Экономика: между рынком и государственным капитализмом. Большой передел: приватизация и «прихватизация». Богач, бедняк… Социальные парадоксы. Государство, общество, личность: хроника отчуждения. Технология власти: президент, «кланы», олигархия. Оппозиция — зеркало власти? Политика: виртуальная и реальная. Дебют оппозиции: «Украина без Кучмы». Политический кризис: 2002–2004. Внешняя политика: прыжки в ширину

Вторая половина 1990-х — начало 2000-х — весьма противоречивый период становления Украины как независимого государства. Экономическая стабилизация конца 1990-х и последовавший за ней кратковременный бурный экономический рост начала 2000-х проходили на фоне продолжающейся поляризации в распределении общественного богатства, стабилизации «теневой экономики», чудовищного размаха коррупции, пронизавшей все слои общества и породившей в нем невиданный ранее цинизм, дух стяжательства и полного пренебрежения законом.

Развитие и упорядочение политической системы сопровождалось постоянным конфликтом между ветвями власти, стремлением политиков и групп интереса/влияния к ее узурпации, превращением ее в источник быстрого обогащения, всеобщим правовым нигилизмом, произволом государственной бюрократии и нарушением базовых прав человека, включая даже право на жизнь.

Постепенное утверждение Украины на международной арене сопровождалось лавированием между «Востоком» и «Западом», международными скандалами, связанными с коррупцией в высшей власти, конфликтами с соседями и союзниками, неизбежными в ситуации «многовекторности» внешней политики.

Этот период хронологически совпадает с пребыванием на посту президента страны Леонида Кучмы, поэтому часто его называют «эпохой Кучмы». Любая оценка Л. Кучмы как политика и личности, вошедшей в историю и, собственно, делавшей эту историю, в настоящее время была бы или слишком односторонней, или слишком нарочитой в претензии на «объективность». В то же время избежать ее нельзя.

Степень влияния Л. Кучмы на общественные процессы часто преувеличивают, поскольку преувеличивают объем его реальных полномочий и эффективность построенной им системы власти. Точно так же преувеличивают его ответственность за общественные и политические неурядицы, забывая о том, что его действия, порождающие кризис, часто имели целью преодоление другого кризиса. Его ответственность за конкретные действия и результаты, связанные с узурпацией власти и превращением ее в средство неимоверного обогащения приближенных к нему групп и отдельных индивидов, ограничением гражданских свобод и деморализацией общества остается преимущественно предметом метафорических упражнений журналистов и политиков. Определенно можно сказать одно: Леонид Кучма стал едва ли не самым совершенным олицетворением и воплощением противоречий переходной эпохи, будучи одновременно и создателем целой иерархии отношений в системе власти, и наиболее завершенным ее продуктом. Более того, этот тип политика, выросшего еще в советское время и проникнутого привычками и инстинктами номенклатурной системы, вполне отвечал уровню политической и правовой культуры большей части общества.

 

Экономика: между рынком и государственным капитализмом

Победа Леонида Кучмы в президентской кампании 1994 г., представленная как приход к власти прагматика, реформатора и политика, способного обуздать раздоры между ветвями власти и вывести страну из социально-экономического кризиса, породила некоторое оживление осторожного оптимизма в обществе, где накопилась очевидная усталость от неспособности «верхов» к решительным и продуманным действиям в социально-экономической сфере. Главное, чего ждали от нового президента — решительных действий в экономике. Однако экономика оставалась заложницей политики, а сама политика слишком тесно переплелась со специфической экономикой, что естественным образом наложило отпечаток на нее саму.

Практически ни у президента, ни у правительств (а они во времена Л. Кучмы сменялись семь раз) не было шансов реализовать планы реформ в полном масштабе: политические решения слишком часто сталкивались с экономическими и политическими интересами разных групп интереса/влияния — постоянная борьба за власть с парламентом, противодействие «левых», получивших в нем большинство, «конституционная эпопея», крымский кризис 1994–1995 гг., переход на мировые цены на рынке энергоносителей (1993) — все это не могло не сказаться на качестве и темпах экономических преобразований.

Не все было в порядке и с самими планами реформ, точнее, поначалу не было самих планов. Первый приход во власть группы людей, называемых «реформаторами», во главе с Л. Кучмой в 1992–1993 гг. сопровождался попытками оперативно отреагировать на вызовы, связанные с развалом централизованной экономики. Именно тогда были задуманы мероприятия и действия стратегического характера, указывающие на начало разработки программы реформ (например приватизация). И уже тогда возникли противоречия между амбициями и устремлениями горстки экономистов, действительно думающих о реформах, и подавляющего большинства политиков и «новых капиталистов», думающих о выживании и наживе, между интеллектуальными и менеджерскими способностями реформаторов и разнообразием и сложностью стоящих перед ними задач, наконец, между готовыми рецептами реформ, предлагаемыми международными кредитными организациями (МФВ, Мировой банк и др.), и культурными особенностями страны, часто делающими эти рецепты в лучшем случае не слишком приемлемыми2.

В начале 1994 г. группой украинских экономистов и финансистов при участии экспертов Всемирного банка и Международного валютного фонда был разработан первый план экономических реформ. Возникла реальная перспектива получения серьезных стабилизационных кредитов от международных организаций — в общем объеме около $ 5,5 млрд. Программа «Путем радикальных экономических реформ» была представлена президентом парламенту в октябре 1994 г. Это действительно был план быстрого и решительного реформирования экономики по сценарию «шоковой терапии», в котором достижение главной цели — создание основ рыночной экономики — обеспечивалось не только решительными структурными преобразованиями, но и значительными социальными издержками. Последнее, впрочем, не слишком рекламировалось, хотя и признавалось публично с обещаниями, что резкое падение уровня жизни будет недолгим.

Предлагалась отмена государственных заказов и контрактов, демонополизация, сокращение государственных дотаций и введение практики банкротств убыточных предприятий, введение частной собственности на землю и средства производства, масштабная либерализация импортно-экспортных операций. Предполагалась ценовая либерализация, за исключением цен на хлеб, коммунальные услуги и общественный транспорт (здесь речь шла о постепенном, контролируемом повышении цен). При этом предусматривались ограничения на рост заработной платы, что было связано с необходимостью сокращения дефицита бюджета и стабилизацией национальной валюты (в 1996 г. планировалось ввести гривну). Среди наиболее впечатляющих пунктов программы были конкретные предложения по осуществлению масштабной приватизации. Итогом программы должна была стать макроэкономическая стабилизация и переход к развитию. По прогнозам Мирового банка, реализация этой программы должна была привести к 6—7-процентному росту валового национального продукта уже в 1996 г.

Несколько неожиданно программа была одобрена парламентом — за нее проголосовала даже значительная часть коммунистов (правда, накануне «левые» фракции ввели мораторий на приватизацию). Неожиданная уступчивость «левых» (особенно социалистов) объяснялась как реальным пониманием необходимости реформ, так и боязнью потерять авторитет в глазах общества, ожидавшего изменений. К тому же принятие программы в целом означало утверждение отдельных законов, необходимых для ее реализации, парламентом. А это означало, что в любой момент ее можно затормозить или вообще пустить под откос. Дальнейшие события показали, что последовательное, неуклонное и быстрое проведение реформ «сверху» невозможно именно из-за необходимости реформаторских «верхов» лавировать между различными группами интереса (и не забывать о своих собственных), идти на политические компромиссы и даже отказываться от намеченного. За время пребывания J1. Кучмы у власти им и правительствами было разработано семь национальных экономических программ и стратегий — все они были выполнены лишь частично или не выполнены вовсе.

Общая идеология стартовой программы экономических реформ заключалась в быстром достижении макроэкономической стабилизации. Для этого нужно было создать широкую социальную базу рыночных реформ, и достижение данной цели планировалось через массовую приватизацию государственной собственности и создание слоя в миллионы частных собственников. Она же должна была в конечном итоге привести к переходу от директивной экономики к рыночной, в которой приватизированные предприятия действовали бы согласно законам рынка, а не административным предписаниям плановых органов. Реализация различных программ приватизации продолжалась в течение десяти лет — наиболее драматичным стала середина 1990-х годов, когда была развернута и программа сертификатной (ваучерной) приватизации — по замыслам ее инициаторов, она должна была создать в Украине класс собственников- акционеров, и это действительно случилось, только в состав этого класса не вошло большинство населения, которое стало объектом обмана и ограбления при полном попустительстве государства и соучастии государственной бюрократии (подробно о приватизации см. следующий раздел).

Чрезвычайно важной предпосылкой и одним из центральных элементов реформ были либерализация и одновременное упорядочение финансового рынка. В октябре 1994 г. была открыта Межбанковская валютная биржа и через полгода введен единый обменный валютный курс, который регулировался рынком и денежными интервенциями Национального банка. В конце 1994 — начале 1995 гг. были отменены государственные заказы для предприятий (последние получили право свободного выхода на рынок) и ликвидированы количественные ограничения экспорта и импорта (количество групп товаров, подлежавших квотированию и лицензированию, уменьшилось в десять раз). В 1995 г. налог с доходов предприятия (а в доходы вносили и зарплату) был заменен налогом на прибыль — это создало исходные условия для нормализации налоговой сферы.

В январе 1995 г. последовало еще одно важное, хотя и противоречивое с точки зрения результатов, новшество: президентским указом было разрешено создание финансово-промышленных групп (ФПГ) — холдингов, объединявших банки и промышленные предприятия в важнейших секторах экономики. По сути, речь шла о создании транснациональных промышленно-финансовых комплексов (в первую очередь, совместно с Россией), которые объединяли бы промышленные и финансовые ресурсы для восстановления и создания внутрипроизводственных связей. Как показали дальнейшие события, легальная поддержка ФПГ действительно создала благоприятные условия для формирования и легализации крупного капитала и в то же время стала солидным прикрытием для крупнейших олигархических кланов в их теневой деятельности.

Одновременно были отпущены цены, в том числе на энергоносители (здесь они сразу же поднялись до мирового уровня), при этом государство отказалось от сдерживания роста цен за исключением некоторых стратегически важных для экспорта-импорта видов продукции и наиболее социально опасных сфер (квартплата, цены на бытовую электроэнергию и газ, общественный транспорт). В то же время Национальный банк Украины перешел к очень жесткой финансовой политике: резкому ограничению кредитов (особенно тех, что обеспечивались простым печатанием денег) и дотаций (они касались в основном социальной сферы), ограничению эмиссий, связанных с социальными выплатами, замораживанию уровня зарплат. Это позволило быстро обуздать инфляцию — в 1996 г. она составила около 2,8 % в месяц, в 1997 г. — менее 1 %, однако одновременно вызвало крайнее недовольство в обществе: социальные издержки реформ как всегда пришлось оплачивать прежде всего простым гражданам — зарплаты и пенсии не выплачивались по полгода, экономия бюджетных средств в первую очередь ударила по образованию и здравоохранению.

В результате уже весной 1995 г. J1. Кучма заявил о необходимости отказа от чрезмерного увлечения монетаристскими методами и призвал к построению «социально ориентированной» рыночной экономики. В октябре того же года, явно уступая давлению директорского лобби и «левых», он провозгласил курс на создание «украинской модели» экономического развития, что, по сути, означало усиление регулятивных функций государства, усиление социальных программ, защиту внутреннего рынка, государственный контроль за ценами и усиление вертикали исполнительной (читай президентской) власти. Эти заявления вызвали переполох среди международных кредиторов (вплоть до намерений приостановить запланированные кредитные транши) и серьезные разногласия с реформаторами в правительстве.

В сентябре 1996 г. состоялось долгожданное событие — пользуясь уже упомянутым резким снижением инфляции и бюджетного дефицита, правительство и Национальный банк ввели национальную валюту — гривну. На месяц были заморожены цены, и к середине октября был завершен обмен карбованцев на гривны по курсу 1 к 100 ООО. Курс гривны к доллару — (1,8 к 1) оставался неизменным до осени 1998 г., когда под влиянием азиатского экономического кризиса и дефолта в России пришлось пойти на ее почти 60-процентную девальвацию. По общему признанию, денежная реформа не приобрела конфискационного характера и стала одним из наиболее успешных мероприятий в программе экономических преобразований.

Введение гривны, снижение инфляции, сокращение бюджетного дефицита и замедление темпов падения производства сигнализировали по крайней мере о частичной макроэкономической стабилизации. В то же время все более очевидной становилась необходимость углубления реформ. Во-первых, нарастали структурные проблемы: доля тяжелой промышленности и сельского хозяйства, ориентированных на экспорт, в валовом национальном продукте оставалась слишком высокой, тут доминировали естественные монополии, в то время как удельный вес сферы услуг и легкой промышленности, ориентированных на внутренний рынок, оставался слишком низким (если не считать того, что эти сферы находили себе пристанище в теневой экономике и поэтому неадекватно освещались в официальной статистике). Сам внутренний рынок был катастрофически узким из-за низких доходов населения и слабой инфраструктуры.

Во-вторых, все более обострялись проблемы непомерных государственных расходов, чрезмерной регулятивной роли государства и убийственной для экономики налоговой политики, которая, с одной стороны, создавала крайне неблагоприятные условия для развития производительной сферы, а с другой — допускала бесчисленные налоговые льготы, исключения и привилегии.

В-третьих, жесткие монетарные меры вызвали вполне ожидаемое противодействие в виде «виртуальной экономики»: речь идет о неэквивалентных бартерных сделках, взаимозачетах долгов и выбиваемых под «почти обанкротившиеся» предприятия государственных субсидиях.

К примеру, предприятиям было выгодно официально считаться убыточными или нерентабельными (не приносящими прибыли) и одновременно уводить свою продукцию в сферу бартера и взаимозачетов, которые было очень сложно контролировать, а тем более облагать налогами. При этом такое предприятие вполне официально претендовало на энергоносители и материально-техническое обеспечение по льготным, нерыночным ценам. «Ласковое теля от двух маток сосет» — говорит украинская пословица — она была вполне применима к сотням, если не к тысячам предприятий, числившихся среди убыточных и при этом получавших доходы в теневом рыночном секторе и субсидии — в государственном. Это вело не только к расцвету криминальной, по сути, экономики и втягиванию в нее все большего количества предприятий, но и к колоссальному кризису неплатежей, который государство пыталось преодолеть преимущественно административными методами5. Кризис неплатежей и уход от налогов, в свою очередь, вели к сокращению налоговых поступлений в бюджет, а это приводило ко все тем же многомесячным невыплатам заработной платы бюджетникам и сужению внутреннего рынка. Разумеется, такая виртуальная экономика требовала «взаимопонимания» между бизнесом, фискальными органами и властью и способствовала формированию мощных и разветвленных коррупционных схем, пронизывающих государство сверху донизу.

В конце 1996 г. группа экономистов во главе с вице-премьер- министром В. Пинзеныком подготовила программу углубленных реформ под названием «Экономический рост 1997», предусматривавшую преодоление нарастающего кризиса неплатежей за счет радикальной реформы налогообложения и бюджетной политики — снижения размера налогов и расширения налоговой базы, ликвидации налоговых льгот и привилегий, ограничения бюджетных расходов, жесткого регулирования энергетических монополий (последние оставались богатейшим источником взимания ренты).

Программа, представленная премьер-министром Павлом Лазаренко, была удивительно быстро утверждена парламентом, однако далее, уже по привычному сценарию, она была провалена в ее главной составляющей — налоговой реформе. Из семи законов, предложенных для реформы, было принято только два. Остальные отправили «на доработку». Одновременно была организована бюджетная эпопея (бюджет 1997 г. был принят только в середине этого же года). Практически программа В. Пинзеныка была последней серьезной законодательной попыткой довести до конца хотя бы критически важную часть программы реформ 1994 г. Не имея реальной поддержки ни со стороны главы правительства П. Лазаренко, занятого личным обогащением, впоследствии вылившимся в коррупционный скандал международного масштаба, ни со стороны президента, В. Пинзенык ушел в отставку. С ним ушли и надежды на продолжение курса реформ.

Пауза в реформах, возникшая в начале 1997 г., затянулась почти на три года. В 1998 г. Украине пришлось справляться с последствиями мирового экономического кризиса, дефолта в России и парламентских выборов, которые всегда сопровождались насилием над экономикой в угоду политической демагогии. В 1998 г. Л. Кучма в преддверии уже президентских выборов обратился к новоизбранному парламенту с концепцией и стратегией экономического роста на 1999–2005 гг. — она предусматривала усиление вмешательства государства в экономику и, по идее, должна была способствовать временному миру с Верховной Радой. В июле 1999 г. он издал один из самых судьбоносных указов, упростивших систему учета, налогообложения и отчетности субъектов малого предпринимательства, создавший в перспективе благоприятные условия для малого бизнеса (указ начал действовать в полную силу только в 2000 г.).

В начале 1999 г. Л. Кучма выступил с новой программой «Украина 2000» — она содержала довольно объемные социальные обещания, вполне объяснимые накануне президентских выборов. Тем временем международные кредиторы остановили выплату кредитов, которыми Украина преимущественно расплачивалась за долги с Россией и финансировала внутренний долг.

Ситуация требовала перехода от программ и деклараций к практическим делам. В декабре 1999 г., после избрания на второй срок, Л. Кучма издал поистине эпохальный для страны указ — «О немедленных мерах по ускорению реформирования аграрного сектора экономики». По сути, речь шла о полной ликвидации колхозносовхозной системы. В отличие от многих других, «аграрный» указ был не просто издан, а довольно энергично проведен в жизнь правительством В. Ющенко.

Раздел колхозных и совхозных земель на паи и переход этих паев в руки крестьян, тянувшийся с 1996 г., значительно ускорился. К апрелю 2000 г. были ликвидированы колхозы, совхозы, как действующие, так и спрятавшиеся под вывеской КСП. К январю 2001 г. 6,5 млн крестьян стали владельцами паевых сертификатов, дающих им право собственности на часть бывших колхозных и совхозных земель общей площадью 26,5 млн га. К этому же времени была завершена приватизация мелких земельных наделов (подсобных и приусадебных хозяйств), владельцами которых стали 11,5 млн жителей Украины. Около 400 тыс. крестьян изъяли свои земельные паи в натуральном выражении (то есть землей), 74 % из них объединили полученные земли со своими личными приусадебными участками, заложив основу для мелких фермерских хозяйств. В 2000–2001 гг. навсегда ушли в историю колхозы и совхозы — на их месте возникло 14,7 тыс. новых хозяйств — хозяйственные товарищества (46 %), сельскохозяйственные кооперативы (23 %), частные предприятия (20 %). Государство утратило монополию на землю сельскохозяйственного назначения — в собственность новых хозяйств перешло 70,5 % угодий. Изменения в структуре собственности сопровождались мерами экономического стимулирования: государство списало долг в 7 млрд долларов, накопленный сельскохозяйственными предприятиями за предыдущие годы. Изменилась структура кредитования: вместо раздаваемых ранее льготных кредитов была открыта программа субсидирования под проценты через коммерческие банки, позволившая не только инвестировать деньги лишь в необходимые производства, но и повысившая ответственность за их использование (показатели возврата кредитов составляли невиданные доселе 90 %).

Получение крестьянами прав на землю и реальное наполнение этих прав открыли дорогу арендным отношениям — однако именно здесь проявились первые противоречия земельной реформы. Из 6,5 млн владельцев паевых сертификатов почти 5,6 млн предпочли передать их в аренду, причем 85 % договоров аренды были составлены с хозяйствами, из земель которых они получили паи7. Формально это выглядело замечательно: крестьяне отдают землю в аренду крупному собственнику, не происходит дробления земель, что создает технически хорошие условия для их обработки и управления производством.

На практике все было не так привлекательно. Сельскохозяйственные предприятия «нового типа» удивительным образом напоминали прежние совхозы и колхозы — 15 тыс. новых структур, созданных на базе КСП (в свою очередь возникших во второй половине 1990-х на базе совхозов и колхозов), во многих случаях сохранили прежние управленческие иерархии, которые представляли собой высшую и часто единственную реальную власть на селе. Их верхушка, бывшие председатели колхозов и директора совхозов, подчиненные им местные управленческие структуры были не только фактическими реальными распорядителями и собственниками унаследованного КСП имущества, но также имели устоявшиеся связи и влияние в районных и областных структурах власти. Учитывая общую атмосферу произвола бюрократии и новой буржуазии, особенно ощутимую в селе, и унаследованную от советских времен традицию всевластия начальства и бесправия крестьян, нетрудно предположить, что массовое превращение собственников наделов в арендодателей сопровождалось не менее массовым принуждением и обманом. «Арендные отношения» нередко превращались в прямой произвол арендатора: несвоевременная плата за землю или внесение ее в натуральной, а не денежной форме можно считать наиболее мягкими проявлениями этой ситуации.

Такие «местные особенности», сложная социальная ситуация на селе и общий уровень «послеколхозного» бесправия, деморализации и правовой беспомощности крестьян привели к тому, что землю фактически стали отчуждать не только через аренду, но и путем скупки, причем за бесценок. Еще во второй половине 1990-х земельные паи скупались частными фирмами по 100–200 гривен за гектар (при средней номинальной стоимости 8,7 тыс. гривен) — от желающих продать право на свой пай не было отбоя, особенно среди пенсионеров, составлявших около половины держателей паев. В 2000–2001 гг. этот процесс ускорился: по официальным данным, было продано паев на общую площадь около 1,1 млн га по цене от 500 до 16,5 тыс. гривен за пай (при его номинальной средней стоимости 30 тыс. гривен). Использовался и другой способ «сравнительно честного» изъятия земли у собственника — паевой сертификат можно было использовать как взнос в уставной фонд сельскохозяйственного предприятия, товарищества, кооператива и т. п. Степень «добровольности» такого взноса напрямую зависела от способностей руководства создаваемого предприятия «уговорить» пайщика…

Темпы отчуждения крестьянской земли достигли такого размаха, что в январе 2001 г. Верховная Рада приняла закон, по которому была запрещена любая форма отчуждения земельных паев, кроме передачи в наследство. В том же году президентским указом был установлен обязательный размер арендной платы — не менее 1 % стоимости земельного участка. В октябре 2001 г. был принят Земельный кодекс, который стал правовой базой для отношений собственности на землю, однако реализация его положений на практике до сих пор остается делом будущего. В октябре 2004 г. по инициативе «Нашей Украины», БЮТ и СПУ Верховная Рада продолжила мораторий на продажу земли до 1 января 2008 г. Через год, уже после «оранжевой революции», был издан указ президента об исполнении государственных законов в сфере земельных отношений, во время исполнения которого только за первые пять месяцев 2006 г. было открыто 215 уголовных дел и опротестовано более тысячи актов об отчуждении земельных участков, к ответственности было привлечено 990 чиновников — и это было только начало, затронувшее верхушку айсберга (об окончании ничего не известно).

Как и в промышленности, приватизация в сельском хозяйстве действительно привела к созданию основ рыночных отношений, однако здесь она также происходила по принципу ускоренной концентрации собственности в руках «новой буржуазии» и новых крупных землевладельцев, которые в большинстве своем выросли из общественных групп, в свое время отрицавших само право частной собственности на существование, — главными «прихватизаторами» стали представители колхозно-совхозной верхушки. Важные экономические преобразования уже по традиции осуществлялись в значительной степени за счет населения и сопровождались колоссальными и еще не осознанными социальными издержками.

Впрочем, и в таком виде изменения привели к важным экономическим сдвигам: повысилась эффективность в распределении ресурсов, возросла производительность труда, снизились затраты на производство. Общий объем сельскохозяйственной продукции за 2000–2002 гг. возрос на 22,5 %. Это дало толчок развитию пищевой промышленности: отечественный производитель практически вытеснил с рынка продукцию иностранного производства — в 2004 г. на него приходилось 95 % продаж на внутреннем рынке. При этом сельское хозяйство по-прежнему оставалось технически отсталым и слабо организованным. Потребности страны в производстве сельскохозяйственной продукции обеспечивали 25 % трудоспособного населения (в странах ЕС — 5 %, в США — 3 %). По производству зерна на душу населения Украина отстает не только от передовых пост-индустриальных стран, но и от бывших партнеров по «социалистическому лагерю» — Болгарии, Польши, Румынии, Венгрии. На рубеже 1990-х — 2000-х Украина из экспортера сахара превратилась в импортера.

В периодических попытках реализации экономических реформ «прорывным» стало решение Л. Кучмы о назначении премьер- министром В. Ющенко — тот получил карт-бланш на энергичные структурные реформы и на самостоятельный подбор ключевых кадров в правительстве. В. Ющенко стал премьером, когда уже наметились первые тенденции экономической стабилизации, в частности в промышленности. Чрезвычайно важной задачей было не дать этим тенденциям угаснуть. Первые, и самые радикальные изменения коснулись именно той сферы, которая была главным источником экономических злоупотреблений — энергетики. Вице-премьер Ю. Тимошенко, пришедшая в политику на больших деньгах, полученных от операций именно в этой сфере, как никто знала схемы, позволяющие получать сверхприбыли в посреднических операциях с газом, нефтью и электроэнергией, основанных на бартере и выведении «живых денег» за пределы досягаемости фискальных органов.

О ситуации в энергетическом секторе можно судить даже по таким фрагментарным данным: к началу 2000 г. собственниками областных энергетических кампаний («облэнерго»), которые осуществляли операции по поставкам электроэнергии, выступали 80 частных фирм неукраинского происхождения. Большинство из них зимой 1999/2000 г. отказались заключать договора про поставки электроэнергии с государственной компанией «Укрэнерго». Что касается нефтегазового рынка, то здесь, по данным главы Государственной налоговой администрации Николая Азарова, только в 2000 г. прогнозировался вывод в оффшорные зоны, от есть за пределы налогообложения и финансирования государственного бюджета, около 4,5 млрд грн. (около $ 900 млн). По данным Службы безопасности Украины, в газовом секторе общий финансовый объем незаконного реэкспорта газа на начало 2000 г. составлял около $ 100 млн.

Именно здесь Ю. Тимошенко нанесла болезненный удар по самым прибыльным схемам: были максимально сокращены взаимозачеты и бартер, а многолетних должников, получавших сверхдоходы, заставили платить деньги в бюджет. В результате по всем отраслям промышленности произошло снижение удельного веса бартерных расчетов — с 34,6 % в июне 1999 г. до 19,2 % в июне 2000 г.12 Денежные выплаты за газ в 2000–2001 гг. возросли с 49,2 % до 87,1 % и за электроэнергию — с 58,1 % до 75,5 %, что в свою очередь не только способствовало оздоровлению экономики, но и увеличению доходной части бюджета/соответственно, это позволило увеличить социальные выплаты и сократить задолженности по зарплатам.

В 2000 г. наконец-то начал действовать в полную силу указ об упрощенной системе налогообложения для малого бизнеса и частных предпринимателей — физических лиц. К 2002 г. в сфере малого предпринимательства было зарегистрировано около 23 % занятого населения — цифра впечатляющая, однако следует знать, что удельный вес частных предпринимателей, одновременно работающих и в бюджетных организациях, и на больших предприятиях, неизвестен. В любом случае оживление малого и среднего бизнеса означало, помимо прочего, стабильные налоговые поступления в бюджет и развитие динамичных форм хозяйственной деятельности. В 2003 г. уже при правительстве В. Януковича состоялось еще одно важное налоговое нововведение: был установлен 13-процентный подоходный налог — один из самых низких в Европе. Правда, при этом сохранилась целая гроздь социальных налогов, значительно отягощающая бюджеты работодателей и в то же время не гарантирующая автоматического пополнения кошельков социально незащищенных групп населения.

Серия действий правительства, направленных на ликвидацию бюрократических ограничений (при В. Ющенко было отменено не менее 150 регулятивных и ограничительных актов, ограничивавших нормальное развитие бизнеса), уменьшение и упорядочение субсидий и льгот (было отменено более 250 постановлений, предоставлявших льготы предприятиям), введение жесткой платежной дисциплины, установила более стабильные правила игры для крупного бизнеса. Были сделаны и первые шаги по рационализации работы центральных государственных учреждений и ведомств. При поддержке западных консультантов были частично реорганизованы некоторые ключевые центральные министерства и ведомства (экономики и финансов, например), Государственная налоговая администрация.

В начале 2000-х годов стал изменяться характер деятельности финансово-промышленных групп, в частности выход из тени отдельных секторов их деятельности. Благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура, связанная с повышенным спросом на продукцию сталелитейной и химической промышленности за пределами Украины, ослабление курса гривны и меры правительства В. Януковича, направленные на приоритетное развитие экспортных отраслей (именно тех, где доминировали ФПГ, поставившие В. Януковича во главе правительства), способствовали бурному росту экспорта и развитию тех производств, которые раньше обеспечивались импортом. Как следствие, наблюдались невиданные в 1990-е годы финансовые поступления в промышленность: благодаря изменениям в налоговой политике и ее упорядочению стало выгодно вкладывать в дальнейшее развитие производства и обновление его материально-технической базы и реструктуризацию.

Возникший в этих условиях рост внутреннего спроса на товары и деньги способствовал оживлению кредитной банковской активности. Сложившиеся к этому времени ФПГ представляли собой готовые структуры, хорошо приспособленные к тому, чтобы в своих рамках соединить финансы и производство, причем на транснациональном уровне, и при этом действовать уже по рыночным законам (в основном на внешних рынках). В отличие от 1990-х годов, ФПГ вышли за пределы отдельных отраслей и диверсифицировали свой бизнес, что свидетельствовало о стремлении к получению прибыли рыночными методами, а не рентой, возможности которой постепенно сужались как вследствие объективных экономических причин, так и благодаря решительным действиям правительства.

Нарастание рыночных тенденций в деятельности крупного капитала, представленного ФПГ, имело «национальную специфику» связанную с необходимостью поддержки «неформальных отношений» с властью, которая выливалась в слияние власти и крупного бизнеса. Практически все крупные ФПГ, возникшие во второй половине 1990-х годов, возникали сначала в теснейшем контакте с местной властью, а затем переходили к освоению теневых лоббистских возможностей в центре.

Кроме того, стремительное обогащение верхов отдельных ФПГ базировалось не только на благоприятной внешней экономической конъюнктуре, но и на возможности получать сверхприбыли на разнице внутренних и внешних цен — например, себестоимость продукции сталелитейной промышленности, производимой в Украине, была низкой как благодаря чрезвычайно дешевой высококвалифицированной рабочей силе, так и за счет фантастически дешевого сырья, тем более что угольная и рудная промышленность постоянно получали прямые дотации от государства. Производя металл или трубы по украинским ценам, их продавали на внешних рынках по ценам мировом или чуть ниже мировых (что вызвало антидемпинговые расследования против Украины, но не повлияло на получение сверхприбылей). В ходе «большой приватизации» крупнейшим ФПГ удалось построить наиболее доходные производства на системе замкнутых циклов, гарантировавшей стабильное обеспечение дешевым сырьем и своеобразный «внутренний бартер».

Здесь же стоит упомянуть и о том, что сверхприбыли обеспечивались и своего рода непрямой рентой — в Украине было создано 11 «специальных экономических зон» и 72 «территории приоритетного развития» — под предлогом оздоровления экономически депрессивных регионов в этих «зонах» и «территориях» был установлен льготный режим налогообложения и бюджетного финансирования, некоторые из них превратились в настоящий рай для любителей погреть руки на ренте (это не исключает того факта, что в упомянутых зонах и территориях присутствовал честный бизнес).

Наличие косвенной ренты в виде налоговых льгот обеспечивало сверхприбыли крупному капиталу и связанной с ним государственной бюрократии и ослабляло государство. Например, благодаря налоговым льготам (распространявшимся прежде всего на крупные предприятия) в 2003 г. государственный и местные бюджеты недополучили 71,3 млрд грн (около $ 14 млрд). Более того, общий объем задолженности перед бюджетом в 2003 г. в 2,3 раза превысил объем ВВП…

В начале 2000-х годов экономическая мощь крупного капитала достигла такого уровня, что центральная власть в свою очередь попала в своего рода опосредованную зависимость от крупных ФПГ и вынуждена была балансировать между ними, регулируя доступ к приватизации крупных промышленных объектов, энергорынку, обеспечивая налоговые льготы и выступая «третейским судьей» в конфликтах между ними. В начале 2000-х ФПГ из традиционных областей деятельности (металлургия, энергетика, химическая промышленность, машиностроение) стали расширять присутствие в сельском хозяйстве, пищевой промышленности, сфере информационных технологий и коммуникаций.

При всей позитивной роли, которую сыграли ФПГ в экономическом оживлении начала 2000-х годов, нельзя не заметить, что их монопольное положение в ряде важнейших отраслей украинской экономики, слияние с властью и возможности сильнейшего давления на все ее ветви — исполнительную, законодательную и судебную — вплоть до сращивания с ними, не говоря уже об использовании этого слияния для получения ренты, усложняли возможности для честной конкуренции, иностранных инвестиций, создавали благоприятные условия для коррупции и решения проблем «в узком кругу посвященных». В 2002 г. удельный вес монополизированных секторов экономики составлял 40 % валового внутреннего продукта. К тому же крупный бизнес, организованный как система скрытых монополий, оказался зависимым от внешних факторов — когда спрос на продукцию украинского промышленного экспорта в середине 2000-х годов стал падать, это немедленно сказалось на экономических макропоказателях Украины.

Все же экономический рост первой половины 2000-х хотя и был компенсационным, то есть восполняющим последствия десятилетнего падения, но впечатлял именно на фоне угнетающего упадка и депрессии 1990-х. Достаточно сказать, что за 2000–2004 гг. совокупный рост валового внутреннего продукта, по официальным данным, составил 42 % (разумеется, без учета «теневого сектора», размеры которого мало изменились и равнялись почти половине валового внутреннего продукта).

Изменения, произошедшие в экономической сфере в начале 2000-х годов, стали необходимым, но явно недостаточным условием для устойчивого экономического роста, связанного прежде всего с развитием внутренних стимулов. Экономика не достигла того уровня развития, который позволил бы компенсировать утраты от колебаний внешней экономической и внутренней политической конъюнктуры — это наглядно продемонстрировал резкий спад в темпах роста, случившийся в 2005 г., (в 2005 г. прирост ВВП составил 2,7 % по сравнению с предыдущим годом). Это было результатом как активного воздействия политики на экономику (затянувшиеся выборы 2004 г., колоссальные социальные выплаты уходящего правительства В. Януковича, популистские действия правительства Ю. Тимошенко, пришедшего ему на смену), так и следствием резкого мирового повышения цен на энергоносители, по причинам от Украины независящим.

