— О, она просто провокатор! — казалось, еще немного, и Бекка будет шипеть как рассерженная кошка.

Она, как авантюристка с опытом, легко прочла все эмоции, мелькнувшие на лицах четы Бернсов. Глава семьи не доверял им настолько, чтобы отдавать коттедж, но миссис Бернс не доверяла еще больше, и именно поэтому она и настаивала на аренде и на званом ужине. Ребекке хотелось кричать 'паника! провал!', потому что этот прием откроет всю ее несостоятельность, всю ее искусственность как воспитанной леди. Но Бекка не кричала и даже не стала делиться переживаниями с Бернардтом. Это просто еще одна проверка, еще одна сложная работа. Но если они укрепятся в хорошем мнении Бернсов и их знакомых — это сильно упростит жизнь.

— Самое ужасное, что из 'щедрости' они предоставят свой штат прислуги. Но хотя бы прислугу высшего ранга мы сможем взять свою. Бернардт, ты не уговоришь Длинного Тома побыть нашим дворецким?

— Побыть нашим дворецким? — доктор готов был рыдать от того, как бездарно он сегодня провалился. — Надеюсь, это шутка? Да черт, эта дочь Бернса узнала меня! Нет, правда! Представь себе, она заводит меня в кабинет, велит достать альбом с выпускниками медакадемии, а потом указывает на меня, говоря, что я у нее воображаемый возлюбленный. Что ты на это скажешь? Бекка присвистнула, как заправский беспризорник, даже кучер на козлах обернулся.

— Господи, мне начинает казаться, что все о нас все знают, просто играются с нами вместо того, чтобы сразу разоблачить! — Бекка накрыла руку доктора своей. — Да и эта миссис Бернс умудрилась дважды подсунуть тебе свою дочь. Ладно, будем считать, что они нам, наоборот, очень поверили — ты кажешься им очень перспективным предпринимателем, и старая ведьма подумывает о том, что такой супруг сгодится ее дочери. Кстати, Том будет отличным дворецким, он хотя бы досконально знает все об этих ужинах, и с ним я смогу советоваться, не боясь показать, что смыслю в этикете не больше маленького ребенка.

— Тот длинный малый? Ну, если он согласиться тебе помочь, то может, письмо напишешь ты сама? — док стянул маску с лица, зевнул. — А как твой разговор с Нольвенном? Вы ведь говорили?

— Он может быть причастным, а может, и нет, — ответила Бекка, закуривая. — Но мне он показался приятным. В любом случае, кажется, я наладила с ним контакт.

Бекка задумалась. Не стоило просить Бернардта заняться Томом, глупо вообще давать ему поручение. Клубы, ужины, высший свет наглядно демонстрировали, насколько разнились ее мир и мир доктора.

— Не знаю, как вытащить на чистую воду доктора Бернса, но его семья ведь сама за нас крепко взялась. Послезавтра в опере попробуем найти контакт с другими учеными, — предложила она, выпуская белый дым.

— Ну-ну, с Кингсли, наверное, будет больше всего проблем, он не показался мне ни особо дружелюбным, ни разговорчивым… — Бернардт посмотрел на женщину:

— Ну, ладно, я же вижу, ты недовольна мной в чем-то. Говори.

Нервное напряжение развивало в Бернардте интуицию лучше, чем любые другие испытания. Бекка удивленно посмотрела на доктора:

— Ты чего? Все, что сейчас есть, куда лучше того, что когда-либо было со мной. Я не имею права быть тобой недовольной. Просто я ужасно нервничаю, я бы не хотела подводить тебя.

— Ну не ангел ли мне достался… — ухмыльнулся Бернардт и доказал свои слова горячими объятиями.

В конце концов, когда они доехали, поцелуи пришлось прекратить, да и с юбками в узком пространстве кареты возникли технические проблемы, но в целом…

— Посоветуй, что мне делать с этой Агнессой, я умею отбиваться только от тех, с кем не боюсь испортить отношения, — попросил Бернардт, когда они поднялись в квартиру. — А нормальные девицы из богатых семей мне и вовсе раньше не пытались вешаться на шею.

— Мне сложно советовать. Хочется сказать: 'Пошли эту девицу подальше', но я должна сказать, что стоит поиграть. Иначе мы просто не поймем, во что играет она, — Ребекка поставила зонтик в корзину, откинула шляпку на столик, чувствуя, насколько ее вымотал вечер.

За несколько дней она успела не только привыкнуть к этим комнатам, но и полюбить их. Большой чужой коттедж виделся каким-то другим враждебным миром.

— А какие девицы на тебя вешались, Бернардт? Про безумных я уже слышала.

— О, ну исключая тот факт, что Томас пытается просватать за меня всех особ, которые претендуют на его свободу… — доктор задумался, — Почему-то мой внутренний голос говорит: когда женщина спрашивает о других девушках, на самом деле она не хочет слышать ни об одной из них… По крайней мере, ничего хорошего. Бернардт налил яблочного бренди, покатал в стакане и залпом опрокинул в себя, только потом принялся снимать верхнюю одежду:

— Безумных я не считаю. Иглы, электрошок, связывание и обливание водой, заворачивание в ледяные полотенца — то, что все еще почитают у нас способами лечения.

— Ужас, — Бекка передернула плечами, услышав список процедур, вспомнила, как боялась подобного, когда ее устроили в лечебницу. — Если я что-то спрашиваю, значит, хочу знать ответ. Наверно, мне не хватает женских качеств, — она тоже не торопясь раздевалась, скинув одежду, сходила включить воду в ванной. Бекка тогда, в операционной, открыла Бернардту всю нелицеприятную правду о себе, и если это его не смущало, стоило задуматься о том, насколько ему интересна она сама. — Первый пойдешь в ванну?

