В российской политике уже много лет не появляется никаких новых лиц, и это при всех понятных минусах – такая откровенная фора для любого нового деятеля, если бы он откуда-нибудь появился. Так было с Навальным, так было со Стрелковым, и с этим человеком так тоже было – наверное, это был последний значимый эпизод в недолгой, но славной истории русской блогосферы (важное слово в нулевые) до того, пока собственник не выключил окончательно серверы ЖЖ, потому что надоело платить за электричество, не получая ничего взамен.

Пост, с которого все началось, назывался «Россия и вопросы языкознания» – автора никто не знал, но он, судя по всему, был филолог; высмеивая теорию Марра и рассуждая о происхождении языка, автор как-то очень убедительно, я даже пересказать не смогу, объяснял, почему в России все происходит именно так, как происходит, и какие перемены ее ждут.

Вероятно, чтобы отвлечь внимание того типа читателей, которые цепляются за какую-то второстепенную деталь и, не обращая внимания на все остальное, бросаются доказывать несостоятельность всего текста, автор допустил явно намеренную описку – вместо «русско-московской речи» у него была «курско-орловская», как дуга, и пока филологи и военные историки обсасывали эту глупость, обсуждая, насколько прекрасен их круг, обычные читатели пересылали друг другу ссылку – «ты читал?», «ты видел?»

Кашин прислал мне ссылку на этот пост с пояснением, что это какой-то «замечательный грузин», он его откуда-то знал – не филолог, вообще без высшего образования, только незаконченная духовная семинария, и действительно грузин, прямо настоящий, из Грузии, во время войны за Южную Осетию, когда российские войска взяли городок Гори, он, работавший там библиотекарем, попросился в российский (да прямо скажем – чеченский) батальон «Восток», честно воевал четыре дня, и, когда войска уходили из Гори, ушел вместе с ними, то есть именно с «Востоком», и он смешно рассказывал Кашину, как ехал в колонне «Хаммеров» с чеченцами до самой Москвы, и они звали его остаться, ехать с ними в Грозный, но он почему-то хотел в Москву и остался в Москве; один чеченец, у которого была собака, попросил его с ней гулять дважды в день и разрешил за это пожить два месяца в его квартире – это на Кутузовском, такой новый дом с двумя башенками, хороший дом, престижный, там этажом выше даже жил знаменитый прокурор, о котором говорили, что это именно он все устроил так, чтобы в тюрьме умер юрист одной американской фирмы, который кому-то в государстве перешел дорогу до такой степени, что его сначала посадили, а потом убили. В общем, выдающийся был дом, но делать в нем было нечего, а компьютер в доме был, и он завел блог, начал писать посты, такие длинные простыни, но читаются на одном дыхании, в семинарии-то если чему по-настоящему и учат, то как раз умению формулировать. «Россия и национальный вопрос», «Экономические проблемы капитализма в России», «Головокружение от успехов», «Закоротило», «Год великого перелома», «Семь вопросов Ксении Собчак» и вот это нашумевшее – «Россия и вопросы языкознания». Потом чеченец вернулся, привез ему в подарок российский паспорт с грозненской пропиской – такая достойная награда боевому брату, приятно.

Кашин с ним познакомился на том же Никитском бульваре. Джугашвили, так была его фамилия, искал работу, обращался ко всем, никто помочь не хотел. Вообще людям, когда они тебя просят, надо помогать всегда, без вариантов. Не помогать невыгодно, и дело не в «что мне за это будет» и даже не в «Бог накажет» (Бог-то все равно накажет), а просто вот такой абсолютный рационализм. Просьба о помощи – это никогда не вопрос жизни и смерти, это вопрос лишнего шага, который будет сделан, если ты не поможешь. Человек просит помочь, то есть человек чего-то хочет – и если он по-настоящему этого хочет, то он, скорее всего, все равно этого добьется, с тобой или без тебя. Если с тобой, то хорошо – дело совсем не в благодарности, просто ты поступил нормально, то есть ничего не нарушил, и по твой вине не будет никаких сбоев, никаких конфликтов, ничего плохого. А если человек без тебя добился того, о чем просил, – то это уже сбой, конфликт и ничего хорошего, ты на пустом месте нажил врага, а враг, даже самый безобидный – это всегда чудовищно. Примерно так рассуждал Кашин, и когда Джугашвили дошел в поисках работы до него, он сначала посоветовал на «Рашу тудей», но туда не взяли, – «вот если бы ты был армянин, тогда да, а так…»; зато другие, тоже по линии Кашина, армяне взяли в «Лайфньюс», но оттуда Джугашвили сбежал сам, потому что оказалось, что там надо фотографировать трупы и расчлененку, а он не переносил вида крови.

И теперь он сидел перед Кашиным в том же пабе, в котором когда-то все, и Кашин тоже, слили протест, и говорил:

– Работу больше искать не буду, я популярный блогер, попробую себя в политике. Сколько можно ныть, давайте что-нибудь сделаем уже, – по-русски он говорил очень хорошо, и легкий акцент делал его слова, пожалуй, даже более весомыми (Кашин мне писал – «слова, как пудовые гири, верны»), ведь если человек говорит на твоем языке с акцентом – значит, есть еще один язык, который для него родной, то есть он как минимум два языка знает.

А Джугашвили знал еще и английский.