еле перебирающего ногами мужчину. Дракон отпустил его, скинул с головы капюшон, потом снял сам плащ, повесив его на стул у свободного столика. Майкл помог мужчине сесть, тот уронил на облезлые вспухшие руки голову и тихо застонал. Я тоже стянула с себя тяжелый плащ, порадовавшись, что свобода движений больше ничем не ограничена. Села на стул, подальше от избежавшего выстрела человека. Он чуть покачивался, царапая грязными пальцами голову, и клоки серых коротких волос липли к рукам или падали на столешницу.

— Что с ними случилось? — спросила я.

— Не рассчитал с обратным оттоком при переходе, — коротко ответил Дракон и оглянулся на Майкла, подошедшего к барной стойке, а я тем временем посмотрела на него.

С капюшоном он снял и шапку. Темные пряди, стянутые в хвост, зацепились за ворот свитера и лежали на плече. Среди вездесущего ржавого цвета Дракон казался болезненно бледным. Все черты его лица говорили о нем, как о человеке замкнутом, нелюдимом, даже жестком. Его сжатый рот, напряженные прищуренные глаза.

— Это тяжелый для перехода мир, — Дракон повернулся ко мне, я опустила взгляд и стала изучать круги на замызганной столешнице, встречаться с ним глазами не хотелось.

— Я бы сказал, теперь парень выйдет на досрочную пенсию, — Майкл поставил на стол четыре жестяных кружки. — Два мертвых заказчика и долгое восстановление.

Чай, ну конечно. Неудачливый Странник тут же осушил свою порцию и перестал стонать. Замер с кружкой в руках, в его серые глаза постепенно пробиралось понимание. Он сильно сопел приплюснутым носом. Воздух, свистя, втягивался и выходил через странные, надсеченные по краям ноздри.

Я взяла кружку, в надежде, что и мне станет лучше. Руки отчаянно тряслись. Не думаю об убитых, не думаю об убитых, не думаю…

Сделала глоток и тут же выпустила чай обратно в кружку, не успев отстранить от губ. Редкостная дрянь! Да и чего стоило ожидать? Видно, из-за частых кислотных дождей вода имела премерзкий привкус, который пытались перебить, заваривая чай покрепче. Должно быть, для этого мира любое питье, которое не проедает человека изнутри, считается роскошью.

— Дракон! — двигаясь неуверенными зигзагами между сидящими Странниками, к нам приближался хиленький старичок.

С удивительной силой для тонких рук дедок стащил со стула горе-странника и сел на его место. Мужчина рухнул на пол, дополз до стены и так и остался сидеть.

— Чертов щенок, мало, что свои мозги просрал, так еще и двоих угрохал! — старик сплюнул на пол.

На лысом черепе держалось лишь несколько длинных седых волосков. Другие же волоски, белые и корявые, точно жесткая щетина, покрывали серые от грязи уши. Потертая кожаная куртка пестрила заплатками, где приклеенными, где пришитыми грубым швом. Старик протянул узловатую руку Дракону.

— Не первый случай. Века два не виделись, Старый, — глава Путей улыбнулся давнему знакомому, пожал руку, а Майкл чуть склонил голову в знак уважения.

— А то и больше! — старичок же был неуместно подвижен: он, ухмыляясь, подался вперед, приподнялся, хлопнул ладонями по столу и плюхнулся обратно за стол. Скользнул блеклыми глазками по мне:

— Дама кривится? — спросил он и забрал мою кружку с чаем. — То еще пойло, да? Я не нашлась, что ответить. Да и запах от Старого шел — глаза слезились!

— Когда последний раз ты совершал переход трезвым? — спросил Дракон. Его и Майкла запах не смущал, как и стремительно лысеющий от дождя Странник минутой раньше.

— А когда я вообще был трезв?! — Старый немного потрясся, смеясь. — Даже не держась на ногах, я никогда не гробил своих Хвостов!

— Когда будет транспорт в город? — сменил тему Дракон. Он, имея привычку к «переводчику», пользовался моим даром даже без моего участия. Мне требовалось только слушать его внимательно и не отвлекаться.

Нет, я не говорила за него, а он не говорил моим голосом. Он брал мою способность говорить, точно так же, как делился со мной своей способностью переходить мирами. Это сложно объяснить, слабый Странник не сможет взять с собой Хвоста, а человек, не слышащий немых, не сможет дать силу зазвучать голосу, существующему только в мыслях.

— Вторую неделю ждем, — ответил старик. — Привоза не было с месяц — дожираем последние крошки.

Он поник, и его мутные от старости и алкоголя глаза стали неспешно разглядывать меня. Это не раздражало, с таким же равнодушием Старый мог разглядывать пейзаж и за окном, если бы в бараке были окна.

— Сам давно тут? — голос Дракона выходил безликим, если так можно сказать про голос. Но не для меня, я «слышала» его истинную природу — глубокую и чистую, чувствовала какую-то озабоченность в нем, спешку.

— С месяц. Мир ведь умирает, да? — Старый заговорил еще тише. — Как долго он будет исчезать? Ты один видел, как умирает мир.

— Разве мир может умереть? — я не удержалась, спросила, хотя в беседу Дракона и Старого не вмешивался даже Майкл.

— Да, девочка. И поверь, выпить от этого хочется втрое больше, — Старик сгорбился, будто что-то незримое давило на него, будто это что-то могло услышать наш разговор и ускорить свой ход. — Дракон объяснит. Таки полвека провожал умирающий мир. Локарис, закажи бутылку, и я расскажу, как уважаю тебя — ты единственный, кто пытается понять эти, так их…

Старик замолчал, словно забыл, о чем говорил.

— Майкл, — сказал Дракон, и помощник, кивнув, ушел к стойке.

— … миры, — закончил Старый. Локарис (вот и имя великого и ужасного) без желания ответил:

— Не самые приятные воспоминания. Мир исчезал быстро, я провел там всего шестьдесят лет. Когда начинается разрушение, первыми сдаются люди: ведь окружающее кажется картонным, пропадают запахи, вкус, глохнут звуки. Живые ушли в первые десять лет. За остальные пятьдесят исчезал сам мир.

— И пятьдесят лет вы были один?! — я уставилась на Дракона. Человечество вымерло, а он еще полвека наблюдал в полном одиночестве, как рушится все сущее! Уж не знаю, достойно это уважения или скорее стоит усомниться в нормальности Дракона. Хотя о чем я — он же глава CBS. Странному месту странные люди.

— Вот за это я Дракона и уважаю! — Старый выхватил у подошедшего Майкла бутылку и сделал несколько глотков из горла. — Брешут, что ты говоришь, что и Зеркала есть, и что нет Хаоса!

— Никогда не позволяю себе что-то утверждать о Хаосе, — Локарис пожал плечами.

— На Путях говорят, что я не чувствую оттока и могу уничтожать и создавать миры. Этакий народный фольклор. Так что с транспортом, когда ожидается?