— Позже. Для меня подобный маскарад был сегодня впервые, еще не отошел, — Бернардт опустился в кресло. — Если считать тех девушек, с которыми у меня были серьезные отношения до тебя, то их было пятеро. Дороти — мы не сошлись с ее матерью, о которой я к концу наших отношений знал больше, чем о самой Дороти. Второй была Алисия Кросс, дочь профессора, который пытался разгромить мою диссертацию на мелкие бесполезные фразы, не представляющие никакого интереса ни для науки, ни для кого вообще. Он был так убедителен, что доказал своей дочери, насколько я жалок и ничтожен, и она меня бросила. Третья, Марта. Ну, пять лет встреч. Она была вдовой одного офицера. Кроме страстных ночей, у нас не было общих интересов. Затем была Ангелика, три свидания, безумная ночь, похмелье, безумная ночь, похмелье, похмелье, безумная ночь, прости за все, я уезжаю в другую страну… Ну и Клара была последней. Мы просто разошлись.

— Хм, а я-то в клинике думала, что ты годишься не больше, чем на походы в технические музеи, — Бекка улыбнулась, а потом выдала фразу, абсолютно не свойственную ей. — Но ты бы меньше пил, док. И покуривал тоже, а то хождения только по музеям могут стать реальностью.

Женщина накинула халат, вода в ванной набиралась не очень быстро.

— Но я даже немного завидую тебе. Влюбляться — это прекрасно, хоть и не из моего мира, — призналась она.

— Твоя фраза сейчас была чертовски жестока. Ты ранила меня в самое сердце, — Бернардт рассмеялся, хотя и грустно. — Знаешь ли, это все мои отношения за всю мою жизнь, а все, что ты можешь сказать — это советы по поводу здорового образа жизни?

— А что я могу сказать, Бернардт? — Бекка села в соседнее кресло, повертела в руках пояс халата. — Мне кажется, что все, что я знаю об отношениях на собственном опыте, это только безысходность, отвращение да наркотический угар. Я никогда не влюблялась, даже не мечтала, для этого у меня просто не хватало времени. Думала, разве найдется тот, кто будет меня любить взаимно, кто не обманет? А сейчас понимаю, что для того, чтобы отдавать то, что идет от души, не нужно ждать ответного. И я знаю, что в конце этой истории, обязательно придет момент, когда ты услышишь что-то вроде: 'Мистер Штейн, приходите к нам на ужин, только прошу не таить обиды, приходите один, без вашей спутницы', или того хуже, вообще не позовут ни в один приличный дом. А я не смогу этого допустить.

Ребекка встала и направилась к ванне:

— Но, пожалуйста, зная мое прошлое со всеми этими богатеями и танцами, Патриком, не думай, что и сейчас я руководствуюсь не тем, что идет от сердца.

Женщина немного задержалась в дверях. Ее привычка к словесным нагромождениям, которые вуалировали основной смысл, запутывали — иногда выводила из себя. Вот и сейчас она накидала целый ворох слов, когда можно было обойтись лишь парой.

— Это твоя женская логика или твое обычное самопожертвование? Ты, конечно же, преувеличила мои заслуги перед девятым кругом ада… — доктор навалился на подлокотник кресла и закрыл глаза, а через пару минут задремал, убаюканный шумом воды и нервным напряжением.

* * *

Еще одно утро, похожее на два предыдущих. Это вводило в состояние ярости. Будто досуг уже поглотил их, было очевидно, что на игру придется потратить большее количество времени, чем они предполагали. Атмосфера казалась застойной, Бернардт просто хотел что-то делать, а не спать, спокойно завтракать, одеваться и ехать на светские вечера.

Теперь даже время, проведенное в плену на фабрике, предстало более деятельным, чем последние несколько недель, хотя в те произошло гораздо больше событий. Наверно, потому что там была определенность, нужность и правила, а здесь шло свободное представление, когда актеры не знают ни реплик, ни когда появляться на сцене.

— Ребекка, это невыносимо. Никогда не думал, что могу быть таким нетерпеливым… У тебя такое же чувство?

— Пожалуй…

Ребекка тоже проснулась не в радостном настроении. Сегодняшний день был практически свободен, только вечером стоило съездить в Ист-Энд и предложить Тому работу. Сейчас она ходила по квартире, и не торопясь убиралась.

— Это сложное дело, и оно может закончиться ничем, — сказала она задумчиво. — Я пыталась тебя занять, просила съездить к Тому, но ты посоветовал мне самой этим заниматься.

Кстати, Сэлу можно предложить должность первого лакея…

Женщина села рядом с доктором, может, она с трудом читала и не знала, как пишется большинство слов, но к составлению планов и операций у нее был талант.

