Буэнос-Айрес, Лос-Аборерос, Трес-Ломас, провинция Чубут 1900–1902 годы

 

Глава первая

Иногда Авроре казалось, что болезнь подкрадывается, как ягуар, который молниеносно нападает из чащи и которого не видно до самого последнего момента, пока он не нанесет смертельные раны. Ей рассказывал об этом Рауль, вернувшись из последней поездки. Он снова вместе с одним гринго отправлялся охотиться на крупных зверей, чтобы заработать денег. На какой-то миг девушка замерла. Тогда, еще до возвращения Рауля, она боялась, что больше никогда не увидит его. Они ведь поссорились перед расставанием. Но потом он вдруг снова объявился, словно кто-то наворожил, и, прежде чем Аврора успела как следует отругать его, так жадно поцеловал ее, как будто на самом деле очень соскучился.

«Неужели ему и вправду меня не хватало?»

Но сейчас она не должна об этом думать. Сейчас все они были в лапах болезни. Чума проникла в Буэнос-Айрес с кораблями из Бомбея. У людей, которые еще вчера были здоровыми, за короткое время проявлялись симптомы страшной болезни: головная и мышечная боль, лихорадка и потеря сознания. С развитием болезни воспалялись лимфоузлы в подмышках, в паху, на шее, потом гнойники, которые могли достигать десяти сантиметров в диаметре, становились сине-черного цвета и лопались.

Аврора ненадолго увиделась с Виолеттой и Магали, которые как раз занимались тем, что перестилали постели. Когда люди умирали, постели тут же перестилали. Девушки добровольно вызвались делать это и теперь сосредоточенно работали. Указывал им, что нужно делать, молодой врач Роберт Метцлер, который особенно ревностно старался поддерживать гигиену. Обязательное условие – тщательно мыть руки и приходить каждый день в чистой одежде.

– Это очень заразная болезнь, – каждый раз предупреждал он юных помощниц, внимательно глядя им в глаза. – Вам ни в коем случае нельзя вступать в контакт с заболевшими.

Это было проще сказать, чем сделать. Конечно, они носили повязки и максимально закрытую одежду, но временами приходилось подходить к больным слишком близко. Порой нужно было утешить умирающего. Столько жизней ушло безвозвратно на их глазах, мечты стольких людей рассыпались в прах, так и не реализовавшись! Тяжело было всему этому быть свидетелем. В эти тяжелые дни Аврора очень радовалась, что ее поддерживала семья. Родственники не допытывались и не обижались, если иногда за ужином Аврора молчала, погрузившись в свои мысли, и внимательно выслушивали ее, если ей нужно было выговориться.

Аврора вздохнула. Она была на ногах с раннего утра и чувствовала, что у нее уже нет сил. Иногда она спрашивала себя, откуда у доктора Метцлера столько энергии. Он как раз стоял в другом конце больничной палаты, склонившись над постелью и разговаривая с больной, которой, вероятно, вскоре суждено будет умереть. Женщина несколько часов мучилась от приступов лихорадки, у нее открылось кровотечение, и воняло от нее ужасно. Аврора была впечатлена тем, с каким усердием и видимым спокойствием доктор Метцлер оказывал помощь умирающей пациентке.

Когда Аврора краем глаза наблюдала за молодым врачом, ее усталось куда-то исчезала. Она задавала себе вопрос, сможет ли когда-нибудь стать хорошим врачом. А пока из нее даже медсестра была неважная… Но девушка не сдавалась. Кроме Виолетты и Магали, она также подружилась с Клариссой Крамер. Эта девушка была немного старше их и, если они правильно поняли, вела хозяйство у доктора Метцлера. Приятельницы поддерживали и подбадривали друг друга.

Аврора увидела Клариссу в небольшой комнатке, в которой хранились свежие простыни, вода и перевязочный материал. Девушки приветливо поздоровались. Непостижимо, но с первого дня своего знакомства они понимали друг друга. У Авроры было такое чувство, будто она очень давно знает Клариссу Крамер.

Аврора неожиданно вспомнила, как в самом начале доктор Метцлер сильно поссорился с Клариссой. Он не хотел, чтобы она здесь работала. Глядя на хрупкую фигурку девушки, никто не мог подумать, что Кларисса все это выдержит. Иногда Авроре было интересно, не связывает ли Клариссу и доктора Метцлера нечто большее, чем просто рабочие отношения. И тут же ей становилось стыдно от таких мыслей. Хоакин высмеял сестру и назвал все женскими сплетнями, когда она поделилась с ним своими предположениями. А он все-таки был не только ее братом, но и мужчиной.

Когда Кларисса сложила на тележку бинты, лекарства, поставила кувшин свежей воды и снова направилась в палату, Аврора пошла вместе с ней. Никакие раздумья делу не помогут. Нужно работать.

– Мама, не покидай меня. Мама, останься со мной!

Дженни Гольдберг всхлипывала и хотела броситься в объятия приемной матери Рахили, но Роберт Метцлер решительно оттащил женщину в сторону.

Поздно вечером, после работы в больнице, он заехал еще, по просьбе матери Авроры, Марлены, в роскошный дом Гольдбергов в Белграно. В эти тяжелые времена Рахиль великодушно всем помогала и к тому же, по словам Марлены Хофер, была хорошей подругой ее матери Анны. Роберт не сомневался в этом ни секунды.

Дженни снова расплакалась, пытаясь вырваться из рук Роберта.

– Не плачь, Дженни, – голос Рахили звучал спокойно и достаточно громко, чтобы все слышали. – Я ухожу к своему Гершелю. Я так долго ждала, но когда-нибудь это время настает для каждого из нас. Разве кто-то может жить вечно?

– Нет!

Дженни была еще совсем ребенком, когда потеряла родную мать. В 1863 году Анна, Юлиус и Дженни на одном корабле приплыли в Буэнос-Айрес из Германии. Именно Юлиус обнаружил восьмилетнюю безбилетную пассажирку и нашел для девочки заботливых приемных родителей.

Дженни закрыла лицо руками. Аврора, закусив губу, едва сдерживала слезы. Всем было больно оттого, что Рахиль умирает. Эта добрая женщина никогда и никому не причинила в жизни зла.

Рахиль Гольдберг бессильно опустилась на подушки. Болезнь началась не совсем неожиданно. Рахиль вот уже многие годы помогала благотворительным организациям, там она, скорее всего, и заразилась. Вечером, когда женщина обнаружила на себе странный укус насекомого, она под каким-то предлогом отправила Дженни к Анне. Когда та вернулась на следующий день, ее спальня была закрыта. Рахиль не захотела пускать к себе приемную дочь. Дженни в панике попросила Аврору о помощи. Болезнь развилась молниеносно. Дженни пока оставалась здоровой.

– Почему меня все покидают? – всхлипывала она сейчас.

Сердце Авроры разрывалось от этого зрелища.

Маленькая Дженни прибыла в Аргентину с большой мечтой – отыскать отца, который пропал в чужой стране. Этого, конечно, сделать не удалось, зато она нашла новых родителей: Гершеля Гольдберга, который умер в семидесятые годы от желтой лихорадки, и его жену Рахиль, которая теперь умирала от чумы. Мир был не справедлив.

Аврора заметила, что Роберт Метцлер искоса взглянул на нее. Потом он подвел к ней Дженни. Аврора крепко обняла ее, Дженни больше не сопротивлялась. Казалось, силы внезапно покинули ее.

В тот вечер температура у Рахили была такой высокой, что больная потеряла сознание. Едва наступила полночь, как она умерла. Последние часы Дженни была полна скорби и теперь разрыдалась.

– Ты пойдешь со мной, – сказала Аврора. – Пойдешь к бабушке. Тебе нельзя сегодня оставаться одной.

Дженни устало взглянула на нее красными от слез глазами.

– К Анне? Да, это было бы хорошо. Анна – единственный человек, которого я сегодня хотела бы видеть.

 

Глава вторая

Роберт еще в больнице пытался тщательно оттереть грязь и избавиться от запаха болезни, но ему все время казалось, что до конца сделать это ему не удается. Неужели эта гадость охватила и его, проникла в каждую пору кожи? Он каждый день пытался вести переговоры со смертью, вымаливал хоть какую-то отсрочку, хоть и знал, что все напрасно. Смерть безоговорочно побеждала. Те, кто смог выжить, получали надежду на новую жизнь.

Роберт открыл дверь в квартиру, где они с Клариссой жили, закрыл ее за собой и на несколько секунд замер, закрыв бледное, уставшее лицо руками. Только сделав несколько глубоких вдохов, он прошел в гостиную. Кроме нее, в квартире были еще две комнаты, служившие спальнями ему и Клариссе, а также маленькая ванная комната. Благодаря Клариссе это был уютный и обжитой дом.

В гостиной Роберт остановился ненадолго. На обеденном столе стояли кастрюли, которые, чтобы сохранить их горячими, Кларисса обернула одеялами. Когда Роберт увидел это впервые, то рассмеялся, но потом вынужден был признать, что такой способ оказался весьма практичным. Кларисса в тот вечер навещала Аврору. Он отправил обеих девушек домой пораньше, пока те не свалились в больнице от изнеможения.

Роберт поел немного ризотто с тыквой и рассеянно перелистал газету. Он, как и прежде, обращал внимание на объявления, но никто не искал Клариссу Монада. После еды Роберт занялся статистикой смертности, которую вел с момента начала борьбы с эпидемией, да так и задремал в кресле.

Когда он проснулся, было темно. Очевидно, Кларисса уже вернулась, потому что в сумерках он заметил ее шаль, которая висела на стуле у обеденного стола. Кроме того, со стола было убрано, а его ноги были прикрыты шерстяным одеялом. Вероятно, она уже отправилась спать.

Роберту захотелось в очередной раз помыть руки, как это часто бывало в последнее время. Еще до конца не проснувшись, он проскользнул к маленькой ванной комнате, распахнул дверь и застыл.

Кларисса.

Кларисса стояла перед ним, полупрозрачная длинная ночная рубашка покачивалась на ее теле. Она расстегнула верхние пуговицы. Его взору открылись округлые плечи кремового цвета и декольте.

Роберт сглотнул слюну. Он стоял как вкопанный. Кларисса все еще не замечала его, она задумчиво мыла лицо и шею.

– Кларисса, – прохрипел Роберт.

Как он хотел обладать ею целиком и полностью, он так тосковал по ее любви и телу, но в то же время не желал ее подгонять и давал время. Кларисса ни в коем случае не должна была почувствовать, что обязана вступить с ним в близкие отношения, потому что стала причиной всех неприятностей, свалившихся на Роберта. А если она не захочет отношений, то он должен будет научиться жить с осознанием этого.

«Я должен закрыть дверь, – подумал он, – вместо того чтобы стоять и глазеть на нее, как на диковинное животное». Но Роберт не мог пошевелиться. Он молча ждал ее реакции.

– Роберт? – тихо спросила она. – Я думала, ты спишь. Я тебя разбудила?

Что услышал он в ее голосе? Была ли Кларисса рассержена или даже не испугалась?

Роберт лихорадочно соображал, что же произнести.

– Пр… прости, я… я не хотел тебе мешать, – запинаясь, ответил он. – Сегодня… сегодня был тяжелый день. Я задремал, а потом захотел помыть руки. Я просто… Я просто так неожиданно сюда вломился, я не подумал…

Кларисса кивнула, но все равно еще нельзя было понять, что она думает о поступке Роберта. Перешел ли он грань, пусть даже и не намеренно? Роберт вдруг почувствовал крайнюю неуверенность, усталость, его силы были на исходе. Лучше всего сейчас было уйти, чтобы Кларисса не видела его в таком состоянии. Они в этот день потеряли троих пациентов, вероятно, вскоре и четвертого постигнет та же участь. Роберт так устал и отчаялся. Обычно он запрещал себе подобные мысли. Никогда нельзя терять надежду!

Что-то в нем, возможно в осанке или выражении лица, привлекло внимание Клариссы.

– Так много смертей, – тихо произнесла она, словно прочитала его мысли.

Роберт вздохнул.

– Да, я бы хотел, чтобы тебе не приходилось видеть их столько каждый день.

– Почему нет? – удивленно возразила девушка. – Смерть – это тоже часть жизни.

Роберт только сейчас почувствовал, что Кларисса коснулась его руки, нежно погладила ее. По его спине пробежала дрожь.

– Я сама это выбрала, – продолжала она, – я хочу помогать тебе, Роберт, во всем, что ты делаешь. Понимаешь?

На какой-то момент она посмотрела куда-то сквозь него, но потом взгляд ее ясных глаз вновь вернулся к Роберту. Он восхищенно подумал: «Какие зеленые! В таком освещении они выглядят удивительно зелеными».

– Роберт, – спустя мгновенье, словно откуда-то издалека, услышал он ее голос, – я благодарю тебя за все, что ты для меня сделал.

– Это все само собой раз…

– Нет, это не так.

Он почувствовал, что девушка колеблется.

– Возьми меня за руку, – прошептала она.

– Я должен… Почему? – спросил он и готов уже был себя ущипнуть. Но Кларисса не обратила на его слова никакого внимания.

– Потому что я так хочу, – тихо произнесла она. – Я не знаю… Я думаю, что уже давно…

Роберт почувствовал, что сердце его забилось быстрее. Потом он подошел к девушке и осторожно взял ее за руки. Ее тело оказалось таким же нежным, как он себе и представлял. Роберт совершенно не мог поверить, что оно может быть таким сильным. Она ответила на его объятие. Это подбодрило его.

Некоторое время они стояли просто так, потом Кларисса нарушила молчание:

– Роберт, я…

Он немного наклонил голову и вдохнул аромат ее волос. Они пахли чудесно: цветами и яблочной свежестью…

«Впервые за много недель я отвлекаюсь на такую красоту», – подумал он.

– Роберт, я, – начала Кларисса снова, – я должна… я уже давно хотела…

Он ощутил, как она глубоко вздохнула.

– Я бы хотела наконец рассказать тебе, что со мной произошло. Но это… это так тяжело, – закончила она наконец.

Роберт покачал головой, продолжая обнимать ее. «Что сейчас означает эта правда?» – подумал он про себя.

– Ты не обязана мне ничего рассказывать, Кларисса. Я буду всегда и во всем тебя поддерживать. Я доверяю тебе.

Он услышал, как девушка вздохнула, и почувствовал, как она положила голову ему на грудь. Он осторожно погладил ее по волосам. Он так долго мечтал, что они когда-нибудь все же сблизятся.

– Нам ведь необязательно оставаться здесь, в ванной, – наконец шепнул он.

Он и не рассчитывал на улыбку, которой она ответила на его слова, но случилось именно так.

Потом они не могли вспомнить, как очутились в постели. Они раздели друг друга и просто легли рядом, ощущая биение жизни, счастливые от того, что на какое-то время убежали от смерти. Кларисса провела рукой по волосам на груди Роберта, по пупку, скользнула вниз. Роберт целовал ее лицо, ласкал груди и все тело. Лишь один взгляд в глаза друг другу – и они больше не медлили. Их губы соприкоснулись, и Роберт наконец вошел в нее. Кларисса двигалась в такт, чтобы ощутить его как можно глубже. И мыслей больше не было, лишь чувства. Они позабыли о тяжести последних недель. Спустя несколько секунд ее радостный стон нарушил тишину комнаты.

 

Глава третья

Был обычный рабочий день, когда Марко наконец-то вернулся к жизни. Один из работников сообщил о вновь возникшей проблеме, и Марко провел все утро на предприятии, перерабатывающем сахарный тростник. Поломалась дробильная установка. Если об этом не позаботиться, то можно было лишиться части урожая, поэтому Марко сразу же отправился в дорогу. Кроме того, ему нравилось возиться с машинами и чинить их. В этом он не терпел неудач. Никогда.

Когда он прибыл на место, как раз пришла очередная повозка, груженная сахарным тростником. Марко увидел маленькую трехлетнюю девочку, которая выбрала из отходов кусочки сахарного тростника и жадно их жевала. С тех пор как Пессоа заполучили Лос-Аборерос, семьи получали достаточно денег и детям не нужно было больше работать. Малыши учились читать и писать. Сначала этим занималась Виолетта, но, когда младшая сестра уехала в Буэнос-Айрес, об обучении беспокоилась его теща – Виктория. Пока она еще проводила занятия с детьми в большой пустующей комнате в усадьбе Трес-Ломас. Но в планах было построить и здание школы.

Марко наблюдал, как к малышке присоединился ребенок чуть постарше. Когда мальчик заметил Марко, то улыбнулся и произнес:

– Флора, нам нужно сейчас идти в Трес-Ломас к донье Виктории. Она наверняка нас уже ждет.

Сам того не ожидая, Марко улыбнулся в ответ. Спустя мгновенье он разрешил себе подумать о дочери. Он все еще старался избегать любых контактов со Стеллой, но в последнее время чаще о ней думал. После смерти Эстеллы слишком больно было видеть ее. Дочь все время напоминала Марко о его большой любви. Может быть, все-таки время лечит, как говорила ему Виолетта? Сейчас дочь не вызывала таких болезненных чувств.

На второй завтрак Марко отправился верхом в Трес-Ломас. Виктория и ее маленькие ученики как раз устроили перерыв. Дети играли во дворе, а в это время его теща пила чай. Педро присоединился к ней.

С тех пор как Виолетта уехала, Виктория настаивала, чтобы Марко приезжал завтракать к ним с Педро. Никаких возражений она не принимала. Поэтому Марко присел за стол, съел несколько кексов и выпил чашку чаю. Педро выглядел несколько отрешенным, чего Марко никак не мог ожидать от такого энергичного, всегда собранного человека. Один из детей подбежал к ним, взял с маленького столика, который Виктория специально накрыла для учеников, кекс и напиток.

– Это ужасно, – произнесла Виктория через некоторое время, нарушая тишину. Она углубилась в чтение газеты. Между ее бровей пролегла глубокая вертикальная морщина.

– Какие новости? – спросил Педро, все еще погруженный в раздумья.

О чем они говорили? Марко понятия не имел, но спрашивать не хотел.

– Эта страшная болезнь! – Виктория покачала головой и с негодованием бросила свернутую газету на стол.

Дети растерянно взглянули на нее, но потом снова вернулись к игре.

Марко взглянул на тещу:

– Что за болезнь?

Педро в недоумении посмотрел на него:

– Ты разве не слышал, что вот уже несколько недель в Буэнос-Айресе людей косит чума? Разве ты ничего не знаешь об этом?

Марко почувствовал, как кровь прилила к лицу. Нет, он не интересовался ничем, кроме своей работы. Душевная рана все еще беспокоила его.

– Я работал… – попытался он объяснить ситуацию.

– Мы все работаем, – заметила Виктория и посмотрела на зятя. Взгляд казался необычно строгим.

– Ты в самом деле ничего не знаешь? – спросил Педро.

– Нет, ничего не слышал об этом.

Марко лихорадочно соображал: «Чума? В Буэнос-Айресе? В это время? Но это же значит, что…»

Он сглотнул. Как там Виолетта? Когда она писала ему в последний раз? Вроде прошло больше двух недель? Он даже не прочитал письмо. Неужели она?.. Нет, этого просто не может быть! Ему уже один раз пришлось наблюдать, как его младшая сестра была при смерти. Тогда бушевала холера. Неужели в этот раз он сплоховал?

Марко вскочил.

– Почему мне об этом ничего не сказали? – заорал он.

Педро и Виктория в недоумении уставились на него.

– Но мы думали, ты знаешь. Виолетта же об этом писала, – тихо произнесла Виктория.

Марко снова хотел вспылить, но с силой сжал зубы. Они были правы, их не в чем было упрекнуть. Это лишь его собственное замкнутое поведение привело к такой ситуации. Ему срочно нужно было ехать в Буэнос-Айрес. Виолетта нуждалась в его помощи.

Виолетта смертельно устала. Хотя сегодня впервые за долгое время никто не умер, она чувствовала, что силы ее на исходе. Кое-как девушка еще передвигалась. Она вставала рано утром, быстро ела, работала до изнеможения в больнице и снова возвращалась домой. Иногда ей казалось, что добирается обратно она только благодаря поддержке Магали, Авроры, Клариссы или Роберта, которые работали так же много, как и она сама. Но утомляла Виолетту не работа, а смерти, которые она видела своими глазами и которые навсегда врезались в ее память. Девушка видела столько умирающих людей! Она видела столько кроватей в больнице и напрасно надеялась избавиться от этой вони. Запах болезни был повсюду: в ее одежде, в волосах. У Виолетты складывалось такое впечатление, что она от него уже не избавится никогда, несмотря на то что каждый вечер едва не сдирала с себя кожу, когда мылась.

Нет, Виолетта не могла привыкнуть к этому. Она желала снова ощутить всю полноту жизни. Хотела петь, хотела пойти хоть раз на танцы. Она желала приготовить вместе с Магали какое-нибудь вкусное блюдо: ее подруга прекрасно стряпала. Девушка мечтала снова увидеть учениц и рассказать что-нибудь интересное. Она жаждала говорить о мечтах, а не о том, что кому-то удалось обмануть смерть.

«Мы же так молоды, еще совсем девчонки, которым бы повеселиться».

В тот вечер Виолетта шла домой вместе с Магали и радовалась этому. Когда подруга задерживалась на работе в больнице (а такое иногда случалось), Виолетта всегда очень переживала и не могла уснуть, пока Магали не возвращалась. И после этого весь следующий день она чувствовала себя разбитой.

Они уже почти достигли улицы, на которой располагалось их скромное жилище. Хотя девушки и радовались, что на сегодня работа окончена, разговор не клеился. Да и говорить не было надобности: они понимали друг друга без слов. Виолетта всегда догадывалась, что гнетет Магали, нужно ли ей что-нибудь, и наоборот. Девушки хотели сначала хорошенько помыться, что-нибудь перекусить и отправиться пораньше спать.

– Давай не будем сегодня ничего готовить, просто перехватим несколько эмпанад, – предложила Магали.

Виолетта устало согласилась. «А когда мы вообще в последний раз говорили о наших мечтах? – подумала она, стоя в очереди в небольшую лавочку. – Когда я в последний раз вспоминала о том, что хочу поехать в Европу? А ведь я так хотела совершить это путешествие! Когда Магали упоминала о маленькой школе, которую мечтала открыть в Мендосе?»

Девушки сделали заказ. Краем уха Виолетта слышала, как Магали шутит и смеется с хозяином ресторанчика. Он хорошо знал этих двух девушек, они часто делали у него покупки.

– Hasta luego! – крикнула Магали.

Виолетта присоединилась к подруге. Несмотря на усталость и подавленное настроение, она заметила, что запах у еды просто сногсшибательный. В желудке заурчало. «По крайней мере, я не потеряла аппетит», – подумала девушка.

