Микаэль диз Шедоу.

Резиденция императора.

Майкл наслаждался впечатлением, которое производит его внешность. Особенно, когда чужую реакцию на его шрамы видел тот, кто стал виной уродству. Обычно он закрывал низ лица полосой черной ткани, иногда даже оставлял открытыми только глаза.

Должность военного министра обязывала к подобным мерам. Но сейчас ткань была откинута за плечо и сливалась с черными волосами. Майкл сверлил разноцветными глазами прислугу, пока та накрывала стол в кабинете Локариса. Девушка нервничала и то и дело что-то опрокидывала.

— Папочка все еще продолжает ныть насчет войны? — сказал он и потянулся за кусочком сыра, нарочито задевая руку служанки. Девушка отпрянула и смущенно отвела глаза.

— Грета, иди, — Локарис отпустил служанку. — У меня все готово для визита к Айлипину. А что у тебя?

— Ты сказал быть скромным. Тысяча штыков, кавалерия — тысяча двести сабель. Я подумал, что не лишними будут пушки и поддержка магического отряда Гевина Рори.

— Сойдет.

— Скука, — Майкл взял всю тарелку с сыром, и, откинув вилку на поднос, подцепил кусочек пальцами. Он был пьян с утра и сейчас старался не сболтнуть лишнего. Мессир не ответил. Он поднялся с кресла и достал из шкафа бутылку вина. Прекрасное вино в прохладных глиняных кувшинах приносили и из погребов резиденции, но в кабинете Дракона бывали редкости, каких не найти во всем мире.

— Я разделяю мнение Зухаса. В этот раз он высказался насчет войны так же, как высказался бы я.

— Ох, Зухас! Он мешает идти вперед, — военный министр схватил бокал, наполненный императором, и тут же его осушил. — Трясется за то, что уже стопроцентно наше. Бредил империей с юности, но на трон не сел! А все потому, что у самого мозгов хватает лишь на философские книжки и составление агитационных речей. Для власти над чем-то большим, чем шайка голодранцев, у него кишка тонка.

— И у меня тонка? — спросил Локарис, что-то разглядывая за окном. Дракон был озабочен, он не слушал Майкла. А Майкл так и не узнал ничего о том, что было с главой CBS в вирусном мире. И был ли он там вообще?

Военный министр не стал отвечать на провокационный вопрос. Его грызла мысль о неудавшейся ловушке Кестра. И Дракон будто понял это:

— Как дела у Кестра?

— Откуда мне знать? — Майкл дернулся в кресле, но опомнился и расслабился, вольготно откинулся вглубь. — Должно быть, зализывает раны после разгрома второй центральной. А что у тебя? Ты нашел, что искал?

— Я больше занимался исследованиями и наблюдениями, — Локарис пригубил вина и отставил бокал.

— Ты же собирался отнять у Кестра какой-то лакомый кусок?

— Непреодолимые условия мира. К чему мне этим заниматься, если и Кестр теперь не сможет?

— А ты стареешь… — Майкл не поверил ни одному слову. — Хочешь, я уничтожу Кестра?

— Я хочу, чтобы ты остался тут.

— На карантин?

— Да. Отдохнешь после представления на второй центральной.

— Но…

— Я не хочу ничего слышать, — Локарис поднялся. — Встретимся завтра.

* * *

Ночной дождь во сне буйствует так же, как и за окном спальни. Ливневые потоки с яростью лупцуют, гнут к земле высокие стебли травы. Порывы ветра то взметывают ее, то низвергают, словно море в шторм. Бледный ореол полной луны размыто светится, заслоненный гущей темных облаков.

Мокрая, потяжелевшая трава мешает идти рыжей девушке в белой рубахе. Ненастье стремится сбить ее с ног, но та, словно зачарованная, упрямо идет к мраморным осколкам, к тонущим в грязи старым плитам.

Едва ее босая нога ступает на первый кусок мрамора, как храм-призрак начинает ткать из ночной непогоды свое былое величие. В темной зале, стены которой будто бы дрожат от беснующихся в блюдцах треножников огней, девушку встречает верховная жрица. Длинные пепельные волосы ее колышутся от жара, блики бегают по строгому лицу.

Рыжая девушка дрожит, несмотря на тепло. Заученно простирает к жрице израненные травой руки, и та собирает кровь ладонями и поит ею пришедших волков. Один зверь, прыгая на задних лапах, приносит женщине пиалу с черной водой. Та принимает ее и передает девушке.

— Золанка, почему ты делаешь это?

Но разве могут женщины во сне услышать постороннего наблюдателя? Незваного гостя, что подглядывает за обрядом. Полудракона, который не может разрушить чары этого сна. Но Золанка вздрагивает. Пиала падает на мрамор. Руки ее опускаются, и их лижут уже не волки, а гиены, оставляя длинные ожоги и язвы там, где их языки коснулись кожи. В глазах Золанки мука и страх.

Она слышит и узнает родство в далеком голосе. Стоит, парализованная испугом, пока гиены стирают кожу с ее рук. Рыжая девушка испугана не меньше, но делает шаг вперед и обнимает жрицу за плечи. Гиены скулят и скалятся, отходя назад. Теперь Локарис вспоминает и ее имя — Айн.

* * *

Айн. Резиденция императора.

— Ах ты ж, Адрамелех тобой займись! — кухарка вскинула руки. У ее ног золотистыми кусками раскинулись запеченные птичьи ножки. — Да чтоб вас!

Посудомойка кинулась все собирать, кухарка снова хлопнула себя по бедрам. Мы с Мэл были вынуждены лишь наблюдать, так как носили подносы с блюдами к столу и не могли запачкаться.

— Отнесите пока кувшины! Что вылупились, как на базаре?

Мы похватали кувшины с вином и поторопились исчезнуть из зоны бедствия.

— В отсутствие императора мы отвыкаем от гостей, — сказала Мэл, семеня по лестнице. — А тут еще военный министр. Говорят, он всю неделю пробудет.

Я остановилась у самой двери в обеденную залу для гостей:

— Мэл, я не хочу сегодня подавать на стол.

— Из-за господина Микаэля?

— Отнеси ты, хорошо? Я потом как-нибудь подменю тебя, — я поставила кувшин на столик. Встречаться с помощником Локариса не было никакого желания. Мэл сочувственно покачала головой:

— Ты выглядишь совсем плохо. Тебе нужно попросить лишний выходной.

— Да, как-нибудь. Отнесешь?

— Конечно. Иди в спальни, я прикрою тебя перед старшей горничной.

— Спасибо, Мэл.

Я безумно хотела спать, но и не думала отправляться в кровать. Мэл была права, я выглядела ужасно. Под глазами засели темные круги, пальцы украсились порезами и царапинами, я сама не знала, откуда они берутся. Я стала рассеянной, боялась засыпать. Никогда не думала, что кошмары могут так отравить жизнь, но каждый раз, стоило мне уснуть, я возвращалась в ту лунную ночь в развалинах храма и задыхалась от озерной воды.

— О боги! — задумавшись, я чуть не налетела на Рабике, нашу соседку по спальне.

— Ты напугала меня, Айн! Впрочем, за тобой и иду.

— Извини, не хотела. Я спешила на кухню, мы накрываем стол господину Микаэлю, — Рабике была стукачкой и никогда никого не прикрывала, я напустила на себя озабоченное выражение лица.

— Потом, Мэл справится. Тебя просит мессир.

— Император?

— А ты, что, другого знаешь? — разозлилась девушка. — Сними передник и за мной, живо.

Я впервые шла в левое крыло резиденции — крыло императора. В этой части, помимо покоев Локариса, располагался его кабинет, выход во внутренний двор с садом, коридор в башню-библиотеку и множество других, большей частью закрытых, комнат. Правое же крыло считалось гостевым, в нем размещали визитеров к императору и прислугу.

Крыло императора отличалось особой тишиной. Казалось, вздумай кто прогуляться по длинным коридорам или появиться здесь по делу, будет тут же услышан.

— Хотела бы я знать, что ты натворила, — ухмыльнулась Ребике, когда мы остановились у двери в покои.

Попасть на работу в резиденцию было очень сложно, а вот вылететь проще простого, Ребике знала, что говорила. Но моя совесть была чиста. Да и император не станет заниматься такой мелочью, как отчитывать прислугу. Я поправила волосы и дружелюбно улыбнулась служанке:

— Так ли натворила?

У Ребике перехватило дыхание, но я не стала ждать ее ответа. Повернула ручку, вошла и тут же закрыла дверь.

— Мессир? — торопливо поклонилась.

— Налей чай, — без приветствия сказал Дракон. Он читал в высоком резном кресле у большого стола. — И себе налей.

Стараясь сдержать улыбку, я подошла к столу. Мне было приятно увидеть его снова. Сервиз из небольшого пузатого чайника и двух кружек с блюдцами, терялся в ворохе бумаг и свертков на большом стол.