— На самом деле, нам предстоит многое, — продолжила Бекаа. — Помимо того, что мы должны собраться и переехать в усадьбу, где будем вынуждены играть свои роли круглосуточно, нужно выяснить, что там думает эта белобрысая крыса — Агата, или как ее… Агнесса. Второе: я буду благодарна, если ты мне расскажешь, что у тебя есть из компромата на членов клуба. Третье: Джори Тревер из охотничьего клуба. Сэл вполне бы мог выяснить, где тот бывает, а ты бы мог завести с ним знакомство с последующей дружбой. Четвертое: опера на завтра, узнать список приглашенных, наметить, кого будем обрабатывать. Пока мы знаем не много о них, нам не за что зацепиться. Пятое: Фитц — куда он пропал? Шестое: я придумала, как вернуть тебе имя и пост, если мы раскроем дело. Придется писать письма… Б

екка перевела дыхание:

— Итак, я накрою обед, позовешь Сэла? Твои же задачи на сегодня: найти встречи с Трёвером и узнать, что творится в блондинистой головке мисс Бернс. Подыграй ей. Ах, эти благородные женихи такие неверные… — женщина картинно закатила глаза. Она пыталась быть спокойной и даже шутить. На самом деле хотелось взять Бернардта за воротник и встряхнуть хорошенько. Вначале он так был увлечен своей местью, так подстегивал своим энтузиазмом ее, любительницу авантюр, а теперь Бекке приходилось тянуть все на себе.

— Если бы я не мог прокручивать что угодно в своей памяти снова, я бы тебя переспросил… — доктор недовольно поморщился. — Сэла еще нет, он куда-то вышел со своим новым железным товарищем, которому даже успел дать имя. И да, я подумал про любителя собак и сказал об этом Сэлу, так что, скорее всего он уже разыскивает Трёвера, — Бернардт хмыкнул. — А что за план про возвращение моей должности и письма?

Бекка вздохнула — он просто сидел и расспрашивал, что делать и что она придумала. Женщина перевела взгляд на доктора, и в нем мелькнуло предостерегающее выражение:

— Слушай, может, ты будешь просто спать со мной, а я — обо всем заботиться? Подружка главного бандита. Я просто не знаю, как тебя встряхнуть, можно подумать, ты работал не в психушке, а в институте для благородных девиц и преподавал литературу! — Бекка перевела дыхание и вернулась к вопросу. — Я думаю затеять переписку с полицией. И нам помощь, и они будут в курсе, что мы вели это дело.

— А-а-а, ну тогда конечно… — Бернардт скептически прищурился. — Может быть, я начну примерять корсет, пока ты будешь строчить донесения о наших делах? 'Здравствуйте, есть подозрение, что высшее общество что-то планирует, возможно, очередную скучную вечеринку с непонятными деталями, которые вроде бы, в этом я не совсем уверена, запрещает правительство'…

О, он даже не понял, почему Бекка так завелась. Он задал ей нормальный вопрос, а она говорила ему гадости.

— Это что, — а вот теперь он сам себя завел и даже не знал, как погасить эту злость, — была нападка на меня за то, что я нормальный человек и не знаю, как раскрывать заговоры? Ну, простите меня, Ребекка!

— Ага, значит, я, по-твоему, глупая? И идеи мои тоже? — неожиданно на губах Бекки появилась тень улыбки. Она провоцировала, проверяла. Как тогда в карете странными вопросами или как лорда Михаэля, проверяя его дар. — Но у меня они хотя бы есть, идеи! Если ты нормальный человек, какая же я тогда?

— Да ты вообще не имеешь понятия, как должна вести себя нормальная светская женщина! Если я провалюсь только потому, что достаточно известен, то ты из-за своего жуткого поведения! — доктор грохнул по столу рукой, так что поднос с чашками взвизгнул фарфоровым звоном. — И что значит- глупая? Как я на это должен ответить, женщина? Положительно, отрицательно? Ну, прости, что я образован, но не могу сразу понять, как придумывать преступные замыслы! Я-то думал, что все равно, чья идея, раз мы делаем общее дело! Ребекка засмеялась:

— Ну, про дело ты прав. Оно общее. Извини, — она с трудом сдержала смех, глядя на доктора. Ребекка улыбалась широко, обнажая белые зубы. Действительно, светские женщины и в половину не улыбались так, как она, может быть, только демоны. — Научи меня вести себя, а я, может быть, дам тебе пару уроков о том, как не только говорить серьезно, но еще и не веселить никого при этом.

— Это опять выпад в мою сторону? — осторожно поинтересовался Бернардт. Потом состроил невозмутимое лицо, что сделало его еще забавнее, и сел на место. — И чем же я тебя так развеселил?

— Ты нелеп, — Бекка перестала веселиться, поднялась с кресла и продолжила уборку.

* * *

Свершился переезд в усадьбу Бернсов. В четырехэтажный загородный дом. По меркам известнейшего доктора, это наверно и считалось небольшим уютным местечком для семейной встречи Рождества.

Том с энтузиазмом согласился на роль дворецкого. Приличной работе он был рад и выполнял ее добросовестно, не давая усомниться в себе ни хозяевам, ни прислуге. Сэла все же поставили на должность первого лакея, при хорошей прическе и одежде он оказался хорош собой. Да и Бекке стало спокойнее, когда псих был при деле, хотя и тут она его контролировала — было бы ужасно, если бы он что-то натворил в доме Бернсов.

Сама Ребекка последнее время отдалилась от всех. Она позволила убедить себя в своей неграмотности и несостоятельности как леди, и практически не покидала дом, предоставляя Бернардту возможность выезжать на приемы без нее. Если случалось ей выехать на какую-то встречу, везде, как проклятие, оказывалась миссис Бернс со своими завуалированными, но едкими комментариями. И ее дочь Айгнейс — по-прежнему ангел на фоне своей матери, спокойная, рассудительная, благородная. Бекка злилась на девушку, но, тем не менее, понимала, что дочь известного хирурга — прекрасная пара Бернардту.

— Устрицы? Эточто, улитки водные? — Бекка скривилась.