Миновав еще два квартала, они наконец-то добрались до квартиры. Магали отперла дверь и взбежала по лестнице впереди подруги. Виолетта зевнула. В тот вечер она едва переставляла отяжелевшие от усталости ноги. Девушка ужасно вымоталась.

Но тут ее подруга внезапно остановилась как вкопанная.

– Эй, что случилось, почему ты не поднимаешься выше? – возмутилась Виолетта.

– Тут кто-то есть, – шепнула Магали.

Виолетта вздрогнула и осторожно выглянула из-за плеча подруги. В тени на лестнице маячила большая темная фигура. Виолетта прикусила язык, чтобы не вскрикнуть. Кто же это? Может, им надо спасаться бегством? По городу ходили слухи о нападениях, а девушки жили как раз в неспокойном районе.

Виолетта нашарила рукой нож, который для защиты всегда носила с собой в кармане плаща, и вытащила его.

– Виолетта? – раздался в этот момент такой знакомый голос.

Нож выскользнул из рук и звякнул об пол.

– Марко? – Виолетта не могла толком разглядеть брата. Его высокий и широкий силуэт закрывал единственное маленькое окошко, дававшее хоть какой-то свет, но этот голос невозможно было спутать ни с чьим. – Неужели это ты, Марко?

– Я не знал, что у вас здесь, в Буэнос-Айресе, происходит, – серьезно произнес он вместо ответа.

Виолетта сглотнула слюну.

– Я же тебе писала… – проговорила девушка. – Ты не отвечал, и тогда… Я не хотела… Я не хотела, чтобы ты приехал и забрал меня. Я должна с этим справиться сама.

– С чумой? – вздохнул Марко. – Но, малышка, мы же одна семья, – продолжил он. – Мы же должны помогать друг другу.

«Одна семья, да что ты?! – Виолетта едва не взорвалась, но поджала губы и прогнала мысли о Стелле. – Было бы несправедливо сейчас заговаривать о дочери брата, – подумала она, – он ведь приехал, потому что я ему дорога».

– Может, пройдем в квартиру, – нерешительно вмешалась Магали.

– Да, давайте, – согласилась Виолетта и ощутила, как екнуло сердце.

Марко предложил принести из лавочки еще эмпанад, пока Магали и Виолетта помоются и переоденутся. Когда брат вернулся, они все вместе сели ужинать. Марко рассказал о последних новостях на эстансии, о людях, которые так глубоко запали в душу Виолетте. Марко все еще не был разговорчив, как до смерти Эстеллы, но изменился. Девушки сбивчиво рассказывали ему о своей жизни. Марко внимательно слушал. Когда Магали наконец понесла грязную посуду на кухню, он отвел Виолетту в сторону.

– Сестрица, вы тут уже достаточно сделали. Вы выглядите очень уставшими, мне бы хотелось, чтобы вы на некоторое время уехали из города и отдохнули.

Виолетта отставила чашку с чаем, которую только что взяла, и в недоумении посмотрела на Марко:

– Так не пойдет. Эпидемия еще не закончилась, понимаешь? Люди умирают. Я не могу оставить моих друзей. Чума…

Марко серьезно взглянул на сестру:

– Я побуду вместо тебя. Во время поездки сюда я долго думал.

– Но как же Лос-Аборерос…

– Педро и Виктория присмотрят за эстансией, пока меня не будет. Да это и не особо нужно. Ты же знаешь, я доверяю нашему старшему работнику.

Виолетта на мгновенье умолкла, но потом все-таки не смогла сдержаться. Она уже и так достаточно щадила Марко.

– Ты серьезно так считаешь? Ты приехал, чтобы победить чуму в Буэнос-Айресе? – Девушка резко мотнула головой. – Марко, ты забыл, что у тебя есть дочь! Ей всего полтора года, и ты ей нужен. Что случится, если ты заразишься? Она и тебя потеряет? У нее не будет ни отца, ни матери. Тебе не нужно спасать людей в Буэнос-Айресе от чумы, единственное, чем ты сейчас должен заниматься, – воспитывать дочь. Ты отвечаешь за нее, за маленькую Стеллу.

Лицо Марко помрачнело. Он ответил, и его голос звучал холодно.

– Я сознаю свою ответственность перед Стеллой, и должен тебе сказать, Виолетта, что о ней хорошо заботятся. Если Господь захочет оставить меня в живых, то оставит. До сих пор он же оставлял меня в живых, хотел я того или нет, и я знаю, он будет оберегать меня и дальше.

– Но это глупо, – вспылила Виолетта.

Она многому научилась за последние недели. Прежде всего она поняла, что есть вещи, в которых нельзя быть уверенным. Роберт объяснил им некоторые причины возникновения ужасной болезни. Виолетта также всегда могла спросить об этом Аврору, если была в чем-то не уверена.

Внезапно Марко прижал указательный палец к ее губам, чтобы помешать ей продолжить разговор. Так он всегда делал раньше.

– Ты считаешь, что здесь речь идет лишь о медицинских аспектах, Виолетта? – произнес Марко. – Все, что ты до сих пор выучила и узнала, основано на вере. Речь идет о вере в добро. Речь идет о способности надеяться.

– Ты говоришь о надежде? – Виолетта покачала головой снова.

«Почему об этом говоришь именно ты?» – тут же рассерженно хотела она выпалить, но в последний момент сдержалась.

– Да, я говорю о надежде, хотя мне этому еще учиться и учиться… – ответил брат.

– Стелла… – перебила его сестра.

Он беспомощно вскинул руки, заставляя ее замолчать.

– Я люблю Стеллу, – неожиданно произнес он.

– Правда? – Виолетта сглотнула слюну.

Из маленькой кухни раздался звон посуды. Очевидно, Магали не решалась вернуться к ним.

– Виолетта, пожалуйста… – сказал Марко. – Я знаю, что совершил ошибку, я знаю это. Поверь мне.

На какой-то миг воцарилась тишина. Смятение чувств охватило Виолетту. Она набрала побольше воздуха в легкие.

– Я верю тебе, – наконец ответила девушка.

– Ты… ты веришь мне?

– Да, верю, – повторила Виолетта и взглянула брату в глаза, – я ведь знаю тебя. Но…

– Но что? – вопросительно взглянул он на сестру.

– Ты должен мне кое-что пообещать.

– Конечно.

– Если все закончится хорошо, ты вернешься к дочке.

– Я…

Виолетта подняла руку:

– Об этом мы больше говорить не будем, иначе я останусь здесь. Ты не можешь заставить меня уехать.

– Ты же моя сестра, я мог бы… – Марко осекся, увидев блеск в ее глазах, и кивнул.

– Ты уже подумал, куда мы с Магали можем уехать? – спросила Виолетта.

Марко кивнул:

– Виктория говорила мне, что, если возникнут трудности, нужно обратиться к Анне Мейер-Вайнбреннер.

Спустя два дня Виолетта и Магали вместе с Анной отправились в Ла-Дульче, эстансию брата Анны Эдуарда.

Когда болезнь была побеждена, все пациенты выздоровели, а последних умерших похоронили, трое женщин вернулись в город. Марко провел тут еще пару недель, прежде чем снова отправиться в Тукуман. В прощальный вечер он пригласил младшую сестру в небольшой погребок, где они немного выпили и отметили его отъезд. Магали обещала присоединиться к ним позже. Сначала Марко был не совсем уверен, подходит ли это место для такого вечера, для Виолетты и ее подруги. Но сестра одобрила выбор.

– Спасибо, что ты приехал в Буэнос-Айрес, – произнесла она. – Сначала я даже не понимала, как мне себя вести, но теперь знаю, что…

– Все в порядке, Виолетта. На самом деле это я благодарен тебе. – Он вздохнул и начал сначала: – Я благодарен тебе, что ты заботилась о Стелле. Благодарен за то, что в последний год ты постоянно помогала мне…

Виолетта кивнула.

– Ну и хорошо, – не спеша произнесла она. – Для нас обоих это было нелегкое время.

– Да, – согласился брат.

– Но теперь… – продолжила девушка.

– Теперь все станет лучше, – закончил за нее Марко. – Я знаю.

Виолетта улыбнулась. Она много думала на эстансии Ла-Дульче. Девушка осознала, что им нужно было уехать из Буэнос-Айреса на некоторое время, потому что больше они обе наверняка бы не выдержали. Марко приехал в нужный момент и, как и обещал, всеми силами старался заменить их в больнице. Несмотря на то что девушек мучила совесть из-за того, что они оставили Роберта, Аврору и Клариссу, спаслись бегством, к ним никаких претензий не было и после возвращения все их тепло приняли. Виолетта благодарила Бога, что всем ее друзьям удалось пережить страшную эпидемию.

Марко почти ничего не рассказывал им о тех днях, когда помогал в больнице. Судя по всему, они с Робертом хорошо поладили, несмотря на то что Марко не разбирался в лечении больных.

– Думаю, если бы ты не приехал, – вновь начала Виолетта, – я бы и не поняла, что мне стоит остановиться. И тогда… – Девушка вздохнула. – Иногда человеку так трудно понять, что правильно…

Марко лишь хмыкнул в ответ, а Виолетта заметила, что он в этот момент ее вообще не слушает.

Она с любопытством проследила, куда смотрел брат. Тот наблюдал за Магали, которая только что вошла в погребок и выискивала их. Виолетта удержалась от вопроса, нравится ли Магали Марко. «Он уже не первый раз так на нее смотрит, – подумала Виолетта, – но теперь мне не стоит вмешиваться. Прошли времена, мой любимый брат изменился. Прошли времена, и сейчас он ведет себя более раскованно. Прошли времена, когда у него была жена».

– Передавай от меня привет Трес-Ломас и Лос-Аборерос, – произнесла Виолетта с улыбкой, стараясь не подавать виду, что видела кое-что. – И сделай то, что обещал мне. У тебя чудесная дочь. Ей очень нужен отец.

Марко наконец оторвал взгляд от Магали.

– Я уже понял это, Виолетта. Честное слово, я сдержу обещание. Я знаю, что у меня замечательный ребенок.

Марко улыбнулся. Он больше не наказывал сестру тяжелым молчанием, как часто случалось до этого. Виолетта решила, что когда все успокоится, то она подумает, как поспособствовать развитию отношений брата и Магали. Та как раз, радостная, подошла к ним. «Может, мне действительно стать свахой», – неожиданно задумалась девушка и не могла не рассмеяться от такой мысли.

– Почему ты смеешься? – спросил Марко.

– Ах, да так, ничего, – бросила в ответ Виолетта. – Я просто счастлива.

 

Глава четвертая

Через четыре месяца после той ночи с Робертом Кларисса не могла больше скрывать, что ожидает ребенка. Первые признаки беременности она оставила без внимания. Тошнота, о которой все говорили, не слишком досаждала ей. Иногда девушка чувствовала такую слабость, что приходилось присесть. Еще пару раз ее рвало ни с того ни с сего, но Кларисса списывала все на желудочное отравление и быстро забывала об этом. Менструация, отсутствие которой считалось верным признаком беременности, в последнее время у нее часто задерживалась, а потому она не придала особого значения тому, что месячные вообще прекратились. Только в день, когда Кларисса ощутила легкий, как перышко, толчок, она осознала, что живот начал округляться. Та удивительно чудесная ночь с Робертом, когда вокруг них бушевала смерть и эпидемия, породила в ней новую жизнь. По ее подсчетам, ребенок должен был родиться в декабре.

Кларисса вздохнула. Открытие, что их уже двое, она сделала пару недель назад, но все еще не представляла, как сообщить об этом Роберту. После той ночи они очень сблизились, но Роберт больше не спал с ней, хотя порозовевшие и округлившиеся щечки Клариссы ему явно нравились.

«Ну, он все же мужчина, – подумала Кларисса, – возможно, это и неудивительно».

Девушка снова вздохнула. После долгих раздумий она все же решила, что сегодня нужно открыться. Когда Роберт вернется из больницы, она должна обязательно ему все рассказать. Кларисса перестанет молча затягивать корсет и сообщит ему об изменениях в их жизни.

Она уже некоторое время стояла возле окна, смотрела вниз, на улицу, подыскивая подходящие слова. Ей нравилось это место, нравилось оставаться незамеченной и наблюдать. Ей нравились люди, идущие там, уличные музыканты, продавцы, играющие дети, городская сутолока, толкотня, смех и перебранки, песни и танцы – все, из чего состоял Буэнос-Айрес. Сейчас же гигантским темным покрывалом на город опускались сумерки. Скоро загорятся уличные фонари.

«Как он отреагирует?»

Кларисса была очень взволнованна. К сожалению, Роберт еще утром сообщил, что вернется домой поздно.

«Как же мне сказать ему об этом?»

Нужно было подумать о чем-нибудь другом. Кларисса заставила себя отойти от окна и отправилась на кухню. Она машинально готовила картофельный айнтопф, это блюдо можно легко сохранять теплым долгое время.

Когда она закончила, напольные часы в углу комнаты показывали уже девять вечера. Кларисса накрыла стол белой скатертью, расставила приборы на две персоны. Стрелка часов подползла к половине десятого, а Роберт все не возвращался.

Кларисса подождала еще немного и положила себе в тарелку немного айнтопфа, но чувство голода все не просыпалось. Некоторое время девушка сидела неподвижно перед тарелкой, потом вылила все обратно в кастрюлю, обернула кухонными полотенцами, одеялом и поставила в постель, чтобы сохранить тепло.

Кларисса снова подошла к окну. Тем временем совсем стемнело. Окна соседних квартир больше не светились. Люди, которым нужно рано вставать, наверняка уже спали. Кларисса потушила лампы, чтобы лучше рассмотреть улицу. Люди возвращались с работы домой, последние пешеходы спешили по своим делам. Детей, которые еще играли на улице, матери настойчиво звали домой. Девушка спрашивала себя, будет ли она когда-нибудь стоять там, внизу, и звать своего ребенка.

«Что скажет Роберт, когда узнает о моей беременности? Мы же не женаты…»

Кларисса вдруг ощутила усталость. Она опустилась в одно из кресел, сложила руки на коленях. «Беременна, – стучало у нее в голове, – я беременна, я жду ребенка…»

Неожиданный шорох за дверью заставил ее вздрогнуть. Очевидно, она задремала. Тело затекло, пришлось потянуться и размяться, чтобы вновь обрести подвижность. Дверь была заперта.

Кларисса услышала щелчок, в коридоре зажегся свет. «Роберт! Это наверняка Роберт», – подумала она. Эти звуки были ей знакомы. Потом послышались шаги. Снова щелчок. Девушка заморгала от яркого света.

– Кларисса? – услышала она удивленный голос Роберта. – Что ты здесь делаешь? Я же сказал, что вернусь поздно. Почему ты еще не спишь?

– Да, я знаю, ты мне говорил, я… – Кларисса поднялась с кресла. – Есть картофельный айнтопф, – произнесла она. – Ты хочешь что-нибудь поесть?

– Не откажусь, – Роберт присел и с нетерпением взглянул на нее. – Я голоден как волк.

Кларисса вынула еще теплую кастрюлю из одеяла и подала ему блюдо. Роберт с аппетитом принялся есть.

– Почему ты меня ждала? – спросил он еще раз.

– Должно быть, ты ужасно устал.

– Хм…

Кларисса села напротив Роберта и тоже налила себе полный черпак густого супа.

– Как прошел день? – спросила она.

– Хорошо, я… – Неожиданно в его голосе появилась настороженность. – Что-то не так? Ты какая-то другая.

Он немного подождал ее ответа, потом поднялся, отставив стул назад. Девушка тщетно пыталась подыскать слова.

– Кларисса?

Роберт обошел стол. Девушка смотрела на него, он склонился над ней и пристально взглянул ей в глаза.

– Что с тобой? – озабоченно спросил он.

– Я…

– Встань, пожалуйста, – тихо попросил Роберт.

– За… зачем?.. – залепетала она.

– Ну же, вставай!

Его голос, исполненный любви, звучал так нежно! Как она могла в нем сомневаться! Она просто не могла не выполнить его просьбу. В тот же миг Роберт бережно взял ее за руки. Девушка не сопротивлялась. Они уже спали вместе, ближе люди едва ли могут быть. Вспышкой в ее памяти мелькнуло воспоминание о Ксавьере, но такое случалось все реже и реже. Она, наверное, не забудет о нем до конца жизни, но Ксавьер больше не был частью ее жизни. Ему на смену пришел другой.

Кларисса нервно сглотнула слюну.

– А теперь скажи мне, – ласково прошептал Роберт, – скажи мне, что тебя гнетет.

Кларисса почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Я… – хрипло прошептала она, – Роберт, я жду ребенка.

Его рука, которой он гладил ей спину, вдруг замерла. Потом Роберт взял ее лицо в ладони и посмотрел ей в глаза.

«Почему он ничего не говорит?»

– Что… что ты об этом думаешь? – наконец спросила она и закрыла глаза. Ей казалось, что земля уходит из-под ног.

– Кларисса, – услышала она его голос.

Девушка почувствовала, как Роберт вновь крепко обнял ее, и открыла глаза. Он ласково отодвинул ее от себя, любуясь. Кларисса растерялась.

– Роберт?

– Это же чудесно, – произнес он.

– Чудесно?

– Да, а как же иначе? Чудесно!

«Неужели он шутит? Как это так?»

Она так извелась в ожидании того, как Роберт отреагирует. Теперь Кларисса понимала, что все ее волнения оказались напрасными, но облегчения не ощущала. Была еще одна тайна, которую он до сих пор о ней не знает. Она тяжелым камнем лежала на душе девушки.

Роберт снова заключил ее в объятия, а потом спросил:

– Кларисса, ты станешь моей женой?

Конечно, Кларисса согласилась, но в ее голове все еще метались сотни мыслей: «Могу ли я вообще вновь выходить замуж? Не будет ли это предательством по отношению к Ксавьеру, который погиб ради меня и сохранил мне жизнь?» Все было так запутано! Кларисса тосковала по родителям, по матери, которая бы очень обрадовалась, если б узнала, что дочь ждет ребенка. Но Кларисса теперь жила в Буэнос-Айресе, все еще скрываясь, и собиралась стать женой доктора Роберта Метцлера.

Кларисса Метцлер… Но сможет ли она быть счастлива с другим мужчиной? Сможет ли она теперь вообще когда-нибудь быть счастливой? И где ей раздобыть для свадьбы необходимые документы?

В ту ночь они спали с Робертом в одной постели, держались за руки и нежно ласкали друг друга. Когда они проснулись на следующее утро – а это было воскресенье, – солнечные лучи уже били в окна. Кларисса прищурилась, глядя на яркий свет, заморгала и прильнула к теплому телу Роберта. Он влюбленно посмотрел на нее.

Когда Кларисса хотела встать, Роберт велел ей лежать. Он сам приготовил завтрак и подал ей в постель. Кларисса вновь попыталась забыть о нарастающих муках совести.

– Мы не можем пожениться, – произнесла она. – Как мы уладим это без документов?

Но Роберт знал выход:

– Мы повенчаемся в англиканской церкви. Я знаю одного англиканского священника. – Он улыбнулся Клариссе.

– В англиканской церкви? – Кларисса неуверенно взглянула на него. – А это законно?

Роберт рассмеялся.

– Ну конечно, а как ты думала? Для этого нужны лишь два свидетеля, никаких дополнительных бумаг или трехкратных подтверждений намерения жениться.

Кларисса задумчиво кивнула. Она плохо разбиралась в религиях. А Роберт, как ребенок, радовался всему, что касалось их совместных планов на будущее.

– Ты не представляешь, как часто я думал о том, как буду делать тебе предложение, – произнес он. – И сколько раз я не решался произнести эти слова, боясь, что ты откажешь. А теперь я так счастлив!

Кларисса ничего не ответила. Она лишь понимала, что пришло время рассказать, что с ней произошло. Она долго ждала этого момента, но легче не было. Теперь девушка больше не могла молчать. Но с чего начать?

Совместные вечера стали другими. Иногда Клариссе казалось, что они уже женаты. Такая маленькая семейка. Теперь они чаще стали выходить гулять вдвоем.

В один из таких вечеров, когда они как раз вернулись с прогулки по Пласа-де-ла-Виктория, Кларисса прильнула к Роберту. Девушка ощущала спокойствие, чувствуя его рядом. Ей нравился его запах и непокорные кудри, спадавшие на лоб.

– А я ведь вдова, – неожиданно произнесла она.

– Я знаю, – Роберт погладил ее по щеке. – Но я люблю тебя, Кларисса, ты для меня родная. Я доверяю тебе. И это самое главное.

Кларисса покачала головой.

– Я ждала достаточно долго. – Она печально улыбнулась.

А потом Кларисса начала свой рассказ. Она говорила о любви к Ксавьеру и о свадьбе против отцовской воли дона Хорхе. Она рассказала о времени, когда они были женаты, о последней прогулке к водопадам Игуасу и о том ужасном происшествии.

Роберт слушал ее молча. Когда Кларисса закончила, он взял ее за руки, привлек к себе и крепко обнял.

– Почему? Почему ты мне раньше не доверилась? – спросил он наконец. В его голосе не было упрека, лишь бесконечная нежность.

Спустя мгновенье Кларисса высвободилась из его объятий.

– Потому что я чувствовала себя ужасно виноватой, понимаешь? – прошептала она. – И я спрашиваю себя до сих пор, смогу ли я когда-нибудь искупить свою вину.

– Свою вину?

Роберт поцеловал мягкие, ароматные волосы Клариссы, почувствовал, как она прильнула головой к его груди.

– Да, Ксавьер не поплатился бы жизнью, если бы я за него не вышла. А мои родители? Что с ними? Живы ли они и как мне это выяснить теперь? Может, дон Хорхе уже отыгрался на них? Понимаешь, никому не пришлось бы страдать, если бы я не переступила через все правила.

Она замолчала. Наверное, Кларисса думала о том, что у Ксавьера сейчас была бы большая семья, красивая жена и дети. И до сих пор в салонах он разбивал бы сердца одиноким дамам, а те не задумывались бы над тем, почему Ксавьер выбрал Клариссу, эту золушку, а не одну из красоток из высшего общества.

Кларисса сглотнула слюну. Голос ее срывался, когда она продолжила:

– Знаешь, если бы я не переступила через эти правила, тогда все произошло бы так, как должно было случиться. Я разрушила жизнь Ксавьера, а может быть, и жизнь своих родителей.

– Я понимаю. Я понимаю тебя. Сейчас я рядом с тобой. Все будет хорошо.

Роберт погладил девушку по руке и почувствовал, как она немного расслабилась. Но будет ли на самом деле все хорошо? Кларисса пережила кошмар, и он был рад, что наконец-то узнал всю историю. Роберт нисколько не сомневался в том, что она рассказала правду. Как, должно быть, ужасно видеть, что твой любимый человек умирает! И все это пришлось пережить его любимой Клариссе! Как он хотел бы защитить ее от всех невзгод! Он наконец понял, почему девушка в самом начале часто вела себя так странно, с какими страхами ей пришлось бороться, ведь она никому не могла открыть свою тайну. А потом… страх за родителей. Это, должно быть, адски тяжело.

