В своих рассуждениях Коваль всегда шел от общего, начинал с осмотра места происшествия и выяснения связей, существовавших между жертвой и преступником или между ними и окружением. Это давало возможность представить движущие силы событий, настоящие мотивы преступления.

Картина, возникшая в воображении Коваля, пока была еще иллюзорной. Чтобы стать доказательными, предположения должны были обрасти проверенными фактами. Только подтвержденная находками, внимательно проанализированными деталями, общая картина становилась определенной и достоверной.

После того как майор Келеберда рассказал о следах пальцев рыбинспекторов на ружье, из которого был убит Петр Чайкун, Коваль решил, что преступника следует искать не в Белозерке, а среди тех, кто живет в Лиманском и бывает в плавнях. Ему захотелось познакомиться с работой рыбинспекторов. Обычно человек наиболее полно проявляется именно в профессиональной деятельности. Дмитрий Иванович еще не сделал определенного вывода и потому не отбрасывал ни одной версии, не отказывался ни от одной детали или доказательства, найденных Келебердой. Все возможно в этом мире, рассуждал Коваль в самом начале розыска, когда у него еще не сложилось определенное мнение.

Но как ему поехать с Козаком-Сирым и Комышаном в плавни? Попросить, чтобы Келеберда договорился? Это вызовет подозрение, а ему в любом случае хотелось оставаться дачником, почетным киевским гостем у своих сельских друзей.

Самому поддобриться к инспекторам? Но ведь они не имеют права брать постороннего человека на дежурство, где по ночам, бывает, идет настоящий бой с преступником, порой даже кровавый.

И тогда Коваль задумал проявить инициативу и присоединиться к Андрею Комышану, когда тот будет патрулировать на берегу, возле села, рядом с которым, как ему уже рассказывали, браконьеры частенько ночью тащат рыбу. А завоюет у инспектора авторитет, можно будет попроситься и на воду.

Не прошло и двух дней, как замысел Дмитрия Ивановича удался. Коваль зашел на инспекторский пост в тот момент, когда Комышан приказывал Нюрке, чтобы вечером была у причала: есть сигнал, он пойдет на браконьеров с берега.

— Андрей Степанович, вы с дружинниками пойдете? — спросил Коваль.

— Да, — отозвался Комышан, — один не управлюсь. Козак-Сирый сегодня в плавнях, возьму хлопцев.

— А меня возьмете?

— Вас? — удивился Комышан, оглядывая Коваля, словно впервые видел его. Еще не старый, крепкого сложения, Дмитрий Иванович производил впечатление сильного человека.

— Но ведь… — начал было инспектор, но Коваль не дал ему договорить.

— Я когда-то был дружинником, ходил вечерами по улицам, задерживал хулиганов.

— Наши хулиганы пострашнее, — сказал Комышан. — Но если так уж хочется глянуть со стороны… — Он на миг задумался, что-то прикидывая в уме. — Ладно. Подозрения вы ни у кого не вызовете, если и увидят… Приходите на третий километр от Лиманского, вверх по течению, там правый берег очень крутой, но есть дорога к воде. Когда стемнеет, я вас найду…

* * *

Они лежали на краю обрыва, большие южные звезды висели прямо над головой. Пахло чебрецом, горько-терпкой полынью. Исступленно верещали сверчки. Внизу шептал небольшой волной невидимый глазу ночной лиман. Но среди этого разноголосья опытное ухо инспектора выделило и посторонние звуки.

— Тянут, — прошептал он Ковалю, лежавшему рядом на подмятой полыни и типчаке. — Значит, так. — Комышан обращался уже к двум дружинникам, молодым здоровым парням, которые тоже лежали на земле, — мы втроем с Васьком и товарищем Ковалем спускаемся вниз, а ты, Кость, — сказал он второму дружиннику, — останешься наверху и будешь ждать возле дороги. Она здесь единственный путь наверх, и если кто-нибудь из этих ворюг будет убегать, задержишь. По-моему, они уже вытащили рыбу на берег. Самое время с ними поздороваться, — Комышан начал осматривать большим, военного образца биноклем скрытый темнотой лиман.

Дмитрий Иванович удивился: что он там сейчас видит?

Угадав мысли Коваля, Андрей подал ему бинокль:

— Посмотрите, Дмитрий Иванович, все как на ладони.

Коваль взглянул в бинокль. В самом деле, перед его глазами ожил берег, выделился прибой и возле него — силуэты мельтешивших людей.

— На семьсот — девятьсот метров в любой темноте — и на суше, и на воде — увижу человека и все, что он делает, — тихо объяснил Комышан. — Бинокль — наше самое главное оружие, если не считать пистолета, — похлопав по кобуре, продолжал он. — Ну что ж, пойдем…

Тихонько спустившись вниз, они притаились под крутым берегом и наблюдали за браконьерами в бинокль. Те уже успели наложить два мешка рыбы, один уволокли в кусты ивняка, потом притащили туда и второй.

— В машину не кладут, осторожные, — шепотом пояснил Комышан. — Если сейчас подойти и в машине не будет рыбы, никто их не сможет ни в чем обвинить.

Когда браконьеры снова пошли к воде, Комышан вместе со своими помощниками отыскали эти мешки. Васю инспектор оставил в засаде возле машины, а сам с Дмитрием Ивановичем притаился около мешков.

Шло время.