Они с Томом обсуждали, какие продукты заказать для званого ужина. Подготовка к нему выматывала всех, особенно Ребекку, она ничего не знала, но, как якобы хозяйка дома, вынуждена была все организовывать и контролировать.

— Знаешь, что я придумал? Алессандро Мабель будет твоим поваром для этого ужина! — Том с трудом удержал свое восклицание на уровне шепота.

— Шеф-повар 'Рога изобилия'?! Это же известнейший ресторан, ты что, свяжешь его и принесешь сюда силой?

— Ну, у него есть должок. Сам сказал, что жизнью мне обязан, что ему стоит приготовить ужин?

— Нет, это твой долг, он тебе еще может пригодится, — решительно отказалась Бекка.

— Брось, сестренка, у этих богатеев отпадут челюсти от такой роскоши! — Тома немного задело, что его еще щедрое предложение вызвало так мало восторга.

— Надеюсь, еще и уши завянут, и глаза ослепнут, тогда они не заметят, что вместо хозяйки у них уличная девка. Вообще, не будет ли такой повар слишком вульгарной роскошью?

— Не будет, можно подумать, Бекка, мы с тобой еще когда-то в этой жизни устроим такой ужин. У тебя какой-то унылый настрой, что такое?

— Ничего, Том. Просто я не справлюсь. Уже не справляюсь, — женщина отложила записи, встала из-за стола и отошла к окну. — Миссис Бернс ведет против меня тихую войну, и делает это так мастерски, что вроде и не придраться, а в то же время каждый, слышащий ее, хорошо это запоминает. Бернардт тоже считает меня неотесанной. Я не знаю, в чем мое поведение на людях так ужасно, я же не выражаюсь, говорю тихо, не смеюсь громко, что еще? Даже этой змее не отвечаю. Я сижу в этом доме, как чья-то уродливая сестрица, которую стыдно показать людям.

— Таков высший свет, сестренка. Считай, что примерила на себя роль леди: сидишь в золотой клетке, подвергаешься сплетням и заглядываешь в рот мужу, которому супруга скучна и уже давно опостыла.

— И после этого ты мой друг? — Бекка горько усмехнулась.

— После этого ты сможешь выбрать правильный путь, когда вы закончите дело, — Том покачал длинным пальцем, потом еще раз перелистал тетрадь.

— Кто-то в дверь звонит. Иди, открой, — попросила Ребекка, убирая так и не зажжённую сигарету.

Том спустился вниз вместе с Беккой, время было достаточно позднее для неожиданных визитов, но гость его удивил еще больше.

— Проходите, мисс Бернс. Позвольте вашу накидку, — дворецкий принял верхнюю одежду девушки.

— Добрый вечер, мисс Бернс, пожалуйста, проходите, — Ребекка выдавила из себя улыбку, провожая девушку в залу.

— Простите меня за неожиданный визит, мисс Кавендиш. Могу я поговорить с мистером Шрайбером?

— Конечно. Том, позови мистера Шрайбера.

— Сэр? — Том вошел в кабинет, который временно был не доктора Бернса, а барона Шрайбера. Не на людях Том к Бернардту все равно обращался так, как следовало дворецкому, ведь ему платили за эту работу. — К вам подъехала мисс Айгнейс Бернс. Проводить ее в кабинет, или сказать, что вы спуститесь?

— Позови мисс Бернс сюда. И подай чай, — как относиться к Тому, доктор так и не решил, поэтому пока что обращался как к настоящей прислуге, так, как привык.

Он тоже удивился приходу гостьи, но виду не подал. Вниз спускаться не захотелось. Бернардт пытался выкрутиться с финансовыми вопросами. Конечно, дом им дали буквально за так, но эти новые туалеты, продукты, оплата некоторой прислуги, да и прочие мелочи сжирали запас гиней прямо на глазах. В лучшем случае, данных Томасом денег должно было хватить еще недели на две, а после их ждала бездушная пустота в карманах.

Из-за приемов Бернардт отдалился от Бекки, он просто обговаривал с ней по вечерам информацию и ложился спать. Да что там, тут всегда были слуги, и теперь, для поддержания хорошей репутации, они даже спали в разных спальнях, что весьма удручало доктора.

Том передал слова доктора мисс Бернс, та попросила его:

— Вы не могли бы проводить мою камеристку вниз? Она промочила ноги. Кабинет, с вашего позволения, я найду сама.

Айгнес отказалась от сопровождения Тома, заодно отделалась от своей камеристки и уверенно направилась в кабинет своего же дома.

— Мистер Шрайбер?

Айгнейс прошла в комнату, она не то чтобы была особо смущена, хоть и волновалась. Видно, предстоящий разговор она долго репетировала.

— Проходите… — Бернардт замешкался, наверно, в прошлый раз обращение по имени было слишком фамильярным. Как-то неожиданно быстро поднялась наверх гостья, он только и успел нацепить дыхательную маску в последний момент. — Проходите, мисс Бернс. Сейчас подадут чай. Что привело вас сюда в эту ужасную погоду?

— Я подумала, что сейчас, пожалуй, единственная возможность поговорить с вами без свидетелей, и так, чтобы не испортить ни вашу, ни мою репутацию. В конце концов, это мой дом, я могу его посещать, — Айгнейс села напротив доктора. — Вы, наверное, были в ужасном смятении после ужина в нашем доме.

— Если я скажу, что вы ошиблись и я вовсе не тот человек, которого вы мне показали, мисс Бернс, вы поверите в правдивость моих слов? — и конечно, она затронула тему, которую Бернардт бы хотел вообще никогда не трогать и просто стереть из памяти. С другой стороны, доктор хорошо понимал, что никуда от этого разговора не деться.