Все более очевидными становились структурные проблемы. Экономический подъем происходил прежде всего за счет отраслей, ориентированных на экспорт сырья и полуфабрикатов, энергоемкой готовой продукции (металлургия, химическая промышленность) и в то же время зависящих от импорта энергоносителей (дешевизна которых обеспечивалась теневыми схемами, прикрываемыми государственной бюрократией). Высокотехнологическое производство, как и прежде, осталось за бортом и государственных приоритетов, и частных инвесторов, заинтересованных прежде всего в получении быстрой прибыли. Имея колоссальный интеллектуальный потенциал, Украина экспортировала продукцию «вчерашнего дня», требующую, к тому же, огромных инвестиций в технологическое обновление и чрезвычайно энергозатратную.

Подводя итоги экономических преобразований середины 1990-х — начала 2000-х гг., можно отметить несоответствие между впечатляющим масштабом и глубиной запланированных преобразований и непоследовательностью в их реализации. Эта непоследовательность была спровоцирована непрестанной борьбой как между ветвями власти, так и между группами интереса, она была в общем-то неизбежной в обществе с переходной политической и экономической системой. К этому добавилась неспособность государственных структур к формированию и последовательной системной реализации экономических стратегий, постоянная необходимость решать узкие тактические задачи, в общем — заниматься «хозяйствованием», а не экономической политикой.

В таких условиях чрезвычайно важной была позиция первого лица в государстве, его способность добиваться выполнения поставленных целей и мобилизовать поддержку. Л. Кучма был способен, когда хотел этого, последовательно и упорно добиваться реформ в экономике. Стоит обратить внимание на то, что прорывные моменты в экономической реформе (1994–1996, 2000–2001) связаны также с присутствием в исполнительной власти групп энергичных реформаторов, способных на решительные и продуманные действия. Присутствие в команде Л. Кучмы таких знаковых фигур, как Виктор Ющенко, Юлия Тимошенко, Роман Шпек, Игорь Митю ков, Виктор Пинзенык, Юрий Ехануров, вместе со способностью (и желанием) президента удерживать и поддерживать их во власти были одной из важнейших предпосылок успешности экономических преобразований.

В то же время нельзя не заметить, что изменения на макроэкономическом уровне, свидетельствующие о появлении рыночной экономики, не столько ослабили, сколько изменили качество вмешательства государства в экономику и рыночные отношения. Наиболее показательным является сохранение «экономики рантье» — однако уже в новом обличье. До начала экономических реформ главными источниками ренты был доступ к дешевым кредитам, государственным субсидиям и дотациям, контроль над государственными предприятиями. Государство и государственная собственность были непосредственными источниками дохода рантье. К концу 1990-х годов, когда доминирующая форма собственности изменилась, государство превратилось в источник доступа к распределению энергоресурсов, рынкам, налоговым и регулятивным льготам, то есть его роль стала,'щ одной стороны, более опосредованной, с другой — еще больше возросла. Возник своеобразный вариант государственного капитализма, где элементы свободного рынка сочетались с исключительно тесным взаимодействием его участников с государственными бюрократическими структурами, которые не только регулировали этот рынок, но и выступали его опосредованными участниками.

Доступ к «нормальным» экономическим условиям и схемам был опосредован доступом к власти — эта схема воспроизводилась на всех уровнях — от столицы до сельских районов. «Нормальность» условий ведения бизнеса — причем любого, от самого крупного до мельчайшего — зависела от отношений с представителями власти. В этом отношении олигарх, зависящий от президента или его окружения, и мелкий уличный торговец, зависящий от стоящего неподалеку милиционера, были равны.

В результате возникли серьезные деформации и в самой структуре власти, и в политической организации общества — при расширении формальных атрибутов демократии (партии, общественные организации, возрастание роли представительной власти, расширение информационного пространства) усиливалась тенденция к сосредоточению экономической и политической власти в руках малого количества людей — олигархии, сопровождавшаяся расширением параллельной экономики, построенной на коррупции и системе отношений «патрон — клиентела». Такой вариант был до некоторой степени эффективным в период «дикого капитализма» и развала привычных структур управления, власти и хозяйствования, однако он превратился в главный тормоз развития при переходе к более цивилизованным формам рынка, на который Украина была просто обречена в эпоху глобализации.

 

Большой передел: приватизация и «прихватизация»

Начало процессов приватизации, как уже упоминалось, было не слишком впечатляющим. С одной стороны, полностью отсутствовали опыт в этой области, инфраструктура, кадры. В 1992–1993 гг. разрабатывались модели приватизации, просчитывался экономический эффект, создавались ее законодательные основы. С другой — отсутствовали общественные предпосылки: по социологическим опросам в 1994 г., 38,4 % респондентов негативно относились к приватизации крупных предприятий, а 34,2 % не знали, что ответить. В парламенте консолидировалась мощная оппозиция приватизации, в которой слились идеологические противники приватизации и те, кто тормозил ее, исходя из соображений личной выгоды (рантье). В 1992–1993 гг. было приватизировано всего около 3,5 тыс. предприятий.

Начало реальной приватизации было положено усилиями реформаторов периода первого президентства Леонида Кучмы. Осенью 1994 г. была обнародована программа приватизации на 1995 г., согласно которой планировалось передать в частную собственность 8 тыс. средних и крупных и около 20 тыс. мелких предприятий. Однако уже в декабре 1994 г. парламент под диктовку «левых» фракций утвердил список 6 тыс. крупных и средних предприятий, не подлежащих приватизации, а в конце 1995 г. добавил к нему еще 2,4 тыс. Таким образом, фактически за пределы программы «большой приватизации» было выведено больше половины объектов оборонной промышленности, энергетики, транспорта, пищевой и обрабатывающей промышленности, телекоммуникаций.

Торможение приватизации «левыми» фракциями было вызвано отнюдь не радением об интересах государства и его граждан. Почти половина всех государственных предприятий к 1994 г. пребывала в «аренде» с правом последующего выкупа — они не подлежали приватизации, однако фактически находились в собственности их руководства, непосредственно присутствовавшего в парламенте или имевшего там своих лоббистов. До реформ 1995–1996 гг., а в немалой степени и до начала 2000-х, государственные предприятия оставались прекрасным средством получения дотаций и субсидий, львиная доля которых также присваивалась их руководством. Приватизацию тормозил и парламентский мораторий, действовавший до мая 1995 г., и намеренное затягивание принятия целого пакета законов о приватизации (в результате она регулировалась фактически президентскими указами).

Тем не менее реформаторам в правительстве удалось разработать и внедрить целый комплекс мер, позволяющих активизировать и упорядочить приватизацию: была разработана стандартная, обязательная для всех процедура оценки и продажи предприятий с четко установленными сроками (для малых предприятий устанавливалась упрощенная процедура), подготовлена и запущена программа сертификатной приватизации, создана сеть из более чем тысячи приватизационных аукционов и более чем полутысячи представительств Фонда государственного имущества (ФГМ) отвечавшего за техническую реализацию приватизационных мер. Была разработана программа сертификатной приватизации, в идеале позволявшая при отсутствии денежных средств у населения вовлечь его в приватизационные процессы и таким образом распределить часть государственной собственности в его пользу. В значительной степени приватизационная активность стимулировалась международными финансовыми институтами (МФВ, Мировой банк).

Впрочем, создание юридических и организационных предпосылок не означало их немедленную реализацию на практике. План приватизации 1995 г. не был выполнен (как впоследствии не выполнялись и все другие программы и планы приватизации). В частную собственность перешло 1,8 тыс. предприятий из запланированных почти 8 тыс. Больше чем в половине «приватизированных» крупных и средних предприятий доля государства составляла более 50 % (то есть они, по сути, оставались государственными). В целом программа приватизации на 1995 г. была выполнена на 28,4 %, при этом она гораздо быстрее шла в строительстве, торговле и сфере общественного питания (то есть там, где прибыль напрямую была связана с быстрым оборотом средств).

К сопротивлению в центре добавилось сопротивление на местах — местные органы власти, ведомства или препятствовали приватизации, или имитировали ее по уже упомянутым причинам, или осуществляли ее методами, крайне далеким от честной конкуренции. Поскольку в регионах переход предприятий в частные руки происходил через систему разрешений местной власти, бюрократия не могла не воспользоваться этим шансом для собственного обогащения.

Широко использовался и метод симулятивной приватизации. Часть предприятий, особенно крупных, становилась собственностью «трудовых коллективов», то есть де-факто переходила в руки руководства этих предприятий — так называемая «коллективная собственность» стала фиговым листочком, использовавшимся для прикрытия реальной сути происходящего: установления полного контроля за финансовыми потоками со стороны руководства предприятий при формальном отсутствии у них права собственности. Более того, это право собственности со временем могло наступить — нередко такие предприятия объявлялись их руководством нерентабельными (и даже намеренно доводились до такого состояния), их активы обесценивались, а затем скупались теми же руководителями или их структурами. По мнению аналитиков, теневая приватизация такого рода применялась практически на всех крупных предприятиях Украины. В 1997 г. приватизация через аренду с выкупом была остановлена, однако к этому времени практически все, что можно было присвоить таким способом, уже было присвоено.

Особую проблему представляла приватизация в сельскохозяйственном секторе (предприятия сельского хозяйства составляли более половины из тех, что были запланированы к приватизации) — помимо того, что идея приватизации земли вызывала жесткое противостояние «левых», сама собственность сельскохозяйственных предприятий (колхозов и совхозов, перерабатывающих предприятий) с огромным трудом переходила в частные руки отдельных собственников, фермеров (в конце 1995 г. фермерские хозяйства обрабатывали 1,5 % угодий). В сельском хозяйстве «прихватиза- ция» осуществлялась через создание так называемых «коллективных сельскохозяйственных предприятий» (КСП) — чаще всего под их прикрытием новоявленные «лэнд-лорды» присваивали имущество колхозов, совхозов и сельскохозяйственных предприятий — так же, как и в промышленности, здесь процветала «аренда с выкупом». Из 3,7 тыс. сельскохозяйственных предприятий, запланированных к приватизации в 1995 г., в частную собственность (преимущественно в собственность КСП) перешло чуть больше половины — значительная часть новых владельцев еще предпочитала снимать сливки под привычной колхозно-совхозной вывеской за счет государственных дотаций, «продавливаемых» их лобби через парламент.

Торможение приватизации как в центре, так и на местах имело смысл в двух главных случаях — когда «арендуемые» предприятия, номинально оставаясь государственными, практически были собственностью их руководства, или когда их еще можно было использовать для выкачивания из государства дотаций, субсидий и дешевых кредитов (сочетание этих двух вариантов также не исключается). При первом варианте методы обогащения реальных владельцев были более разнообразны — от бесчисленных субаренд до примитивной распродажи имущества и оборудования, невыплаты зарплат и т. п. Второй предполагал более примитивные схемы, но требовал более крепкого прикрытия и связей «наверху». Оба варианта провоцировали возникновение разветвленных коррупционных схем, в которые втягивались государственные чиновники, правоохранительные органы и сами приватизационные органы.

Учитывая колоссальный правовой вакуум в этой сфере, искусственно созданный противодействием новых раньте и части «левых», возникала ситуация практической безнаказанности для тех, кто присваивал себе колоссальные средства, паразитируя на государственной собственности. При этом чем значительнее были масштабы злоупотреблений, тем сложнее было найти и наказать виновных, если такое желание и возникало (а это происходило лишь в двух случаях — при нежелании делиться или при попытке играть в самостоятельные политические игры). С другой стороны, можно предположить, что взимание ренты позволяло наиболее дальновидным рантье аккумулировать средства для денежной приватизации — однако это предположение нуждается в специальном исследовании.

Благодаря многочисленным «дырам» в законодательстве создавались и благоприятные условия для злоупотреблений в самом процессе приватизации. Одним из наиболее распространенных способов «прихватизации» было занижение реальной стоимости приватизируемых объектов и сговор с целью их покупки. В Киеве, например, объявленная балансовая стоимость недвижимости в 1994 г. доходила всего до $ 2 за метр. Возникали ситуации, когда объекты приватизировались по цене, в десятки и сотни раз уступавшей их реальной стоимости. Это позволяло скупать приватизируемые объекты за бесценок.

Нередко использовался метод фальшивого банкротства. Руководители предприятий, контролируя их финансы, начинали дело о банкротстве, после чего предприятие подлежало «санации» и последующей продаже за бесценок. При этом инициатором банкротства был кредитор, в роли которого выступала структура, созданная самими же руководителями предприятий, а покупателями «обанкротившегося» предприятия — структура, созданная теми же руководителями или их доверенными лицами. Весьма симптоматично, что всплеск дел о банкротстве предприятий в 1990-е годы совпадает со всплеском приватизации: если в 1993 г. в арбитражных судах находилось 38 исков о банкротстве, а в 1994 г. — 194, то уже в 1995 г. — 2 тыс., в 1996 г. — 2,8 тыс., а в 1997 г. — 6,7 тыс. Разумеется, нельзя утверждать, что все эти дела относились именно к специфической форме приватизации, однако можно предположить, что это имело место и не как одиночные случаи, а как распространенная практика.

Многочисленные факты «дешевых распродаж» государственного имущества послужили прекрасным поводом для контрмер со стороны противников приватизации — упоминавшийся мораторий, в частности, был введен именно под предлогом неконтролируемого разбазаривания и неравномерного распределения государственной собственности при переходе в частные руки — и довод этот был неопровержимым.

В 1995 г. началась массовая сертификатная приватизация. Ее идеология заключалась в равномерном распределении государственной собственности в руках новых, частных собственников, которыми, собственно, должны были стать все граждане страны. Если ранее участие в приватизации обеспечивалось открытием депозитных приватизационных счетов в Сберегательном банке Украины, то теперь было принято решение о переходе к «бумажной» приватизации. Было изготовлено около 50 млн имущественных приватизационных сертификатов. Согласно правительственному плану, конечной датой получения приватизационных сертификатов должен был стать июнь 1996 г. В средствах массовой информации развернулась масштабная просветительная кампания — с целью пояснить суть и механизм сертификатной (ваучерной) приватизации.

Население, пассивно наблюдавшее за интенсивным процессом присвоения государственной собственности, скептически отнеслось к предложению стать собственниками с помощью сертификатов. Процесс их получения проходил медленно, поэтому пришлось перенести заключительную дату их выдачи на январь 1997 г. В дополнение к именным приватизационным сертификатам с середины 1996 г. стали выдаваться компенсационные сертификаты — в счет денежных сбережений населения, «сгоревших» в Сберегательном банке СССР зимой 1992 г. В отличие от ваучерных сертификатов их можно было продавать. К концу 1996 г. было выдано около 80 % приватизационных сертификатов. 5,3 млн украинцев вообще не обратились за ними, и 2,5 млн их не использовали.

Сертификатная (ваучерная) приватизация, по сути, не достигла декларированной цели — миллионы украинцев не превратились в «акционеров» приватизированных предприятий. Цена ваучера на черном рынке (легально продавать сертификаты запрещалось) была смехотворной — она никогда не превышала $ 10, а чаще всего составляла около $ 2. Сертификаты в массовом масштабе скупались финансовыми посредниками, которые, формально беря на себя обязательства по «управлению» сертификатами, на самом деле осуществляли многоступенчатые махинации, в результате которых собственниками приватизируемы предприятий становился кто угодно, но не держатель сертификата. О «цене вопроса» говорит тот факт, что к 2001 г. за сертификаты было продано 47 % собственности крупных и средних предприятий.

Сертификатная («ваучерная») приватизация вылилась в дальнейшую «прихватизацию», которая вела к масштабным нарушением прав предполагаемых мелких собственников и еще большей поляризации в распределении общественного богатства. По подсчетам аналитиков, 25 % имущества крупных и средних предприятий попало в руки 80 % собственников сертификатов, не работающих на этих предприятиях. Это означало, что 75 % их имущества оказалось в руках 20 % собственников сертификатов, формально или реально являющихся членами «трудового коллектива». О правах этих членов говорить не приходится — они, как правило, нарушались новым руководством акционированных предприятий самыми брутальными способами.

В результате сертификатной приватизации формально в Украине появилось 19 млн акционеров, реально же подавляющее большинство из них не имело никакого доступа к собственности, приватизированной с помощью их сертификатов: право собственности на акции, как правило, документально не оформлялось (вследствие юридической безграмотности населения), уставные документы и даже имена собственников акционированных и приватизированных таким способом предприятий часто оставались тайной за семью печатями32. Практиковался и примитивный силовой захват «акционированных» предприятий, и скупка за бесценок акций работников предприятий.

Такое «обобществление» предприятий фактически означало сосредоточение прав собственности в руках их руководства — по подсчетам аналитиков, к 2001 г. 58 % приватизированных предприятий относилось к этой категории. Ограбление мелких «акционеров» и перераспределение имущества в пользу крупных происходило также через создание трастовых «пирамид», через намеренное обесценивание акций путем фиктивных банкротств предприятий, находившихся в «корпоративной» собственности, и просто элементарным игнорированием права держателей акций на часть доходов.

Несмотря на описанные трудности и серьезные социальные издержки, 1995–1997 гг. стали переломными в процессе приватизации, он стал необратимым, в него включались (пусть и весьма своеобразно) даже те, кто поначалу его сдерживал. В этот период несколько ускорился процесс «большой» приватизации — как благодаря энергичным и настойчивым действиям правительства по ликвидации субсидий и дотаций (как всегда, не доведенным до логического завершения), так и вследствие поддержки международных финансовых институтов (предоставивших кредит на приватизацию в $ 300 млн). К середине 1997 г. фактически была завершена «малая» приватизация — в частную собственность перешло 95 % (46 тыс.) малых предприятий, предназначенных для приватизации. Произошел «приватизационный всплеск» в сельском хозяйстве — если на конец 1994 г. было приватизировано 8,9 % земель (3,7 млн га), то на конец 1997 г. — 65,5 % (27,4 млн га) — эта цифра оставалась почти неизменной до начала 2000-х годов.

В 1998–2003 гг. в среднем приватизировалось 5–6 тыс. предприятий в год, при этом в ход пошли крупные предприятия, областные энергетические компании, транспортные предприятия. 2003–2004 гг. охарактеризовались политикой, по аналогии с «большим прыжком» названной журналистами «большой хапок». Это была так называемая «целевая» приватизация, исключавшая реальную соревновательность заинтересованных сторон за счет установления произвольных квалификационных требований к участникам приватизационных конкурсов. Как правило, эти требования формировались правительством и Фондом государственного имущества с учетом интересов заранее определенного участника.

Наиболее показательными можно считать следующие (но далеко не единственные) истории.

Весной 2003 г. был продан 25-процентный пакет акций Никопольского завода ферросплавов (НЗФ). Единственным реальным участником конкурса оказался небольшой банк, принадлежащий зятю президента Л. Кучмы. Контрольный пакет акций завода был продан за 405,5 млн гривен консорциуму, контролируемому «Интерпайпом» (при том, что ближайший конкурент, днепропетровская группа «Приват», предлагал больше 1 млрд), вдобавок консорциум получил право на управление государственным пакетом акций (25 %), который в этом же году был им выкуплен.

Через год, в июне 2004 г., состоялась еще одна «сделка века», наглядно иллюстрирующая суть украинской большой приватизации: контрольный пакет (93,02 %) крупнейшего в Европе металлургического комбината «Криворожсталь» был куплен «вскладчину» акционерными обществами, владельцами которых были В. Пинчук и Р. Ахметов — за $ 802 млн. Через год с небольшим, в октябре 2005 г., после «оранжевой революции», «Криворожсталь», возвращенную в государственную собственность, продадут еще раз, уже на действительно открытом конкурсе — за $ 4 млрд 792 млн — почти в 6 раз дороже…37

В 2004 году на основе специального закона, принятого Верховной Радой в 2003 г., была приватизирована Государственная акционерная компания «Укррудпром». Участвовать в конкурсе получили право только те инвесторы, которые уже имели в собственности пакеты акций компании размером более 25 %. В результате лакомый кусочек поделили Б СМ, группа «Приват» и российская компания «Смарт-груп»38.

В 2003–2004 гг. методами «целевой» приватизации перешли в собственность или под контроль наиболее мощных ФПГ крупнейшие добывающие, металлургические и химические предприятия стратегического значения: чемпионом тут была 5СМ — ей досталось восемь предприятий и одно («Криворожсталь») было приобретено вместе с «Интерпайпом». Индустриальный союз Донбасса разбогател натри металлургических завода, «Интерпайп» — на четыре, группа «Приват» добавила к своей коллекции два горнообогатительных и один железорудный комбинат39.

Каковы же итоги приватизации 1990-х — начала 2000-х? В 1992–2003 гг. в Украине было приватизировано 90 449 предприятий государственной и коммунальной формы собственности, причем 52,4 тыс. (58 %) перешли в руки частных собственников в 1994–1997 гг.40 К 2003 г. в государственной собственности осталось 15 % предприятий (в основном крупных). К началу 2000-х предприятия, находившиеся в государственной собственности, производили 23,8 % (в 1995 г. — 50,8 %), предприятия, стыдливо названные в официальной статистике «коллективной собственностью», — 75 %. В сельском хозяйстве удельный вес частного сектора в общем объеме продукции в 1995–2000 гг. возрос с 29,4 % до 64,7 %. К 2005 г. в промышленности удельный вес объектов, находящихся в частной собственности, составлял 95,2 %.

Государственный бюджет за десять лет приватизации получил сумму, вызывающую тягостное недоумение — 6 млрд гривен ($ 1200 млн). Первый вице-премьер в правительстве В. Януковича, бывший глава государственной налоговой администрации Николай Азаров, назвавший эту цифру, так оценил ее: «Выходит, полэкономики страны оценили в 1 миллиард долларов? Это уже говорит о том, что приватизация осуществлялась по схемам, далеким от тех, по которым должна осуществляться по закону. Мы не смогли сделать ее инструментом развития экономики. Она не соответствует даже фискальным оценкам». В данном случае «открытие», сделанное Н. Азаровым, выглядело несколько комичным: как бывший глава налогового ведомства, тем более используемого не только с фискальными, но и с политически-репрессивными целями, он не мог не знать масштабов «прихватизации». Впрочем, такой способ выражения мыслей был характерен для всего высшего эшелона власти — Л. Кучма периодически точно так же на публике «открывал» для себя неприятные вещи. Уже закончив свою политическую карьеру, он сам достаточно своеобразно подвел итог «большого передела». В одном из интервью зимой 2006 г. на вопрос, можно ли утверждать, что большинство объектов были приватизированы честно, экс- президент честно ответил: «Безусловно, нет! А в какой стране вы видели честную приватизацию?».

Приватизация превратилась в одно из самых эффективных средств развития «дикого капитализма» и одновременно — в наиболее показательный пример украинского варианта капитализма государственного, при котором приватизация становится не только средством обогащения государственных чиновников, но и приводит к сращиванию государства с частным бизнесом и их нелегальному взаимодействию. Она привела к созданию узкого круга крупных собственников, монопольно владеющих и распоряжающихся наиболее прибыльной частью собственности. Мечта о создании прототипа среднего класса путем равномерного распределения государственной собственности осталась неосуществленной.

Если говорить об экономической стороне, то можно заметить, что в любом случае переход средств производства в частные руки и формирование основ рыночной экономики даже в таком изуродованном виде, как это случилось в Украине, привел к более эффективному хозяйствованию по сравнению с периодом «общенародной собственности» и особенно по сравнению с «эпохой рантье». Экономические результаты большой приватизации стали очевидными в начале 2000-х, когда усилилась роль рыночных механизмов в развитии экономики и начался подъем производства. Тогда же стала более явной тенденция к легализации созданных в ходе «прихватизации» капиталов, что можно считать позитивной тенденцией для экономики.

В социальном плане она была крайне несправедливой. Она не только не способствовала формированию слоя мелких собственников, но и привела к крайне несправедливому перераспределению общественного богатства, его поляризации. Методы ее проведения способствовали колоссальной деморализации общества, породили стереотипы социального поведения, представляющие угрозу не только для общества в целом, но и для самих новых частных собственников, поскольку собственность, не имеющая общественной (а часто и юридической) легитимности, долго остается объектом экспроприаторских настроений и конфискационных инстинктов как со стороны отдельных лиц, так и со стороны государства. Согласно социологическим опросам, проводившимся в 1992–2006 годах, удельный вес респондентов, негативно относящихся к приватизации крупных предприятий, вырос более чем вдвое — с 31,6 % до 67,2 %, к приватизации малых предприятий — в такой же пропорции — с 13,6 % до 28,6 %. Отрицательное отношение к приватизации земли изменилось еще более радикально — с 13,9 % до 52,8 %. Согласно другому опросу, проведенному центром «Социс» и Институтом социологии Национальной Академии наук Украины летом 2007 г., 70 % опрошенных поддерживали идею реприватизации47.

Помимо всего прочего, сверхобогащение нескольких бизнес-груп в ходе приватизации и уход в теневой сектор доходов от нее с последующими мизерными поступлениями в бюджет были одним из косвенных факторов падения жизненного уровня категорий населения, живущих на государственные зарплату, пособия и пенсию (в первую очередь учителей, врачей, студентов, пенсионеров). Впрочем, социальные издержки приватизации — это только часть масштабной и не слишком оптимистичной картины изменений в социальной жизни украинского общества конца 1990-х — начала 2000-х.

 

Богач, бедняк… Социальные парадоксы

К концу 1990-х годов, согласно критериям, установленным ООН, Украина прочно утвердилась в ряду стран с низким доходом населения. В 1999 г. 14 % населения страны относилось к категории «очень бедных» — то есть получала доход, эквивалентный 4,3 американских доллара в день и меньше. В основном это были многодетные семьи, пенсионеры и семьи безработных. Доля населения, входившего в категорию «бедных», в 1999 г. достигала 27,8 %. Таким образом, в общей сложности почти 42 % населения страны к концу 1990-х годов относилась к категории «бедных» и «очень бедных». В 2001 г. Мировой Банк поместил Украину в список беднейших стран мира, где годовой доход на душу населения составлял менее $ 750, рядом с Руандой, Пакистаном и Никарагуа. Конечно, при этих подсчетах учитывались лишь официальные данные, которые не принимали во внимание доходы населения в теневом секторе, однако это не опровергает того факта, что бедность оставалась в Украине критической социальной проблемой — недаром в 2001 г. была принята государственная программа борьбы с бедностью.

К 2003 г. удельный вес населения, подходящего под категорию «очень бедных», снизился до 9,6 %, а «бедных» — до 23,8 %. Несмотря на очевидный прогресс, показатель этот оставался еще очень высоким. В 2004 г. уровень ежемесячных затрат 27,4 % граждан Украины (около 13 млн) не достигал 271 грн. — это значит, что они пребывали за чертой официально установленного прожиточного минимума.

Говоря об экономической стабилизации второй половины 1990-х годов и подъеме 2000-х, следует помнить о том, что он осуществлялся фактически за счет большинства населения страны. То, что в экономике называлось «наведением финансовой дисциплины» и «монетарными методами», для подавляющего большинства граждан страны означало уменьшение реальных доходов и отражалось прежде всего на них, а не на рантье и новых капиталистах, которые в худшем случае теряли источник сверхдоходов или же этот источник становился не таким обильным. Согласно опросам общественного мнения, в 2001–2003 г. стабильно высоким оставался удельный вес населения, воспринимавшего экономическую ситуацию в стране как «плохую» или «очень плохую». В сентябре 2003 г. в таких понятиях ее охарактеризовали 86 % респондентов50, опрошенных Международным фондом избирательных систем (США). По опросам украинских социологических служб, оценка экономической ситуации в стране по десятибалльной системе, где «О» приравнивался к «очень плохо», а «10» — к «очень хорошо», средний балл медленно возрастал с 1,9 в 2000 до 2,3 в 2003 г. В 2005 г. он резко вырос до 3,4, но в 2006 г. опять снизился до 2,9, оставаясь крайне низким показателем для страны, претендующей на звание «европейской».

Позитивные изменения на макроуровне не означали соответствующих автоматических сдвигов в социальной сфере. Например, обуздание инфляции, приводимое в качестве примера улучшения социальной ситуации, для «среднего украинца» поначалу мало что означало, его кошелек от этого не пополнился. В 1996–1998 гг. рост цен, конечно же, был радикально ниже, чем в предыдущие годы, удерживаясь в рамках 10–15 %, затем в 1999 вследствие мирового финансового кризиса и дефолта в России он подскочил до 28 %. Однако ни для кого не секрет, что рост цен сдерживался, помимо прочего, замораживанием роста заработной платы и снижением расходов на социальный сектор. При постоянном росте номинальной заработной платы во второй половине 1990-х годов реальная практически оставалась неизменной, в первую очередь из-за инфляции и роста цен (в 1999 г. реальная зарплата даже уменьшилась).

С начала 2000-х наблюдался стабильный рост средней заработной платы. В 2001 г. среднемесячная зарплата по Украине составляла 311 грн (около $ 60), в 2006–1041 грн ($ 206), в 2007 г. — 1323 грн ($ 2 6 2). Впрочем, рост зарплаты нивелировался инфляционными процессами: в 2001 г. номинальная зарплата выросла на 35,2 %, реальная — на 19,3 % (индекс потребительских цен (инфляция) вырос на 8,2 %), в 2006 г. соответственно — 29,2 % и 18,3 % (индекс потребительских цен возрос на 11,6 %). В 2007 г. индекс потребительских цен достиг рекордного за 2000-е уровня — 16,6 %.

В 2000 г. государство впервые начало выплаты долгов по заработной плате, составлявших на этот момент 6,4 млрд гривен. К 2006 г. они уменьшились до 960 млн. В 2000–2001 гг. впервые за годы независимости полностью были выплачены запланированные на этот год компенсации вкладчикам Сбербанка СССР — всего около 400 млн грн (до этого выплачивалось 5—20 % от запланированного). При этом средний уровень инфляции удерживался в рамках 5–9 % в год. Впрочем, Украина оставалась страной с одним из самых низких уровней оплаты труда (официальной) в Европе и на посткоммунистическом пространстве. Средняя почасовая оплата в промышленности (по которой равнялись и все остальные отрасли) составляла в 2002 г. эквивалент около 60 американских центов — в 2 раза меньше, чем в Чешской Республике, в 3 раза меньше, чем в Польше, в 27 раз меньше, чем в Италии, и в 53 раза меньше, чем в Германии55.

В начале 2000-х годов экономическая и социальная стабилизация сменилась постепенным увеличением доходов части населения, особенно в столице и крупных городах, сопровождавшимся возникновением новых стандартов жизни и новой потребительской культуры. Официальная статистика зафиксировала постепенный и стабильный рост доходов населения — со 158 млрд в 2001 г. до 274 млрд грн в 2004 г. и 472 млрд в 2006. Расширение внутреннего рынка (впрочем, сопровождавшееся равномерным ростом цен) дало возможность больше тратить — расходы украинцев на товары и услуги за этот же период возросли со 140 млрд до 273 млрд грн. Украину охватил потребительский бум: объем розничного товарооборота (без индивидуальных торговцев) в 2001–2005 гг. увеличился с 34,4 млрд грн до 94,3 млрд37 и к ноябрю 2007 г. достиг 155 млрд грн.

Изменилась структура расходов, население стало больше тратить на товары, влияющие на качество жизни. В начале 2000-х годов Украина стала набирать темпы по покупке новых легковых автомобилей — в 2004–2005 гг. рост их продаж, по данным автотрейдеров, составил 61 % — за два года было куплено почти 470 тыс. автомобилей, в 2006 г. в Украине приобрели 371 тыс. новых легковых автомобилей, в 2007 г. в Украине продавалось в среднем 50 тыс. новых авто в месяц. Больше всего покупалось недорогих машин, доступных «среднему потребителю», — лидером продаж в Украине стабильно остаются машины производства ВАЗ и Daewoo украинского производства.

Мобильный телефон, в конце 1990-х считавшийся предметом престижа, показателем благосостояния и «продвинутое™», к 2005 г. стал неотъемлемой частью быта — в Украине в этом году насчитывалось 31,3 млн пользователей мобильной связи (по данным шести компаний операторов)60. В 2006 г. в Украине, по данным компаний- провайдеров, насчитывалось уже более 45 млн абонентов мобильной связи61, а в 2007 г. количество абонентов сотовой связи перевалило за 50 млн (эта цифра, конечно, включает и корпоративных пользователей, и тех, кто пользовался несколькими номерами).

Признаком времени стал расцвет супермаркетов, вытеснивших из розничной торговли традиционные магазины. Украина покрылась сетью «супермаркетов электроники», сделавшими доступными для населения базовый набор бытовой техники (хотя здесь происходило не столько расширение спроса, сколько смена устаревшей техники на новую и более качественную — за 2000-е годы заметно возросло только количество телевизоров, приходящихся на 100 домохозяйств, — с 69 до 91, и фотоаппаратов — с 22 до 36. В начале 2000-х в практику торговли вернулась покупка товаров в кредит, исчезнувшая в предыдущее десятилетие. Кредитный бум перекинулся на сферу покупки товаров долгосрочного пользования (автомобили) и жилья — причем именно приобретение последнего превратилось, с одной стороны, в масштабное выкачивание «теневых» прибылей, а с другой — не менее масштабное их вложение, что привело к скачкообразному росту цен на жилье в больших городах (здесь чемпионом стал Киев, где стоимость жилья подскочила в 2003–2007 гг. в 3–7 раз в зависимости от района).

В Украине постепенно стали вырисовываться все более ясные контуры собственного «среднего класса» — конечно же, уровень его благосостояния был несопоставим с соответствующими показателями постиндустриальных стран, однако во внутренней социальной шкале его присутствие становилось все более ощутимым, особенно в крупных городах, прежде всего в столице, крупных индустриальных центрах и городах приграничных регионов — Днепропетровске, Харькове, Донецке, Львове, Черновцах, Одессе. При этом следует говорить скорее о наметившейся тенденции, а не о стабильном явлении, и, конечно же, о том, что средний класс «по-украински» был связан преимущественно со сферой обслуживания, которая действительно раздалась очень и очень заметно — с 29,9 % в валовом внутреннем продукте в 1990 г. до 45,6 % в 2003 г. Очень трудно представить себе и физические размеры этого «среднего класса» из-за наличия теневой экономики — возможно, это были те самые 2 %, которым, по социологическим опросам, удавалось делать денежные сбережения.

