Пуля не пробила дверцу, не попала в Никки. На долю секунды Хит решила, что ничего не чувствует потому, что уже мертва, но затем услышала два знакомых голоса: «Ни с места, полиция!» За криком последовали три выстрела, и тяжелое тело навалилось с другой стороны на ее импровизированный щит. Хит лежала на земле, придавленная дверцей, и слушала шаги. Затем последовал милый сердцу скрежет металла об асфальт — кто-то ногой отшвырнул в сторону пистолет.

— Готов. — Спокойный голос принадлежал Голландцу ван Метеру.

Детектив Феллер ее окликнул:

— Хит, он готов. С тобой все в порядке? Хит?

Феллер сунул оружие в кобуру и помог ей выбраться из-под мертвеца и автомобильной дверцы. Несмотря на уверения Никки в том, что с ней все в порядке, Феллер заставил ее сесть в ломаное офисное кресло, ржавеющее в углу двора рядом с пластмассовым ведром, полным окурков. За воротами виднелись патрульные машины из Сорок первого, подъезжавшие к «такси». Синие и красные огни освещали погруженную во тьму свалку, придавая этой картине, и особенно лицу ван Метера, нечто сюрреалистическое. Не выпуская из рук свой «Смит и Вессон», Голландец наклонился, пощупал у Стелджесса пульс и выпрямился. Затем он сделал быстрое горизонтальное движение ладонью, изображая прямую линию.

— Не волнуйтесь за меня, ребята, я в порядке. Просто в меня стреляли, вот и все. — Рук выбрался из своего убежища — картонной коробки с надписью черным маркером: «Дисковые тормоза — хорошие и не очень». Он изображал комическое негодование, но Никки видела тревожные признаки — ей самой приходилось переживать подобное. Он был в шоке. Когда в тебя стреляют, это не проходит даром.

В своем заявлении для детектива, распоряжавшегося на месте происшествия, Рук сообщил, что позвонил Каньеро, пока бежал следом за Хит, и сообщил ему, куда движется подозреваемый; тот, в свою очередь, передал это патрульным по рации. Перебежав Споффорд-авеню, Рук заметил, что подозреваемый швырнул Никки во двор автосвалки. После этого он решил, что пора переходить к активным действиям. Спрятав телефон, он выглянул из-за ворот как раз в тот момент, когда на Никки посыпались банки с краской. Не раздумывая, он устремился к Стелджессу, собираясь сбить противника с ног. Но на полпути, когда Хит попала в Такера банкой с краской, Рук увидел пистолет. В этот момент Стелджесс, должно быть, заметил журналиста — он развернулся и поднял оружие. Не зная, что делать, Рук бросился за какие-то коробки, затем прогремел выстрел. Копы из Сорок первого, а также Таррелл и Каньеро, стоявшие рядом с Руком, как один, повернулись в сторону коробок. В одной из них действительно зияла огромная дыра от девятимиллиметровой пули.

Рук решил, что им с Никки конец, но услышал крики детективов Феллера и ван Метера, а затем три выстрела подряд.

Покончив с формальностями, Рук подошел к Хит и Феллеру, которые тоже сделали заявления. Голландца ван Метера, стрелявшего, еще допрашивали.

— Ерунда, ничего ему не будет, — заметил Феллер. — Типичное сопротивление при аресте.

Никки произнесла, обращаясь к Феллеру:

— Я должна тебе сказать, что если бы не ты…

— Не за что, — перебил Рук. И заметил их насмешливые взгляды. — А что? Кстати, если бы вместо тормозов в той коробке оказались воздушные фильтры, я бы сейчас с вами не беседовал.

— Действительно, Рук отвлек этого парня на какое-то время, и мы успели пристрелить нападавшего, — сказал детектив Феллер. — Конечно, не самый удачный прием из всех, что я видел, однако эффективный.

