Никки все так же безмолвно провела Рука в спальню и поставила свечу на комод, перед трехстворчатым зеркалом, отчего показалось, будто теперь в комнате мигает не один огонек, а три. Обернувшись, она увидела рядом с собой Рука — он был так близко к ней, и ее влекло к нему, словно магнитом. Она обняла его за шею, прикоснулась губами к его губам; он положил руки ей на талию, притянул к себе. Поцелуи их были долгими, яростными; ей вдруг показалось, что они целуются не в первый раз — таким знакомым казался вкус его губ, ощущения, которые она испытывала.

Рука его поднялась, коснулась ее блузки, затем замерла. Она схватила его запястье и прижала его ладонь к своей груди. В комнате стояла тропическая жара, и когда пальцы Рука коснулись влажной кожи над бюстгальтером, Никки почувствовала, как они скользят. Она опустила свою руку ниже, лаская его, и он едва слышно застонал. Никки слегка покачнулась, он тоже, и оба они закружились, словно в каком-то восхитительном танце.

Рук шагнул вперед, увлекая ее в постель. Когда ноги ее коснулись края кровати, она медленно опрокинулась навзничь, потянув мужчину за собой. Пока они падали, Никки прижала его к себе крепче и, сделав резкое движение, к удивлению Рука, уселась на него.

Он посмотрел на нее снизу вверх и произнес:

— Неплохо.

— Ты меня еще не знаешь, — ответила она.

Они снова устремились друг к другу, и она ощутила на языке едва заметный кислый привкус лайма и потом — соли. Оторвавшись от его губ, Никки начала покрывать поцелуями его лицо, поцеловала ухо. Она почувствовала, как напряглись мышцы его груди и живота, когда он запрокинул голову, прикусив нежную кожу ее шеи. Никки слегка отодвинулась и начала расстегивать его рубашку.

Руку никак не давалась последняя пуговица на ее блузке, и она, приподнявшись на коленях, дернула ее в стороны; оторванная пуговица стукнулась о пол около плинтуса. Одной рукой Рук расстегнул застежку спереди на ее бюстгальтере. Никки сбросила бюстгальтер и с удвоенной яростью набросилась на мужчину. Их влажные от пота тела прижались друг к другу. Она протянула руку к его поясу и расстегнула ремень. Затем молнию брюк. Никки поцеловала его снова и прошептала:

— Средства защиты у меня в тумбочке.

— Пистолет тебе не понадобится, — ответил он. — Я буду вести себя как джентльмен.

— Только попробуй.

И она стиснула его в объятиях; сердце бешено колотилось у нее в груди от возбуждения и напряжения. Могучая волна обрушилась на Никки, затем отхлынула и унесла с собой все сложные, запутанные чувства и опасения, с которыми она боролась; ее просто увлекала первозданная стихия. В этот момент Никки ощутила себя свободной. Свободной от обязательств. От чьего бы то ни было контроля. От себя самой. Сжимая Рука в объятиях, она старалась слиться с ним и единое целое, прикоснуться к каждой клеточке его тела. Страсть захватила их обоих, и так они яростно двигались, ласкали, кусали друг друга, охваченные жаждой, которую нужно было удовлетворить во что бы то ни стало.

Никки не могла поверить в то, что уже наступило утро. Почему солнце светит так ярко, когда ее будильник еще не зазвонил? А может быть, она проспала? Приоткрыв наконец глаза, она сообразила, что комнату освещает мощный прожектор полицейского вертолета.

Она прислушалась, но не услышала ни сирен, ни мегафонов, ни тяжелых шагов русского по пожарной лестнице; вскоре свет погас, вертолет улетел, и гул винтов стих вдали. Она улыбнулась. Возможно, капитан Монтроз сдержал свое слово и отозвал патрульную машину, но он ничего не говорил насчет вертолетов. Хит обернулась к будильнику; он показывал 1:03, но этого никак не могло быть. На ее наручных часах было 5:21, и Никки поняла, что электричества не было примерно четыре часа.

Рук сделал долгий, медленный вдох, и Никки почувствовала, как вздымается его грудь, прижатая к ее спине, затем ощутила прохладное дуновение на влажном затылке. «Черт возьми, — подумала она, — он обнимает меня во сне». Окна были закрыты, в спальне стояла ужасная духота, и их обнаженные тела были покрыты капельками пота. Она подумала было отодвинуться, но вместо этого еще крепче прижалась к Руку. Ей понравилось это чувство — как будто тела их были созданы друг для друга. Джеймсон Рук. Итак, как же это получилось?

