Вечером он сел писать, как это у нас тогда называлось, программную статью – об этих митингах, зачем они, и что нас после них может ждать, и за что стоит бороться. «Натовские авиаудары по Сербии напомнили нам о нашем вековом братстве», – единственная строчка, которая болталась теперь в мониторе перед его глазами, злила его, потому что при чем тут вековое братство, нет тут ни братства, ни сербов, и это вообще не о том. Он стер эту строчку и попробовал еще раз: «Давайте смотреть правде в глаза. Не бомбежки Белграда, а отставка премьера Примакова и крушение надежд, связанных с этим человеком, вывели людей на улицы». Снова остановился. Примаков, вот тот ветеран ЦК, который радостно моргал, когда президент объявлял о его отставке – это что, в нем все дело? «Сам-то в это веришь?» – спросил он себя и отвернулся от компьютера. Тот случай, когда думать надо.

Не было ни цели, ни повода. Что было – усталость, тоска, проживаемое впустую время и модное слово того года «безысходность». И нельзя ведь даже сказать, что Россия не менялась – очень даже менялась, а Москва-то и подавно – велодорожки всякие начали прокладывать, новые пешеходные улицы, парки, много всего интересного и приятного. Но было в этом во всем что-то такое, от чего хотелось проехать по пешеходной улице на тракторе, или наблевать на велодорожку, или разбить новый нарядный фонарь в парке – не знаю, как это описать. Не хотелось мириться с тем, что это все навсегда. Из его родного города мэр уехал в Москву в министерство, работал там начальником какого-то департамента, доработал до пенсии, потом уступил свое место своему же сыну – логика самого карикатурного феодализма побеждала всегда; вон в политических новостях главные герои – президентская дочка, президентский охранник, президентские соседи по дачному кооперативу, президентский тренер по теннису, президентский спарринг-партнер по дзюдо. Мы привыкли к ним сразу же, мы не боялись их, мы даже не удивлялись, что политика в нашей стране состоит прежде всего из них – ну вот и получили, сами виноваты.

Статья так и оставалась недописанной, и Кашин включил радио, передавали новости. Задержания на Триумфальной отступили перед свежей сенсацией опять с теми же именами – двое чиновников, ответственных за срочное проведение эстрадного концерта на площади Революции около Кремля задержаны на КПП здания администрации президента с тремя миллионами (по радио сказали – «три с небольшим»; точная сумма была – 3 670 000, и вот бы Кашину кто-нибудь так округлял его гонорары) долларов в коробке из-под ксерокса. Происхождение такой суммы, значительно превышающей зарплату обоих чиновников, предстоит выяснить следствию, – об этом в специальном заявлении говорил президентский охранник Коржаков, радио передавало его голос, и он, кажется, был слегка пьян, и поэтому ему трудно было скрыть ликование. Генерал был доволен, и, значит, дело было не только в тех двоих несчастных с коробкой.

Их потом будут долго держать в тюрьме и судить, а Коржакова следующим же утром президент назначит главой своей администрации. Политологи будут говорить, что «силовая партия в Кремле одержала стратегическую победу на фоне уличной нестабильности». В общем, они были правы.