Девушка отвела в сторону взгляд, может быть, она не ожидала такого ответа, может еще почему-то:

— Я понимаю, это была ужасная выходка с моей стороны, — светло-голубые глаза, в скудном освещении кабинета казавшиеся пронзительными, снова встретились с глазами доктора. — Но это же вы! Не знаю, что заставило вас скрываться, что случилось, когда вы пропали. Но я хочу убедить вас в том, что никто, кроме меня, не имеет даже мысли вас подозревать. Просто позвольте помочь вам.

— Зачем вам это… Агнесса? — Бернардт тяжело вздохнул.

Агнессе было чем гордиться, всего две фразы — и вот он сдался! Миллионы женщин ждут этого вздоха, чтобы утвердить свою победу окончательно. Такой вздох означает, что мужчина повержен женской логикой и совсем не представляет, что делать, если только не собирается ссориться и применять грубую физическую силу.

— Это нелогично, мисс Бернс. Вы видели человека на фотографии, опознали по глазам и предлагаете помощь мне, с которым даже не знакомы. А что если цели мои ужасны? Если я охотник за состоянием или того хуже, пытаюсь провернуть другое преступное дело?

— Наверно, я наивна и глупа, — прошептала Айгнейс. — Совершенно признаю это. Только примите и то, что мое признание, если не в глазах общества, то в вашем мнении ставит меня в весьма скверное и позорное положение.

Айгнейс снова опустила глаза. Наверняка ей сейчас хотелось провалиться сквозь землю, ведь в прошлый раз она вообще призналась в расположении к тому человеку со снимка, то есть к самому настоящему доктору, который сейчас сидел перед ней.

— У вас глаза загнанные. Я бы поставила что угодно на то, что вы не барон-предприниматель.

— Лучшей помощью с вашей стороны было бы не обнажать мою личность перед другими людьми. Это поставит под угрозу очень многих людей, в том числе, возможно, и вас, — конечно, Бернардт чуть преувеличил истинное положение дел. — Человек, которого вы видели на фотографии, Агнесса, доктор Бернардт Штейн признан пропавшим без вести, а некоторыми людьми даже убитым. Вы понимаете?

— Я в курсе того, что происходит в городе, — обиженно подтвердила девушка. — Я же сказала, что никто, кроме меня, не догадывается. И тем более, я сама никогда не раскрою правды никому. Хотя бы потому, что побоюсь, в каком свете это выставит меня. Думаю, очевидно, что моя мать серьезно взялась за вас, хотя основная ее цель — обличить мисс Ребекку. Кто она, кстати?

Айгнейс, по-видимому, уже жалела, что приехала для этого разговора, она чувствовала себя ужасно, несмотря на то, что хотела предложить поддержку.

— Ну, хорошо… — несколько секунд, и перед Агнессой предстал человек с той самой фотографии. Постаревший, с недовольным и чудаковатым видом. Доктор аккуратно положил маску на край стола. — Мисс Кавендиш действительно моя невеста, из не слишком богатой дворянской семьи из провинции, поэтому натура у нее достаточно проста, и этикет не так жестко на нее давил, и у нее такая же история, как и у меня. — Тут он, конечно, солгал, но звучало очень правдиво. Сэл ведь тоже был из дворянского рода, по сути, а не годился для этого совершенно. — Я удовлетворил ваше любопытство за доброту, проявленную вами? Наверное, это было непросто, начать подобный разговор. Вы очень смелы, Агнесса.

Девушка кивнула, не зная, что ответить на последние слова. Смелой ее ни разу не называли.

— Простите мою мать за нападки на вашу невесту. Конечно, мисс Ребекка дискредитирует светских дам, но только лучшими качествами. Разве кто из нас может позволить себе веселиться и вести беседу наравне с мужчинами? Высказывать свое мнение, даже тогда, когда оно не совпадает с мнением большинства? Я уважаю мисс Ребекку, она смела по-настоящему, всегда, в быту, а не в закрытом кабинете, когда никто не видит, — девушка легко улыбнулась и бросила на доктора короткий взгляд. — Я боялась, что вы в самом деле получили увечье, вынуждающее вас носить маску.

— В какой-то мере получил, — ну, если уж приходится носить бесполезную штуковину только ради сокрытия лица, то в последнее время Бернардт думал, что проще было отпустить усы и бороду и сломать нос. Это было бы гуманнее.

В дверь постучали, и доктор нацепил маску снова. Служанка внесла чай и стала греметь чашками.

Тут было ничем не лучше, чем в доме Томаса, слуги тоже развлекались сплетнями и обсуждением биографии господ: неудивительно, что Агнесса приметила у доктора такой 'загнанный взгляд', ведь носить маску постоянно ему не хотелось. Хотя в последнее время их внимание переключилось на Бекку, с обсуждением всех нелепостей, курьезов и ошибок, перемыванием косточек и едкими комментариями, передававшимися исключительно сверху вниз или снизу вверх по этой домашней карьерной лестнице, что царила в любом особняке.

Доктор промолвил пару фраз про хорошую погоду, хотя вот уже второй день весенние дожди заливали округу, и про чудесный дом, про доброту и скромность семьи Бернс, дожидаясь, пока служанка скроется с глаз.

— Я не буду спрашивать вас о вашем деле, доктор Штейн, — сказала девушка, когда служанка ушла. — Просто знайте, что я готова помочь вам, особенно, когда у вас появится возможность вернуться к своему имени и на свое место, — Айгнейс поднялась. — Простите, мне пора возвращаться.