С того самого дня, когда он свалился ей как снег на голову, не проходило буквально и часа без того, чтобы он не вызывал у нее раздражения. И вот теперь она лежала с ним в постели после того, как они занимались любовью. И это была прекрасная ночь. Если бы детективу Хит захотелось допросить саму себя, она призналась бы под присягой, что с самой первой встречи между ними пробежала искра.

Он, разумеется, не стеснялся намекать на это при любой возможности, и, вероятно, именно это вызывало в ней наибольшее раздражение. Вероятно? Но его уверенность отступала перед более могучей силой — ее упрямством. Да, здесь с самого начала что-то было, и теперь, вспоминая последние недели, она поняла, что отрицала это чувство тем яростнее, чем сильнее оно завладевало ею.

Никки подумала: а что еще ей приходилось в своей жизни отрицать? Ничего. Абсолютно ничего. Чушь собачья. Иначе почему ее так смутили слова любовницы Мэтью Старра о том, что бесперспективные связи — это лишь способ оградить себя от серьезных отношений, и почему женщина спросила ее — именно ее, Ники, — понимает ли она, что это значит.

На сеансах психотерапии, которые Никки посещала после убийства матери, ей говорили, что она окружила себя толстой броней. Как будто для того, чтобы узнать это, ей требовался психотерапевт. И ее не нужно было предупреждать о том, как опасно постоянно отказываться от удовлетворения своих желаний и потребностей, о том, что нельзя слишком долго прятать их, надвигать в некую запретную зону.

Сеансы у психотерапевта давным-давно закончились, но Никки часто размышляла — нет, не просто размышляла — тревожилась, о том, что выстроила вокруг себя высокую стену, сосредоточившись исключительно на работе. Тревожилась насчет того, что однажды наступит день, когда она потеряет ту часть себя, которую охраняла так тщательно, и никогда больше не сможет ее вернуть. Что, например, произойдет, если броня, которую ты наращиваешь вокруг самой уязвимой части своей души, становится настолько твердой, что ты сам уже не в состоянии сквозь нее пробиться?

Никки вспомнила подаренную Руком репродукцию Сарджента. Подумала о беззаботных девочках, зажигающих фонарики; интересно, что с ними сталось потом? Сохранили они свою невинность после того, как перестали носить короткие платьица и на лицах их появились первые морщинки? Неужели они забыли, что такое бездумное счастье, забыли, каково это — бежать босиком по влажной траве, просто потому, что это приятно? Остались ли их души такими же юными, или вмешалась жизнь и сделала этих девочек настороженными и жесткими? Может быть, и они «построили крепость вокруг своих сердец» за сто лет до того, как Стинг написал эти строки?

Занимались ли они дружеским сексом с бывшими «морскими котиками» только для того, чтобы сердце забилось немного чаще? Или со знаменитыми журналистами, знакомыми с Миком и Боно? Нет, этих двоих нельзя сравнивать… С другой стороны, почему нельзя?

С Руком все было иначе — он с самого начала заставил ее сердце биться учащенно, и только после этого она захотела его. Она ощущала это волнение каждый раз в его присутствии, и теперь кровь струилась у нее по жилам еще быстрее. Почему секс с Джеймсоном Руком показался ей таким невероятным?

«Гм-м», — подумала она. Он был страстным, это точно. Он возбуждал ее — и удивил, ага. И еще, он был нежным, в нужные моменты, но не слишком часто и не слишком долго, слава богу. Но самое главное отличие Рука от Дона заключалось в том, что он был игривым. И делал игривой ее. Рук подарил ей смех. С ним было забавно. Секс с ним не был серьезным или напряженным занятием — ни в коем случае. В постели с Руком она испытывала радость.

«Моя броня все еще при мне, — подумала она, — но сегодня Рук все равно пробил ее. И увлек меня за собой». Никки Хит обнаружила, что тоже может быть игривой. И, повернувшись к Руку, она склонилась над ним, чтобы доказать это.

Их разбудил ее мобильный телефон. Она села, щурясь в ослепительном солнечном свете и пытаясь сообразить, где находится. Рук поднял голову с подушки.

— Что это, побудка?

— У вас уже была побудка, мистер.