— Брешут, что завтра. Вам повезло, — Старый расплылся в улыбке, в раздвинувшихся тонких губах мелькнуло только два целых зуба. — Ох, неспроста все эти небылицы!

— Не засиживайся в исчезающем мире, Старый, — Локарис вложил в костлявую, прозрачную от дряхлости ладонь несколько монет и встал. — Умирающий мир привязывает и тащит за собой в Хаос, или что там должно быть…

Ночью пришел транспорт. А может, и под утро. Просто сизая пелена неба стала плотнее и ниже, немного стемнело. Думаю, это и была ночь.

Транспортом оказался широкий низкий автобус, который словно только что подогнали со свалки металлолома. Скрипучий скелет покачивался из стороны в сторону, стоило кому-то из пассажиров двинуться или повернуться. Измученные долгим ожиданием странники набились так, что некоторые рисковали вывалиться из больших незастекленных окон.

Ржавый монстр, кряхтя и скрипя старыми механизмами, медленно полз через пустыню. Локарис стоял у стенки, Майкл полусидел на раме, а я стояла между ними. Решили сидеть и стоять по очереди — дорога предстояла долгая.

Знали ли странники, кроме Старого, что среди них едет Дракон? Может, и знали, но никто не подавал вида. Может, на Путях тоже не многие представляли себе, как выглядит живая легенда миров?

Старый всю поездку напевал похабные песенки и под конец здорово надоел попутчикам. Но никто не решался выразить недовольство старику. Странники, обычно бесцеремонные, его уважали, но несвязное пение действовало на нервы сильнее, чем нервное покашливание старого мотора и скрип механизмов.

Старый выдавал все новые и новые стишки и песенки. Куплет про какую-то лысую девицу начинался с восхваления ее прелестей, а заканчивался стишками про похождения молодого солдата, сдобренными цветастыми ругательствами. Ни начало, ни конец совершенно не вязались между собой.

— По деревне ходют утки, серенькие, крякают… как я милую… люблю — лишь серёжки звякают!

Не слушать эти глупости было невозможно. Мы ехали долго, а вокруг была только бескрайняя пустыня в мутном мареве дождя. Странники молчали, так что кроме песенок оставался лишь скрип автобуса, предсмертное кряхтение мотора и иногда уставшие вздохи пассажиров.

— Вот это славно! — кто-то неожиданно похвалил стишок Старого, похлопал его плечу и угостил выпивкой. Старик радостно приложился к фляге, подарив всем пару минут относительной тишины.

— Нет смысла на войне сдыхать, когда такие тут дела… — запел он снова, но не закончил.

Кто-то заржал в голос, достал свою фляжку, отвернул пробку и вручил Старому. Он четырежды осушил чьи-то сокровенные запасы горячительного, язык его стал совсем путаться, а голос притих. Никто даже не обратил внимания на очередной куплетик, прежде чем Старый захрапел, изредка что-то бурча в пьяном сне.

— Жил да был один дракон,

Всем поставил свой закон:

Кто был смелым — запугал,

Кто богат был — обобрал…

К вечеру следующего дня на горизонте возник город, начинаясь с кособоких лачуг, покрытых ржавыми листами железа. Домики словно пытались забиться, спрятаться от дождя под большим навесом на широких столбах, который накрывал улицы и дома побольше. Будто кто-то решил построить городок под сводами вокзальных платформ.

Узкие улочки скупо освещались фонарями и лампочками, которые проливали густой мигающий желтый свет. Предположение, что транспорт пригнали со свалки металлолома, уже не казалось метафорой: город соответствовал этому определению.

Гостиница тоже имела свой прототип — думаю, заброшенная тюрьма вполне подходит. Маленькие комнатки, темные и пыльные. Вместо кроватей к стенам приделаны нары. Все, как и везде — проржавевшее, искореженное. Но я все равно с блаженством вытянулась на жесткой полке:

— Моя спина, меня словно избили!

Дракон ложиться не стал: перебрал рюкзак, выкурил сигарету и спустился в трактир на первом этаже. Майкл, не разуваясь, улегся на противоположную полку, заложил руки под голову. Несколько минут жужжала старой лампочкой тишина, пока не стала совсем гнетущей.

— Никто меня не предупреждал, что будут стрелять в людей! — сказала я. Села, всматриваясь в темную фигуру помощника. — Слышите? О таком мне никто не говорил!

В пути иногда удавалось задремать, когда кто-то из Странников уступал место на полу, и тогда мне снились мертвецы. В первом сне пришел один — покрытый волдырями и ожогами, с половиной головы. Во втором сне другой — с него пластами сходила кожа, а разбитый лоб венчала кровавая корона из осколков черепа, на левой руке оголились кости. В третьем пришли оба — все покрытые пористой ржавчиной с ужасными наростами. Это меня совсем доконало. Больше я не спала.

— Хочешь научиться стрелять сама? — спросил Майкл.

Я бы сказала «нет», заявила, что не хочу иметь никакого отношения к оружию — но мы вышли на Пути.

— Еще будут стрелять? — я нашла взглядом небольшое окно, но, кроме темного марева и пыльного узора, ничего не разглядела.

— Возможно.

— И в меня?

— Вполне вероятно.

— Сколько мы должны пройти миров?

— Не знаю, — Майкл перевернулся на бок, подпер рукой голову. В сумраке и без повязки он походил на ржавых мертвецов из моих снов. Я нервно ухмыльнулась, но он этого не видел.

— Дракон мог бы брать и вашу способность говорить.

— Сегодня я перейду в другой мир со Старым. Вы с Драконом останетесь. У него, видишь ли, секреты от меня, — насмешка в голосе мужчины не смогла скрыть досады. Отлично.

— Он не больно-то разговорчивый, да? Хотя вы его слышите, как и я.

— А ты хочешь о чем-то поговорить с Драконом? — Майкл потянулся, тоже сел на нарах. В полумраке его поврежденный глаз казался волчьим.

— Я же должна знать, на кого работаю.

— На монстра, так тебе скажет любой, — помощник монстра дотянулся до стола, взял брошенную Драконом сигарету, снова зажег ее. — Или на легенду, так тоже любой скажет, но вернее услышать первое.

— А вы кто? Верный оруженосец? — мне становилось все интереснее. Если уж из Дракона и слова не вытянуть, придется взяться за его помощника.

— Заткнулась бы ты, — сказал он, выпуская белый дым. — И спала, пока есть возможность. Не думай, что Локарис посмотрит на то, что ты молодая. Он скидок не делает.

— Вот как? А мне никто скидок не делает, — я встала и подошла к мужчине, неплохо, что смогла задеть его. — Давайте на «ты»?

— Запросто.

— Научи меня стрелять.

Майкл выпустил тонкой струйкой дым, и на несколько секунд его лицо скрыла белая пелена. Пока не докурил, не ответил. Сидел, пыхая своей сигаретой мне в лицо и пристально разглядывая. Я не отошла ни на шаг.