И Роберт предполагал, что этому аду еще не пришел конец.

 

Глава пятая

Леонора и Фелипе сообщили о том, что приедут в гости к Новому году. Впервые за два года семья Мейер-Вайнбреннер собралась вместе. Дом в Белграно вновь наполнился жизнью. Там, где еще вчера царила тишина и спокойствие, сейчас бурлила жизнь, слышались громкие голоса, смех и граммофонная музыка. Родственники сидели в саду и говорили, говорили, говорили… А еще совершали прогулки, бродили по постоянно меняющемуся городу: целые кварталы исчезали почти каждый месяц, на их месте появлялись цветочные клумбы и пальмы. Потом снова болтали до поздней ночи. И конечно же, готовили разные блюда, иногда пели и танцевали.

Ленхен закрыла ателье на несколько дней и расспрашивала племянницу о новой моде Парижа. Юлиус и Анна на время приезда гостей тоже оставили работу на помощников. Все сделки были отложены до отъезда семьи Рольдан, но это никого не волновало. Анна знала, что вполне может положиться на Мину и Франка Блюм. Женщина вздохнула. Она все еще радовалась, когда наблюдала за этой парочкой. Никто, знавший их, не мог и представить, что Мина и Франк, которых развели превратности судьбы, снова увидятся.

Аврора особенно ждала приезда тетки и даже в больнице попросила отпуск на это время. Ей его любезно предоставили. Леонора, поздний ребенок, была всего на шесть лет старше Авроры. Они проводили много времени вместе в Буэнос-Айресе. Если Аврора и могла кого-то назвать подругой, то, несомненно, Леонору. Сейчас тетка жила в Париже, где она с мужем Фелипе возглавляла модную школу танцев, так что Авроре теперь от тесной дружбы остались лишь регулярные письма. Втайне Аврора надеялась, что дела у Рольданов в Париже не пойдут и им придется вернуться в Буэнос-Айрес. От таких мыслей девушку даже мучила совесть. Но казалось, Париж только и ждал приезда Леоноры и Фелипе.

– Невероятно, но там нас просто разрывают на части, – сказала Леонора, когда они с племянницей впервые спокойно уселись поболтать. Авроре это очень нравилось.

– При этом танго у нас в Аргентине считается безнравственным, танцем из подворотни. – Леонора рассмеялась глухим, низким смехом, как привыкла во Франции. – И знаешь, что в конце концов будет, Аврора? Парижане привьют любовь к танго и Буэнос-Айресу, и тогда мы сможем танцевать здесь, и на нас не будут смотреть косо. Я этому буду очень рада.

Она снова рассмеялась. Девушки, хихикая, договорились совершить прогулку в аррабаль – неблагополучное предместье Буэнос-Айреса.

Аврора поправила платок с бахромой, который недавно украсила вышивкой. Она охотно рукодельничала, хотя большинство родственников считали ее слишком неусидчивой для такой работы. Но Аврора только успокаивалась от вышивания, было в этом что-то убаюкивающее, когда стежок за стежком медленно проявляется рисунок. Ее вышивка всегда выглядела безупречно и была так красива, что бабушкина сестра Ленхен даже сказала, что такие вещи можно продавать в магазине. Но в тот день Аврора просто не могла сконцентрироваться. Слишком волнительно было говорить с теткой, да к тому же ей не терпелось задать вопрос.

– Леонора, – наконец решилась спросить Аврора, – а как это, когда влюбляешься по-настоящему?

Леонора ошарашенно посмотрела на племянницу. Потом перевела взгляд на мужа, который в тот момент стоял с ее отцом Юлиусом в патио. Мужчины разговаривали. И после свадьбы, и после пережитых тяжелых времен Фелипе носил ее на руках. При этом он был симпатичным мужчиной, за которым, как любили говорить, могли бегать толпы поклонниц. Он зачесывал темные волосы назад, гладко брился, оставляя узкие усики. Фелипе был стройным и двигался с природной легкостью танцора. Леоноре нравилось, что муж был немного выше ее: можно было удобно прильнуть к его груди. Она знала, что Фелипе получал множество недвусмысленных предложений от партнерш по танцам, но муж оставался ей верен. Леонору особенно радовало, что Фелипе был неглуп. С ним можно было чудесно поспорить. Они оба это любили. Он был ее второй половинкой, без которой Леонора уже не смогла бы обойтись.

Фелипе заметил, что жена смотрит на него, и в ответ широко улыбнулся девушкам, поблескивая белоснежными зубами.

– Значит, ты спрашиваешь: как это, когда влюбляешься? – задумчиво повторила Леонора вопрос. – Хм… Я бы сказала, что ты начинаешь постоянно думать о другом человеке. Хочется все время быть с ним рядом… Вначале, когда еще не поняла, что влюбилась по-настоящему, чувствуешь неуверенность, тебя обижают любые мелочи. Совершенно безобидные вещи вызывают страшную ревность. Иногда случаются перепады настроения. – Она хихикнула. – Так, во всяком случае, было у меня с Фелипе. Господи, как я иногда ревновала. – Леонора покачала головой.

Аврора кивнула. Она смутно припомнила истерики тетки, до слез, когда та видела во всех женщинах соперниц. Тогда все впервые заметили темперамент Леоноры, о котором раньше никто и не догадывался. Да и о ее любви к этому танцу не знали. В приличном обществе поползли слухи. От Леоноры такого не ожидал никто. Аврора вспомнила также, что только Ленхен проявила понимание. Особенно тяжело это далось ее бабушке Анне. Она вынуждена была признать, что и вторая дочь не желает заниматься извозчичьей фирмой, а хочет посвятить жизнь танцу.

Аврора на миг засомневалась, потом отложила вышивку в сторону, наклонилась, продолжая сидеть в плетеном кресле, и обхватила руками колени.

– А мужчины тоже такое чувствуют? – спросила она.

Леонора снова взглянула на Фелипе и Юлиуса, которые теперь собирались переместиться в дальнее патио, чтобы оттуда, вероятно, выйти в сад. Мужчины с самого начала хорошо понимали друг друга. Не отводя от них глаз, Леонора взяла со стола стакан с лимонадом и отпила глоток.

– Слабо себе это представляю, – ответила она и послала мужу воздушный поцелуй, когда тот еще раз обернулся к ней. Потом Леонора задумчиво посмотрела на Аврору. – Я, конечно, могу спросить Фелипе, – предложила она и подмигнула племяннице.

– Ну, нет, это очень неприлично, – Аврора почувствовала, что краснеет.

– А почему ты задаешь такие вопросы? – Леонора допила лимонад, поставила стакан и пристально посмотрела на Аврору. – Итак, что у тебя случилось, дорогая? Ну-ка, рассказывай! Неужели ты с кем-то познакомилась?

Аврора на миг смутилась, но потом рассказала о Рауле. Она еще никому о нем не говорила и поэтому почувствовала облегчение. Она упомянула о его нежности, внимательности и о том, как он иногда пропадает на недели или даже месяцы. Девушка рассказала, как он ее временами отталкивал, а потом снова давал ощутить свою любовь.

– Теперь я понимаю! – воскликнула Леонора, все внимательно выслушав.

Она наклонилась и взяла со стола свою маленькую сумочку, чтобы достать оттуда портсигар. В светском парижском обществе Леонора начала курить. Она щелкнула серебристым замочком, откинула крышку и взяла сигарету, постучала по ней привычным движением, перед тем как прикурить, потом выпустила в воздух колечко дыма.

– Значит, он иногда бывает холоден с тобой, а иногда нежен? – спросила она наконец.

Аврора кивнула. Хотя она и не говорила этого, но именно так было на самом деле, и это ее очень смущало. Аврора никогда заранее не знала, как поведет себя Рауль. Перед каждой встречей у нее в душе все сжималось. При этом девушка никогда не была уверена, увидит ли она его еще раз.

– И я не знаю точно… – ее голос задрожал.

Леонора внимательно посмотрела на племянницу.

– Любишь ли ты его?

– Что? – глаза Авроры округлились от неожиданности. – Я? Да, конечно!

Она любила Рауля. После того как тетка рассказала, что чувствует человек, когда влюбляется, Аврора больше в этом не сомневалась. Она полюбила его с их первой встречи. Аврора наблюдала за тем, как Леонора глубоко затянулась сигаретой, и подумала, что приличное общество это должно привести в ужас. Бабушка Анна недавно сказала, что дети и внуки, очевидно, решили усложнить себе жизнь.

– Не волнуйся, это был всего лишь вопрос. – Леонора снова подмигнула племяннице. – Мне просто интересно узнать, пойдут ли на пользу мои советы или рано или поздно ты его бросишь, потому что сочтешь парня скучным.

– Скучным? Этого точно никогда не будет, – выпалила Аврора, но потом с сомнением добавила: – А с тобой Фелипе никогда себя так не вел?

– Нет! – Леонора сбила пепел с сигареты в пепельницу. – Если бы так, я бы ему сразу все высказала… Мне и без этого было в чем его упрекнуть – иногда заслуженно, иногда нет. Но такого он никогда не делал.

Аврора склонила голову и начала заплетать косу. Это немного успокаивало. Когда она была совсем маленькой, то даже пожевывала концы косичек, но потом отучилась.

– У тебя красивые волосы, – словно прочитала ее мысли Леонора. – Ты вообще красивая девчонка. Знаешь, ты должна этим пользоваться.

Аврора с сомнением взглянула на тетку: «Красивая? Она это серьезно?» Конечно, иногда Аврора смотрелась в зеркало, но при всем желании не могла сказать, нравилось ей отражение или нет…

– Я думала, мужчины все такие, – ответила она.

Леонора рассмеялась:

– Нет, есть мужчины, которые действительно такие. Но встречаются и другие. Мы не должны мириться с тем, что они капризны или плохо обращаются с нами.

– Разве?

Неужели только что ее тетка назвала Рауля капризным? Леонора почти смеялась над этим, но у Авроры были слишком взвинчены нервы.

– Нет, дорогая, обезопась себя. Если он тебя любит, то будет за тебя бороться.

Аврора вздрогнула:

– А если нет?

«Вдруг я из-за этого его потеряю», – стучало у нее в голове. Она не могла и не хотела себе этого представить. Это пугало ее.

Но у Леоноры было другое мнение.

– Тогда он этого не достоин, и отношения рано или поздно все равно расстроились бы. Ты найдешь еще сотню получше, если этот тебе не подойдет.

Аврора молчала. Она сомневалась в словах Леоноры. В один миг она ощутила нечто вроде разочарования. Такого ответа она не ожидала. Девушка все же рассчитывала на какое-то легкое решение, а так все только усложняется. Она вздохнула.

Леонора затушила окурок сигареты в пепельнице и с блестящими от любопытства глазами наклонилась к племяннице.

– Итак, как я уже говорила, заставь его хоть раз поволноваться! К этому он не привык. Ты из семьи Мейер-Вайнбреннер, Аврора. Не забывай этого. Мы всегда были независимыми. Покажи ему, что он тебе не нужен, и он изменит отношение к тебе.

– Как же мне это сделать? – беспомощно вымолвила Аврора.

– Заставить его понервничать. Точно. Это вправит ему мозги. – Леонора откинулась на спинку кресла. – Разве у тебя нет запасного варианта? Нет мечты или целей? Надеюсь, что ты не сидишь вечерами дома, занимаясь вышивкой и изводя себя из-за него.

Аврора почувствовала, что побледнела. Она колебалась, думая, что ей сделать: молча уйти в свою комнату и поплакать в подушку или ответить на вопрос тетки. И она решилась пойти ва-банк. Если не Леонора, то кто будет воспринимать ее серьезно? Аврора решила рассказать ей о большой цели, которую она обдумывала уже очень давно.

– Ты знаешь, о чем я мечтаю. Я хочу стать врачом.

– Все еще хочешь? Но это же чудесно. Хотя это нас и вымотает. Я очень внимательно и с большим интересом слежу за тем, как ты учишься на медсестру.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что это вымотает? – Аврора нахмурилась, недоверчиво глядя на нее.

– Я считаю, что в нашей семье женщины всегда ставили перед собой, казалось бы, недостижимые цели. Это всегда действует на нервы нашим родителям. И твое желание стать врачом – одна из таких целей. А твоего Рауля мы вразумим. Что ты думаешь насчет какого-нибудь совместного вечера? Мы вдвоем и наши мужчины? Рауль наверняка не будет против. Я почти уверена, что парень тебя любит. А как может быть иначе? Невозможно не полюбить такую красотку, как ты.

– Моя дорогая Аврора! – Ленхен тепло рассмеялась, обнимая внучатую племянницу. – Ты и вправду стала настоящей женщиной! – Она взяла Леонору за руку. – На празднике в честь приезда твоей тетки я хотела бы сказать, как ты изменилась, Аврора. – Ленхен со значением подняла вверх указательный палец. – Но ты уже давно не появлялась здесь, в моем ателье!

Аврора склонила голову. Ленхен права, она на самом деле в последнее время редко заходила к ней, было очень много работы в больнице. Свободного времени почти не оставалось. А ведь Ленхен была отличной собеседницей. Аврора поняла это тогда, когда стала превращаться из девочки в женщину и у нее возникло множество вопросов.

Ленхен исчезла в боковой комнате и вернулась с сине-зеленым платьем из тафты с небольшими вышитыми рюшами из шифона на подоле. Геометрическая вышивка украшала горловину, лиф платья был закрытым, а рукава тоже сделаны из шифона.

Аврора восхитилась.

Леоноре платье тоже понравилось.

– Аврора, какое же оно красивое! – воскликнула она. – Ленхен, ты в очередной раз превзошла себя! Но как ты его так быстро пошила? – растерянно покачала она головой.

Ленхен снова рассмеялась:

– Моя помощница и я шили его всю ночь.

Леонора округлила глаза от удивления.

– Я собиралась подарить платье на день рождения Авроры. Но после того как ты, Леонора, доходчиво объяснила, что Авроре платье нужно сейчас, я… – Она не стала договаривать фразу.

– Спасибо, любимая тетушка! – Аврора бросилась обнимать Ленхен, не желая ее отпускать.

– Ну, будет, будет, – пробормотала та, – ты же знаешь, что я для тебя всегда готова стараться.

Аврора и Ленхен тепло обнялись. Аврора думала о том дне, когда впервые пришла в ателье к Ленхен. Мама тогда сказала, что Ленхен увлечена только работой и ничто другое, в том числе дети, ее не интересует. Но Аврора узнала Ленхен с другой стороны. Да, тетя Ленхен любила свою работу, да, сначала она как-то неумело общалась с внучатой племянницей, но это быстро прошло. Вскоре Аврора поняла, что Ленхен очень независимая женщина, которая никогда не выходила замуж, но это не значит, что она не интересовалась отношениями с другими людьми.

У тетки всегда находились какие-нибудь полезные жизненные советы.

– Давай примерь, – произнесла она. – Думаю, платье будет сидеть отлично, но небольшие изменения, возможно, все же придется сделать.

Леонора всплеснула руками от восторга, когда Аврора примерила наряд.

– Дорогая моя, этот цвет просто создан для тебя!

Аврора тоже с удовольствием любовалась своим отражением в большом зеркале ателье. Ленхен и ее помощница деловито разглядывали платье со всех сторон, решая, что еще следует подправить. Но это были мелочи. Теперь ничто не мешало ей провести вечер с Фелипе, Леонорой и Раулем.

Леоноре удалось-таки организовать поход в ресторанчик с танцевальной площадкой. По словам Авроры, Рауля не пришлось долго уговаривать. Леонора заметила, что парень действительно очень симпатичный и ведет себя безупречно. Он весьма вежливо поздоровался с Фелипе и Леонорой, но был довольно замкнутым. Аврора рассказывала, что у Рауля волосы до плеч, но сейчас его светлые волосы были подстрижены. Значит, парень явно готовился к встрече. Больше всего бросались в глаза бездонные темно-серые глаза Рауля, по которым собеседник не мог понять, что у парня на душе.

«А если человек что-то не хочет открывать, значит, ему есть что скрывать», – подумала Леонора.

Проезжая в экипаже по Пласа-де-ла-Виктория, они подобрали Рауля, немного прокатились вместе, а остаток пути прошли по улице. Там, куда они хотели попасть, такому роскошному экипажу делать было нечего. Леонора улыбалась в душе, когда Фелипе во время прогулки пешком обнял ее, как бы защищая. Она посматривала на то, как Рауль и Аврора идут, взявшись за руки. Фелипе отыскал небольшой ресторанчик, находящийся недалеко от того места, где он вырос. Еще в молодости он совершенствовал там танцевальные навыки, и в этот вечер он снова хотел взять инициативу в свои руки.

Когда они вошли в заведение – маленький зал с простыми стульями и танцевальной площадкой, половые доски которой скрипели от па танцоров, – Леонора сразу позаботилась о том, чтобы сидеть рядом с Раулем. От ее внимания не укрылось, что парень ведет себя с ней особенно обходительно, чтобы, не дай бог, не произвести на нее плохое впечатление.

Леонора заранее договорилась с Фелипе, что он первым выведет Аврору на танцплощадку. Тот сразу же согласился. Фелипе нравилась племянница, и он был исполнен решимости помочь ей. Леонора помогла девушке надеть платье. Аврора сделала новую прическу: теперь ее затылок украшал тяжелый, искусно уложенный узел волос.

«В новом платье она действительно выглядит симпатично», – подумала Леонора, подзывая официанта и заказывая Раулю чего-нибудь выпить. Вскоре Руаль недовольно смотрел на рюмку ядовито-зеленого абсента, который ему заказала Леонора, не спросив согласия парня. Аврора упоминала, что Рауль избегает употреблять алкогольные напитки. Но Леонора решила, что парень так просто не отделается. Она предполагала, что он не сможет отказаться от напитка, если действительно хочет понравиться Леоноре.

Леонора с довольным видом пригубила свой напиток. В Париже ей понравился абсент. Как говорили, после двух бокалов совершенно меняется мир.

– Моя племянница столько о вас рассказывала, – весело начала она праздный разговор.

Рауль подозрительно взглянул в ответ. «О господи, – невольно подумала Леонора, – может ли он смотреть еще мрачнее? Что в нем нашла Аврора? Почему он сразу так скептически реагирует на все? Может, он думает, что Аврора дома вообще о нем не рассказывала? Может быть, он даже настаивал на этом? Тогда он точно что-то скрывает».

– Неужели? – осторожно спросил он и улыбнулся Леоноре. В этот момент он пригубил «зеленой феи», как в Париже называли абсент.

Леонора заметила, что Рауль старался говорить как можно спокойнее. Но в его голосе чувствовалось напряжение. Он цепко следил за Леонорой серыми глазами, не желая упустить никаких эмоций на ее лице.

Но этим ее нельзя было испугать. «Я все равно сильнее тебя, – подумала она и чуть не улыбнулась от удовольствия. – Ты сейчас сам бы задавал вопросы, но ты этого себе не позволяешь по какой-то причине либо просто не доверяешь. Ха, многое ты дал бы за то, чтобы узнать, что рассказывала о тебе Аврора, не правда ли?» Леонора была очень довольна.

– Ну, послушайте, разве вы думаете, что Аврора ничего не рассказала о своем ухажере любимой тетке? – Она задумчиво смотрела на него.

Рауль расслабился, открыл было рот, но передумал, скрестил руки на груди, делая вид, что все его внимание поглощено танцорами. Леонора проследила за его взглядом. Она должна была признать, что у Авроры был прирожденный талант к танцам. Фелипе очень нравилось танцевать с племянницей. С танцплощадки он молча приветливо кивнул сидящим в зале.

В тринадцать лет Леонора впервые увидела, как танцуют танго. Она сразу влюбилась в эти движения. «Сначала я совсем ничего не понимала, – подумала она. – Я ничего не знала о жизни на окраинах города, я не знала, какие там живут люди. Я была тогда девочкой из хорошей семьи и не могла осознать горького разочарования, которое чувствовалось в песнях, не понимала одиночества и тоски по утерянной родине, не ощущала ритма, где грубая сила сплеталась с красотой. Танго – музыка людей, лишенных родины, в ней выражался бунт, упрек, любовь, ненависть и печаль».

Долгое время она была хорошей девочкой, умной не по годам, никогда не создававшей проблем родителям, в отличие от старшей сестры Марлены. «Все не длится вечно» – так сказала мать, когда Леонора спросила ее, как она справлялась с такими своенравными дочерьми.

Ах, танго… Музыка, которая всегда берет за душу. Но танцевать танго Леонора научилась только тогда, когда познакомилась с Фелипе. Музыканты импровизировали на скрипке, флейте и арфе, как во времена зарождения танго, еще до того, как появился бандонеон. Мелодии различного происхождения смешивались воедино: милонга метисов гаучо, африканское кандомбе бывших рабов, народные песни переселенцев из Южной Италии, андалузийское канте хондо и афро-кубинская хабанера.

Фелипе раскрыл ей тогда тайны этого музыкального мира. Он познакомил ее с Росендо Мендисабалем – первым композитором, который начал писать танго. Как для Фелипе, так и для Леоноры это была любовь с первого взгляда. Они, люди из разных миров, говорили друг с другом на языке танца.

Взгляд Леоноры опять скользнул по кружащимся парам, которые совершали на танцплощадке волшебные меланхоличные движения. В каждом жесте была тоска, непременное желание и одновременно невозможность сойтись ближе. Леонора снова приложилась к абсенту, а потом внимательно посмотрела на Рауля Эррера. Что-то в молодом парне казалось ей странным, было в нем нечто, чего она никак не могла уловить. Леонора решила детальнее исследовать это ощущение, так сказать, оформить его, но в тот момент за стол вернулись Фелипе и Аврора.

– Господи, я еще никогда не чувствовала себя такой развратной, – рассмеялась Аврора. – Жаль, что такие вечера случаются нечасто, и я ими точно не смогу наслаждаться, если вы снова отправитесь в Париж. К сожалению, бабушка и мама не любят танцы.

Леонора нахмурилась:

– Так было не всегда. Моя сестра когда-то хорошо танцевала.

– Правда? – Аврора, онемев, взглянула на тетку.

– Правда, – ответила та. – Расспроси ее как-нибудь об этом.

Рауль тоже немного повеселел. Момент, чтобы расспросить его, был упущен. Леоноре нужно найти другой путь, чтобы побольше о нем разузнать.

Аврора, взяв Рауля под руку, прильнула к нему. Она была счастлива. Леонора, Фелипе, Рауль и Аврора были в сердце аррабаля. Девушка уже давно мечтала так погулять с Раулем. Она теперь знала его мир, он должен это признать. Они ели и пили, говорили немного, больше танцевали. Аврора чувствовала себя очень неприличной. Но она больше не была маленькой девочкой – она превратилась в женщину. Фелипе даже назвал ее танцовщицей от природы. И… что бы ни делала Леонора, Рауль старался произвести на нее впечатление.