Стены в покоях императора скрывались за книжными шкафами. Мерное тихое свечение обтекало дымкой разнообразные корешки книг. Кровать занимала почти половину пространства комнаты и была обращена к большому окну, с выходом на балкон. Сейчас окно стегали потоки дождя, зарядившего с самого утра. У левой стены, среди полок с книгами прятался камин, тихо потрескивая углем.

Но самым роскошным предметом меблировки было кресло, в узорной тени которого скрадывалось лицо императора. Я никогда не видела такой красивой вещи, такой тонкой резьбы по дереву и кости. Черные деревянные драконы боролись с белыми костяными львами по краям спинки. Ближе к центру, как белое пламя, изящными завитками снова шла кость; далее черным тонким кружевом черное дерево. Элементы резьбы вплетались узором в белый шелк обивки. Но кресло, хоть и избалованное уходом, было старым: один лев потерял голову, а дракон — лапу, не хватало деталей и в деревянном кружеве с белым пламенем.

— Как ты осваиваешься? — спросил Локарис.

— Спасибо, все хорошо, — я поставила перед ним чашечку и торопливо спрятала изрезанные пальцы.

— Значит, тебя все устраивает, — мессир улыбнулся своим мыслям, отложил книгу и снял очки.

— Да, работа не сложная, есть время на себя. И живу в особняке.

Я вспомнила, что император позволил и мне угоститься чаем, наполнила вторую чашечку. С чего вдруг он проявил ко мне внимание?

Дракон рассматривал меня, но ничего не говорил.

— Говорят, вы готовите военный поход, — я нарушила повисшую тишину.

— Скорее визит к соседу-королевству.

— А зачем же армия?

— Это не Пути, я не могу здесь расхаживать один. Значит, ты вживаешься в мир?

— Да, Мэл здорово мне помогает. Я уже все знаю о модных домах, платьях и праздниках. В остальном спасает библиотека и старшая горничная — Милорада. Она очень умная женщина, каждый вечер рассказывает нам новости Империи и всего мира, — я запнулась. Похоже, болтливость Мэл была заразна. — Как-то так. Я работаю, читаю, иногда езжу с Мэл в Ишеб-Ревер.

— Хорошо. Я еще не решил, как долго продлится твой карантин, но я помню, что должен заплатить за твои услуги, — Дракон отпил чай, отставил кружку. — А пока я хочу, чтобы ты посетила со мной одно место. Будь у конюшен к десяти с двумя оседланными лошадьми.

— Да, мессир, — присела я в поклоне, не зная, что и думать.

К вечеру дождь прекратился. Кони переступали, цокая по мокрому булыжнику. Конюх, попыхивая скверной папиросой, объяснял мне, как садиться в седло. Если Дракон говорит что-то сделать, кого волнует, умеешь ты это или нет? Закон Путей, порядок Дракона.

Я как раз забралась на черную лошадку, как вышел император. Стало уже совсем темно, и обещанная Мэл плохая погода показывала себя во всей красе. В Империю входила осень, набухая низким темным небом.

Ехали мы долго, мимо большого озера с узловатым деревом, по кромке леса, раз мелькнули на горизонте очертания Ишеб-Ревера, а потом потянулось дикое поле. Дорога заняла два часа. Могло бы быть меньше, не окажись я в седле первый раз. Наконец, Дракон спешился и повел лошадь сквозь густую мокрую траву.

Я последовала его примеру, пружиня на уставших ногах. Но через несколько шагов замерла. Я впервые видела наяву то, что снилось мне каждую ночь. Вот сизое поле и трава до пояса, вот заросший высоким камышом пруд.

К коряге у воды мы привязали лошадей. Я стала подмечать и различия со сном. Вода хоть и была темна, но прозрачна, от нее тянуло влажной свежестью. И луна только росла — не вечное полнолуние, что освещало мои сны.

— Сорок лет назад здесь стоял храм. Будь осторожна, он в основном подземный, можно провалиться, — Локарис подал руку, я успокоилась, почувствовав тепло его ладони.

— За сорок лет, — продолжил он, — многое изменилось. В мире стало меньше энергии Хаоса, меньше концентрация Силы, связь между миром и людьми истончилась. Раньше женщины, жившие здесь, были настолько едины с природой, что могли обращаться в волков.

Мы дошли до развалин. Ни одной целой колонны, только их расколотые части, плиты и разрушившиеся стены, мрамор которых испещрен потемневшей резьбой.

— Одни считали жриц целительницами, другие — ведьмами; смотря кто что получал, придя в храм, — Локарис отнял руку. Без нее стало холодно. — Считалось, они видят судьбы. Судьба же каждой из жриц высекалась на стенах внутреннего храма. Вход в него закрыт. Тогда был закрыт…

Дракон остановился у разрушенной плиты. В густых тучах обозначилась прореха, и лунный свет коснулся зеленоватых вен мрамора. Я качнулась — запахло тиной и гарью, но никаких треножников, конечно, здесь не было.

— Только женщина может правильно увидеть и прочитать узор, — Локарис присел, провел рукой по резьбе. — Что-то вроде гадания на кофейной гуще.

Я подошла ближе. Рисунок начинался с глубоко вырезанных силуэтов волков. Они стаей неслись вперед, прыгали в переплетение длинных волос женщины. Эта женщина была главной жрицей, так как ее лицо изображалось крупнее остальных женских лиц — младших жриц.

— Это ее судьба, — я коснулась пальцами холодной щеки мраморного профиля, — руки жрицы обнимают храм, будто бы оберегая его и правя им, но смотрит она в другую сторону.

Отвалившиеся от плиты кусочки навсегда стерли какие-то детали картины, а их было столько, что, казалось, каждый завиток имел значение. Что-то виделось хорошо, а что-то только если внимательно присмотреться, что-то замечалось только краем глаза, что-то мелькало, пока перебегаешь взглядом дальше. Неслось, как жизнь, к концу плиты, к рисунку, что заканчивался, как и начинался, фигурками волков.

— Вот на эту фигуру мужчины она смотрит. Тут идет к нему, он показывает куда-то вдаль, но она озирается назад — на свой долг, свой храм.

История сама лилась из моих уст, а резьба скользила и менялась под пальцами. Было неважно, слушает ли Дракон мой рассказ:

— Здесь мужчина остается один, так как она выбрала долг, а не его. Тут мох… хотя, если не стирать его, то он похож на темную фигуру, что стоит за спиной покинутого мужчины. Эта фигура указывает рукой в сторону храма, а дальше мох и трещины, как темная лавина, идут к храму. Нет, уже к его развалинам. Если бы это был рисунок, а не мох, я бы сказала, что кто-то наслал несчастье на жриц и на этот храм. В развалины его превратили по приказу чьи-то люди, а не природа или случайные захватчики. По приказу того, кто рядом с этим мужчиной, кто руководит из-за его спины. И она, эта женщина, — я снова коснулась ее лица, скользнула по вырезанным волнам волос, — она так похожа на ту, что мне снится…

Мраморный локон порозовел под пальцем — я снова порезалась. Поднеся ранку к губам, я обернулась. Локарис стоял в стороне, спиной ко мне. Он вглядывался в поле, будто читая свою картину в выцветшей траве.

— Мы возвращаемся, — сказал он.

* * *

Локарис. Ишебская степь.

До выхода войск осталось еще одно дело. Локарис давно не вспоминал темное ремесло. Позвать духа мог любой, но удержать, заговорить и получить ответ только некромант. Медленно желтеющее поле, полвека не знающее ухода. Пруд, чья вода остается прозрачной и холодной, пронизанная родниками.

Улыбка, что так преображает женское лицо. Загорелые руки выжимают воду из густых пепельных волос. И солнце, и небо дарят их невзрачному от природы цвету едва заметный золотистый оттенок.

Дракону не требовались ни схемы, ни древние слова. Только жертву за связь с миром мертвых — Той гранью — приходилось платить. Он, не торопясь, докуривал сигарету, сидя у самого края берега. Никакого мрачного величия в вызове духа не было. Кровь полудракона стекала по локтю бледной руки в воду. Он мог проводить обряд и платить своей же кровью, ведь у него было две природы.

Достаточно воли и воспоминаний. Бледный образ Золанки замерцал над водой. Она была в белом, дымный шелк обвил ее фигуру. Потусторонний ветер, ветер из Той грани, взвил потоки серых волос. Серые же глаза нашли Локариса, пронзили. Дракон помнил эти глаза глубокими, улыбающимися. Он ничего не забывал.

— Зачем ты делаешь это, Золанка? Зачем перешла к нему?

— Когда я умерла, Адрамелех спросил меня: я ли навлекла беду на свой храм, я ли предала людей, верящих мне. «Я» был мой ответ.