Отмечая общее улучшение ситуации с доходами и расходами населения, не следует забывать о том, что стартовый уровень здесь был крайне низким. Очень высоким оставался удельный вес той части населения, которой заработков хватало только на пропитание (хотя в первое десятилетие 2000-х он довольно быстро сокращался с 49,3 % в 2001 г. до 42,0 % в 2004 г. и до 35,5 % опрошенных в 2006 г.). Доля тех, кому вообще хватало «на все необходимое», но при этом было не до сбережений, увеличилась в те же годы в такой прогрессии: 11,6 %,

14,4 %, 15,7 %. Удельный вес счастливцев, которым хватало на все необходимое и при этом еще оставалось для сбережений, некоторое время остался неизменным — они представляли 2,1 % опрошенных как в 2001, так и в 2005 гг., и лишь в 2006 г. наблюдался рост этой категории до 3,6 % опрошенных. Рост доходов сопровождался инфляцией, которая била в первую очередь по основным группам потребительских товаров, прежде всего продуктам питания. Например, в 2003 г. средний уровень инфляции достигал 5,2 %, однако для предметов первой необходимости и продуктов питания она составила 11 %, то есть она поглощала рост зарплаты. Согласно опросам центра им. А. Разумкова, в июле 2004 г. на вопрос «Влияет ли экономический рост в Украине на Ваше благосостояние?» 11 % опрошенных ответили утвердительно, почти 52 % — не отметили изменений и почти 34 % ответили, что их материальное положение ухудшается.

По официальным данным, в 2006 г. численность граждан Украины, среднедушевые месячные затраты которых были ниже прожиточного минимума (472 грн), составляла 23 млн человек (почти 51 %). Это был значительный прогресс по сравнению с началом экономического роста в 2000 г. (тогда количество граждан, тратящих меньше прожиточного уровня, составляло 39 млн, или почти 80 %), однако половина населения фактически отказывала себе в самом необходимом. Впрочем, эти данные, очевидно, не отражают всей полноты картины, поскольку не учитывают теневых доходов. А в среднем по стране теневая зарплата к 2007 г. превышала официальную в 3,1 раза66.

В то же время образование, здравоохранение, наука (где теневая зарплата была невозможна, если не считать взяток), социальное и пенсионное обеспечение — сферы традиционно относящиеся к компетенции государства — оставались и остаются в положении, которое можно описать словосочетанием «стабильно плохо»: процесс их деградации остановился, однако говорить об улучшениях можно было, только имея в виду безнадежность предыдущей ситуации.

Пожалуй, самым показательным в этом смысле можно считать положение школьных учителей, которых в Украине насчитывалось чуть больше полумиллиона. Практически с начала независимости учителя превратились в одну из беднейших социальных групп. Их зарплата была унизительно мизерной, да и ее выплачивали крайне нерегулярно (на 2003 г. государство задолжало учителям в общей сложности около $ 800 млн). Согласно украинскому законодательству, средняя зарплата учителей должна соответствовать уровню средней зарплаты в промышленности. В реальности в начале 2000-х годов она была на 47 % ниже, чем в промышленности, и на 28 % ниже, чем средняя зарплата по стране. Более того, в 2003 г. она стабильно была ниже минимального прожиточного уровня (365 грн). В 2004 г. накануне президентских выборов депутаты Верховной Рады «преодолели» президентское вето на выплату долга учителям, и был составлен пятилетний план выплат задолженности по зарплате. В 2004–2006 гг. средняя зарплата в сфере образования повысилась почти в 2,5–3 раза (с 429 грн в 2004 г. ($ 81) до 1035 грн ($ 205), однако она и дальше более чем на треть не достигала установленного законодательством уровня (не ниже зарплаты в промышленности), не говоря уже о том, что стабильно «съедалась» инфляцией.

Учителя остались в числе социальных категорий с низким уровнем жизни. В таком же положении пребывали врачи, ученые, преподаватели государственных вузов. Оплата их труда была не только неадекватной его экономической и социальной значимости, она была просто унизительной. Это провоцировало самые разнообразные и вполне предсказуемые социальные последствия — от расцвета бытовой коррупции до оттока профессионалов из этих сфер, от падения качества выполнения профессиональных обязанностей (многим представителям данных профессий приходилось работать в двух-трех местах одновременно) до эмиграции, от падения престижа стратегически важных для общества и государства профессий до старения кадров в этих сферах.

По официальным данным, только в 1997–2003 гг., то есть уже в период стабилизации, из Украины эмигрировали 90 тыс. человек с высшим образованием и около полутора тысяч специалистов со степенью кандидата и доктора наук (подавляющее большинство — в возрасте до 40 лет). Экономические потери от такого рода эмиграции оценивались, по тем же официальным данным, в $ 1 млрд ежегодно. Впрочем, отдача от трудовой эмиграции оказалась куда большей: по умеренным оценкам украинских специалистов, трудовые мигранты в 2006 году прислали в Украину от $ 2 до $ 3,5 млрд. По более размашистым оценкам, эта сумма составляла $ 23 млрд68. Наконец, по данным Международного фонда сельскохозяйственного развития, украинские «гастарбайтеры» переслали в 2006 г. $8,4 млрд. Для сравнения — за все годы независимости украинским правительствам удалось привлечь около $ 16 млрд прямых иностранных инвестиций в экономику. Разумеется, официальные данные не отображают всей полноты картины, в частности сезонной миграции (инженеры, учителя и преподаватели вузов на уборке фруктов в Греции, Италии или Испании — лишь один пример). По данным омбудсмена, от 2 до 7 млн украинцев периодически выезжали за границу в поисках заработка. Количество украинцев, находящихся за пределами страны постоянно, оценивается в 1–1,3 млн человек. По данным Государственного департамента интеллектуальной собственности, Украину ежегодно покидают от 2,5 до 6 тыс. специалистов по информационным технологиям.

Следует заметить, что эмигрантские настроения оставалась высокими и в период социально-экономической стабилизации — в конце зимы 2004 г., по данным всеукраинского социологического опроса, только 49,8 % выпускников университетов хотели остаться в Украине, остальные были готовы эмигрировать. Почти 34 % всех опрошенных граждан Украины были готовы покинуть страну71.

В 1990-е годы Украина стала источником поставок «живого товара», войдя в зону действия новых форм работорговли. Только в 1988–1998 гг., по данным Международной организации миграции, не менее 400 тыс. женщин из Украины стали объектами новой работорговли: их поставляли в предприятия секс-индустрии Европы и Ближнего Востока. По утверждениям экспертов, до 90 % жертв работорговли знают, чем может обернуться для них согласие работать в «сфере услуг» за рубежом, то есть готовы идти на риск от полной безысходности у себя на родине. 70 % опрошенных женщин из Восточной Европы, ставших жертвами работорговли, жили в условиях, которые определяются термином «бедность» и «абсолютная бедность»75. О размахе работорговли в Украине свидетельствует и то, что в новый уголовный кодекс 2001 г. была введена специальная статья для этого вида преступления. Об эффективности ее применения свидетельствует, в частности, такой факт: в 2003 г. в Украине было возбуждено 290 уголовных дел по факту торговли людьми. До судов дошла только половина, а приговоры вынесены по восьми. Возможно, объяснение кроется в том факте, что в систему работорговли оказываются включенными правоохранительные органы, которые, собственно, и должны расследовать такие дела. К примеру, в Днепродзержинске в 2002–2004 гг. орудовала группа милиционеров, поставлявших девочек 14–16 лет в Москву. В Киеве весной 2005 г. по представлению прокуратуры Израиля был задержан бывший гражданин этой страны, объявленный в международный розыск по обвинению в работорговле. Как оказалось, он получил украинское гражданство в течение недели и разъезжал на машине с милицейскими номерами…

В 1990-е годы, впервые после Второй мировой войны, в Украину ’ вернулась проблема детской беспризорности. К 2005 г. в стране насчитывалось, по разным официальным данным, от 100 до 200 тысяч бездомных детей. В среднем беспризорные дети жили на улице до 1–2 лет. По утверждению представителей государственных служб, «дети улицы» считают любые свои преступные действия нормальными, поскольку для них это способ выживания. Крайняя бедность провоцировала крайние формы поиска источника доходов — доведенные до отчаяния люди продавали свои органы (на черном рынке в Украине человеческая почка стоила $ 2000–4000), некоторые врачи продавали органы умерших людей. В Харькове в начале 2000-х годов разгорелся скандал в связи со следствием над врачами, подозреваемыми в торговле органами умерших младенцев. По утверждению газеты «Грани плюс», Украина в 2004 г. занимала второе место в Европе по объемам нелегальной торговли человеческими органами79.

В категории «социально незащищенных групп» с начала 1990-х годов прочно утвердились пенсионеры и студенты — даваемые им государством льготы, связанные с проездом в транспорте, платой за коммунальные услуги, мало влияли на их поистине бедственное положение. Первые попытки начать реформу пенсионного обеспечения наблюдались еще в 1992 г., с тех пор каждое правительство декларировало эту цель в своих программах и не выполняло их. В начале 2000-х правительство В. Ющенко впервые выплатило государственные долги по пенсиям. Тогда же началась подготовка к реальной пенсионной реформе, в которой приняли участие зарубежные специалисты. Американское агентство международного развития (USAID) по запросу правительства В. Януковича предоставило финансовую и техническую поддержку.

В июле 2003 г. Верховная Рада приняла два закона, направленных на коренное реформирование пенсионной системы, и с января 2004 г. они начали действовать. Однако политика опять сработала против экономики. Начатая в 2004 г. масштабная предвыборная акция власти под названием «пенсионные надбавки» принесла своего рода «зрительный эффект» — количество денег на руках у пенсионеров действительно увеличилось — минимальная пенсия составила 284 грн в месяц. Рост бюджета Пенсионного фонда Украины был впечатляющим: 2002 г. — 22,8 млрд грн, 2003 г. — 24,5 млрд грн, 2004 г. — 39 млрд грн. На 2005 г. проектировался бюджет Пенсионного фонда 52 млрд грн, при этом в нем еще и возникал дефицит, достигавший, по оценкам Мирового банка, 19 млрд грн. Правительство Ю. Тимошенко, вынужденное не только поддерживать заложенный его предшественниками уровень пенсий, но и выполнять собственные предвыборные обещания, продолжило политику подъема пенсий. На середину 2005 г. пенсионные выплаты составили 14,5 % валового внутреннего продукта81 — это был один из наивысших показателей в мире, которого не могут себе позволить и богатейшие страны Европы и Нового Света.

Впрочем, в пенсионной сфере хватало и иных крайностей, предававших ей несколько одиозную специфику; в частности, здесь также удалось создать ситуацию крайней социальной несправедливости. Средняя пенсия по стране составляла в 2000 г. 69 грн (около $ 16). «Средний пенсионер» превратился в главного потребителя макаронных изделий, круп, отвратительной дешевой колбасы и пока еще недорогого хлеба, однако выжить на «среднюю пенсию» было невозможно, поэтому все работоспособные пенсионеры старались удержаться на работе. Разумеется, именно они составляли и основную массу склонившихся над грядками сезонных обитателей дачных участков. В том же 2000 г. служащие средних звеньев государственного аппарата уходили на пенсию в 600–700 грн, — величина разрыва была десятикратной. К 2004 г. средняя пенсия составила 182 грн (около $ 36), однако с учетом инфляции и того обстоятельства, что она оставалась ниже уровня прожиточного минимума, ситуация мало изменилась — «среднестатистический пенсионер», а таких было подавляющее большинство, не жил, а выживал. Однако в этом же году в Украине насчитывалось около полумиллиона пенсионеров из государственных служащих, у которых размер пенсии по-прежнему в 10–15 раз превышал средний уровень, причем здесь встречались и пенсии, достигавшие эквивалента $ 2900.

Приблизительно в середине 1990-х годов, когда «теневая экономика» прочно утвердилась в качестве достаточно стабильного источника дохода не только для наиболее богатой части общества, но и для миллионов «средних украинцев», процесс стремительного имущественного расслоения, характерный для первых лет независимости, стал замедляться и к концу 1990-х в основном завершился. Наступила относительная и непредсказуемая с точки зрения перспектив социальная стабильность, своего рода негласный «общественный договор», предполагавший общее согласие по поводу сложившегося положения вещей с распределением общественного богатства, предполагавшего резкую поляризацию, которая, в свою очередь, сглаживалась участием значительной части населения в «теневой экономике». Аналитики все чаще сравнивали Украину с Колумбией и пророчили дальнейшую «латиноамериканизацию» Украины.

В этой ситуации «всеобщего соучастия» в теневой экономике небольшая часть общества, составившая состояние на ренте и перераспределении в свою пользу преобладающей доли государственной собственности, могла относительно спокойно чувствовать себя с точки зрения перспектив социального взрыва, тем более что размеры страны позволили изолироваться в своеобразных дачнодворцовых гетто, возникших на периметрах крупных городов и областных центров, в курортных и заповедных зонах. В то же время общественная и правовая нелегитимность богатства узкой прослойки новых крупных собственников создала своеобразные внутренние проблемы. Глуповатое название мексиканского телевизионного поп-сериала «Богатые тоже плачут» получило вполне реальное воплощение в жизни новых скоробогачей: заказные убийства, похищения, стремительная утрата состояния в результате деловой неудачи, недобросовестной конкуренции или государственного рэкета, зависимость от власти, конфликты с международными правоохранительными организациями — это только часть списка неурядиц, возникавших как следствие условий, созданных самими же объектами и субъектами этих неурядиц.

Пожалуй, наиболее представительный (в прямом и переносном смысле) и в то же время наиболее экстремальный типаж периода первоначального накопления капиталов, образа, в котором инстинкты, модели поведения и возможный вариант жизненного итога новой касты нашли свое крайнее выражение, можно связать с личностью бывшего премьер-министра Павла Лазаренко. Энергия, работоспособность, сильные организаторские данные, склонность к авантюризму, известный артистизм сочетались в нем с неуемной жаждой обогащения, жадностью, склонностью и способностью к решению проблем незаконными, в том числе насильственными методами. П. Лазаренко, пользуясь доступом к власти и опираясь на свои уже упомянутые исключительные способности, в рекордно короткие сроки нажил чудовищное состояние, позволившее осуществлять подкуп наивысших государственных чиновников и делать поражающие воображение своей стоимостью и китчевостью «подарки» первым лицам государства.

Головокружительная карьера премьер-министра закончилась в окружном суде Сан-Франциско. В июне 2003 г. суд присяжных штата Калифорния признал Павла Лазаренко виновным по 29 пунктам обвинений, включая такие, как отмывание крупных сумм, финансовые махинации и перевозка краденной собственности. Впрочем, солидный материальный фундамент, построенный такими методами, дал беглому премьеру средства на дорогих адвокатов и возможность продолжать судебную тяжбу, расходуя нажитые «непосильным трудом» миллионы. К этому времени бывший премьер-министр уже несколько лет жил в своем роскошном доме, купленном у голливудской суперзвезды, с электронным браслетом, позволяющим контролировать его перемещения, намертво прикрепленным к ноге. В августе 2006 г. после семилетней судебной эпопеи суд Сан-Франциско вынес приговор: 9 лет тюремного заключения и штраф в $ 10 млн87. После панамского генерала М. Норьеги украинский экс-премьер стал вторым высшим должностным лицом иностранного государства, осужденным в США.

В 1990-е культурный тип «нового украинца», ставший предметом многочисленных анекдотов, стереотипов и преувеличений, пережил ощутимые трансформации. Приземистый субъект с массивной золотой цепью на шее, изъясняющийся смесью уголовно-матерного арго, его физический двойник — «предприниматель»- хозяйственник, примитивно раскрадывающий оказавшуюся под его руководством собственность или присосавшийся к газовой «трубе», благообразный комсомолец, трансформировавший райкомовские активы в «малое предприятие» или «коммерческий банк», ряд других, часто поистине гоголевских типов, постепенно ушли в прошлое. Смена культурного типа происходила или путем физического отмирания и устранения конкурентами, или трансформацией во внешне более респектабельный образ бизнесмена, стремящегося к внешним приличиям, легальному бизнесу и налоговому благолепию. В конце 1990-х в общественный лексикон прочно вошло слово «олигархи», несколько адаптированное к украинской действительности, — в отличие от классического значения «олигархия — власть немногих», здесь под олигархами имели в виду прежде всего очень богатых людей, незаконность богатства которых не вызывала сомнений.

В 2003 г., согласно рейтингу польского журнала 1Ургоз1, шесть украинских бизнесменов попали в список самых богатых людей Центральной и Восточной Европы. Это были Ринат Ахметов, Виктор Пинчук, Игорь Коломойский, Александр Ярославский, Сергей Тарута, Виктор Медведчук.

О масштабах бизнеса и влияния богатейших людей Украины и возглавляемых ими крупнейших бизнес-груп можно судить лишь по самым общим данным, которые одинаково могут быть как неполными, так й преувеличенными. В качестве примера приведем данные о наиболее крупных из них.

Группа «Интерпайп», созданная в 1990 г. в Днепропетровске 30-летним кандидатом технических наук Виктором Пинчуком, который в середине 1990-х был связан с П. Лазаренко, а в конце 1990-х — начале 2000-х породнился с президентом Л. Кучмой, на начало 2000-х включала в себя шесть из семи крупнейших трубных заводов в Украине, уникальный Никопольский завод ферросплавов, шесть сахарных заводов, акционерный банк. В ее состав как акционеры входили десять заводов тяжелой промышленности (именовавшихся «акционерными обществами»), три ремонтных предприятия и две фирмы, специализировавшиеся на технологиях. «Интерпайп» контролировал часть курортно-рекреационного бизнеса в Крыму, владел общенациональными телеканалами: «Новый», ICTV, СТБ, одним региональным (в Днепропетровске), а также одной из самых тиражных массовых газет «Факты и комментарии». Политологи обычно представляли «Итерпайп» как часть так называемого «днепропетровского клана», объединяющего бизнес, власть и политические структуры, в частности партию «Трудовая Украина» (которую любители политического юмора окрестили «Трубовая Украина») — она представляла крупнейшую фракцию в парламенте 1998–2002 гг. созыва.

Финансово-промышленная империя System Capital Management богатейшего бизнесмена Украины, одной из главных фигур «донецкого клана», Рината Ахметова, включает металлургические, машиностроительные, коксохимические, трубные заводы, рудники и шахты, банки, страховые кампании, заводы пива и шампанских вин, оффшорные фирмы, телекоммуникационные сети и кампании, отели, транспортные кампании (включая Азовское морское пароходство), исследовательские учреждения. В состав SCM входит более 90 предприятий. Происхождение базовых капиталов Р. Ахметова и его ближайших соратников комментируется журналистами с осторожностью, обычно обходится намеками на криминальный характер первого этапа формирования его бизнес-группы в Донбассе. Наиболее открытые обвинения касательно криминальных способов «первоначального накопления» этой бизнес-группы содержатся в журналистском расследовании С. Кузина91.

Во владения донецкого миллиардера входили также футбольный клуб «Шахтер», телекомпания с общенациональным охватом «ТРК Украина», издательский дом «Сегодня», региональные издания. Политическим прикрытием и одновременно мощной структурой влияния, отстаивающей интересы Р. Ахметова и части «донецкого клана», является «Партия регионов».

Корпорация Индустриальный союз Донбасса (ИСД) С. Таруты и В. Гайдука владела или управляла пакетами акций более 40 предприятий черной металлургии и тяжелого машиностроения в Украине (Донецкая, Луганская и Днепропетровская области) и за границей (три металлургических завода в Венгрии и два в Польше). Корпорация владеет несколькими агропромышленными предприятиями93. Одного из совладельцев ИСД В. Гайдука, возможно, следует считать примером удачной трансформации «красного директора» в удачливого капиталиста.

Группа «Приват» (И. Коломойский, Г. Боголюбов, А. Мартынов), возникшая в 1991–1992 гг. как альянс «комсомольских активов» и денег, заработанных на торговле бытовой техникой, к 2003 г. включала в себя один из крупнейших украинских банков — «Приватбанк» (с его ответвлениями «Московском приватбанк» в Москве и «Приватинвест»), нефтеперерабатывающие предприятия в Хмельницке, девять предприятий по переработке и транспортировке нефтепродуктов, включая «Укрнафту», семьсот бензозаправок по всей Украине, пять горнообогатительных комбинатов, одно из крупнейших угледобывающих предприятий, пять хлебозаводов, одну строительную фирму и восемь оффшорных компаний. В 2004 г. группа приобрела акции ферросплавных заводов в Румынии и Польше94, в 2005 установила контроль над пятью областными энергетическими компаниями.

Наконец, стоит упомянуть и так называемый «холдинг СДПУ(о)» или говоря иначе «киевский клан», представленный прежде всего Г. Суркисом и В. Медведчуком. Он включал как минимум три инвестиционных и коммерческих банка, ряд оффшорных компаний, футбольный клуб «Динамо» (Киев), металлургические заводы, отели, сахарные заводы и предприятия пищевой промышленности. В конце 1990-х разными методами (от скупки пакетов акций и «получения в управление» до административного разгрома конкурентов и бывших партнеров) «клан» получил контроль над девятью областными компаниями-поставщиками электроэнергии (так называемыми «облэнерго»).

Первоначальный капитал практически всех крупных состояний в Украине составлялся в конце 1980-х — первой половине 1990-х годов. Основными источниками «первоначального накопления» были, кроме классической торговли и бартерных посреднических операций, доступ к ренте (прямой или опосредованный), присвоение государственной собственности через «прихватизацию» (иногда с формально юридической точки зрения законное, однако при необходимости вполне подходящее под статьи Уголовного кодекса); валютные операции, связанные с оффшорными кампаниями; посредническая торговля энергоресурсами (нефть, газ, электроэнергия), банковская деятельность, далеко не всегда соответствующая закону (например связанная с кредитами); трастовые пирамиды.

Как правило, переход от первоначального накопления на орбиту крупного бизнеса требовал быстрой реакции, предприимчивости, достаточно высокой доли авантюризма, склонности и способности к риску, невысокой разборчивости в средствах, жесткости, агрессивности и умения находить прорехи в законодательстве, обеспечивающие формальное легальное прикрытие. И, конечно же, необходимым и первейшим условием для удачного бизнеса было прикрытие со стороны местной и центральной власти, что предполагало наличие устойчивых старых или приобретенных новых (деловых или родственных) связей с государственной бюрократией и силовыми ведомствами. Следует упомянуть и то обстоятельство, что подавляющее большинство новоявленных украинских Ротшильдов вышло из небогатых семей и явно не планировало карьеры миллиардера: Р. Ахметов родился в семье шахтеров, В. Пинчук начинал свою трудовую карьеру лаборантом и резальщиком труб; Ю. Тимошенко провела детство и юность в ведомственной «хрущевке» таксопарка; И. Коломойский учился на инженера-металлурга; братья Суркисы — выходцы из семьи военного врача.

Эпоха «дикого капитализма» привела к сказочному обогащению меньшинства и стремительному обеднению и обнищанию большинства населения Украины. Страна с колоссальным экономическим, культурным, интеллектуальным потенциалом, с громадными возможностями социального благоустройства прочно закрепила за собой образ территории резких социальных контрастов и парадоксов, которые стали вполне привычным явлением для ее обитателей, но не перестают поражать воображение сторонних наблюдателей: бездомные и нищие, роющиеся в мусорных ящиках, и едущие мимо них машины стоимостью в $ 100 тыс. и выше, школы с разваливающейся мебелью и прохудившимися крышами и поражающие своим безвкусием «элитные» особняки «новых украинцев», не так давно учившихся в этих школах; учителя, врачи, ученые, работающие в нескольких местах, чтобы обеспечить себе и своей семье выживание, и новая «элита», обустраивающая себе новые стандарты жизни в стиле классических нуворишей, грубо выставляющих напоказ свою богатство. Поляризацию в распределении общественного богатства иллюстрируют такие цифры: уже упоминалось, что к 2003 г. 27 % населения (около 12,7 млн человек) официально относились к категории «бедных». В том же году количество официально зарегистрированных миллионеров (в гривнах) составило 850 человек, или 0,002 % населения. Количество официально признаваемых «долларовых» миллионеров и миллиардеров в 2004 г. — 142 человека, то есть 0,0004 % населения. В 2006 г. украинский журнал «Корреспондент» опубликовал данные о 30 самых богатых людях Украины. В список попали те, чье состояние оценивалось не менее чем в $ 177 млн. Если верить подсчетам аналитиков, составлявших список, в Украине насчитывалось 9 миллиардеров — список возглавил Р. Ахметов ($ 11,8 млрд). За ним шли В. Пинчук ($ 3,7 млрд), И. Коломойский ($ 2,8 млрд), Г. Боголюбов ($ 2,4 млрд), К. Жеваго ($ 1,9 млрд), С. Тарута($ 1,7 млрд), В. Гайдук ($ 1,7 млрд), Д. Фирташ ($ 1,4 млрд), А. Мартынов ($ 1,4 млрд). В 2007 г., согласно данным украинского журнала «Фокус», в Украине насчитывалось девять миллиардеров (Р. Ахметов, В. Пинчук, И. Коломойский, Г. Боголюбов, В. Гайдук, С. Тарута, К. Жеваго, Д. Фирташ, В. Бойко). В сотню самых богатых людей страны по рейтингу журнала вошли также девяносто капиталистов (или, согласно новоязу, «бизнесменов»), состояние которых оценивалось в сумму, не меньшую, чем $ 100 млн.

Как уже говорилось, социальные контрасты не вели к открытым социальным конфликтам: наиболее обездоленные социальные группы (например пенсионеры, которых насчитывалось почти 14 млн) были неспособны к масштабной общественной мобилизации, а политические силы, представлявшие и формально защищавшие их интересы (в частности руководство Коммунистической партии Украины), занимались, за редким исключением, преимущественно самообслуживанием, используя их для собственных политических интересов в торгах с властью.

Кроме того, значительная часть трудоспособного населения находила разнообразные способы преодоления социальных невзгод — от ухода в теневую экономику до сезонной эмиграции, от создания «семейной экономики», связанной с мелким бизнесом, до трудоустройства в двух-трех местах. Конечно же, впечатляющие официальные данные о количестве людей, балансирующих на грани бедности и элементарного выживания, наверное, нужно корректировать «в свете теневых доходов», не учитываемых официальной статистикой и не просматривающихся в социологических срезах, однако это соображение никак не отрицает наличия критической массы бедности в Украине и факта крайне несправедливого распределения общественного богатства.

Политически общество не было структурировано, что усложняло трансформацию социального протеста в четко артикулированные политические формы. Главным способом его выражения стали избирательные кампании, однако здесь избиратели нередко становились объектами открытой демагогии и прямого подкупа (от раздачи «бесплатных» продуктовых пайков пенсионерам и неожиданно щедрых выплат зарплат бюджетникам до прокладки газовых линий в села и поселки). К этому следует добавить и то обстоятельство, что государственное строительство в Украине дало специфический «побочный эффект»: резкое падение благосостояния и уровня социальной защищенности сопровождалось нарастающим бесправием подавляющего большинства граждан страны, усиливающимся взаимным отчуждением государства, представленного бюрократическими и силовыми структурами, от общества и собственных граждан.

 

Государство, общество, личность: хроника отчуждения

Сложившаяся в 1990-е годы в Украине система отношений между государством, обществом и гражданами была, с одной стороны, результатом распада, трансформации или реадаптации государственных и общественных институтов коммунистической системы, а с другой — следствием попыток выстроить новые структуры власти и наделить их не только юридической, но и общественной легитимностью. В идеальном варианте суть общественно-политических трансформаций, происходивших в Украине после 1991 г., можно было бы охарактеризовать как движение от авторитаризма к демократии, однако реальность оказалась гораздо более сложной и драматичной: всплеск влияния публичной политики на власть начала 1990-х годов сменился укреплением и расширением диктата государственной бюрократии, появлением одиозных форм слияния власти и крупного капитала, распространением коррупции, трансформацией принципа народовластия в принцип «разделяй и властвуй», появлением «фасадной демократии», пренебрежением элементарными правами и свободами граждан, их отстранением от реального влияния на состояние дел в стране.

В Украине удалось выстроить иерархию государственных институтов, создать государство как институт легитимного насилия, однако этот процесс быстро приобрел признаки самодостаточности, когда государство фактически стало заниматься самообслуживанием, его функции социальной защиты были сведены к минимуму, а насилие и принуждение по отношению к собственным гражданам вышли за рамки общественной легитимности, более того, стали применяться выборочно и далеко не всегда по отношению к тем, кто этого заслуживал. В результате возникла ситуация масштабного и глубокого отчуждения общества и граждан от государства, что спровоцировало серьезнейшие проблемы в построении гражданской нации. Вся шестнадцатилетняя история независимой Украины — это хроника отчуждения государства, общества и личности. Американский исследователь Кит Дарден в начале 2000-х годов охарактеризовал украинскую власть периода правления JI. Кучмы как «шантажистское государство»101 — к сожалению, эта формулировка своим совпадением с реальностью позволяет отнестись к ней не только как к эффектной метафоре, но и как к вполне четкому определению сути взаимоотношений государства с подавляющим большинством его граждан.

Следует упомянуть и о том, что ситуация, при которой общество в целом и составляющие его индивиды в частности вяло реагировали на процесс становления колоссальной самодостаточной государственно-бюрократической машины, подавляющей и общество, и личность, возникла не без содействия самих граждан нового государства. «Средний украинец», оказавшийся после 1 декабря 1991 г. гражданином нового государства, был вместилищем целого ряда социально-психологических комплексов и социальных привычек, отнюдь не способствовавших формированию гражданственности. Преклонение перед властью и одновременно недоверие к ней, общественная пассивность, боязнь ответственности, недоверие к интеллекту, нетерпимость, низкая бытовая культура, взаимное недоверие, пренебрежение правом на частную жизнь, почти полная атрофия чувства социальной дистанции — таков был набор общественных рефлексов, унаследованный от коммунистического режима «средним украинцем». Все это лишь усугубилось в период острого социально-экономического кризиса, способствуя, помимо прочего, отчуждению людей друг от друга, распространению общественного цинизма. Разумеется, это в свою очередь служило более чем благоприятным фоном для становления такой системы отношений между государством, обществом и личностью, которая исключала хотя бы базовый баланс между их интересами и делала возможным пренебрежение основными правами человека, зафиксированными в Конституции.

Именно в этой области — прав человека — Украина переходного периода представляла собой один из самых печальных (хотя и не наихудших) примеров постсоветской истории. Формально, согласно Конституции 1996 г., украинское государство гарантирует гражданам полный набор социально-экономических и политических прав, характерный для стран с устойчивой демократией. Согласно Статье 3 Конституции Украины, человек, его жизнь, интересы, честь и достоинство являются наивысшей социальной ценностью, а утверждение и обеспечение прав и свобод человека являются главной обязанностью государства. К началу 2000-х Украина ратифицировала 16 из 25 международных конвенций, принятых ООН в области прав человека. С ноября 1995 г. как член Совета Европы она присоединилась к ряду соответствующих европейских конвенций. Граждане Украины имеют право непосредственно обращаться в Европейский суд по правам человека. Формально украинское законодательство соответствовало большинству современных критериев в области защиты прав человека.

Однако жизненная реальность существенно отличалась и отличается от виртуальной реальности документов: Украина не является исключением в общем списке большинства постсоветских республик — права человека нарушались и нарушаются грубейшим образом — на системном уровне. И главным нарушителем является тот общественный институт, который по закону должен эти права защищать, — государство. Следует заметить, что это было как следствием предыдущей традиции, где права и интересы индивида были второстепенными по отношению к коллективу, так и своего рода «этатистского экстаза», когда ради построения государства можно было пренебречь правами индивида. Соответственно, бюрократия, находящаяся на службе у этого государства, получала карт-бланш на произвол.

Значительная часть населения Украины пришла в независимость с устойчивой социальной привычкой видеть в государстве защиту и средство решения собственных проблем. Патримониальность и патриархальность советского образца некоторое время оставались источником доверия к государству, особенно среди людей старшего возраста. Впрочем, ситуация быстро изменилась. Очень скоро выяснилось, что государство не только не выполняет базовые функции защиты прав своих граждан, но и само эти права нарушает.

Всеукраинский опрос Киевского международного института социологии, проведенный в 2001 г., показал крайнюю неэффективность государства в решении проблем граждан. Согласно этим данным, не получили помощь в милиции 65 % опрошенных, в службах социального обеспечения — 27,8 %, в службах занятости — 63 %, в муниципальных органах — 39 %. Почти половина опрошенных заявила, что за последние пять лет процесс общения с государственными служащими «значительно усложнился».

Согласно данным международного социологического исследования, проведенного в 8 постсоветских странах (Армения, Беларусь, Грузия, Казахстан, Кыргизстан, Молдова, Россия, Украина) в 2001 г. украинцы вместе с армянами занимали второе место по уровню недоверия власти в целом (75 %) и демонстрировали самый высокий (после Грузии) уровень недоверия к отдельным ее институтам — президенту, губернаторам, парламенту.

Более того, государство в лице его представителей превратилось в угрозу для его же граждан. При стабильном, даже по официальной статистике, росте преступности в Украине (в 1998 г., например, «на учете» МВД находилось 2,5 тыс. стабильно действующих криминальных группировок105) острой социальной проблемой стало положение в правоохранительных органах. Мизерная зарплата и низкий социальный статус привели к оттоку квалифицированных сотрудников из МВД в основном в коммерческие охранные структуры. При пополнении не слишком обращали внимание на моральные качества новых сотрудников, в результате правоохранительные органы превратились в пугало не столько для преступников, сколько для лояльных и законопослушных граждан. Незаконное задержание и удержание под стражей, избиения, пытки, моральные унижения и даже убийства задержанных превратились в явление настолько масштабное, что на него обратили внимание международные правозащитные организации. Доходило до того, что грань между преступниками и правоохранительными органами стиралась: наиболее резонансный пример — дело так называемой «банды оборотней», группы сотрудников МВД, превратившейся в организованную преступную группировку, занимавшуюся рэкетом и отличившуюся зверскими убийствами своих жертв в Киеве и Киевской области в конце 1990-х годов.

