Кобзона Кашин впервые увидел на Дубровке после «Норд-оста» – он пел «Вытрем слезы, врачи и артисты, мэр, президент и отважный спецназ». Это было сорок дней после штурма, самый страшный террористический акт в Москве, чеченцы захватили театр, в котором ставили мюзикл по мотивам «Двух капитанов», грозили взорвать его вместе с собой, но спецназ их опередил, был штурм, погибло много заложников и все террористы, и даже не у кого было спросить, как это все случилось – как и откуда они до Москвы доехали, откуда оружие, чего вообще хотели.

Это было время, когда «терроризм» – в серьезных газетах даже была такая постоянная рубрика наряду с «культурой» и «политикой», каждый день были новости, где-то что-то взорвалось или кто-то кого-то обстрелял. Обычно были новости с Кавказа, продолжалась чеченская война, и слово «терроризм» было таким удобным для пропаганды ярлыком, потому что одно дело вести настоящую войну, а другое дело – бороться с террористами, то есть с уголовниками, преступниками, разовые вылазки которых нарушают мирный ход жизни обывателей. Но иногда терроризм оказывался именно терроризмом, классическим и беспримесным – так было и с «Норд-остом», и с таким же кошмарным захватом школы в Осетии, а уж обычные взрывы в Москве уже и запоминаться перестали, и, вероятно, поэтому каждый раз был как первый – взрывали в метро, взрывали в троллейбусах, взрывали на улице, в подземных переходах, и Москва хоронила взорванных, и выработались уже стандарты – если погибших до сотни, то траур городской, а если больше, то общероссийский, и погибшим компенсация стандартная, и раненым тоже, в два раза меньше. Президент говорил, что нам брошен вызов, и что с терроризмом обязательно будет покончено, и каждый раз получалось, что победа над терроризмом невозможна без каких-нибудь удобных президенту политических мер – изменить конституцию, отменить одни выборы, другие, запретить обсуждать в газетах какую-то тему, не писать о личной жизни высших чиновников (это ведь тоже может быть полезной для террористов информацией), и стало даже казаться, что без терактов президенту царствовалось бы гораздо сложнее. Накануне выборов, когда Зюганов по всем опросам побеждал уже в первом туре, и не помогала даже кампания «Голосуй или проиграешь», в которой поп-звезды ездили по стране и объясняли, что без президента Россия немедленно вернется в самый глухой сталинизм, – за неделю до голосования в Москве взорвался сначала один двадцатиэтажный дом, потом другой, и президент снова сказал, что с терроризмом будет покончено – и выиграл выборы. Когда он расстреляет Белый дом, кто-то пошутит – вот не повезло президенту, что людное место и что танки пришлось выводить средь бела дня. Стреляли бы ночью, потом тоже можно бы было списать на террористов, раз уж все в них так верят.

А в них верили, и когда с Кавказа приходила очередная новость, что где-нибудь в Махачкале в пятиэтажке обнаружено террористическое логово, и пятиэтажку взяли штурмом, и «уничтожено четверо террористов» – ведущие новостей в телевизоре или на радио прочитывали такие тексты вообще без запинки, просто не задумываясь, что рассказывают о пошлом бессудном убийстве, про которое никто никогда не узнает, на каком основании безымянный кавказский мент разозлился на тех четверых из пятиэтажки и убил их без суда и следствия, пользуясь правом, данным ему указом президента об очередных мерах по усилению борьбы с терроризмом.