— Запросто, — он раздавил бычок о столешницу. — Идем.

Слава богам, в городе носить дубовые плащи не пришлось. Мы спустились на улицу, зашли за здание. Майкл помог забраться на мусорный контейнер, а до лестницы, прикрученной к стене, я дотянулась сама.

— Похоже на рассвет, — я выбралась на крышу. Здесь было холодно.

Вдалеке, поверх косых домов, густого переплетения проводов, перемежавшихся с силуэтами колонн, что держали навес, светлело небо больного желтовато-коричневого цвета. Под ногами хрустел мусор и покореженная обивка, валялись черные тельца мертвых птиц.

— Будем стрелять в ту сторону, — Майкл достал оружие. — Можешь гордиться, детка, тебе дает урок лучший стрелок нескольких миров.

Мужчина достал пистолет. Сказал, что любит подбирать в каждом мире что-то под себя, но никогда не расстается с проверенным оружием. Он склонил голову, и ровный поток волос скатился с плеча. Даже в этом мире растянутых свитеров и линялых плащей он казался элегантным. Если бы не шрамы…

— Что случилось с твоим лицом?

Майкл будто не услышал вопроса. Сказал, что предпочитает патроны с экспансивными полуоболочечными пулями. Такие пули, с широким отверстием в носике, попадая в твёрдую преграду, сначала плющатся, а потом, за счёт отверстия, выворачиваются наизнанку.

— Мое лицо — подарочек Локариса, — все же ответил он, как бы между делом, и вернулся к оружию.

Он показал мне пулю. Ее попадание способно оторвать конечность, вырвать кусок мяса размером кулак. Или снести часть затылка, что я могла видеть два дня назад в электричке.

— Почему он это сделал? — пули пулями, но я не ради стрельбы согласилась на урок.

Майкл передал мне пистолет. Он оказался тяжел для своего размера. Я никогда не держала оружия, удивительно, что такая небольшая вещь может столько весить.

— Мы не сошлись во взглядах. Теперь смотри…

Пистолет Майкла имел три предохранителя: внутренний — защищающий курок от срыва, основной механический и клавишный. Если я решу приобрести себе пушку, то стоит выбирать такую же систему. Руки мои, по мнению Майкла, никуда не годятся, мне необходимо тренироваться.

— Попробуй выстрелить, — сказал он.

Первый выстрел оглушил, а пистолет здорово дернуло вверх. Майкл обратил мое внимание, что в другом мире будет иначе — громче и сильнее отдача. Этот мир умирает, и поэтому в нем все глуше. Если я постараюсь, смогу даже увидеть траекторию пули.

— Еще раз.

Вторая пуля попала куда-то под навес. На чей-то дом посыпался сноп искр, я попала в узел проводов.

— Это неправильно, — я попыталась отдать пистолет Майклу, все равно руки уже начали дрожать. Мужчина медленно отвел ствол в сторону.

— Еще раз.

Никто не спешил на звуки выстрелов. Никто даже не высунулся из окна, чтобы поругаться на источник шума. Третья пуля ушла вниз, выщербила кусок у стены соседнего дома. Майкл разрешил отдохнуть, показал, как поставить пистолет на предохранитель. Потом попросил снова привести все в боевую готовность.

— Тебе нравится, детка? — спросил он.

— Не очень-то, — буркнула я.

— Что ж… — Майкл встал за спиной. — Не опускай пистолет, потренируйся целиться, — он обхватил мою руку прохладной ладонью. — Прицелься. Посмотри, как ты держишь руки, вот так, — его шершавая щека прижалась к моей.

Когда он говорил, воздух, покидая его губы, касался меня.

— Чтобы понять, куда чаще будет уводить пистолет при стрельбе — прицелься и закрой глаза на несколько секунд. Когда откроешь — увидишь, куда увело пистолет, — Майкл улыбнулся, и сухие шрамы царапнули кожу.

Я закрыла глаза, на изнанке век прыгали блики от перебитых проводов.

— Знаешь, каждый наш выстрел приближает конец этого мира… Хаос идет на звуки.

— Тогда зачем мы это делаем? — я открыла глаза, отстранилась от мужчины.

— Днем больше, днем меньше, — Майкл пожал плечами.

— Ладно, спасибо за урок, — сама не знаю с чего, но я разозлилась. Ну постреляли, ну сократили дни того, что и так исчезает, что теперь? Мне хотелось стереть ощущение щеки Майкла с кожи. Я сделала вид, что поправляю волосы.

— Я устала, пойду.

— Ты слишком легко согласилась, — Майкл преградил путь к лестнице.

— На что согласилась?

— На предложение Дракона. Кто тебя курирует?

— Что? Ты вообще о чем? — я отошла к краю крыши, пистолет все еще был у меня. — Ты, знаешь ли, весьма доходчиво объяснил, что иначе меня убьют.

— Все твои пожитки оказались в одном рюкзаке. У тебя был только старый телефон. Где еще с десяток разных гаджетов, которые есть у каждого подростка? Где звонки, где фото? До встречи со мной ты жила на луне?

— Я что, подозрительна, потому что бедная?

— Из всех, у кого была такая же способность, ты единственная осталась в живых.

— О, а с тем типом мы просто обнимались в электричке?! Знаешь, пистолет-то у меня! — я наставила оружие на Майкла. — И на первые три выстрела никто не поспешил…

— Мы же не ссоримся, детка, — он развел руки в стороны и улыбнулся. Плевал он на пистолет, был уверен, что не выстрелю. — Вот что, это вы хорошо сработали с наемником в поезде. И с Норманом — прекрасная работа.

Я не опускала пистолет, не знала, правильно ли то, что я его наставила на помощника. Не могла понять, блефует он или нет, проверка это или он уверен в том, меня подослали.

— Ты ведь работаешь на Дракона? — спросила я.

— На него, конечно. На него и на себя. Отдай пушку, — Майкл протянул руку.

Он не дал мне и секунды, чтобы выполнить просьбу. Я даже не заметила его движения. Просто оказалась откинута на бетонный борт крыши, без пистолета. Он меня не ударил, просто перепугал до чертиков.

Его лицо, точно некогда разорванный на мелкие кусочки и снова склеенный фотоснимок, приблизилось так, что я видела все шрамы, глубокие и темные рытвины, комкавшие кожу. Черную прядь сдул с плеча ленивый ветер, и она почти коснулась меня.

— Иди, выспись, детка, — сказал он. — Сегодня тебе снова повезло.

* * *

Норман. Мир третьего разряда.

Перевертыш.

Месяцем ранее.

— Через пятнадцать минут пройдет первая стадия акклиматизации, и вы сможете продолжить Путь, — красивая девушка, не переставая улыбаться, отложила шприц на стеклянное блюдце.

Мягкое белое освещение казало ее ангелом. Аккуратный халатик ярко выделялся на фоне светло-голубых стен больничного корпуса. Легкое течение прохладного воздуха чуть тревожило русые волосы и гладило кожу Нормана. Вкрадчивый голос будил сознание после перехода в мир.