Только в 2002–2003 гг. в органах внутренних дел были зарегистрированы более 32 тыс. жалоб граждан на неправомерные действия милиции. Проверки (проведенные самой милицией и прокуратурой) подтвердили обоснованность каждой четвертой жалобы106 — цифра очень высокая, если учесть, что, проверяя самих себя, сотрудники силовых ведомств, конечно же, не проявляли излишнего рвения, демонстрируя корпоративную солидарность. По опросам Института социологии Национальной Академии наук Украины, удельный вес, респондентов, совсем или преимущественно не доверяющих милиции, в 1994–2006 гг. почти не изменился: он составлял 57,1 % и 54,3 % соответственно. К ним можно добавить тех, кто не мог сказать, доверяет ли он милиции или нет (26,3 % в 1994 г. и 32,4 % в 2006).

Не лучшей была картина и с другими государственными институтами. За этот же период возрос уровень недоверия к Верховной Раде — с 51,2 % до 63,1 % (правда, в 2005 г. после событий «оранжевой революции» он временно снизился до 28,7 %, а в 2006 г. снова возрос — до 49,6 %)108. Похожие показатели наблюдались и в отношении местных органов власти, руководителей государственных предприятий, прокуратуры, судов и налоговой инспекции. Средний балл доверия президенту Л. Кравчуку (в 1994 г.) по десятибалльной шкале составлял 2,3, Л. Кучме (в 2003 г.) — снизился с и так весьма невысокого 2,9 в 1995 г. до 2,3, В. Ющенко, через полгода его пребывания на посту президента (в 2005 г.), — 3,4 %109.

В январе — апреле 2007 г. опросы Киевского международного института социологии показали, что высокий уровень доверия к власти на всех ее уровнях готовы проявить от 10 до 16 % респондентов.

В общем, для власти итоги были неутешительными и в то же время вполне ожидаемыми — ей не доверяли, ее боялись, общение с ней старались свести к минимуму — последнее обстоятельство, если учесть традиционную патримониальность украинского общества, — весьма впечатляющее.

В Конституции Украины 1996 г. был зафиксирован целый комплекс прав человека (им посвящен отдельный раздел), позволяющий судить о стране как такой, что принадлежит к ряду наиболее социально ориентированных и гуманных обществ мира. Однако практически все права человека, зафиксированные в Конституции Украины 1996 г., были объектом нарушений — от права на свободу и личную неприкосновенность до права на жизнь, от права на неприкосновенность жилья до права на свободное передвижение, от права на труд до права на образование. По единодушному мнению правозащитных организаций, как украинских, так и международных, нарушение прав человека в Украине стало системным явлением. Уже сам факт тяжелейшего социального положения почти трети населения, постоянно живущего в бедности, является свидетельством этого. Перечисление прав и свобод в Конституции Украины на фоне реального положения ее граждан и особенно во взаимоотношениях с государством порой выглядят как жестокая насмешка.

Один из самых показательных примеров — право на свободу слова. Важность «четвертой власти» достаточно быстро стала очевидной как самой власти, так и тем, кто стремился контролировать умы в своих личных или корпоративных интересах. К 2002 г. в государственной собственности пребывало лишь 9 % периодических изданий и 12 % телерадиокомпаний — в основном это были ведомственные газеты и журналы, один национальный телеканал и ряд областных. Остальные стали или «коллективной собственностью» (иногда это действительно означало, что газетой владеет журналистский коллектив), или перешли в руки частных лиц, став собственностью частных лиц или компаний. К концу 1990-х редакционная политика определялась вкусами и политическими пристрастиями владельцев. Они же определяли и рамки свободы слова для журналистов и обеспечивали им благосостояние и защиту. При формальном отсутствии политической цензуры в государстве редакции имели свою внутреннюю цензуру, однако нужная власти тональность обеспечивалась также административным нажимом на редакции. До конца 1990-х годов такая практика имела спорадический характер, в основном обостряясь в период выборов.

По утверждениям исследователей истории прессы в независимой Украине, уже в середине 1990-х наблюдались попытки введения цензуры со стороны администрации президента. С осени 2001 г. наблюдались интенсивные попытки внедрения прямой цензуры — практика регулярного вмешательства в работу редакций в виде так называемых «темников» — письменных указаний, как освещать (или игнорировать) те или иные события. В основном «темники» рассылались на телеканалы. Этот далеко не новый, но эффективный метод фильтрации подаваемого материала интенсивно использовался российскими «политтехнологами» М. Гельманом и Г. Павловским в 2000 г. на президентских выборах в России и был экспортирован в Украину накануне парламентских выборов 2002 г., когда упомянутые «эксперты» были наняты СДПУ(о).

С лета 2002 г. главным источником «темников» стала администрация президента, возглавленная В. Медведчуком, а сама практика их рассылки была поставлена «на поток» — они появлялись еженедельно, а в период избирательных кампаний по несколько раз в день112.

Самой распространенной формой давления на те средства массовой информации, которые или пытались быть независимыми, или находились под контролем групп и лиц, вызывавших недовольство власти, был административный террор. Нескончаемые визиты налоговых и пожарных инспекторов, аресты счетов, штрафы, отказ в регистрации, закрытие редакций — только начало длинного списка форм административного давления на прессу. Один из наиболее известных примеров конца 1990-х — массированная атака на новый частный канал СТБ накануне президентских выборов 1999 г.: проверки налоговой администрации (районной и городской), рейды налоговой милиции, санитарно-эпидемиологической службы, отказ в предоставлении частоты вещания, вооруженное нападение на коммерческого директора телекомпании и его беременную жену в собственной квартире113 — все это было результатом того, что журналисты даже не становились в оппозицию власти, а просто взвешенно отображали позиции разных претендентов на президентское кресло…

Особо изощренным способом сведения счетов с неугодными журналистами стали судебные иски о «защите чести и достоинства» частных лиц, подаваемые лицами должностными — в соответствии с соответствующей статьей Гражданского кодекса, принятого в 1993 г. При этом суммы компенсации, выставляемые истцами, были поистине астрономическими, способными, в случае позитивного решения суда, разорить не только журналиста, но и газету.

Например, в 1998 г. по такого рода обвинениям в Украине было привлечено к судебной ответственности 123 журналиста, причем 4 из них оказались за решеткой. Наиболее скандальным стало дело «об оскорблении чести и достоинства» министра внутренних дел Юрия Кравченко против газеты «Киевские ведомости» — суд (начавшийся в сентябре 1997 г.) вынес постановление о штрафе в $ 2,5 млн в пользу истца… (Здесь, впрочем, стоить упомянуть о том, что газета стала жертвой не только утеснений свободы слова как таковых, сколько начавшейся войны между П. Лазаренко, которого она поддерживала, и Л. Кучмой.) По данным Союза журналистов Украины, 2/3 всех процессов против журналистов заканчивались в пользу истцов. В периоды массовых политических кампаний количество подобных дел резко возрастало — рекорд был поставлен в год президентских выборов — в 1999 г., их количество, по данным Госдепартамента США, достигло 2250115. По подсчетам Комитета по культуре и образованию Парламентской Ассамблеи Совета Европы, общая сумма исков к средствам массовой информации составила сумму, равную почти трем годовым бюджетам Украины (само собой, далеко не все иски были удовлетворены, однако неприятности приносили гарантировано).

Проблема имела и региональный аспект — если «разборки» с неугодными власти или мафиозным структурам средствами массовой информации в Киеве могли вызвать общенациональный или международный резонанс, то на местах пределов произволу просто не было. Один из наиболее показательных случаев — история с газетой «Информационный бюллетень», выходившей в г. Кременчуге. Исковое заявление на редактора газеты за публикацию критических писем жителей, недовольных ситуацией в городе, подал в 2001 г. мэр Кременчуга. Начальная сумма требуемой «компенсации» составляла 350 тыс. грн. В ходе судебных тяжб (редактора газеты вызывали на 54 судебных заседания) сумма возросла до 1 млн грн (около $ 200 тыс.). На ее имущество, в том числе квартиру, был наложен арест. Типографию, где печаталась газета, закрыли под предлогом «аварийности помещения». Газету отказывались печатать типографии пяти прилегающих областей Украины.

В апреле 2000 г. состоялся первый масштабный журналистский бунт против административно-судебного давления на прессу. Акция «Волна свободы» началась во Львове, когда местную газету «Экспресс» приговорили к огромному штрафу за 12-строчное сообщение. В мае 2000 г. в акции принимали участие 198 газет, 19 телеканалов, 36 радиостанций. Ее подержал Союз журналистов Украины и парламентский комитет по свободе слова. Журналисты и парламентарии требовали внесения изменений в законодательство, определяющих верхний предел материальной ответственности за моральный ущерб и устанавливающих уголовную ответственность для официальных лиц за препятствование журналистам в выполнении ими своих профессиональных обязанностей. Верховная Рада трижды рассматривала эти предложения об изменениях в законодательстве и трижды проваливала их.

В тех случаях, когда административное давление не приносило результатов, использовался подкуп журналистов. Если это не действовало, применялось запугивание и насилие — моральный террор против самих журналистов и членов их семей, нападения на квартиры, акты вандализма. Только в 2000–2001 гг., по данным Уполномоченного по правам человека при Верховной Раде, 40 украинских журналистов стали жертвами нападений и избиений. По данным Министерства внутренних дел Украины, только в 2001 г. против журналистов было совершено 72 преступления, из которых 30 не были раскрыты. Если объект террора упорствовал, его физически устраняли — когда под видом «несчастного случая», когда показательно, на виду у всех.

Наиболее резонансными делами, связанными с террором против журналистов, стали дела об убийстве редактора газеты «Вечерняя Одесса» Б. Деревянко (август 1997 г.), редактора интернет-издания «Украинская правда» Георгия Гонгадзе (сентябрь 2Q00 г.) и генерального директора региональной (Донецкая область) телерадиокомпании ТОР Игоря Александрова (июль 2001 г.).

Борис Деревянко был убит утром 14 августа 1997 г. четырьмя выстрелами, прямо на улице, по дороге на работу. Причиной убийства стала, по единодушному мнению журналистов, его профессиональная деятельность8

В сентябре 2000 г. был похищен и зверски убит Г. Гонгадзе, известный своими критическими публикациями о высших государственных деятелях, прежде всего о Л. Кучме. Так называемое «дело Гонгадзе», в ходе которого вскрылись чрезвычайно неприглядные нравы на самых верхах украинской власти, продолжается до сих пор. Непосредственных убийц журналиста, двух милицейских чинов, отдали под суд только в 2005 г., заказчики и руководители преступления все еще не установлены. Самые важные свидетели в деле или погибли при загадочных обстоятельствах, или скрываются, или так и не допрошены119.

Игоря Александрова, известного своими разоблачительными передачами о коррупции в Донецкой области, власть начала преследовать еще во время выборов 1998 г., когда суд г. Славянска вынес беспрецедентное решение: лишил его права заниматься журналистской деятельностью на 5 лет за разоблачительную передачу о местном кандидате в депутаты, воротиле ликеро-водочного бизнеса. Постановление суда было отменено в 2000 г. Когда в 2001 г. подконтрольные «обиженному» уже депутату коммерческие структуры перекупили телерадиокомпанию и началась борьба за лицензию на соответствующий канал, несговорчивого журналиста 3 июля забили насмерть бейсбольными битами члены местного бандитского формирования. Формальных заказчиков и исполнителей убийства осудили только после «оранжевой революции», в июле 2006 г. По мнению семьи погибшего, реальные заказчики остались безнаказанными, скрывшись за депутатской неприкосновенностью.

Еще одной весьма характерной чертой во взаимоотношениях государства, общества и граждан в 1990-е годы стало стремительное и массовое распространение коррупции. Ее корни уходили в советские времена, особенно в эпоху правления Л. Брежнева, когда коррупция с «верхов» общества спустилась в «низы». После распада СССР на фоне масштабного социально-экономического кризиса и интенсивного государственного строительства, падения качества бюрократии и одновременного ее физического разрастания, резкого обнищания большинства населения в сочетании с быстрым расширением регулятивных, контрольных, фискальных функций государства и масштабным участием бюрократов в «бизнес-проектах» возникли весьма благоприятные условия для роста коррупции.

Она быстро превратилась в масштабное социальное явление, стала частью повседневной жизни, своего рода социальной привычкой. Более того, она настолько интегрировалась в экономику, что стала частью «естественного» перераспределения доходов. Обнищавший учитель, получающий подношение от родителей за нужную оценку в аттестате, милиционер с мизерной зарплатой, собирающий дань с уличных торговцев, чиновник, кладущий в карман приятно хрустнувший конверт, министр, получающий «в подарок» недвижимость или долю в доходах предприятия, премьер-министр, сооружающий у себя на даче бассейн за сотни тысяч долларов, президент, получающий «в подарок» яхту за $ 10 млн, «не мешающий» своему ближайшему родственнику недорого получить в собственность один из крупнейших заводов в Европе, другой президент, благосклонно взирающий на дорогостоящие подарки «друзей» членам его семьи, — все это выстраивается в единую, масштабную, всепроникающую систему, опасность которой заключается не только в экономических убытках, а в тотальной деморализации общества, последствия которой в отдаленной перспективе трудно предвидеть и просчитать, однако первые результаты, видимые уже сегодня в тотальном общественном цинизме не внушают оптимизма.

Разумеется, знака равенства (по крайней мере социального) между коррупцией в «верхах», где она служила средством обогащения, и в «низах», где она нередко превращалась в способ выживания, быть не могло. Знак равенства, поставленный законом между тем, кто берет взятку, и тем, кто дает, вызывает серьезные сомнения в стране, где вымогательство и шантаж практикуются высшими государственными деятелями, где даже справедливое судебное решение должно быть «подкреплено материально» и где как минимум треть граждан пребывает за чертой бедности. Совершенно очевидно, что начальный импульс создания этой системы исходил от высшей государственной бюрократии, сначала поставившей своих граждан на грань выживания, а потом создавшей условия, при которых любые законные попытки этого выживания становились невозможными.

В октябре 1995 г. государство официально признало масштабы и опасность коррупции, приняв специальный закон о борьбе с нею. В 1997 г. Верховная Рада в специальном постановлении признала, что коррупция достигла масштабов, создающих угрозу национальной безопасности и конституционному строю Украины. Всего во второй половине 1990-х было принято 52 закона и подзаконных акта, направленных на борьбу с коррупцией122. Об эффективности судебной борьбы с ней свидетельствуют такие факты: согласно данным Верховного Суда Украины, в 1998 г. в суды было передано 6656 дел о коррупции чиновников и депутатов разных уровней. Из них 246 закончились приговорами, из которых, в свою очередь, только 48 были приведены в исполнение.

Борьба государства с коррупцией нередко сама оказывалась коррумпированной морально и политически — наиболее известные случаи преследования украинской властью официально объявленных «коррупционеров» были слишком явно связаны с политической борьбой. Достаточно вспомнить хотя бы историю с премьер-министром П. Лазаренко, коррупционные схемы которого «неожиданно» стали предметом внимания силовых ведомств именно тогда, когда он стал явно демонстрировать свои политические амбиции и вкладывать средства в политические проекты, способные подорвать шансы Л. Кучмы на второй президентский срок. Многолетнее международное расследование «дела Лазаренко» не только охватило 40 стран мира, но и стало образцово-показательной картиной расцвета коррупции в высших эшелонах власти. Не менее известный случай — многолетние преследования Юлии Тимошенко, также по политическим мотивам, но по экономическим обвинениям, в числе которых, конечно же, была коррупционная деятельность — усиленный интерес к ее не безоблачному деловому прошлому125 всегда обострялся у прокуратуры именно в те моменты, когда «леди Ю» публично выступала против президента или в периоды усиления ее оппозиционной активности.

Исследование Мирового банка и Европейского банка реконструкции и развития, проведенное в 1999 г. в 22 посткоммунистических странах, показало, что по уровню так называемой административной коррупции (когда взятки являются частью дохода чиновников) Украина занимала почетное третье место после Азербайджана и Кыргызстана (следом за ней шли Грузия, Молдова, Албания и Румыния).

По опросам, проведенным центром им. А. Разумкова в 2000 г., 11,5 % респондентов выражали уверенность в том, что взятки берут все без исключения чиновники, 49,1 % — что это делают «многие», и 28,7 % — что взятки берут «некоторые» чиновники. Лишь 2,4 % опрошенных высказали мнение, что украинские чиновники не берут взяток126. Эти представления граждан об уровне коррупции в их государстве вполне соответствовали их собственному участию в коррупционной практике. Одно из социологических исследований 2000 г. показало, что взятки давали около 30 % опрошенных127. По другим опросам, в 2001 г. каждый пятый украинец вынужден был прибегать к взяткам для решения своих проблем в государственных органах.

Согласно Всемирному докладу о коррупции, подготовленному в 2001 г. организацией Transparency International, по уровню коррупции Украина занимала одно из высших мест — восемьдесят третье (91 место — наивысшее). В 2004 г., по экспертным опросам центра им. А. Разумкова, на вопрос «Можно ли сейчас вести бизнес, не нарушая законов?» лишь 13,2 % экспертов ответили утвердительно, в то время как 68,7 % ответили отрицательно, а 18,1 % «затруднились ответить»129.

В начале 2000-х, когда несколько стабилизировалась социально- экономическая ситуация, налоговое законодательство стало более разумным и из теневого сектора вышла значительная часть мелких предпринимателей, возникли предпосылки для постепенного оздоровления ситуации. Однако коррупция, превратившаяся в неотъемлемую часть экономики, достигла таких масштабов, что развивалась уже по собственным правилам и законам. В январе 2004 г., выступая на Всеукраинском совещании по проблемам борьбы с организованной преступностью и коррупцией, Л. Кучма произнес блестящую речь, в которой привел поражающие воображение факты о размахе коррупции и теневых схем, о причинах их возникновения. Президент перечислил наиболее коррумпированные сферы жизнедеятельности: энергетика, агропромышленный комплекс, внешнеэкономическая и банковская деятельность, приватизация, бюджетная сфера, предпринимательство — то есть подтвердил, что коррупция есть везде. Впрочем, поражало совсем другое — президент произносил свою речь так, словно он долгие годы отсутствовал в Украине и по прибытии обнаружил все то, о чем он докладывал. «Коррупция в социально-экономической жизни неизбежно приводит к коррупции души, морали, порождает двурушничество и лицемерие»з° цJL Кучма. Судя по контексту, президент не считал себя ответственным за удручающее состояние дел с коррупцией в стране.

После «оранжевой революции» в обществе несколько оживились надежды на то, что государство и «новая власть», объявившая борьбу с коррупцией одним из первоочередных приоритетов, добьются ощутимых изменений в этой области. К сожалению, эти ожидания оказались завышенными. Антикоррупционные действия «оранжевой власти» не имели системного характера, осуществлялись в режиме политической кампании. Предпринятые меры дали временный эффект, однако из-за несистемности и кампанейщины в конечном итоге даже ухудшили ситуацию.

По результатам общенационального социологического исследования, проведенного весной 2007 г. Киевским международным институтом социологии, 52 % респондентов считали, что коррупция является оправданной в большинстве ситуаций для решения различных проблем. Если экстраполировать эти данные на общество в целом, можно предположить, что для половины населения коррупционные действия превратилась в обыденную практику. Те же респонденты вполне определенно указали на сферы, где эта практика применялась чаще всего: Верховная Рада и Кабинет министров, ГАИ, милиция, медицинские учреждения, суды, университеты, прокуратура, таможенная и налоговая службы131.

Итак, взаимоотношения государства, общества и граждан, сложившиеся в независимой Украине, не предполагали не только элементарной лояльности (не говоря уже о доверии), но и цивилизованного гражданского согласия, ни уважения к закону, ни элементарной правовой культуры. Некоторые позитивные изменения, состоявшиеся во второй половине 1990-х годов (мораторий на смертную казнь 1997 г., в 2000 г. приведший к ее отмене и замене пожизненным заключением), не меняли общей картины. Весной 2003 г. четыре социологические службы Украины132 провели опрос населения, позволивший определить рейтинг проблем, являвшихся, по мнению респондентов, наиболее неотложными. Из тридцати проблем, сформулированных социологами, в первую десятку попали именно те, что касались взаимоотношений государства и его граждан: низкий уровень зарплат и пенсий, взяточничество и коррупция в органах власти, безработица, распространение преступности, невозможность получить качественное медицинское обслуживание, беззащитность граждан перед произволом силовых структур, возвращение «замороженных» вкладов и средств, украденных «трастами», некомпетентность власти на всех ее уровнях, резкое имущественное расслоение общества.

Недоверие граждан к государственным институтам, низкая эффективность последних и их склонность к бюрократическому своеволию и произволу, коррупция, начавшаяся в «верхах» и быстро охватившая все слои общества, правовой нигилизм и моральный упадок общества — таковы предварительные итоги хроники отчуждения государства, общества и личности в независимой Украине. Трудно было ожидать чего-либо иного в стране, где науськиваемые милицией уголовники насмерть забивают неугодного власти журналиста бейсбольными битами, где другого журналиста задушили и обезглавили работники «органов правопорядка», где взятка превратилась в двигатель и неотъемлемую часть экономики, где само государство превратилось в главный источник опасности, порой смертельной, для его граждан.

Неизбывная склонность к оптимизму заставляет искать нечто позитивное даже в этой сумрачной картине. Отчуждение государства, личности и общества способствовало отмиранию патримониальных инстинктов людей, привыкших к тому, что все их проблемы решает государство. Брошенные им на произвол судьбы граждане стали более самостоятельными в поисках способов решения этих проблем. Общественная и моральная нелегитимность государственных институтов, а временами и их очевидная преступность подталкивали к активным действиям, принимающим характер сначала скрытого индивидуального сопротивления, недоверия, граничащего с цинизмом, а затем и открытого гражданского неповиновения, к самоорганизации общества, что в полной мере проявилось в ходе событий, получивших название «оранжевой революции».

 

Технологии власти: президент, «кланы», олигархия

Для внешнего наблюдателя и для «среднего украинца», интересующегося политикой, история украинской власти второй половины 1990-х — начала 2000-х сводилась к борьбе между двумя ветвями власти: исполнительной и законодательной, между парламентом и президентом, а также между действующей «властью» и «оппозицией». Своеобразным позитивным фоном этой борьбы служил процесс строительства институтов власти, начатый в первой половине 1990-х (появление новых институтов, например Конституционного суда, трансформация старых), а также перераспределение функций ее составляющих (например фракции и комитеты в Верховной Раде, формирование администрации президента), поиск баланса и оптимальных форм взаимодействия между ними (конституционный процесс), выстраивание системы отношений по линии власть- общество — гражданин и, наконец, формирование оппозиции.

Система исполнительной власти при формальном разделении ее на законодательную, исполнительную и судебную во второй половине 1990-х — начале 2000-х характеризовалась явным перевесом полномочий президентской власти, которая фактически подменила собою исполнительную власть, частично выполняла функции законодательной (в частности через президентские указы) и имела серьезные рычаги для давления на власть судебною.

Система президентской власти была строго иерархичной, вертикально организованной. На вершине иерархии находился президент, официально на уровне кадровой политики контролирующий силовые и фискальные ведомства (Министерство обороны, МВД, СБУ, Генеральная прокуратура). Несмотря на ряд конституционных норм, ограничивающих его всевластие в этой области, президент практически также контролировал кадровые назначения в правительстве (начиная с премьер-министра и министров и вплоть до глав комитетов, комиссий и служб, а также заместителей первых лиц в этих институтах власти).

За пределами центральных органов государственной власти личный контроль президента за системой исполнительной власти на региональном уровне обеспечивался через назначаемых (или смещаемых) им глав местных государственных администраций — от областных до районных и городских (кроме Киева и Севастополя). (В 1994 г. руководители местных структур исполнительной власти избирались на основе прямого голосования.) К концу 1990-х годов губернаторы и главы районных государственных администраций фактически или подменили собою органы местного самоуправления, или контролировали их. Назначения на должности руководителей местных администраций (и смещение) находилось в прямой зависимости не столько от административно-менеджерских способностей, сколько от способностей выполнять распоряжения центра. Самый наглядный пример — «волнообразные» увольнения губернаторов и глав районных администраций134 президентом.

Таким образом, когда официально, а когда и «в явочном порядке» президент через находящуюся в его руках или контролируемую им систему кадровых назначений самолично контролировал всю вертикаль исполнительной власти в центре и регионах. Кроме того, он лично назначал треть судей Конституционного суда, половину состава Совета Национального банка и половину членов Национального совета по телевидению и радиовещанию. Президент имел право вето на законы, принимаемые парламентом, и к тому же мог возвращать их на доработку, если они хотя бы одной запятой не соответствовали Конституции.

Конечно, формально полномочия президента ограничивались парламентом, который утверждал премьера и правительство, имел право выражать недоверие правительству и Генеральному прокурору (что практически означало их отставку), имел влияние на кадровые назначения на высшие посты в силовых структурах, утверждал государственный бюджет и т. п. Именно это обстоятельство побуждало JI. Кучму, во-первых, к активному вмешательству в парламентские выборы, во-вторых, к ревизиям результатов этих выборов уже в стенах парламента, в-третьих, к популистским мероприятиям, направленным на подрыв общественного авторитета парламента (референдумы), в-четвертых, к борьбе за создание послушного ему большинства в парламенте, что по крайней мере дважды в 1998–2002 гг. привело к серьезным парламентским кризисам.

Формально-юридически Украина представляла собой президентско-парламентскую республику. Одни политологи довольно часто называют форму власти, сложившуюся к середине 1990-х годов в Украине, «полупрезидентской», подчеркивая этим термином некий перевес в пользу исполнительной власти. Другие с не меньшим основанием называли ее «суперпрезидентской», что, видимо, ближе к реальному положению вещей.

В системе президентской власти было еще одно звено, которое, наряду с вполне легальными институтами, предусмотренными Конституцией, фактически представляло своего рода параллельный центр власти — администрация президента.

Функции и сферы влияния президентской администрации постоянно расширялись. Первоначально, еще при Л. Кравчуке, она играла роль своего рода технической канцелярии, готовящей для президента проекты указов и обеспечивающей делопроизводство. Уже тогда наблюдались конфликты, связанные с вмешательством президентской администрации в сферы деятельности законодательной и исполнительной власти и уже тогда аппарат президентской администрации стремился к полномочиям, уместным более для исполнительной власти, а не для технической службы президента.

При Л. Кучме администрация превратилась в колоссального бюрократического монстра, влияющего на все ключевые сферы жизнедеятельности страны — от кадровых назначений до контроля над средствами массовой информации, от разработок стратегий развития страны до определения внешнеполитического курса. Некоторое представление о масштабах влияния администрации можно составить на примере ее «физического роста». При Л. Кравчуке президентская администрация состояла из 4 отделов, где работали 180 человек. В 1994 г., при Л. Кучме, администрация состояла уже из 6 управлений, 4 отделов и 4 вспомогательных единиц. В ее ведении находились также многочисленные советники президента. К 2000 г. в ведении администрации состояло 9 управлений, Служба президента, секретариат президента, отдельный аппарат Главы администрации, 18 структур, осуществлявших консультативные функции, Институт стратегических исследований и Академия государственного управления. В 2002 г. — 2 главных заместителя Главы администрации, 5 заместителей, пресс-секретарь президента, 5 постоянных представителей (в высших органах законодательной, исполнительной и судебной власти), 8 главных управлений, 9 управлений, 1 отдел, Секретариат президента. К 2004 г. в администрации президента работало около 2500 служащих. Глава администрации президента, будучи по форме всего лишь руководителем «технической службы», обеспечивающей нормальную деятельность президентского офиса, в реальности превращался во второе лицо в государстве, иногда более влиятельное, чем спикер парламента или глава правительства.

Описание системы центральной власти была бы неполной без упоминания целой группы «теневых олигархов» или «теневых политиков», игравших крайне важную роль в организации взаимодействия президента с «внешним миром» — как с более-менее известными группами интереса/влияния, так и с теми группами, которые старались не обозначаться в публичной политике, но нередко преуспевали в политике теневой. Пожалуй, наиболее репрезентативные фигуры этой когорты — И. Бакай, С. Левочкин, А. Волков. Люди, обеспечивавшие заинтересованным лицам и группам «доступ к телу», обеспечивали функционирование довольно цепкой системы патронажных отношений на самых верхах власти и содействовали становлению разветвленной сети клиентел и ситуативных лояльностей бизнес-структур и власти. Система патронажей и клиентел, возникшая в «верхах» (президентская администрация, правительство, министерства и ведомства), воспроизводилась на региональном, горизонтальном уровне. Эти горизонтальные сети связывались с центральной через аппарат президентской власти на местах и через фискальные и силовые структуры. В результате возник довольно специфический вариант патримониализма, не только создавший целую систему «семей» и бюрократических «кормлений», но и резко ограничивший доступ к власти и ресурсам всем, кто не попал в клиентельно-патронажные сети или выпал из них. Помимо этого, он привел к небывалому росту коррупции и стремительному обогащению высшей бюрократии центра и регионов.

Борьба Л. Кучмы за сосредоточение максимума власти в своих руках является одной из центральных тем политической истории Украины второй половины 1990-х — начала 2000-х годов. Можно предположить, что первоначально стремление президента к концентрации полномочий было вызвано необходимостью быстрой мобилизации сил и оперативного распоряжения ресурсами в условиях непрекращающегося социально-экономического кризиса и неустойчивого баланса между ветвями власти, который все время нарушался. Неплохой иллюстрацией могут послужить мемуары директора Национального института стратегических исследований, советника Л. Кучмы по вопросам экономики Анатолия Гальчинского, посвященный одному из критических эпизодов второй половины 1990-х: «В 1997–1998 гг., после финансового кризиса, каждый понедельник у Президента собирались 5–6 человек /…/ и в оперативном режиме решали, как удержать экономику, чтобы не свалиться опять в ту безумную инфляцию, которую мы пережили в 1993 году… Президенту нужно было иметь сильную волю, сжатую в кулак. По сути, Президент был тогда и главой государства, и главой правительства, и руководителем Нацбанка. Все решалось в его кабинете». Речь в этом отрывке идет о кризисной ситуации, однако кризис был нормой жизни во второй половине 1990-х. Соответственно, президент был кризис-менеджером, постоянно требующим дополнительных полномочий, и в итоге сам становился заложником этих полномочий.

На рубеже 1990-х — 2000-х гг. режим «ручного управления» экономикой и отчасти — общественными процессами, сложившийся как средство выхода из кризиса, стал функциональной сутью исполнительной вертикали — она уже не могла существовать вне этого режима хотя бы потому, что была создана под него. Этот режим приобрел собственную логику и самодостаточность. Учитывая иерархичность и функциональные особенности управленческой вертикали, созданной Л. Кучмой и создающей его самого, можно понять целиком естественную потребность в накоплении все большего объема полномочий в ее верхах.

Однако к началу 2000-х годов эта тенденция вошла в конфликт со все более очевидной тенденцией к децентрализации. Смена форм собственности, расширение сферы рыночных отношений, формирование экономических и общественных механизмов и структур, способных к высокой степени саморегуляции, появление новых общественных групп требовали нового качества власти, новой системы ее взаимодействия с обществом и не в последнюю очередь — ее децентрализации. Не случайно в конце 1990-х гг. активизируются дискуссии об административной реформе и неэффективности государственной машины. Однако ответ на эти вызовы был неадекватным, хотя и вполне соответствовал природе созданной Л. Кучмой пирамиды власти: это были требования дальнейшего расширения контроля центра и все более детальной бюрократической регламентации деятельности ее институтов при возрастающей неспособности этой системы к саморегуляции. Фигура, находящаяся на вершине этой иерархии, была в каком-то смысле трагической — созданная при ее участии система превращала Л. Кучму в своего заложника. «Сегодня я работаю не в нормальном режиме президента, — говорил Л. Кучма в конце 2003 г., — практически нет времени, чтобы сесть и обдумать серьезно все, посоветоваться со всеми по той или иной проблеме. Сотни вопросов, которые президент не должен решать, а решать приходится. Так уж сложилось. /…/ Просто такую систему когда-то завел, а потом от нее отказаться уже сложно»140.

Во второй половине 1990-х — начале 2000-х в системе построения и функционирования иерархий власти, а также взаимодействия ее ветвей появился новый и весьма активный актер, организованные группы интереса/влияния. Именно на этом этапе в общественно- политическом лексиконе появляется термин «кланы», которым, собственно, и обозначаются данные группы и очерчиваются их территориальные контуры. «Кланы» включали в себя аморфный конгломерат бизнесменов, публичных политиков, представителей власти (бюрократии, силовых и фискальных структур, судов), объединенных экономическими, политическими и даже родственными связями. «Клановая» система предполагала наличие целой иерархии клиентел и патронажных отношений между властью и бизнесом, нередко построенных на патримониальных общественных привычках и инстинктах.

Общность интересов не исключала возможности внутренних распрей, не говоря уже о «межклановых» конфликтах, решаемых в лучшем случае неформальным арбитражем первого лица в государстве, в худшем — физическим устранением нарушителей равновесия142. Политологи обычно упоминали три крупнейших «клана»: «донецкий» (две крупнейшие финансово-промышленные группы — Индустриальный союз Донбасса и System Capital Management), «днепропетровский» (представленный сначала «Едиными энергетическими системами Украины» П. Лазаренко, а после его падения и разгрома ЕЭСУ — В. Пинчуком («Интерпайп») и конкурирующей с ним группой «Приват» И. Коломойского); и, наконец, «киевский» (так называемая «великолепная семерка» или «холдинг СДПУ(о)», возглавляемые В. Медведчуком и Г. Суркисом)143.

Упоминались также региональные «кланы», как правило, менее известные — «харьковский» (здесь крупнейшая группа интереса/ влияния, оформившаяся как «Укрсиббанк», также первоначально опиралась на мощную поддержку региональной власти), «одесский» и «крымский».

Конфигурация (бизнес — публичные политики — бюрократия) воспроизводилась на местном уровне в виде местных «кланов», группировавшихся около местных центров власти (как правило, назначаемых Л. Кучмой губернаторов) и материальных ресурсов. Японский исследователь Кимитака Мацузато назвал эти группы «мезоэлитами». Уместно будет сказать, что по крайней мере четыре из пяти упомянутых крупнейших групп интереса/влияния, вышедших на уровень влияния на центральную власть и слияния с ней, зарождались именно как «мезоэлиты» — в регионах. Обе донецкие группы вырастали и прирастали собственностью под протекторатом губернаторов — сначала В. Щербаня, потом В. Януковича. Днепропетровский «клан» в разных его ипостасях добивался процветания и власти под покровительством сначала губернатора, а затем премьер-министра П. Лазаренко.