* * *

Прошла еще неделя мучительной подготовки к ужину. Всплывали все новые и новые проблемы, такие, как не доставленная часть продуктов, или отсутствие столового серебра (его чета Бернсов вовсе не собиралась предоставлять), и прочее и прочее.

Бекка и Том со всем по большей части справлялись, женщина, хоть и имела проблемы с письмом — считала отлично, бедность научила, так что за бюджет они не вышли.

Случались и разные казусы и скандалы, но они не выходили дальше кабинета, в котором совещались дворецкий с хозяйкой.

— Ты пишешь как эпилептик в припадке! Это никуда не годится.

— Почему я должна писать приглашения? Пиши сам это дерьмо!

— Успокойся и пиши заново, Бекка.

— Катись к дьяволу со своими карточками, — чернильница летит в открытое окно.

— Бекка, долбаная ведьма! — Том берет себя в руки и бежит под дождь искать хозяйскую чернильницу.

Но сейчас все было позади: стол сверкал безупречной сервировкой; пах свежими цветами, под цвет платья хозяйки; из проигрывателя, позаимствованного Томом из того же ресторана, лилась тихая мелодия. Гости хвалили угощения и восхищались известным поваром.

— Ребекка, вы неплохо потрудились, учитывая рекордные сроки, — оценила ужин миссис Бернс, а Бекка только силой сдержала вздох облегчения, хотя следующая фраза пожилой леди заставила ее снова напрячься. — Но серебро, дорогая моя… Я недавно заказала отличный состав для чистки, я посоветую его вам.

— Я буду вам очень благодарна, миссис Бернс.

— Вы читали статью о том, что мистер Ошиан перевел свою фабрику на полную автоматику? — сказал барон Кингсли. — Автоматоны, конечно, далеки от экстра-класса, но предлагаю выпить за старину Ошиана!

Все подняли бокалы.

— Простите, а как же его рабочие? — вот от этого вопроса, покинувшего уста Ребекки, стоило задержать дыхание Бернардту. — Им выплатили компенсацию?

— Ну, в газетах этого, мисс Кавендиш, не пишут, — поморщился Кингсли, — но я в курсе дел. Конечно, покупка такого количества автоматонов прилично подорвала бюджет завода, и компенсации будут задержаны.

— Бедные люди.

— Это прогресс, мисс, он неизбежен, — барон поставил опустевший бокал на стол.

— А так как круг гостей сегодня весьма узок, позволю себе отметить, что Ошиан из тех людей, которые склонны проверять все на деле. Это я к тому досадному факту, что члены научного общества больше любят ходить по операм, чем сидеть в своих мастерских.

— Прогресс должен проверяться не увеличением благ у тех, кто уже имеет много, а тем, способны ли мы достаточно обеспечить тех, кто имеет мало средств?

— Мисс Кавендиш, — Кингсли изо всех сил старался сохранять снисходительную улыбку на губах. — Никто не запрещает рабочим переучиться и делать работу, достойную не автоматонов, а людей.

— Конечно, — женщина ухмыльнулась. — Только это немного сложно, когда ты остаешься без куска хлеба, с голодной семьей, и тебе уже за пятьдесят.

— Ребекка… Дорогая, ты преувеличиваешь, — прошипел Бернардт. Он готов был взвыть, лучше бы она просто залезла на стол и станцевала, эффект наверняка был бы таким же. — Прошу прощения за мою невесту, она плохо разбирается в деловых вопросах, а чувствительная натура заставляет слишком беспокоиться за все на свете. Хоть в статье указаны и минусы такого полного замещения. У Ошиана, насколько я знаю, есть конвейеры, на которых автоматоны еще не проверялись…

Бернардт попытался смягчить слова Бекки. Если бы этикет не предусматривал сидеть на разных концах стола, он бы жестом остановил ее еще в начале препирательств.

К счастью, неудобный поворот разговора быстро забылся, и беседа перешла на рассказы об охоте и на анекдоты. В этой стихии, если не в глазах дам, то в глазах мужчин, Бекка выправила свое положение. Она смеялась над шутками гостей, задавала вопросы и казалась весьма оживленной. Дамы тушевались, не рискуя выйти на ее уровень беседы, но и не позволяя себе совсем уж надменных лиц. А глаза мужской части гостей часто освещались огоньком при взгляде на веселую хозяйку, одному Богу известно, что они думали, смотря на ее белые зубы, хитрые глаза, слушая ее смех.

После ужина все перебрались в залу, отдохнуть от угощений, беседа затянула всех, поэтому решили не устраивать дополнительных увеселений.

— Этот прием напомнил мне некую интересную историческую справку, коей поделилась моя хорошая подруга, чей супруг спонсирует Музей Истории, — миссис Бернс, откинувшись на спинку небольшого диванчика, курила, держа длинный мундштук в тонкой руке. — Она рассказывала мне о гетерах. Конечно, все мы знаем о том, как можно назвать этих гетер в обществе чуть менее образованном, чем наше. Но были из них и особы, добивавшиеся больших успехов и социального положения. Они часто приглашались богатыми господами на ужины, для ведения бесед и услаждения их глаз. Уже куда позже дамы такого толка могли иметь целые поместья, быть окруженными знатью и роскошью. Их приемы сравнивали с творческими вечерами. Айгнейс, прикрыла лицо веером, в ее глазах притаился ужас, она отлично поняла, что этим сравнением ее мать вовсе не собиралась подчеркнуть красоту приема. Поняла и Ребекка. Смутились и какие-то другие гости, а барон Кингсли вдруг громко сообщил, что мисс Кавендиш действительно достойна роскошного поместья и толпы поклонников.

