Студент
Мне было 16 лет, я болела; мама, уходя на работу, вызвала врача на дом. Пришел студент, который, по-видимому, был на практике в поликлинике. Он послушал меня, посмотрел мне миндалины, пощупал живот, а потом и говорит: «Какая же ты красивая!» И смотрит на меня. Возникло напряженное молчание. Мне стало не по себе, но тут, к счастью, пришла с работы мама, и студент сразу засобирался — мол «вызовов еще много». Хотя мама стала предлагать ему чай и пообедать, он отказался и поспешно ушел. Какой, говорит мама, скромный мальчик!
* * *
Степашка — ниндзя.
Разговор
Я: Ты знаешь, я, наверное, пойду учиться рисунку, за 10 тысяч урок.
Свинек: Да я бы за эти деньги медведя научил рисовать!
Я: Не желаю я медведя рисовать!
Свинек (выходя из себя): Hallo, anybody home?! Не тебя медведя рисовать, а самого медведя!
* * *
Детское видение вещей может снова ощутить взрослый, испытав состояние «же ме вю» — состояние «никогда ранее не виденного».
Герой и Ничтожество
Герой всегда на постаменте, внимание публики, поклонение и слава — все это для него. Все хотят быть героями, смотреть на все с высоты и прочее. Герой всегда красив, умен, великодушен, отважен. Однако, художественный, а тем более жизненный опыт учат нас, что за подвиг героя заплачено трудами, мучениями или даже смертью ничтожеств, незаметных, часто непривлекательных, но и незаменимых для торжества героев. Таким образом, подвиг Герой и Ничтожество совершают вместе, однако вся слава, почет, золотые блестки и небо в алмазах достается одному Герою, что заметим, весьма несправедливо. Как бы осуществился полет великого Героя Гагарина в космос, если бы не замученные десятками обезьяны, крысы и два великих Ничтожества Белка и Стрелка? Где им памятник? Нет такого! А Гагарин — стоит на высоте сотни метров на железном шесте; выпускается масса книг с его отографиями, снимаются фильмы, празднуется 12 апреля… Это — жизнь, но то же самое происходит и в сказке, хотя, казалось бы, именно в сказке (в отличие от жизни) осуществляется торжество справедливости. Ан нет! Что бы делал Герой Иван-дурак без типичного Ничтожества Конька-Горбунка?! Блестящей иллюстрацией этой теории является финал «Властелина Колец» — Герой Фродо оказывается не в силах, несмотря на весь пройденный им героический путь, совершить последний, самый главный подвиг — и если бы не Ничтожество Горлум, пожертвовавший своей жизнью и спасший весь мир. Думаю, Толкиен понимал это. В отечественной детской литературе советского периода самым разработанным образом Ничтожества является образ Чебурашки. Если не верите — прослушайте песню этого существа о самом себе. Поэтому я и группа моих единомышленников считаем, что Гагарин не должен более красоваться на своем шесте в Героическом одиночестве. На плечо ему следует поставить Чебурашку, причем таким образом, чтобы головы их были на одном уровне — что демонстрировало бы их единство, равноценность, причастность к подвигу и восстанавливало, наконец, попранную справедливость. Защищало бы «милость падших». Почему именно они? Гагарин — универсальный Герой, причем космического, планетарного уровня. А Чебурашка — универсальный, собирательный, трогательный образ всех ничтожеств (так как Белка и Стрелка, поставленные Гагарину на плечи, как бы «замыкали» тему восстановления справедливости исключительно в космической области). А мы хотим архетипичности!