К началу 2000-х годов значительная часть «мезоэлит» превратилась в своего рода «региональные подразделения» более крупных «кланов»: самый яркий пример — доминирование СДПУ(о) в Закарпатской области. Присутствие представителей региональной власти в «клановых» структурах было обязательным условием их успешной жизнедеятельности, поэтому «клановая» система власти (экономической и политической) на региональном уровне оказалась тождественна олигархии на центральном.

В становлении системы украинской власти с точки зрения ее взаимодействия с группами интереса/влияния («кланами») можно выделить приблизительно четыре этапа.

Первый: 1992–1994 гг. Связан с процессом адаптации старых государственных структур к новым условиям и их трансформации в новые. На этом этапе наибольшее влияние на процесс формирования и функционирования власти имеют лоббистские группы, связанные с эксплуатацией государственной собственности (рентой). Важной особенностью этого этапа является наличие и влияние идеологий на формирование власти: еще сильны позиции партий, претендующих на звание «идеологических», — коммунистов, Руха, радикальных националистов. На этом этапе еще существовал баланс сил между президентом и парламентом, который периодически нарушался в чью-то пользу. «Кланы» еще не были сформированы.

Второй: 1994–1997 гг. Здесь наблюдается все более ощутимый перевес президентской власти, основой которого является более высокая мобильность президентских структур. Президент практически руководил правительством, а иногда подменял не только его, но и законодательную власть. Именно, в этот период налаживается взаимодействие президента и его центральных структур с региональными бизнес-группами («мезоэлитами»), которые трансформировались в крупные группы интереса/влияния в связи с масштабным перераспределением собственности.

Президент в этот период переходит к модели личного контроля за распределением ренты, в то время как стремительное первоначальное накопление капитала приводит к образованию групп интереса/влияния, не подконтрольных ему и стремящихся к самостоятельной роли во власти и политике. Именно тогда произошел конфликт за контроль над исполнительной властью между стремительно растущими региональными группами (днепропетровской и донецкой), закончившийся отстранением премьеров Е. Марчука и П. Лазаренко, опиравшимися на эти группы и стремившимися играть самостоятельную роль.

На этом же этапе и возникает модель сращивания исполнительной власти с группами интереса/влияния. Исполнительная власть, точнее, находящийся на ее вершине президент, устанавливает контроль над наиболее крупными источниками взимания ренты (импорт/ экспорт энергоносителей и «большая» приватизация). Парламент превращается в главный тормоз приватизации не по идеологическим причинам, а из-за присутствия в нем групп интереса/влияния, составленных или из рантье старого образца, предпочитающих эксплуатировать государственные субсидии и получать госзаказы, и тех, кто не получил желаемого объема доступа к распределению ренты или лишился его. Тогда же окончательно оформляются основы модели фасадной демократии, в которой институты представительной власти, политического представительства и волеизъявления народа (Верховная Рада, партии, выборы) превращаются в инструмент реализации интересов крупнейших «кланов».

Третий период: 1998–2002 гг. характерен, с одной стороны, все более тесным взаимодействием президентской власти и самых крупных групп интереса/влияния, складывающихся в результате «большой» приватизации и трансформирующихся в финансово-промышленные группы. Их союз взаимовыгоден — большой капитал оказывает финансовую поддержку президенту в его борьбе за концентрацию власти, президент осуществляет руководство распределением источников ренты, позволяя этим избежать крупных конфликтов и бизнес-войн. В то же время группы интереса/влияния, как те, что связаны общими интересами с президентом, так и те, что конфликтуют с ним, начинают поход в законодательную власть. Это вызвано тремя главными причинами: разворачивающейся «большой приватизацией» (заканчивался срок моратория на приватизацию крупнейших промышленных предприятий и здесь нужны были решения парламента), желанием обеспечить депутатскую неприкосновенность ключевым фигурам бизнес-структур, особенно тем, что по разным причинам оказались в отдалении от президента, и необходимостью лоббирования интересов, уже выходящих за региональный уровень. Крупнейшие группы интереса/влияния создают или скупают политические партии, создают, скупают или присваивают средства массовой информации.

Отчуждение центральной власти от общества достигло на этом этапе высшей точки, поскольку она взаимодействовала с обществом не столько посредством законов, сколько через коррумпированный бюрократический аппарат и сросшиеся с ним «кланы» разных уровней.

Наконец, в 2001–2002 гг. начинается четвертый этап в процессе структурирования власти и ее взаимодействия с «кланами», продолжающийся до сих пор. Самыми знаковыми событиями этого периода стали акции «Украина без Кучмы!», «Восстань, Украина!» и выборы в Верховную Раду, происходившие по смешанной системе.

Внешняя сторона событий на этом этапе — возрастание роли политических партий, появление и структурирование политической оппозиции и нарастание отчуждения высшей власти от общества. Внутреннее содержание видимых на поверхности процессов и конфликтов заключается в том, что, с одной стороны, наиболее крупные группы интереса/влияния («кланы») приобрели известную экономическую и политическую самодостаточность, позволяющую им переориентироваться с борьбы за доступ к президенту (в бюрократическом сленге получившую богатое на контексты название «доступ к телу»), на борьбу за доступ к представительской власти, скупку политических «брэндов» и прямое или опосредованное участие в публичной политике через «олигархические» партии и фракции в парламенте. На этом этапе было окончательно поделено медиа-пространство, здесь единственной сферой, остававшейся вне безраздельного влияния «кланов» и сросшейся с ними государственной бюрократии был Интернет.

Борьба за власть в этот период практически превращается в конкуренцию как между самыми мощными группами интереса/влияния, так и в конфликты между ними и внеплановыми группами интереса/ влияния на уровне публичной политики — через купленные или организованные ими партии. С другой стороны, появились альтернативные группы влияния/интереса, еще не ставшие «кланами» и не имеющие центрального доступа к ренте или утратившие его, но претендующие на самостоятельную роль во власти. Именно эти группы составили экономическую основу «новой» оппозиции существующей системе власти, персонифицированной JI. Кучмой.

 

Оппозиция — зеркало власти?

Оппозиция практически с самого начала своего существования отличалась некоторой «амбивалентностью» в отношениях с властью, вызванной тем, что, во-первых, многие ее представители побывали в этой власти и стремились вернуться в нее, во-вторых, тем, что действия оппозиции нередко выглядели как плохое отражение действий плохой власти и, наконец, тем, что власть сама конструировала некоторые ипостаси оппозиции, используя их в своих интересах.

Если не считать нескольких организаций крайнего правого спектра (которые тоже периодически входили в сферу сотрудничества с властью в вопросах украинского языка и культуры), в Украине никогда не было мощной, четко структурированной, идеологически внятной оппозиции, имевшей с властью радикальные мировоззренческие противоречия и способной предложить свою четко сформулированную программу развития страны и общества.

Оппозицию можно условно разделить на «традиционную» и «новую». К «традиционной» можно отнести сформировавшиеся в конце 1980-х группы, партии и движения национально-демократической и националистической ориентации, а также «левые» партии — коммунистов и социалистов. К «новой» — оформившиеся в конце 1990-х годов идеологически и социально аморфные движения, возникшие как избирательные проекты — «Блок Юлии Тимошенко» и «Наша Украина». В данном случае не упоминаются клонированные властью псевдооппозиционные партии, используемые в периоды избирательных кампаний для ослабления реальной оппозиции.

В конце 1980-х оппозиция тогдашнему коммунистическому режиму существовала в виде немногочисленных диссидентских групп и мелких националистических партий. Это была оппозиция, построенная на идеологических принципах. В 1989 г. наиболее многочисленным политическим формированием стал Рух, о степени оппозиционности которого говорит его название («за перестройку»), а также тот факт, что среди его отцов-основателей доминировали представители партийно-советского культурного истеблишмента, которые после 1991 г. вполне органично составили пусть и маргинальную, но вполне обустроенную часть новой государственной бюрократии.

В начале 1990-х Рух, превратившийся в политическую партию, еще играл роль оппозиции по отношению к левому большинству в Верховной Раде и периодически — по отношению к президенту Л. Кравчуку.

Вся последующая история Руха весьма показательна в свете тезиса о «политической амбивалентности» национал-демократического крыла оппозиции и его идеологической слабости: «выборочная оппозиция» президенту в середине 1990-х годов (Рух подержал Л. Кучму в период «конституционного кризиса» 1995–1996 гг., правда, будучи не столько за Л. Кучму, сколько против коммунистов), расколы, интеллектуальная бедность и порой весьма бесстыдное сожительство с властью его обломков и их руководства (например, выдвижение Рухом А. Удовенко (как заведомо слабого соперника Л. Кучмы) на выборах 1999 г., а потом поддержка Л. Кучмы во втором туре, на удивление тесные контакты того же Г. Удовенко с Л. Кучмой), участие обоих Рухов в «антикоммунистическом», а по сути президентском, большинстве в парламенте в 2000 г., их же участие в голосовании за имплементацию результатов «брехерендума» в июле 2000 г., удивительная сдержанность высшего руководства Рухов в период развертывания «кассетного» скандала). В конце 1990-х — начале 2000-х годов оба Руха лавировали между оппозиционностью и лояльностью к Л. Кучме и в конечном итоге были поглощены двумя более крупными и финансово более мощными проектами, распределившись между ними, — БЮТ и «Наша Украина». Та же судьба постигла и другие партии национал-демократического спектра.

Единственной силой, в 1990-е годы игравшей роль постоянной оппозиции, были «левые». Однако здесь прослеживаются показательные «местные особенности». После 1993 г. (весной этого года КПУ была восстановлена) роль официально назначенной оппозиции играли коммунисты. Дебют Коммунистической партии Украины в качестве оппозиционной силы был весьма показательным уже тем, что ее восстановление было результатом «конфиденциальных» переговоров с властью в лице тогдашнего президента Украины экс-коммуниста Л. Кравчука. Это во многом определило и дальнейшую «оппозиционность» КПУ власти, прежде всего Л. Кучме и созданной им системе власти. В 1990-е лидеры коммунистов упражнялись в социальной демагогии в парламенте и по «идеологическим соображениям» всячески тормозили рыночные реформы, в том числе приватизацию, этим способствуя теневой приватизации и расцвету экономики рантье.

Во время выборов 1994 г. КПУ, формально объявив о своем нейтралитете во втором раунде президентских выборов, неформально, если верить утверждениям Л. Кравчука, договорились поддерживать Л. Кучму (также, как и социалисты)152. В 1996 г. треть фракции коммунистов участвовала в голосовании за Конституцию, официально названную Центральным Комитетом КПУ «антисоветским» и «буржуазным» документом. На президентских выборах 1999 г. лидер КПУ П. Симоненко153 отказался от идеи выдвижения единого кандидата от левых сил и довольно легко согласился с поражением во втором туре. Во время «конституционного референдума» 2000 т. КПУ сначала огласила сбор подписей для проведения контр-референдума, однако сорвала его. В июле 2000 г. коммунисты поддержали план приватизации крупнейшей государственной компании «Укртелеком», предложенный депутатами «олигархических» фракций. Тогда же фракция коммунистов единодушно поддержала законопроект об амнистии капиталов, ушедших за рубеж. В 2001 г. КПУ осталась в стороне от акции «Украина без Кучмы», более того, ее лидеры выступали с осуждением «угрозы ультранационализма».

В апреле этого же года депутаты-коммунисты в союзе с олигархическими фракциями голосовали за отставку правительства В. Ющенко, выплатившего долги опекаемым ими пенсионерам. В 2002 г. компартия вошла в состав «оппозиционной тройки» БЮТ — СПУ — КПУ, приняла достаточно пассивное участие в акциях «Восстань, Украина!» и уже летом-осенью 2003 г. уже открыто стала играть на стороне Л. Кучмы. В ноябре 2003 г. коммунисты поддержали президентское большинство в парламенте (А. Мартынюк занял место вице-спикера). Зимой 2003 — летом 2004 г. коммунисты стали главным союзником власти в публичной кампании против негосударственных организаций, финансируемых Западом для «вмешательства в избирательный процесс»154. Тогда же они выступили промоутерами варианта конституционной реформы, «продавливаемого» Л. Кучмой155. В 2006 г. после крайне неудачных парламентских выборов КПУ вошла в коалицию с пришедшей к власти партией крупного капитала — Партией регионов.

Другая крупная партия «левого» спектра, Социалистическая партия Украины, была куда более убедительной в роли оппонента режима власти. Официальный оппозиционный статус она провозгласила в декабре 1993 г., заявив об этом на своем съезде. Объектами критики были JI. Кравчук и премьер-министр JI. Кучма. В июле 1994 г. А. Мороз, до этого рьяно отстаивавший «власть Советов», несколько неожиданно подписал совместное с президентом Л. Кучмой и премьером обращение о необходимости формирования целостной системы исполнительной власти во главе с президентом. В апреле 1995 г. лидеры СПУ вновь заявили об оппозиции исполнительной власти. В мае 1995 г., когда обострились отношения парламента и президента в связи с конституционным договором, фракция СПУ отказалась утверждать договор. Однако его подписал спикер парламента А. Мороз, бывший по совместительству председателем СПУ. Он же был единственным депутатом из фракции Социалистической партии, подписавшим Конституционный договор в июле 1995 г. Впрочем, уже в ходе подготовки Конституции возможности для компромиссов с Л. Кучмой были исчерпаны, и сама Конституция стала последним эпизодом, когда Л. Кучме и А. Морозу удалось договориться. С лета 1996 г. СПУ находилась в открытой конфронтации с президентом. А. Мороз стал инициатором «кассетного скандала», так называемого «Кучмагейта». В 2000–2001 г., СПУ — неизменная активнейшая участница всех публичных анти- президентских акций. В период кассетного скандала были отмечены по крайней мере две попытки Л. Кучмы неформально выяснить отношения с А. Морозом, которые тот отверг. Сама же СПУ была объектом непрекращающихся провокаций и негативной обработки в подконтрольных власти средствах массовой информации.

Тем не менее в 2003–2004 гг. наблюдались ситуативные союзы социалистов с президентским большинством, связанные с продвижением реформы власти и создании парламентско-президентской республики. Обращает на себя внимание и некоторая «идеологическая всеядность» СПУ, периодически приводящая к союзу с политическими силами, по определению не совпадавшими с «чистотой принципов». В 1996–1997 гг. СПУ поддерживала П. Лазаренко, видимо, потому, что он был союзником в борьбе против Л. Кучмы. В 2003–2004 гг. отмечались некие контакты А. Мороза с главой администрации президента В. Медведчуком, что послужило предметом упреков со стороны «Нашей Украины» в адрес лидера социалистов по поводу «подтанцовки администрации». Во время выборов 2004 г. А. Мороз в первом туре выступал самостоятельным кандидатом, но во втором призвал своих избирателей голосовать за В. Ющенко. Однако в самый критический период переговоров в «верхах» о выходе из политического кризиса, названного «оранжевой революцией» (конец ноября — начало декабря 2004 г.), именно А. Мороз сыграл весьма специфическую роль в «проталкивании» политической реформы, которая в итоге привела к созданию трех центров власти и спровоцировала затяжной кризис этой власти в 2006–2007 гг.

Особое место в «левом» спектре занимает Прогрессивная социалистическая партия Украины (ПСПУ) и ее лидер Наталья Витренко. Партию нельзя считать классическим «клоном», созданным властью, поскольку она образовалась на основе идеологических и межличностных дрязг в СПУ. Несмотря на постоянную и назойливую демонстрацию оппозиционности, ПСПУ объективно (на уровне рядовых членов) и субъективно (на уровне ее лидера) играла роль замаскированного союзника власти. На выборах 1998 и 1999 гг. она «размывала» голоса «левых» избирателей и совершенно явно работала против главного оппонента JI. Кучмы — А. Мороза. Как заметил Э. Вилсон, ПСПУ, спонсируемая окружением Л. Кучмы, выполняла специфическую задачу дробить голоса «левых» избирателей и убедить МВФ в том, что существует некто, еще хуже, чем J1. Кучма. Заслуживает внимания то обстоятельство, что в 1998 г. ПСПУ прошла в парламент, едва преодолев барьер в 4 % с явной помощью административного ресурса — в Конотопе на одном из избирательных участков ее результат был опротестован местным судом (из-за чего ПСПУ получала меньше 4 % в общем зачете), однако суд более высокого уровня в Киеве отменил это решение, в результате чего ПСПУ оказалась в парламенте160.

Наталья Витренко, или, как ее прозвали бывшие однопартийны, «Жириновский в юбке», полностью соответствует модели представителя виртуальной оппозиции — радикальная публичная риторика с непрекращающимися проклятиями в адрес «американского империализма» и «нового колониализма» международных финансовых институтов сочеталась с удивительной способностью оказываться в нужном месте в нужное время с действиями, играющими на руку власти — в перерывах между предвыборными кампаниями ПСПУ куда-то исчезала, однако немедленно появлялась во время предвыборных баталий — и всегда в качестве enfant terrible оппозиции. Так было в 1998–1999 гг. Так было и в 2002, и в 2004. Во время предвыборной кампании 2002 г. Н. Витренко буквально прописалась на телеканалах, контролируемых днепропетровским «кланом», — СТБ, 1СТУ, Эра, на общенациональном канале УТ-1 — разумеется, со всеми возможными стандартными проклятиями в адрес Мороза и Ю. Тимошенко. В этом отношении предвыборный слоган Н. Витренко «За нашу и вашу Наташу» выглядел весьма двусмысленным. Интересен и тот факт, что в парламентской деятельности фракция ПСПУ практически полностью была представлена своим лидером, разработавшим около десятка законопроектов социально- экономического профиля. Парламентские телодвижения фракции запомнились проваленным голосованием о недоверии правительству, организованным «левыми» фракциями в 1998 г., и весьма скандальным эпизодом с рукоприкладством в кулуарах парламента, когда правая рука лидера «прогрессивных социалистов» депутат А. Марченко нокаутировал депутата П. Мовчана, а «наша и ваша Наташа» пинала поверженного оппонента, называя его «Бандерой». Как и коммунисты, ПСПУ была той частью оппозиции, которую власть тщательно лелеяла и использовала в своих целях. Правда, в отличие от коммунистов, получавших дивиденды в виде куска власти и неизбежно связанной с ней собственности, лидеры ПСПУ больше тяготели к каким-то неясным контактам с капиталом.

Наконец, два самых крупных оппозиционных проекта, вышедших на поверхность перед выборами 2002 г. — Блок Юлии Тимошенко и «Наша Украина» — можно считать, во-первых, производными от самой власти, фактически вытолкнувшей их лидеров в оппозицию, во-вторых, в некоторой степени производными от ее «субстрата» — «кланов», и крупного капитала. Лидеры и ключевые функционеры обоих проектов и составляющих их партий или начинали свою политическую биографию в структурах «преступной власти», или на определенных этапах этой биографии работали в них (В. Ющенко, Г. Удовенко, Ю. Костенко, В. Пинзенык, А. Турчинов — список можно продолжать). Оба проекта зарождались или в тесной связи с крупным капиталом и региональными кланами («Наша Украина»)163, или вообще как предвыборные клановые проекты164 (Блок Юлии Тимошенко). Оба проекта дали приют развалившемуся национал-демократическому движению и ушедшим на окраины политической жизни «правым» и правонационалистическим партиям.

Очевидная разница между ними заключается лишь в позиционировании относительно родственной им власти. Ю. Тимошенко, помогавшая А. Турчинову возродить в 1996–1997 гг. партию «Громада», оказалась в оппозиции не только к Л. Кучме, но и к своему патрону П. Лазаренко, возглавившему этот чисто предвыборный проект. Свою роль Ю. Тимошенко выполняла «на отлично» — вплоть до попытки организации референдума за отставку Л. Кучмы осенью 1998 г. Когда в октябре 1998 г. «бизнес-империя» П. Лазаренко и с ней компания Ю. Тимошенко «Единые энергетические системы» оказались под ударом, она вместе с А. Турчиновым вышла из руководства партии, а в январе 1999 г. — из самой «Громады». Более того, именно в этот период происходили личные встречи Ю. Тимошенко с Л. Кучмой (некие «чаепития», по выражению ее биографов). В результате пресса сообщила о разблокировании счетов ЕЭСУ. В июле 1999 г. было создано Всеукраинское объединение «Батькивщина», некоторое время «не мешавшее» Л. Кучме в парламенте. Окончательный разрыв с властью произошел в январе 2001 г., когда против Ю. Тимошенко прокуратурой было открыто уголовное дело. Хотя поначалу она и пыталась не вступать в конфликт лично с президентом, заявив, что «ее уволил не Президент, а уголовно-олигархические круги», очень скоро ее риторика изменилась, а в феврале 2001 г. она стала лидером Фронта национального спасения, перейдя теперь уже в вечную конфронтацию с «преступным олигархическим режимом». Крайняя оппозиционность Л. Кучме была не только единственным способом выжить в политике и обезопасить себя от чисто криминального разгрома по образцу П. Лазаренко, но и в какой-то степени ответом на явный радикализм действий власти по отношению к ее семье — здесь практически шла работа на уничтожение, поскольку своей программой «Чистая энергия» и энергетической концепцией «леди Ю» преступила границы клановой солидарности. Этого ей простить не могли. Самый красивый и один из самых опасных политиков Украины стал смертельным врагом Л. Кучмы и особенно части киевского «клана». Созданный ею в декабре 2001 г. блок собственного имени был вполне показателен с точки зрения присутствия в нем людей, активно работавших с властью и в ней167.

Наконец, наиболее многочисленная оппозиционная сила — «Наша Украина» — создавалась отнюдь не как оппозиционная. С сентября 2001 г. (момента создания блока) и до осени 2002 г. «НУ» удерживала нейтралитет по отношению к «режиму» Л. Кучмы, причем лидер блока публично изъяснялся в лояльности к президенту, несколько подмочил свою репутацию подписью под печально известным «письмом трех» и неоднократно публично отмежевывался от оппозиции, представленной Фронтом национального спасения, созданного Ю. Тимошенко. В период предвыборной кампании «НУ» 2002 г. истеблишмент блока пополнился бывшим представителем Л. Кучмы в Верховной Раде Р. Бессмертным. С лета 2002 г. и до весны 2003 г. наблюдается все более уверенное продвижение «НУ» в оппозицию, вызванное исключительно бесцеремонными действиями власти по отношению как к блоку, так и к его лидеру. В марте 2003 г. своим участием в акции БЮТ — СПУ — КПУ В. Ющенко и «НУ» окончательно закрепились в списке оппозиции. При этом, однако, не прекращались не афишируемые «неформальные отношения» руководства блока с представителями «прогнившего режима» и с его главным действующим лицом.

Практически все главные фигуры оппозиции и значительная часть ее деятелей были в разное время и по разным поводам связаны с властью, некоторые из них верно служили ей и оказались в оппозиции из-за того, что она или отказалась от их услуг, или даже стала представлять угрозу для них, их бизнеса и безопасности. В такой ситуации нет ничего аномального ни для постсоветского пространства (для него эта ситуация была как раз нормальной), ни для человеческой истории в целом. Однако в специфическом украинском контексте она порождала целую серию проблем для формирования устойчивой оппозиции то ли парламентского типа (парламент является самым естественным местом для этого), то ли в виде общественного движения, форума оппозиционных сил и т. п. Во-первых, участие во власти или вовлеченность в клановые схемы или в сомнительное «первоначальное накопление» значительно снижали общественную легитимность лидеров оппозиции168. Более того, власть активно пользовалась этим обстоятельством для дискредитации главных оппозиционеров. Во-вторых, власть довольно искусно использовала удобную для нее оппозицию (КПУ и ПСПУ — лучшие примеры, о мелких партиях-«клонах», создаваемых властью целенаправленно, тут речь не идет). В-третьих, как это ни парадоксально, оппозиция во многом была копией самой власти — в ее временами исключительно неуклюжих политических действиях, интеллектуальной недоразвитости, неспособности к выстраиванию перспективных долгосрочных стратегий и последовательной их реализации, идеологической всеядности, склонности к демагогии. Более того, политические программы и лозунги оппозиции в значительной мере совпадали с политическими программами и лозунгами власти. Последняя в лице ее высшего представителя точно так же заявляла о беспощадной борьбе с коррупцией, о засилье олигархов, о пути в Европу и о дружественных отношениях с Россией, о преодолении бедности и социальной справедливости и т. п. Наиболее острые противоречия с властью действительно системного характера наблюдались разве что у «левых», однако они нивелировались специфическими отношениями с президентом Л. Кучмой и с властью как таковой. Идеологическая похожесть оппозиции и власти крайне затрудняла формирование идеологического и политического лица самой оппозиции, ее лидерам приходилось обращать свои инвективы лично Л. Кучме и персонифицировать породивший их «преступный режим». В-четвертых, оппозиция показала неспособность к созданию конструктивной программы, элементы разрушения и отрицания в ее действиях и планах всегда были более выразительны и эффективны. Можно предположить, что это было вызвано как деструктивными действиями власти относительно оппозиции, так и уровнем политической культуры ее лидеров (вполне адекватных уровню политической культуры общества) и общей интеллектуальной бедностью оппозиции.

Все это следует принимать во внимание, рассматривая перипетии борьбы между оппозицией и президентом в конце 1990-х — начале 2000-х годов.

 

Политика: виртуальная и реальная

Украина 1990-х может служить показательным примером взаимодействия двух видов политики — виртуальной и реальной. Виртуальная политика создавала у граждан иллюзию участия в решении общегосударственных проблем. Она имела внешние признаки и атрибуты публичности и представительной демократии (выборы, партии, общественные движения). Политика реальная заключалась в организации прямого или опосредованного давления на структуры, имеющие решающее значение в принятии решений и проведении их в жизнь, а также в организации масштабных общественных мистификаций и манипулировании массовым сознанием. При президенте Л. Кучме главными центрами осуществления реальной политики был сам президент и его администрация, в меньшей мере — правительство, особенно фискальные и силовые структуры, затем шли парламент и региональные структуры исполнительной власти. Оба вида политики существовали в тесном взаимодействии и взаимовлиянии — можно сказать, что виртуальная политика была внешним выражением, репрезентацией и прикрытием реальной, основными актерами которой были группы интереса и кланы. Виртуальная политика периодически превращалась в реальную и наоборот.

Противостояние парламента и президента «послеконституционного» периода было перманентным, особенно когда речь шла о реальной политике, то есть о дележе власти. Достаточно вспомнить, что закон о Кабинете министров, который должен был окончательно разделить сферы полномочий президента и правительства, так и не был принят (Л. Кучма накладывал на него вето восемь раз). Вторая половина 1990-х — период практически непрерывного конфликта между президентом и оппозиционными группами в парламенте. Своего рода пиковыми моментами в этом конфликте были избирательные кампании и периоды, связанные с переделом депутатских мест после них. Следует заметить, что украинскому избирателю не давали соскучиться: с 1998 по 2007 г. стране пришлось пережить четыре парламентские, две президентские кампании и один референдум. Если учесть, что каждая кампания с предвыборной подготовкой и выдвижением кандидатов, как правило, продолжалась минимум полгода, придется признать, что времени для нормальной, находящейся вне рамок предвыборного популизма и обмана избирателей деятельности бьшо не слишком много.

Почти двухлетняя подготовка нового избирательного закона, предусмотренного новой Конституцией, закончилась достаточно драматическим противостоянием между президентом и частью парламента: два бывших премьера, П. Лазаренко, бешеными темпами строящий партию «Громада», Е. Марчук, находившийся в «умеренной оппозиции» к президенту, и А. Мороз, находившийся в оппозиции реальной, отстаивали смешанную систему выборов, при которой 50 % депутатских мандатов получались по партийным спискам. Их союзниками были две крупнейшие партии — коммунисты и Рух. Л. Кучма в союзе с частью «колхозно-совхозно-директорского» лобби отстаивал мажоритарную модель, акцентируя на том, что партии слишком слабы и не отображают реальных политических симпатий общества (тут он был в определенной степени прав). В сентябре 1997 г. изнурительные внутрипарламентские дискуссии закончились — с пятого раза новый закон о выборах был принят, затем последовала эпопея с принятием/непринятием президентских поправок, и закон был принят. Как заметила английская исследовательница Сара Витмор, «юридическое качество закона было принесено в жертву во имя достижения согласия между фракциями». К декабрю 1997 г., то есть когда кампания уже стартовала, понадобилось еще три дополнения к закону. К тому же буквально накануне выборов, в марте 1998 г., Конституционный суд признал 21 положение нового закона несоответствующими Конституции…

Согласно новому избирательному закону, мартовские выборы 1998 г. проходили по смешанной мажоритарно-пропорциональной системе — половина из 450 депутатских мандатов доставалась партиям, преодолевшим барьер в 4 % отданных за них голосов, половина — в одномандатных округах. Для того чтобы признать выборы состоявшимися, явка избирателей должна была составить не менее 25 % от общего количества. При этом можно было баллотироваться по двум категориям — и в списках партий, и в одномандатных округах. К моменту выборов в Украине было зарегистрировано 53 политических партии, в выборах смогли принять участие 30.

Сдвиги в избирательном законодательстве сами по себе не обеспечивали нормального структурирования украинской политики: в Украине по-прежнему отсутствовали партии общенационального масштаба (даже коммунисты и Рух не могли претендовать на такой статус). Кроме того, выборы проходили в страшной организационной неразберихе, вызванной одновременными выборами в местные советы (понадобилось почти четыре недели, чтобы огласить окончательные итоги выборов в Верховную Раду), в условиях почти полной неосведомленности избирателей о технологии голосования.

На избирательные участки пришло 70,8 % избирателей — почти на 4 % меньше, чем в 1994 г. Ожидания большинства аналитиков оправдались: перевес оказался на стороне партий «левой» ориентации. По партийным спискам в парламент прошли 8 партий и блоков, из них коммунисты завоевали 24,7 % голосов, Социалистическая и Селянская партии, шедшие на выборы в едином блоке, — 8,6 %, Прогрессивная социалистическая партия (отделившаяся от Социалистической партии) — 4,05 %. Неожиданным оказался избирательный успех новой для Украины Партии зеленых (5,4 %) — его можно объяснить или финансовыми вливаниями в кампанию партии со стороны крупного капитала («харьковского клана»), заинтересованного в пристойно выглядящем политическом прикрытии, или привлекательностью экологической демагогии и усталостью избирателей от «традиционных» партий. Рух набрал 9,4 % голосов, правые и националистические партии, участвовавшие в выборах единым блоком «Национальный фронт», по партийным спискам в парламент не прошли. Одной из «олигархических» партий, обеспечивших себе ощутимое присутствие в парламенте по партийным спискам, стала «Громада», собравшая 4,7 % голосов (успех был достигнут в основном за счет подконтрольной П. Лазаренко Днепропетровской области) — для Л. Кучмы это был весьма болезненный удар, поскольку его администрация делала все, чтобы «лазаренковцы» в парламент не прошли.

Социал-демократическая партия (объединенная), которая была дополнительным резервом президента в его намерениях создать лояльное большинство в Верховной Раде, с трудом получила 4,01 % голосов (поговаривали, что она вообще преодолела «парламентский минимум» благодаря специфике затянувшегося подсчета голосов в ДИК). Наибольшее фиаско на выборах по партийным спискам потерпела Народно-демократическая партия, которой отводилась роль будущего ядра президентской фракции в парламенте, — в данном случае не помог ни административный ресурс, ни давление через средства массовой информации, ни «национальные особенности» подсчета голосов, ни деньги. НДП набрала всего 5,01 %. Впрочем, уже в парламенте солидным ресурсом для пополнения президентской фракции стали выборы по одномандатным округам.

К лету 1998 г. после многочисленных переходов и перебежек депутатов из фракции во фракцию и перетасовок «независимых» депутатов в парламенте сложился весьма своеобразный баланс, суливший бурную жизнь как самому законодательному органу, так и президенту. Несмотря на переход значительной части депутатов, избранных по одномандатным округам, во фракцию НДП (с весны до лета 1998 г. она разбухла с 29 до 93 депутатов), президенту не удалось добиться создания необходимого ему большинства даже с примыкавшими к НДП «центристами» в обличье СДПУ(о) (25 мест), Партией зеленых (24 мандата), и «Трудовой Украиной».

В то же время «левым» партиям, декларировавшим оппозиционность президенту, удалось собрать под свои знамена 175 депутатов. К ним могла примыкать оппозиционная «Громада» впавшего в немилость и уже лишенного депутатской неприкосновенности П. Лазаренко (40 мандатов), однако и в этом случае не набирались заветные 226 голосов, необходимые для принятия необходимых законодательных решений. Наконец, «правые», сконцентрировавшиеся во фракции Руха (47 мандатов), были не в состоянии играть самостоятельную роль, не входя в коалиции с «центристскими» и даже «левыми» фракциями171.

Впрочем, и в формально победившем «левом» лагере не было монолитного единства. Коммунисты, опиравшиеся на «ностальгическую» и социально незащищенную часть электората, чувствительную к эгалитаристской риторике, использовали свой вес в парламенте илй чтобы тормозить «развитие капитализма» (из идейных соображений), или чтобы торговаться с президентом (из соображений прагматических). Часть «левых», находившаяся за пределами коммунистической фракции и представленная преимущественно аграрным лобби, использовала парламент для защиты своих материальных интересов — в первую очередь это касается партии новых «лэнд-лордов» — Селянской. Прогрессивные социалисты, которые на выборах объективно сыграли важную роль в отборе голосов у своих бывших соратников, превратились в партию откровенной социальной демагогии с неясными политическими целями, однако с удивительно последовательной привычкой подыгрывать действующей власти, формально как бы критикуя ее. Наконец, та часть «левого» спектра, которую представляли социалисты, возглавляемые А. Морозом, формально противостояла развитию «дикого капитализма» и олигархической системы власти, но одновременно не исключала все более тесных связей с бизнесом как аграрным в центральной Украине, так и промышленным на юге страны.