— Мы оба знаем, что ты выбрала верный путь, когда отказалась от меня и осталась при храме. Что ты сражалась за него до последнего. Образ грустной женщины дрогнул, она хотела убежать, но некромант крепко держал ее дух, и она не могла не ответить:

— Я сама захотела к нему, Локарис… — Золанка качнулась в сторону Дракона, но жрица более не могла приблизиться к мужчине, к живому человеку. — Ежедневно мои руки до локтей обгрызают гиены, я смотрю на эти культи, Локарис, и знаю, что это лучше покоя — все еще играть что-то в твоей судьбе.

— Ты не должна цепляться за меня. Ты должна обрести покой, опустить все.

— Но я знала, что только Адрамелех может позволить мне свидание с тобой. Что только он и сможет это устроить! Как было бы прекрасно: ты и я под эгидой Темного бога! Ты всегда думал, что я люблю тебя меньше — теперь видишь, это не так…

— Полно, — Локарис поднялся, подбросив в руке камень, чтобы кинуть его в воду и разбить изображение когда-то любимой женщины. — Эта девушка невинна, Адрамелех не может иметь над ней власти.

— Мы только снимся ей. Не прекрасно ли, Локарис, что ты тоже можешь увидеть меня в ее снах?

* * *

Айн. Резиденция Императора.

Резиденция стихла, осиротела. В ушах еще гремели барабаны, взвывали трубы и печатали шаг солдаты имперской армии. Осень, смилостивившись, лишь заволокла все туманом, но придержала капли дождя.

Горожане собрались на центральной площади. Под радостные возгласы произнесли речь император, первый советник и военный министр. Все трое в камзолах государственного кроваво-красного цвета говорили с высокого балкона.

Микаэль диз Шедоу стоял по левую сторону от мессира. Его костюм украшали алая лента через грудь и множество медалей. На поясе бледно сверкала сабля. На черных волосах лежал тонкий венец из белого металла, три красных ярких камня были оплетены тонким узором. Только ткань, закрывающая лицо, не вписывалась в парадный образ, делая вид министра зловещим.

По правую сторону, опираясь на резную трость, стоял Зухас Андор. Его грудь, покрытую расшитым сукном, перечеркивала оранжевая лента, а медалей было не меньше, чем у военного министра. Седые волосы Зухаса стягивала в хвост черная лента, а его благородную голову украшал венец из темного серебристого металла с черными камнями. Зухас выглядел, как прирожденный правитель: пожилой, величественный, с мудрыми глазами, окруженными сеткой морщин.

Но Локарис выделялся среди своих помощников не только простотой костюма, который не украшали ни медали, ни ленты (закон все еще запрещал награждать метисов), а чем-то иным, неуловимым. Особой аурой, что витала вокруг него. Ее невозможно не почувствовать, даже стоя в толпе на площади. Он говорил — и все замолкали; город отражал его несуществующий голос, а каждое слово отпечатывалось в каждой голове.

Завершил парад верховный Отец Гуидо Дьяча, обратившись к безликим богам Арнбора. После толпа двинулась вслед за стройными рядами армии, а как та скрылась за туманным горизонтом, растеклась по теплым и сухим домам. У прислуги резиденции осталось чуть больше половины дня, чтобы вернуться и провести уборку левого крыла, закрыть покои и кабинет императора до его возвращения.

У меня гудели ноги и руки, но приятной усталостью. Рабике осталась в городе, у нее был выходной, Мэл тоже отпросилась, чтобы навестить названную тетку, так что спальня и ванная сегодня оказались только в моем распоряжении. Я отмокала в горячей воде, позволив себе роскошь в виде теплого вина со специями, не вылезая из этой самой воды. Я чувствовала особое удовлетворение от тишины, после стольких рабочих будней, когда постоянно была вынуждена находиться на виду у другой прислуги.

Отставила пустой бокал, выпрямилась, отжала волосы. Скрипнула дверь и я вздрогнула, в следующую же минуту улыбнулась сама себе — сквозняк. Пора выплывать, и в кровать. Я встала. Снова послышался скрип, теперь громче и продолжительнее, я повернулась к двери, задела полочку, булькнула вода, и мыльный кусок сам скользнул под пятку.

Высокий потолок подмигнул россыпью цветных пятен, гонгом дрогнула боль в затылке. Хорошо, хоть под воду не ушла. Я снова села в ванной, теперь уже осторожно. Потянулась к ушибленной голове и увидела, что расцарапала руку о сбитую полку. Ручеек крови сбежал по локтю и закапал в воду.

Случайность, неосторожность, глупость — но еще свежи в памяти кошмары и постоянные порезы. Дракон предположил, что какой-то мертвый бог проник в мои сны, и пытается таким образом вернуться к жизни. Локарис сказал, что, возможно, это случилось в лесу, в первые минуты перехода, когда разум и тело слабы.

Еще он сказал, что драконы охраняют сны. Только его присутствия достаточно, чтобы никто во всей резиденции не видел ни одного кошмара. Он почувствовал мои и обо всем догадался. Я не стала ему рассказывать про обряд Мэл, все же она была моей подругой, не хотела ее подставлять. Но была рада и его обещанию, что пока он в резиденции, снов не будет.

И кошмаров не было, я даже почти забыла про них. Но теперь император ушел, и никто не мог защитить мои сны.

Она не произнесла ни слова ни в одном сне. Безмолвствовала и в этом. Но что-то было иначе.

В прошлом испуганные и зачарованные сном глаза сейчас светились азартом. Ее больше не заставляли мучить меня. Она решительно приблизилась под неистовый треск огня и завывания своей звериной свиты.

Холодные пальцы жрицы сжали мои руки подобно стальному обручу. Запахло сырой землей, мокрыми камнями, словно мы оказались в подземелье, в склепе.

Я помнила каждую деталь круглой залы. Жар треножников плавил стены, искажая рисунки судеб. Женщина отпустила меня. Я ждала, что она снова станет угощать волков моей кровью, что я снова буду задыхаться от тухлой озерной воды. Но жрица стояла, не двигаясь, разглядывая меня.

Не надеясь, что моя мучительница ответит, я крикнула:

— Почему я?!

Жрица замерла, вслушиваясь, будто я была так же далеко, как Локарис, подглядывающий чужой сон. С ее зверьми случилась метаморфоза, и вот уже не волки, а рыжие гиены, хищно скаля морды, окружили ее.

— Где твои жрицы? Почему гиены? Разве это твоя вера?!

— ЗАМОЛЧИ! — грохнуло в моей голове, и стены храма дрогнули.

Сильный удар отшвырнул меня в тень. Я не почувствовала боли, лишь то, что больше не могу произнести ни звука. Но женщина стояла, не двигаясь. Она по-прежнему вслушиваясь во что-то, кто-то говорил с ней, кроме меня. Тот, кто запер нас в кошмаре?

Очнувшись от оцепенения, жрица шагнула ко мне. В одной ее руке появилась черная тонкая игла, в другой небольшая пиала. Я бы побежала, но не могла даже подняться с пола, руки и ноги словно отнялись.

Жрица разомкнула бледные губы, и я взмыла в потоках горячего воздуха. Она раскинула руки, и меня понесло в ее объятия.

— АННА!

Черная игла ожгла шею болью, зашипела черная краска в пиале, въедаясь в кожу.

— АННА…

Ослепительно вспыхнул огонь, и тонко взвыли гиены.

В следующее мгновение я бежала по полю. Трава плыла под лапами мягкими волнами.

Какая скорость, какая свобода! Безумие и горячая жизнь!

Ветер перехватывал дыхание, шелком стелилась серая шкура, а мощные лапы с силой отталкивались от земли.

* * *

Андер. Пограничные земли.

Лагерь эйтинского войска.

В полотно шатра ударялись звуки гуляния. Пьяные выкрики «слава командиру!», смех шлюх, неверные шаги в траве и тяжелые вздохи трезвых постовых. Солдаты гуляли в честь его дня рождения.

Но молодой командир не покидал шатра, изнывая от злости и скуки. Он устал кочевать в надежде перехватить послов Локариса в Рорса-Бер, или послов Айлипина в Империю, а может, даже самого драконьего выродка. Он устал жечь костры в степи, пока его братья оставались в Эйтине и лизали зад отцу. Какой у него шанс на трон, имея трех старших братьев? Какой шанс напасть на отряд Локариса?

Ни одного! Андер швырнул бокал вина, сшиб ногой кувшин у кровати, и тот разлетелся осколками, расплескав бордовый напиток. Только капли успели сверкнуть в свете треножников.

Негодование пьянило хлеще вина. Он вывалился из шатра, зло оглядывая гуляющих солдат. Многие ему в отцы годились, а некоторые шлюхи в бабки. Вэрейдер Бин неожиданно налетел на него, принялся путано извиняться, Андер лишь отмахнулся. Он думал, молил, чтобы ему попался кто-то, на ком сорвать злобу.