– Пойдем еще как-нибудь танцевать? – ворковала Аврора, поцеловав его в щеку. Она любила прикасаться к нему. Она на самом деле была уверена, что повзрослела за последние недели. – Вдвоем, конечно, только ты и я?

Рауль молчал, лишь провел пальцами по ее спине вдоль позвоночника, отчего у девушки побежали мурашки. Она даже не заметила, как закрыла глаза, но тут Рауль вдруг заговорил:

– Я скоро снова уеду.

– Уедешь? – пробормотала Аврора, все еще погруженная в приятные мысли. – Что? – произнесла девушка, полностью осознав смысл его слов. Она так резко дернулась, что сильно оттолкнула Рауля в сторону.

В этот раз они встретились в парке Трес-де-Фебреро в тени дерева жакаранды, избегая возможной встречи с блюстителями порядка. Был чудесный погожий летний день. До этого момента.

– Разве я недавно не говорил тебе об этом? – Рауль внимательно посмотрел на Аврору.

– Нет, не говорил.

Девушка отрицательно помотала головой. Она чувствовала, как ее поочередно бросает то в жар, то в холод. Он не может так поступить с ней еще раз! Это просто невозможно. Он не может бросить ее снова, только не сейчас, когда они наконец так сблизились. В первый миг ей хотелось неистово закричать на Рауля. Но Аврора сдержалась. Она ведь больше не ребенок.

– Куда ты едешь? – спросила она почти беззвучно. – Я думала, ты любишь меня.

Рауль немного отпрянул от девушки и посмотрел на нее, качая головой.

– При чем тут вообще любовь? – грубо ответил он, от чего обычно она очень пугалась.

Но в этот день все было иначе. Казалось, он это заметил в то же мгновенье.

– Мне нужно как-то жить, – резко продолжил он, – зарабатывать деньги. Мне нужно использовать любую возможность, у меня нет семьи, которая бы…

Аврора подняла руку вверх, заставив его замолчать. Все время родители. Неужели он упрекает ее в том, что у нее есть родители, для которых она что-то значит? Аврора задавалась вопросом, будет ли он любить ее больше, если она откажется от родителей. Потом девушка склонила голову. Сила, которую она только что чувствовала, куда-то исчезла. Аврора заметила, что у нее дрожат руки. Она почувствовала себя несчастной.

– Куда ты едешь? – по крайней мере, хоть голос не дрожал.

– Я опять буду сопровождать одного человека на охоте. Буду некоторое время в разъездах. Может, даже дольше, чем обычно…

Рауль неожиданно напрягся. Он был начеку, Аврора это сразу заметила. Но из-за чего? Почему он не мог ей довериться? Она не спрашивала. Рауль все равно не ответил бы.

– И ты об этом говоришь мне только сейчас? – с упреком произнесла она.

– Я хотел, чтобы мы провели еще несколько хороших деньков. Я же знаю, что ты принимаешь такие новости близко к сердцу.

Казалось, что он говорит эти слова от чистого сердца, и Авроре хотелось ему верить.

– Но я думала… – начала она, пытаясь смотреть ему в глаза.

Парень резко отвернулся.

«Что все это значит? – вдруг подумала Аврора. – То есть он не переживает из-за того, что надолго уезжает, ему просто все равно?» Но она не станет ему показывать, как это ее обижает, она… Однако, несмотря на свое намерение, все же спросила:

– И как давно ты об этом знаешь?

– О господи, какое это имеет отношение к делу?

Рауль вспылил. Наверное, он не ожидал, что Аврора настолько будет против. Девушка обычно вела себя более сдержанно, она подозревала, что парень ждал от нее именно этого. Но Леонора советовала делать немного иначе.

В голове у Авроры роились мысли. Рауль, очевидно, приревновал, когда на второй танец ее снова пригласил дядя Фелипе. Или эти чувства были наиграны? Нет, этого не может быть! Глубоко в душе она знала это. Рауль на самом деле был ревнив, и нежностью их отношений он наслаждался так же, как и она. Но было нечто, что всегда оставалось словно за кадром. Это не поддавалось объяснению. И это разъединяло их, держало на расстоянии.

– Ничего не поделаешь, как говорится. Мне нужно зарабатывать деньги, – коротко продолжил он. – Я уже принял решение.

Аврора сглотнула слюну. Почему он повторяет это? Она ненавидела, когда Рауль на что-то намекал. Девушка ничего не могла поделать с тем, что родилась в зажиточной семье. К тому же и у Мейеров-Вайнбреннеров дела шли не всегда хорошо. Нет на свете людей, у которых всегда все хорошо.

Аврора собрала все свое мужество:

– И ты меня не спросил? Я думала, мы…

– О боже, почему я должен был тебя спрашивать? Ты считаешь, что я не имею права принимать решения сам?

– Нет, но… – Аврора снова сглотнула слюну. Она ненавидела себя за неуверенный голос. Она не была слабой женщиной, которой все помыкают. – Когда ты вернешься?

По крайней мере, Рауль всегда сообщал ей об этом и всегда возвращался вовремя. Тогда бы они смогли начать все заново, и тогда бы Аврора, возможно, наконец узнала, что на самом деле мешает им сблизиться.

Парень замолчал на мгновенье.

– Я не знаю, – ответил он наконец.

– Что? – растерялась Аврора. – Что это значит?

– То и значит. Я не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще. Возможно, так даже будет лучше для нас обоих.

 

Глава шестая

Аарон стоял в центре города на Пласа-де-ла-Виктория и приглашал прохожих сфотографироваться. Новый город, новое начало, еще одна попытка найти мать… Мысленно он вновь унесся в прошлое. Через несколько недель после того как Ольга рассказала Аарону, что когда-то в Буэнос-Айресе встречалась с Руфью Черновицкой, он продал ателье в Росарио. Он попросил Ольгу присмотреть за домом Метцлера, попрощался с Отто Германом, который скоро собирался вернуться в Гамбург, упаковал нехитрые пожитки, хорошо спрятал деньги и уехал в Буэнос-Айрес. Он толком не знал, с чего начать поиски, множество мыслей вертелось в голове. Действительно ли Ольга встречалась с его матерью? Или в Буэнос-Айресе могла быть какая-то другая Руфь Черновицкая? Ольга рассказывала, что тогда, по прибытии в гавань Буэнос-Айреса, которая кишела народом, их держали взаперти несколько дней вместе с молодой девушкой по имени Руфь Черновицкая. И они подружились, хоть и провели вместе совсем немного времени.

– Не знаю, что бы я тогда без нее делала, – серьезно произнесла Ольга.

Аарон нахмурился и еще раз припомнил все детали того сочельника, когда Ольга рассказывала о его матери. Первое чувство, которое он испытал, – беспомощность, которая сменилась ужасными сомнениями. Нет, никакого облегчения не наступило. Аарон просто не мог поверить в это.

«Разве это не судьба, что я спустя столько лет встретился с Ольгой в совершенно другом городе?»

Аарон не решился спросить, говорила ли ей Руфь о своем сыне. Его собственные воспоминания о матери были размыты: мимолетные картинки, которые нельзя было упорядочить, память о нежных прикосновениях, запахе, движениях, ее темных волосах.

Даже спустя много дней после того их разговора с Ольгой Аарон не мог думать ни о чем другом. Продвинулся ли он еще на один шаг в поисках матери или находился все так же далеко от нее?

Ольга и Руфь вскоре после знакомства расстались. Одну забрали в Росарио, другая, скорее всего, осталась в Буэнос-Айресе. Или ее также перевезли в другое место в этой громадной стране: в Сальту, Мендосу или куда-нибудь еще? И как это все выяснить?

Руфь Черновицкую в последний раз видели в Буэнос-Айресе, там же, наверное, были и люди, которые что-то знали о ней. Поэтому Аарон решился перебраться в столицу. Еще по пути туда он размышлял, с чего начать поиски, как встретиться с наибольшим количеством людей и, не привлекая особого внимания, задать вопросы. Сначала он не мог решить эту задачу, но потом его осенила мысль: он быстро нашел новое ателье, но наряду с этим стал работать еще и уличным фотографом. Таким образом он мог разговаривать с многими людьми, которых никогда бы не встретил в ателье.

И все же он сознавал, что это поиск иголки в стоге сена. Аргентина была огромна, а в Буэнос-Айресе – миллион жителей. Как здесь отыскать человека, который давно пропал из виду и неизвестно еще, как он сегодня выглядит?

Конечно, Аарон запрещал себе отчаиваться, но иногда, лежа вечерами на узкой кровати в маленькой комнате, ничего не мог поделать с собственными мыслями. Он спрашивал себя: почему бы не прекратить поиски, почему бы не признать всю бесперспективность ситуации?

Не случится ли так, что по прошествии многих лет мать окажется для него чужим человеком? Не лучше ли отречься от прошлого и распрощаться наконец-то с призраками?

Если не принимать во внимание бесплодные поиски, Аарону очень нравилась жизнь в южноамериканской метрополии. В Европе лишь в немногих городах можно было увидеть такое оживленное движение экипажей, карет и новомодных автомобилей. На площадях и главных улицах красовались роскошные магазины, дворцы, банки и частные особняки, перед которыми, особенно по вечерам, толпился народ. Аарон считал неповторимой особую покачивающуюся походку женщин Буэнос-Айреса, за которыми можно было наблюдать ежедневно на Калле-Флорида. Под вечер зажиточные горожане выезжали в парк Трес-де-Фебреро и возвращались с наступлением темноты, словно ритуальная процессия. Самое важное – себя показать и на других посмотреть.

Аарону за сравнительно короткое время удалось набрать порядочное количество клиентов, которые оценили его талант. Его даже приглашали в элитный жокейский клуб, что было совершенно необычно, ведь социальные контакты здесь регулировались жесткими правилами. Аарону казалось, что повсюду на роскошных виллах женщины были частью декора. Иногда Аарону надоедала роскошь, изысканные орнаменты, кованые ограды, мрамор из Порторо и Каррары, статуи, люстры из хрусталя баккара, тяжелые бархатные шторы и фамильные драгоценности. В такие моменты его спасала работа на улице с простыми людьми. В восьмидесятых годах XIX века в Аргентине начался золотой век. Никто не знал, как долго продлятся эти времена и что придет за ними. Об этом совершенно никто не думал.

Аарон не знал, правильно ли поступает, но сразу по приезде в Буэнос-Айрес он отыскал Роберта и Клариссу. Кроме них, у него не было знакомых в этом городе. Он обходил больницу за больницей, и наконец ему повезло. Его знакомые жили в маленьком домике с садом в северной, престижной части города. Они поженились и теперь были счастливыми родителями сына Якоба, которому было несколько месяцев от роду.

Доктор Метцлер отреагировал сдержанно, а вот Кларисса очень обрадовалась визиту Аарона. Теперь она иногда навещала его на Пласа-де-ла-Виктория. Однажды Кларисса пришла в сопровождении юной подруги.

– Аврора, это Аарон Церта, – представила его Кларисса, – удивительный фотограф, с которым я познакомилась в Росарио. Аарон, это Аврора Хофер, моя хорошая подруга.

Девушка была хорошо одета, очевидно, она была из зажиточной семьи. Поэтому он несколько удивился, когда Кларисса рассказала, что Аврора учится на медсестру.

– Мы познакомились в больнице, – объяснила Кларисса. – После того как сеньорита Хофер станет медсестрой, она продолжит изучать медицину.

Аарон удивленно поднял брови.

– Добрый день, сеньорита Хофер, – вежливо поздоровался он.

– Добрый день, сеньор Церта, – ответила девушка с насмешливой улыбкой: очевидно, она привыкла, что люди с удивлением реагируют на ее далеко идущие необычные планы.

«Она действительно красивая, – подумал Аарон. – Ее фигура, скрытая строгим платьем, очень женственна, а лицо еще по-детски круглое». Он дал бы ей шестнадцать или семнадцать лет, не больше.

– Аврора мужественно помогала нам бороться с чумой, – продолжала Кларисса. – Роберт не сомневается, что она с успехом освоит медицину.

Аарон заметил, как Кларисса взглянула на Аврору, приветливо улыбнувшись.

– Она на самом деле очень храбрая. Я же, напротив, очень часто хотела просто сбежать.

– Ах, но это неправда, Кларисса! – возразила Аврора подруге. – Из нас никто не был трусом. Да и сбежать, думаю, никто не хотел!

– Спасибо, – рассмеялась Кларисса.

«Возможно, я ее недооценивал, может быть, она все же старше», – думал в это время Аарон. Он ясно видел, насколько серьезно выражение ее лица.

– А вы не боитесь того, что вам предстоит увидеть, когда выучитесь и станете врачом? – спросил он, не сильно задумываясь. – Вы не боитесь, что придется принимать сложные решения?

– После того как мы одолели чуму? – рассмеялась Аврора. – Чего мне еще после такого бояться?

Аарон заметил, как юная девушка самоуверенно посмотрела ему в глаза.

– Может быть, вы тоже против того, чтобы женщины осваивали профессию врача? – спросила она.

В ее голосе слышались вызывающие нотки, и это понравилось Аарону. Эту девушку не так-то просто сбить с толку. У нее есть цель.

– Нет, конечно нет. Я спросил, оттого что посчитал вас намного моложе, чем вы, очевидно, есть на самом деле.

– Разве с дамами принято говорить об их возрасте?

Девушка расправила плечи и гордо подняла голову, смерив его удивительно величественным взглядом. У нее были точеные черты лица, глубоко посаженные глаза, обрамленные тонкими бровями, нос с небольшой горбинкой и темные волосы.

– Мне уже восемнадцать, и я, кстати, буду не первой женщиной-врачом. Как-нибудь почитайте о Сесилии Грирсон.

Аарон кивнул:

– Сделаю это обязательно, сеньорита Хофер.

Вечером в постели Аарон еще долго думал об Авроре. Он видел ее перед собой, словно все время смотрел только на нее, и жалел, что не сделал ее снимок на память.

Девушка ему понравилась. Очень даже понравилась.

 

Глава седьмая

«Черт побери…»

Аврора прикусила нижнюю губу, едва не выпалив неподобающее для дам проклятье. Перед ней на столе шуршали бумаги, ручка в очередной раз выскользнула из руки. Она снова задумалась о Рауле и больше не могла сконцентрироваться на важной работе.

Она все время опасалась, что ее кумир, доктор Грирсон, могла появиться перед этой дверью. Кому нужна молодая медсестра, которая постоянно считает ворон и не выполняет обязанности? Для доктора Грирсон не было ничего важнее медицины, это Аврора знала. Та наверняка не подозревала, что Аврору тяготят какие-то мысли, которые даже сама девушка считала пустяковыми.

«Что же мне теперь делать?»

За полгода она так и не получила от него весточки. Но вот уже пара недель, как Рауль вернулся. Аврора убеждала себя, что совершенно не вспоминает о нем. Еще когда девушка в первый раз увидела его после разлуки, загорелого, мускулистого, с выгоревшими на солнце волосами и исхудавшим строгим лицом, она поняла, что ошибалась.

«Он значит для меня намного больше».

Она хотела понять, почему он так поступил, почему в этот раз его так долго не было. Он даже не написал ей ни одного письма. Она все еще любила его. Очень сильно. Каждой клеточкой своего тела.

Тихо вздохнув, Аврора вновь взяла в руки карандаш, расправила плечи, но ничего не помогло. Она просто не могла работать. Все, что она читала, улетучивалось тут же, со следующим вздохом. Правильное обращение с пациентами… Требования гигиены?.. На самом деле были дни, когда Аврора мечтала, что лучше бы никогда не знала Рауля.

«Господи, почему я не могу его забыть, выбросить из головы? Почему меня никто так не трогает, как этот проклятущий парень, который просто исчезает, а потом появляется когда захочет. Неужели мне больше нечего делать, как ждать его?!»

Когда он внезапно снова появился, она хотела холодно с ним обойтись, но потом вздохнула с облегченьем, была рада вновь ощутить его объятия и поцелуи. На какой-то совершенно неуловимый миг Авроре даже показалось, что Рауль мог бы наконец ей открыться, сообщить все, что недосказано между ними с самого начала их отношений, что держало их на расстоянии…

Рауль… Она не могла думать ни о чем ином, мечтала только ощутить его теплую кожу кончиками пальцев, его мышцы, которые от ее прикосновений то напрягались бы, то расслаблялись… Ах, как бы она хотела запустить пальцы в его непокорные кудри! Его запах, его взгляд… Как он смотрел на нее… К сожалению, такие моменты бывали крайне редки. И все же Аврора была уверена, что Рауль по-своему ее любит.

«Или любовь совсем меня ослепила?»

Вокруг нее, на других столах, шуршала бумага и скрипели перья. Кто-то высморкался. Сквозь одно из окон в класс пробились солнечные лучи, в них плясали пылинки.

Аврора покусывала нижнюю губу. Нет, это все ей не привиделось. Она что-то значила для Рауля. В этом девушка была уверена, хотя и не знала, насколько серьезно это было для него…

Она подавила горький смешок, рисуя на бумаге бессмысленные линии: «Господи, кто сказал, что любовь – это нечто удивительное? Конечно же, это не так. Любовь – это страдания и борьба, страх утраты, разочарования, но в то же время это – удивительное чувство томления, когда порхают бабочки в животе».

Иногда Аврора представляла, как однажды Рауль встанет перед ней и попросит ее руки.

«Ах, почему я не могу от него отделаться?»

Аврора снова вздохнула: «Потому что он не всегда ведет себя так ужасно, – подумала она, – потому что иногда он самый лучший, самый нежный человек на Земле. Даже когда в следующий миг отталкивает меня, так что я дома лью горькие слезы в подушку, словно девчонка. Я ненавижу это. Я больше не хочу быть маленькой девочкой. Я – медсестра, я скоро начну изучать медицину».

И все же она любила его в эту секунду. Она ничего не могла поделать с парализующим ее чувством.

Новая линия от ручки присоединилась к предыдущим.

«В чем же твой секрет, Рауль? Какую тайну ты от меня скрываешь, скажи мне?»

Нет, она не могла все выдумать. Леонора тоже говорила о чем-то подобном и предостерегала племянницу.

«У тебя есть другая?»

Аврора представила звонкий смех, которым ответит Рауль на этот вопрос. И все же она не могла исключить такую вероятность.

– Аврора? Аврора, вы плохо слышите?

Доктор Грирсон… Аврора подняла голову и виновато взглянула на своего кумира. «Сейчас она меня вышвырнет отсюда, – пронеслось в голове у девушки, – опозорит перед всеми…»

Обычно приветливое круглое лицо доктора помрачнело. Строгий взгляд голубых глаз, от которых ничего не укрывалось, казался еще жестче, чем обычно. Сесилия Грирсон со своей семьей провела раннее детство на эстансии в Энтре-Риос и вначале работала учительницей, а потом решила изучать медицину. В те времена это было крайне необычно и удивляло еще больше, чем сейчас. Аврора впервые увидела доктора Грирсон в школе для медсестер, которую та основала в 1891 году.

Аврора неуверенно посмотрела на преподавателя.

– Кажется, вы сегодня совершенно несобранны, сеньорита Хофер, – резко заметила доктор Грирсон. – Я предлагаю вам пойти прогуляться, чтобы выбросить дурные мысли из головы, а потом зайдете в мой кабинет.

– Но… я… – Аврора запнулась, лихорадочно соображая, что нужно сказать, но потом решила просто кивнуть в ответ.

Уже было поздно, но доктор Грирсон пока еще не нашла время заняться Авророй. Девушка стояла у двери в ее кабинет и ждала, между тем наступили сумерки. За дверью слышались веселые голоса, потом раздались шаги, и через мгновенье в коридор вышла Амандина Поггетти – одна из немногих студенток, которые, если все пройдет хорошо, вскоре должны были получить специальность фармаколога.

Амандина весело улыбнулась, заметив Аврору.

– Ах, доктор Грирсон всегда так полна энергии, что уже и я чувствую себя намного бодрее! – Амандина немного прошла по коридору, потом обернулась. – Приятного тебе вечера, Аврора! Нам действительно очень повезло, что у доктора Грирсон есть время нас принимать, правда? Ей приходится очень тяжело.

Аврора кивнула, но уже не могла избавиться от гнетущего душу дурного предчувствия. Сейчас она предстанет перед доктором Грирсон. Она боялась, что преподаватель не посчитает оправданием ее мечтательности такой пустяк, как влюбленность.

Когда девушка с опаской вошла в кабинет, доктор Грирсон стояла у маленького столика в углу комнаты и наливала чай в две чашки.

– Сеньорита Хофер? – спросила она, не оборачиваясь.

– Эм… Да…

– Садитесь, пожалуйста.

Доктор Грирсон подошла к Авроре и протянула ей чашку с чаем, потом взяла свою и села на место. На какое-то время воцарилось неловкое молчание. Авроре стало так не по себе, что она втянула голову в плечи. Доктор Грирсон, очевидно, ничего не заметила. Она смотрела на свою чашку, задумчиво помешивая напиток.

– Сегодня я вдруг подумала о том, – медленно произнесла она наконец, – что как раз прошло двадцать лет с момента, как я стала студенткой университета в Буэнос-Айресе.

– Вот как… – растерянно сказала Аврора.

Конечно, каждый в школе медсестер знал в общих чертах жизненный путь доктора Грирсон: подача заявления на поступление в 1882 году, начало учебы в 1883 году после долгих препирательств – доступ женщинам на факультет был официально не запрещен, но необходимые для поступления курсы латыни можно было окончить только в учреждении, в которое женщины не допускались. Еще во время обучения Грирсон работала помощницей врача в государственной больнице. Это был еще более редкий случай, чем обучение медицине само по себе. Считалось неподобающим, что женщина контактирует с мужским телом, даже если речь шла о такой благородной цели, как лечение. Наконец в 1889 году Грирсон окончила университет, защитив работу в области акушерства, и стала работать в больнице в Сан-Роке. В 1892 году она принимала участие в первой в Аргентине операции кесарева сечения.

Сесилия Грирсон осталась верна акушерству и в этом году основала Национальную медицинскую ассоциацию, в задачу которой входила и подготовка акушерок в Аргентине. К тому же она принимала активное участие в создании эффективной спасательной службы и внедрила использование сигнального колокола, что раньше делали только при пожарах. Не последнюю роль доктор Грирсон сыграла и в лечении детских заболеваний, выделив их в отдельную дисциплину. Таким образом, наряду с курсами первой помощи Аврора и другие молодые медсестры посещали еще курсы по терапии и уходу за пациентами, а также лекции по педиатрии. Неудивительно, что доктор Грирсон была активным участником женского движения и стала сооснователем «Consejo Nacional de las Mujeres» – Аргентинского женского совета, членом Ассоциации университетов Аргентины, Союза аргентинских женщин-академиков. Джон Хофер, отец Авроры, знал ее, потому что доктор Грирсон, как только был основан феминистский центр Социалистической партии Аргентины, вступила в него.