Описание политической структуры Верховной Рады образца 1998–2002 гг. было бы неполным без упоминания о достаточно большой группе новых парламентариев, которая именно в этот период начинает играть все более возрастающую роль в формировании и реализации реальной политики. Речь идет о представителях бизнеса, преимущественно крупного. Кроме уже упомянутой «Громады» П. Лазаренко, «бизнес по-украински» играл первую скрипку в СДПУ(о), «Трудовой Украине», в какой-то степени — в Партии зеленых и номенклатурной Народно-демократической партии. Часть новоявленных бизнесменов-парламентариев прошла в Верховную Раду по одномандатным округам. Как минимум 127 депутатов (28 %) представляли интересы бизнеса, преимущественно крупного172.

Ситуация, сложившаяся в парламенте, исключала возможность формирования стабильного парламентского большинства, особенно после того, как Конституционный суд в декабре 1998 г. признал недействительным положение нового парламентского регламента о том, что фракции могут создаваться только членами партий, которые преодолели 4-процентный барьер при выборах по партийным спискам. В результате началось дробление уже существующих и формирование новых фракций за счет перебежек депутатов (происходивших или под нажимом, или за деньги, или, крайне редко, по «идейным соображениям»). Постоянные путешествия депутатов из фракции во фракцию породили настолько активные дискуссии об их продажности, что Верховная Рада 25 июня 1998 г. приняла постановление с потрясающим названием: «О заявлениях народных депутатов по поводу взяточничества во время голосования по кандидатам на пост Председателя Верховной Рады Украины». Была создана временная следственная комиссия парламента, которая в сотрудничестве с прокуратурой занялась проверкой заявлений парламентариев. Как и следовало ожидать, работа комиссии закончилась ничем.

Фракционный разброд в Верховной Раде после выборов 1998 г. наглядно демонстрирует тот факт, что спикера депутаты выбирали два месяца, причем состоялось 18 голосований по кандидатурам, предлагаемым фракциями. В один из самых драматичных моментов пропрезидентским фракциям почти удалось «продавить» свою кандидатуру — не хватило двух голосов. Абсурдная «спикериада» закончилась только после того, как «левые» фракции согласились на «компромиссную» кандидатуру А. Ткаченко, представителя аграрного лобби, негласно, но чрезвычайно активно поддерживаемого администрацией президента в качестве альтернативы крайне нежелательного для президента А. Морозу. Достойный представитель новоявленных аграрных воротил А. Ткаченко был избран спикером только девятнадцатым голосованием…

Добившись относительного успеха на парламентских выборах, «левые» попытались развить его в 1999 г. на президентских — однако именно здесь сказались расхождения в их интересах. Они не смогли выставить единого кандидата, и за президентский пост сражались лидер коммунистов П. Симоненко, лидеры Социалистической партии Украины А. Мороз и Селянской партии Украины А. Ткаченко. Два последних объединились с бывшим генералом СБУ, бывшим премьером Е. Марчуком, а также мэром Черкасс Н. Олийныком, пытаясь собрать оппозиционные силы. Попытки консолидироваться вокруг единого кандидата закончились провалом. С одной стороны, непомерные амбиции неожиданно стал демонстрировать А. Ткаченко, который, судя по косвенным данным, «разогревался» одним из его ближайших помощников, часто бывавшим на неформальных встречах с Л. Кучмой. С другой — в разгар переговоров, ссылаясь на несоблюдение А. Морозом договоренностей, «Каневскую четверку», созданную в августе 1999 г. (названную так по месту создания группы), покинул Е. Марчук, которому президент в обмен обеспечил место секретаря Совета национальной безопасности и обороны.

Президентская команда воспользовалась срежиссированным ею же расколом в лагере конкурентов. Еще накануне были устранены или нейтрализованы потенциально опасные соперники. П. Лазаренко, который на съезде партии «Громада» в январе 1999 г. был выдвинут кандидатом в президенты, 17 февраля 1999 г. по представлению Генерального прокурора Украины был лишен депутатского мандата парламентом, бежал за границу и в конечном итоге сдался иммиграционным властям США с просьбой о политическом убежище, после чего оказался в центре международного коррупционного скандала. В. Ющенко еще не проявлял четких президентских амбиций. В апреле 1998 г. он лишился сильного покровителя в лице Вадима Гетьмана, бывшего главы Национального банка, убитого в апреле 1998 г. В ноябре 1998 г. в прессе «случайно» появились отрывки из письма председателя СБУ спикеру Верховной Рады А. Ткаченко о сомнительных операциях возглавляемого В. Ющенко Национального банка Украины с валютой. Следственную комиссию по проверке изложенных в письме фактов создали под давлением СДПУ(о)…

В феврале 1999 г. раскололась наиболее сильная правоцентристская партия — Рух, от нее откололась часть партийцев во главе с Ю. Костенко, недовольная авторитарными методами руководства Вячеслава Чорновила. Вслед за этим при весьма странных обстоятельствах174 погиб и сам В. Чорновил, который, впрочем, вряд ли был способен выступить реальным конкурентом Л. Кучмы, однако обладал хорошим потенциалом, чтобы радикально нарушить сценарий «Л. Кучма как альтернатива левому реваншу». Его наследники — лидеры обоих Рухов (Г. Удовенко и Ю. Костенко) приняли участие в выборах самостоятельно, не имея никаких шансов на успех, но желая использовать предвыборную гонку для рекламы своих партий. Впрочем, еще парламентские выборы 1998 г. показали, что Рух утрачивает свое былое влияние, поэтому его новый раскол и участие в президентских выборах двух лидеров имели значение для Л. Кучмы главным образом как средство «размывания» электората, который потенциально находился в оппозиции к нему, однако мог перейти на его сторону при реализации сценария «левой угрозы».

Потенциально наиболее серьезный конкурент — лидер социалистов А. Мороз — стал объектом интенсивной травли в подконтрольных власти средствах массовой информации. Апофеозом в кампании дискредитации А. Мороза стало одно из самых удивительных «политических покушений» — в небольшом городке Ингулец после встречи Н. Витренко с избирателями ей под ноги бросили самодельную гранату. Сама Н. Витренко отделалась легкими травмами и испугом, пострадало еще 40 человек, трое остались инвалидами. Террористами по странному совпадению оказались руководитель местного предвыборного штаба СПУ, его брат и приятель… Достойно упоминания то обстоятельство, что уже через полтора часа о событии сообщили по первому общенациональному телеканалу, причем имена «террористов» были названы еще до начала следствия. Сама же лидер Прогрессивной социалистической партии Наталья Витренко, прозванная в народе «конотопской ведьмой», стала скрытым союзником JI. Кучмы — не только потому, что поносила А. Мороза при каждом удобном и неудобном случае (в самом мягком варианте — как виновника раскола «левых» сил), но и потому, что отобрала часть его потенциальных избирателей. Английский исследователь Э. Вилсон считает, что Н. Витренко действовала по согласованному с Л. Кучмой плачу, и подтверждает это фактами последующих появлений Н. Витренко в общественной жизни в нужном месте и в нужное для J1. Кучмы время175. Впрочем, уже и во время самой кампании об этом писали наиболее осведомленные украинские журналисты176.

Уже буквально накануне президентских выборов 1999 г. состоялась очередная схватка между парламентским большинством и президентом — по поводу закона «О выборах президента». В феврале Л. Кучма наложил вето на закон, поданный парламентом, и выдвинул ряд требований, часть которых соответствовала Конституции (об избрании президента на пять лет), часть имела целью усилить контроль президентской власти над процессом выборов. В марте 1999 г., приняв ряд требований президента и отклонив большую их часть, парламент преодолел вето конституционным большинством.

На президентских выборах 1999 г. был разыгран российский сценарий — противопоставление действующего президента угрозе «левого реванша» (в команде Л. Кучмы работали российские «полит- технологи», в 1996 г. реализовавшие этот сценарий для Б. Ельцина). В первом туре президентская команда сделала все, чтобы «в финал» вышли две кандидатуры — действующий президент и лидер коммунистов П. Симоненко — как и было задумано. Довольно удачно был разыгран и сценарий с «техническими кандидатами» (всего за президентское кресло соревновались 13 претендентов).

В результате во втором туре избиратели, по сути, лишились выбора: нужно было голосовать за меньшее зло — или вчерашний день с коммунистами во главе с напористым демагогом П. Симоненко, или за Л. Кучму, в предвыборной риторике обещавшего стабильность и процветание уже в ближайшее время. К этому добавились мощнейшие финансовые вливания, обеспеченные «кланами», и не менее мощный административный нажим на всю вертикаль исполнительной власти, призванной обеспечить необходимый результат. В бой были брошены все силы: от налоговой администрации до местных управлений образования. В областных администрациях были созданы специальные отделы, по сути, работавшие как штабы Л. Кучмы.

По результатам голосования 31 октября 1999 г. (приняли участие 26,3 млн избирателей) первое место занял Л. Кучма — за него проголосовали 9,6 млн избирателей (36,5 %). Второе место занял П. Симоненко — 5,8 млн голосов (22,2 %)178.

11 ноября 1999 г. Верховная Рада половиной голосов («левые» фракции и их союзники) утвердила заявление об итогах первого тура — в нем перечислялись все стандартные нарушения избирательного законодательства, уже в общем-то привычные как авторам, так и более широкой аудитории, произошедшие, как указывалось в заявлении, под давлением главы государства: использование вертикали структур исполнительной власти, включая силовые структуры, узурпация большинства средств массовой информации, в том числе и общегосударственных радио— и телеканалов, и использование их в интересах президента, подавление незаангажированных и оппозиционных СМИ, распространение неправдивых сведений о кандидатах в президенты, силовое давление на значительную часть избирателей, их запугивание, шантаж и подкуп, а также злоупотребления в финансировании избирательной кампании179. Наблюдатели от европейских организаций, присутствовавшие на выборах, обратили внимание на два главных момента — прямые фальсификации (когда на некоторых участках явка избирателей превышала 100 %) и беспрецедентно масштабное использование административного ресурса. Впрочем, ни украинские, ни западные независимые наблюдатели не поставили под сомнение общий результат выборов.

Выборы 1999 г. были и дебютом масштабных «политических технологий»: от использования различного рода манипуляций общественным сознанием с помощью массированного давления через средства массовой информации до негласной поддержки властью «технических кандидатов» с целью «размывания» избирательной базы конкурентов, от тщательно режиссированных провокаций вроде гранатной атаки на Н. Витренко до создания виртуальной угрозы «левого реванша». Среди медиа-новшеств избирателям запомнился мультипликационный сериал, изготовленный кампанией «1 + 1», — в нем комическими персонажами выступали участники предвыборной гонки, даже Л. Кучма появлялся на экране, правда, здесь юмор сценаристов становился крайне уважительным, что не удивительно, если учесть, что канал контролировался СДПУ(о). Стоит упомянуть и о несколько слащавой серии передач «Три вечера с президентом Кучмой» — попытке представить «человеческий образ» кандидата в президенты, и о «прямых репортажах» с улиц, где «случайные прохожие» через установленный на улице телеэкран «свободно общались» с любимым президентом, задавая ему приятные вопросы.

Во втором туре Л. Кучма победил с результатом 56,2 % (15,9 млн) голосов против 37,8 % (10,7 млн) у П. Симоненко. Почти 3,4 % (970 тис.) избирателей проголосовали против обоих кандидатов. Заметим, что накануне выборов популярность действующего президента была крайне низкой — по опросам общественного мнения, ему полностью доверяли не более 2,7 % респондентов и преимущественно доверяли от 7 до 10 %181. Весьма показательно, что сценарий «левой угрозы» и обещания выступить гарантом стабильности удачно были использованы командой Л. Кучмы, они позволили избежать уже привычного деления Украины: за «левого» кандидата голосовали центр, часть востока, юг и Крым, за Л. Кучму — часть востока, центра и запад — он получил преимущество в 14 областях Украины.

Начало второго срока в президентском кресле Л. Кучма ознаменовал весьма активными действиями. С одной стороны, после неудачной попытки навязать парламенту кандидатуру своего ставленника на пост главы правительства, он добился избрания премьером Виктора Ющенко, работавшего до этого времени главой Национального банка. «Банкир № 1» устраивал практически всех: он не был активным политиком и оставался нейтральным по отношению к клановым и политическим группам. У него был очень позитивный общественный образ, связанный с удачным введением гривны. Для JI. Кучмы это был неплохой шанс подтвердить свою реформаторскую риторику как для украинской публики, так и для Запада, к этому времени «уставшему» от Украины, к тому же он надеялся контролировать В. Ющенко, не проявлявшего открыто серьезных политических амбиций и явно не демонстрировавшего способности к самостоятельным действиям, а тем более к конфликтности с вышестоящим. Наконец, для «кланов» важно было присутствие во главе правительства фигуры, способной на какое-то время быть привлекательной ширмой для Запада, который оставался наиболее надежным объектом экспорта и источником кредитов. В декабре 1999 г. утвержденный 296 голосами парламентариев, В. Ющенко получил право на выбор решающих фигур в правительстве, связанных с экономическими реформами.

С другой стороны, получив временно устраивающее всех правительство, президент начал активные боевые действия на парламентском фронте, пытаясь использовать свой избирательный успех для сколачивания пропрезидентского парламентского большинства и с его помощью — окончательного перераспределения власти в свою пользу. Еще во время своей предвыборной кампании Л. Кучма заявил: «или парламент будет другим, или парламента не будет»182. Своеобразным «иду на вы» JI. Кучмы стало то, что он, вопреки традиции, принял президентскую присягу не в стенах парламента, а в концертно-культурном центре «Украина». Парламентарии в свою очередь приняли решение присутствовать на торжественном принятии присяги буквально за несколько часов до этого события…

В декабре 1999 г. путем сложных закулисных переговоров и давления на депутатов (или на их бизнес) удалось достичь согласия о создании президентского большинства, возглавленного Л. Кравчуком. Его составили представители 11 фракций, в том числе обоих Рухов, «зеленых» и СДПУ(о), формально еще не считавшейся «партией власти». Новоиспеченное большинство сосредоточилось на попытке сместить спикера парламента А. Ткаченко (пытавшегося превратить Верховную Раду в свой домен). Удалось собрать 1 ВО подписей, необходимых для отзыва спикера. Попытка организовать голосование по этому вопросу вылилась в скандальную двухнедельную эпопею, которую представители президентского большинства пышно окрестили «бархатной революцией», подразумевая под этим конец доминирования «левых» в парламенте.

Открытый конфликт начался с того, что «левые» фракции организовали забастовку, отказываясь регистрироваться каждый раз, когда на повестку дня ставился вопрос о вынесении недоверия спикеру, а сам спикер (А. Ткаченко) вдруг стал строго придерживаться регламента, отсеивая «мертвые души» (отсутствующие депутаты передавали коллегам карточки для электронного голосования — депутаты-«пианисты», бегающие вдоль пультов и нажимающие кнопки за отсутствующих коллег, уже были привычным явлением).

Сцены, разворачивавшиеся в здании парламента, были достойны низкопробной кинокомедии. Члены «левых» фракций заблокировали трибуну и президиум, а также кабинеты спикера и его первого заместителя. Члены фракций большинства, пытаясь разблокировать «жизненно важные объекты», вступали с оппонентами в потасовки, потешая собравшихся на балконе журналистов. Дабы обеспечить контроль над зданием Верховной Рады, часть депутатов «левых» фракций ночевала в сессионном здании и кабинетах, а после 5 февраля 2000 г. объявила голодовку (учитывая солидные габариты большинства депутатов, она бы им действительно не помешала).

Поскольку работа парламента была заблокирована, представители президентского большинства (в котором оказались и национал- демократы) перебрались в культурно-выставочный центр «Украинский дом» (бывший музей В. Ленина) и там 1 февраля избрали своего спикера (им второй раз в жизни стал И. Плющ) и вице-спикеров, а также председателей восьми парламентских комитетов, ранее возглавлявшихся «левыми». Оглашение результатов действий большинства в самом здании парламента превратилось в цирковое представление с мегафонами, воем и криками в микрофоны, порчей аппаратуры, живым кольцом коммунистов вокруг трибуны и банальным мордобоем. В середине февраля, опять с потасовками депутатов, большинство все-таки захватило зал парламента. «Левые» примирились с поражением. Разумеется, эти события создали весьма благоприятный политический фон для проведения референдума, необходимого президенту: парламент открыто называли политическим цирком.

Еще 15 января 2000 г. Л. Кучма объявил о намерении (в соответствии с «пожеланиями трудящихся»183) провести референдум в апреле 2000 г., призванный радикально изменить соотношение сил между президентом и Верховной Радой. По уже накатанной технологии был проведен «сбор подписей» среди населения в пользу проведения референдума о внесении изменений в Конституцию, значительно урезавших полномочия парламента и депутатов в пользу президента. Первый общенациональный (государственный) телеканал ублажал зрителей подробными репортажами-опросами с улиц, где останавливаемые журналистами «случайные прохожие» бойко излагали суть вопросов референдума и с трогательным единодушием поддерживали необходимость его проведения. Почти четыре миллиона подписей (при необходимых трех) были собраны автоматически.

Вполне в советском стиле, «идя навстречу пожеланиям трудящихся», Л. Кучма подписал указ о проведении референдума. Участникам референдума предлагалось ответить на шесть вопросов, включая такие приятные и понятные им, как ликвидация депутатской неприкосновенности и уменьшение количества депутатов с 450 до 300. Следуя примеру России и своей давней мечте, Л. Кучма предложил также сделать парламент двухпалатным (верхняя палата должна была состоять из представителей регионов, что в унитарном государстве выглядело пикантно). Представители «левой» оппозиции оспорили законность вопросов референдума в Конституционном суде, после чего два из них были сняты — о доверии действующему парламенту и о принятии Конституции всенародным референдумом.

Референдум, который кто-то из социалистов окрестил «брехерендумом», состоялся 16 апреля 2000 г. В полном соответствии с бравыми телерепортажами периода сбора подписей, по официальным данным, проголосовать пришел 81 % избирателей — фантастическая цифра, если учесть изможденность электората недавно закончившимися президентскими выборами. О соответствии этого показателя реальности заставляли задуматься и опросы общественного мнения. По данным социологов, 43 % респондентов считали, что вопросы, вынесенные на референдум, можно решить «в рабочем порядке», поэтому референдум не нужен. Удивительным было и единодушие в ответах на вопросы референдума — от 82 до 90 % участников ответили на задаваемые президентом вопросы утвердительно. И если положительные ответы о снятии депутатской неприкосновенности были ожидаемо высокими, то не менее высокий показатель позитивных ответов о праве президента распускать парламент не мог не вызвать подозрений. И конечно же, особенно привлекало весьма странное нововведение: граждане получили возможность голосовать досрочно — этим правом воспользовались 54 % голосовавших185…

В любом случае, результаты референдума, независимо от их правдоподобности, могли стать решающим аргументом в борьбе за власть. Однако сценарий нарушился. Даже созданное президентское «большинство» в Верховной Раде почему-то не спешило с трансформацией «народного волеизъявления» в законы, призванные лишить депутатов неприкосновенности и сократить их численность — за имплементацию результатов референдума в июне проголосовал 251 депутат (при необходимых трехстах). Вопрос об имплементации «завис» до конца года, а потом, когда под Л. Кучмой закачалось президентское кресло, стало уже не до «имплементации».

В борьбе за передел власти установилось шаткое равновесие, которое очень скоро было нарушено событиями, подтвердившими, что Украина серьезно изменилась, но олигархическая верхушка украинской власти эти изменения или просмотрела, или была не способна с ними совладать.

 

Дебют оппозиции: «Украина без Кучмы»

К осени 2000 г. складывалось впечатление, что главной проблемой JI. Кучмы и «кланов» становится правительство В. Ющенко. Меры, предпринятые его командой в экономической сфере, действия, направленные на упорядочение и рационализацию работы центральных министерств и ведомств (в рамках административной реформы), способствовали некоторым позитивным сдвигам. Вместе с этим росло скрытое сопротивление части государственной бюрократии, чьи интересы начинали страдать, и одновременно усиливалось недовольство «кланов», особенно тех, кто наживался на энергетике. В марте 2000 г. ушел в отставку (по «собственному желанию») один из крупнейших энергетических рантье, занимавшийся масштабными перепродажами российского газа, глава государственной кампании «Нефтегаз Украины» Игорь Бакай — точнее, его «ушла» вице-премьер Юлия Тимошенко, уличившая олигарха в манипуляциях с долгами за энергоносители. Выяснилось, что Украина задолжала России не $ 763 млн, а $ 2,23 млрд186. Не исключено, что в уходе И. Бакая сыграло роль и скрытое давление со стороны США. Возможно, одной из причин нелюбви к нему американцев было то, что в конце 1990-х он рассчитался с Россией за часть нефтегазового долга всеми имевшимися в Украине стратегическими бомбардировщиками, способными нести ядерное оружие. Украине как безъядерной стране они не были нужны, а переместившись в Россию, они якобы усилили ее наступательную мощь. Следом за И. Бакаем ушел в отставку министр топлива и энергетики С. Тулуб, считавшийся фигурой, близкой к киевскому «клану».

По инициативе Ю. Тимошенко, в свое время, как полагают, составившей состояние на энергоносителях, были предприняты энергичные меры по ликвидации бартерных сделок в данном секторе. Кроме того, была введена система, при которой за электроэнергию потребители стали расплачиваться через специальные счета в Сберегательном банке, что серьезно ударило по олигархам, ранее эти деньги присваивавшим. Особо острым был конфликт с киевским «кланом», прежде всего с И. Суркисом и В. Медведчуком.

Возможно, что Л. Кучма до поры до времени был солидарен с энергичными действиями Ю. Тимошенко и прикрывавшего ее

В. Ющенко, поскольку их руками он сумел приструнить часть олигархов, набиравших чрезмерный вес и влияние и этим нарушавших равновесие между кланами. Однако уже весной 2000 г. по указанию Л. Кучмы, игравшего с «кланами» свою параллельную игру, фискальные и силовые органы начали собирать и упорядочивать сведения, могущие дискредитировать ближайшее окружение В. Ющенко и его самого.

Наступление началось в июне — августе 2000 г.: секретарь СНБО Е. Марчук, которому президент поручил руководить комиссией для выяснения дел в топливно-энергетическом комплексе, обвинил правительство в дезорганизации этого сектора. Удар был направлен против Ю. Тимошенко, которой впервые за годы независимости удалось добиться реальных поступлений из этого сектора в бюджет (по подсчетам А. Аслунда, общий позитивный экономический эффект от реформ в 2000 г. составил около $ 4 млрд, или 13 % валового внутреннего продукта). В августе 2000 г. Генеральная прокуратура Украины возбудила уголовное дело о хищении государственного имущества в особо крупных размерах ($ 300 млн), по которому под следствием оказались руководители «Единых энергетических систем Украины» — компании, ранее возглавляемой Ю. Тимошенко. Был арестован ее муж — А. Тимошенко.

В ноябре того же года, когда Ю. Тимошенко вторглась в угольную промышленность — традиционный домен донецкого «клана», вновь Е. Марчук озвучил претензии к ней, уже в виде выводов возглавляемой им комиссии — причем сделал это через все информационные каналы, принадлежащие олигархическим группам интереса/влияния. Разумеется, выводы комиссии рисовали апокалиптическую картину состояния дел в топливно- энергетическом комплексе, и ответственность возлагалась на правительство В. Ющенко и лично на Ю. Тимошенко. В. Ющенко отреагировал на доклад достаточно резко, а Ю. Тимошенко заявила, что он на 80 % составлен из полулжи. Л. Кучма сообщил, что он не будет делать организационных выводов, продемонстрировав этим свою «нейтральность», цена которой в полной мере выяснилась буквально в течение следующих нескольких месяцев. В декабре 2000 г. военная прокуратура России возбудила уголовное дело против ряда чиновников министерства обороны России, в котором фигурировала Ю. Тимошенко — в качестве подозреваемой в даче взятки.

Впрочем, во все более усиливавшемся нажиме на правительство В. Ющенко наступил «антракт», связанный с событиями, на фоне которых последовавшая через несколько месяцев отставка самого удачливого в смысле реформ правительства не вызвала особой сенсации.

16 сентября исчез независимый журналист, основатель электронной газеты «Украинская правда» Георгий Гонгадзе. Исчезновение журналиста, известного своими разоблачениями президента и его окружения, вызвало неожиданный для власти резонанс. С заявлениями о политической подоплеке дела выступил ряд парламентариев. Верховная Рада создала комиссию по расследованию. Исчезнувшего журналиста искали СБУ, прокуратура и милиция. Коллеги-журналисты объявили публичную акцию «Найдите журналиста Гонгадзе». 2 ноября 2000 г. в лесу недалеко от города Тараща Киевской области было найдено обезглавленное тело. 10 ноября о находке сообщила газета «Сегодня». По предметам, обнаруженным на теле, было сделано предположение, что оно принадлежало Г. Гонгадзе. (Впоследствии развернулась страшная и абсурдная многомесячная история с многочисленными экспертизами «таращанского тела», в ходе которой то подтверждалось, то опровергалось, что это останки журналиста.)

28 ноября 2000 г. А. Мороз, выступая в Верховной Раде, обвинил Л. Кучму в том, что тот является заказчиком убийства журналиста, исполнителем преступного приказа назвал министра внутренних дел Ю. Кравченко, а причастным к нему — спикера парламента В. Литвина. В кулуарах парламента он ознакомил журналистов с фрагментами записей разговоров, сделанных офицером президентской охраны (имя не называлось) в кабинете Л. Кучмы, и дал им возможность переписать их на диктофоны. Содержание записей должно было подтвердить причастность упомянутых лиц к исчезновению Георгия Гонгадзе…

Поначалу заявление А. Мороза вызвало резкую реакцию власти. С опровержениями выступила пресс-служба президента, заявившая, что действия А. Мороза — попытка удержаться «на плаву» после поражения на президентских выборах. Представитель президента в парламенте Роман Бессмертный обозвал лидера социалистов провокатором. Глава президентской администрации В. Литвин заявил о намерении подать на А. Мороза в суд по делу о защите чести и достоинства и даже назвал сумму иска — 33 гривны, намекая на известные всему миру 33 серебряника… Подконтрольная власти и олигархам пресса хором заговорила о фальсификации записей, некоторые осведомленные политики предпочитали отмалчиваться.

30 ноября 2000 г. лидеры 11 фракций, составлявших парламентское большинство, потребовали создания временной следственной комиссии, одновременно предложив генеральному прокурору Михаилу Потебенько проверить факты, содержащиеся в заявлении А. Мороза. «Заявление 11» почти слово в слово повторяло обвинения прес-службы президента в адрес А. Мороза. В тот же день Генеральная прокуратура возбудила дело по факту клеветы. Впрочем, в следующие дни, когда по рукам и в интернете пошли распечатки записей, запал защитников президента несколько остыл. Сам президент откровенно растерялся. Только через неделю 6 декабря в телеобращении к народу Л. Кучма заявил, что начата кампания по дискредитации образа Украины и дестабилизации внутренней ситуации в стране, и пообещал, что ни досрочных выборов президента, ни диктатуры не будет. При этом он избегал комментариев о подлинности записи.

Эти события положили начало серии политических скандалов, выступлений оппозиции и разного рода демаршей международного характера, получивших название «кучмагейт»189, — по аналогии с «Уотергейтом» — всемирно известным внутриполитическим скандалом в США начала 1970-х, в результате которого лишился своего поста президент Р. Никсон.

8 декабря в аэропорту Борисполь таможенные служащие под присмотром «людей в штатском» подвергли незаконному осмотру личные вещи трех народных депутатов, возвращавшихся из Вены, где они по поручению временной следственной комиссии парламента встречались с автором записей, обнародованных А. Морозом. Таможенники под предлогом поисков брильянтов изъяли у них видеокассету с записью свидетельств все еще анонимного «офицера СБУ», которую спустя несколько часов вернули испорченной. 12 декабря по требованию депутатов от оппозиции в Верховной Раде была продемонстрирована видеозапись свидетельств офицера СБУ Николая Мельниченко, где он подтвердил, что в течение года осуществлял записи разговоров в кабинете Л. Кучмы (ушлые депутаты-«контрабандисты» зашили «первичные материалы» в одежду, а кассета, видимо, была отвлекающим маневром). Атмосфера в Верховной Раде накалилась.

В парламент были вызваны председатель СБУ Леонид Деркач и министр внутренних дел Ю. Кравченко, которые, как и следовало ожидать, все отрицали. Начались бурные дебаты, в ходе которых социалисты требовали отправить в отставку руководителей силовых ведомств и начать парламентское расследование. Тем временем Президент, уже оправившийся от шока и крайне раздраженный, через своего представителя в парламенте неофициально пообещал распустить Верховную Раду, если такое расследование начнется. 14 декабря, после показа второй видеозаписи свидетельств Н. Мельниченко, парламент потребовал отставки председателя СБУ и министра внутренних дел. В этот же день российская «Независимая газета» опубликовала материал, где говорилось о возможности импичмента Л. Кучмы…

15 декабря возле дворца «Украина», где проходили официальные мероприятия с участием лидеров западных стран по случаю закрытия Чернобыльской АЭС, коалицией «Свобода выбора» был выставлен пикет с плакатами «Буш, не пожимай руку Кучме!». Пикет переместился на Майдан Независимости, там были установлены палатки и лозунги «Преступника Кучму — в тюрьму!», «Президент Кучма — убийца!». Обитатели палаток носили черные платки с надписью «Правды!».

19 декабря был создан общественный комитет «За правду!», организаторами которого были активисты «революции на граните» октября 1990 г. М. Иващишин, В. Кириленко, Е. Золотарев.

По инициативе социалистов, поддержанных УНА-УНСО и партией «Батькивщина», началась акция «Украина без Кучмы», к ней несколько позже присоединились еще 14 партий и 7 общественных движений, в том числе Украинская республиканская партия, Украинский народный рух, партия «Реформы и порядок», «Собор» и др. Координаторами акции стали Владимир Чемерис и Юрий Луценко — опять-таки участники октябрьских 1990 г. выступлений студентов. Палаточный городок, установленный на Майдане Независимости, был назван «Зона, свободная от Кучмы».

Ответ власти на эти действия был неуклюжим как по замыслу, так и по исполнению. Рядом с «Зоной, свободной от Кучмы» было установлено около десятка палаток «сторонников законности и правопорядка», в которых поселились люди, отказывающиеся себя идентифицировать. Скудный палаточный городок сторонников президента немедленно окрестили «Кучмастаном». Во время визита президента в Одессу 17 декабря его встретила лубочного вида демонстрация с лозунгами «Данилыч, мы с Вами!», в центре которой красовалась «Мисс Одесса» с короной на голове… 19 декабря, в противовес митингу оппозиции возле президентской администрации, был проведен «митинг молодежи», созданный буквально из воздуха Гражданским комитетом защиты Конституции (создателями Комитета были СДПУ(о) и партия «Возрождения регионов», по заявлениям оппозиционной прессы платившие «защитникам Конституции» по 10 гривен за участие в акции каждому). Государственный телеканал УТ-1 в паре с частным каналом 1СТУ демонстрировали сюжеты в духе самой примитивной советской пропаганды, где «трудящиеся» возмущались действиями «деструктивных сил», зачитывались письма армейского командования в поддержку президента, а «политически подкованные» комментаторы в лице импортированного из России Дмитрия Киселева намекали на необходимость применения силы против демонстрантов.

Впрочем, и организаторам акции «Украина без Кучмы» не удалось развернуть ее до желаемых масштабов. В течение недели количество палаток на Майдане Независимости увеличилось до 30, потом до пяти десятков, для демонстрации масштабов поддержки на палатках были написаны названия областей, откуда прибыли участники акции. Возле Верховной Рады, здания правительства и администрации президента были выставлены пикеты. К протестующим периодически наведывались депутаты. Активизация протестов наблюдалась 20 декабря. В этот день с представителями демонстрантов встретился Л. Кучма, пообещавший организовать независимую экспертизу «дела Гонгадзе», рассмотреть вопрос о смещении силовых министров и подписать наконец закон о временных следственных комиссиях парламента. Состоялись также встречи с премьер-министром

В. Ющенко (который до этого неодобрительно отозвался об акции) и спикером парламента И. Плющом. 21 декабря в парламенте от имени участников акции выступил В. Чемерис, огласивший требования: отставка министра внутренних дел, председателя СБУ, генерального прокурора, независимая международная экспертиза «дела Гонгадзе», предоставление прямого эфира депутатам, общавшимся с Н. Мельниченко, отставка президента Л. Кучмы. Новогодние праздники, Рождество и Крещение несколько охладили оппозиционный пыл организаторов акции — она ушла на каникулы.

Акция «Украина без Кучмы» возобновились 20 января 2001 г.: на следующий день демонстрации пикеты и палаточные городки наблюдались, кроме Киева, в 15 городах. В акции приняли участие 24 политических партии и общественные организации, она объединила политические силы правого и левого спектра. Обитателей палаточного городка в Киеве несколько раз штрафовали за «нарушение санитарно-гигиенических норм», а 30 января на Майдане Независимости, в разгар зимы, был начат ремонт площади — ее обнесли двухметровым забором, поэтому палаточный городок пришлось перенести на Крещатик.

6 февраля 2001 г. на Майдане Независимости состоялся «суд» над Л. Кучмой и сожжение чучела «пахана» в полосатой одежде с гитарой192. Пятитысячная демонстрация оппозиции попыталась прорваться в здание администрации президента. Акции оппозиции сопровождались провокациями со стороны каких-то неясных, никому неизвестных организаций вроде группы хорошо тренированных молодых людей с надписями «анархисты», согласованно атаковавших палаточный городок и вступавших в драки с оппозиционерами по всему городу. К акции присоединились непрошеные «союзники» — члены полувоенного националистического формирования «Трезубец им. С. Бандеры» — они явно пытались спровоцировать драку среди участников демонстрации, и это им удалось — состоялась стычка с членами другой националистической организации — УНА — УНСО, охранявшими демонстрацию.

9 февраля 2001 г. оппозиция сообщила о создании движения Форум национального спасения, целью которого провозглашалось устранение от власти Л. Кучмы и переход к парламентской республике. ФНС объединил широкий спектр политических сил — от крайне «правых» до социалистов. Лидером Форума стала Ю. Тимошенко, против которой еще в начале января 2001 г. прокуратура возбудила уголовное дело, под предлогом чего Л. Кучма освободил ее от должности вице-премьера. В парламенте оппозиция попыталась начать процедуру отстранения Л. Кучмы от власти (импичмента), однако это была скорее демонстрация, чем реальное намерение — всем было понятно, что импичмент фактически невозможен. Одновременно ФНС попытался организовать сбор подписей за референдум по отставке Л. Кучмы, и тоже неудачно.