Ночь вспыхивала кострами, красными лицами, пьяными ухмылками. Небо снизилось, почернело, покрылась инеем трава. Кучка кавалеристов зашумела деревенской песней, кто-то подхватил напев, кто-то, наоборот, замолк. Тут среди их темно-синих камзолов мелькнуло создание, которое сначала Андеру показалось видением.

Белый очерк лица, огненный локон. Кто-то бросил в костер палку, взметнулись искры, и морок пропал. Молодой командир подошел к кавалеристам, ему тут же налили, загремели поздравлениями. Андер порывисто выпил, вглядываясь сначала в ночной мрак над полем, потом снова в группы солдат. Теперь незнакомка мелькнула бронзовой гривой около его шатра, будто бы сверкнула зеленым глазом, маня.

Невысокая, юркая. Вот он видел ее, а вот уже нет. Андер вернул опустевшую кружку, пошел к постовому, уж не ему — командиру, за шлюхами ходить.

— Что за девка рыжая тут ходит? С Ирейских деревень увязалась?

— Не знаю, господин. Не видел.

— Ну, так найди! Найди и приведи ко мне!

Постовой поклонился, растерянно окинул взглядом лагерь, пошел искать. Андер оглядел второго солдата, потом пошел за шатер, может, девица за него и ушла, рядом же стояла. И действительно, тут она. Совсем молода, почти белая в синей тени, тяжелые локоны и глубокие, нереальные глаза.

Он поманил ее рукой, незнакомка улыбнулась, не двинулась. Но только Андер подумал, что ударит ее, если она не подчинится тут же, как девушка подплыла ближе, снова мелькнула полоска ее белых зубов.

— Идем, ты замерзла, — сказал он.

Он завел ее в свой шатер, махнул постовому, чтобы больше не искал. Девушка продолжала улыбаться, отстраненная полуулыбка просто не спадала с ее лица. Пусть дура, думал он, зато мила.

— Иди сюда, к треножникам, погрейся, — он сел на кровать, налил вина и подал девице, но она не обратила на него внимания.

Ходила по шатру, осматривалась. Скользнула пальцами по разложенным на столе картам, толкнула красное яблоко с подноса, потом остановилась там, где треножник отбрасывал тень, и эта тень перечеркнула ее молодое лицо.

— Ну же, возьми, — Андер качнул бокалом. — Пей!

Девушка послушалась, подскочила, выпила залпом вино, и, улыбаясь уже шире, посмотрела на него. Зеленые глаза светились безумием, Андер и сам его чувствовал. Он попытался схватить ее, но девушка легко выдернула руку из его пальцев, шмыгнула снова в тень.

— Откуда ты? Я не видел тебя в лагере, — командир сжал кулак за спиной, задышал ровнее. Он не понимал, что с ним происходит, почему ярость горячей волной окатывает его, туманит мысли. Он принимал ее за страсть.

Девка молчала, лишь смотрела на него зелеными бесовскими глазами.

— Иди сюда… — зашипел он.

Она возникла совсем близко, склонилась к его лбу, но не коснулась. Жаркое дыхание тронуло его кожу, воспламеняя ярость. Андер захотел схватить ее, но не смог поднять рук. Незнакомка стояла так близко, она была единственным, что могло потушить пожар, но не давалась.

— Убью, если не подчинишься… — в горле пересохло. Девушка отвернулась, только лукаво посмотрела на него через плечо. — Иди сюда! — крикнул Андер.

Он вскочил, руки и ноги снова слушались его. Кинжал сам оказался в сильной ладони. Девичья улыбка стала растерянной, зеленые глаза испуганно моргнули, а он с наслаждением вонзил клинок в ее мягкий живот. Четыре удара, и ни одного вскрика.

Шальная буря ярости тут же утихла, смылась теплой кровью. Он упал на колени, ощущая абсолютное умиротворение и не замечая четыре раны в собственном животе и торчащего кинжала.

Огромный серый зверь вырвался из палатки командира, сбив с ног постового. Второй солдат вскинул ружье, но волк уже бежал среди костров. Кавалеристы повскакивали, схватились за оружие, кто-то уронил в огонь треногу для котелка, и в воздухе залетали искры. Послышались первые выстрелы, но пока волк скользил среди однополчан, многие не решались палить. Вот зверь вырвался в поле, и ночь грянула нестройными залпами. Еще какое-то время воздух волновался криками и руганью, удивлением, а потом кто-то засмеялся — занесло же бедолагу в лагерь, должно быть, еле живой от страха убежал.

Упустили, жаль. Откуда выпрыгнул этот серый демон? Постовой сказал, из-за шатра, второй заспорил, что на самом деле из шатра. Позвали командира, тот не ответил, припомнили, что господин там не один.

Послышался треск, и из шатра пыхнуло жаром. Тут уж разом откинули тяжелый полог, ворвались внутрь. Упавший треножник поджог звериные шкуры, устилавшие землю у ложа принца, огонь добежал по покрывала, потом до матерчатых стен.

Сам Андер стоял на коленях у кровати, посреди беснующихся языков пламени, с торчащим в животе кинжалом, а в мертвых глазах застыло облегчение.

Молодую волчицу спас утренний туман. Молочная густая пелена приняла серебристого зверя, как своего. Волчица бежала долго, ведомая неизвестной ей силой, эта же сила берегла ее от дроби и пуль. Под большими лапами плыла замершая земля, а воздух вырывался из пасти белыми лоскутами.

Она остановилась, ноги устали, они дрожали, путаясь в высокой траве. Волчица втянула носом утренний воздух, легла и увидела первые снежинки, маленькие и колючие. Но надо бежать дальше…

Вдруг она почувствовала запах конского пота, почувствовала людей. Она знала, что трава не скроет ее, что единственная надежда спастись — бежать. Она вскочила, кинулась к лесу.

Всадник в черной повязке на лице вскрикнул, прищурился, поднимая арбалет, и удача покинула волчицу.

* * *

Майкл. Пограничные земли.

Лагерь имперских войск.

Он держал ее легко. Волк весил будь здоров, но девушка была не тяжелее ребенка. Одной рукой он придерживал древко арбалетного болта, чтобы накинутый на тело плащ не тревожил его. Пальцы Майкла чуть касались холодной груди, скрытно, под покровом черной ткани.

Иден — военный целитель, Майкл пригласил его заранее, но пока просил стоять на улице, придержал полог императорского шатра, и военный министр, пригнувшись, прошел внутрь. Рассвет только обозначился на горизонте, но Локарис уже бодрствовал.

— У меня для тебя подарок! — хрипло сказал Майкл. Он знал, что император почувствовал еще до того, как он вошел, кто лежит на его руках. Или почти «что», ибо последние капли жизни испарялись из замерзшего тела.

Но знание одно, другое — увидеть. Дракон быстро освободил стол от карт, бумаг и пустой посуды, и Майкл осторожно опустил девушку на полированное дерево. Откинул полу плаща и сам почувствовал некоторый отклик внутри.

Девушка не казалась живой. Ее и так белая кожа приобрела глубинный синеватый цвет, иней опушил ресницы, губы. Он же покрыл рыжие спутанные локоны, что одной волной искрились, другой распадались медью. Чуть выше аккуратной невинной груди торчал арбалетный болт, черным металлом порочащий гладкую кожу. Майкл подумал о бабочках и булавках и с трудом сдержал ухмылку.

— Я был на утреннем обходе. По югу, через поле, — сказал он, доставая сигарету. — Вдруг вижу огромного волчару. Стреляю, и, видно, попадаю как раз в тот момент, когда он обращался обратно в девку. Попал в сердце, но, если бы не обращение, попал бы ровнее.

Майкл коснулся корочки зелья, которым сразу закрепил болт и остановил кровь, задел влажную кожу. Иней медленно превращался в маленькие капельки. Сначала над приоткрытыми губами, там, где его касалось почти незаметное, умирающее дыхание. Потом заблестел лоб, линия шеи, волосы.

— Она еще жива. Сможешь извлечь болт? — спросил Локарис. Он взял шерстяное одеяло и накрыл ноги и живот Айн. Шепнул короткое слово-заклинание, и над маленькой девушкой вспыхнули яркие сгустки света. Капельки заискрились зеленым.

— Снимешь карантин? — Майкл глубоко затянулся, касаясь влажными пальцами изуродованных губ. Он держал сигарету той рукой, которой фиксировал болт, от нее остался чуть заметный след на груди Айн. — Я хочу вернуться в CBS.

— Я не обсуждаю этот приказ. Принимайся за операцию, — Локарис не смотрел на него, он вышел из шатра, Майкл знал — чтобы позвать кого-то из целителей, но там уже стоял Иден.