Баба Яга
Существует много определений Бабы Яги, например — «костяная нога», бабка в избе на курьих ногах, в ступе и прочее, однако, никто до сих пор не объяснил, как появился этот образ. Это сделал Алхимик, когда его посетило вдохновение известного рода. Вот его объяснение: Баба Яга — образ, появившийся еще в языческие времена. Русь тогда имела некоторую связь с Индией. В те древние времена и забрел в русские леса индийский йог, поселился в избушке, построив ее на свой манер, отличающийся от славянского. Как и все йоги, он имел длинные волосы, отсюда — «баба». Страшно худой — вот и «костяная нога». А то, что он левитировал время от времени — трансформировалось в головах русичей в «полеты на ступе». А когда случайные путники забредали в его избу и в ужасе спрашивали: «кто ты?», он отвечал «Йог». Отсюда — Яга.
История любви
Моя знакомая девушка по имени Аня поехала учиться в небольшой провинциальный городок в Германию. В один из первых дней с ней приключилась довольно неприятная история. Она пошла в супермаркет за какой-то мелочью, вроде ластика, и, не заметив контрольную линию на полу, перешла ее с этим ластиком в руке и тут же была поймана детективом супермаркета. На его крики сбежались продавцы и покупатели. Тогда она еще толком не знала немецкий язык, документы она оставила дома; положение усугублялось тем, что Аня, по национальности армянка, похожа на турчанку. Детектив — немец наглумился над ней по полной программе — он «не понимал» английского языка, обзывал ее воровкой, обещал чуть ли не выслать ее из страны. Потом он радостно вызвал полицию. Приехал молодой полицейский, арестовал рыдающую Аню и доставил ее в участок. За все время это был единственный человек, который не оскорблял ее, а напротив, внимательно выслушал, поверил ей и отпустил ее домой, сказав, на прощание, явиться на следующий день с документами, чтобы закрыть дело. Приходить, правда, пришлось не один раз — немцы скрупулезный народ, они несколько раз проверяли Анины бумаги. За это время молодые люди успели проникнуться высоким чувством друг к другу, и уже через пару недель после происшествия Анхен переехала жить к полицейскому, которого как выяснилось, звали Франк. А через год они поженились и теперь живут в славном городе Киле.
* * *
Как волшебно вкусен был молочный коктейль за 30 копеек, который продавали в гастрономе рядом со школой!
* * *
Моя подруга Лена спала. В это время зазвонил телефон рядом с ее изголовьем. А она, продолжая спать, повторяла: «Алло! Алло! Алло!»
* * *
Некоторые, прежде чем взглянуть на ручные часы, встряхивают ими, на манер того как встряхивают градусник. Вот лишнее доказательство родства этих двух приборов.
* * *
Рецепты приготовления мяса потому такие изощренные, что люди с помощью приправ и пряностей стараются отбить запах мяса — запах убийства. И отдалить время его познания.
* * *
Между «да» и «нет», сколько «может быть»?(Хулио Кортасар «Игра в классики»)
Любовь
«He had three lilies in his hand, and the stars in his hair was seven…»
Завалившиеся вещи
Наше старенькое немецкое пианино совсем расстроилось. Мама вызвала настройщика. Когда он разбирал деку, мы с сестрой стояли рядом и надеялись, что может быть он найдет какие-нибудь завалившиеся туда случайно или нет (помнится, мы что-то прятали туда в детстве) вещи. Но он ничего не нашел. Где, где эти укромные уголки, куда завалились спутники нашего детства наши старые куклы, сломанные игрушки, наши книжки, обертки от конфет? Всем известна эта особое, озаряющее чувство, когда лежа на старом детском диванчике, сосланном уже на дачу, случайно засунув руку под матрас, натыкаешься на завалившуюся в незапамятные времена, вещицу — тогда открывается сам собой, без усилий тот волшебный ларчик, где заперто наше детство, наше прошлое время.