13 февраля 2001 г. была арестована и отправлена в следственный изолятор Ю. Тимошенко. В этот же день в прессе появилось обращение, подписанное Л. Кучмой, Л. Плющом (спикером парламента) и В. Ющенко. Действия оппозиции в заявлении резко осуждались, причем проводились прямые аналогии с фашизмом. В заявлении вновь обыгрывалась тема о причастности к «беспорядкам» неких внешних сил, желающих погубить Украину. Арест Ю. Тимошенко (через две недели ее освободили, потом опять взяли под домашний арест и в конце концов на время оставили в покое) и более чем странное присутствие фамилии В. Ющенко под «обращением трех» в некоторой степени деморализовали оппозицию. Тем не менее выступления продолжались до начала весны.

25 февраля, на Масленицу, в Киеве на Крещатике состоялся «народный трибунал» над Л. Кучмой — его роль вновь выполняло чучело. Почти двухчасовый спектакль на пятиградусном морозе закончился тем, что «народный обвинитель» Ю. Луценко вынес президенту обвинения по 11 пунктам Уголовного кодекса Украины, а его «адвокаты» предложили провести судебно-медицинскую психиатрическую экспертизу «подзащитного». Спектакль закончился рок-концертом. Клетку с чучелом оставили возле здания Верховной Рады. Фарсовая атмосфера мероприятия свидетельствовала о том, что политически акция «Украина без Кучмы» идет на спад.

1 марта 2001 г. милиция с применением силы, однако весьма аккуратно, ликвидировала палаточный городок на Крещатике. Апофеозом стали события 9 марта 2001 г., когда между демонстрантами и милицией произошли жестокие стычки, начавшиеся возле памятника Т. Шевченко (демонстранты пытались помешать Л. Кучме, который по протоколу вместе с В. Ющенко возложил цветы к памятнику) и переросшие в почти часовую битву возле стен администрации президента. Демонстранты, среди которых выделялись активностью члены УНА — УНСО и «неизвестные» в масках, пытались пробиться к зданию администрации, забрасывали камнями милицию, последняя стойко держала оборону и аккуратно записывала события на пленку, потом многократно продемонстрировав напуганной телеаудитории впечатляющие сцены, напоминающие студенческие бунты во Франции 1968 г. Столкновения закончились многочисленными арестами участников демонстраций (в основном молодежи), протестами депутатов общественных организаций против «политических репрессий». 12 марта JI. Кучма, ранее отказывавшийся от переговоров с лидерами движения, высказался за возможность таких переговоров в парламенте.

После этих шумных событий кампания «Украина без Кучмы» сошла на нет. Украина осталась с Кучмой, более того, бурная весна 2001 г. серьезно повлияла на дальнейшее отчуждение власти и олигархических структур от общества и ужесточение методов подавления несогласных. В то же время эти события продемонстрировали разношерстной оппозиции необходимость структурирования и объединения сил.

JI. Кучма, переживший, пожалуй, самое сильное потрясение за свою политическую карьеру, вернулся к своим планам. 26 апреля 2001 г. (в годовщину Чернобыля) парламентское большинство, поддержанное коммунистами, отправило правительство В. Ющенко в отставку. Интересно, что накануне отставки самый рейтинговый канал Украины «Интер», в то время подконтрольный СДПУ(о), продемонстрировал российскую телепрограмму «Однако», известную весьма непрезентабельными повадками ее ведущего. Он, собственно, и «прошелся» по В. Ющенко и его семье в достаточно вульгарной манере. Возможно, это лишний раз продемонстрировало, что шансы на мирное сосуществование с властью у В. Ющенко невелики. В. Ющенко ушел работать на должность директора Украинско- российского института бизнеса и менеджмента им. Б. Ельцина, готовясь к своему новому антре, теперь уже в роли самостоятельного политика.

Трогательное единство олигархов и коммунистов было весьма символичным — правительство, впервые сумевшее нарушить стройные схемы «экономики рантье», не устраивало идеологически противоположные группы интереса. Л. Кучма, выстоявший в схватке с оппозицией, тем не менее, был уже настолько дискредитирован как внутри страны, так и за ее пределами, что не решился возвращаться к идее реализации результатов референдума, тем более что уже приближались новые парламентские выборы, которые сулили новые варианты в формировании большинства.

 

Политический кризис: 2002–2004

Отставка правительства В. Ющенко привела к последствиям, на которые не рассчитывал ни Л. Кучма, ни его окружение. Можно сказать, что действующая власть сама позаботилась о создании фигуры, способной в перспективе консолидировать оппозицию. В. Ющенко получил практически все козыри для начала сильной политической игры: у него был образ реформатора, впавшего в немилость (совсем как у Л. Кучмы в 1994 г.), и прекрасная репутация на Западе. Он был первым политиком, заговорившим о моральных ценностях не языком лозунгов. Он не был замешан в «клановые» схемы и не владел несметными богатствами, контрастирующими с повальной всеукраинской бедностью. Он запомнился как человек, при котором Украина получила национальную валюту — один из жизненно важных символов государственности. Как публичный политик он не успел дискредитировать себя какими-либо неаппетитными действиями (за исключением подписи под «письмом трех», довольно быстро и добровольно забытой теми, кто мог иметь по этому поводу претензии). Оппозиционные правоцентристские партии, не способные объединиться самостоятельно, крупный бизнес, оттесненный от доступа к президентской власти или лишившийся его, мелкий и средний бизнес, страдающий от тотального всевластия чиновников — все они нашли в В. Ющенко фигуру, способную их объединить. Наконец, он обладал хорошими внешними данными, обаянием, частью которого до поры до времени была даже манера не всегда вразумительно, однако спокойно и рассудительно изъясняться.

Тем временем акция «Украина без Кучмы», завершившаяся поражением оппозиции, переросла в перманентный политический кризис, длившийся (с периодами обострения) почти два года и завершившийся событиями, второпях названными их участниками «оранжевой революцией». Можно выделить две основные причины столь затяжного кризиса: с одной стороны, власть (прежде всего президентская) исчерпала ресурс самоорганизации и была неспособна реализовать присвоенный ею объем полномочий — как законных, так и нелегитимных. С другой — оппозиция, кристаллизовавшаяся вокруг двух центральных фигур (В. Ющенко и Ю. Тимошенко), не сумела выиграть «битву за парламент» и вынуждена была перейти к «окопной войне» в Верховной Раде. Иными словами, в противостоянии власти и оппозиции установилось равновесие, когда ни одна из сторон не оказалась способной мобилизовать силы и ресурсы для решающей победы. Это равновесие нарушилось в ноябре — декабре 2004 г., когда власть своими действиями спровоцировала спонтанную вспышку недовольства такого количества людей, о котором лидеры оппозиции могли только мечтать.

Исходным пунктом этого затяжного кризиса стали выборы в Верховную Раду 2002 г. К этому времени в Украине действовало 127 политических партий — цифра, свидетельствующая не столько о расцвете демократии, сколько о виртуальности публичной политики и слабой структурированности общества. Большинство партий- карликов (среди них попадались поистине экзотические персонажи, такие, например, как «Партия радикального прорыва», «Партия защиты обездоленного народа Украины», «Свет с Востока» или «Красивая Украина») не играли никакой роли в политике. Избирательный закон 2001 г., подписанный Л. Кучмой после изнурительной «позиционной войны» с парламентом, устанавливал более жесткие правила, создающие благоприятные условия для крупных или уже известных партий, однако оставлял старую смешанную систему, позволяющую кандидатам от власти или с большими деньгами проходить в парламент не по партийным спискам, а индивидуально.

Выборы Верховную Раду в марте 2002 г. впервые продемонстрировали возможности реального народного волеизъявления. Избиратели, традиционно считавшиеся статистами на сцене противостояния кланов, в 2002 г. стали играть более самостоятельную роль — несколько неожиданно для главных, но уже теряющих контакт с залом актеров. Виртуальная политика вступила в конфликт с общественной ситуацией.

Перед выборами установилось шаткое равновесие между традиционными представительствами групп интересов. Партия власти, постоянно меняющаяся конфигурация политиков, чиновников и олигархов, что группировалась вокруг президента, была ослаблена как внутренними раздорами, так и ослаблением общественных позиций ее патрона. Политика доения «кланов», эффективная на президентских выборах, на парламентских уже не срабатывала как раньше — «кланы» предпочитали финансировать собственные партийные проекты и вкладывать деньги в депутатов-лоббистов. «Левые» вступили в завершающий период идеологической трансформации: социалисты ушли в безвозвратный идеологический дрейф к социал-демократии, не забывая при этом о связях с капиталом, ортодоксальные коммунисты медленно, но верно теряли социальную базу, аграрии, уже превратившиеся в своеобразный суррогат «земельных капиталистов», окончательно потеряли идеологическое лицо. Национал-демократы, пережившие многочисленные расколы, в который раз столкнулись с проблемой единства действий. Успех ожидал того, кто привнесет в ставшую уже застойной выборную атмосферу свежую идею и личности, способные объединить тот или иной лагерь.

«Партия власти» шла на выборы марта 2002 г. как избирательный блок «За единую Украину» (объединявший четыре партии), который в политическом фольклоре немедленно приобрел аббревиатуру «За ЕДУ» (поговаривали, что первоначально блок должен был называться «За единую богатую Украину», но организаторы вовремя заметили некоторые филологические тонкости, могущие возникнуть при составлении аббревиатуры и привести к нежелательным последствиям). Впервые в новейшей украинской истории президент открыто и недвусмысленно заявил о своих амбициях и намерениях на парламентских выборах — блок «За ЕДУ» возглавил руководитель администрации президента В. Литвин. Впечатляло и физическое присутствие «административного ресурса» в самом списке блока: 22 % кандидатов — представители региональных президентских администраций и советов, городских голов и руководителей налоговых администраций, 12 % — директора предприятий, 9 % — министры, их заместители и сотрудники центральных государственных учреждений. Не был забыт и финансовый ресурс — 20 % списочного состава блока представляли предприниматели195.

Несмотря на интенсивное использование административного ресурса (вплоть до «разнарядки» областным администрациям обеспечить в среднем не менее 25 % голосов блоку «За ЕДУ»)196, полное доминирование в средствах массовой информации, подконтрольных власти и «кланам», давление, на конкурирующие партии (силами фискальных и силовых структур) и многие другие ставшие уже привычными нарушения избирательного законодательства, «партия власти» практически провалилась в более «прозрачной» для общества части избирательной кампании — а именно там, где выборы шли по спискам партий и блоков. Избирательный блок «За единую Украину» получил 11,8 % голосов — то есть 35 мест в парламенте. Единственной областью, где «За ЕДУ» выиграла выборы по партийным спискам, была Донецкая, где основным конкурентом выступали коммунисты. Согласно официальным результатам, невиданной популярности «За ЕДУ» добился среди военнослужащих (видимо, ходивших голосовать строем) и заключенных — на так называемых «закрытых участках» за блок проголосовали 90 % избирателей197… В мажоритарных округах, где для манипуляций и административного нажима были более широкие возможности, результат был почти вдвое больший — 66 мандатов.

Социал-демократическая партия (объединенная), представляющая киевский «клан» и также представлявшая президентский ресурс на выборах, замыкала список партий и блоков, прошедших в парламент, с результатом 6,5 % (ожидалось по крайней мере в три раза больше). Именно СДПУ(о) после 2000-х годов сменила Народно-демократическую партию в роли официальной «партии власти», приближенной к президенту. Название партии, обеспечивавшей политическое прикрытие киевским олигархам и коммерциализированной государственной бюрократии, было своего рода политическим курьезом, дававшим повод к шуткам: «что общего между морскими свинками и СДПУ(о)? Морские свинки не имеют отношения ни к свиньям, ни к морю. СДПУ(о) не имеет ничего общего ни с социализмом, ни с демократией»… Более чем сомнительный «успех» объединенных социал-демократов был тем более печален, что совершенно не оправдал серьезных финансовых затрат на выборы (включая самых дорогих московских политтехнологов). По результатам выборов, по партийным спискам СДПУ(о) получила 19 мест в парламенте, к которым удалось добавить 5 депутатов, избранных в одномандатных округах.

«Левые» отказались от идеи участия в выборах единым фронтом. Социалистам удалось набрать 6,9 % голосов (около 1,8 млн) — в основном за счет населения аграрных регионов — они получили 22 места в Верховной Раде. Коммунисты еще удерживали значительную часть электората, однако прежде всего за счет старшего поколения, впрочем, теряя и его (при 14 млн пенсионеров — наиболее благодатной для социальной демагогии среды — коммунисты собрали 5,2 млн голосов — около 20 %). Особенно печальным обстоятельством для них было то, что они теряли своего «классического» избирателя, сосредоточенного на промышленно-индустриальном востоке страны — здесь хозяйничали пропрезиденсткие и олигархические партии. Классический электорат коммунистов — рабочие индустриальных регионов Донбасса, уходили, помимо прочего, под власть донецкого «клана». Коммунистам удалось получить в общей сложности 65 мест и составить третью по численности фракцию в парламенте.

Выборы-2002 стали звездным часом двух новых политических проектов. Блок В. Ющенко «Наша Украина», объединивший десять правоцентристских, центристских и националистических партий и объединений, а также ставший политическим прикрытием для части крупного и среднего капитала, оттесненного от власти крупными ФПГ, победил на выборах по партийным спискам, набрав 23,6 % голосов (6,1 млн избирателей). Лидер блока удерживался от оппозиционной риторики как накануне, так и во время выборов, демонстрируя лояльность действующему президенту и уклоняясь от блокирования с радикальной оппозицией. Это позволяло не только избегать чрезмерной конфронтации, традиционно непопулярной у большинства населения, но и удерживать контакт с властью, прикрывая хотя бы частично бизнес-структуры, подпитывающие блок.

Впрочем, и успех радикальной оппозиции на выборах по партийным спискам был весьма симптоматичным. Блок Юлии Тимошенко (БЮТ), объединивший или поглотивший те же самые правоцентристские партии плюс партию самой Ю. Тимошенко «Батькивщина», в отличие от «Нашей Украины», активно эксплуатировал и даже культивировал идею решительного противостояния «режиму Кучмы», а сама лидер блока, сменившая облик далеко не бедной «газовой принцессы» на образ украинской Жанны Д’Арк, являла собой уникальное сочетание целеустремленности, воли, обаяния, женской красоты, артистических данных, жесткого прагматизма и умения манипулировать людьми. Харизма «железной леди» была весьма неоднозначной — мнения о ней, как правило, были весьма полярными, однако именно ее яркая личность стала основой для объединения разнородных сил. «Результаты этих выборов удивят многих» — заявила накануне кампании Ю. Тимошенко, и именно результаты ее блока оправдали этот прогноз — социологические опросы давали от 2,5 % до 3,8 % голосов. Блок Юлии Тимошенко получил 7,3 % голосов (почти 1,9 млн избирателей) — при том, что он был лишен сравнимой с «За ЕДУ» или «Нашей Украиной» финансовой подпитки, будучи объектом сильнейшего административного нажима. Весьма характерно, что БЮТ был единственным блоком, не получившим голосов по одномандатным округам.

Выборы марта 2002 г. вновь повторили все мыслимые варианты нарушения избирательного законодательства самой властью и теми, кто выполнял ее распоряжения — использование административного ресурса, давление на конкурирующие партии и поддерживающий их бизнес, подкуп, шантаж и даже избиения избирателей, интенсивная эксплуатация средств массовой информации в интересах партии власти. На «микроуровне» это выливалось как в неприятные эпизоды, связанные с запугиванием избирателей и представителей оппозиционных партий, так и в курьезы: на одном из участков женщина, задержанная при попытке опустить в урну для голосования сразу четыре одинаковых бюллетеня, пыталась их съесть…

Впрочем, результат был признан удовлетворительным для тех, кто искал альтернативы дискредитированному президенту и поддерживающим его кланово-олигархическим группам. Поэтому весной 2002 г. если и были протесты, связанные с нарушением избирательного законодательства, они удовлетворялись (или нет) в «рабочем порядке». Оппозиция не выступала за пересмотр результатов выборов, международные наблюдатели в целом остались удовлетворенными ходом выборов и охарактеризовали их как «прогресс в продвижении к демократии», хотя и с существенными оговорками.

Гораздо больше поводов для недовольства результатами выборов было именно у власти. Ни административный ресурс, ни полное доминирование в медиапространстве, ни другие методы не дали желаемого эффекта. Это был серьезный симптом ослабления Л. Кучмы и его окружения. Не получив ожидаемой стабильной опоры в парламенте, где вновь установилась целая иерархия противоречивых интересов и ситуативного большинства, президент по-прежнему делал ставку на балансировании между кланами, которые, как показали выборы, все более неохотно соглашались на такую игру — она теряла для них как экономический, так и политический смысл.

Расстановка сил в парламенте по результатам выборов вновь породила весьма противоречивую ситуацию образца 1998 г., ни у одной из групп не было возможности собрать простое большинство в 226 голосов (разве что удалось бы собрать голоса БЮТ, «Нашей Украины», коммунистов и социалистов). В самом тяжелом положении были именно фракции «партии власти» — «За ЕДУ» со 101 мандатом и СДПУ(о) с 24 могли оказаться не у дел. Разумеется, в ход был пущен обычный резерв власти — «независимые» депутаты, которых по результатам выборов насчитывалось 92. К первому заседанию парламента в мае 2002 г. их число уменьшилось до 16, зато фракция «За ЕДУ» разбухла до 175 депутатов, а СДПУ(о) увеличилась до 31. Главной целью сколачивания большинства было обеспечение простого большинства в 226 голосов, необходимого для выборов нужного президенту руководства парламента. К концу мая для необходимого количества голосов все еще недоставало 20 изменчивых депутатских душ, которые удалось собрать путем сильнейшего персонального нажима на депутатов из оппозиционных фракций и «независимых» — от угроз бизнесу до откровенного подкупа, от вызовов в кабинеты президентской администрации до использования силовых структур.

В результате удалось набрать минимально необходимое количество голосов (226) для избрания руководства парламента, необходимого партии власти. Его состав был весьма показательным: спикером стал глава администрации президента В. Литвин, его заместителями — Геннадий Васильев (ставленник донецкого «клана», экс-прокурор Донецкой области) и Александр Зинченко (представитель СДПУ(о) — киевского «клана»). Голосование было тайным, однако быстро выяснилось, что по крайней мере семеро депутатов от «Нашей Украины» и несколько коммунистов голосовали «как надо». Результаты голосования, происходившего под негласным руководством администрации президента, вызвали возмущение оппозиции и некоторую растерянность у лидера «Нашей Украины». В. Ющенко заявил, что произошло «назначение» спикера, однако свое обещание перейти в оппозицию в случае избрания В. Литвина не выполнил.

Фракция «За ЕДУ» выполнила свою задачу — парламент возглавил человек JI. Кучмы и представители двух «кланов». В июле 2002 г. фракция «приказала долго жить» — в ней осталось И депутатов. Остальные распределились по восьми фракциям, четко отобразившим «клановую» структуру депутатского корпуса. Ответвления донецкого «клана» были представлены тремя фракциями, днепропетровский «клан» — двумя, «киевский» — одной, «харьковский» — одной. Однако уже в августе 2002 г. от президента поступил новый приказ объединять силы — JI. Кучма решил перехватить инициативу у «левых», давно, еще с 1999 г., пропагандирующих идею политической реформы и превращения Украины в парламентско- президентскую республику, для этого ему нужно было конституционное большинство (300 голосов).

Выступая 24 августа 2002 г. с телевизионным обращением к нации по случаю годовщины независимости, президент огорошил слушателей заявлением о необходимости перехода к парламентско- президентской республике и выборам на пропорциональной основе. Это было тем более неожиданно, что еще совсем недавно он же называл парламент «центром дестабилизации в стране». Л. Кучма пообещал представить проект политической реформы на всенародное обсуждение и предложил как первый шаг уже нынешнему парламенту создать стабильное большинство и на его основе — «коалиционное правительство».

Эти заявления всколыхнули оппозицию, представленную тремя фракциями: БЮТ, коммунистами и социалистами — JI. Кучму обвинили в желании втянуть «Нашу Украину» в политический торг с президентом. При этом возобновилось давление на оппозиционные фракции и «Нашу Украину», связанное с провозглашенным Л. Кучмой сколачиванием нового президентского большинства. К январю 2003 г. блок «Наша Украина» (учитывая предыдущие потери) сократился на 17 человек. Среди «перебежчиков» были

в основном или бизнесмены, спасавшие свой бизнес (как в случае с семью депутатами от «Нашей Украины»), или просто купленные депутаты, или те, кого удалось запугать. Фракция БЮТ к январю 2003 г. уменьшилась на 5 человек, социалистов — на 2, коммунистов — на 4203.

Оппозиция тем временем собирала силы для выхода на улицы. В июне 2002 г. группа депутатов от оппозиции попыталась начать процедуру импичмента президента. В июле 2002 г. по инициативе Ю. Тимошенко была создана довольно экзотическая в идеологическом плане оппозиционная коалиция БЮТ, КПУ и СПУ, поставившая целью «смену системы власти и отставку Президента Леонида Кучмы». Перечень требований коалиции содержал как системные политические требования (от отставки президента до изменений в Конституции), так и вполне популистские лозунги и элементы привычной для «левых» социальной риторики. Тогда же интернет-издание «Украинская правда» начало публикацию новой порции расшифровок записей из «пленок Мельниченко» под названием «Кто есть кто. На диване президента Кучмы». Записи производили уже знакомый эффект — высшие государственные чиновники во главе с Л. Кучмой выглядели в разговорах между собой не то чтобы непривлекательно, а просто кошмарно как с точки зрения содержания разговоров, так и с точки зрения их лексики.

В конце лета политические страсти ненадолго отошли на второй план — 27 июля 2002 г. на аэродроме «Скнилов» во Львове произошла одна из самых страшных катастроф периода независимости: во время авиа-шоу боевой самолет-перехватчик потерял управление и упал в толпу зрителей. Более 80 человек, среди них 23 ребенка, погибли, более 200 получили ранения.

2 сентября было заявлено о начале акции «Восстань, Украина!» — на 16 сентября (день исчезновения Г. Гонгадзе) запланировали массовый митинг в центре Киева (его проведение, а также пикетирование государственных учреждений 12 сентября запретил один из районных судов столицы, против выступил также мер Киева Александр Омельченко). О поддержке акции заявил лидер блока «Наша Украина» В. Ющенко, до этого избегавший «резких движений» в сторону президента. Тем временем Генеральный прокурор Украины С. Пискун вновь направил в Верховную Раду запрос о разрешении на привлечение к уголовной ответственности народного депутата Юлии Тимошенко по уголовному делу «Единых энергетических систем Украины». В. Литвин вернул прошение в прокуратуру, сославшись на недостаточность мотивации…

16 сентября 2002 г. в центре Киева на Европейской площади прошел массовый митинг (который организаторы назвали «народным вече»), В нем приняли участие, по официальным данным, от 15 до 30 тыс. человек, по данным организаторов — около 100 тыс. Демонстранты скандировали «Кучма — геть!» В митинге принял участие и В. Ющенко, блок которого формально не состоял в оппозиционной коалиции, а сам он еще вел переговоры с представителями пропрезидентских фракций о создании большинства. Одновременно подобные митинги были организованы в ряде областных центров западной и центральной Украины. В Киеве митинг принял резолюцию о требовании немедленной отставки президента Л. Кучмы (тот в это время пребывал на европейском экономическом форуме в Австрии, где ему в нелицеприятной форме дали понять, что евроинтеграция Украины — не предмет для разговора).

Резолюцию, кроме «оппозиционной тройки», подписал и В. Ющенко (этим фактически ознаменовался переход «Нашей Украины» в открытую оппозицию Л. Кучме). После митинга колонны демонстрантов прошли к зданию администрации президента — передать резолюцию, однако доступ к зданию был перекрыт оградой и милицейскими заслонами. Группа депутатов во главе с Ю. Тимошенко прошла сквозь оцепление, однако наткнулась на закрытые двери администрации, из-за которых так никто и не показался. Как по заказу разразился обильный ливень, значительно размывший ряды демонстрантов.

По странному стечению обстоятельств в Украине в этот день не работали все центральные телеканалы — как объяснило их руководство, по причине «профилактики». Не менее интересным был тот факт, что милиция, обычно оцепляющая территорию митингов, давала возможность владельцам частного автотранспорта проезжать к месту его проведения, а возвращавшимся разъяренным водителям настойчиво предлагала писать заявления-жалобы (для водителей ведомственных машин это предложение выглядело так, что от него нельзя было отказаться).

Вечером 16 сентября возле здания администрации президента в Киеве было установлено около ста палаток, однако к 4 утра следующего дня палаточный городок был снесен милицией, а несколько десятков его неудавшихся обитателей задержаны. Во время потасовки, в которой на стороне протестующих принимали участие депутаты, Ю. Тимошенко нанесла «оскорбление действием» одному из милицейских чинов. Разумеется, при сносе палаток милиция «обнаружила» обрезы и фанаты — это сообщение министра внутренних дел в парламенте депутаты встретили понимающим хохотом и ироническими аплодисментами.

Депутаты оппозиционных фракций потребовали отчета силовых министров по поводу сноса палаточного городка и одновременно инициировали внеочередное заседание Верховной Рады с повесткой дня: проект постановления о начале процедуры импичмента президента. Отчет состоялся 24 сентября и был отмечен эффектным эпизодом — Ю. Тимошенко заставила Генерального прокурора С. Пискуна продемонстрировать его наручные часы. Оказалось, что прокурор с зарплатой в несколько сотен гривен носит швейцарские часы стоимостью до десяти тысяч долларов. (Эпизод был весьма эффектным, поскольку накануне стало известно о том, что Л. Кучма получил от кого-то в подарок яхту ценой в $ 10 млн.) Решения о внеочередном заседании парламента да еще с повесткой об импичменте принять не удалось — против были депутаты президентских фракций.

23 сентября лидеры акции «Восстань, Украина!», сопровождаемые группой депутатов своих фракций, вечером, накануне выпуска телевизионных новостей на первом общенациональном канале УТ-1, явились на телецентр и, ссылаясь на право депутатов на 10-минутный эфир, потребовали предоставить им эфирное время для обнародования решений митинга 16 сентября. Однако, получив отказ, депутаты все равно остались в студии. Удивленные зрители вместо выпуска новостей увидели бегущую строку: «Выпуск новостей не может быть выпущен в эфир из-за захвата эфирной студии народными депутатами А. Морозом, Ю. Тимошенко и П. Симоненко и их сторонниками численностью более 200 человек».

На следующий день под стенами парламента состоялся новый митинг (уже не такой многочисленный — около 5 тыс. человек). По призыву Ю. Тимошенко участники, предводительствуемые депутатами, перешли под здание администрации, чтобы передать Л. Кучме резолюцию о его отставке. Здесь они прорвали милицейский кордон, но были остановлены спецназом. Несколько десятков депутатов во главе с лидерами «тройки» прошли в здание администрации, заняли холл и добрались до третьего этажа. Дальше их не пустила охрана президента, которую депутатские удостоверения не впечатляли. Депутат от БЮТ Александр Турчинов в мегафон призывал Л. Кучму предстать перед ними (до кабинета президента было несколько десятков метров). К вечеру с депутатами вступил в переговоры В. Медведчук, пообещав встречу с президентом утром следующего дня. В ответ было заявлено о начале голодовки, почти пятьдесят депутатов-«захватчиков» разместились в одном из залов.

Абсурд продолжался. На ночь в здании администрации закрыли все туалеты, очевидно, уповая на то, что «зов природы» выведет оппозиционеров из задания. Депутаты терпели, но не сдавались (положение спас появившийся ночью В. Литвин, показавший туалет в одном из соседних кабинетов, потом депутатов водили в соответствующие помещения по одному, под охраной). Бодрствующие депутаты распевали песню «Я прийшов — тебе нема…».

25 сентября утром Л. Кучма встретился с четырьмя представителями оппозиции (Ю. Тимошенко, Ю. Оробец, П. Симоненко, А. Мороз). Они передали ему требование подать в отставку и дали несколько дней на размышление, однако президент сразу же ответил отказом. «Ничего у вас не выйдет!» — хмуро закончил он беседу. Оппозиционеры покинули помещение администрации.

26 сентября президентские фракции из рассыпавшегося блока «За ЕДУ» вместе с СДПУ(о) объявили о создании большинства в парламенте и призвали «Нашу Украину» присоединиться к нему. 28 сентября 2002 г. Л. Кучма выступил с телеобращением к народу Украины, в котором в частности заявил: «Непримиримые требуют, чтобы я подал в отставку. Категорически заявляю: я этого не сделаю. /…/ Их цель — революция. Но Украине революция не нужна. /…/ Украина требует здоровой экономики и гражданского согласия».

2 октября лидер блока «Наша Украина» В. Ющенко заявил о неспособности действующей власти к диалогу и о необходимости проведения новых парламентских и президентских выборов — учитывая склонность В. Ющенко к компромиссам и туманным рассуждениям, радикальность заявления говорила сама за себя. 3 октября Ю. Тимошенко в интервью Общественному радио вполне в своем стиле пообещала Л. Кучме защиту оппозиции, если он добровольно уйдет в отставку.

Через четыре дня спикер парламента В. Литвин официально вновь объявил о создании теперь уже постоянно действующего президентского большинства в 230 голосов, всосавшего в себя членов 9 фракций и практически всех «внефракционных» депутатов. Пикантность этому заявлению придало то, что в списке большинства оказались депутаты от оппозиции: три члена БЮТ (В. Онопенко, С. Правденко и П. Толочко) и футбольная суперзвезда Олег Блохин, попавший в парламент по списку коммунистов. Это была серьезная победа президента, поскольку парламент мог начать законодательную деятельность, имея больше 226 голосов, необходимых для принятия законов. Дабы соблюсти формальности, был даже опубликован текст договора о создании большинства и принципах его деятельности. Восставшее из пепла фракционных свар большинство немедленно бросилось в атаку — его представители потребовали передела парламентских комитетов в соответствии с «новым» раскладом сил в парламенте (оппозиционные фракции возглавляли 15 из 24 парламентских комитетов) — параллельно с уличными выступлениями оппозиция ввязалась в парламентские баталии по поводу комитетов.

12 октября в Киеве вновь на Европейской площади состоялась массовая акция оппозиции под названием «Народный трибунал». С трибуны опять перечисляли «преступления Кучмы против украинского народа», «народные прокуроры», депутаты оппозиционных партий, хрипло требовали для президента пожизненного заключения. С трибуны выступали «свидетели» — лидеры «тройки». Ирония ситуации заключалась в том, что некоторые из них действительно могли бы выступать как свидетели, поскольку сами имели отношение к тому, в чем обвиняли Л. Кучму. По окончании митинга демонстранты отправились к зданию генеральной прокуратуры, чтобы вручить приговор трибунала с требованием открыть уголовное дело против Л. Кучмы. В. Ющенко на «трибунале» не появился.

Последним заметным событием, связанным с акцией «Восстань, Украина!», стали дискуссии представителей оппозиции и президента… в Польше. Еще в начале октября премьер-министр Польши Лешек Миллер предложил провести в Варшаве круглый стол, по образцу того, что был проведен там в 1989 г., когда правящая Польская объединенная рабочая партия и Войцех Ярузельский уступили власть оппозиционной «Солидарности». Л. Кучма охарактеризовал это как вмешательство во внутренние дела Украины, заявив: «Мы разберемся сами, пусть нам не мешают» — аналогия с 1989 г. ему, конечно же, не понравилась. Новоизбранный глава Верховной Рады В. Литвин назвал предложение поляков «унижением Украины». Со своей стороны один из лидеров акции «Восстань, Украина!» А. Мороз высказался в том духе, что «польский вариант» для Украины не подойдет, поскольку речь идет об импичменте президента.

Тем не менее 15–16 октября в Варшаве состоялась конференция под нейтральным названием «Украина в Европе», куда прибыл глава администрации президента Украины В. Медведчук — от оппозиции в ней принимали участие 30 человек во главе с В. Ющенко и А. Морозом. Компанию им составили президент Польши А. Квасьневский, Л. Миллер, министр иностранных дел Европейского Союза Хавьер Солана и премьер-министр Швеции Горан Перссон. Как и ожидалось, переговоры между представителями Л. Кучмы и оппозицией закончились ничем. Возможно, наиболее впечатляющим было то, что представители Евросоюза озвучили фактически те же претензии к Л. Кучме, что и оппозиция: масштабная коррупция, кричащие нарушения свободы слова, судебная система, работающая на власть. Разумеется, западные деятели не забыли упомянуть и о продаже оружия Ираку..

В начале декабря 2002 г. лидеры акции пообещали в недалеком будущем организовать серию выступлений, в ходе которых села, поселки и города должны были объявлять себя «территориями, свободными от Кучмы». Однако резервы были исчерпаны: каких-либо заметных событий, анонсированных в рамках этой акции, не состоялось. Фактически на этом акция «Восстань, Украина!» приостановилась. Украина не восстала.

Центром политической борьбы к этому времени вновь стал многострадальный сессионный зал парламента. 21 ноября 2002 г. большинство, поддержанное «внефракционными» депутатами и двумя депутатами от оппозиции, утвердило кандидатуру нового премьер-министра — губернатора Донецкой области Виктора Януковича. Затем был разыгран спектакль выдвижения кандидатов в члены правительства от фракций большинства (здесь состоялись торги между донецким и киевским «кланами», закончившиеся в пользу, как их стали называть в прессе, «донецких»). 7 декабря спектакль закончился подписанием договора между правительством и парламентским большинством. Воодушевленные успехом, представители большинства попытались «решить вопрос» о перераспределении парламентских комитетов в свою пользу и об отмене предыдущего голосования по бюджету на 2003 г. (подготовленного оппозицией), и назначении председателем Национального банка Сергея Тигипко, перешедшего в лагерь одного из донецких «кланов». В ответ оппозиция заблокировала трибуну и президиум парламента, в ходе стычки депутатов была повреждена система голосования.