Военный министр ждал, он сделал еще две нервных затяжки, пока Дракон не видел его. Девичье тело на столе казалось покинутым, оно манило, поблескивая в свете огоньков, и призывно торчало черное древко. Там, под посиневшей кожей, словно тающей хрустальной оболочкой, замедлялось течение крови, глохли удары сердца.

Майкл был удивлен, что девчонка Кестра оказалась в мире Локариса. Чего уже говорить о том, что она сейчас лежала в его шатре, а до этого серым зверем выскочила из высокой травы. Он слышал, как Дракон попросил Идена принести чемодан Майкла с инструментами. Значит, Локарис не сомневался, что Майкл сделает операцию.

Вот он вернулся в шатер, и военный министр привалился плечом к деревянному столбу, поддерживающему матерчатый свод. Теперь Майкл курил не спеша, словно маленькое тело уже не звало его, неожиданно женственное, несмотря на хрупкость.

— У меня зачарованные болты, ни один лекарь ее не излечит, пока не вытащишь эту штуку, — Майкл ждал, во что бы то ни стало, он должен был получить свое. — Но сердце, Локарис… это слишком сложно, а у меня нет условий.

Иден принес чемодан, Локарис сам раскрыл его, нашел нужный пузырек. Целитель тем временем подготовил миску с водой, Дракон вылил в нее зелье, обмыл руки, а потом смочил ткань и подошел к Айн. Локарис не торопясь, легко касаясь корочки у древка, протер кожу у ранки. Он постепенно увеличивал площадь, стирая капли, частички земли и мелкие травинки. Майкл сглотнул, но не двинулся.

Наконец, Дракон сказал:

— Я снимаю карантин.

Майкл мысленно присвистнул, Локарис пошел на такие уступки из-за девчонки. Вот это загадка!

— Поработаем, — сказал он, туша сигарету. Лениво подошел к столу и склонился над девушкой. — В левый желудочек вошло. Обращение спасло ее, перекрыв кровотечение новыми мышцами.

Министр стянул с рук перчатки, скинул плащ. Засунув концы длинных волос за ворот камзола и засучив рукава выше локтей, он подтянул ближе чемодан с инструментами.

— Постарайся справиться, — откупорив новую баночку с зельем, Локарис обновил воду в миске, подал лучшему в этом мире хирургу.

Майкл уже не обращал на него внимания. Он тщательно омыл руки, скользнул пальцами музыканта по зачарованным скальпелям и инструментам. Потом, в тот момент, когда Дракон отвернулся, он без всякой надобности для операции повернул голову девушки на себя. Под оттаявшими ресницами только чуть виднелась замутненная зелень глаз, но министру хотелось думать, что она сможет видеть, как он будет оперировать.

— Приступим, детка, — шепнул Майкл, облизывая губы.

Он весь погрузился в работу. Иногда он прикрывал глаза. Не тогда, когда резал, а лишь пролетая точной рукой над набором инструментов, но эти мгновения приносили не меньше удовольствия, чем острый металл, рассекающий плоть. Музыка, своя особенная, недоступная никому другому, лилась, взлетала и падала в голове Майкла, набухала глубоким мотивом, погружая в транс.

— О, никто не будет глубже, чем я. Никогда… — приговаривал он, обращаясь к бледным векам, к белой полоске влажных зубов. Ему казалось, что губы девушки раскрылись больше, что она не одной ногой за Той гранью, а что здесь. Что, наоборот, так близко к нему, как только можно, ведь под его пальцами билось ее сердце.

Ядовитый, теплый от впитанной жизни болт лег на стол. Майкл услышал, как облегченно вздохнул лекарь, как полилась его исцеляющая сила и как закипает в нем самом волна ревности. Теперь их стало трое. Даже четверо, потому что даже в самом глубоком трансе, даже в другом мире, всю жизнь он ощущал за спиной тень Дракона.

— Расскажешь, где она успела отхватить себе лапы и хвост? — скучающе спросил Майкл. Пьянящая музыка в голове стихла, теперь было слишком много слушателей для мелодии чудом спасенной жизни. — За что люблю наш мир, так за то, что с пятком зелий можно оперировать хоть на помойке ржавой вилкой — развязывает руки.

— Лапы и хвост… — Локарис подошел к столу, отвел с шеи Айн волосы, и Майкл увидел небольшую черную руну. — Это знак, которым Золанка метила жриц, способных обращаться.

— Золанка? Вот это неожиданно, — Майкл и вправду удивился. Когда он первый раз увидел Айн, подумал, что судьба еще сведет их вместе. Что-то было в неприметной на первый взгляд девушке, какая-то необъяснимая избранность. — Иден, дальше я сам, спасибо, — сказал он целителю.

— Мой император, господин Микаэль, — Иден поклонился и, не задерживаясь на то, что бы омыть руки, покинул шатер, понимая, что дальнейший разговор правителя и министра не для его ушей.

— Ее с месяц мучили кошмары. Я думал, что один из дохлых божков кинулся на беззащитный разум. Потом посмотрел ее сон и увидел знакомых персонажей, — Локарис, перестав наблюдать за тем, как Майкл сшивает рану, закурил. — Во сне Золанка раз из раза приносила ее кровь в жертву, потом травила ее. Можешь посмотреть на ее руки — немало порезов, так что наяву она продолжала терять кровь. У меня не было времени, чтобы устроить следствие, понять, что за ритуал они использовали.

Майкл не поленился, посмотрел на тонкие пальцы девушки. Они не спешили приобретать цвет, полагающийся живому человеку, а ранки от порезов потемнели. Он перевел взгляд на Дракона, ухмыляясь, спросил:

— Не было времени? Пожалуй, ты просто давал беде набрать силу. Ведь не интересно душить загадку в самом ее начале. А, Локарис?

— Перед отъездом я призвал Золанку, — император как обычно проигнорировал провокационный вопрос. — Я узнал, что душу Золанки прибрал Адрамелех и извратил ее память. Она не может получить покой, пока Темный бог не завершит партию. Увы, партия касается меня, и у него ничего не выйдет. А так, они, не торопясь, привязали Айн к себе до той степени, что та позволила им обратить ее во сне.

— Что ж, лапы и хвост ты объяснил. Зачем я возвращаю к жизни ту, что теперь на стороне Адрамелеха, тоже понятно, — Майкл не перестал накладывать швы. — Но Адрамелех быстро делает свое дело. Каким будет его следующий шаг? Не проще ли избавиться от нее? Пускай составит Золанке компанию.

— Да, две мертвые женщины в услужении Адрамелеха, гуляющие по снам, мне будут кстати, — затушив сигарету, Локарис бросил окурок в один из треножников, ночами согревающих шатер. Видя, что Майкл почти завершил операцию, он сам взял небольшую медную миску, вылил в нее воды, добавил чуть травяного отвара и подал министру.

— Конечно, девка, которая в любой момент может стать причиной твоего скорого визита за Ту грань — это интересно! — Майкл обмыл руки, высушил ладони полотенцем, а Локарис сменил воду и стер кровь с груди девушки.

Майкл подумал, что снова ходит по краю пропасти, снова говорит лишнее. Он собрал инструменты и добавил:

— Пусть Иден еще немного поворожит, нужно избежать переохлаждения.

— Да. Встретишь моего слугу, скажи, чтобы ей организовали место в моем шатре. Нельзя оставлять зверя без присмотра.

— Да, мой император, — министр улыбнулся. Накрытая одеялом девушка уже не интересовала его, пока ему хватило, но вот болт, так и не обмытый, он взял себе.

* * *

Айн. Пограничные земли.

Лагерь имперских войск.

Я плакала. Теплая влага скользила по щекам, убегала к вискам. Еще не открыла глаза и не знала, плачу во сне или уже наяву. Я не хотела их открывать, только надеялась, что ни Рабике, ни Мэл не застанут меня за этим.

Потом вспомнила, что девушки на выходных, и я в комнате одна. Удивилась, как громко стрекочут кузнечики, никогда еще их не было так слышно в открытое окно. Потом к стрекоту прибавилось тихое потрескивание, новый, не домашний, запах — костров, природы, горячих хвойных углей.

Вздохнула глубже нагретый воздух, и резкая боль пронзила грудь. Я подавила стон и задержала дыхание. Появились новые звуки. Кто-то ходил поблизости, и под его ногами поскрипывала мерзлая трава. От него пахло порохом, табаком и сеном. Потом я услышала и других людей и их нестройные разговоры, где-то похрапывали лошади, трещали костры. Меня будто ничего не отделяло от них, лишь какая-то тонкая завеса.

Я открыла глаза. Надо мной нависал темный матерчатый потолок, его держали деревянные распорки и шнуры. Осторожно, боясь разбудить боль в груди, я повернула голову: такие же матерчатые стены, небольшой закуток будто бы походного шатра. У узкой кровати, на которой я лежу, хвойный жар маленькой печки с углями.