Рук торжествующе посмотрел на Никки и сказал:

— Благодарю, детектив. Теперь всякий раз, смотря по телевизору «Такси», буду вспоминать вас с Голландцем. А «звонок другу» всегда будет ассоциироваться у меня с разговором, который на бегу я вел с Каньеро.

Феллер повернулся к Ники:

— Может, лучше бы это были воздушные фильтры, а?

— А если серьезно, Феллер, — сказала она, коснувшись его рукава, — вы приехали как раз вовремя.

— Возвращаемся к нашей основной миссии, Хит, — спасаем твою задницу. И это называется «временное отстранение от должности»?

— Понятия не имею, о чем ты, — возразила Хит. — Я просто вела себя так, как положено сознательным гражданам.

Таррелл и Каньеро подбросили их в Трайбеку на «тараканьей тачке». Как только они отъехали от свалки, Каньеро позвонил в участок, чтобы узнать, не пришла ли информация о Стелджессе.

— Да, я подожду. — И он обернулся к Никки. — Не возражаешь, если я поговорю в твоем присутствии, а? Знаю, что ты не имеешь отношения к полиции, так что если что-то и услышишь ненароком, тебе это все равно будет неинтересно.

— О, разумеется, — подтвердила Никки, подмигнув в ответ.

Таррелл нажал на газ, выехал на шоссе Брукнер и сказал:

— Что это с тобой, Рук? Вообразил себя суперменом? Думаешь, можешь спокойно прохаживаться под обстрелом, и пули от тебя будут отскакивать?

— Кому-то же надо было предпринять решительные действия; вы, джентльмены, отнюдь не спешили на помощь. Ну-ка, скажите, если я пошарю по полу, не найдутся там обертки от гамбургеров?

Никки забавляло то, как быстро Рук освоил полицейский юмор, осыпая детективов шпильками вместо комплиментов и благодарностей. Но ей самой хотелось как-то иначе выразить ему благодарность за то, что он пытался спасти ее. Никки прикрыла ладонью его пальцы и сжала их. Затем отпустила его руку и скользнула к бедру. Они молча взглянули друг на друга, и в этот момент Каньеро закончил свой телефонный разговор.

— Как я уже сказал, вы там не обращайте на нас внимания, пока я разговариваю по делу со своим партнером, ладно? — Детектив закончил писать в блокноте и повернулся к Тарреллу. — Такер Ли Стелджесс, мужчина, белый, возраст тридцать три, на счету имеется несколько нападений. В основном драки в байкерских барах, недавно досрочно вышел после пятнадцати дней отсидки — хотя дали ему сорок за то, что он разбил витрину винного магазина. Кстати, знаешь, с помощью чего он это сделал?

Таррелл отозвался:

— Обожаю твой стиль, напарник. Ну, и что это было?

— Сутенер.

— Замечательно.

— Ты погоди, не слышал главного. Готов? Когда-то мистер Стелджесс служил в полиции. — Каньеро бросил быстрый взгляд на Никки. — Именно так. Долго ходил в патрульных, пока наконец ему не дали детектива третьего класса, потом работал под прикрытием в Бронксе, в отделе по борьбе с наркотиками. — Он снова заглянул в блокнот. — Характеристика: вспыльчив, склонен работать в одиночку. Прозвище — Бешеный Пес. Причина увольнения из полиции, цитирую: «тесное общение с подозреваемыми, связанными с оборотом наркотиков». Также приставания к проституткам. Несмотря на все эти необыкновенные успехи в работе, его выперли из полиции в две тысячи шестом.

— Надо же, за что? — хмыкнул Таррелл.

Каньеро подчеркнул:

— Но никто из вас этого не слышал.

И передал свои заметки Никки.