Как и зимой 2000 г., сессионный зал парламента превратился в съемочную площадку то ли кинокомедии, то ли фарса (все это чем-то напоминало фильм Э. Рязанова «Гараж»), Депутаты от оппозиции, стеной окружившие президиум и трибуну. Депутаты от большинства, иногда пытающиеся своими увесистыми телами «прорвать блокаду». Плакаты с надписями, призывающими к свержению Л. Кучмы. Периодически вспыхивающие потасовки между депутатами, ломающими микрофоны. И. Суркис, ударивший локтем в спину Ю. Тимошенко, и украинская «Жанна Д’Арк», в ответ каблуком- «шпилькой» пронзившая олигарху недешевый кожаный ботинок. Депутат С. Хмара, плюнувший в И. Суркиса. Тетрадка, запущенная депутатом-социалистом в спикера. Спикер, окруженный сопящими, разгоряченными депутатами, хватающийся за голову и иногда разражающийся сардоническим смехом. 17 декабря 2002 г. большинство организовало голосование бюллетенями, не предусмотренное процедурами и регламентом Верховной Рады. Голосование состоялось. Подсчет бюллетеней прерывался драками между вошедшими в раж депутатами — одни якобы пытались подбросить фальшивые бюллетени, другие (оппозиция) пытались помешать им. Бюллетени подписывались голосующими наспех — в коридорах, кабинетах, как говорили, даже в туалетах.

Парламент был парализован в течение недели. Лишь переговоры между оппозицией и представителями большинства при активнейшем участии В. Литвина закончились компромиссным решением от 24 декабря: результаты голосования бюллетенями было отменено. Парламент установил мораторий на перераспределение комитетов. Этот результат был воспринят как поражение главной движущей силы в парламентском большинстве — СДПУ(о) и лично главы администрации президента В. Медведчука, все более явно входившего в конфликт с В. Литвином.

В сложившейся ситуации яснее прорисовывалась главная интрига — конституционная реформа — и сквозь ее контуры — центральный сюжет реальной политики: «стратегия выхода» из власти главного действующего лица — Л. Кучмы. Большинство комментаторов считали, что «конституционная реформа», инициированная Л. Кучмой, — это не только политическое дежавю (президент вернулся к идее двухпалатного парламента), но и способ затянуть свой выход из власти: в случае утверждения проекта изменений в Конституции, предложенного Л. Кучмой, его полномочия могли быть продолжены до 2006 г. В то же время у самого президента были серьезные причины обеспокоиться собственной судьбой.

Рейтинг доверия к нему был катастрофически низким. Парламентское большинство, как показала декабрьская схватка с оппозицией, оказалось ненадежным и нестойким. Те, на кого он рассчитывал в качестве возможных гарантов своей безопасности после ухода из власти, также не имели шансов на президентство. Помимо всего прочего, Л. Кучма не слишком доверял своему ближайшему окружению, понимая, что по мере приближения к окончанию его президентства ближайшие соратники будут искать собственные возможности для устройства своих дел, уже не связанные с судьбой первого лица.

Так и случилось. В. Литвин не стал безропотным и послушным проводником идей президента в Верховной Раде и начал собственную, иногда весьма рискованную политическую комбинацию, с одной стороны, пытаясь играть ключевую роль в разрешении острых конфликтов в стенах Верховной Рады, с другой — выступая своеобразным буфером между амбициями президента и его главных противников. В. Янукович, поначалу не претендуя на политический имидж и не слишком занимаясь саморекламой, оказался весьма энергичным и удачливым премьером, который по мере приближения президентских выборов не только стал входить во вкус публичной политики, но и активно лоббировал интересы представителей одной из донецких групп интереса/влияния, отличавшейся жесткой иерархией и солидными аппетитами. Наконец, В. Медведчук, призванный руководить президентской администрацией, делал это настолько удачно и активно, что возглавленное им «второе правительство», вступившее в глухую конфронтацию с правительством реальным и с донецким «кланом», стало набирать чрезмерный вес и грозило нарушить лелеемый Л. Кучмой баланс сил между «кланами». Более того, даже для внешних наблюдателей стало заметным, что влияние главы администрации на президента возросло до беспрецедентных размеров. Именно при В. Медведчуке всплыла перелицованная старая шутка времен первого главы президентской администрации Д. Табачника, когда Л. Кучму называли президентом при главе президентской администрации.

Начало 2003 г. ознаменовалось двумя громкими политическими событиями: в середине февраля была организована самая масштабная акция «черного пиара» времен независимости, а в марте президент положил начало новому этапу своей собственной рекламной акции под названием «конституционная реформа».

13—14 февраля в девяти западных и центральных областях страны обнаружились сотни тысяч листовок-открыток, отпечатанных типографским способом, с «Открытым письмом моим избирателям». В этих открытках В. Ющенко якобы «раскрывал секреты» своих деловых отношений с Ю. Тимошенко, якобы называл себя «Символом и Надеждой Нации» и высказывал мнение, что бывшему вице-премьеру и соратнику лучше вернуться в следственный изолятор Лукьяновской тюрьмы (в январе 2003 г. генеральный прокурор С. Пискун вновь подал в парламент представление о снятии с Ю. Тимошенко депутатской неприкосновенности). Заслуживает внимания тот факт, что 900 тыс. открыток были распространены государственным предприятием «Укрпочта» по договору с несуществующим «Украинским телевизионным агентством». Без государственного прикрытия организовать такую масштабную провокацию было невозможно.

5 марта 2003 г. Л. Кучма в довольно хмуром телевизионном обращении к нации заявил о вынесении на всенародное обсуждение проекта закона о внесении изменений в Конституцию Украины. Предложения президента в главном сводились к следующему. Создание двухпалатного парламента, где в верхней палате будут представлены руководители регионов, по три от области (избранные по мажоритарной системе), а в нижней — представители партий (избранные по пропорциональной), при этом верхняя палата по сути превращалась в центр реальной власти, а нижняя — в своего рода совещание. Расширение права президента на роспуск парламента. Назначение премьер-министра и правительства парламентом. Уменьшение количества депутатов (до 300) и введение для них «императивного мандата» (потеря депутатского мандата при переходе в другую фракцию). Проведение выборов президента и парламентских выборов в один год (но в разное время). Избрание депутатов на пять лет вместо четырех по пропорциональной системе. За президентом оставалось право назначать четырех министров (обороны, иностранных дел, внутренних дел и чрезвычайных ситуаций), а также глав Государственной налоговой администрации, председателя Государственной таможенной службы, председателя СБУ и Председателя Государственного комитета по делам охраны государственной границы. Президент оставлял за собой право назначать и глав государственных администраций. Особое новшество состояло в том, что результаты общенародного референдума по «конституционным вопросам» должны были считаться окончательными и не подлежащими утверждению какими-либо органами211 (Л. Кучма помнил неудачу с имплементацией «референдума» 2000 г.).

Эти предложения были восприняты однозначно — как попытка Л. Кучмы продолжить свои полномочия до 2006 г. (парламентские выборы должны были состояться в 2006 г., а согласно изменениям, предложенным президентом, — в тот же год и президентские), при этом оставляя за собой весь огромный объем полномочий, создать управляемый парламент и обеспечить себе как минимум место в верхней палате после 2006 г., а по возможности найти управляемого преемника то ли на пост премьер-министра, то ли на пост президента (на начало 2003 г. в ближайшем окружении президента не было никого, кто мог бы реально претендовать на успех в президентских выборах 2004 г.) Оппозиция напомнила, что еще совсем недавно президент добивался расширения своих полномочий, и о том, что в парламенте уже давно находится законопроект П. Симоненко, А. Мороза и С. Головатого (одобренный Конституционным судом), который тоже предусматривает парламентско-президентскую форму правления, однако в совсем ином варианте.

9 марта 2003 г. в рамках уже подзабытой акции «Восстань, Украина!» состоялась манифестация возле памятника Т. Шевченко в Клеве и митинги в ряде крупных городов (Одесса, Львов, Харьков, Днепропетровск). В акции, кроме «тройки» БЮТ — СПУ — КПУ, приняла участие и «Наша Украина» во главе с В. Ющенко. Как всегда, разошлись оценки количества участников акции. Организаторы называли цифру в 150 тыс. участников в Киеве, милиция — 15 тыс. В любом случае акция не имела такого размаха, как осенью 2002 г. В ней не чувствовалось и прошлогоднего напряжения — сами лидеры выглядели неубедительно.

Пока участники демонстраций скандировали «Кучму — вон!», объект их нелюбви поправлял здоровье в бальнеологической лечебнице в Словакии… Судя по всему, основной целью акции была демонстрация единства оппозиции на приближающихся президентских выборах. Интересно, что через два дня после акции был повторен трюк с фальшивой открыткой: в западных областях было распространено «Второе письмо моим избирателям» якобы от В. Ющенко, где в ненавязчивой форме гражданам напомнили о его подписи под воззванием 13 февраля 2001 г., обращенным против участников акции «Украина без Кучмы».

Пока оппозиция пробовала силы в уличных акциях, разворачивалось «всенародное обсуждение» проекта Л. Кучмы, организованное в лучших традициях советских времен. Тут были и «письма трудовых коллективов» в поддержку инициативы президента, и обращения «рядовых тружеников», и «мнение ученых и интеллигенции». Согласно опросам четырех социологических служб, в марте — апреле 2003 г. по крайней мере половина опрошенных не знала о том, что происходит «всенародное обсуждение», более 75 % не знали сути президентских предложений. Лишь 7,7 % опрошенных подтвердили, что принимали участие в собраниях, посвященных обсуждению президентской инициативы, 2,8 % — заявили, что их заставили подписать соответствующие обращения. Выступая на парламентских слушаниях, посвященных реформе, А. Мороз заявил, что «всенародное обсуждение» — это «изнасилование народа одуревшей от безнаказанности властью»213. В. Ющенко, обращаясь к власти, заявил: «Если в вашем публичном доме не идут дела, не койки надо переставлять, а менять кадры», — склонность лидера «Нашей Украины» к пересказыванию «бородатых анекдотов» почему-то была воспринята его сторонниками как свидетельство «живого украинского юмора».

Тем временем в стране началась фактическая подготовка к президентской кампании 2004 г. Оппозиция, ряды которой пополнились «Нашей Украиной», начала консультации о возможности выдвижения единого кандидата. Основной вариант, обсуждавшийся в первой половине 2003 г., сводился к идее единого кандидата от четырех сил — «Нашей Украины», социалистов, коммунистов и БЮТ (все понимали, что это будет В. Ющенко, опережавший в опросах популярности всех — и оппонентов, и союзников). К концу 2003 г. стало очевидным, что этот вариант невозможен: в парламенте вновь началось активное обсуждение конституционной реформы с превращением Украины в парламентско-президентскую республику. Это означало, что коммунисты, и без того союзники крайне ненадежные, наверняка уйдут из оппозиции. Социалисты также готовы были уйти в самостоятельное «плавание», поскольку их лидер А. Мороз был главным инициатором конституционной реформы, превращающей парламент и правительство в центр реальной власти. БЮТ и «Наша Украина», решительно выступавшие против реформы накануне президентских выборов, продолжали переговоры о едином кандидате.

В июне 2003 г. «Наша Украина» начала продолжительную акцию — проведение «демократических форумов» в городах Украины. По сути, это была репетиция грядущей президентской кампании. Равным образом власть репетировала все возможные контрмеры. Вновь стали распространяться фальшивые листовки. В Херсоне и Харькове были расклеены объявления для пенсионеров. Всем желающим предлагалось, имея при себе паспорт, явиться на встречу с В. Ющенко для получения 150–250 грн. Деньги якобы возвращались из «украденных» членом фракции «Наша Украина» П. Порошенко 65 млн гривен. Накануне вылета В. Ющенко в Харьков неизвестный по телефону сообщил, что в его самолете заложено взрывное устройство. В одном из сел Харьковщины перед приездом делегации «Нашей Украины» начали ремонт нового моста. В Луганске перед началом телевизионного интервью В. Ющенко одновременно прекратили трансляцию все телеканалы. В другом месте перед появлением В. Ющенко в телестудии вновь поступило сообщение о том, что здание телекомпании заминировано. В Харькове накануне форума из работников коммунальных служб и студентов были рекрутированы пикеты, окружившие место проведения форума — здесь чуть не дошло до их столкновения со сторонниками «Нашей Украины». В Черкассах народный хор, певший на форуме блока украинские песни, немедленно стал объектом чрезвычайно активного внимания местной налоговой администрации.

В областные государственные администрации из администрации президента была разослана инструкция, согласно которой при губернаторах следовало создавать штабы «для сбора информации о действиях организаторов форума и разработки конкретного плана противодействия», приказывалось не допускать к участию в работе форума известных в области политических и общественных деятелей, отводить для проведения форума наименее вместительные помещения, при этом максимально заполняя их «группами статистов» и обеспечивая «наличие на форуме группы критически настроенных к блоку («Наша Украина». — Авт.) депутатов». Власть стала организатором целенаправленной кампании против наиболее вероятного кандидата в президенты.

Апофеозом этой кампании стали события в Донецке 30 октября 2003 г., где был запланирован съезд «Нашей Украины». Накануне самолет с депутатами «Нашей Украины» в течение часа не принимал Донецкий аэропорт. Зал, снятый для проведения съезда, был закрыт, его охраняла «никому не известная» частная фирма, отказавшаяся выполнять не слишком настойчивые требования милиции разблокировать здание и избившая депутатов от «Нашей Украины», пытавшихся войти в него. В день проведения форума делегацию блока во главе с В. Ющенко заблокировала в аэропорту толпа в несколько сотен человек, организованно привезенных сюда автобусами. После того как депутатам удалось добраться до места проведения съезда, обнаружилось, что помещение и площадь вокруг него заполнены сотнями нетрезвых, агрессивных подростков и молодых людей, которые угощались пивом и водкой, раздаваемыми тут же. Дорогу к месту проведения съезда украшали билборды, где В. Ющенко был изображен в нацистской форме. Его попытка вступить в общение была заглушена свистом и воем толпы. Съезд был сорван, однако «донецкая история» получила широкий резонанс и сработала на рекламу «Нашей Украины» и ее лидера.

Параллельно президентская команда продолжала искать варианты удержания власти. В начале октября 2003 г. лидер фракции «Народовластие» Б. Губский (киевский «клан») внес в Конституционный суд предложение о праве действующего президента баллотироваться на третий срок. Это немедленно породило целую дискуссию о якобы имеющихся соответствующих амбициях президента. Сам Л. Кучма последовательно отрицал наличие у него подобных планов. Тем временем в парламенте разгорелись жаркие дебаты по поводу нового закона о парламентских выборах (всего в рассмотрении было девять законопроектов) — оппозиция отстаивала пропорциональную систему, причем настолько активно, что это вновь привело к блокированию работы парламента и уже превратившимся в рутину физическим столкновениям между депутатами. Страсти в Верховной Раде в значительной степени накалились из-за маневра, связанного с «третьим сроком», который, скорее всего, был отвлекающим.

В декабре 2003 г. была предпринята попытка трансформировать «политическую реформу» Л. Кучмы в вариант «парламентско- президентская республика», при котором президента избирал парламент. В случае удачи можно было организовать избрание президента парламентом уже в 2004 г. (для этого достаточно было набрать 300 депутатских голосов). Другой вариант предусматривал проведение всенародных президентских выборов в 2004 г. и очередное избрание нового президента уже парламентом после выборов 2006 г. (в результате чего победитель выборов 2004 г. становился президентом меньше чем на два года). В качестве «компенсации» оппозиции предлагался переход на пропорциональную систему выборов в парламент.

Вновь был задействован сценарий манипуляций с голосами депутатов. Новая атака Л. Кучмы опять превратила парламент в место физического противостояния большинства и оппозиции. Утром 23 декабря оппозиция заблокировала доступ к трибуне. Была выведена из строя система электронного голосования. Попытки В. Литвина открыть заседание глушились сиренами и мегафонами. Депутаты от оппозиции упражнялись в хоровом пении. В зале завывали сирены, летали бумажные самолетики…

В ночь с 23 на 24 декабря около 50 депутатов от оппозиции забаррикадировались в сессионном зале. Тем временем депутаты от вновь сбившегося президентского большинства опять готовились голосовать бюллетенями, причем коммунисты откололись от оппозиции и выразили готовность участвовать в голосовании — формально их устраивал переход к пропорциональной системе выборов. Утром 24 декабря В. Литвин вновь не смог открыть заседание — блокирующие президиум депутаты встретили его хоровым исполнением гимна Украины, после чего в зале вновь загудели сирены и рожки футбольных фанатов. Через час слипшиеся в одно депутатское тело в одном из концов сессионного зала представители большинства простым поднятием рук проголосовали за нужный Л. Кучме законопроект (276 голосов «за»). Он считался «утвержденным предварительно» — весной его должны были утвердить окончательно, конституционным большинством в 300 голосов. Парламентский кризис плавно перетек в 2004 г. — сессия была закрыта 15 января 2004 г. в условиях, когда судьба реформы осталась нерешенной.

30 декабря подоспела вполне ожидаемая новость — Конституционный суд разрешил JI. Кучме баллотироваться на третий срок. Сам президент вновь и вновь заявлял, что баллотироваться не будет. Его заявления были понятны: все социологические опросы подтверждали крайне низкий уровень поддержки действующего президента населением. Сами разговоры о «Кучме-3» гарантированно вызывали судорогу на Западе. В том, как поведет себя оппозиция, можно было не сомневаться. Сомневаться приходилось в том, как поведут себя силы, пока еще держащие сторону президента, — «шантажистское государство» сулило многочисленные сюрпризы, прежде всего его создателям. JI. Кучма, видимо, еще рассчитывал на то, что весной ему удастся «протолкнуть» через парламент свой вариант «конституционной реформы», который мог бы снять проблему его постепенного и безболезненного для него выхода из власти.

Именно на это были направлены все усилия президентской команды в первые месяцы 2004 г. И именно здесь появились наиболее явные признаки того, что президент теряет почву под ногами. Судя по всему, JI. Кучма попал в ситуацию, когда созданная им же система балансирования между «кланами» начала давать сбои. Во-первых, не было единства в киевском «клане», часть представителей которого была недовольна всевластием В. Медведчука. Во-вторых, донецкий «клан», сохраняя формальную лояльность президенту11218 начались движения, свидетельствующие о начале поисков нового покровителя.

3 февраля 2004 г. была созвана внеочередная сессия Верховной Рады. Под давлением оппозиции депутаты изъяли из проекта конституционной реформы положение о выборах президента парламентом и о проведении выборов президента, парламента и органов местного самоуправления в один год. В голосовании приняли участие коммунисты и социалисты — в прессе заговорили о расколе в лагере оппозиции. БЮТ и «Наша Украина» выступали против самого факта «внеочередной сессии», поскольку в этот день должна была открыться сессия очередная. Кроме того, они считали, что участие в голосовании узаконит результаты голосования от 24 декабря 2003 г. Их протесты вновь привели к уже поднадоевшим стычкам в стенах парламента.

Пиковой точкой борьбы вокруг реформы стало голосование президентского проекта 8 апреля 2004 г. Президентская администрация организовала мощнейшее давление на депутатов, стараясь добиться необходимых 300 голосов. Поскольку президентских фракций явно не хватало, объектом прессинга вновь стали депутаты- мажоритарники и депутаты от оппозиции — на них давили уже привычными способами: от прямого подкупа до угроз. В день голосования в сессионном зале Верховной Рады была проведена «всеобщая мобилизация»: депутатов, на которых мог рассчитывать президент, вернули из командировок, заставили отменить все встречи. Некоторых даже привезли из больницы…

Результат голосования был драматическим. «Клановые» фракции проголосовали за вариант конституционной реформы, устраивающий действующего президента. Их единодушно поддержали коммунисты и социалисты. Однако 8 апреля 2004 г. «за» проголосовали 294 депутата. Для победы Л. Кучмы в изнурительном годовом «конституционном марафоне» не хватило шести голосов — как оказалось, их придержали именно те депутаты, которые принадлежали к президентскому большинству. Они просто не пришли на голосование или воздержались. Когда на электронном табло в сессионном зале Верховной Рады появились цифры с результатами голосования, депутаты от оппозиции начали скандировать «Ю-щен-ко!», часть вдохновенно, хотя и не слишком музыкально исполнила гимн Украины. Провал конституционной реформы в варианте Л. Кучмы сигнализировал не только о росте влияния политических сил, противостоящих действующему президенту, но и о разброде в президентском лагере. Политический кризис вступал в новую фазу, связанную с выборами нового президента, которая нашла свое завершение в событиях, названных «оранжевой революцией».

 

Внешняя политика: прыжки в ширину

Рубеж 1990-х — 2000-х гг. стал поистине драматичным периодом во всей истории внешней политики Украины периода независимости. Потерпев неудачу с «виртуальной европеизацией» и войдя в период «холодного мира» с Западом после «кассетного скандала» 2001–2002 гг., украинское высшее политическое руководство обратило свои взоры к северному соседу, однако здесь, в отличие от периода правления Б. Ельцина, набирал силу все более прагматический курс, связанный с попытками восстановить политическое доминирование России на постсоветском пространстве, и попытки «виртуального воссоединения» нередко сопровождались вполне реальными шагами. Одновременно все более громко звучала евроатлантическая риторика украинских верхов, связанная с реальным или имитируемым желанием трансформировать партнерские отношения с НАТО в нечто более существенное. Все это сопровождалось спорадическими конфликтами с ближайшими соседями — с Румынией по поводу острова Змеиный и канала Дунай — Черное море, Россией — по поводу акватории Азовского моря и Керченского пролива. В целом же, подобно тому, как на внутриполитической сцене высшее руководство страны стремилось удерживать баланс между группами влияния, в международной политике наблюдалось такое же балансирование между самыми крупными игроками. Украина провозгласила стратегическое партнерство по крайней мере с двумя десятками государств, среди которых были и те, что конкурировали между собой именно по поводу влияния на нее.

Отношения с Россией, как и прежде, развивались достаточно неровно. Формально они имели статус межгосударственных. Однако по сути они представляли собой нечто иное. Прежде всего их характер и направленность в немалой степени определялись взаимодействием между кланово-олигархическими структурами обеих стран, в первую очередь теми, что имели отношение к рынку энергоносителей (через украинскую газотранспортную систему проходило 90 % газа, продаваемого Россией за границу). Заметим, что это взаимодействие было выгодным не только украинским олигархам. Оно приносило огромные барыши обеим сторонам — украинским рантье за счет перепродажи энергоносителей и «национальных особенностей» экономики, российским — за счет сказочно дешевого транзита в Европу, скрытого и явного присутствия на украинском энергорынке и дележа прибылей с украинскими коллегами. И в России, и в Украине финансово-промышленные группы не могли существовать без тесного слияния с государственной бюрократией (правда, характер этого слияния существенно отличался от российского варианта), поэтому отношения между государствами в значительной мере были и отношениями между «кланами» и олигархами двух стран. Кроме того, на характер украино-российских отношений значительное влияние оказывало наличие огромного русского и русскоязычного «меньшинства» в Украине, расположенного компактно в восточных и юго-восточных регионах страны. Эти регионы поддерживали тесные экономические и культурные связи с Россией, не говоря уже о культурно-духовной близости (реальной и воображаемой).

Украино-российские отношения в конце 1990-х — начале 2000-х, несмотря на очевидную тенденцию к сближению на президентском уровне (ни с кем из иностранных лидеров Л. Кучма не встречался так часто, как с президентом В. Путиным — только в 2000–2002 гг. они встречались 18 раз), все время омрачались действиями и событиями, которые внешне не имели связи с намерениями высшего политического руководства, однако вряд ли могли происходить без его ведома. Наиболее запоминающимися событиями из «экономической» серии стали ограничения на импорт украинских товаров в Россию, в частности на продукцию сахарной и спиртовой промышленности, на металлоизделия (трубы) и затянувшиеся переговоры о создании газотранспортного консорциума с Россией, начавшиеся в 2002 г. и так никогда и не закончившиеся, поскольку Украина, владевшая всей газотранспортной системой на своей территории, претендовала на контрольный пакет акций. Серьезным испытанием могла бы стать и позиция украинского руководства по поводу российского лайнера ТУ-154, по ошибке сбитого украинскими ПВО 4 октября 2001 г. над Черным морем (погибло 78 человек). Командование ВС Украины первоначально вообще пыталось доказать непричастность к трагедии (особенно потрясающим было выступление министра обороны В. Кузьмука в Верховной Раде, помимо прочего уверившего и Л. Кучму в «непричастности» украинских ВС к трагедии). Не способствовала улучшению международного образа Украины и затянувшаяся история с выплатой компенсаций семьям погибших.

Из серии «политической» наиболее резонансным стал кризис, связанный с островом Тузла в Керченском проливе, тянувшийся с сентября до ноября 2003 г. Летом 2003 г. российская сторона развернула интенсивные строительные работы в Керченском проливе по возведению дамбы, которая должна была соединить Таманский полуостров с «песчаной косой Тузла». В сентябре 2003 г. представитель пограничной службы Российской Федерации выступил с заявлением о намерении поставить на «косе Тузла» пограничную заставу, когда дамба достигнет этой территории. МИД Украины 30 сентября выступил с заявлением о принадлежности острова Тузла Украине. В сказочно короткий срок на острове была возведена застава пограничных войск Украины. Дальнейшие взаимные действия дипломатов и политиков превратились в своего рода политический детектив, в то время как в обоих государствах бушевала псевдопатриотическая истерия, раздуваемая политиками. В итоге строительство дамбы было приостановлено, воинственные заявления политиков с обеих сторон затихли и начались затяжные переговоры по акватории Азовского моря, продолжающиеся до сих пор. Впрочем, неплохие политические барыши получили президенты обеих стран, выступившие в роли патриотов и миротворцев.

Своего рода стимулятором для сближения с Россией стала «евроизоляция» Л. Кучмы, начавшаяся в период «кассетного скандала» 2001 г. и усилившаяся в связи с международным скандалом по поводу якобы имевшей место продажи радарных систем «Кольчуга» Ираку. Именно российское руководство выступило с осуждением заявлений Совета Европы по поводу «дела Гонгадзе», назвав их покушением на суверенитет Украины. Оно же оказывало моральную поддержку Л. Кучме во время «кольчужного скандала».

Наиболее знаковым событием для украино-российских отношений начала 2000-х гг. стало подписание в сентябре 2003 г. в Ялте соглашения о Едином экономическом пространстве (ЕЭП) с Россией, Беларусью и Казахстаном (интересно, что история с «косой Тузла» началась немедленно после подписания этого соглашения). Соглашение в перспективе действительно сулило серьезные экономические выгоды, связанные с ликвидацией таможенных барьеров, зонами свободной торговли и дешевыми энергоносителями. В то же время украинские политики небезосновательно усматривали в нем намерения России восстановить своего рода былой «единый народнохозяйственный комплекс», в котором она в силу естественных причин была обречена на доминирующую роль. На это особо нажимала оппозиция, называвшая ЕЭП путем к утрате суверенитета (В. Ющенко). Именно поэтому Украина сосредоточилась лишь на одном компоненте ЕЭП как наиболее приемлемом варианте, а именно на создании зоны свободной торговли. В апреле 2004 г. Верховная Рада первой из стран-участниц ратифицировала соглашение о ЕЭП с одной оговоркой — оно не должно было противоречить Конституции Украины. Эта формулировка открывала безграничные возможности для дальнейших дебатов и соответствующих обращений в Конституционный суд, не говоря уже о том, что начало президентской кампании заставило политиков, даже сторонников ЕЭП, быть крайне разборчивыми в своих суждениях относительно экономического суверенитета Украины.

Год подписания соглашения по ЕЭП был объявлен годом России в Украине — помимо серии культурных мероприятий, обычных для такого рода акций, он ознаменовался несколько курьезным эпизодом осени 2003 г., связанным с предложением российской стороны о пересмотре содержания школьных программ по истории, поскольку, по мнению российской стороны, украинские учебники по истории содержали ряд интерпретаций и утверждений, которые способствовали формированию негативного образа россиян и России (эти утверждения имели основания, также как и претензии украинских историков относительно адекватности освещения «украинских тем» в российских учебниках). Довольно стандартное предложение, отвечающее, кстати, рутинной европейской практике взаимных договоренностей, вызвало нестандартную реакцию — часть национальной интеллигенции восприняла это как попытку вмешательства России во внутренние дела Украины, как желание диктовать свою волю в переписывании истории. Был даже организован сбор подписей под воззванием к руководству страны прекратить какие-либо переговоры на эту тему (собственно, переговоры так и не состоялись, правда, начались более интенсивные контакты между историками двух стран по поводу «острых тем»).

Говоря о предварительных итогах, можно сказать, что украинороссийские отношения на рубеже 1990-х — 2000-х гг. качественно, в общем-то, не изменились. Российское руководство по-прежнему старалось удержать Украину в сфере своих геополитических интересов. Украинские верхи не делали «резких движений», однако без лишнего шума старались удерживать дистанцию, позволяющую не превращать дружеские объятия в удушающий прием, что особенно заметно проявилось на переговорах по ЕЭП.

«Европейский вектор» во внешней политике Украины оставался, по крайней мере на уровне деклараций, внешнеполитической константой, особенно для дипломатической элиты и политиков, имеющих репутацию реформаторов. С конца 1990-х украинская власть неоднократно делала весьма недвусмысленные запросы в адрес руководства ЕС относительно переговоров о членстве в союзе. Как уже упоминалось, на саммите ЕС в Хельсинки (1999) даже ожидалось, что последует заявление о начале переговоров о перспективах членства в ЕС. Поскольку заявления не последовало и реакция на евроинтеграционные авансы была предельно сдержанной, даже среди искренних сторонников евроинтеграции в государственной бюрократии стало нарастать недовольство европейскими коллегами, особенно обострившееся в связи с тем, что такие переговоры были начаты с Эстонией, Кипром, Словенией, Венгрией, Чехией и Польшей, а официальные перспективы вступления в Евросоюз появились у Румынии и Болгарии, Литвы, Мальты, Словакии. В феврале 1999 г. возник неприятный конфликт в Совете Европы, когда на его заседании в Страсбурге украинской делегации высказали ряд настолько серьезных претензий, что журналисты заговорили о перспективах исключения Украины из этой организации. Главные претензии касались утеснений свободы слова и преследований журналистов, унижений и пыток в милиции, подмены органов местного самоуправления в регионах представителями вертикали президентской власти. В 1999 г. Евросоюз принял так называемую «общую стратегию» для Украины, одним из главных пунктов которой была поддержка изменений, ведущих к появлению в стране «стабильного, открытого, плюралистического общества».

В 2000 г. в Украине была разработана Программа интеграции Украины в ЕС, оставшаяся на бумаге, а в 2002 г. президент Л. Кучма выступил с обращением к парламенту Украины с многозначительным названием: «Европейский выбор. Концептуальные основы стратегии экономического и социального развития Украины на 2002–2011 гг.» Следует заметить, что в принципе этот документ был весьма многообещающим и в случае реализации в самом деле мог бы способствовать реальной евроинтеграции Украины. Впрочем, воображаемая реальность, как всегда, вступила в непреодолимое противоречие с «правдой жизни» — именно 2002 г. был пиковым во внешнеполитической изоляции Украины в лице ее президента, связанной с «кассетным скандалом» и делом о продаже Украиной радарных установок «Кольчуга» Ираку. Европейские перспективы Украины оставались перспективами, и довольно туманными.

То же можно сказать и о сближении с НАТО. В 1999 г. в Вашингтоне были обнародованы основные параметры Плана действий для членства в НАТО — своеобразные индикаторы готовности для стран, желающих вступить в альянс — они включали целый комплекс показателей: от военно-технических стандартов до социально- экономических и внутриполитических параметров. Именно с этими последними Украина, по оценкам украинских экспертов, имела наибольшие проблемы. Интересно, что экспертные оценки совпадали с опросами населения — более 50 % опрошенных считали, что главными препятствиями для вступления Украины в НАТО являются отсутствие экономической свободы и социальной справедливости, около 40 % называли проблемы с правами человека, законности и демократического контроля над Вооруженными Силами.

Хотя к началу 2000-х годов размах сотрудничества с НАТО достиг наибольшей интенсивности (в его рамках ежегодно проходило до 500 мероприятий), дошло до того, что Л. Кучме делали намеки не посещать пражский саммит НАТО в ноябре 2002 г. К этому времени уже на полную силу разгорелся скандал, связанный с предполагаемой продажей Украиной в обход санкций ООН систем раннего обнаружения «Кольчуга» Ираку в 2000 г., начавшийся с обнародования очередной порции «пленок Мельниченко», обнаруживающих соучастие президента в этом неаппетитном деле. Поскольку Л. Кучма не внял этим советам и все-таки поехал в Прагу, ему пришлось пережить весьма унизительный эпизод: организаторы поменяли язык табличек с названиями стран с английского на французский, что позволило руководителям США и Великобритании не сидеть рядом с президентом Украины… На саммите было принято решение о начале переговоров о вступлении в НАТО с Хорватией, Албанией и Македонией. Украину обходили сдержанным молчанием.

Все же в мае 2002 г. Совет национальной безопасности и обороны принял Стратегию Украины относительно НАТО — любопытно, что среди стандартных мотивов, объясняющих необходимость углубления и расширения сотрудничества с альянсом (борьба с мировым терроризмом после 11 сентября 2001 г., изменение характера НАТО), указывалось сближение НАТО с Россией. В том же году был разработан целевой план сотрудничества, а в 2003 г. Украина предоставила свои миротворческие подразделения для войны в Ираке, которую НАТОвские деятели мягко называли «стабилизационной миссией».

Несколько оживилось и евроинтеграционное направление. Европа, в частности, оставалась в числе крупнейших доноров и кредиторов для Украины (после России). В рамках программ технической помощи Украине Евросоюз выделил Украине в 1999–2005 гг. 960 млн евро — почти четверть этих средств ушла на программу ядерной безопасности (преимущественно Чернобыль) и более одной трети — на программы TACIS, направленные на развитие мелкого и среднего бизнеса, научных исследований, образование, развитие совместных проектов с европейскими партнерами.

В марте 2003 г. ЕС выступил с новой инициативой, названной «Политика европейского соседства», — для семи стран, которые должны были оказаться на границе с Евросоюзом после расширения. Суть инициативы, конкретизированной в ряде последовавших документов, сводилась к постепенному втягиванию Украины в более тесные экономические отношения и содействию в реализации реформ, но без каких-либо переговоров о членстве — руководство Евросоюза ожидало приближающихся президентских выборов в Украине, рассчитывая, что после них в Украине возникнут благоприятные политические условия для социально-экономических реформ.