— Маску можно снять уже в гостинице, — сказала медсестра. — Надевать ее следует раз в четыре часа, носить от получаса до двух, смотря по вашему самочувствию. Покидать здание категорически запрещено. Рада вас приветствовать на базе!

Норман кивнул и улыбнулся блондинке. Она приложила к месту укола небольшой аппарат, похожий на шариковую ручку, и красная точка тут же зажила. Девушка плавно поднялась с табурета и поплыла к выходу. На мгновение ее ладная фигурка окрасилась в фиолетовый, но потом снова все стало нормально. Норманн давно привык к выкрутасам своего зрения. Точнее, его остаткам. Мир он видел, словно к левому глазу приставили пластмассовую трубку, а правый вовсе закрыли, все виделось словно через маленький туннель.

— После этой дряни рука как не своя еще полдня, — сказал Дракон.

Норман перевел взгляд на босса, тот сидел на краю кушетки, сгибая и разгибая руку.

— Десять минут тебе, — Локарису даже маска не требовалась, он акклиматизировался мгновенно.

— В этом мире меня каждый раз подмывает снова решить, что я вконец двинулся, — буркнул Норман, медленно принимая сидящее положение. В голове загудело. — Не для моих отбитых мозгов эти перевертыши.

— Дойдем быстро. Возьми две маски, чтобы без привалов, — Локарис встал, снова повертел рукой, потом натянул свою кожаную куртку. Это значило, что Норману он не даст и десяти минут отдыха.

Когда они вышли с базы, спутника Дракона все еще уводило в сторону. Он огляделся через свой узкий воображаемый туннель — пейзаж плыл волнами. Прямо от железной двери раскинулись девственные желтые барханы песка. Они могли как тянуться до самой Точки перехода, так и в минуту превратиться в развалины города или широкую реку. В прошлый раз, идя по асфальтированному шоссе, они с Драконом оказались на краю вулкана. Очень неожиданное перемещение вышло.

Норман достал сигареты, но по привычке той рукой, в которую сделали инъекцию. Рука дрогнула, и пачка упала в песок. Норман не стал ее поднимать. В мире-перевертыше лучше не останавливаться, если не желаешь ненароком заглянуть в жерло вулкана.

Это он пристрастил Дракона к курению. Дракон уничтожил его жизнь, а Норман обеспечил босса вредной привычкой.

— Надень маску, — приказал Локарис. Он следил за состоянием помощника, но только потому, что тот был его «голосом».

— А в этот раз отток здорово долбанул, — Норман полез в сумку за маской, посмотрел на Дракона. — Но по тебе вроде и не скажешь.

— Перейдем на центральный, вырублюсь на сутки или двое в первой же ночлежке, — Дракон тоже оглянулся на Нормана, недоверчиво скользнул янтарными глазами по его лицу. На мгновение и глаза, и сам Дракон мигнули красным.

Норман оступился, чуть не выронил маску. Дракон быстро оказался рядом и поддержал. Заминка. Песок ссыпался в щели старых каменных плит, потянулась сухая сизая трава. Справа всплыл остов ржавого автомобиля.

— Чертов перевертыш! — Норман пнул камень, тот покатился, три раза подскочил над травой, а потом вспорхнул в низкое небо серой птицей.

Помощник застонал, сжал виски, зажмурился. В правом глазу закрутилась цветная карусель. Он начал падать, но крепкая рука Локариса держала его за локоть.

В голове Нормана словно гремел мощный двигатель, перемалывая его мозг, и стенки хрупкого черепа резонировали, звенели, как стекла в старой раме.

— Я должен сесть… Должен сесть! — зашептал он. Дракон уже помогал ему опуститься на плиты.

Сорок лет назад Норман кричал тоже самое. И точно так же Дракон держал его за плечи.

— Я должен сесть! Должен сесть!

Автопилот и навигация давно отказали. Шаттл дергало словно фантик на веревочке, с которым играла кошка.

— Я должен сесть! — Норман знал, что не сможет посадить шаттл. Знал, что это конец.

Дракон надел на него маску и Норман вернулся в реальность. Лицо Локариса переливалось с огненно-красного в светло-зеленое. Воображаемая пластмассовая трубка у правого глаза помощника становилась все уже.

Задул сильный ветер, пола куртки Дракона захлопала Нормана по руке. Мир снова перевернулся.

— Мы должны идти, — Норман слышал Дракона даже сейчас, когда его мозг взбивали миксером.

Локарис поднял помощника на ноги. Он навалился на плечо босса, и они медленно пошли — Норман не видел, куда именно. Трава доставала уже до пояса, становилась все гуще. Они прошли совсем немного:

— А-а-а-а-а! — Норман закричал, снова сдавливая виски. Ему было плевать, что Дракон видит его слабость. За долгие годы они не раз друг друга выручали и видели в куда худшем состоянии.

— Спокойно, посмотри на меня, — Локарис снова усадил его на землю, опустился рядом. Теперь трава цеплялась за их волосы.

— Посмотри на меня!

Должно быть, заливались писком все датчики. Гироскоп полетел к черту. Но Норман слышал только эти слова.

Его пассажир, этот проклятый нелегал, из-за которого все и случилось, резко развернул Нормана к себе. Глаза пилота поравнялись с янтарными зрачками.

— Я смотрю… — прошептал он, а на лице нелегала мелькнуло удивление.

В следующий миг шаттл дернуло так, что кресло слетело с рельс и вместе с Норманом прыгнуло под потолок. Вокруг рассыпался фейерверк капелек крови. Он бил из разорванной руки пилота.

«Весьма глупо» — мелькнуло его голове, — «так влететь в первый же месяц работы».

Норман только набирал необходимый налет часов на ионолете — новая модель, незнакомая система управления, в армии он летал на совсем других аппаратах. Эта же корпорация занималась межпланетными перевозками, непыльная работа, но главное, что Норман наконец мог летать.

Его учебный рейс перенесли на ночь, и в ангаре остался лишь техперсонал.

— Сэр, — к Норману подошел коренастый лысый человек в синем комбинезоне. Пилот не знал этого техника — не его смена. — Дело есть, — сказал тот, перекатывая во рту зубочистку.

Он провел Нормана через складские помещения, в небольшую комнатку, где сидели еще двое мужчин из персонала.

— Надо закинуть одного в «лес», — лысый сплюнул зубочистку на пол.

Пилот, который обычно помогал «закидывать в лес», что значило не что иное, как транспортировку нелегалов на планету, заболел. Срывались хорошие деньги. Всего один пассажир. Время полета равно времени учебного рейса Нормана, расстояние то же, никто не ничего заметит. Система отлажена.

Норман, сам не желая, стал сообщником. На службе он подбил немало нелегалов, еще на подлете к «лесу», но сейчас знал, что не может отказаться. Иначе о работе в корпорации придется забыть.