Поднимаясь вдвоем на лифте в квартиру Рука, они не произнесли ни слова. Они просто смотрели друг на друга — как только что, в «тараканьей тачке», чувствуя то влечение, которое невозможно описать. Оба понимали, что, если попытаются найти слова, заговорить, магия, владеющая ими, утратит свою силу. Они стояли совсем рядом, но не прикасались друг к другу — это тоже могло разрушить чары. Но они были достаточно близко для того, чтобы чувствовать дыхание друг друга в те моменты, когда качалась кабина, и их руки почти соприкасались.

Когда Рук закрыл за собой дверь квартиры, они бросились друг на друга. Страсть, завладевшая ими, напряжение после погони, стрельбы и чудесного спасения от смерти породили дикое, первобытное влечение, бороться с которым было невозможно. Задыхаясь, Никки оторвала губы от его губ и уцепилась за него, обхватив ногами. Рук удержал равновесие, прижал ее к себе еще крепче. Она ткнулась лицом ему в шею и укусила за ухо. Он застонал от неожиданности и возбуждения и, сделав несколько шагов, посадил ее на кухонный стол. Пока Рук расстегивал ее пальто, Никки откинулась назад, оперлась на локти и, глядя на него, наконец заговорила:

— Сейчас, — произнесла она, — прямо сейчас.

— Вот до чего доводит петтинг, — сказал он.

— Петтинг? Ты в каком веке живешь? — Она лениво высвободилась из его объятий, поднялась с дивана и налила им по второму бокалу вина из бутылки, стоявшей на кофейном столике.

— Не надо смеяться надо мной только из-за того, что я превосходно знаю английский. Ты предпочитаешь, чтобы я называл это «лапаньем»? Потому что сама понимаешь: в «тараканьей тачке» ты занималась именно этим.

— Ну, конечно, понимаю. — Никки протянула ему бокал, и они чокнулись. — Ты говоришь так, будто тебя никогда не лапали в полицейской машине.

— Хм, только в твоей.

Раздался звонок, и, когда Никки поднялась, чтобы найти телефон в скомканном пальто, Рук продолжил:

— Если у тебя есть какие-то новые идеи насчет сексуальных извращений в полицейской машине, то я готов их выслушать.

Лорен Пэрри заговорила:

— Надеюсь, не отвлекла? Мигель говорит, что, когда они с Тарреллом высадили тебя с Руком у дома, у вас был такой вид… И что мне лучше выждать для приличия. На самом деле он сказал «для неприличия». — Никки посмотрела на себя — на ней совершенно ничего не было, впрочем, как и на Руке, который, демонстрируя свою великолепную задницу, удалялся по коридору.

— Нет, мы просто отдыхали.

— А вот и врешь! На воре и… трусы горят, — воскликнула подруга.

— Какие еще трусы?

Обе посмеялись над шуткой, и Лорен продолжила:

— Послушай, так как я уверена, что у тебя сейчас нет карманов, а в карманах — ручки, даю тебе секунду, чтобы ее найти. У меня есть интересная конфиденциальная информация… Хотя детектив Каньеро утверждает, что ты уже не имеешь отношения к расследованию.

Никки взяла шариковую ручку из кофейной кружки — множество таких кружек, набитых ручками и карандашами, было расставлено по всей квартире. Одно из преимуществ бойфренда-писателя.

— Записываю.

— Первое, — начала судмедэксперт, — и то, из-за чего я на самом деле позвонила, потому что знала, что тебя это успокоит… Пришли результаты анализа крови с воротничка отца Графа — она не принадлежит капитану Монтрозу.

— Ура!

— Ага, я знала, что это поднимет тебе настроение. Я уже велела экспертам сделать анализ крови Серхио Торреса, а теперь добавлю еще этого парня, за которым ты гонялась сегодня вечером — без оружия. — Лорен подчеркнула последние слова, отчего те прозвучали одновременно комично и сердито. От Хит не ускользнул смысл слов подруги.

— Ну хорошо, признаюсь — поторопилась немного. Никак не могу привыкнуть к странной гражданской жизни.