Он рухнул обратно на постель, закрыв глаза и улыбаясь этому воспоминанию.

— И я проснулся.

Она прижала трубку к уху.

— Хит.

— Привет, Никки, я тебя не разбудила? — Это была Лорен.

— Нет, я уже встала. — Она нашарила на тумбочке часы. 7:03. Никки постаралась взбодриться.

Когда подруга из отдела судебно-медицинской экспертизы звонит вам в такую рань, это делается явно не для того, чтобы поболтать о жизни.

— Я подождала до семи.

— Лорен, правда, все нормально. Я уже сделала гимнастику и оделась, — сказала Никки, глядя на свое отражение в зеркале — без одежды.

Рук встал с кровати, и рядом с ней возникло его улыбающееся лицо.

— Ну, это правда лишь наполовину, — прошептал он.

— О… Я так понимаю, что ты не одна. Никки Хит, ты одна или нет?

— Одна, это телевизор. Реклама всегда так громко орет.

Она повернулась к Руку и приложила палец к губам.

— Ты с мужчиной.

Никки решила, что пора сменить тему:

— Что там у тебя, Лор?

— Я провожу осмотр места преступления. Записывай адрес.

— Погоди, сейчас найду ручку. — Никки подбежала к комоду и схватила ручку. В комнате не нашлось ни бумаги, ни блокнота, поэтому она пролистала «First Press» с портретами Рука и Боно на обложке и нашла рекламу водки. — Записываю.

— Я на стоянке для конфискованных машин около выставочного центра Джавитца.

— Я знаю, где это. Западная… как же ее, Тридцать восьмая?

— Угадала, только Двенадцатая, — сказала Лорен. — Водитель эвакуатора обнаружил тело в машине, которую привез на стоянку. Дело ведет Первый участок, но я подумала, что надо тебе позвонить, потому что это тебя точно заинтересует. Я нашла одну вещь, которая может иметь отношение к убийству Мэтью Старра.

— Что это? Скажи мне.

Никки услышала в трубке голоса, затем шуршание: Лорен прикрыла телефон и заговорила с кем-то, потом снова обратилась к Никки.

— Послушай, прибыли детективы из Первого, от них прямо пар идет, так что мне пора.

Увидимся, приезжай.

Никки повесила трубку и обернулась к Руку, сидевшему на краешке кровати.

— Вы меня стыдитесь, детектив Хит? — с театральным выражением произнес он. Светский выговор напомнил Никки о его матери — Грандам. — Вы спите со мной, но прячете от своих аристократических друзей. Я чувствую себя… дешевкой.

— А ты чего хотел?

Рук подумал секунду и ответил:

— Ты могла бы сказать ей, что я здесь для охраны.

— Ты?

— Ну… я же тебя действительно прикрывал.

Он взял ее за руку и притянул ближе к себе. Никки оказалась между его коленями.

— У меня свидание с трупом.

Он обхватил ее ногами и положил ладони ей на бедра.

— Прошлая ночь была чудесной, правда?

— Правда. И знаешь, какой еще она была? Прошлой.

И с этими словами Никки подошла к шкафу и начала одеваться.

После нескольких неудачных попыток Рук поймал на Южной Парк-авеню такси — огромный мини-вэн, направлявшийся на север. Журналист придержал дверцу для Никки, и та забралась в машину, бросив последний взгляд через плечо. Ей вдруг пришло в голову, что капитан Монтроз велел патрульным дежурить у ее дома до утра, и сейчас ее засекут в компании Джеймсона Рука.

— Поченко ищешь? — спросил Рук.

— Не совсем. Старая привычка.

Она дала таксисту адрес Рука в Трайбеке.

— В чем дело? — удивился журналист. — Разве мы не едем на стоянку?

— Один из нас едет на стоянку. Другой отправляется домой и переодевается.

— Благодарю, но с твоего позволения я останусь в этой одежде. Я лучше поеду с тобой. Хотя осмотр трупа — не лучшее времяпрепровождение для такого утра. В Нью-Йорке после бурно проведенной ночи полагается пригласить девушку на поздний завтрак. И притвориться, что записываешь ее телефон.

— Нет, ты поедешь и переоденешься. Ничего не может быть хуже, чем наше совместное появление ранним утром на месте преступления перед моей подругой в волосах друг друга и во вчерашней одежде.

— Мы могли бы появиться в одежде друг друга, это было бы еще хуже. — Рук рассмеялся и взял Никки за руку, но та отдернула ее.