«Доктор Грирсон вышвырнет меня, – снова мелькнуло в голове Авроры. – Она живет ради медицины и науки. Она не поймет, что я так сильно влюбилась, что иногда даже туман в голове».

– Как же звали ту молодую даму, из-за смерти которой вы оказались у меня здесь? – неожиданно спросила доктор, когда Аврора неуверенно взглянула на нее.

Аврора была так ошеломлена, что некоторое время смущенно молчала.

– Эстелла Пессоа, – наконец ответила девушка. – Она была лучшей подругой моей матери.

– Она умерла сразу после родов, если я правильно помню?

– Да.

Аврора опустила голову. Как же все-таки это у нее получается? Двумя простыми фразами доктор Грирсон заставила Аврору вспомнить, для чего она здесь и сколько усилий уже приложила. Девушка услышала, как доктор Грирсон поставила чашку на блюдце.

– Понимаете, сеньорита Хофер, когда я просто не знала, как правильно поступить, или чувствовала себя одинокой, или занималась тем, чем обычно интересовались молодые девушки, я просто в очередной раз вспоминала, что заставило меня выбрать этот путь.

– Вы интересовались еще чем-то, кроме учебы? – выпалила Аврора.

Сесилия Грирсон улыбнулась:

– Я же женщина… Почему нет?

Аврора вздохнула:

– Я и сама думаю о том же, доктор Грирсон, но потом…

Доктор Грирсон подняла руку:

– Иногда правильно говорят, что все стало намного лучше, и это правда. Сейчас много образованных женщин, реформы улучшили наш правовой и политический статус. Где раньше не было школ, ныне много учебных заведений для девушек. Но чему там учат? Писать, читать, основным правилам арифметики, языкам, а прежде всего тому, как стать хорошей женой и матерью.

Аврора снова уставилась на чашку с чаем.

– Как же зовут этого молодого человека? – спросила доктор Грирсон.

– Рауль Эррера, – произнесла Аврора и взглянула на преподавательницу.

– И вы действительно его любите?

– Да.

Доктор Грирсон на какой-то миг замолчала.

– Он вас заслуживает, только если хорошо с вами обращается, сеньорита Хофер. Не забывайте этого никогда.

– Конечно, доктор Грирсон.

– А теперь идите домой. Отдохните, а завтра утром с новыми силами принимайтесь за работу. Я рассчитываю на вас. Вы очень хорошая медсестра.

– Спасибо, доктор Грирсон.

Аврора встала и на негнущихся ногах вышла из кабинета. К сожалению, она не представляла, как и когда сможет выполнить требования доктора Грирсон.

В последующие дни одних воспоминаний о разговоре с доктором Грирсон Авроре хватало для того, чтобы сконцентрироваться на теоретических занятиях и практике в больнице. И хотя она встретилась на прогулке с Раулем (этого она не могла избежать), Аврора вспомнила о своей цели, изучении медицины, и направила мысли в нужное русло.

Однажды вечером, когда она возвращалась из больницы домой, рядом с ней внезапно возник Хоакин. Аврора была очень занята и только теперь, увидев брата, поняла, что уже очень долго толком не разговаривала с ним. В тот миг девушка почувствовала, как соскучилась по брату.

– Хоакин! – Аврора без лишних слов подхватила его под руку. – Откуда ты?

– Я посещал университет. Хочу вскоре начать учиться. Я же собираюсь стать инженером.

– Ах, вот оно что, – Аврора еще крепче обхватила руку брата, – мой маленький братец наконец-то повзрослел!

Он великодушно улыбнулся.

«Мы всегда были близки, – подумала Аврора, – всегда помогали друг другу. Если есть человек, на которого я могу положиться, то это брат…» Не сговариваясь, они зашагали в одном темпе.

– А я тебя видел, – неожиданно произнес Хоакин.

Прошло несколько секунд, прежде чем смысл этих слов дошел до Авроры. И хотя она все поняла, но, чтобы выиграть время, переспросила:

– Где? Что ты имеешь в виду?

– В Трес-де-Фебреро. – Брат помедлил. – С мужчиной.

– Что ты делал в этом парке? – спросила Аврора в ответ.

Она лихорадочно соображала, но не могла посмотреть в глаза брату, лучше было не давать перед ним слабину. У них никогда не было тайн друг от друга, и теперь настало время Хоакину узнать, что это время прошло. Он видел ее вместе с Раулем и понял, что сестра что-то он него скрывает. Аврора видела, что это огорчает его до глубины души. Ей неловко было отвечать ему сейчас, но Аврора никогда не хотела ему врать. А она просто не знала, как рассказать о своей любви.

– Это был Рауль, – ответила она с дрожью в голосе.

Не было смысла больше скрывать это от Хоакина. Когда Аврора только познакомилась с Раулем, она хотела откровенно все рассказать брату, но так и не решилась.

Хоакин нахмурился:

– Какой еще Рауль?

– Рауль Эррера. Мужчина, которого я люблю.

– Да, конечно, – в его голосе слышалась какая-то легкость, которая противоречила выражению его лица. – Этого нельзя было не заметить. Я просто хочу узнать, откуда он родом и как вы с ним познакомились.

Аврора остановилась как вкопанная.

– На большом рынке, – тихо ответила она. – Уже давно.

– И откуда он?

Аврора замялась.

– Я не знаю, – едва слышно ответила сестра.

Хоакин покачал головой. В его голосе явственно слышался упрек.

– Тебе бы стоило об этом знать, сестрица!

Аврора невольно кивнула.

– Да, наверное, мне стоило об этом узнать, – пробормотала она. Она мало знала о Рауле, Хоакин был прав. Она знала слишком мало.

– Это правда! И поскольку ты ничего не знаешь, позабочусь об этом я. – Голос брата прозвучал резко.

Аврора сомневалась, нужно ли это делать, и ухватила брата за руку еще сильнее.

– Пожалуйста, дай мне еще немного времени. Позволь мне самой все узнать, хорошо?

Хоакин кивнул, но потом произнес:

– Но я не буду ждать вечно.

На следующий день, в воскресенье, у Авроры был выходной. Утром она с трудом встала с постели, хотя уже несколько часов просто лежала с открытыми глазами и думала о разговоре с братом.

Ей не нравилось, что у них с братом возникли разногласия, хотя весь вечер они старались вести себя так, словно ничего не произошло. Но на самом деле все было не так. Все изменилось после того, как Хоакин узнал о ее тайне. Он больше не будет, как прежде, человеком, которому Аврора доверяла самые важные вещи.

«Почему я ему, собственно, ничего не рассказывала? Потому что все время понимала: с Раулем что-то не так. Я боялась, что брат мне все выскажет прямо в лицо».

– Ну, уже проснулась? – поддразнила Анна внучку, когда Аврора наконец вышла к столу завтракать (он был накрыт специально для нее). Потом она добавила: – Когда я была еще совсем юной, то в такое время уже давно бывала на ногах.

– Да-да, – ответила Аврора, обрадовавшись, что в шуточном разговоре с бабушкой может забыть о проблемах. Вскоре она совсем позабыла о напряжении, которое висело над ней, словно грозовые тучи. Аврора вздохнула и улыбнулась Анне: – Я знаю, вам тогда приходилось вставать ни свет ни заря, чтобы набрать воды…

– Да, мне этим долго приходилось заниматься, – задумчиво проговорила Анна.

– Конечно, а вам еще и за животными приходилось смотреть, и на рынок ходить, чтобы приобрести самые свежие овощи, пока их не раскупили, – невозмутимо продолжала Аврора. Потом девушка расцеловала бабушку в обе щеки: – Доброе утро, бабуля!

– В больнице все в порядке?

– Все в порядке. – Аврора взяла большую чашку кофе с молоком, несколько штук сухого печенья и, конечно, дульче де лече. – Мне очень нравится. Мы узнаем столько нового.

Анна, смеясь, похлопала внучку по руке:

– Ты хорошо справляешься со своим делом. Я тобой горжусь.

– Спасибо, бабушка.

Аврора уже подумывала, не рассказать ли бабушке о разногласиях с Хоакином, как вошла мать. Женщины поздоровались и поцеловались. Марлена взяла чашку кофе и с любопытством огляделась.

– Юлиус сообщил, что от Леоноры пришло письмо?

– Там лежит. – Анна указала на комод. – Я его еще не открывала. Хотела дождаться вас.

Аврора склонила голову. Она еще больше заскучала по тетке – своей лучшей подруге, которая всегда могла дать дельный совет. «Она бы точно знала, как уладить дело с Хоакином».

– У Леоноры все хорошо, она и Фелипе много работают, – услышала девушка голос матери после того, как та начала читать. – В Париже все по-прежнему сходят с ума по танго. Послушай-ка, что пишет моя сестрица. – Она откашлялась. – «Недавно встретила земляка, который в ужасе от того, что здесь, в Париже, танго считается аргентинским танцем. Он пытался мне объяснить, что в Буэнос-Айресе его танцуют только в барах и борделях и никогда в танцзалах или в высшем обществе… И закончил он тем, что танго вызывает у него неприятные ассоциации. Я не высказала своего мнения и удержалась от критики».

– Как это характерно для Леоноры, – перебила Марлену бабушка Анна. – Если она чем-то увлекается, то всецело посвящает себя этому занятию, живет им.

«В Париже все еще мало знают, что танго родилось в трущобах, на окраине, – писала дальше Леонора, – и кто узнаёт об этом, считает танец омерзительным. В добропорядочном аргентинском обществе любят порицать занятия танго, а здесь далеко не все желающие имеют возможность этим заниматься. Я думаю, когда-нибудь этот танец, этот аргентинский уличный цветок, вернется в Буэнос-Айрес, пропитавшись французским колоритом. И тогда его все полюбят. Возможно, тогда люди спросят, откуда же он произошел… Но никто не захочет думать о притонах Ла-Бока или борделях, где впервые наиграли эти мелодии на гитарах и мандолинах. Никто не подумает о фламенко, пайяде, хабанере, милонге и кандомбе. Все эти танцы – часть танго. Конечно, никто не знает, что бывшие африканские рабы в Буэнос-Айресе называли свой барабанный бой «тангос». Отсюда и пошло название танца. Я очень по всем вам скучаю. Искренне ваша, Леонора».

Аврора вздохнула, как обычно в последнее время. В каждом предложении этого письма читалась страсть. Девушка надеялась, что когда-нибудь она также всем сердцем будет любить свою работу.

Хоакин сжал зубы.

Да, его ранило то, что Аврора скрывала от него такую важную часть своей жизни. Конечно, он ясно понимал, что когда-нибудь каждый из них найдет партнера и в конце концов все закончится браком. Но Хоакин представлял, что Аврора своего возлюбленного сначала представит ему, своему брату. И он никогда не думал, что отношения между ними могут так испортиться.

«Почему она мне ничего не сказала, черт возьми?»

Хоакин так погрузился в мысли, что почти не заметил, когда высокий светловолосый мужчина, за которым он везде следовал по Буэнос-Айресу, обернулся. Неужели Рауль Эррера заметил, что за ним слежка? Хоакину врезалась в память внешность Рауля. Он нашел его в Ла-Бока. Рауль внимательно наблюдал за прохожими, и Хоакин приложил все усилия, чтобы слиться с толпой. Спустя мгновение Рауль двинулся дальше. Хоакин облегченно вздохнул.

Он подождал несколько дней, как и обещал. Но Аврора, казалось, ничего не предпринимала, чтобы расспросить Рауля, и брат решил взять дело в свои руки. В то утро он следовал за парнем по пятам, но не заметил ничего необычного: Рауль помогал на большом рынке и в порту Ла-Бока, а потом зашел в пульперию, где подавали простые блюда вроде рагу, чесночного супа, потрохов, колбасок и макарон.

Потом Рауль отправился, очевидно, в Сан-Тельмо, квартал на юго-востоке города. Наконец-то Хоакин надеялся узнать о парне больше. Брата Авроры не удивило, что Рауль в конце концов заскочил в захудалый многоквартирный дом. Наверное, в этом и крылась причина того, что Аврора не знала, откуда Рауль родом. Возможно, этот парень – один из охотников за невестами с большим приданым, который только того и ждал, что девушка даст согласие на брак, а потом бы выложил всю правду.

Некоторое время Хоакин стоял и рассматривал здание. Вокруг сновало множество людей, поэтому он не бросался в глаза. Здесь вообще жизнь била ключом. Играли уличные музыканты, громко ругались две какие-то женщины, очевидно, проститутки. Нищий уличный торговец предлагал товары прохожим, у которых денег было не больше, чем у продавца. От отца Хоакин знал, что в этих густонаселенных домах жили бедняки Буэнос-Айреса. Отец Хоакина Джон писал для газеты «Ла-Вангуардия» – официального печатного органа социалистической партии. Он рассказывал сыну о комнатах, в которых жили по десять и более человек обоих полов, даже если площадь не превышала двадцати четырех квадратных метров.

Когда Рауль зашел в подобный дом, Хоакин снова задумался. Вдруг он заметил, что Рауль появился в дверях дома и смотрит прямо на него. Пока Хоакин раздумывал о том, как бы незаметнее ретироваться, Рауль решительно направился к нему.

– Эй, ты чего за мной ходишь?

– Я за тобой не хожу, – соврал Хоакин. Он сам себе показался маленьким мальчиком, который хочет обмануть отца.

Рауль криво ухмыльнулся:

– Ты ведь ее брат? Вы похожи.

Рауль упер руки в бока, всем видом насмехаясь над Хоакином. Брат Авроры рассердился на себя самого из-за того, что его раскрыли, и решил перейти в нападение.

– А даже если и так! Чего тебе от нее нужно?

– А тебя это касается? Ты ей нянька, что ли?

Хоакину было тяжело сохранить самообладание. Что вообразил себе этот нахал? И все же ему удалось спокойно произнести следующую фразу:

– Нет, не нянька, я действительно ее брат. И меня очень даже касается то, что тебе от нее нужно. – Он сглотнул слюну и продолжил: – Я несу за нее ответственность.

– Ответственность… – Снова эта кривая ухмылка. – Аврора тоже так считает? Думаю, она сама может прекрасно со всем справиться. У меня никогда не складывалось впечатление, что ей нужен надсмотрщик. И уж тем более не такой парнишка, как ты.

Хоакин сжал кулаки. Он уже хотел броситься на Рауля, но в последний момент его что-то остановило. Парень обернулся. Рауль проследил за его взглядом и, казалось, был удивлен.

– Отец?

Хоакин остолбенел. Отец? Правильно ли он расслышал? Нет, это совершенно невозможно, чтобы этот полный мужчина с редкими волосами, неожиданно оказавшийся рядом с ними, был отцом Рауля.

Рауль недовольно покачал головой:

– Иди в дом, отец, это дело тебя не касается.

– Разве?

Тучные щеки мужчины подрагивали от любого движения. Глаза были маленькими и заплывшими, как у свиньи. Цвет кожи говорил о том, что мужчина редко выходил на улицу.

– Отец, почему ты не дома?

Мужчина рассмеялся:

– Я наблюдал за вами из окна. И теперь возьму дело в свои руки! Мой любимый сын не добился успеха, а я наконец чувствую в себе силы. Да, вы все и подумать не могли, что я когда-нибудь снова встану на ноги.

– Отец, я всегда хотел, чтобы ты поправился, – спокойно возразил Рауль.

– Неужели ты этого хотел? Разве тебе не нравилось, что я прикован к чертовой койке? Ты всегда убегал, вместо того чтобы мне помогать. – Старый Эррера сплюнул и взглянул в глаза Хоакину: – А ты, Вайнбреннер, знаешь меня?

Хоакин отрицательно помотал головой. Нужно было признать, он смутился.

– Моя фамилия Хофер. Вайнбреннер – это фамилия моей…

Отец Рауля перебил парня, махнув рукой:

– Хофер, Вайнбреннер – все едино. Все вы еще те чертовы подонки. Вы наши враги, вы все… вы все враги…

На какой-то миг показалось, что мужчина не в себе. Хоакин невольно отступил назад.

– Я вообще не знаю ни одного Эррера, – ответил он.

Отец Рауля быстро подскочил к нему, намного быстрее, чем Хоакин мог ожидать от столь грузного человека. Он был так близко, что Хоакин чувствовал его зловонное дыхание. Парень попятился назад, но за спиной была стена.

– Да, Эррера ты не знаешь, но, может быть, тебе знаком Йорис Брейфогель?

Брейфогель? Хоакин раскрыл от удивления глаза. Конечно, он слышал это имя. Рауль был сыном Брейфогеля?

Он не успел ничего сообразить. Дальше события развивались молниеносно. Йорис Брейфогель приставил к его горлу большой нож, который прятал где-то в одежде. Хоакин ощутил в желудке неприятное чувство, прежде чем его колени подкосились. Казалось, все вокруг движется, как в замедленной съемке. Рауль подошел сбоку и оттолкнул отца. Тот врезался в стену, осел на землю и остался лежать недвижимо.

– Я… эм… – пролепетал Хоакин.

Рауль мельком взглянул на него, выражение его лица было странным. Затем он присел рядом с отцом. Хоакин не мог ни о чем думать.

– С ним все хорошо? – спросил он.

Рауль взглянул вверх, через плечо.

– Почему ты спрашиваешь? Это тебя не касается.

Хоакин скрестил руки на груди. Рауль был прав. Хоакин замялся и тихо произнес:

– Спасибо.

Но Рауль уже отвернулся и склонился над отцом. Хоакин пустился наутек.

 

Глава восьмая

– Йорис Брейфогель – отец Рауля?

Хоакин кивнул. Аврора ощутила тяжесть в желудке, словно приступ тошноты, который непросто было побороть. На миг она даже зажала рот рукой и отпустила, только когда снова смогла спокойно дышать.

Конечно, она знала фамилию Брейфогель. Эта история уходила корнями в те времена, когда ее бабушка только приехала в Аргентину. Каждый из семьи Мейер-Вайнбреннер знал это имя. Бабушка когда-то работала на Штефана Брейфогеля, отца Йориса. Позже Анна и Штефан стали конкурентами, а затем и заклятыми врагами. Потом фирма Брейфогелей вылетела в трубу. Штефан Брейфогель спился и в пьяном угаре утонул в глубокой сточной канаве.

Аврора содрогнулась всем телом. «Рауль врал мне. Он никогда меня не любил, он все время думал лишь о мести. Речь шла только о его семье…»

Хоакин погладил сестру по руке:

– Мне очень жаль, что пришлось тебе это сказать.

– Это не твоя вина.

Авроре хотелось плакать, но слез не было. Она никогда бы не подумала, что будет втянута в водоворот этой старой истории. Это же касалось поколения ее бабушки! Почему все это свалилось на плечи Авроры? Да, она ошибалась. Очевидно, прошлое не ушло. Во всяком случае, для их семьи.

«Рауль использовал меня, – внезапно подумала девушка, – он не испытывал никаких чувств. Возможно, он даже смеялся вместе со своим отцом над моей глупой любовью. Рассказывал ли Рауль отцу, как мы целовались и как я хотела отдаться ему? Сколько раз я умоляла его, чтобы он наконец сделал меня женщиной! Сообщал ли он Брейфогелю о всех нежных словах, которыми мы тайно обменивались?»

Теперь у Авроры на глаза наворачивались слезы – слезы гнева, печали и боли. Вмиг она ощутила себя одинокой, такой одинокой, как еще никогда в жизни.

– Если я могу что-то для тебя сделать, только скажи, – услышала девушка голос брата.

Но Хоакин ничем не мог помочь. Никто не мог. Аврора покачала головой, встала и отерла слезы с лица. Ей нужно было идти на учебу, она уже опаздывала. Волна боли накрыла девушку. Она сразу заперлась в туалете, как только пришла в больницу. Ее никто не должен был увидеть в таком отчаянии! Она хотела сказаться больной и уйти домой. Всегда можно имитировать расстройство желудка. Доктор Грирсон наверняка бы поняла, доктор Грирсон все понимала.

Ученицы водопадом стекали по ступеням из здания школы для медсестер. Рауль сразу заметил Аврору, но поджидал ее в укрытии. Он не знал, как лучше перед ней предстать.

Вот уже два дня, как его раскрыли. Два дня Аврора больше не является частью его жизни, и он не мог с этим смириться.

«Я никогда бы не подумал, что она для меня так важна».

Возможно, он сам себе не разрешал признаться в том, что питал глубокие чувства к девушке, которая могла быть его врагом – ведь ее семья уничтожила его.

Вот только… можно ли вообще так просто уничтожить семью? Может, еще до этого что-то сломалось и пошло не так? Рауль долгое время не позволял себе думать над этим. Уходить от реальности было намного проще, чем смотреть правде в лицо.

Он продолжал наблюдать за Авророй, которая разговаривала с подругами. Она выглядела уставшей, но все же более собранной, чем ожидал Рауль. Потом он заметил и ее брата. Рауль с облегчением вздохнул: Хоакин не успел его заметить, хотя прошел очень близко от укрытия. Чуть позже появилась молодая женщина в сопровождении мужчины, который нес на плече фотоаппарат со штативом.

Это был тот самый уличный фотограф… Церта, или как там его звали. Рауль все время встречал его в разных частях города. Он отличался от обычных фотографов тем, что делал снимки простых рабочих, проституток и жителей многоквартирных трущоб.

Аврора повернулась к парочке и поздоровалась. Ее подруги тоже обернулись к фотографу, у которого темные волосы доходили почти до плеч. У Рауля засосало под ложечкой, когда мужчина обратился к Авроре и перекинулся с ней парой фраз.

Что же там происходит?

Хоакин покровительственно положил руку на плечо сестры, та прильнула к нему. Рауль развернулся, чтобы уйти. Он, конечно, хотел поговорить с Авророй, но это оказалось невозможным. Наверное, будет лучше всего, если он просто исчезнет из ее жизни… Но один раз, еще хотя бы разочек он должен ее увидеть.

 

Глава девятая

Абсолютно неожиданно для себя Рауль оказался в саду Мейеров-Вайнбреннеров. Наверное, он пробрался по лазу между кустов, которым как-то давно пользовался. Аврора увидела его и хотела первым делом позвать прислугу, чтобы парня вышвырнули. Потом девушка заметила, каким измученным он выглядит. Разбитым и печальным. Они нерешительно смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

Наконец Аврора подала парню знак следовать за ней туда, где они обычно встречались. И там Рауль признался ей во всем: рассказал про планы отца, о том, что думают в его семье о родне Авроры, о своей любви.

«И чего он теперь ждет? – промелькнуло у нее в голове. – Неужели он думает, что мы вот так просто сможем продолжить наши отношения, как раньше? Или как? Боль – это такая же часть жизни, как и любовь», – подумала девушка. Так когда-то говорила ей мать.