— Даже не знаю, что сказать, Никки. Я бы посоветовала тебе обзавестись хобби, однако мы обе знаем, что вероятность этого близка к нулю.

— Откуда такая уверенность? — удивилась Хит. — Разве проявление бдительности и помощь полиции не считаются хобби?

— Ты слишком долго общаешься с Джеймсоном Руком — даже говоришь как он. — Услышав это, Никки во второй раз улыбнулась. Лорен продолжила: — У меня также есть результаты анализов того крошечного обрывка кожи. Помнишь?

Хит представила себе похожий на стружку бекона кусочек кожи, который продемонстрировала ей Лорен в помещении для вскрытия.

— А как же, ты нашла его под ногтем отца Графа.

— Именно так. Это оказался фрагмент кожи промышленного производства.

— Которая используется для ремней и прочих штук в БДСМ? — уточнила Никки.

— Нет. Производитель должен быть знаком тебе. «Бианки».

Фирма была хорошо известна Хит, как и всякому сотруднику правоохранительных органов.

— Так это фрагмент полицейского ремня?

— Или ремня охранника, — добавила Лорен, любившая во всем точность. — Либо это от кобуры, либо от футляра для наручников. Ты подала мне мысль насчет следов от наручников на спине убитого, так что, если хочешь заняться гипотезами, футляр от «браслетов» — вполне вероятный вариант.

— Интересно… то есть если бы я нашла человека, который мог бы переговорить с детективом Каньеро в столь поздний час…

— Продолжай, — ответила та, усмехнувшись на шпильку Никки — месть за подкалывания насчет Рука.

— А вдруг при обыске в доме одного убитого бывшего копа или в его ремонтной мастерской обнаружится старый футляр для наручников фирмы «Бианки» со свежей царапиной.

Хит услышала, как Лорен, прикрыв трубку рукой, с кем-то говорит. Второй голос принадлежал Мигелю Каньеро.

— Будет сделано, — заговорила Лорен. — Они с Тарреллом завтра с утра первым делом отправятся домой к Стелджессу. Могу попросить его заодно взглянуть на кобуру и футляр капитана Монтроза.

Лорен произнесла то, о чем Хит боялась говорить вслух.

— Наверное, надо. То есть будет хорошо, если мы сразу исключим эту возможность. — А затем, чувствуя, что предает память капитана, добавила: — Хотя, конечно, это совершенно невероятно. — В комнату вернулся Рук в халате, держа одежду для Никки, и она продолжила: — Кстати, Лорен, раз уж мы заговорили о капитане, можно, я еще немного тебя помучаю?

— Вперед.

— Знаю, что его пистолет уже осмотрели.

— Верно. Из него был произведен один выстрел, однако пулю не нашли. Она прошла насквозь и пробила крышу.

Хит вспомнила вмятину вокруг дыры на крыше «краун виктории» Монтроза.

— И все?

— Конечно нет, — возразила судмедэксперт. — На оружии его кровь и остатки тканей. На руке — порох и следы металла.

— А сколько патронов осталось в магазине? — спросила Хит.

— В отчете сказано — все, кроме одного… по-моему.

— Окажите мне любезность, мисс Пэрри. Вы не попросите Мигеля лично уточнить этот вопрос? И, говоря «лично», я не намекаю на то, что не доверяю баллистической экспертизе. Просто хочу сказать, что ни один человек с детективом Каньеро и рядом не стоял, — я, разумеется, говорю о его навыках. — И Никки лукаво добавила: — Ведь ты же понимаешь, о чем я, правда, Лор?

— Конечно, — рассмеялась та. — Он очень дотошный следователь. — И, смеясь, Лорен повесила трубку.

Рук заказал в ресторане «Джиджино» куриную грудку по-итальянски и салат, и они ужинали в халатах, стоя у кухонного стола. Никки передала Руку сведения, полученные от Лорен Пэрри.

