Он целовал ее и не мог остановиться; да она и сама этого хотела. Это были жестокие, жадные поцелуи, – но она и не искала сейчас нежности; в железных объятиях Адама она испытывала то, что тщетно пыталась найти с Джонни. Потом, потом будет время думать и раскаиваться, но сейчас…
Не имело значения, что человек, которого она так любит, может быть, целовал другую девушку за минуту до ее смерти, а руки, которые сжимают ее, когда-то были обагрены кровью – неважно, что он муж другой женщины. Ужасно было то, что ее сердце отдано человеку, для которого женщины – всего лишь пешки в бесконечной любовной игре.
– Мне надо идти, – дрожащим голосом сказала она и попыталась отстраниться, но он только крепче прижал ее к себе.
– Ты можешь думать обо мне все, что угодно, – хрипло говорил он, – но я люблю тебя и хочу, чтобы ты это знала, хотя поклялся не открывать своей любви. Ты мне не веришь?
Она подняла на него взгляд.
– Почему я не должна тебе верить? Ты убедителен; тебе, наверное, часто приходилось говорить такое?
Она опять попыталась вырваться, но его руки впились в нее железной хваткой, а глаза, расширенные, как от боли, смотрели так пристально, что она не выдержала его взгляда и опустила голову.
– Я хочу знать, что ты имеешь в виду.
– Ты сам знаешь, что. Внезапно он ее отпустил.
– Я сказал, что люблю тебя, но ты все равно склонна больше верить каким-то слухам, не мне, – сказал он с сожалением в голосе. – Какая, впрочем, разница. Просто на секунду я подумал, что ты тоже любишь меня.
Она нерешительно смотрела на него.
– Ты хочешь сказать, что все эти разговоры – не правда?
– По крайней мере, разговоры обо мне.
Бетани посмотрела на дом, затем опять на Адама.
– Если это сделал не ты, то кто же? – Ее глаза расширились. – Тео? Но если это он, то значит, они с Дженифер… но он не способен убить кого-нибудь.
Он усмехнулся.
– А я, значит, способен. Я сам постоянно думаю обо всей этой истории. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем правду. Это было ужасно, но теперь все позади.
– Еще нет, – сказала она. Ее стала бить дрожь. – Обними меня, Адам, пожалуйста, обними меня. – Он прижал ее к себе; его сила и тепло наполнили Бетани ощущением счастья. – Я так тебя люблю, – сказала она.
Он целовал ее волосы; она прижалась щекой к его груди.
– Для меня во всем мире больше не существует мужчин, кроме тебя, – говорила Бетани. – Мне теперь ничего не страшно – даже если мы расстанемся. Я теперь знаю, что ты меня любишь.
Он слегка отстранил ее.
– Ты знаешь, как мы живем с Грейс, но я ничего не могу поделать. Она хуже ребенка; совершенно беспомощна.
– Но когда-то ты ведь любил ее.
– Сейчас, когда я гляжу на нее, мне трудно вспомнить, что я тогда чувствовал. Когда я ее встретил, она была чарующе красива – я, во всяком случае, был очарован. К моменту нашей встречи она уже овдовела. Мы поженились и лет пять после этого неплохо жили в маленьком доме в Кенсингтоне – мне нравилось в большом городе. Потом умер отец, и нам пришлось вернуться сюда. И как только я вернулся, то понял, что хочу остаться здесь до конца жизни.
– И она осталась с тобой.
– Это было не очень честно по отношению к ней; я поставил ее перед выбором: обеспеченная и спокойная жизнь здесь или борьба за существование в Лондоне.
– Но она же могла вернуться в театр. Он тихо засмеялся в темноте.
– Так ты слышала о великой актрисе. Играла она очень плохо – да и то маленькие роли в посредственных постановках.
– А богатый первый муж? Он опять засмеялся.
– Я вижу, Дина тебя здорово обработала. Это, впрочем, не ее вина. Грейс постоянно забивала ей голову всякой романтической чепухой. Ее мужем был такой же актер-неудачник. В день, когда родилась Дина, он напился и попал под автобус.
– Жаль, что это не послужило предостережением для Грейс.
– Конечно, но хватит говорить об обломках моей жизни. Расскажи мне о Джоне Ричарде Райдере. Я понимаю, что это эгоистично; глупо в моем положении ревновать…
– Ты знаешь его имя?
– Я ходил на его могилу. Знаешь, что я подумал? Я подумал, что лучше умереть, но быть тобою любимым, чем жить без твоей любви.
Ее глаза блестели в лунном свете.