Ему выделили другой шаттл из резервного колодца. Норман забрался в кабину — та же модель, к которой он привыкал на учебных рейсах. Одну за другой пилот включил системы, начал предполетную подготовку, ожидая нелегала.

Его пассажиром оказался высокий сухопарый человек лет сорока, с острым лицоми темными длинными волосами, какие никто уже давно не носил. Тип показался пилоту неприятным, даже несмотря на то, что Норман был против всего задания в целом, против чего он хотел только как можно быстрее отделаться от общества нелегала.

Компьютер доложил о готовности ионолета, диспетчер дал согласие на вылет. Из шлюзового колодца началась откачка воздуха. Норман следил за падением наружного давления, все шло хорошо. Пассажир молчал и, видно, не собирался говорить до самой посадки. Как вести себя в полете, он знал, это было видно по тому, как залез в кабину, как сел в кресле рядом.

Они покинули станцию. Ионолет шел нормально, но чувствовалось, что это чужая машина, что привыкла к другому, неизвестному Норману пилоту. Все было хорошо, пока они не вошли в атмосферу.

Теперь проклятый нелегал откидывал в сторону кресло и тряс Нормана за плечи. Кровь из рассеченной брови заливала его лицо:

— Посмотри на меня!

— Посмотри на меня, — Норман послушно посмотрел на Дракона.

Янтарные глаза — доля мгновения, короткое, чуть заметное ощущение падения, паники и эйфории вместе взятых. Он оказался где-то далеко, в глубине вертикальных зрачков. Он плыл в пустоте, и сами истоки всего сущего качали его на мягких волнах.

— Норман? — Дракон моргнул, прерывая контакт глаз, отпустил подбородок помощника.

— Я здесь, босс, — он вымучено ухмыльнулся. Локариса здорово бесило, когда его называли «боссом». — Вот, приложило-то.

Голова больше не раскалывалась. Вот уже сорок лет, как не пилот, огляделся вокруг. Дракон и он уже были на деревянных мостках. Под лабиринтом настилов плескалась черная вода. Они сидели на краю какого-то аппендикса. Норман спустил ноги, сел прямо. Потряс головой.

Локарис взял его за руку, одернув рукав. Пришлось повернуться, чтобы увидеть, что делает босс, но хотелось просто смотреть на водную гладь.

Дракон нажал пальцем на место, где был укол.

— Думаешь, инъекция? — спросил Норман.

— Думаю, что тебе стоит поднять ноги, а то рискуешь в следующую минуту оказаться забетонированным по колено.

— Ты еще помнишь направление? Не сбился с пути? Где мы?

— Да, помню, — Дракон сделал маленький надрез, на загорелой коже помощника налилась тугая бусина крови.

— Где мы? — это были первые слова Нормана, когда он пришел в себя. По всем его расчетам, они должны были разбиться через минуту после того, как раздался последний приказ «смотри на меня!».

— Не дергайся, друг, — сказал кто-то.

Пилот видел плохо, кажется, кто-то перевязал ему голову, оставив щель лишь для одного глаза. Он вздрогнул, приподнялся, оглядывая себя. На первый взгляд все его конечности были на месте. Сам он лежал на узкой софе в темном помещении с низким потолком, было душно и резко пахло спиртом.

Норман был привязан, а его левая рука покоилась на коленях у человека с черной повязкой. Он вспомнил, что как раз эту руку ему порвало, когда кресло бросило под потолок.

— Сказал же, чтоб тебя! — человек в повязке выругался, перехватил руку, которую пилот даже не чувствовал. Выглядела она не лучше, чем он помнил ее в последний миг. Только теперь среди оголенных мышц под настольной лампой поблескивали разные зажимы и какие-то медицинские инструменты.

— В твоих интересах, друг, чтобы я закончил быстрее, — незнакомец поправил лампу, прикрученную к спинке стула, на котором сидел (это было единственным освещением), макнул скальпель в банку с мерцающей зеленоватой жидкостью. — Я вколол остатки. Скоро тебе станет очень больно.

Фразы слышались отрывками. Норман ничего не понимал, и не помнил, задал ли он свой вопрос вслух. Попробовал снова:

— Где я?

— В безопасности, — Норман не знал, откуда идет звук, казалось, голос нелегала, с которого началась вся беда, звучал прямо у него в голове. — Ты слышишь меня?

— Да… — пилот повернул голову.

В прореху повязки он увидел темную фигуру нелегала, он стоял, склонившись, низкий потолок не давал ему выпрямиться. На брови четко выделялась белая нашлепка пластыря. Пластырь стал весело мигать разными цветами: фиолетовый, красный, зеленый. Нормана замутило. Человек со скальпелем снова выругался, а нелегал склонился ниже и теперь держал Нормана. Оказывается, его била судорога.

— Снимите повязку! — закричал он. Ему думалось, что так сразу станет легче. — Снимите с головы повязку!

— Цела твоя голова, друг, нет повязки, — товарищ нелегала свободной рукой вдавил плечо пилота в койку. — С глазами беда, но это, друг, не по моей части.

Скальпель вспыхнул бликом под лампой, его заменили иглой, и она впилась в руку Нормана, тут он снова потерял сознание. «Придется завязать с полетами» — только и успела мелькнуть мысль.

— Не поможет, — сказал Локарис.

— Что? — оказывается, Норман провалился в воспоминания на мгновение.

— Препарат уже распространился, — Дракон опустил руку помощника.

Сейчас Норман лежал на берегу озера, вода приятно холодила его ноги. Он ничего не видел, кроме цветных пятен, просто догадывался по ощущениям.

— Я не могу помочь, Норман, — Локарис положил руку ему на лоб. Норман вспомнил о его способности забирать боль. Вот почему стало так спокойно. — Все, что я могу, выяснить, это что за препарат тебе ввели и найти того, кто это сделал.

— Может, просто пришла пора? Меня тогда здорово долбануло в ионолете, — через широкую ладонь Дракона прямо в бедную голову Нормана изливалось блаженство. Самому Локарису было, наверное, очень больно, ведь боль не может исчезнуть совсем, он забирал ее себе.

— Ты сам отказался пройти проверку, — сказал Дракон. — Я чувствую, как меркнет твоя энергия.

— На что это похоже?

— На паутину с искрами… Наверное, так.

Норман услышал, как Локарис пошевелился. Если до этого он стоял, склонившись над ним, или на коленях, то теперь тяжело опустился на берег. Было очень милостиво с его стороны, забрать миксер из головы Нормана в свою.

— Ты еще не потерялся в перевертыше?

— Нет, один я смогу перейти и отсюда, — сказал Локарис. Норман улыбнулся, это уже не казалось ему таким чудом, как тот раз, когда Дракон совершил переход в другой мир прямо из ионолета.

— Мы на берегу озера? У меня весь зад промок.

— Нет, ты… Да, это озеро, Норман, — Локарис отнял от его лба ладонь.

«Вот такая неожиданная смерть, на сорок лет позже, чем стоило» — подумал Норман, — «Придется завязать с полетами».