— Все складывается, правда? — Пальцем он изображал в воздухе «галочки». — Стелджесс появляется на записи из секс-клуба, Стелджесс — коп, выдворенный из полиции, значит, у него имеются наручники и футляр; как мы знаем, и пистолет тоже был. Все просто: наш убийца — Стелджесс.

Никки вилкой выудила из салата помидор черри.

— Все это, конечно, указывает на него. Тогда объясни мне, зачем он это сделал. И почему убийцы пришли за мной в Центральный парк? И что здесь вообще происходит?

— Не знаю.

Она сунула помидор в рот и лукаво улыбнулась:

— Я не сказала, что ты ошибаешься…

— Когда ты говоришь такие слова, я называю это «фраза Кардашьян». И знаешь почему? Потому что сразу смотрю на ее, так сказать, заднюю… то есть оборотную сторону.

— Тем не менее… — продолжила Никки, — все это лишь косвенные улики, не более. Вот если Тараканы найдут футляр с царапиной от ногтя, соответствующей нашему фрагменту кожи, тогда у нас появится хоть какая-то зацепка. Но даже это не будет доказательством вины Стелджесса. Мне нужны надежные, серьезные факты.

Рук положил Никки на тарелку еще кусочек курицы.

— И кто же это сказал, что факты — занятная вещь? Ужасная ошибка. Не помню, когда в последний раз меня позабавил хоть один факт. А вот интуиция и предположения… Это все равно что батут, наполненный веселящим газом.

— Я полностью согласна с тобой насчет Стелджесса — он наш основной подозреваемый. — Никки нахмурилась. — Очень жаль, что пришлось его пристрелить. Надеялась выжать из него кое-что. В глубине души я считаю, что это именно он убил Монтроза.

Теперь настала очередь Рука сомневаться.

— Я, конечно, не говорю, что ты ошибаешься… Но зачем?

Хит улыбнулась:

— Вот теперь ты рассуждаешь, как коп.

Проснувшись, Хит обнаружила, что лежит в постели одна. По привычке детектива она пощупала простыни — холодные. Она нашла Рука в его кабинете, за компьютером.

— Мне стыдно, Рук. Уже в третий раз на этой неделе я встаю позже тебя.

— Лежа в кровати в полном замешательстве и раздражении от этого запутанного дела и глядя, как меняются цифры на часах, я решил действовать по методу детектива Никки Хит. Я встал и отправился поглядеть на Доску Убийств.

— И что нового ты узнал?

— Что на Манхэттене очень шумно, даже в четыре утра. Я серьезно. С ума можно сойти, сплошные сирены и клаксоны.

Никки устроилась напротив Рука в большом кресле, зная, что это лишь предисловие к чему-то важному. У него был вид игрока, на руках у которого оказались все карты. Именно поэтому она всегда обыгрывала его в покер.

— Итак, я сидел и ждал в надежде, что какой-нибудь факт спрыгнет на меня с доски и скажет: «Вот он я, самый главный!» Ничего подобного. И тогда я пошел другим путем. Я спросил себя: «Чего у нас нет?» Ну, то есть, кроме преступника, сидящего за решеткой.

И меня осенило. Наверное, именно поэтому я не смог заснуть — потому что вчера мы говорили об этом деликатном предмете.

— Капитан Монтроз, — произнесла она.

— В точку. Ты сказала, что он всегда учил искать странности, «непарный носок», как говорится. Никки, да он сам и был странностью. Подумай об этом. Он вел себя совершенно не так, как человек, которого ты знала… Как человек, которого знали все вы.

Она пошевелилась в своем кресле, но не потому, что ей было неприятно говорить о Монтрозе, а потому, что она ощутила прилив энергии. Пока Никки не знала, куда клонит Рук, но опыт ей подсказывал, что он задает правильные вопросы.

— Итак, вспомнив об этом, я попытался понять, что же такое происходило с капитаном Монтрозом. Но не смог. А все почему?