Аврора скрестила руки на груди, радуясь, что в этот день надела одно из самых красивых платьев.

«Держи голову гордо, – недавно сказал ей Хоакин. – Покажи всем, кто ты есть».

Аврора расправила плечи:

– И ты пришел сюда для этого? Чтобы все это мне сказать?

Девушка подавила дрожь в теле. Эта встреча казалась ей решающей. Потом они должны были расстаться. Несмотря на гнев из-за его предательства, от такой мысли становилось больно.

«Может, мы могли бы…»

– Аврора… – вдруг вымолвил Рауль, – я никогда не хотел тебя обидеть. Да, в самом начале ты была мне безразлична, просто враг моего отца…

– Я даже никогда не была знакома с твоим отцом.

Рауль поднял руку, попросив ее замолчать.

– Потом я полюбил тебя. Но мой отец будет всегда стоять между нами, и я простить себе не могу того, что я сделал.

«Может, – снова отозвался голос в ее голове, – может быть, у нас еще получится…»

Из мыслей ее вырвал шепот Рауля:

– Аврора, мы не сможем быть счастливы вместе, это больно признать. Но это так.

Внезапно ее гнев сменился печалью.

– Без тебя я тоже никогда не буду счастлива, – прошептала она.

– Будешь! – Он улыбнулся ей и даже решился обнять. Аврора не сопротивлялась. – Ты обязательно будешь счастливой, у вас, Мейеров-Вайнбреннеров, все для этого есть.

Аврора хотела что-то возразить, но Рауль приложил к ее губам указательный палец.

– Просто поверь мне, – шепнул он и добавил, помедлив: – Можно, я тебя поцелую? Еще один раз.

Аврора кивнула и в тот же миг ощутила прикосновение его губ – отчаянный, но нежный напор. Потом он отпустил ее, махнул еще раз на прощанье рукой и исчез в кустах. На какой-то миг Авроре показалось, что встреча эта лишь привиделась ей. Девушка остолбенело стояла на месте, а потом присела прямо у кустов.

Она совершенно погрузилась в свои мысли, как вдруг ее окликнул незнакомый голос:

– Сеньорита Хофер?

Аврора вздрогнула. Она растерянно взглянула на незнакомого мужчину, который, очевидно, зашел в сад таким же путем, как и Рауль. Мужчина был невероятно тучным, на левой половине лица от скулы до виска виднелась затянувшаяся струпом рана. Одежда изорвана, на лоб свисали редкие засаленные волосы. От мужчины исходил неприятный запах. Аврора вскочила.

– Сеньорита Хофер, как приятно вас видеть!

– Кто вы такой?

Сердце Авроры бешено забилось. Конечно, она подозревала, что этот человек – отец Рауля. Но что ему здесь было нужно?

– Разве вы не знаете? Неужели мой сын ничего не рассказывал обо мне? Какая жалость! – Он взмахнул своими пухлыми руками у ее лица. – Это так печально. Тогда мой визит, наверное, несколько некстати?

Аврора с отвращением заметила, как с губ Йориса Брейфогеля слетают капельки слюны. Он выглядел таким опустившимся, что даже вызывал тошноту. Хотя в тот миг у нее в голове носилось столько мыслей, Аврора поджала губы. Ей нужно было уйти. Она должна была добраться до безопасного места. Позвать на помощь.

Аврора почувствовала дрожь, которую не в силах была побороть. Это с довольной улыбкой заметил незваный гость.

«Мне нужно выиграть время, – подумала девушка, – надеюсь, меня станет кто-то искать и…» Она сглотнула слюну.

– Что я вам сделала? Мы ведь даже никогда не были знакомы, мы…

– Знакомы? Нет, конечно нет! Кто из вас там, наверху, смотрит на тех, кто корчится под их сапогом в грязи?

– Но ведь это не так. Моя семья…

– Закрой рот, глупая девка!

Аврора сглотнула слюну снова. Вместо того чтобы успокоить незнакомца, она лишь еще больше его рассердила.

– Знаешь, в чем ты ошиблась? – хмыкнул он. – Ты родилась не в той семье.

Несколько секунд они молча стояли друг против друга. И тут вдруг Йорис Брейфогель вытащил из-под сюртука пистолет.

«Он вооружен!»

Аврора втянула воздух сквозь сжатые зубы. Сердце барабанило еще быстрее. Какой-то миг девушка могла смотреть только на пистолет, который Брейфогель медленно навел на нее. Его рука дрожала.

– А знаете? Если бы ваша проклятая бабка согласилась на предложение моего отца, было бы лучше для всех…

Аврора собрала все свое мужество для ответа:

– Что вы имеете в виду?

Брейфогель немного помолчал.

– Мой отец был хорошим человеком… – проворчал он, задумавшись, а потом, казалось, вдруг припомнил, что речь сейчас идет не об этом.

Глаза Авроры расширились от страха, когда она увидела, что мужчина поднимает пистолет выше.

– Что вы хотите сделать?

Отец Рауля презрительно ухмыльнулся:

– Застрелить тебя. Что ж еще? Положить всему конец. Вы, женщины, думаете, что можете заполучить все…

– Но… но вас обнаружат, если вы выстрелите, – в отчаянии бросила Аврора. – Все услышат.

– Меня это не волнует. – Он презрительно рассмеялся, но выглядел почти потерянным.

– Вас арестуют.

– Ну и что? У меня больше нет ничего, из-за чего стоило бы держаться за жизнь. Мой сын меня ненавидит…

– Наверняка это не так. Дайте ему и себе еще один шанс.

Рука с пистолетом задрожала еще сильнее. Очевидно, Аврора попала в самое больное место Брейфогеля. Девушка едва успела удивиться, что и в этом опустившемся человеке все еще живут какие-то чувства, как в следующий же миг черты лица мужчины снова огрубели.

– Слишком поздно. Он бросил меня, сеньорита, так же, как и все остальные.

Йорис Брейфогель направил дуло пистолета прямо в лицо Авроры. Девушка почувствовала тошноту, и в тот же момент все ее мускулы напряглись. Теперь все кончено. Разговоры больше не помогут. Она лихорадочно думала. Она заметила, как Брейфогель взвел курок. Пружина тихо щелкнула, курок встал в боевое положение.

За мгновенье до выстрела Аврора бросилась на землю. Девушка не могла сказать, вскрикнула она или нет. Она также не заметила, что разбила локоть и колено. Краем глаза она увидела, как Брейфогель вновь навел на нее пистолет. И тут вдруг появился он – Рауль. С диким криком он бросился на отца. Мужчины яростно боролись друг с другом.

Со стороны дома послышались торопливые шаги.

– Что произошло? Кто здесь? – услышала Аврора чей-то голос.

Девушка не могла пошевелиться. Оцепенев от ужаса, она смотрела на дерущихся мужчин. В тот момент, когда подоспели Юлиус, Хоакин, Марлена и Анна, грянул новый выстрел. Йорис Брейфогель взревел и упал на землю. Кто-то подхватил Аврору и крепко обнял.

«Бабушка Анна».

Когда девушка вновь взглянула на Рауля и его отца, то заметила, что грузный мужчина сидел на земле, прижав левую руку к правому плечу. Кровь текла из-под его пальцев. Рауль стоял, покачиваясь, рядом. Его взгляд был прикован к Авроре, остальных, казалось, он вообще не замечал.

– Пожалуйста, помогите ему, – почти беззвучно прошептал он, – пожалуйста, остановите кровотечение. Он плохой человек, но он единственный, кто у меня есть. Пожалуйста, Аврора, ты же медсестра, ты знаешь, что нужно сделать. Сделай так, чтобы кровь остановилась.

Но девушка не могла этого сделать. Она просто не могла пошевелиться.

 

Глава десятая

Алессандро стоял у борта парохода, который подходил к гавани Буэнос-Айреса, и держал на руках самую младшую племянницу – Флорентину. Старшие дети Валентины громко кричали и весело смеялись. После смерти младшей сестры он, не раздумывая, решил заботиться об этой банде. Их отец исчез сразу после рождения Флорентины, вероятно, чтобы найти работу получше. Скорее всего, это правда. Но как бы там ни было, больше он не появился. Детям путешествие на пароходе казалось большим приключением. Они радовались, что скоро сойдут на берег. После того как позади остался Монтевидео, где обычно на борт поднимался лоцман, проводивший суда по коварным прибрежным водам, корабль вошел в широкое устье реки Ла-Плата. Глубокая синева океана здесь сменилась бирюзой.

Конечно, Алессандро уже рассказал детям много волшебных историй о новой родине, о пампасах, об экзотических растениях, о цветках жакаранды, о коралловых деревьях, омбу, слоновом дереве, которое еще называли bella sombra – «красивая тень», потому что в сильную жару всегда можно было укрыться под его густыми раскидистыми ветвями.

Время близилось к вечеру. Солнце быстро садилось за горизонт. Его окружали облака всевозможных оттенков, некоторые из них напоминали длинные горные цепи с устремленными вверх пиками.

Стоял штиль. Хотя накануне, как им сообщили в Монтевидео, в дельте реки бушевал памперо – порывистый южный ветер. Его сопровождали темные тучи, гроза, град и буря. Многим кораблям угрожала опасность.

Алессандро взглянул на берег, где наконец вдали показались дома и соборы Буэнос-Айреса. Он вздохнул. Маленькая Флорентина вопросительно и очень серьезно взглянула на него. Иногда она казалась даже слишком серьезной. Она ведь еще совсем малышка, а уже потеряла мать. Недолго думая, Алессандро дунул ей в нос и пощекотал, радуясь заразительному детскому смеху. Все шестеро детей тяжело переживали смерть матери. Алессандро надеялся, что его решение увезти их из обычного окружения и взять с собой в Буэнос-Айрес было правильным.

«В этот раз, – подумал он, – в Италию я уже не вернусь. В этот раз я еду сюда, чтобы остаться».

Алессандро невольно поежился. Он должен был признать, что всю дорогу боялся момента, когда на горизонте появится Буэнос-Айрес.

Что могло здесь произойти за те два года, которые он провел в Италии, не решаясь покидать больную сестру? Сможет ли он вместе с детьми начать новую жизнь или это было слишком смелым решением? Но даже если и так, обратной дороги не было. Позади них лежал океан, долгое путешествие, а впереди – будущее. Алессандро глубоко вздохнул и вдруг совершенно успокоился. Он не мог показывать слабость, он должен быть примером для детей. У них есть только он. Алессандро обещал сестре позаботиться о них.

«Мария…» – неожиданно это имя всплыло в его памяти. Она не отвечала на его письма. Вот только почему? Почему она даже не дала ему шанс объясниться? Почему она так не доверяет ему? Разве любовь не зиждется на доверии?

Алессандро вздохнул. Вскоре он мысленно вновь вернулся в Старый Свет. Он думал о той небольшой сумме, которую выручил за родительский дом, маленький сад и несколько коз. Ему было больно продавать дом, в котором он вырос с сестрой, они в нем так долго жили, пока судьба не разрушила все. Алессандро всегда мечтал построить собственный дом в красивом месте, чтоб он был больше и лучше. Но на это никогда не хватало денег, хотя он умудрился вдвое увеличить каждый заработанный в Буэнос-Айресе песо. Алессандро много денег потратил на это путешествие, но думать об этом не хотел. Переживания ничего не дают.

Он тяжело переживал смерть любимой сестры, но жизнь продолжается. Сейчас он должен выяснить отношения с Марией раз и навсегда. Что бы там ни было, он вместе с детьми начнет в Аргентине новую жизнь.

Маленькая Флорентина дернула его за бороду и показала на город, который словно вырастал на горизонте из воды: чем ближе они подплывали, тем больше он им казался.

– La citta! – воскликнула малышка.

– Буэнос-Айрес, zio? – спросил один из старших племянников.

– Si, это город Буэнос-Айрес.

Они прибыли.

Бородатый симпатичный мужчина с сединой на висках с шестью детьми на улице Калле-Флорида вызвал ажиотаж среди местных жителей. Где бы он ни появлялся, останавливались даже самые торопливые, чтобы взглянуть на бесплатный спектакль. Выстроившись за мужчиной по росту, шли гуськом двое мальчиков и три девочки. Когда они остановились возле кафе Марии, вокруг собрались местные дети и несколько взрослых. Воздух наполнился смехом. Любопытные зеваки перешептывались и обменивались мнениями о том, что сейчас произойдет. Ко всему прочему громко играл бандонеон.

Мария удивилась, заметив перед своим кафе группу людей. Она только что закончила разговаривать с пожилой дамой, которая каждое воскресенье приходила в сопровождении внучки, как в кондитерскую вошел мужчина. За новым гостем тянулся шлейф любопытных голосов. Мария невольно склонила голову набок от удивления. Мужчина показался ей знакомым, но из-за того, что свет падал ей в глаза, она не могла толком рассмотреть его лицо. Но потом…

Марии вдруг показалось, словно кто-то внезапно сдавил ее сердце крепкими пальцами. Она едва не свалилась за прилавок.

– Алессандро, – тихо выдохнула она.

Голос был едва слышен, она чувствовала, что ведет себя как девчонка, и злилась, что эмоции вышли из-под контроля. Мария считала, что уже давно справилась с чувствами, но в один миг все вернулось. Они стали еще сильнее. Мария покраснела, как помидор. Что же теперь делать? Убежать она не могла. Говорить тоже было невозможно. Алессандро унизил ее – он врал ей, играл ее чувствами, в то время как дома его ждала жена и дети.

Марии едва удавалось подавить дрожь, которая охватила все тело. Она подошла к столику, чтобы принять заказ. Когда она закончила, то решительно отправилась за стойку, чтобы потом исчезнуть в соседнем помещении, где была печь. Она хотела переложить все на плечи персонала. Она не хотела там оставаться. Мария не желала переживать из-за такого нахальства Алессандро.

Мария еще не дошла до стойки, как вдруг услышала бархатный знакомый голос Адессандро:

– Мария!

И тут она увидела, как позади него в двери протискиваются bambini. Мария насчитала троих, четверых… нет, их было шестеро. Что все это значит?

Мария потянулась к откидной крышке в столе, через которую она могла бы сбежать за стойку. Ей казалось, что над ней смеются, и она боялась разрыдаться в любую секунду, но не могла сдвинуться с места. Алессандро смущенно взглянул на нее. Он ничего не говорил, лишь приказал детям сесть за дальний столик в углу. Они, хихикая, взобрались на стулья. В кафе наступила тишина. Все молчали. Лишь снаружи, с улицы, доносился шум.

«Что же мне теперь делать?»

Сердце Марии билось так громко, что ей казалось, этот стук должен слышать каждый. Наконец ей удалось взять себя в руки. «О чем он думает? – пульсировала у нее в голове мысль, пока Мария спешила к двери в пекарню. – Он хочет выставить меня перед людьми на посмешище».

Мария дождалась, пока уйдет последний клиент, и лишь тогда позволила себе расплакаться. Она даже не могла заставить себя выйти из кондитерской. Кафе Марии стало для нее родным домом, самым важным, что у нее было в жизни. Она много раз переходила из торгового зала в пекарню и обратно. Она отполировала прилавок для пирогов, смела пыль, сделала последние приготовления к завтрашнему дню и в конце концов проверила припасы. Когда работы уже совсем не осталось, Мария в бессилии замерла.

«Я боюсь встретиться с ним, – подумала она. – Я не хочу видеть ни его, ни детей. Их радостный смех, словно нож, режет мое сердце».

Он долго оставался в кондитерской, и она все время наблюдала за ним сквозь щелку в двери. Она видела, что Алессандро заказал детям какао и пироги, а себе ничего. Очевидно, он отказывал себе из-за того, что не было денег.

«Неужели он вернулся, чтобы вновь тянуть из меня соки? Он считает меня совсем глупой женщиной?»

Но теперь уже точно вся работа закончилась, и нужно было идти домой… Мария еще раз провела рукой по стойке. Пахло чистотой и ингредиентами, которые использовались для выпечки. Ей нравился этот аромат сахара, орехов, меда, сливочного масла и молока. На самом деле она любила его больше всего на свете.

«Я не могу торчать здесь вечно. Фабио будет беспокоиться…»

Мария выглянула в окно на улицу, вышла из кафе и тщательно заперла дверь. Она деловито поздоровалась с мужчиной, который за плату присматривал ночью за кондитерской. Уличные фонари придавали городу совершенно особенный вид. Вскоре Мария замедлила шаг, глубоко вздохнула и задумчиво продолжила путь. Когда она уже хотела свернуть с улицы Калле-Флорида, то неожиданно остановилась.

«Алессандро…»

Хотя его лицо было в тени, она сразу узнала его. Он стоял рядом с фонарем и поджидал ее. Самую маленькую девочку он держал на руках, двое других прижимались к нему, те, что повзрослее, сидели на бордюре. Одна из девочек сладко зевнула. Мария подумала: может, не заметить Алессандро вообще?

– Мария, – снова начал он. – Мария, пожалуйста, я хотел бы с тобой поговорить… У меня… – он сглотнул слюну, – у меня есть на это право. Мы… мы же когда-то…

Мария подняла руку, заставив его замолчать, она больше не желала слушать. На глаза снова наворачивались слезы. Теперь она видела лишь размытый силуэт Алессандро.

Он помолчал немного. Потом снова заговорил:

– Вот это, – он указал на детей, – моя семья.

– Да, я так и подумала.

Мария надеялась, что дрожь в голосе слышна только ей. Она уже знала, что у Алессандро есть дети, она знала, что он обманщик и выставлял ее дурой все эти годы. Она знала, что он посмеялся над ней, старой перечницей. А она еще думала, что что-то значит для него!

Впервые в душе Марии заклокотала ярость. Она была взрослой, опытной, уважаемой женщиной и не обязана была все это терпеть. Она лишь раскрыла рот, но не успела ничего произнести. Наверное, Алессандро заметил выражение ее лица, злой блеск в глазах и быстро заговорил:

– Мария, это моя семья, но это племянники и племянницы. Это дети моей сестры.

– Твои племянники и племянницы? – повторила женщина вслед за ним. Она беспомощно замолчала.

– Дети моей младшей сестры, которая умерла. Ее фотокарточку, я думаю, ты уже видела. – Алессандро усмехнулся. – Все это я тебе пытался объяснить в письмах.

– В письмах…

– Да, в моих письмах. Ты ведь их получала?

– Да, я…

Мария вспомнила эти конверты. Она когда-то нашла письма, которые получал и прятал Фабио, чтобы оградить мать от боли. Она перевязала их бечевкой и спрятала в шкаф. Она не выбросила ни одного из них, но и не прочитала ни строчки. А потом письма перестали приходить.

– Ты потом вдруг перестал писать.

– Нет, я их писал все время. Каждый месяц.

– Ты… – Мария запнулась.

Должно быть, Фабио прятал и эти последние письма…

– О Алессандро! – хрипло прошептала она. Она уже не знала, что и сказать. – Алессандро…

Он наклонился и передал сонную девочку старшему племяннику. Малышка было запротестовала, но быстро успокоилась. Потом Алессандро подошел к Марии, положил ей руку на плечо и пристально посмотрел в глаза.

– Почему ты мне не поверила? Почему даже не дала возможности объясниться?

– Я…

– Ну, да, – усмехнулся он, – ты чувствовала себя очень обиженной…

Женщина кивнула в ответ. Ей было больно думать о том, что пришлось вынести. Она запрещала себе думать о том, что натворил Фабио. Он был ее сыном и не хотел причинить ей зла, лишь заботился о ней как о матери. Мария тяжело вздохнула. Алессадро осторожно погладил ее по руке. Она ему это позволяла. Он осмелел и наконец нежно поцеловал ее в обе щеки.

– Я так рад снова тебя увидеть.

– Да.

Теперь Мария протянула руку и погладила его небритые щеки, вдыхая такой любимый запах.

– Мы потеряли много времени, – сказал он потом.

– Да, – шепнула она.

Было так хорошо стоять с ним рядом. В сторонке, на бордюре, сидели дети и с любопытством наблюдали за ними.

Алессандро отступил немного назад и внимательно посмотрел на Марию.

– Я понимаю, что еще слишком рано. Я знаю, что, наверное, должен дать тебе больше времени. Но я уже несколько недель не могу ни о чем другом думать… – Он неуверенно рассмеялся. – На корабле много свободного времени.

Хотя Мария догадывалась о том, что он хотел сказать, но все равно вопросительно взглянула на него. Алессандро нежно погладил ее по щеке.

– Мария, ты станешь моей женой? – спросил он.

Мария была бесконечно счастлива возвращению Алессандро. В конце концов, все изменилось к лучшему. Было глупо ему не верить. Было глупо не дать ему возможности объясниться, но Марии повезло: Бог дал им еще один шанс.

Конечно, она сразу согласилась на его предложение. Только на второй вечер они решили все обдумать.

– Мы не слишком стары для этого? – задумчиво спросила она Алессандро.

Тот лишь рассмеялся в ответ.

– Иногда своими планами можно рассмешить Господа, – произнес он и потом серьезно добавил: – А кто будет против, Мария? Где написано, что в почтенном возрасте нельзя жениться?

«Но разве в браке не должны рождаться дети? – подумала она. – Разве не в этом смысл брака?» В этом браке детей не будет, она слишком стара для этого. И все же им предстоит воспитывать племянников Алессандро и приложить все силы, чтобы подготовить их к жизни. Дети Валентины вновь наполнили шумом и смехом слишком тихую квартиру Марии и Фабио.

С племянниками и племянницами Алессандро Мария подружилась быстрее, чем ожидала. Конечно, она всегда мечтала о большой семье, но этого не произошло. Особенно она любила держать на руках самую младшую – Флорентину. Столько лет прошло с тех пор, как Мария во время плавания в Новый Свет потеряла свою восьмимесячную Чиару! И вот теперь она снова заботится о маленькой девочке. Она считала Флорентину Божьим даром и очень надеялась, что сможет заменить мать ей и другим детям.

Лишь Фабио мрачно наблюдал за внезапным увеличением семьи. Он единственный был не рад изменившейся ситуации, но на этот раз Мария отказывалась его слушать. Да, она простила его, но никогда больше не позволит сыну решать ее судьбу.

Когда Фабио рано утром открывал кафе Марии, неожиданно появилась пожилая полненькая дама на новом автомобиле «Пежо Т21», если Фабио правильно помнил. Шофер открыл дверцу машины. Сеньорита Гомес уже давно считалась одной из лучших клиенток кафе. Она каждый день встречалась в кондитерской со своими подругами.

– Фабио, – поздоровалась она, привычно кивнув.

Она знала юношу еще с детских лет и поэтому никогда не называла его «сеньор». Иногда Фабио казалось, что она вот-вот погладит его по голове, как в те времена, когда он еще ребенком целыми днями играл в кафе.

– Сеньорита Гомес! – приветливо поздоровался он и слегка поклонился.