– Мне было хорошо с ним, но теперь я понимаю, что никогда не любила его. Он был со мною счастлив; ему не нужно было больше, чем я могла дать.
Да и я бы, наверное, прожила с ним оставшуюся жизнь, считая себя счастливой; пока не встретила тебя, я не знала, что такое настоящая любовь.
Он обнял ее за плечи, они слились в долгом страстном поцелуе. Наконец он оторвался от нее и сказал:
– Ты должна уехать, мы не можем быть вместе; ради твоего собственного блага, Бетани, дорогая, уезжай отсюда. Ты молода и встретишь еще человека, который сможет на тебе жениться; не трать свою жизнь на меня – я не могу быть свободным.
Она обвила его шею руками и тихо сказала:
– Когда Дина вернется в школу, я поеду в Бод-мин и найду работу. – Бетани подняла на него глаза. – И ты будешь приезжать ко мне, когда сможешь.
– Неужели ты не понимаешь. Бет? Я люблю тебя, люблю больше, чем кого бы то ни было в моей жизни. Неужели я смогу приезжать к тебе на пару часов каждую среду и субботу, когда на самом деле мечтаю дать тебе дом и детей?
– У нас могут быть дети.
– Ты знаешь, как люди будут их называть. – Он взял ее лицо в ладони. – И если ты думаешь, что позволю обречь наших детей насмешкам, то сильно ошибаешься. Ты не можешь этого хотеть, Бет, – ты думаешь, это я хочу, чтобы было так.
– Какая разница, что будут думать другие люди – лишь бы мы были вместе, – сказала она прерывающимся от слез голосом.
– Ты сама будешь думать об этом и со временем это погубит нашу любовь.
– Что же нам делать?
– Не знаю, но я что-нибудь придумаю.
Первой мыслью Бетани, – когда она проснулась на следующее утро, была, что Адам, наверное, уже на пути в Лондон. Перед тем как расстаться с ней прошлой ночью, он сказал, что едет туда по делам и что поездка даст ему время все обдумать.
Восхитительное знание того, что он любит ее, переполняло сердце Бетани радостью. Она понимала, что должна бы чувствовать себя виноватой, но, с другой стороны, знала, что ничего она у Грейс не отбирает – это избавляло Бетани от мук совести.
Три дня его не будет дома. Три бесконечных дня. Уже к обеду Бетани затосковала о нем; трудно было поверить, что она впервые увидела его совсем недавно. Невозможно было представить, что с ней будет, если они разлучатся навсегда.
Бетани навестила выздоравливающую Дину, которую Эсме все же держала в постели до назначенного на завтра прихода доктора. Девочка бурно протестовала против ее нынешнего положения, жаловалась на скуку и требовала немедленно выпустить ее из кровати. Бетани оставила их с Эсме за бурной перепалкой, спустилась вниз и вышла из дома, направляясь к деревне.
Скоро она уже сидела на кухне в гостинице и пила поданный миссис Аркилл ароматный чай.
– А вы давно живете тут, в Сент-Моллите? – спросила Бетани.
– Всю жизнь.
– Так вы должны помнить первую миссис Трегаррик.
Миссис Аркилл мыла посуду. Ее руки были по локоть в пене.
– Ее-то? Конечно, помню. Она была из семьи Моретонов, что жили в Падстоу. Хорошая женщина; жили они дружно, но как Адам родился, она заболела и померла. А где-то через год его отец привел домой новую жену. Говорят – дочку богатого фермера. Она всегда была немного надутая – да и сейчас такая, я вам прямо скажу. Сам-то он плохо с ней обращался, это уж точно. Она как раз носила Тео, когда он привел в дом эту свою любовницу. До сих пор там живет, подумать только.
– Должно быть, ужасный был человек, – пробормотала Бетани.
– Да уж, но они все такие, это у них в крови. Моя бабушка у них работала, так она часто рассказывала, что там творилось. Они всегда были такие.
Бетани быстро допила чай и встала из-за стола.
– Что слышно от вашей племянницы?
– Сестра от нее письмо получила – как раз сегодня утром. Пишет, что Лондон – большой город; у нее хорошая работа. Мистер Адам у нее был.
По дороге домой Бетани думала об Адаме. Радостное ожидание его приезда сменилось унынием. Неужели он ее обманывал? Ей все равно, сколько женщин было у него раньше, и она не сомневалась в его любви – невозможно было подделать нежность, которую она слышала в его голосе, когда он говорил с ней, но ложь…
Говорила же миссис Аркилл: «Они все такие».
У входной двери крутились Герой и Минерва; ты-, кались в нее, бешено махали хвостами.