— Разве ты не заметил, что на работе я ни с кем не хожу за ручку? Это замедляет движения.

Некоторое время они ехали молча. Когда такси пересекло Хьюстон-стрит, Рук заговорил:

— Я все пытаюсь сообразить… это я сам прикусил себе язык, когда ты дала мне ногой в челюсть, или это ты меня укусила?

Услышав это, таксист бросил быстрый взгляд на них в зеркало заднего вида. Хит ответила:

— Нужно надавить на экспертов, чтобы побыстрее закончили с джинсами Поченко.

— Не каждый раз меня кусают девушки в постели, — продолжал Рук.

— Из-за отключения электричества в лаборатории, наверное, задерживаются, но они и так уже возятся достаточно долго — хватит.

— Все произошло так быстро и, я бы сказал, яростно.

— Бьюсь об заклад, волокна совпадают, — сказала она.

— Но все-таки, думаю, укус я бы запомнил.

— К черту эти камеры, он как-то пробрался туда, ставлю что угодно. Я знаю, он любит лазить по пожарным лестницам.

— Я не слишком много говорю? — спросил Рук.

— Слишком.

Прошло две благословенных минуты без болтовни, и Рук наконец вылез из машины у своего дома.

— Когда соберешься, поезжай в участок и жди меня. Встретимся там после того, как я осмотрю стоянку. — Он приуныл, как побитый щенок, и начал закрывать дверцу. Никки придержала ее и добавила: — Кстати, да. Это я прикусила тебе язык.

И она захлопнула дверцу. Такси поехало дальше, и Никки, обернувшись, увидела, что Рук, стоя на тротуаре, ухмыляется во весь рот. Махнув жетоном, детектив Хит миновала ворота стоянки. Когда она расписалась, охранник, выйдя из тесной будки на палящее солнце, указал ей на машину судмедэкспертизы, стоявшую в дальнем конце. Никки обернулась, чтобы поблагодарить его, но он уже сидел внутри, прямо под кондиционером.

Солнце еще висело низко, лучи едва освещали крышу выставочного центра, но Хит ощутила их горячее прикосновение, когда остановилась, чтобы сделать свой ритуальный вздох, долгий, глубокий, и вспомнить то, что нужно было вспомнить. Когда Никки была готова увидеть жертву, она направилась вдоль длинного ряда пыльных машин с исписанными маркером стеклами на место преступления.

Фургоны судмедэксперта и криминалистов были припаркованы поблизости от эвакуатора, на котором стоял новый, зеленый с металлическим отливом автомобиль «вольво». Техники в белых комбинезонах снимали отпечатки с машины. Подойдя ближе, Хит рассмотрела на водительском сиденье обмякшее тело женщины; лица видно не было.

— Простите, что оторвала вас от утренней гимнастики, детектив. — Лорен Пэрри вышла из-за своего фургона.

— Тебя не проведешь, да?

— Я же тебе говорила, что с Джеймсоном Руком можно иметь дело.-

Никки покачала головой и улыбнулась — она потерпела поражение.

— Ну и как, это правда?

— Очень даже.

— Отлично. Рада, что ты наслаждаешься жизнью. Детективы только что рассказали мне, что позавчера вечером тебя чуть не убили.

— Ага, после «Сохо Хаус» дела мои все хуже и хуже. Лорен подошла к ней.

— Ты как?

— Получше, чем плохой парень.

— Девочка моя. — Нахмурившись, Лорен сдвинула ворот блузки Никки, чтобы взглянуть на синяки.

— Да, я бы сказала, что ты чудом уцелела. Давай-ка теперь поосторожнее, ладно? У меня достаточно клиентов, ты мне пока не нужна.

— Посмотрим, насколько мне это удастся, — отозвалась Никки. — Итак, ты вытащила меня из постели в несусветную рань, и надеюсь, дело того стоит. Что у тебя?

— Неизвестная женщина. Как я уже говорила, ее нашел водитель эвакуатора, когда сегодня утром привез сюда машину. Он подумал, что у нее отказало сердце из-за духоты.

— Неизвестная? В машине?

— Я тебя прекрасно понимаю, но мы не нашли прав. Ни сумочки, ни номеров, никаких документов.

— Ты сказала, что обнаружила нечто, имеющее отношение к делу Мэтью Старра.

