Утром всадники облачились в одежды, соответствующие их положению: Гиддон надел дорожный костюм, подобающий миддландскому лорду, а Олл — капитанский мундир. Катса выбрала синюю тупику, отделанную по краям оранжевым шелком под цвет королевского дома Ранды, и такие же брюки. Это была ее униформа для поездок по поручениям Ранды, наряд, который тот разрешил ей носить только потому, что на Катсе любое платье после часа верховой езды превращалось в лохмотья. Ранде не хотелось, чтобы его Одаренный палач карал непокорных в рваных грязных юбках. Это неизящно.

Их целью в Истилле был один приграничный феодал, покупавший лес в южных Миддландах: он заплатил оговоренную цену, но срубил больше деревьев, чем было разрешено. Ранда желал не только получить плату за лишние деревья, но и наказать лорда за изменение договора без его согласия.

— Я вас обоих предупреждаю, — начал Олл, когда они собрались в путь. — У этого человека есть дочь, наделенная Даром читать мысли.

— Какое отношение это имеет к нам? — спросила Катса. — Разве она не при дворе Тигпена?

— Король Тигпен отослал ее домой, к отцу.

Катса резко затянула ремни седельной сумки.

— Катса, ты хочешь, чтобы лошадь упала, — вмешался Гиддон, — или просто сумку пытаешься порвать?

Катса нахмурилась.

— Мне никто не говорил, что нам придется иметь дело с ясновидящей.

— Я говорю это вам сейчас, миледи, — сказал Олл, — но причин для беспокойства нет. Она всего лишь ребенок. Чаще всего несет чепуху.

— А что с ней не так?

— Именно то, что чаще всего она несет чепуху — глупости и бессмыслицу, говорит все, что видит. Она не в себе. Тигпена это раздражало, поэтому он отослал ее домой, миледи, и приказал отцу вернуть девочку, когда она сможет приносить пользу.

В Истилле, как и почти во всех остальных королевствах, наделенные Даром по закону считались собственностью короля. Младенцев с разными глазами через несколько недель, месяцев, в крайнем случае, лет забирали ко двору короля и растили в замковых яслях. Если Дар оказывался полезен королю, дитя оставалось у него на службе. Если нет, его отправляли домой. Конечно же с извинениями, потому что семье трудно было найти дело такому ребенку. Особенно если Дар у него был бесполезный — например, лазать по деревьям, надолго задерживать дыхание или говорить задом наперед. В семье крестьянина, работая в поле в полном одиночестве, он мог жить неплохо. Но если такого ребенка отсылали домой в семью трактирщика или лавочника в городе, где было больше одного трактира или лавки, дело приходило в упадок. Каков был его Дар, не имело значения. Люди обходили стороной любое место, где была опасность встретить человека с разными глазами.

— Тигпен — глупец, раз отослал от себя ясновидящую, — заявил Гиддон. — И только потому, что девочка еще не научилась быть полезной. Это слишком опасно. Что если она попадет под чужое влияние?

Конечно, Гиддон был прав. Как бы там ни было, ясновидящие почти всегда были ценным приобретением для короля, но Катса все равно не могла понять, как можно добровольно приближать их к себе. Даром обладали и главный повар Ранды, и его стременной, и винодел, и один из придворных танцмейстеров. У него был жонглер, который мог держать в воздухе любое количество предметов, ни разу не уронив, несколько воинов, не соперники Катсе, но наделенные Даром сражаться на мечам. Один из слуг мог предсказывать, каким будет урожай в следующем году, а единственная во всех семи королевствах женщина в казначействе щелкала числа, как орехи.

Еще был человек, который мог чувствовать настроение другого, лишь прикоснувшись к нему. Он был единственным из Одаренным придворных, к кому Катса чувствовала неприязнь, и единственным, если не считать самого Ранды, кого она изо всех сил старалась избегать.

— Глупые выходки Тигпена уже давно никого не удивляют, милорд, — заметил Олл.

— Как она читает мысли? — спросила Катса.