Вопреки всем своим мыслям, Бетани обрадовалась: вдруг он уже приехал! Она пулей пронеслась через прихожую, и радость ее сменилась разочарованием: Адама не было.
– Смотрите-ка, что нам принес ветер! – ехидно воскликнул Тео, сидящий в кресле у камина. Он посмотрел на Грейс. – Не похоже, чтобы она была счастлива нас видеть. Интересно, для кого была эта улыбка? Думаю не для нас.
– Не беспокойся, это все в твою честь, – невнятно произнесла Грейс.
– О, как бы я этого хотел.
Бетани никак на это не отозвалась и пошла к лестнице.
– Подожди-ка, – сказала Грейс, направляясь к ней. Тео встал и пошел следом.
– Я думаю, когда Адам вернется, нам нужно будет решить, кому из нас ухаживать за нашей веселой вдовушкой. Адам, ясное дело, женатый, так что у меня, похоже, больше шансов, – сказал он.
Лицо Грейс налилось кровью, а Бетани возмущенно закричала на него:
– Это возмутительно, Тео Трегаррик! Вы настраиваете людей друг против друга, будто они существуют для вашей забавы!
– Иначе здесь было бы скучно.
Грейс повернулась к Тео и кинулась на него, целясь ногтями в лицо. Он перестал улыбаться и сильно толкнул ее. Грейс отлетела к камину и, чтобы не упасть, ухватилась руками за каминную полку.
Быстро глянув вверх, она сорвала со стены кинжал и угрожающе зажала его в руке. Она смотрела на Тео, чье лицо вдруг стало мертвенно-бледным. Бетани, затаив дыхание, смотрела на Грейс, не замечая, как близко та стоит к огню.
Внезапно подол ее халата загорелся. Грейс закричала, бросила кинжал и попыталась сбить огонь руками, кружась около камина.
– Помогите мне кто-нибудь!
Тео продолжал на нее смотреть, оцепенев от страха. Бетани, опомнившись, подбежала к вешалке, сдернула пальто и накинула его на Грейс, повалив ее при этом на пол. Огонь погас так же быстро, как и вспыхнул, и Бетани поднялась, оставив Грейс – невредимую, но горько рыдающую лежать на полу.
– Что здесь происходит? – спросила Эсме, спускаясь по лестнице.
– Халат Грейс загорелся, – объяснил Тео испуганным голосом, пряча глаза от осуждающего взгляда Бетани.
В зал торопливо вошла миссис Пенарвен, и Эсме распорядилась:
– Отведите ее наверх, Розанна. Ей нужна помощь. – Затем она повернулась к Бетани. – Я хотела бы с вами поговорить, миссис Райдер. В гостиной, если вы не возражаете.
Когда Бетани зашла в гостиную, Эсме уже сидела в кресле.
– Садитесь, пожалуйста, – она нахмурилась. – Все это весьма неприятно, но я считаю, что должна вам сказать… – она замолчала.
Бетани отчаянно надеялась, что речь пойдет не об ее отношениях с Адамом.
– Тео рассказал мне о вашей с ним… встрече, происшедшей на днях. Бетани недоверчиво посмотрела на нее.
– Он вам рассказал? Эсме сухо улыбнулась.
– Вы удивлены?
– Конечно.
– Я могу вас понять, миссис Райдер, и сочувствую вашему вдовству. Я сама нахожусь в таком же незавидном состоянии вот уже сколько лет, но не считаю, что это оправдывает ваши попытки… преследовать моего сына. Сожалею, что приходится говорить об этом, но вы меня сильно огорчили.
Бетани смотрела на нее в полном изумлении.
– Он сказал вам, что я?..
– Надеюсь, вы не будете этого отрицать?
– Но это не правда!
– Вы что же, хотите сказать, что Тео лжет? Бетани улыбнулась.
– Я считаю, что вы ошибаетесь.
– Не думаю, хватит об этом. Я прошу вас только об одном – чтобы подобное впредь не повторилось. Бетани встала; возмущение и гнев душили ее.
– Я немедленно уезжаю.
– Бог с вами, миссис Райдер. Это было бы нечестно. Я просто хочу, чтобы вы вели себя осмотрительнее. Вы ведь знаете, нам сейчас так нужна помощь, особенно – пока Дина болеет. Несправедливо было бы оставлять ее только из-за того, что вы услышали от меня неприятную правду.
– Мне показалось, что вы предпочитаете, чтобы я уехала. А так я, конечно, останусь, пока Дина не вернется в школу.
Эсме довольно улыбнулась.
– Я рада, что мы поняли друг друга. Не будем больше говорить об этом.