— К счастью, у Ребекки уже есть жених, и лишние поклонники ей совсем не нужны, — сказал Бернардт.

Ребекка знала этот тон доктора. Это был тон опасного человека, злобного, мстительного, той самой натуры, что появилась в докторе после похищения. Да и взгляд его мгновенно перестал напоминать затравленный, заменившись колким, совершенно не подходящим тому человеку, которого разыгрывал Бернардт все это время. Мисс Бернс нанесла оскорбление, а Кингсли сказал нечто, что утвердило его.

Гости разъехались, обеденная зала зазвенела посудой, засновали по лестницам слуги. Бекка ушла в комнату почти сразу же, как за дверью скрылся последний гость. Она курила в открытое окно своей комнаты, на улице лупил размокшую землю ливень. Женщина уже больше месяца не позволяла себе сигарет и выпивки, но сейчас было слишком сложно удержаться.

— Ну и что это было?! — Бернардт ворвался в комнату как вихрь. Стянул маску, с размаху кинув ее на пол, грохнул дверью. — Всего один вечер надо было вести себя по правилам. Я же не таскал тебя по другим мероприятиям, неужели сложно было продержаться всего один вечер?!

— Может, оставишь разборки до завтра? — Бекка не повернулась к мужчине, только отерла рукой слезы со щек и глубоко затянулась. Ни говорить, ни ссориться ей не хотелось.

— Может, вообще забудем об этом? Эта старая карга Бернс права, ты вела себя как куртизанка! Я могу понять, что тебе скучно, и у тебя есть собственное мнение по каждому вопросу, но если сейчас к этому относятся как к очаровательной привычке новенькой красотки, то скоро к тебе привыкнут и раздуют таких слухов, что намек этой Бернс будет звучать совсем в другой тональности!

— Не будет никакого 'потом', - Бекка оставалась спокойной, или, точнее, подавленной. — Знаешь, всех этих девиц с рождения учили держать спину, не раскрывать рот и прочее. Я жила без этого, меня кинули в этот чертов мир, как новорожденного щенка в воду. И, пожалуйста, либо тони, либо выплывай. Я последнее время только и слышу нападки, ни одного хорошего слова! Но я устала, я готова сойти с ума! Я не такая, слова у меня не такие. И даже, вот черт, серебро темное! А ты знаешь, что мы с Томом терли его две ночи кряду, чтобы ни гости, ни слуги не удивлялись, откуда у уважаемого барона появилось такое старье?

— Да я знаю, кто ты, ты постоянно оправдываешься этим, как я могу не знать?! Ты молодец, ты все сделала как надо с этим ужином, но неужели сложно просто вести себя скромнее? От тебя не требовалось ничего такого, с чем бы ты не могла справиться! — почему-то Бернардт совсем не жалел ее. Ни капельки.

Доктор замолчал, пытаясь найти причину своей звонкой ярости.

— Мне нечего сказать, — ответила Бекка. — Все идет не так, с этим делом, расследованием, со мной. Я скатилась до какой-то дурацкой роли, где призвана обслуживать тебя и твои идеи, и при том не отсвечивать. Я просто твоя тень, не интересна себе, тебе и окружающим. Это не моя жизнь.

— Это не так долго длится, Бекка. Прошло всего два месяца, — заметил Бернардт, и это уже не говоря о том, что он прекрасно вел себя на заводе несколько месяцев подряд, а тут Ребекка то и дело жалеет себя. — Так может, тебе вообще стоило отказаться выводить этих людей на чистую воду? Как насчет этого? Ты три недели назад говорила, что все придумываешь, а я просто стою на заднем плане. И вот я вышел на первый, и ты снова недовольна. Что мне сделать, Ребекка? Мне начать делать твою жизнь прекрасной немедленно, или все же продолжим дело?

— Зато до этого ты заливал бренди свой стресс после любого выхода в свет! 'О, как я к этому непривычен, Бекка, мне надо отойти!' — женщина скривилась, изображая доктора.

— Да потому, что, раскройся моя личность, и люди, что доставили тебе маску Патрика, точно так же доставят тебе и мою голову. А эта Агнесса меня опознала. Она приходила сюда и, слава господу, обещала молчать. Смерть — достаточная причина для стресса? — воскликнул Бернардт. Ребекка была невыносима. Он в два шага почти подпрыгнул к женщине и встряхнул ее за плечи. — А если я умру, что с тобою будет, ты думала?

Бекка резко отступила назад ненамного, дальше не позволял подоконник открытого окна.

— Я не та женщина, которая не сможет о себе позаботиться. И если уж я стану трястись за твою жизнь, то вовсе не руководствуясь тем, что станется со мной без тебя, — прошипела она.

Ссоры — это всегда казалось странным Бекке. Вечно вырывались не те слова, которые подсказывал разум или сердце, рот произносил совсем другое, противоположное, искаженное.

— Просто скажи, что я не твоего формата, что я балласт и неумеха, и что сам уже не помнишь, почему вбил в себе голову, что придется обо мне заботиться.

— Не надо извращать мои слова настолько! — мужчина глубоко вздохнул, взял себя в руки, подошел к брошенной маске и подобрал ее. Слова его были тихими:

— Ты чудесная, я тебя ценю. Уверен, что тебе нет равных на всем свете, ты красива, умна, проницательна. Но соберись. Ты можешь раскрыть нас обоих, поставить обе наши жизни под угрозу своим нетерпением и несдержанностью. Это все, что я хотел сказать. Бекка прикрыла глаза.