— Да потому, что он стал замкнутым и неразговорчивым.

— Верно. Странное поведение. Он недавно потерял жену, дома поговорить было не с кем. Но ты же понимаешь: каждый человек, каким бы невозмутимым он ни хотел казаться, должен с кем-то делиться — если он, конечно, не патологический мизантроп и не королевский гвардеец в Букингемском дворце.

— Отец Граф? — спросила она.

— Мм… возможно. О нем я как-то и не подумал, а сосредоточился скорее на каких-то личных, дружеских отношениях. Друг детства, например, товарищ по закладной.

— Как это?

— Ну, знаешь, такой приятель, которому ты можешь просто позвонить среди ночи, что бы ни случилось, и он без всяких вопросов заложит свой дом, чтобы спасти твою задницу. — По лицу Никки Рук увидел, что она начинает понимать. — Скажи мне, кто самый близкий человек у копа?

— Его напарник, — уверенно ответила Никки и хотела было назвать имя, но Рук опередил ее:

— Эдди Хоторн.

— Как ты узнал об Эдди?

— И ты еще называешь себя подругой писателя? Есть такая маленькая штучка, Никки, называется интернет-поисковик. Я нашел множество ссылок с историями об отваге этой парочки со времен, когда они служили патрульными и детективами. Если бы они продолжали работать вместе после получения золотых жетонов, это была бы по-настоящему крепкая дружба.

— Однако Эдди уволился из полиции и переехал в другой город. — Воспоминание вызвало у Никки улыбку. — Я была на его прощальной вечеринке.

— Шестнадцатого июля две тысячи восьмого. — Он показал на ноутбук. — Замечательная штука «Google».

Рук нажал на несколько клавиш, и принтер ожил.

— Что там, уровень холестерина у Эдди Хоторна?

Рук взял из лотка две страницы и, подойдя к Никки, протянул ей одну:

— Это наши посадочные талоны. Такси из «Ла Гуардии» заберет нас через полчаса. У нас ланч с Эдди во Флориде.

Как только они вышли из здания аэропорта в Форт-Майерсе, Эдди Хоторн подъехал к тротуару на своем «меркьюри маркизе». Он вышел из машины, крепко обнял Никки, и, когда отпустил ее и посмотрел ей в лицо, глаза у нее заблестели так, как не сверкали уже очень, очень давно.

Хоторн отвез их в мексиканский рыбный ресторанчик, расположенный к западу от федерального шоссе 75, неподалеку от Дэниэлс-Парквэй.

— Хорошее местечко, и к аэропорту близко, так что вам не придется потеть, чтобы успеть на обратный рейс, — объяснил он.

Они сидели на улице, за столиком под навесом, защищавшим их от палящего полуденного солнца. Сначала Эдди и Никки вспоминали погибшего друга.

— Мы с Чарльзом служили вместе так долго, что люди смотрели на нас как на одно целое. Как-то я проходил мимо нашего сержанта — один, понимаете, — и вот он смотрит прямо на меня и говорит: «Привет, ребята». — Старый полицейский рассмеялся. — Да, так оно все и было. Хоторн и Монтроз, шип и роза, это были мы, черт побери. — Эдди Хоторна, казалось, больше интересовали воспоминания, чем прекрасная еда, поэтому Хит и Рук просто слушали, наслаждаясь свежей рыбой, зажаренной на решетке, и теплой погодой. Когда разговор зашел о жене Монтроза, лицо старика помрачнело. — Это было ужасно. Никогда не видел, чтобы муж с женой были так близки, как они с Полеттой. Это любого может подкосить, но он… Чарльз стал совершенно другим, он был опустошен, я знаю.

— Вообще-то я хотела поговорить с вами о нем, то есть о том, что произошло за этот год, — сказала Никки.

Бывший детектив кивнул:

— А я и не думал, что вы летели через всю страну ради того, чтобы выпить орчаты.