Где я? Как тут оказалась? Я точно помнила вечер в резиденции: перевязала царапину на руке, выпила еще бокал вина, чтобы прогнать страх, и легла спать…

Совсем близко послышался томный стон, прошуршал мягкий женский шепот. Незнакомка сказала несколько слов, но ее оборвали. Я услышала знакомый голос:

— Майре, распорядись о горячей воде.

Одна из стен отодвинулась, впустив волну свежего воздуха, в комнатку прошел Локарис. Я увидела, как в проеме тканевых стен с постели поднялась женщина, это ее стон и страстный шепот я слышала. Натянув платье на голое тело, Майре бросила в мою сторону взгляд и вышла из шатра.

Локарис сел на край лежанки. Он собрал рукой темные волосы, разметавшиеся по плечам, нагнулся и стер влагу с моих щек. Его пальцы пряно пахли «Цветами Итала» — дешевыми женскими духами, которые можно купить в любой лавке.

— Где я? — паника натянулась струнами, грудь снова сдавило.

— В безопасности, — ответил Дракон, и я тут же успокоилась. — Тебя нашел Майкл. Он по ошибке ранил тебя, но все уже хорошо. Боль в груди скоро пройдет. Лечат по-военному быстро, к утру уже сможешь прогуляться по лагерю.

Много слов для Дракона, а это ничего хорошего не предвещает.

— Локарис… — имя императора застряло в пересохшем горле.

— Сейчас, — Дракон вышел в большую комнату, взял со стола кувшин воды и вернулся, чтобы напоить меня. Потом отодвинул подальше от постели печку, слишком уж нагрелся воздух. — Не торопись, я помогу.

— Я немного потерялась во времени и событиях…

— Это непросто будет принять… — Локарис сел удобнее, рукой оперся на край лежанки. Его тень зыбким контуром затрепетала на мне, так же беспокойно, как дергался магический огонек за его спиной. — Дело в жрице — в Золанке.

— Она снова снилась мне…

— Ты уже знаешь ее историю?

— Вы любили ее…

— Давно. Золанка была сильнейшей жрицей природы, но смерть сломила ее дух. Она не смогла уйти за Ту грань и осталась на стыке сущностей.

— А что случилось со мной?.. — мой взгляд гулял по груди Дракона, его широким плечам, шее, но взглянуть в лицо я не могла. Навязанное чувство покоя мешалось с ощущением, что я стою на краю пропасти, и меня вот-вот закружит вихрь силы полудракона. Удивительно, как эта Майре делила с ним постель, волосы ему распустила, шептала что-то…

— Метка Зосмит — волчьей богини. Золанка наградила тебя вот таким знаком, — Локарис повернул голову, показывая рукой — на его шее, ближе к затылку, виднелась небольшая черная руна. С распущенными волосами такое тату и не заметить.

Теперь я вспомнила и острую иглу в руке жрицы, и пиалу с черной краской. Непонятный угловатый знак на бледной коже Дракона темнел недоброй печатью, и я чувствовала, как горит он и на моей шее.

— Мне она досталась на память, — Локарис отпустил волосы и снова смотрел на меня, — а тебе как знак и способность. Теперь у тебя есть зверь.

— Зверь?

— Да. В мире Силы твоя сущность теперь — зверь. Волк. Он будет иногда выходить и заменять тебя, но я научу это контролировать. Все объясню, но потом. А сейчас тебе нужно отдохнуть. Он поднялся.

— Я не хочу так, не хочу зверя…

— Ты должна отдохнуть, все завтра.

У меня не было сил спорить. Меня утаскивала в сон воля Дракона, она же укутывала теплым покровом, дарила чувство мнимой безмятежности. Локарис стоял великаном у откинутого полога, магические сгустки света множили его тень, а за его спиной мелькнула фигура Майре.

Но что-то сила мужчины не могла заглушить, не могла прогнать. Того, что было со мной всегда.

— Обнимите меня, — попросила я и испугалась, что он так и сделает.

Дракон склонился и легко коснулся моего лба губами:

— Не будем тревожить рану. Спи. Утренний холод пробился под одеяло и прогнал сон. Вчера, засыпая после разговора с Драконом, я думала только о том, что хорошо бы проснуться через вечность — другую, когда все само собой разрешится. Ну, или начать новое утро, крикнув, как я устала от выкрутасов судьбы, и, что все, хватит.

Но сейчас я потянулась на лежанке, прислушалась к себе, и поняла, что ничего подобного не хочу. Наоборот, я ощущала какое-то странное воодушевление. Слышала, как звенит посудой и басит мужскими голосами лагерь, как переступают по мерзлой земле копыта коней. Казалось, я могла сосчитать каждого солдата и каждую лошадь.

Я села, откинув одеяло, и даже не вздрогнула от осенней прохлады, хотя ничего, кроме белой повязки на груди, на мне не было. И боли не было — я повела плечом, махнула рукой — словно ранение тоже только сон. Под бинтами оказался маленький розовый шрам, такой аккуратный, будто с операции прошла пара месяцев.

Ступни защекотала жесткая шкура на полу, я встала и снова потянулась. Что это? Радость от того, что осталась жива? Но до меня до сих пор не дошло, что я могла умереть. Все прошло слишком легко, я не помнила ни ранения, ни операции. Только слова Локариса о жрице, звере и свою глупую просьбу обнять меня. Тьфу, и как теперь реабилитироваться в глазах Дракона?

На постели лежала нехитрая одежда, которую слуге императора удалось для меня подобрать. В двух вариантах. И первым было теплое простое платье одной из женщин, сопровождающих армию. Я даже не стала разворачивать этот сверток темно-синего сукна. Зная о стати имперских женщин, я могла поспорить, не глядя, что платье будет висеть на мне во всех возможных местах, а подол окажется длиннее сантиметров на тридцать той длины, которая была, если не удобна, то хотя бы не смешна.

Второй комплект стал коллекцией «с миру по нитке». В нем не было ни одной вещи, сколько-то подходящей мне по размеру, но был огромный плюс — штаны. В жизни бы не подумала, что буду скучать по любой нелепой, неудобной, но имеющей две штанины вещи. Льняная рубашка, шерстяная жилетка и великоватый камзол. Я надела все, кроме жилетки, и вышла из комнатки.

Для меня переделали место личного слуги императора — Симена, а ему пришлось переселиться в комнату Майре, как я поняла, личной женщины его величества. Ей же пришлось отправиться в палатки к своим товаркам.

Комнатка плотно примыкала к большой, где, как и в резиденции, «покои» Локариса совмещали в себе спальню, кабинет, и столовую. Симен должен был слышать любой приказ господина и при надобности быстро появляться в его комнате. Но не я, так что полог еще вчера прибили, и выйти из шатра можно было только через небольшой коридорчик, через который императору подавали еду.

Я остановилась у столика, мое внимание привлекло яблоко. Оно лежало между пустым кувшином и тарелкой с сухой лепешкой. Яблоко… Не то, чтобы хотелось съесть его, просто эта краснота показалось особенно знакомой. Глупость. Я тронула его, и оно покатилось, уперлось в кувшин. Словно не так давно уже стояла вот так вот у стола…

Дежавю, не иначе. Я взяла фрукт — будет завтраком, и вышла из шатра. Пегие палатки лагеря лежали по обе стороны широкой, разъезженной дороги и до самого подножия темного леса. Рядом с императорским шатром дымили два костра. У одного, почти потухшего, солдат седлал понурую лошадку. У другого, над которым грелся черный котелок, сидел солдат помоложе и что-то штопал.

Я пошла ко второму костру, точнее к котелку, меня вдруг одолела жажда.

— Стой! — крикнули слева, и я замерла.

И зря. Кричал солдат вовсе не мне. Ни с того, ни с сего, его дремавшая лошадь очнулась и взвилась на дыбы, вырвала повод и бросилась на меня.

— Стой!

Я пригнулась, не надеясь отпрыгнуть в сторону, но разве это могло помочь? Подковы блеснули над головой, я зажмурилась, но тело оказалось проворнее, сама не ведая как, я отскочила и тут же встретилась с обтянутой сукном грудью солдата.

— Боги, она чуть не убила тебя! — кольцо крепких рук сомкнулось на моих плечах и не спешило разжиматься. — Берт, как так можно?

— Простите, — первый солдат поймал беглянку и вел ее обратно, виновато посматривая на меня. — Адрамелех ее разбери, не знаю, что на нее нашло! Я спокойнее кобылы не встречал. Простите.

— Да ничего, все обошлось, — я высвободилась из мужских рук. — Сама виновата, встала, как…

— Ты Айн, не так ли? — перебил солдат. Его русые с рыжеватым оттенком волосы чуть вились и складывались в забавную хаотичную прическу. Он не был похож на имперца ни стрижкой (мужчины почти все носили длинные волосы), ни светлым обликом.

— Вроде как, — я пожала протянутую руку.