* * *

Айн. Мир пятого разряда.

База? 1.

Как можно представить переход в другой мир? Магические начертания на земле старого капища, или светящееся пространство среди руин древнего храма, а можно мерцающий портал, сгенерированный чудом научной мысли? Вряд ли кто-то представит душный коридорчик с хлипкими стульчиками по стенам и очередью Странников в кабинет с железной узкой дверью.

Я какое-то время повоображала, что за дверью — нечто вроде водоворота, в который закручивается комната, или же сразу другого мира. Но первый Странник вышел через двадцать минут с медными жетонами в руке и ушел дальше по коридору.

Так за три часа в кабинет вошло и вышло пять Странников. Трое еще сидели перед нами. Скука.

— Бывает, что Проводника и его спутников разбрасывает по разным частям мира, — сказал Локарис, он стоял рядом, прислонившись к стене.

— И что же тогда делать? — я спросила больше из уважения, чем из интереса.

После разговора с Майклом на крыше я вела себя как паинька. Решила притихнуть, подождать, когда помощник перейдет в другой мир, и останусь с Драконом. Я не знала, сказал ли он что-то Локарису или же сдержал обещание и промолчал. Что за игру он вел?

— Если есть база, то безвылазно ждать своего Проводника там, — ответил Локарис.

— А если нет базы?

— Если базы нет, оставаться как можно ближе к тому месту, где оказался. Проводнику легче вычислить, где его Хвост, чем гадать, куда тот решил пойти.

— Твоя очередь, Локарис, — Майкл кивнул на дверь.

Сегодня Дракон собирался договориться о переходе своего помощника и получить разрешение для нашего перехода днем позже. Это было вежливостью Дракона, на самом деле он мог перейти когда угодно без чьего-либо позволения.

Мы прошли в большую залу без окон, освещенную голыми лампочками. Вся обстановка — стол и пара стульев. Что касается людей, то общество собралось неожиданное. Бледная худая женщина в черном платке и длинной юбке сидела с детьми на стульях. Старший мальчишка с всклокоченными желтыми волосами держал за руку остролицую, очень худенькую сестренку лет четырех. Девочка, в отличие от брата, была причесана с большим старанием: две тугие косички чуть поблескивали в свете качающихся лампочек. Вокруг матери и детей стояло четверо мужчин с автоматами в руках. Из-за скудного освещения глаза собравшихся тонули в густой тени, а лица приобретали скорбное выражение. Еще двое охранников стояли рядом с мужчиной, который поприветствовал Локариса:

— Дракон! — он склонился более чем низко.

Это был высокий человек с толстой шеей из-за его голова его казалась непропорционально маленькой. Отекшее лицо в красных пятнах не давало угадать возраст, он мог быть или в преклонных годах, или в расцвете лет, но выглядел измученным здешней экологией и болезнями.

— Дракон, сначала мы молились за этот мир. Потом за то, чтобы ты пришел, — мужчина достал из кармана грязный платок, промокнул рыхлый лоб.

Он махнул рукой, и телохранители поставили для него и Локариса стулья. Оба сели.

— Думаю, теперь вы молитесь о том, чтобы я дал согласие, — в тоне Локариса слышалась утомленная учтивость. — Но то, что вы хотите, мне не под силу, мэр.

— Но ты… ты единственная надежда! — голос мэра сбился, он постоянно делал глубокий вздох, чтобы продолжить фразу. — Я готов отдать все… поверь… несмотря на то, что мир исчезает, у меня есть чем заплатить. Не для себя прошу… выведи детей и жену.

— Другие странники говорили вам то же, что и я. Максимум — два спутника, и это если бы я уже не был при двух Хвостах, — Дракон выглядел отстраненным от всего: трагедия мира, трагедия людей, моливших его, совершенно к нему не относились. — Полагаю, на роль этих двоих претендовали бы ваши дети, но тут даже не пришлось бы и думать об их дальнейшей судьбе — им не перенести отток.

— Да-да. Я слышал это много раз, — мэр судорожно окинул взглядом сначала телохранителей, потом жену. Он стал медленно сползать со стула, пока не опустился на колени. — Именно так говорит любой Странник… Но ты не любой Странник! Все говорят… если кто и может… то только ты! Ты бы мог вывести моих детей… хотя бы. А потом вернуться за своими попутчиками.

— Сходите в санчасть, мэр. Посмотрите на последнего Странника, он тоже уже больше никогда не покинет этого мира, а оба его спутника мертвы, — Локарис поднялся. — Прошу выдать мне жетоны, мне бы не хотелось нарушать ваши порядки.

— Да Шинорд тебя разорви, Дракон! — мэр вскочил с коленей. — Чем мы хуже рабов и шлюх… которых… вы перевозите своим заказчикам?! Ты представляешь… что это такое… когда еда в горло не лезет. Когда любое лицо, — мэр закашлялся, продолжил хрипло:

— Лицо, которое было тебе дорого…. превращается в рожу… перекошенную от того, что вся жизнь трещит по швам?!

— Больше, чем думаете. Мои жетоны?

— Нет! — мэр сжал в кулаке платок, его лицо покрыли бисерины пота. — Я не согласен… чтобы моя семья дохла в этой дыре. Я не дам тебе выхода, пока ты получше… не передумаешь.

Жена мэра, словно кукла из страшной сказки, с печальным лицом смотрела куда-то мимо говоривших, дети плакали. Неожиданно женщина вскочила и крикнула в спину уходящего Дракона:

— Чтоб ты сбился с Пути!

Худшее проклятье для Странника? Слова, которые способны заставить великого и ужасного замедлить шаг? Не знаю. Тем не менее, Локарис развернулся к мэру, положил руку на плечо.

— Нет ничьей вины в том, что мир уходит, — сказал он. — Но даже в границах этого мира вы можете выбрать, как исчезнуть самим.

Это все, что сказал Дракон. А мы слышали: альтернатива медленному угасанию в умирающем мире или мучительной смерти от обратного оттока при переходе в другой — есть. Можно уйти, оставаясь в своем доме, со своей семьей, быстро и почти без боли.

Дракон этого не говорил, но мы слышали. Мэр прижал к глазам платок, будто у него резко разболелась голова. Женщина притихла. Рассказ продолжался в мыслях каждого.

Стоит просто дождаться вечера. Приготовить ужин, надеть лучшее, провести время вместе. Зачем-то после помыть посуду. Всем крепко обняться и думать, что сегодня мы все просто уснем. А завтра не будет панического страха, лютой тоски от неправильности происходящего, от которых хочется кричать, царапать себе лицо и напиваться до потери сознания.

— Кристофер, выдай Дракону жетоны… Ваша очередь будет к вечеру…

Мы ушли из залы, а мэр так и остался стоять, закрыв глаза, не обращая ни на кого внимания.

«Кто стоит за спиной?

Кто влезает в разум твой?

Властелин теней,

Господин Путей» — так пел Старый в ржавом автобусе.