— Дай девушке немного секса, и она становится очень нетерпеливой.

Никки приподняла бровь:

— Немного?

— И очень самодовольной.

Судмедэксперт протянула Никки пару перчаток. Пока детектив натягивала их, Лорен заглянула в свой фургон и достала прозрачный пластиковый пакет. Взяв за уголок, она подняла его так, что он оказался перед глазами у Никки. В пакете лежало кольцо.

Кольцо с шестиугольной печаткой. Кольцо, размер и форма которого совпадали с отметинами на теле Мэтью Старра. Кольцо, которое могло оставить ссадину на пальце Виктора Поченко.

— Ну что, стоило сюда ехать? — спросила Лорен.

— Где ты это нашла?

— Сейчас покажу. — Лорен спрятала кольцо обратно в ящик с уликами и подвела Хит к открытой дверце «вольво». — Оно лежало здесь. На полу, под передним сиденьем.

Никки взглянула на труп.

— Но ведь это мужское кольцо, так? Судмедэксперт окинула ее долгим, мрачным взглядом.

— Я хочу, чтобы ты взглянула на это. — Они сунули головы в салон, где жужжало множество мух. -

Итак, у нас женщина, возраст от пятидесяти до пятидесяти пяти. Тело слишком долго пробыло на жаре, поэтому трудно установить время смерти без лабораторных исследований, но, по моим оценкам…

— Которые всегда оказываются чертовски близкими к истине.

— Спасибо… Итак, судя по степени разложения, она мертва четыре — четыре с половиной дня.

— А причина смерти?

— Несмотря на изменение цвета кожных покровов, совершенно ясно, что здесь произошло. -

Лицо трупа скрывали густые длинные волосы; Лорен с помощью металлической линейки отодвинула волосы и открыла шею жертвы. Когда Никки увидела синяки, в горле у нее пересохло, и ей вспомнилась та страшная ночь. Однако она произнесла лишь одно слово:

— Удушение.

— Очевидно, на нее напали с заднего сиденья. Видишь, где были кончики пальцев?

— Похоже, она чертовски долго отбивалась, — произнесла детектив. С ноги жертвы слетела туфля, щиколотки и голени были покрыты царапинами и синяками — во время борьбы ноги ее бились о приборную панель.

— И еще, посмотри, — добавила Лорен, — следы от каблуков на лобовом стекле, вот здесь.

Туфля со сломанным каблуком валялась на приборной панели, над бардачком.

— Думаю, это кольцо принадлежит тому, кто ее задушил. Скорее всего, свалилось, когда он ее убивал.

Никки представила себе жуткие последние минуты этой женщины, ее отчаянную борьбу с убийцей. Не важно, являлась ли она невинной жертвой, преступницей, которую прикончили сообщники, или кем-то еще — она была человеком. И сражалась за свою жизнь. Никки заставила себя взглянуть на лицо убитой — хотя бы из уважения к ее смелости.

И вдруг ей почудилось в безжизненных чертах нечто знакомое. Нечто такое, чего не смогли стереть смерть и разложение. В голове детектива проносились смутные образы.

Продавщицы из бакалейных лавок, сотрудницы банков, фото женщин из журналов, старая школьная учительница, барменша из Бостона… Нет, все это было не то.

— Можно… — Никки указала на волосы женщины и слегка взмахнула рукой. Лорен осторожно отодвинула волосы с лица жертвы.

- Мне кажется, я ее где-то видела, — сказала детектив.

Хит переступила с ноги на ногу, отошла на полметра назад, наклонила голову так, чтобы смотреть убитой прямо в лицо. Подумала. И вдруг вспомнила. Зернистое фото, угол в три четверти, на фоне дорогой мебели и литографии в рамке, с изображением ананаса. Она решила проверить еще раз, но все равно, черт побери, она ее узнала. Хит взглянула на Лорен.

— Я видела эту женщину на записи с камеры в «Гилфорде», сделанной утром в день убийства Мэтью Старра. Зазвонил ее мобильный, и она подскочила от неожиданности.

— Хит.

— Догадайся, где я сейчас.

— Рук, мне не до твоих штучек.

— Даю подсказку. Тараканам позвонили и сообщили о краже, совершенной сегодня ночью.

Догадайся где.

Ей показалось, что вокруг сгущается тьма.

— В квартире Старра.

— Я стою в салоне. И представь себе — все картины до единой исчезли.