— Никто не знает, миледи. Ее Дар еще не оформился. Вы ведь понимаете, что такое эти ясновидящие — Дар у них постоянно меняется, его трудно точно определить. Они взрослеют раньше, чем Дар раскрывается в полную силу. Кажется, эта девочка читает желания. Чувствует, чего хотят окружающие.

— Значит, она почувствует, что я с ней сделаю, если она хотя бы посмеет взглянуть в мою сторону, — проговорила Катса тихо, склонившись к гриве лошади. Эти слова не для ушей ее спутников, иначе над ней начнут подшучивать. — Еще какие-нибудь полезные сведения об этом человеке? — спросила она громко, поставив ногу в стремя. — Не охраняет ли его сотня Одаренных воинов? Или, может, ученый медведь? Ты ничего больше не забыл упомянуть?

— Не нужно сарказма, миледи, — сказал Олл.

— Твое общество сегодня утром приятно как никогда, Катса, — подколол Гиддон.

Катса пришпорила коня. Ей не хотелось видеть смеющееся лицо юного лорда.

Нужное поместье пряталось за серыми каменными стенами на вершине поросшего высокой травой холма. Человек, который открыл им ворота и взял коней, сказал, что его господин принимает утреннюю трапезу. Катса, Гиддон и Олл направились прямо в большой зал, не дожидаясь сопровождения.

Вход в трапезную им попытался преградить придворный, но стоило ему увидеть Катсу, как он, спешно откашлявшись, тут же открыл парадные двери.

— Посланники короля Ранды, милорд! — объявил он и, не дожидаясь ответа господина, проскользнул за их спинами и убежал.

Его господин сидел у стола, уставленного блюдами со свининой, яйцами, хлебом, фруктами и сыром. Рядом стоял слуга: оба подняли глаза навстречу вошедшим и замерли, увидев их. Ложка выскользнула из руки господина и со звоном упала на стол.

— Доброе утро, милорд! — начал Гиддон. — Просим простить нас за то, что прервали ваш завтрак. Знаете ли вы, почему мы здесь?

Казалось, лорд с трудом нашел силы заговорить.

— Не имею ни малейшего представления, — ответил он, непроизвольно схватившись рукой за горло.

— Вот как? Может быть, леди Катса поможет вам вспомнить, — сказал Гиддон. — Миледи?

Катса сделала шаг вперед.

— Хорошо, хорошо, — он встал, толкнув ногами стол и опрокинув кубок. Он был высок и широкоплеч, даже выше Гиддона и Олла. Неловко пряча руки, обвел комнату взглядом, избегая смотреть на Катсу. К бороде его пристали яичные крошки. Такой могучий человек, но так глуп и напуган. Катса не позволяла своему лицу выдать ни тени эмоции, чтобы никто но понял, как все это ей ненавистно.

— А, так вы вспомнили, — сказал Гиддон, — не так ли? Вспомнили, зачем мы здесь?

— Полагаю, я вам должен, — ответил лорд. — Видимо, вы приехали забрать долг.

— Прекрасно! — Гиддон словно разговаривал с ребенком. — А почему вы оказались нам должны? На сколько акров был уговор? Напомните мне, капитан.

— На двадцать, милорд, — подсказал Олл.

— А сколько акров было срублено, капитан?

— Двадцать три, милорд, — сказал Олл.

— Двадцать три акра! — воскликнул Гиддон. — Разница немаленькая, не правда ли?

— Это ужасное недоразумение, — лорд мучительно попытался улыбнуться. — Мы не предполагали, что нам понадобится так много. Конечно, я сейчас же с вами расплачусь, только назовите цену.

— Вы причинили королю Ранде немало неудобств, — начал Гиддон. — Вы уничтожили три акра леса, а ведь королевские леса не безграничны.

— Конечно, конечно. Ужасное недоразумение.

— К тому же мы были вынуждены провести в пути несколько дней, чтобы решить этот вопрос, — продолжал Гиддон. — Наше отсутствие при дворе весьма расстраивает короля.

— Конечно, — повторял лорд. — Конечно.

— Думаю, если вы удвоите то, что уже заплатили, это в какой-то мере искупит неудобства, причиненные его величеству.

Лорд нервно облизал губы.