Она пахла пудрой и одеколоном. На лице был толстый слой макияжа, как тогда обычно делали женщины, отчего лицо напоминало маску. Платье, очевидно, было только что купленное. Оно выгодно скрывало недостатки фигуры и подчеркивало достоинства. Фабио отпустил привычный комплимент. Женщина улыбнулась и пожала мягкой теплой рукой его руку.

– Фабио, верно говорят, что у твоей матери есть любовник? Люди сплетничают, но я просто не могу себе этого представить.

По спине Фабио пробежал озноб. Он и ожидал чего-то подобного. Неужели все начинается снова? Неужели опять пойдут слухи, намеки, люди опять будут без устали трепать языками, сплетничая о его матери и о нем самом? Жизнь, которую они так усердно и кропотливо строили много лет, постепенно разрушится, растает, как лед на пылающем солнце? Нет, этого не может и не должно случиться!

Фабио пришлось собраться, чтобы спокойно ответить сеньорите Гомес.

– Я… – Он почувствовал, как к щекам прилила кровь, и надеялся, что собеседница этого не заметит. – Это мамин жених, – сказал он наконец.

Он ненавидел это слово, потому что оно ассоциировалось с Алессандро. В жизни Фабио этот мужчина был незваным гостем и таким останется навсегда. Он так быстро разрушил их отношения с матерью.

Сеньора Гомес, заметив его волнение, не сводила с него глаз. Она отпустила его руку и молитвенно свела пухлые ладони. Не в первый раз Фабио заметил, какие длинные у нее ногти – верный признак того, что сеньорите Гомес был чужд физический труд. Короткие и грязные ногти были только у работяг.

– Думаю, женщина в таком возрасте, как твоя мать, больше не должна выходить замуж, – продолжила сеньорита Гомес, – к тому же она так долго была вдовой. Это просто неприлично. Кроме того, в браке должны рождаться дети… Ну, не мне вам об этом говорить. Это вам и без того известно.

Взгляд сеньориты Гомес цепко впился в Фабио. Парень задумался на мгновенье: нет ли какого-нибудь неписаного закона, запрещающего выходить замуж старым вдовам? На ум не пришло ничего, но слова сеньориты Гомес глубоко запали в душу. Он, конечно, не хотел, чтобы его мать выходила замуж. Они ведь так счастливо жили вместе. Почему нужно что-то менять?

И конечно, он боялся влияния этой женщины: сеньорита Гомес когда-то привела к ним первых серьезных клиентов. С ее помощью кафе Марии расцвело.

Сеньорита Гомес имела такое же важное значение для кондитерской, как вкусные пироги, шоколад и кофе. Фабио не решался представить, что случится, если кафе лишится благосклонности этой клиентки.

Парень сделал жест, приглашая ее войти в кафе.

– Мы только что открылись, – произнес он, – но для вас, сеньорита Гомес, я мигом приготовлю вкусный шоколад и предложу хорошую, еще теплую выпечку. Конечно, за счет заведения.

Фабио удивленно заметил, как сеньорита Гомес, которая обычно не отказывалась от вкусного, замялась и решительно помотала головой.

– Ах нет, мне сегодня не до того. – Она уже хотела уйти, но в последний момент еще раз обернулась к Фабио и похлопала его по плечу. – Сначала уладьте семейные дела, мой мальчик, тогда я и мои подруги с удовольствием посидим в вашем кафе. Вы же понимаете, я не могу посещать кондитерскую, которая пользуется дурной славой.

Дурной славой? Фабио сдержался и ничего не ответил. Он помог сеньорите Гомес сесть в машину, кивнул шоферу и смотрел вслед уезжающему автомобилю, пока тот не исчез в утренней сутолоке.

Весь день Фабио думал об этом разговоре.

«Стало ли меньше посетителей уже сейчас? Неужели люди избегают заходить в нашу кондитерскую?»

Вечером он закрыл кафе, немного побродил по улицам и только потом вернулся домой.

Казалось бы, он должен был уже привыкнуть, что в роскошной трехкомнатной квартире, которую он долгое время делил лишь с матерью, вдруг поселилась толпа незнакомых людей. Дети шумели, громко смеялись, пели, дрались, разносили грязь и бегали по улице.

Фабио часто думал, что дети похожи на беспризорников, но никогда не высказывал этого вслух. Когда он в тот день пришел домой, то услышал смех матери. Он ненадолго задержался возле двери, не вынимая ключей из замка. Двое детей с гиком носились по маленькому коридору и играли в кошки-мышки. Из кухни доносился плач самой маленькой девочки. Фабио уже заметил, что Марии больше всего нравилась Флорентина. Очевидно, мать видела в ней замену дочери, сестры Фабио, которую он никогда не знал, потому что та умерла во время переезда в Аргентину.

«Мне нужно поговорить с мамой, – подумал Фабио. – Эти новые жильцы угрожают всему, что мы нажили с таким трудом».

Когда Фабио вошел в кухню, Мария сидела на коленях у Алессандро, как девчонка. Она просто сияла от счастья и выглядела намного моложе своих лет. Она услышала, как Фабио вошел, и, взглянув на него, радостно поздоровалась. Мать улыбалась, и обычно ее улыбка очень радовала Фабио. Но сейчас от этого зрелища у него все сжалось внутри.

– Фабио, как хорошо, что ты наконец пришел. Представь себе, Сандро приготовил для всех нас обед.

Мария назвала Алессандро ласковым именем, от чего Фабио вздрогнул.

– Я не голоден, – грубо ответил он, а потом еще резче добавил: – Мама, нам нужно поговорить.

– Что случилось? – Лицо Марии сразу стало серьезным.

– Не здесь, – коротко ответил сын.

Мать заколебалась. Потом встала и, вздохнув, последовала за ним из дома вниз по лестнице до угла улицы.

Какое-то время Фабио молчал, не зная, с чего начать.

– Ты должна это прекратить, мама, люди болтают, – в конце концов выпалил он.

– Что прекратить?

Он не понимал, притворяется она или на самом деле не понимает. Почему она была такой упрямой?

Они прошли еще несколько шагов.

– С Алессандро… Ты должна с ним расстаться, – произнес он, собрав все мужество.

– Мы обручены, – Мария подняла руку и показала маленькое деревянное кольцо, которое Алессандро вырезал сам и которое Мария не смогла выбросить, несмотря на все разочарование. – Я так долго его ждала. Я не позволю никому разрушить свое счастье.

– Но что будет с кафе? Сеньорита Гомес…

– Сеньорита Гомес – старуха с большим влиянием и черствым сердцем. Я не позволю, чтобы какие-то сеньориты Гомес разрушили мое счастье.

– Но я…

Мария остановилась и дотронулась теплой правой рукой его щеки. Он точно знал, что она хотела сказать: «Как же ты вырос, мой сын! Иногда мне кажется, что еще вчера я тебя маленького держала на руках». Эти слова она часто ему говорила.

– Я о тебе думаю тоже, Фабио. Не беспокойся, – услышал он вместо этого.

– Ты думаешь обо мне? Ты? – Фабио не нравилось обвинение в его голосе, но он ничего не мог с собой поделать.

Он уставился на мать. По выражению ее глаз было понятно, что Марию не переубедить.

– Я хочу, чтобы ты сам занимался делами в кафе, – тут же произнесла мать.

Фабио подумал, что ему послышалось.

– Я? Я должен…

– А почему ты так удивлен? Ты же знал, что когда-нибудь это время наступит. Придет момент, когда я стану слишком стара для этого.

Фабио покачал головой:

– И что ты будешь делать? Ведь кафе – это вся твоя жизнь.

Мария пожала плечами:

– Времена меняются. Я откладывала деньги. Мейеры-Вайнбреннеры помогут мне купить маленькую ферму, я уже попросила их об этом. Туда я и перееду с Алессандро. К старости мы еще наверняка станем эстансьеро. Я когда-то мечтала об этом. – Она немного помолчала. – Знаешь, чего мы хотели тогда, когда я вместе с тобой и отцом приехала сюда?

– А ты и Алессандро? Вы все равно поженитесь?

– Ну конечно. Ты же знаешь. Тебя разве это не радует? Хотя бы чуть-чуть?

Фабио молча сделал несколько шагов вперед. Он на самом деле не мог сказать, рад ли только что услышанным новостям. Потребуется время, чтобы свыкнуться с ними. Одно ему было абсолютно ясно: мать не удастся переубедить.

 

Глава одиннадцатая

Последний год оказался непростым. Аврору несколько месяцев одолевала печаль из-за расставания с Раулем. Только при поддержке Хоакина ей удалось окончить школу медсестер. Учиться дальше Аврора отказалась: кому нужен врач, который по личным причинам отказался спасти человеку жизнь? Йорис Брейфогель тогда на ее глазах истекал кровью на руках Рауля. Выстрел, который он получил в потасовке, стоил ему в конце концов жизни. Рауль простил это Авроре, но она сама простить себе не смогла.

Поначалу она лежала на кровати и ни на что не реагировала. Мать приходила, чтобы ее подбодрить, но все напрасно. Наконец на край кровати села бабушка Анна и рассказала, в каком ужасе была, когда узнала Йориса Брейфогеля. Отец Йориса, Штефан Брейфогель, и он сам пытались силой овладеть ею, когда Анна, еще молодая женщина, работала у них. Потом мужчины не смогли смириться с тем, что Анна создала свою фирму и стала успешно вести дела. Йорис не мог примириться с этим и до сих пор. Аврора понимала, что стоит за всей этой историей, но чувствовала себя не лучше.

Настроение Авроры становилось все хуже и хуже, и в конце концов бабушка Анна и Марлена решили отправить девушку в Париж. Она провела у Леоноры два месяца. За эти два месяца Аврора наконец вспомнила, что значит быть счастливой.

После возвращения девушки ее дружба с Клариссой стала еще крепче. У Метцлеров ее иногда встречал Аарон. Ей нравилось его слушать и разговаривать.

В тот воскресный день Кларисса и Аврора снова сидели вместе в доме Метцлеров. К ним присоединился Аарон. Он сделал несколько снимков Клариссы и ее сына. Они немного поговорили о Париже. Аарон и Кларисса надеялись тоже когда-нибудь увидеть «город любви», как тогда его называли. Аврора помнила, как все удивились нежданной свадьбе Роберта и Клариссы. Потом она взглянула на Якоба, сына Метцлеров. У малыша были каштановые волосы – от отца и ясно-голубые глаза – от матери. Он увлеченно играл с деревянной лошадкой, милый ребенок в свои пятнадцать месяцев уже мог сам себя занять. Кларисса заварила мате и подала выпечку – маленькие круглые кексы, которые она испекла утром.

– Аврора, ты выглядишь такой задумчивой, – серьезно заметила она. – Что-то случилось?

– Нет, ничего…

Аврора отрицательно покачала головой, а потом, помешивая чай в чашке, наклонилась вперед, чтобы не было видно выражения ее лица. Нет, она не хотела говорить, что все еще иногда думает о Рауле, что порой спрашивает себя, как у него дела. Конечно, так же часто она думала и о его отказе…

Аврора сглотнула слюну и решительно встала.

– Мне очень жаль, Кларисса, но думаю, мне нужно немного пройтись.

– Конечно, давай, прогулка всегда отлично отвлекает от мыслей. – Кларисса наклонилась к Аарону, который играл с Якобом. – Ты не хочешь проводить Аврору домой?

– В этом нет необходимости, – запротестовала девушка.

Кларисса лишь улыбнулась в ответ на ее возражения.

– Но я так буду меньше волноваться, дорогая.

– Я так рада! – услышала Аврора голос бабушки Анны, когда они с Аароном вошли в дверь. – Мария выходит замуж, и я непременно позабочусь о том, чтобы это был большой и роскошный праздник!

– Бабушка, – Аврора привлекла к себе внимание, когда они вошли в салон. – Аарон Церта проводил меня до дома. Аарон, ты ведь уже знаком с моей бабушкой – Анной Мейер-Вайнбреннер. А это Хоакин, мой брат.

Они до этого не были представлены друг другу, и Аврора решила исправить это упущение. Хоакин мрачно взглянул на гостя.

Анна пожала Аарону руку.

– Простите, пожалуйста! Моя хорошая подруга скоро выходит замуж, и я так этому рада.

– Не нужно извинений, – сказал Аарон.

– Правда? – Анна подмигнула ему. – Я думаю, моя внучка считает, что пожилые дамы должны вести себя спокойнее и сдержаннее.

– Я имела в виду других бабушек, а не тебя, – вмешалась Аврора. – Мы, конечно, все рады за Марию.

Хоакин вообще ничего не сказал. Когда Аврора проводила Церту до дверей, брат почти презрительно посмотрел на них.

– Ты просто должна гордиться такой бабушкой, – заметил Аарон, после того как они простились.

Аврора кивнула. Она и сама это понимала. Ее бабушка редко рассказывала о прошлом, она любила жизнь и занималась ежедневной работой, хоть Мейеры-Вайнбреннеры получали больше денег от импортно-экспортной торговли Юлиуса, чем от извозчичьей фирмы. Анна очень гордилась своей независимостью и не могла просто так бросить свое дело.

– Ты прав, – Аврора взглянула на Аарона.

И тут ей на ум пришла идея.

– А как ты смотришь на то, чтобы сделать несколько свадебных фотографий Марии и Алессандро? Бабушкина сестра Ленхен сошьет платья, и я думаю, ты…

Аврора вдруг умолкла. Может быть, ее поведение слишком назойливо? Но, к ее облегчению, Аарон согласно кивнул.

– Да-да, мне это очень интересно. Свадьбы – это нечто чудесное, ловить моменты счастья – самое прекрасное, что можно себе представить.

Он радостно улыбнулся девушке. «А мне нравится, – подумала Аврора, – мне нравится, как блестят его глаза, когда он делает то, что для него действительно важно». Ей нравилось, как лучики солнца отблесками отражались от его волос. На солнце они были другого оттенка, какого не увидишь в темной комнате…

После ужасного расставания с Раулем Аарон был рядом. Он показал себя хорошим человеком и надежным другом. Он слушал ее. Он придавал ей смелости. Аарон знал, что не должен был говорить о планах, которые некогда были у Авроры.

«Фотография важна для него так же, как для меня когда-то медицина, – неожиданно подумала Аврора. – Может, мы и подружились из-за каких-то общих вещей». Однако он увлечен по-прежнему, а девушка же, напротив, вынесла из своей комнаты и сожгла все книги по медицине, а анатомические атласы сложила в ящики. Собственно, Аврора хотела выбросить их, но этого не позволили сделать бабушка и мать, а сопротивляться у нее не было сил.

Аврора снова отвлеклась от своих мыслей. Она решила попросить Аарона сделать фотографии на свадьбе, потому что тот не так давно фотографировал ее саму. Церта действительно очень талантливо выбирал ракурс и правильное освещение. Его фотографии казались такими живыми. Люди на портретах других фотографов казались окаменевшими.

Аврора улыбнулась:

– Тогда приди еще раз, чтобы мы все обсудили с бабушкой.

Аарон кивнул и ушел.

Когда на следующий день Аврора вернулась с прогулки домой, то обнаружила, что бабушка во втором патио обсуждает с Ленхен фасон подвенечного платья Марии. Хоакин угрюмо листал газету. В последнее время он часто был в дурном расположении духа, и Аврора уже почти не обращала на это внимания. Она поздоровалась со всеми, все еще тяжело дыша. Во время прогулки она встретила Аарона и сообщила ему, что Мария согласилась, чтобы он фотографировал на свадьбе. Аврора быстро плеснула себе лимонада и тут же выпила его большими, неприличными для дамы глотками.

– Аарон подбросил мне несколько идей, это будут чудесные фотографии.

Хоакин никак не отреагировал. После той печальной истории с Раулем он следил за сестрой недреманным оком, всегда готовый предостеречь сестру от ошибок. Вначале Авроре даже нравилась опека брата, но сейчас ее это злило, ведь Аарон был ей всего лишь другом. Бабушка пристально взглянула на внучку. Конечно, она выросла в те времена, когда незамужняя девушка не могла выйти с мужчиной даже на прогулку, не вызвав подозрений. Ленхен отложила в сторону наброски платья для Марии.

– Это тот уличный фотограф? – спросила она.

– Да, – Аврора подбежала к ней, поцеловала в щеку и прильнула. Ленхен довольно редко заходила к ним в гости. – Он согласился сделать снимки на свадьбе Марии.

Девушка склонилась над эскизами платьев:

– Он делает такие чудесные снимки. В Росарио у него было собственное ателье, Аарон там добился успеха. Не знаю фотографа лучше его.

– Правда? – переспросила Анна, с присущей ей трезвостью мышления удивляясь восторгу внучки.

– О да! – ответила Аврора. – Он больше чем фотограф, он фотохудожник.

– В наши времена художниками называли тех, кто держал в руках кисть, а не фотоаппарат, – не смогла удержаться Анна, чтобы не поддразнить внучку.

– Ах, его снимки неповторимы, – смеясь, ответила та.

– Может, мы снова займемся выбором фасона платья для Марии? – призвала Анна к порядку.

Женщины тут же собрались вокруг стола. Ленхен прорисовывала и дорабатывала наброски, которые там лежали.

– В общем, я выбрала кремовый шелк, батист для верха лифа, тюль – для рукавов и оборок. Верхняя часть будет представлять собой блузку, рукава – довольно широкие. Юбка в пол с нашитыми шелковыми и бархатными лентами спереди будет ровной, а сзади мы ее присоберем. Где-то на уровне колен я вижу изящный орнамент – вышитые белыми нитками цветы… Ты можешь взять вышивку на себя, Аврора?

– Ну конечно!

Аврора обрадовалась. Скоро ей снова предстоит провести несколько долгих часов с бабушкиной сестрой.

– Я вот беспокоюсь.

Хоакин взял со стола матери карандаш и задумчиво вертел его в руках. Марлена оторвалась от бумаг, которые держала в руках, и посмотрела на сына поверх очков. Год назад она заметила, что зрение стало слабеть, но прошло еще достаточно много времени, прежде чем она все же решилась купить очки. В очках она видела лучше, но ей казалось, что она напоминает сову. Она вынуждена была признать, что слишком много внимания уделяет своей внешности.

Марлена вздохнула. Когда она впервые надела очки и критично взглянула на себя в зеркало, то увидела женщину с седыми прядками в темных волосах, хотя лицо выглядело еще довольно молодо. К сожалению, пришлось прятать живые глаза за круглыми стеклами очков. Когда Джон вошел в комнату, Марлена быстро сняла очки, отчего он усмехнулся.

– Ты действительно считаешь меня таким несерьезным человеком? – спросил муж с улыбкой и снова надел очки на Марлену. – После всего, что нам вместе довелось пережить? После всего, что ты мне простила?

Марлена мгновенно отвлеклась. Она серьезно взглянула на сына. В этом году ему уже стукнет восемнадцать, он учится в университете, но, несмотря на это, выглядит еще совсем мальчишкой. Она коснулась его руки.

– Волнуешься? Почему ты волнуешься?

– Думаю, что сестра снова готова вот-вот без памяти влюбиться.

– Аврора? В кого же?

– Мама, ты что, шутишь?! В этого Аарона Церту, конечно!

– Аарон Церта?

Марлена поджала губы, чтобы громко не рассмеяться над тем, что так волновало сына.

– Конечно, или ты ослепла, мама? Эти постоянные прогулки, вечные разговоры о нем.

– Она любуется им, tesoro, но не больше.

Хоакин скрестил руки на груди и с недоверием взглянул на мать. Он ненавидел, когда она его так называла.

– Я так не считаю. Я думаю, что она уже готова совершить ту же ошибку.

Марлена покачала головой:

– Какую ошибку? Влюбиться? С каких пор это вообще считается…

Теперь Хаокин поджал губы.

– Твоя сестра все поняла и больше не совершит подобных ошибок, – продолжала Марлена. – Ты же знаешь, бабушка всегда говорит, что начала седеть, когда я познакомилась с твоим отцом, но в конце концов все закончилось хорошо. – Марлена рассмеялась.

– Это тоже может быть. Я просто не хочу, чтобы Аврора снова разочаровалась.

Марлена, примиряясь с сыном, улыбнулась.

– С одной стороны, я не думаю, что она разочаруется, с другой – ты при таких обстоятельствах не сможешь ничего сделать.

Хоакин помолчал.

– Но мне это не нравится, – медленно произнес он. – Понимаешь?

– Конечно, я тебя понимаю, Хоакин, и радуюсь, что ты так волнуешься за сестру. Вместе мы сможем справиться с любой проблемой. Мы все совершаем ошибки. И должны учиться на них.

Хоакин завертел карандаш между пальцами быстрее.

– Ты знаешь, мама, что это чертовски сложно? Я всего лишь хочу, чтобы моя сестра была счастлива. Последний год выдался очень скверным. Она так хотела стать доктором, а теперь…

Марлена встала и взяла сына за руку.

– У тебя свой опыт, у нее свой. За всю жизнь я поняла: невозможно защитить детей ото всего. Они должны учиться сами справляться с разочарованиями.

Марлена не знала, удалось ли ей переубедить Хоакина. Она даже не знала, насколько сама была уверена в том, что говорит.

 

Глава двенадцатая

Когда Мария и Алессандро сказали друг другу «да», слезы на глазах выступили не только у них. Анна тайком промокнула уголки глаз, прежде чем первой обнять невесту.

– Я так рада за тебя, Мария. Надеюсь, мы останемся подругами. – Она подмигнула невесте, но в тот же миг ее глаза вновь наполнились слезами, которые потекли по щекам. – Ах, да что же это! – воскликнула она.

Почему ей нужно было сдерживаться? Они с Марией прошли сквозь огонь, воду и медные трубы, боролись с превратностями судьбы. Анна радовалась, что Мария, пусть поздно, но нашла свое счастье.

– Конечно, мы не перестанем видеться, – ответила Мария и обняла Анну. Потом подруги отстранились друг от друга, держась за руки, чтобы в следующий миг обняться снова. – Ах, Анна, я так рада. Я с удовольствием занималась своим кафе, но никогда не забывала, что когда мы прибыли сюда с Лукой, то хотели купить маленькое ранчо. Мы всегда хотели жить как фермеры, иметь свой надел земли. И вот теперь, на закате жизни, я стану еще и фермершей. У меня куча детворы и муж, которого я люблю больше всего на свете. Я на самом деле очень счастлива. – Мария улыбалась и плакала одновременно.

– Ну, у вас не такое уж и маленькое ранчо, – заметила Анна.

– Ты права. – Мария подхватила подругу под руку. – Было очень любезно со стороны твоего брата помочь нам.

Анна кивнула. С помощью Эдуарда Марии и Алессандро удалось приобрести большой участок земли рядом с эстансией Ла-Дульче, недалеко от Буэнос-Айреса.