— Чарли. Мессир просил позаботиться о тебе, если ты выйдешь из шатра. Ты очень ловкая, просто удивительно, как ты выскочила из-под копыт. Испугалась?

— Нет, — я почти не соврала.

— Я сам знаю Берта и его кобылу, эта парочка спит на ходу. Боги знают, с чего Сизая так взвилась, — Чарли улыбнулся, так же виновато, как и Берт до этого. Но я не купилась, ясно тут все — Дракон велел приглядеть за мной, а меня чуть не сбила лошадь в трех шагах от шатра. Наверняка этот юноша так же заискивал перед Локарисом, как и другие.

Чарли подобрал с земли брошенный плащ:

— Угощу тебя чаем, садись. Он на травах, рецепт мессира. Пробовала? — он осмотрел плащ, потом землю.

— Иногда мне кажется, что я только его и пью, — я села на деревянный ящик. — Не это ищешь?

— О, прости!

Я вытащила из блузы иглу и отдала Чарли.

— Наверное, она зацепилась за рукав, когда я к тебе побежал. Извини.

— Ничего, я последнее время просто магнит для всего колюще-рещущего, — я улыбнулась, и напряжение спало с лица парня.

— Обычно я тоже менее неловок, — он сложил плащ и зачерпнул кружкой чай из котла, протянул мне. — Завтрак для первого раненного. Каши?

— Нет, спасибо. Не очень-то звание выходит — первый раненный. Почти как почетный неудачник отряда или младший невезунчик второго ранга, — жестяная кружка согрела ладонь, дорожный чай знакомо пах травами.

— Ну, что ты, никто не считает тебя неудачницей.

— А все уже знают обо мне?

— Благодари за это Майре. Ее попросили съехать из шатра императора, когда тебя привезли, — Чарли все же подал мне плошку с кашей. — Просто не попадайся ей какое-то время на глаза. Майре истинная дочь империи, на войне она чувствует себя так же спокойно, как и в покоях. А вспыхивает, как порох.

— Я не боюсь ее, — я отставила кружку и вытащила из кармана яблоко. — Вот, с императорского стола, в благодарность за завтрак.

— Благодарю, — Чарли подкинул яблоко, поймал и надкусил.

— А сам ты не больно-то похож на имперца.

— Не меньше, чем ты. Но я не буду спрашивать, откуда ты. Дела мессира, только его дела.

— Прекрасная политика!

Каша мне понравилась не меньше чая, который я уже множество раз пробовала, но сегодня он был по особенному вкусен. Пару минут назад я совсем не хотела есть, но вот с удовольствием расправилась со всем завтраком.

— Мне нравится твой облик, — сказал Чарли. — Необычно для этих мест.

— Эй, осади. Я еще не забыла иглу в сердце!

— Да, такой промах нельзя прощать. Но я попробую заслужить прощение. Хочешь, я покажу тебе лагерь? Мессир все равно вернется только к вечеру.

— Ну, если я выживу после экскурсии, почему бы и нет?

Чарли, несмотря на свою молодость, оказался в большом звании, и не просто лейтенантом императорской армии, а членом какого-то особого ордена. Видно, поэтому он, никуда не спеша, беседовал со мной, прогуливаясь по лагерю. Смеясь над его историями, я почти забыла о происшествии с лошадью и о том, как нелепо началось наше общение. Я просто наслаждалась светлым и легким человеком, как наслаждалась поначалу общением с Мэл.

— Вообще, несмотря на то, что я второй по рангу после главы в «Белых львах», я не совсем настоящий белый лев, — рассказывал Чарли о своем ордене. — Белыми львами стали те, кто участвовал в восстановлении Империи.

Он потер рукавом значок на камзоле: белую львиную голову с курчавой гривой. Эта голова не раз встречалась мне на гербах и в узорах в Ишеб-Ревере. Вспомнилось и кресло Локариса — извечная борьба львов и черных драконов в резьбе.

— Зухас Андор, должно быть, главный ветеран? — я видела такой же значок и у бывшего учителя Локариса.

— Да, именно так. Зухас падок на пафосные названия, но если копнуть поглубже, то благородных «царей природы» среди членов ордена мало.

— Думаю, что все подвиги у тебя еще впереди, — я хотела улыбнуться искренне, но Чарли покачал головой и серьезно сказал:

— Нет, с меня хватит. Я навоевался, — голубые глаза пустили только чуть печали, но через мгновение Чарли снова улыбался: — Я скучаю по родине. Не по каменной столице, а по югу материка. Там зимы мягче и девушки нежнее. А как у тебя на родине?

— Ничего особенного… Я — перекати поле, дом для меня странное понятие.

— Это звучит печально. Будешь в Ишеб-Ревере, заходи в мой новый дом. А сейчас, — он махнул в сторону шатра императора, мы сделали по лагерю круг и сейчас снова оказались у двух кострищ, — я должен идти. Рад знакомству. И всегда готов услужить мессиру.

— Передам ему, — буркнула я и повернулась к шатру.

— Нет, стой. Боги, я не то имел в виду, — Чарли взлохматил свою соломенную челку, — я рад знакомству в любом случае! — и совсем тихо добавил, — А не будь в условии мессира, был бы рад еще больше.

Он порывисто, по-военному поклонился и зашагал прочь. Что это было? Со мной заигрывали? В любом случае, сейчас стоит думать не об этом. Прежде всего, надо разобраться, кто я теперь. А потом, сразу же, как вернусь в Ишеб-Ревер, серьезно поговорить с Мэл — с нее-то все и началось!

Я обошла шатер, чтобы через задний коридорчик попасть в свою комнатку, и отчего-то мне показалось, что я уже так делала. Снова дежавю, никаких шатров я никогда не обходила.

— Айниппа, — Симен, слуга Локариса, держал большой кувшин. Мы оказались у входа одновременно. — Я сбился с ног, разыскивая вас!

— Извините, я этого не знала.

— Майре — девушка, которая была тут до вас, не покидала шатра. Тем более, для общения с солдатами.

— Вот как, — я не смогла скрыть раздражения, слова сами полились. — Так зачем вы меня искали? Чтобы отчитать словно я тут мальчик на побегушках? Вам стоило сначала узнать, кто составлял мне компанию в прогулке. Более того, по просьбе мессира.

— Простите, — Симен растерялся, склонил голову, я и сама не ожидала от себя такого тона. — Я лишь хотел дать вам добрый совет. Мессир просил привести вас. Мне подождать, когда вы переоденетесь?

— Нет, ведите к нему.

Слава богам — пришло время ответов. Симен провел меня через улицу к императору, но на входе мы столкнулись с Майклом. Военный министр оказался так быстр, а его действия столь неожиданными, что я не успела и слова сказать. Он приобнял меня, склонился, прижавшись к волосам, втянул носом воздух. Шепнул на ухо:

— Моя маленькая убийца.

В следующее мгновение помощник Дракона уже шел прочь. Симен незаметно исчез, не знаю даже, застал он эту сцену или нет. Я поспешно прошла в шатер, Дракон стоял у стола и сворачивал карту.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Близка к безумию, все по плану, — я нервно улыбнулась.

Вчера я попросила его обнять меня, сама не знаю, как мне пришло это в голову. Возможно, дело в его Силе. Вот и сейчас хотела показать, что я крепче, чем есть на самом деле, не допустить ни его, ни кого-то другого к своим переживаниям, но стоило оказаться с Драконом наедине, как все это схлынуло.

Я словно нырнула в его Силу. Никогда еще не чувствовала ее так полно, так ярко. У меня не было слов, чтобы описать ту обескураживающую бездну, на краю которой я оказалась. Не сомневалась, что в Мире Силы — одной из сущностей этого мира — Локарис воплощался как огромный дракон.

— Все уже знают про меня… — пожаловалась я, пытаясь совладать со сбившимся дыханием, перестать ощущать себя пылинкой в буре.

— Они знают часть. Ту часть, что им нужно знать, — Локарис подошел ко мне, положил руку на плечо. Его Сила успокоилась, прижалась к нему, и мне стало легче дышать. — Тут есть место, которое тебе понравится, поговорим там, подальше от посторонних глаз и ушей.

— Майкл…

— Не обращай внимания, он не тронет тебя. Но старайся не попадаться ему первое время. Он оперировал тебя, это по-своему его волнует.

— Плевать мне на Майкла, — я поняла это неожиданно. Страх перед помощником Дракона пропал. Мне было все равно, что он там думает, все равно, что воображал себе на операции. Вот только почему он назвал меня убийцей?

Теплая тяжесть драконовой руки пропала. Локарис взял с постели белую простыню, свернул ее, а после указал на выход. На лагерь уже опустилась зимняя темнота, и среди треугольников палаток заалели костры. Солдаты превратились в актеров театра теней, на фоне серого низкого неба. Пошел сухой секущий снег.