Я отстала от мужчин, чтобы просто побыть одной, пусть это всего пять минут в туалете. Над раковиной висело зеркало, сильно испорченное черными пятнами. Хотела умыться, освежить себя, смыть неприятный разговор, но, увидев коричнево-рыжие подтеки на раковине, не стала. Посмотрела на себя в зеркало — я тоже здесь не казалась красивой: бледная, невыспавшаяся, в дурацкой шапке. Отражение мигало на грязной поверхности вместе с неисправной жужжащей лампочкой за спиной.

Мне хотелось бы вырвать этих некрасивых, уставших людей из умирающего мира. Увидеть, как лучи солнца, пронзая чистый воздух, ласкают их бесцветные рыхлые лица. Смерть и отчаянье — вот с чего начался мой выход на Пути. В зеркале появилось отражение другого лица, белого, с темными провалами глазниц. Я вскрикнула, резко развернулась и больно въехала бедром в раковину.

— Извини меня, — голос жены мэра был тих, но низок и хриплый, как у заядлой

курильщицы. — Это вы извините меня, не слышала, как вы вошли, — мне стало неуютно. Еще одна неприятная встреча в туалете.

Я собралась уходить, но замешкалась. Думала, стоит ли извиниться и сказать, что спешу, или просто попрощаться. Женщина продолжала смотреть на меня, ту, что идет мимо их горя. Завтра я буду в другом мире с Драконом, а она останется тут — умирать вместе со своим.

— Мне жаль, что все это происходит с вами. Но я всего лишь Хвост, не мне влиять на решения Дракона. Извините, — проговорила я быстро, а она все еще стояла, бледная как призрак.

Я дернула ручку двери.

— Постой, — женщина вмиг оказалась рядом, ее руки быстро взлетели к моим плечам.

Ее серые глаза с желтоватыми белками в тонкой сетке красных сосудов нашли мои. Боль вместе с чувством вины одной волной прошли через меня. Отдаленно я понимала, что что-то не так. Да, я жалостливая, но это не моя боль, не моя потеря. «Кто влезает в разум твой?» Еще миг — и жена мэра отступила на прежнее место, замерев, как раньше. Теперь ее взгляд казался осуждающим.

— Ты бы могла спасти меня и моих детей. Пожалуйста, послушай и реши, важнее ли мы глупых правил Дракона.

Хотела бы я ее прервать, сказать, что не мне спорить с Локарисом о таких вещах. Но что есть неловкость или короткий гнев Дракона по сравнению с хоть мизерным шансом спастись для этой женщины и ее детей?

— Я обещаю попробовать и уговорить его.

— Нет-нет! — женщина снова дернулась ко мне, взяла мои ладони в свои. Ее руки оказались удивительно мягкие, не верилось, что такие руки могут быть у такой некрасивой женщины. — Еще в прошлом году Дракон привозил к нам около дюжины рабов. Со всем уважением к этому сильнейшему Страннику, но он врет, что два Хвоста — это предел! Почему мы должны гибнуть из-за глупых правил? Правил, из которых Дракон выпадает!

— Извините, но тогда не понимаю, что вы от меня хотите, — я высвободила руки. — Вы хотите, что бы я сама отказалась от перехода? — Нет. Я сейчас объясню все. Поверь, Дракон даже не заметит. Что такое пять людей по сравнению с целой дюжиной?!

Четверо, на самом деле. Майкл же с нами не переходит. Могут ли два ребенка сойти за одного взрослого? Я молчала.

— Сегодня вечером, во время перехода, все, что будет нужно от тебя — это взять меня за руку, тогда Дракон зацепит и нас с детьми. Главное, думай о нас в этот момент. Желай перенести нас с собой.

— А если я не смогу, вы погибнете?

— Девочка, ты ходишь за самим Драконом, за живой легендой. Мы не причиним ему вреда своим поступком. Я прошу тебя, дай нам возможность жить. Моим детям. Ты поможешь мне?

— Я постараюсь.

* * *

Гернард Пеом. Мир пятого разряда.

Бункер в Южном хуторе.

Теряются маленькие привычки. Выйдя на Пути, поначалу всегда что-то таскаешь с собой. Какой-нибудь медальон, или монету или тетрадь с записями, иногда даже изображение какого-то человека — фотография или рисунок. Как правило, это быстро теряется или приходит в полную негодность. Миры вытравливают из Странников все старое, превращают в чужаков всем и повсюду.

Само понятие «дом» исчезает. Пропадает желание в новом мире сделать что-то так, как было в старом — как привык дома.

Но Гернард Пеом не был настоящим Странником, он был ученым. И, меняя миры, он не менял привычки обставлять свою лабораторию так, как обустроил первую, полученную за особые заслуги, еще когда был зеленым студентом в родном мире.

Росчерки запускаемых ракет могли полосовать небо, могли отбивать ритм копыта коней, прикрикивать извозчики, а у Гернарда Пеома неизменно коптился на спиртовке небольшой медный чайник и висели по стенам пожелтевшие дипломы. Происходи на улице хоть контакт с инопланетянами, хоть апокалипсис, а посетители Пеома неизменно спотыкались о пирамиды книг, цепляли рукавом колбы и пугались заводного ворона на входе.

«К-к-кра!» — в этом мире ничего не работало так, как следует. Ворон кряхтел, а не каркал, а часы и вовсе остановились.

Пеом знал, кто к нему пришел. Он бы согласился расстаться со своими книгами, дипломами, со всей лабораторией, лишь бы никогда не открывать дверь этому человеку.

— Проходите, господин Дракон, — ученый поклонился, отодвигая в сторону пыльную занавесь. — Леди, — свободной рукой он изобразил, что снимает невидимую шляпу. Следом за Драконом в лабораторию прошла маленькая рыжая девушка.

— Собирайся, Пеом, — без приветствий сказал Дракон.

— Я ждал чуть позже… — шепнул ученый, снимая книги с двух шатких табуретов для гостей. — Желает ли господин чаю? У меня отличные фильтры, вкуснее воды вы не сыщете во всем мире! В том, что от него осталось.

Великий Странник покачал головой, но Пеом все равно проверил воду в чайничке и включил огонь.

— А я хочу чаю. Можно? — спросила девушка, но вовсе не его, а Дракона. Дракон кивнул. — А то до сих пор во рту вкус горелой каши.

— Я достану печенье, — улыбнулся Пеом.

— У нас мало времени, — Дракон сел на табурет, а его спутница все еще рассматривала лабораторию. Сразу видно, что только вышла на Пути и недавно при Драконе. — Собирайся и рассказывай, Пеом.

— Конечно-конечно, — Пеом поспешно выудил, ловко скользя между столами, полками, трубками и шлангами, старенький лэптоп из кучи бумаг. В таких случаях он всегда отпускал какую-нибудь шутку о том, что пристрастие к старине одно, а удобство прогресса — другое. Но с Драконом решил не болтать попусту.