— Удвоить плату. Да. Кажется, это вполне разумно.

— Вот и прекрасно, — улыбнулся Гиддон. — Не мог бы ваш слуга указать нам путь к сокровищнице.

— Конечно, — лорд жестом поторопил стоящего рядом слугу. — Иди, да поживее!

— Леди Катса, — добавил Гиддон, вместе с Оллом направляясь к выходу. — Почему бы вам не остаться здесь и не составить компанию милорду?

В сопровождении слуги они вышли из зала, и высокие двери захлопнулись за ними. Катса и хозяин остались одни.

Она пристально посмотрела на него. Лорд побледнел и часто задышал, стараясь не смотреть на нее. Виду него был такой, словно он вот-вот лишится чувств.

— Сядьте, — приказала Катса. Он упал в кресло и тихо застонал. — Смотрите на меня, — добавила она. Его взгляд скользнул по ее лицу и остановился на руках. Жертвы Ранды всегда смотрели на ее руки, на лицо — никогда. Не могли выдержать взгляда. К тому же удара они ожидали от рук.

Катса вздохнула.

Он открыл рот, чтобы заговорить, из его горла вырвался лишь скрип.

— Я не слышу, — сказала Катса.

Он откашлялся.

— У меня семья. Мне нужно о ней заботиться. Делайте, что пожелаете, но, прошу, не убивайте меня.

— Вы просите не убивать вас ради семьи?

— И ради себя самого, — в бороду скатилась одинокая слеза. — Я не хочу умирать.

Конечно, кто захочет умирать за три акра леса.

— Я не убиваю тех, кто украл у короля три акра леса, — сказала она, — а потом щедро заплатил за них золотом. За такое преступление скорее ломают руку или отрезают палец.

Она двинулась к нему, вынимая кинжал из ножен. Он тяжело дышал, не отрывая взгляда от яиц и фруктов на блюде. Интересно, его стошнит или, может, он начнет рыдать? Но внезапно лорд отодвинул от себя блюдо, опрокинутый кубок и серебряные приборы, вытянул руки на столе и, опустив голову, стал ждать самою страшного.

Катсу захлестнула волна усталости. Приказы Ранды легче было выполнять, когда жертвы умоляли или скулили, когда в них не оставалось ничего достойного. Королю ведь не было никакого дела до этих лесов — его волновали лишь деньги и власть. К тому же лес вырастет снова, а отрезанные пальцы заново не вырастают.

Она вложила кинжал обратно в ножны. Значит, руку, или ногу, или, может, ключицу — очень болезненный перелом. Но ее собственные руки словно налились свинцом, ноги не желали двигаться.

Лорд испустил дрожащий вздох, но не пошевелился и продолжал молчать. Лжец, вор и дурак.

Он был ей совершенно безразличен.

Катса резко вздохнула.

— Я вижу, вы храбры, — сказала она, — хоть сначала мне так и не показалось.

Вскочив на стол, она ударила его в висок, как делала с охранниками Мергона. Он, покачнувшись, упал со стула. Катса развернулась и направилась в большой каменный зал ждать, когда Гиддон и Олл вернутся с деньгами.

Он проснется с головной болью, но не более того. Если Ранда прослышит о таком неповиновении, он будет в ярости.

Но, возможно, Ранда не услышит. Или, может быть, ей удастся обвинить лорда в том, что он лжет, чтобы сохранить лицо.

В этом случае Ранда настоит, чтобы в следующий раз она вернулась с доказательствами. Будет коллекционировать сморщенные пальцы рук и ног. Какая репутация будет у нее после такого…

Это все неважно. Сегодня у нее нет сил пытать человека, который этого не заслужил.

В зал вошла тоненькая девочка. Катса узнала ее даже раньше, чем увидела глаза: один — желтый, как тыквы, что растут на севере, а другой — грязно-коричневый. Ей она готова сделать больно. Ее она будет мучить, если это помешает ей воровать мысли.

Катса поймала взгляд девочки и пристально посмотрела ей в лицо. Малышка ахнула и попятилась, потом развернулась и бросилась бежать вон из зала.