Покрытая инеем трава хрустела под ногами, лопались корочки льда в глубоких следах от копыт. Мы обошли лагерь по краю, потом через лесок. Дракон не спешил заговорить, я не торопила, сама чувствовала спокойствие. Мы спустились к низине, затянутой белым густым туманом.

— Горячие источники, — пояснил Локарис.

— О, я могу искупаться? — пар подплыл к нашим ногам, обнял колени. Дракон кивнул и повел к удобному спуску в воду. Иногда я думала, что он заранее знает все: любое место, любого человека, даже если никогда пришел куда-то впервые, или не слыхал ничего человеке.

— Вот здесь почти сухо, положи одежду тут, — Локарис кинул простыню на большой валун, достал сигареты.

— Почему сюда не ходят солдаты? — я сняла камзол, стянула через голову блузу. Дракона не стеснялась, глупо было после вирусного мира и операции, да и густой пар прятал меня.

— В народе считают, что источники — щель в Ту грань. Здесь и вправду кружат духи, греются в пару. Но ты с некромантом, не бойся.

— И не боюсь, не с вами, — я сняла штаны и сапоги. — Глубоко? Локарис подал руку, и я спустилась в теплую воду. Видимость была совсем никудышной, я видела не дальше своей вытянутой руки, а потом только белое марево. И еще Дракона, его темную голову, возвышающуюся над паром.

— Помните заразную мелкую речушку в мире Кестра? Я думала, никогда не обрадуюсь воде так же, как тогда, после недель в развалинах. Но нет, эти источники прекрасны!

Я отплыла от каменистого берега, вода держала легко. С неба сыпался мелкий снежок, но до меня не долетал. Пар то сгущался, то рассеивался коридорами, и вскоре я смогла различить, что плотная на первый взгляд пелена на самом деле полна дымных белых сгустков. Некоторые были прозрачны и казались дырами в пару, а некоторые плотные и чуть светились.

— Аня?

То ли духи позвали, то ли Дракон. Я оглянулась, но уже не видела ни берега, ни Локариса, но знала, где он стоит, чувствовала, и легко вернулась к каменистому спуску.

— А знаете, даже в этом мире никто не слышит вас так, как слышу я, — я зацепилась за покатый камень, сложила на нем руки. Уроженцы этого мира просто знали, что Локарис хочет им сказать, благодаря его Силе и силе Арнбора. Но только мне было доступно звучание его истинного голоса, пусть я и не могла описать его, как реальный звук. — Расскажите о Золанке. С самого начала.

— Это было давно. Для меня и для мира тоже. Сейчас бы ей было сто пять, она бы даже не подошла к порогу старости, — начал Локарис.

Я читала, что раньше, когда мир еще не стал меняться, люди жили до двухсот лет и даже больше, сейчас же дотягивали до ста двадцати-пятидесяти. Не так плохо, ведь в моем мире жили куда меньше.

— Мне было тридцать, за спиной шестнадцать лет пути к завоеванию Империи, тогда еще небольшого раздробленного королевства. Зухас решал, кому садиться на трон. Это было опасное время, новый правитель, как и другие до него, мог быстро слететь, не удержав власть.

— И выбрали вас? Но ведь тогда к метисам относились еще хуже, чем сейчас.

— Зухас решил рискнуть. Его устраивало оба варианта. Я был неважной фигурой, меня было не жалко — это если бы меня убили тайно. Если народ пришел бы в ярость от метиса на троне, то моя роль превращалась в роль злодея. А Зухас бы сыграл освободителя. Конечно же, он надеялся на второй вариант, это добавило бы ему славы. Хотя относился ко мне хорошо, почти по-отечески.

— По-отечески? А вы, неужели вас это устраивало?

— До Зухаса я убирал дерьмо со скотного двора, гонял овец и был рабом. А с ним я научился воевать, мыслить, я получил образование, стал некромантом и мог попробовать себя в роли императора, — Локарис улыбнулся, я ясно видела эту легкую полуулыбку в белой пелене. — Зухас талантливый политик, первый образованный человек, которого я узнал. Конечно же, я был под его влиянием. Пока не попал под другое.

— Золанка? — теперь и я улыбнулась. Не могла представить Дракона ни молодым, ни влюбленным, но приятно было осознавать, что раньше в нем могли кипеть страсти.

— Золанка. Она была главной жрицей и служила сейчас уже мертвой богине. Верующие Зосмитт давно исчезли, как и люди, способные обращаться в животных.

— Говорят, вы были готовы ради нее отказаться от трона? Маленькие духи осмелели, приникли к моим плечам, забрались в волосы, отчего пряди закружили вокруг лица, заструились в воздухе, как живые.

— Думал. Но она не захотела отказаться от своего храма. Мне не мешал ее культ, но культу мешал я. Я хотел снова позвать ее, когда уже стал императором и отправился воевать за выход к морю. Но когда вернулся, застал только пустой храм, увешанный погребальными цветами. Всех жриц перебили фанатики другого ордена.

— Это ужасно. Мне очень жаль, что так случилось с вами и с ней. Локарис пожал плечами, подошел к берегу и присел на корточки:

— Для меня с тех пор прошла половина тысячелетия в разных мирах. Я помню все события, даже чувства, но уже не испытываю тех страстей. Подобное этой истории и другое случалось со мной множество раз и уже не может тронуть.

Он коснулся моей головы, провел по волосам, и игривые духи выскользнули обратно в пар.

— Но Золанка не забыла вас. Ведь все, что со мной случилось — связанно с вами, для вас, — я взялась за его руку и выбралась из теплой воды. — Кто помог ей, если ее богини больше нет?

— Адрамелех, — Дракон накинул мне на плечи белую простыню. — Темный бог, или темный врачеватель. Древнее и сильное божество.

— Темный?

— Удел Адрамелеха — слабые и порочные души. Он берется за плохих людей. В Арнборе не обязательно ждать смерти, чтобы расплатиться за свои грехи, может случиться и так, что ты привлечешь Темного бога намного раньше. Тогда жди бед, того, что твои пути спутаются. Это партия с богом, где он всегда победитель. Он выигрывает, если испытания очистили твой дух, выигрывает, если случается наоборот — тогда его власть над тобой только крепнет.

— Надо мной? — мне стало холодно, не телу, а внутренне. — Но разве я что-то делала плохое? По крайней мере, в этом мире? За что меня испытывать?

— Нет, все из-за меня. Это ко мне Адрамелех давно желает подобраться. Ты лишь средство.

— А что будет, если он доберется до вас?

— Мой дух так стар, Айн, что его не изменить, — Дракон был спокоен, это передавалось и мне. Сейчас, стоя рядом с ним, казалось, что можно бросить вызов и Темному богу, и всему миру.

— Знаете, я даже рада зверю, — сказала я. — Я давно хотела укусить свою судьбу за зад, я больше не хочу быть жертвой. А что касается вас, то знайте, я ничего против вас делать не буду. И не важно, кто из ваших врагов мне покровительствует — Кестр или Адрамелех.

— Но это еще не все, — Локарис забрал мокрую простынь, духи как раз снова осмелели, и в их окружении я пошла к одежде. — Я знаю, что случилось с тобой после обращения, после того, как тебе приснилась Золанка.

— То из-за чего Майкл назвал меня убийцей? — я остановилась на полдороги.

— Ты права, твой дух невинен, ты не могла сделать ничего, что бы привлекло Темного бога. Но он решил через тебя подобраться ко мне. Он стал действовать через сны, через Золанку, пообещав ей свидания со мной, что если он выиграет партию, то она вернется ко мне. Золанка передала тебе способность обращаться, но это не все. Нужно было деяние, то, что позволит Адрамелеху закрепить свою власть.

— Кого, кого я убила?! — я обняла себя руками. Мгновение назад я радовалась, что обрела некоторую силу, и вот страшные последствия не заставили себя ждать. Что если это кто-то из резиденции? Кто-то, кого я знала?

— Андер — принц Эйтина. Его разведывательный отряд находился на границе, он пытался вычислить мой путь в Рорса-Бер.

— О боги…

— Не все так страшно, — Локарис подал мне блузу, я растерянно взяла ее, но не стала одевать, словно оцепенела. — Фактически его убила воля Адрамелеха, Андер сам вспорол себе живот. Тебе нужно было лишь спровоцировать его ярость. Будь Андер без греха, Адрамелех бы не смог причинить ему вред. Проблема в том, что таким образом бог закрепил свое покровительство кровью.

Теперь все вставало на свои места. И кроваво-красное наливное яблоко на столе, и полог большого шатра: «Пройди, ты замерзла», и пьяная злоба в мужских глазах: «Убью, если не подчинишься…». Я улыбалась ему в лицо. Я его не боялась. Я вспомнила, как сама пьянела от защищенности, от силы и уверенности. Я больше не жертва…