— А что будет потом, Бернардт? Когда мы закончим дело? Хотя в это я почти уже не верю, — она замерла у окна.

Она тянула с этим вопросом как могла, потому что после этого 'потом' представлялась пустота. Сейчас выглядела жалко. Единственное, как можно было представить эту женщину с искалеченным телом и жизнью рядом с уважаемым доктором Штейном, так только в роли его пациентки или случайной женщины на ночь. Под глазами ее залегли тени, а взгляд потускнел.

Скорбь и досада проложили по росчерку у рта, а губы сомкнула обида.

— Ну, если у нас это 'потом' будет. Может, уедем на мою историческую родину к пиву и сарделькам, хотя там вроде вешают протестантов… — Бернардт нахмурился.

Потом поцеловал Бекку в висок и вышел, сказав, что они продолжат беседу завтра. Он не хотел давать Бекке ложную надежду на что-либо, как, впрочем, он не давал ее и себе.

Буквально через несколько минут, как за доктором закрылась дверь, в комнату к Бекке тихо поскреблись. Потом еще раз. Потом ручка мягко провернулась, впустив в комнату Сэла. Убийца был вынужден привести себя в божеский вид, он стал совершенно другим человеком, обаятельным и даже милым.

— Мисс Бекка, есть разговор к тебе. По поводу нашего дела.

— Проходи, — Бекка закрыла окно, села за столик, уронив на руки голову. Решительно хотелось выпить. — Что там?

— Вы с доком поцапались? — Сэл приподнял бровь, да и вообще перекосил лицо так, что оставалось только удивляться, как ему удавалось держать свои эмоции в узде, когда он находился среди слуг и на званом вечере.

Хотя слуги уже шептались насчет него, он их и пугал и завораживал одновременно. Уж очень строго относился к обязанностям первого лакея и появлялся из ниоткуда, чтобы сказать, как сделать что-то правильно. Но вот по поводу дока и Бекки он спросил из вежливости, женщина уже заметила, что он много чего делает из вежливости, в том числе и уточняет очевидное.

— Я слышал ненароком, мисс Бекка, твою беседу с ним. Вот что… — он опустился в кресло мягким тягучим движением и достал знакомый женщине предмет — деталь, которую она так и не продала. — Эта вещь дорого стоит. И хранить ее опасно. Продав ее, ты получишь деньги и свободу, а я выслежу окончательного владельца этой штучки.

— Сэл, какого черта ты постоянно греешь уши? — Бекка поднялась и выхватила у убийцы деталь. — Как ты, точнее, зачем ты вытащил ее у Бернардта?

Она сама не раз думала о том, чтобы продать деталь. Признаться даже, звонила покупателю, тот ждал только ее согласия. Она бы тянула еще, но знала, что у них практически кончились деньги. К тому же еще вчера плата за деталь поступила на нужный счет. Оставалось только передать товар и забрать чек.

— О, мисс Бекка, какие правильные вопросы. Браво, — Сэл даже похлопал освободившимися руками. И хитро ухмыльнулся, чтобы точно показать, насколько восхищается Беккой. — Прислуга ложится через полчаса, подъем у них на рассвете, если поторопимся, то успеем. И возьми запасную одежду, там мокро. Открой окно, я поставлю к нему лестницу, и тогда спускайся.

Бекка быстро сменила праздничное платье на то старье, что обычно надевала для поездок в Ист-энд. Тихо заглянула в комнату спящего Бернардта, чтобы взять немного денег на транспорт и снять с себя украшения, а то, не приведи Господь, что-то случится. Она вернулась в комнату и спустилась по подставленной к окну лестнице.

— Деталь нужно доставить в двадцать пятую ячейку камеры хранения на вокзале, мисс Бекка. И, надеюсь, ты умеешь ездить верхом? — запоздало поинтересовался мужчина, бесшумно двигаясь по мокрому саду в абсолютной темноте, ведя за собой за руку Бекку. — Я вернусь в дом, проверю, чтобы нашего отсутствия не заметили. Ты должна уйти до пол пятого, после этого там появятся те, кто заберет деталь. Тебе ясно, мисс Бекка?

— Да, — Бекка надежно спрятала деталь в сумку, которую закрепила на поясе. — Сэл, как править лошадью?

— Ты все же не знаешь… Ладно, не думаю, что с этим возникнут проблемы, — он подвел ее к воротам поместья, там к изгороди была привязана меланхоличная кобылка, которая пыталась обжевать бревно своей импровизированной коновязи. — Не дергай ее за повод. Она смирная и довезет тебя до вокзала, а потом обратно. Давай, мисс Бекка.

Сэл знал, что сейчас ведет себя недостойно, мама бы его отругала за такое, если бы была жива. Он сказал Бекке неправильное время. В конце концов, док должен остаться только с ним, да и дурацкую прислугу уже надоело изображать.

Бекка ехала мучительно долго, как ей показалось. Страшно ли было ехать одной, впервые на лошади, через безлюдное поле и по ночным улицам? Нет, бывали в ее жизни задания и пострашнее.

Но на вокзале ждало разочарование. В этой самой двадцать пятой ячейке была записка, где указывалось другое место для передачи детали. Женщина растерялась, но все же решила действовать согласно написанному. Она запомнила дорогу и вернула листок бумаги на место.