— Пока, по большей части, у нас лишь предположения, господин, — начал ученый, включая лэптоп. — Эта новая ветка, которую открыл Кестр, весьма необычна. Активность точек Силы по ветке увеличивается с каждым миром. Это очень странно, учитывая, что от стабильности точек зависит структура мира.

— Сколько точек в последнем? — спросил Дракон.

— От семидесяти.

Пеом знал о маленьком недостатке грозы Путей, и знал, для чего с ним пришла девушка. Удивляло то, то она спокойно бродила по лаборатории, будто ей не приходилось напрягаться, чтобы «слышать» Дракона.

Хорошенькая. Похожа на Сисиль — принцесску двумя мирами раньше. Пеом так и не понял, что она больше любила: его или его лабораторию. У Сисиль были такие же яркие зеленые глаза и живой взгляд. А эту девушку жалко. Дракон меняет все, к чему прикасается. Люди рядом с ним становятся монстрами.

— Если установлено, что чрезмерное количество точек Силы, равно как и их недостаток, приводят мир к разрушению, то два мира из этой ветки просто не могут существовать! — сказал ученый.

Свисток на чайнике выдал веселую трель, Пеом сам его смастерил. Тогда он налил девушке чай, а она тихо спросила:

— А две точки — это много?

— Вы, мисс, видно, путаете точки Силы и точки перехода, — Пеом вернулся в свою любимую колею: тридцать восемь лет жизни он преподавал в разных университетах. — Точки Силы — поры мира, через которые проходит энергия Хаоса — пространства, в котором существуют наши миры. Миры как губки, мисс. Если точек Силы много — мир становится рыхлым и распадается, вот как этот сейчас. А если точек слишком мало, то наша губка ссыхается в камень.

— А что же тогда точка перехода? — девушка с благодарностью принялась опустошать вазочку с печеньем, которое Пеом достал из личных запасов. Он до сих пор вел себя так, будто сегодня ему не приходится бросать все, что было с ним более века.

— Точка перехода — тонкое место в структуре мира, обычно оно находится между точками Силы, на равном расстоянии от каждой, — ответил Дракон вместо ученого. — А теперь снова к делу, Пеом.

— Конечно-конечно, — Пеом закивал. — Вот посмотрите, это график по точкам и мои сравнительные диаграммы, — лэптоп загрузился, и ученый развернул его экраном к Дракону. — Что вы скажете? Можно ли считать, что та ветка с таким количеством точек должна раствориться в Хаосе?

— Чтобы это понять, необходимо быть в мире, — ответил Дракон, он достал из кармана очки, надел и принялся прокручивать графики. Дракон оказался еще и близорук, вот как. — В моем родном мире двадцать шесть точек. Раньше было больше. Скорее, я бы предположил, что миры той ветки просто с иной структурой.

— Вы верно мыслите, — хвалить Дракона — какая наглость! Пеом отвернулся, чтобы не улыбнуться. Затушил огонек спиртовки, растерянно оглядел свою лабораторию. Сейчас он не мог даже сообразить, какие вещи ему собирать. — Я всего лишь теоретик, господин. Мне никогда не почувствовать то, что чувствует Странник. Как ни бьюсь, я знаю лишь основное.

— Мы все знаем лишь основное. Ты посчитал, сколько точек в этом мире?

— Тридцать девять, господин. Критическое количество. Мир теперь разваливается в труху. Из Хаоса вышел, в Хаос и уйдет, — Пеом устало опустился на табурет. На самом деле, он не хотел ничего с собой забирать, он хотел раствориться вместе со своей лабораторией. Но Дракон даже умереть не давал спокойно. — Но вы не опровергли моего предположения, что чрезмерное количество точек может так же уничтожить мир, как и их исчезновение?

— Не опроверг. Если мир — это энергия Хаоса, принявшая структуру, а точки Силы — фильтры для этой энергии, то ее избыток, так же как и недостаток, губительны, — Дракон на схемы уже не смотрел, его темные глаза изучали Пеома. — Что же заставило Кестра перебросить своего лучшего ученого на новую ветку? Кестр торговец и никогда не интересовался исследованиями.

Гернард Пеом глотнул горячего чая в надежде смочить пересохшее горло, встал из-за стола. Он вышел в коридорчик своего бункера, снял с полки старого ворона.

— Как нам известно, господин, — сказал он, вернувшись. — От количества точек Силы зависит сила мира, его обитателей и его структуры, — Пеом закрыл лэптоп, поставил сверху заводную птицу, аккуратно отогнул черное крыло. Он запустил пальцы в полое брюшко и достал небольшой серый камень. — Это местный металл. Он из последнего мира новой ветки Кестра.

Дракон протянул руку, и Пеом вложил камень в широкую ладонь. Сейчас он загадывал загадки Дракону, это было в своем роде забавно. Догадается ли глава Путей, что перед ним не просто один из образцов новой энергии?

— Должно быть, месторождения рядом с точками? Я еще не встречал такого, — сказал Дракон.

— Совершенно верно, господин. Вы же знаете Перимоту? — Дракон кивнул, Перимот Сардис, или как все его звали — Перимота, был одним из особо сильных Странников. — Он и я смогли заключить в этот металл свою энергию. Точнее, энергию и волю Перимоты.

— Энергию и волю для перехода в мир?

— Да, — Пеом все же улыбнулся. Он не представлял, как Дракон мог оставаться таким спокойным, держа в руках истинное чудо. — Перемоте пришлось долго восстанавливаться, но это пустое. Представьте себе, что с помощью этого металла можно в несколько раз увеличить число тех, кто будет ходить мирами! Кестр создаст целую армию, которая будет шагать из мира в мир! Когда вам придется в каждом мире задействовать местные ресурсы.

— Где же удачный образец? Этот кусок пуст, — Дракон убрал серый шарик металла в карман.

Пеом знал, что Дракон и сам разберется с технологией. Он и так сказал ему слишком много, а плата за предательство Кестра оказалась странной: глава Путей обещал спасти Пеома из умирающего мира. Сначала Дракон запер его в этом мире, а теперь спасает — излюбленная драконья политика!

— Остался у Кестра, господин. Мне пришлось срочно бежать. Все, что я успел взять для вас, я отдал, — Пеом сглотнул. Удачный образец висел у него на шее, он собирался еще побороться за себя. Но Дракон был нужен ему, так как энергии камня не хватало, чтобы выдраться из умирающего мира.

— Конечно же. И ты ничего не знаешь о координатах новой ветки? — Дракон поднялся, девушка тоже отставила пустую чашку на стол.

— Нет, Кестр умнеет быстро, — сказал Пеом. — Предыдущая стычка с вами его многому научила. Я знаю лишь, что исследованием нового Пути занимаются не на центральной базе. Образец металла — это все, что дошло до центра. Если карты и есть, то они засекречены даже от большинства людей Кестра.

— Именно поэтому завтра ты и вернешься к Кестру, — сказал Дракон. — Для этого все готово. Ты добудешь мне карты.