— Нет, — согласилась она. — Я пытаюсь выяснить, что произошло с кэпом.

— Вряд ли тебе удастся. Это какая-то бессмыслица. — Губы Эдди дрогнули, но затем он выпрямился и усилием воли сдержал себя.

Рук заговорил:

— Вы общались с ним после гибели жены?

— Ну, могу сказать, что пытался — много раз. Я летал на ее похороны, разумеется, а после похорон мы полночи сидели и разговаривали. На самом деле больше сидели, чем разговаривали: как я сказал, я пытался, но он как будто окаменел, вот здесь. — Эдди ткнул себя пальцем в левую сторону груди. — И это понятно.

— Нет ничего необычного в том, что после подобного удара человек чувствует себя так, словно его придавило скалой, — заметила Никки. — Но даже сильное горе отступает, и потом большинство людей выходит из депрессии. После этого ощущаешь прилив свежих сил, пробуждение.

Эдди кивнул своим мыслям.

— Да, верно, а ты откуда знаешь?

Рук легко коснулся под столом пальцев Никки.

Хоторн продолжил:

— И вот где-то три месяца назад он меня удивил: неожиданно позвонил, и мы поболтали. О старых временах, знаете, все такое. Но мы уже сто лет не говорили так долго. Потом Чарльз рассказал, что плохо спит, всю ночь его одолевают разные мысли. Я посоветовал ему заняться боулингом, он просто ответил: «Ага, хорошо» — и продолжил про бессонницу.

Потом он спросил меня: «Эдвард, а тебя никогда не тревожили старые дела?» Я ответил: «Вот черт, приятель, а почему, по-твоему, я ушел из полиции?» Мы посмеялись, но он снова заговорил об этом, словно бередил старую рану. Наконец Чарльз сказал, что все больше и больше думает о работе, о том, что уже не знает, зачем работает, зачем живет. И даже сказал — представь себе, — что уже не уверен в том, что хороший коп. Ты можешь в это поверить?

И вот Чарльз рассказал, что, лежа по ночам без сна, он все думает об одном деле, которое мы вели вместе. Он сказал, что так до сих пор и считает, что мы тогда ошиблись, и чем больше администрация копает под него, тем сильнее ему хочется что-то сделать. Доказать, что он по-прежнему хороший коп, такой, каким был прежде. Я посоветовал ему открыть бутылочку виски, посмотреть прогноз погоды и не думать о всякой чепухе, на что он обозлился. Он считал, что из всех людей я лучше всего пойму его, когда дело касается поиска правды — долга, так он выразился. Я не знал, чем еще ему помочь, предложил выговориться. Чарльз сказал, что никогда не верил в то, что убийцами были наркодилеры. Жертва, судя по досье, никак не могла связаться с таким отребьем и угодить в этот район. А я ответил то, что говорил тогда, во время расследования: наркотики — опасная штука; если они сами тебя не сведут в могилу, то тебя прикончат дилеры. Я напомнил ему свою версию: если это не сорвавшаяся сделка с наркотиками, то ритуальное убийство, совершенное латиноамериканскими бандитами.

Снова это, подумала Никки: универсальное объяснение для любого нераскрытого убийства.

— Но Чарльз, он сказал, что накопал кое-какие сведения и думает, что это было преднамеренное убийство, которое пытались прикрыть. Он заявил, что, по его мнению, мотив — месть. Но все это не важно, — он пожал плечами. — Что нам было тогда делать? Как это обычно бывает — стараешься изо всех сил, а если не получается… идешь дальше и не оглядываешься. Но Чарльз был не из тех, кто бросает нераскрытые дела. — Мужество оставило его, и губы снова задрожали. — Не знаю, может быть, это его в итоге и доконало.

— Это дело, — заговорила Никки, — что это было за дело, которое так его тревожило?

Но она уже знала ответ.

— Убийство Хаддлстона-младшего, — произнес Эдди.