– Надеюсь, вы будете часто нас навещать, не так ли? – Мария подмигнула Анне. – Тебе вообще стоило бы чаще проведывать брата и его жену.

– Я знаю, – Анна кивнула, – но я просто не могу сидеть без дела…

– А тебе и не придется сидеть без дела. Есть много различных занятий и в других местах. Оставь фирму на кого-нибудь, Анна. Признаюсь тебе: после этого так хорошо себя чувствуешь. Фабио наконец-то смирился с ситуацией и, думаю, гордится тем, что стал управляющим кондитерской. Он хорошо знает дело, так что ничего другого я и не ожидала.

Анна вздохнула.

– К сожалению, Марлена и Леонора никогда не интересовались фирмой Мейер-Вайнбреннер и Ко, – ответила она. – Тебе с Фабио проще.

– Ну да. – Мария тут же попыталась утешить подругу. – Фабио, можно сказать, вырос в этом кафе. Иначе, думаю, он тоже этим бы не занимался.

– Мои дочки тоже выросли во дворе извозчичьей фирмы, но этого оказалось недостаточно… – Анна покачала головой. – Нет, моя Марлена все время хотела улететь подальше из гнезда. Она хотела быть независимой с самого детства, а Леонора… Ну, ты же ее знаешь. – Анна снова вздохнула и погладила Марию по руке. – Но не будем хандрить, это все равно ни к чему не приведет. Это ваша свадьба. Давай же праздновать и танцевать.

Мария обняла подругу за талию:

– О да, потанцевать было бы здорово. А где, собственно, мой муженек?

– Сеньор Церта?

Марлена решительно направилась к молодому человеку. Тот обернулся на зов и вопросительно взглянул на женщину. Понадобилось некоторое время, чтобы толпа вокруг сеньора Церты и его фотокамеры рассосалась. Как только он принимался за работу, всегда собирались любопытные. Аврора рассказывала, что, когда Церта фотографировал на улицах Буэнос-Айреса, за ним бегала стайка детишек.

Аарон наконец узнал Марлену и улыбнулся. Фотограф, конечно, видел ее уже не раз и все же снова удивился тому, как молодо выглядит эта женщина.

– Сеньора Хофер, – приветствовал он ее, кивнув головой.

– Сеньор Церта, вам здесь нравится?

– Нет ничего прекраснее, как фотографировать на свадьбе!

Марлена улыбнулась:

– Это вы хорошо подметили.

Аарон кивнул:

– Спасибо. Ваша дочь мне много о вас рассказывала. Очень рад, что довелось побеседовать с вами лично. Вы ведь писательница и работаете над путевыми заметками, верно? Аврора очень гордится вами.

Марлена смутилась:

– Аврора рассказывала обо мне?

Аарон улыбнулся в ответ.

– И довольно часто. Вы являетесь для нее образцом для подражания. Вы же не выбирали легких путей, и это вдохновляет вашу дочь.

Марлена была довольна тем, что не покраснела.

– Это меня удивляет. Я всегда считала, что она порицает меня за то, как я себя вела в молодые годы. – Марлена отвела глаза, но потом вновь взглянула на Аарона. – Ей с братом пришлось нелегко, вы понимаете?

– Об этом она ничего не говорила.

– Странно, – Марлена покачала головой. – Честно сказать, я в юности доставляла родителям сплошные неприятности, – продолжила она. – И Аврора наверняка от этого страдала.

– Не волнуйтесь. Аврора говорила о том, что для нее важно. И она говорит, – продолжил Аарон, – что вы добились того, чего хотели.

– Ох… – В этот раз Марлена почувствовала, как кровь прилила к щекам. Она глубоко вздохнула. – Давайте пройдемся? – предложила она и, не дожидаясь ответа, подозвала жестом прислугу: – Пожалуйста, присмотрите за аппаратом сеньора Церты.

Аарон последовал за Марленой, не сказав ни слова. Праздник проходил в саду у Мейеров-Вайнбреннеров. Анна не смогла отказать в таком подарке Марии. Как обычно, путь Марлены лежал в укромный уголок сада, откуда открывался вид на море. «Это место нравится всем женщинам нашей семьи», – неожиданно подумала она.

Некоторое время они просто молча стояли. Потом Марлена вздохнула. Собственно, она хотела сказать Аарону, как она любит Аврору и что он пожалеет, если когда-нибудь решится сделать ей больно. Но слова так и не сорвались с ее губ. Ведь она совершенно не знала его. Да и не понятно было, как парень относится к Авроре. Недоверие Хоакина заставило Марлену задуматься. Но с какой стати она должна угрожать Церте? До сих пор он не сделал ничего дурного. Наоборот, на него всегда можно было положиться. Это порядочный молодой человек, который честно зарабатывает себе на хлеб. На самом деле он нравился Марлене.

– А что, собственно, привело вас в Аргентину? – спросила она вместо угроз. – Чем занимается ваша семья, где живет?

Аарон смотрел вдаль, на море. Марлена заметила, что юноша о чем-то напряженно думает. Она вопросительно взглянула на него. Тот пожал плечами и пробормотал нечто невнятное.

– Вы, наверное, сочтете меня сумасшедшим, – наконец обратился он к Марлене, – но я приехал сюда, чтобы найти мать. Она оставила нас с отцом во Львове почти двадцать пять лет назад. Вы, может, знаете город под названием Лемберг.

Мария была поражена:

– Вы ищете мать? Это невероятно.

– Как я и говорил… она уехала в Буэнос-Айрес. Я, конечно, не помню точно, поскольку был еще ребенком, но мой отец незадолго до смерти рассказал мне все. Моим родителям и мне угрожала голодная смерть. Моя мать пожертвовала собой ради меня и отца, она… она решила… – Видно было, что ему тяжело давались эти слова. – Она решила продать себя.

У Марлены от удивления округлились глаза.

– Она себя продала? Как? Стала рабыней? Но рабство запрещено…

– Она стала проституткой. – Аарон смотрел Марлене в глаза, хотя ему это было и нелегко.

Марлена кивнула с сочувствием. В этот момент в голове у нее мелькнуло какое-то воспоминание, которое она не могла осознать. Какая-то мысль дремала в подсознании с тех пор, как она впервые увидела Аарона Церту. Но что же это за мысль?

 

Глава тринадцатая

Дженни отставила калебасу:

– И это он тебе рассказал? Вот так запросто?

– Нет, я спросила, – объяснила Марлена. – Недоверие Хоакина меня встревожило, и я захотела больше узнать о человеке, который, возможно, украдет сердце моей дочери.

– Ах, Марлена, это все еще так неясно, – ответила Дженни. – Разве не ты сама рассказывала, что Хоакин делает из мухи слона? Аврора мне ничего не рассказывала о новой любви, да и Ленхен бы проболталась. А ты же знаешь, что Аврора доверяет ей все свои тайны. Аарон и Аврора просто хорошие друзья. Кроме того, ты же понимаешь, что Аврора не будет вечно держаться за твой подол?

– Ох, я просто хочу оградить ее от лишних разочарований. – Марлена рассмеялась. – Хотя я сама недавно убеждала Хоакина, что как раз так и не следует поступать. Но я же ее мать, а она – моя малышка и такой останется навсегда. – Марлена закусила губу. – А знаешь, я пришла сюда именно потому, что в его истории есть нечто удивительное. Я кое-что вспомнила, но просто не могу понять, как это…

Дженни вдруг спонтанно расхохоталась, и Марлена удивленно посмотрела на нее:

– Что такое?

– Ну, это же ясно как божий день, Марлена, ты думаешь о Руфи.

– Руфи?

Марлена все еще не могла ничего понять. Как она ни старалась, но имя Руфь ни о чем ей не говорило.

– Ну, Марлена! – Дженни покачала головой. – Молодая проститутка, которая некоторое время еще жила в этом доме. Мама и я ее прятали. Ну, вспомнила наконец? Мама всегда заботилась о самых бедных, особенно о молодых женщинах, которые попадали в лапы торговцев живым товаром. Я знаю, что ты с ней почти не имела дела. Ты была еще такой молоденькой! А мы с мамой старались, насколько это возможно, держать все в секрете.

Марлена заметила, что Дженни стала серьезной, когда заговорила о приемной матери. Дженни и Рахиль были очень близки, и девушка спустя два года все еще тосковала по ней.

– Молодая проститутка… – пыталась припомнить Марлена. – Ну конечно! – воскликнула она и хлопнула себя ладонью по лбу. – Как я сразу об этом не вспомнила! Вы точно прятали ее тогда, ты и… – Марлене тоже было тяжело говорить о Рахили.

– Да, Рахиль и я. – Дженни сглотнула слюну. – Руфь была первой женщиной, которой мы предоставили убежище. То были непростые времена. Нам угрожали, но мама была непоколебима. Думаю, что она помешала многим сутенерам. Я всегда удивлялась, что она вообще не боится никаких трудностей… – Дженни задумчиво взглянула вдаль.

– Ты все еще этим занимаешься? – Марлена с любопытством наклонилась вперед. – Я имею в виду, даешь падшим девочкам шанс на новую жизнь.

Дженни кивнула:

– Да. Этим невозможно прекратить заниматься, если уже начал. Это как тебе писать. Кроме того, мне это завещала Рахиль. Это связывает меня с ней. Я знаю, что никогда ее не забуду.

Марлена кивнула с пониманием:

– Ты поддерживаешь контакт с Руфью?

– Иногда. Она регулярно писала Рахили. Теперь на письма отвечаю я.

Марлена невольно сжала кулаки:

– Мне нужно с ним поговорить.

– С Аароном? – Дженни нахмурилась и сделала еще глоток чаю. – Ты действительно считаешь, что он сын Руфи? В это почти невозможно поверить. А что, если речь идет о другой женщине с таким же именем?

– Она когда-нибудь говорила о сыне?

Дженни пожала плечами:

– Я не знаю, может, Рахили было что-то известно. Мне кажется, Руфь и Рахиль очень сблизились за эти годы.

– Во всяком случае, фамилии совпадают. Он когда-то был Черновицким, хотя сегодня его зовут Церта. Он родом из Лемберга. Руфь ведь тоже оттуда, правда? Значит, все может быть.

Дженни резко вскочила и бросилась к окну, там она некоторое время стояла молча.

– Значит, это все-таки возможно… – наконец тихо произнесла она.

Марлена удивленно подняла брови:

– Что возможно?

Дженни печально усмехнулась:

– Приехать сюда и найти родителей.

– Ах, вот ты о чем, – наконец поняла Марлена. – Ты тогда еще была слишком мала, всего восьми лет от роду, ведь так? Какие возможности найти родителей есть у ребенка? Какие у него шансы найти отца или мать в этой огромной стране? К тому же Рахиль и Гершель стали тебе хорошими родителями.

Дженни отвернулась, украдкой вытерла слезы с лица тыльной стороной ладони и попыталась улыбнуться.

– О да! Я не хочу выглядеть неблагодарной. Нет, было бы чудесно, если бы Аарон нашел мать.

 

Глава четырнадцатая

Виолетта опустила письмо и мечтательно улыбнулась. Стоял такой прекрасный весенний день! Она осторожно провела пальцами по листьям вербены в букете, который стоял рядом, – он распространил свежий лимонный аромат. Самец колибри с голубым венцом на голове наслаждался сладкой водой, которую Виолетта специально ставила для этих крошечных птичек. Сад играл темно-зелеными красками плетущихся по деревьям лиан и других растений. Бабочки порхали в постепенно прогревающемся воздухе.

– Ох, я так рада! – воскликнула она.

Марко взглянул на нее. Он как раз сидел на другом конце веранды, пытаясь починить сломанную соломорезку.

– Что случилось? Кто там написал? – спросил он, хотя уже догадался, что она ответит.

– Магали. – Виолетта все еще улыбалась. – Конечно, моя лучшая подруга Магали.

Магали… Марко тоже улыбнулся. Он довольно часто вспоминал ее с тех пор, как они познакомились. Это были тяжелые времена, бушевала чума. Как давно это было… После того как Виолетта снова покинула Буэнос-Айрес, он живо интересовался у сестры, как идут дела у Магали. А Виолетта постоянно держала его в курсе событий.

Они провели в Буэнос-Айресе почти четыре недели вместе, когда Магали и Виолетта вернулись с эстансии Ла-Дульче. Девушки показали ему город, они вместе гуляли вдоль реки и даже совершили поездку в Мар-дель-Плата – знаменитый курортный городок. Они устроили праздник с Мейерами-Вайнбреннерами и танцевали с Авророй Хофер. Но те несколько недель пролетели слишком быстро. Марко давно оценил Магали.

«Нет, наверное, это даже больше, чем…»

Марко на мгновение отложил работу. Хоть Магали понравилась ему и не с первого взгляда, но второго ему было достаточно. У нее были прекрасные блестящие рыжие волосы и серо-голубые глаза. Ее кожа была белее, чем у всех девушек, которых он знал до этого. Собственно, она являлась прямой противоположностью Эстеллы. Но именно это и нравилось Марко. Она была так же одинока, как и он. Она воплотила в жизнь мечту и теперь работала в одной из школ Мендосы. Марко казалось, что он породнился с Магали душой.

– И что же она пишет? – мимоходом спросил он.

Он не знал почему, но ему казалось, что будет лучше скрывать свой интерес к Магали. Его упрямая сестра считала, что брат уже слишком долго горюет об умершей жене.

– Она теперь помолвлена, – голос Виолетты звучал радостно. – Разве это не чудесно?

«Помолвлена?»

Марко внезапно охватило неприятное чувство, дискомфорт, который он не мог объяснить.

– Ох, – вздохнул он, – это действительно хорошо. Кто… С кем же? Мы его знаем?

– Какой-то коллега из соседней школы для мальчиков, Джейми Клиффорд… Нет, я его не знаю. Его отец, наверное, тоже шотландец, как и у Магали. Ах, я все время говорила… Она не верила, что сможет кого-нибудь найти. Знаешь, ее все считали слишком скучной. – Виолетта вскочила. – Ты меня прости, я просто обязана ей сразу написать ответ. Я хочу отправить письмо с посыльным. Он еще обедает в кухне, и если я потороплюсь…

– Конечно. – Марко улыбнулся сестре, словно это дело его совершенно не касалось. – Передай, пожалуйста, от меня привет и поздравь от всего сердца.

Когда Виолетта кивнула и убежала в дом, Марко отложил в сторону гаечный ключ и подошел к столу с закусками. Внешне спокойный, он налил себе стакан лимонада и выпил залпом. Вдруг ему стало тяжело дышать. Что-то угнетало его, вдруг перехватило горло. Марко расстегнул воротник рубашки, прошел несколько шагов к краю веранды и оперся о стойку.

Значит, Магали помолвлена. Он не был знаком с Джейми Клиффордом, но тот ему уже не нравился. Какое он имеет отношение к Магали? Он вообще представляет, какой это золотой человек? Будет он носить ее на руках или она вскоре разочаруется?

Но… эти дела его не касаются. Ему не должно быть дела до того, что происходит у подруги его младшей сестры. Марко вздохнул, вернулся к соломорезке и принялся убирать инструменты. Он не мог и не хотел сейчас работать.

Подсознательно он считал, что Магали всегда будет рядом, всегда одна, как и он сам. Ему нравилась эта мысль, хотя Марко не отдавал себе в этом отчета. Также он не осознавал, как много для него значит Магали.

 

Глава пятнадцатая

Руфь опустила письмо. Слезы брызнули из глаз. Дженни писала ей из Буэнос-Айреса, уже второй раз за несколько недель. И это Руфь сразу насторожило. Хотя она и поддерживала контакт с дочерью Рахили после смерти подруги, но до этого они не так часто переписывались. В жизни на юге Аргентины не было ничего интересного, а все проблемы Руфь уже давно привыкла решать сама.

Но теперь… Это письмо от Дженни перевернуло все. Оно разбередило старые раны, которые она так терпеливо залечивала, и все это из-за одного имени – Аарон.

«Мой Аарон в Аргентине. Мой маленький мальчик приехал, чтобы меня найти».

Если другие и могли сомневаться, и это было ясно написано в письме Дженни, то Руфь была уверена, что речь идет о ее сыне Аароне. Но она еще не знала, хочет ли увидеть его.

«Не будем ли мы чужими друг другу? А вдруг придется объяснять все то, что я не хочу вспоминать?»

Но то, что он жив, убеждало Руфь в том, что тогда она поступила правильно. Значит, не напрасной была эта жертва, ради которой пришлось пройти через нечеловеческие мучения. Разве не стоит предать забвению все подробности?

Руфь еще раз аккуратно сложила письмо и спрятала его в шкатулку для корреспонденции.

«Мой Аарон, мой прелестный маленький Аарон! Мой любимый мальчик с темными курчавыми волосами и глазами-пуговками».

Она вновь погрузилась в воспоминания. У сына всегда был такой взгляд, от которого у нее пробегал озноб по спине. Он был таким осмысленным, что Аарон казался старше своих лет. Она вспоминала его сладкий голосок, когда сын очень старательно пел песню. Аарон очень любил петь. Иногда фальшивая нота заставляла Руфь улыбнуться. У Руфи разрывалось сердце, оттого что пришлось покинуть сына. Она невольно протянула руку, словно желая погладить воображаемого трехлетнего мальчика по голове.

«Он выжил, – повторяла она сама себе в который раз, – значит, я поступила правильно».

Ее мальчик жив и превратился в мужчину, одаренного фотографа, как писала Дженни. Руфь никогда не думала над тем, кем сын может стать в будущем.

Руфь отерла слезы с лица и стояла неподвижно, обхватив себя руками.

«Как я могла только подумать, что эта боль ушла навсегда?»

Она не забыла его, конечно нет. Он был ее ребенком всегда, где-то в глубине души. Она заперла в себе эту боль, но так и не смогла от нее избавиться. Руфь сначала смотрела вдаль, но потом ее взгляд сконцентрировался на ближайших предметах: столе, стульях, сундуках, кровати… Несомненно, ее жизнь была хорошо устроена с тех пор, как она переехала из Буэнос-Айреса на юг.

Как же он теперь выглядит? Он всегда был очень похож на отца. Она спрашивала себя, были ли у сына черты от нее, но от этих мыслей ее отвлек шум.

– Бабушка!

Двое внуков прибежали к ней в кухню. Рамира и Галено, близнецы с черными шевелюрами, – дети ее падчерицы Хасинты, которая приехала на несколько дней ее навестить.

– О, здесь так странно пахнет. Что-то горит? – воскликнул Галено.

– Ах ты боже мой!

Руфь бросилась к кастрюле с кукурузной кашей. Сильный запах говорил о том, что, вероятно, было уже слишком поздно. Парочка умчалась так же быстро, как и появилась. Руфь спасла то, что еще можно было спасти.

Через четыре года после переезда на юг Руфь познакомилась с Родольфо Диасом. Тогда она работала горничной у одного из его друзей. И Родольфо сразу в нее влюбился. На следующий год ситуация сложилась так, что ей нужно было поменять место работы, и он был тут как тут. Уже несколько лет Родольфо был вдовцом, его жена утонула. Дочь Хасинта жила в одном дне пути на ранчо со своей семьей. Вскоре после того как Руфь начала работать у него, он предложил ей руку и сердце. Они поженились, и Руфь переехала в маленький домик Родольфо, крытый гофрированным листовым железом. В следующие месяцы после свадьбы они очень сблизились. О ее прошлом Родольфо никогда не спрашивал, а Руфь ничего ему не рассказывала.

Руфь задумчиво помешивала кукурузную кашу. Все было не так уж плохо, она зря перепугалась. Спасенных остатков каши должно хватить на всех.

После свадьбы дела пошли вгору. Они построили большой, надежный деревянный дом, в котором было много комнат. Основой для благосостояния семьи Диас стала неожиданная находка – на их участке обнаружили пресную воду. Питьевая вода была редкостью в провинции Чубут, все в ней нуждались. Но прежде всего она была необходима для постоянно растущих стад овец. В последние годы все больше овец перегоняли по грунтовой дороге от Рио-Колорадо. Вместе со стадами приходили новые поселенцы, так что об отшельничестве можно было забыть. Возникло даже совместное времяпрепровождение – охота на пум, поскольку дикие кошки серьезно угрожали стадам, а также на лис, скунсов, гуанако и нанду. Броненосцы и зайцы тоже входили в богатое меню.

Руфь сняла кастрюлю с плиты, обмотала ее полотенцем, чтобы каша не остыла, и вышла на крыльцо. Как всегда, она первым делом осмотрела своих беременных коз. У них уже было девяносто животных, большинство паслось на лугах Диасов. Козы давали больше молока, чем полудикие коровы, но им не нужен был хлев и постоянная кормежка, хотя Руфи нравилось ухаживать за ними. Два раза в год животные давали приплод – по два или три козленка на плодную козу. В это время муж очень любил полакомиться жарким из козленка, Руфь же предпочитала есть овощи.

Ее мысли вновь вернулись к письму Дженни. Что же теперь делать? Что ей ответить? Сможет ли она перенести встречу с Аароном после такой долгой разлуки? Будет ли он упрекать ее? Может, лучше отказаться от встречи, не отвечать ему, словно бы и не получала никакого письма? И что на все это скажет ее муж? Что случилось с ее первым мужем, отцом Аарона? Может, он еще жив? От этой мысли Руфь пробрал озноб. Лучше будет, если она не ответит вообще. Наверное, это самое простое решение: нужно оставить прошлое в прошлом.

– Есть новости? – В который раз за последние недели с надеждой допытывался Аарон у Дженни.

Женщина отрицательно покачала головой.

– Мне очень жаль, – пробормотала Аврора.

Аарон молчал. Он хотел было сказать, что в этом нет их вины, но слишком волновался. Он наконец нашел свою мать, и теперь она не отвечала. Он крепко сжал зубы, чтобы приглушить боль.

– Мне очень жаль, – произнесла Марлена. Она словно прочитала его мысли.

– Но что, если письмо потерялось? – попыталась приободрить всех Аврора.

– Мы ведь и телеграфировали, – напомнила Марлена дочери.

– Эх…

Аврора с сочувствием взглянула на Аарона и опустила глаза. Аарону хотелось ее обнять в этот момент и хоть как-то приободрить. Эта мысль часто посещала его в последнее время, но это было невозможно. Они ведь были просто хорошими друзьями. Девушка уже не раз давала ему это понять. Кроме того, брат Авроры, Хоакин, бегал за ней по пятам, как охотничий пес.

– Что мы можем сделать еще? – спросила Марлена и отвлекла Аарона от раздумий.

– Наверное, Руфь не хочет вспоминать прошлое, – предположила Дженни. – Она оставила ребенка, и это явно далось ей нелегко. Она никогда об этом не говорила. Вероятно, не хотела бередить старые раны.

Аарон, который от волнения ходил туда-сюда, вдруг резко остановился.

– Но это ведь часть и моей жизни, – тихо произнес он. – Неужели она сама может это решить?

Он не мог этого так оставить.