Примерно в половине второго браконьеры закончили свой промысел. Трое с бреднем и рыбой направились к машине, а один пошел к спрятанным мешкам.

— Сейчас будем задерживать, — прошептал Комышан.

Когда браконьер взялся за мешок, он поднялся и навалился на него сзади. Тот даже не успел ойкнуть.

— Сиди тихо! — сурово приказал Комышан. — Не то будет хуже и тебе, и твоим дружкам!

Тем временем подходил еще один браконьер.

Комышан подал знак Ковалю, и Дмитрий Иванович, неожиданно появившись, заломил ему руку.

Возившиеся возле машины браконьеры тоже направились к мешкам. Мужчина, которого держал Коваль, вдруг крикнул:

— Хлопцы, тут инспектора!

Увидев Комышана, один из них бросился на него с кляшником, которым тянут бредень. Андрей отскочил, выхватил пистолет и выстрелил вверх.

— Стой, застрелю! И отвечать не буду! Я на службе, при исполнении, а ты преступник!

Те бросились бежать.

— Куда? — закричал им вдогонку Комышан. — Там же обрыв! Наверх не попадете!

Метрах в шестистах была дорога, по которой они, очевидно, приехали. Заметив, что беглецы на миг остановились, выбирая направление, Комышан крикнул:

— А на дороге вас ждут инспектора, поприветствуют, так что бегите, далеко не уйдете!

Браконьеры поняли безвыходность своего положения и покорно возвратились к мешкам. Комышан крикнул Василю, чтобы тот подогнал машину, а сам начал составлять протокол. Нарушители — все здоровяки — оказались мясниками из Николаева.

В свете фонариков прикинули, сколько наловлено рыбы; получилось, что браконьерам она обошлась почти в тысячу рублей штрафа.

Пока Комышан, опустившись на колено, составлял протокол, Дмитрий Иванович думал о том, как нелегко работать рыбинспекторам. Правда, им не нужно создавать хитроумных версий, они не терзаются сомнениями, ибо всегда пребывают, так сказать, на конечном этапе борьбы. В то время как инспектору уголовного розыска нужно хорошенько помозговать, пока он проведет розыск и дознание, у рыбного или охотничьего инспектора преступление словно лежит на ладони. Очевидно, у них и возможности профилактики больше, думал Коваль и удивлялся, почему это Комышан не сразу задержал браконьеров, а спокойно наблюдал, пока они еще наловят рыбы и причинят природе больший урон. Чтобы квалифицировать преступление, достаточно было и двух мешков, возле которых они сидели в засаде.

Мысли Коваля вдруг перебил один из мясников:

— Может, посидим, граждане, выпьем, закусим…

— Пока составляю протокол, никаких разговоров! — строго прикрикнул на него Комышан. — Вот подпишем, тогда и поговорим. Только пить с вами не будем! А закусить — пожалуйста. Ребята у меня голодные — с шести вечера сидим, все вас ждем!

Когда протокол был подписан, самый большой здоровяк из браконьеров добродушно обратился к Комышану:

— Слушай, инспектор, давай так: если я тебя поборю, поставим крест на протоколе, а нет — никаких претензий, — платим до копейки!

— Ну платить вы все равно заплатите, по закону, его нарушать я тоже не имею права, а побороть — поборю!

Комышан отдал папку дружиннику Василю, бросил пояс с пистолетом подошедшему Косте, и среди ночи на берегу лимана состоялось «соревнование». Минут через двадцать верзила мясник запыхался и прохрипел:

— Все, сдаюсь! Хлопцы, мы проиграли!.. Открывайте багажник… — И к Комышану: — Ваша взяла. Врагами не будем!..

Возвращаясь в Лиманское, Дмитрий Иванович снова думал о рыбинспекторской службе и о том, что у ее работников непростые отношения с местным населением. Успешно работать они могут только в том случае, если самые строгие их меры в глубине души даже нарушители будут признавать справедливыми и законными. Ковалю рассказывали, как иногда трудно приходится семьям инспекторов, которые, так сказать, залили кому-то сала за шкуру, как запугивали их жен, обижали детей, поджигали хаты. Может, поэтому Комышан и соглашался на такие, казалось бы, странные предложения, как эта борьба среди ночи на берегу.

Ловить нарушителей, охранять от них природу — работа инспектора, его обязанность и право, и все, даже злостные браконьеры, это понимали.

Каждый делал свое: браконьер зарился на поживу, рыбинспектор от имени государства становился на его пути.

С сетями на воде или с бреднем на берегу нарушитель всячески избегал встречи с инспектором. Если это удавалось, значит, ему повезло. Когда же его ловили на месте преступления — везло инспектору и всем, кому дорога природа. И тогда браконьер прятал как можно дальше свою злобу и ненависть.

Но пока не произошло нарушение, инспектор и браконьер встречались на улице, в магазине, в кино как равноправные соседи, никаких претензий друг другу не предъявляя.

Коваль подумал, что неписаные правила сложной, временами смертельной игры между этими противостоящими друг другу людьми в чем-то схожи с нелегкими взаимоотношениями милиции с уголовным миром. И хотя браконьеры, особенно заезжие, не всегда считались с установившимися правилами, рыбинспектора свято придерживались их.

Они не имели таких прав и полномочий, как работники милиции, и поэтому бороться с нарушителями закона им было значительно труднее…