Видение
Я мало верю в паранормальные явления, по крайней мере, мне неприятна, та с мутным оттенком, интерпретация их, которую предлагают средства масс медиа. Однако однажды и я наблюдала чудесное видение. 21 апреля 1992 года, около восьми часов вечера, стоя на Кутузовском проспекте вместе с Женей и Шуриком, мы увидели ЭТО. В сумеречном небе из грозовой тучи, слегка подсвеченной изнутри солнцем, соткалось гигантское изображение некой местности, — долина, окруженная горами, в долине древний замок, на переднем плане располагались несколько деревьев… Природа этой местности напоминала Шотландию. Каждая деталь и все в целом было настолько отчетливым, реальным, что казалось, что улица, на которой мы стоим — всего лишь корабль, и мы проплываем мимо этого чудесного острова… И тогда Шурик, неотрывно глядя в небо, крикнул: «Земля!»
* * *
«Есть живые картины, обладающие цветом и звуком, навечно вставленные в проектор души, извивающейся лентой тянутся они через всю жизнь, сохраняя неизменную резкость, неизменную объективную четкость».(Ингмар Бергман «Laterna magica»)
Детство. Археология
Не всегда можно приезжать в места, с которыми тебя связывает прошлое. Особенно детство. Надо оберегать прошлое от нападок настоящего. Иногда посещение таких мест может расстроить. Помню, как мы с сестрой через 8 лет приехали на ту улицу, где мы раньше жили. Мы ходили по нашим дорожкам, прошлись по сильно поредевшей грушевой аллее, где мы делали секретики и хоронили серых желторотых птенчиков, которые почему-то часто падали из гнезд весной… Мы старались не смотреть по сторонам, где какие-то люди, ничего не понимающие в нашем с Женей детстве, понастроили гаражей и складов, застроили нашу поляну… Мы изо всех сил старались не запоминать все новое, чтобы эти «инородные тела» не внедрились в вещество нашей памяти. Долго вертелись около нашей бывшей квартиры. К нашей радости у новых хозяев «хватило ума» не менять обивку двери и ручку. Нас пригласили зайти. Поколебавшись, мы приняли приглашение. В большой и папиной комнате остались те же обои. Ручка на двери в детскую — та же — круглая, деревянная; как много ожило в тот момент, когда я охватила ее ладонью. Шведская стенка в коридоре. Подоконники. Квартира узнала нас и обрадовалась нам. Мы с Женькой почувствовали себя сирыми и ходили по квартире в обнимку. Больше я туда не приезжала.
Разговор
— У меня кончилось подсолнечное масло.
— Возьми подлунное!
Новые комплименты
Началось все после просмотра фильма, где действие происходило в 18 веке — сплошные «ваше сиятельство», «ваше высокопреподобие», «ваше величество» и прочее. После этого Свинёк изобрел «новые комплименты».
— Ваше свиноподобие переходит все границы!
— Ваше жирафоподобие переходит все вершины!
— Ваша водопадоподобная речь…
— Это все ваша барсутчина!
* * *
Апполинария Сергеевна Булочная — Кондитерская. Марфа Михайловна Калинка — Стокман. Ирина Генриховна Парикмахерская.
Байка. Морж и Плотник
Ночью в ЦПКиО им. Горького остались дворник и сторож. Напились. А потом пошли на Американские горки — кататься. Дворник черенком метлы дотянулся до пульта управления и нажал кнопку. И понеслись! Через некоторое время им надоело кататься, однако они не успевали отжать включенную кнопку. Дворник попробовал было метлой, но палка уже с первой попытки сломалась. Утром ополоумевших, потерявших сознание Дворника и Сторожа (Моржа и Плотника) сняли с аттракциона пришедшие на работу сотрудники.
* * *
Майкл рассказывал мне про своего эрдельтерьера, который во время грозы, которой он очень боялся, убегал в ванную комнату, прыгал в ванну и сидел там, пока гроза не кончится. Однажды Майкл застал бедного пса, который стоял в ванной в темноте и по «колено» в воде — в ванной было замочено бельё.
* * *
У Алхимика был огромный кот с человеческим именем Миша. Размером он был со среднюю собаку. Он был весьма тяжелым и ленивым. Для того, чтобы унести кота из комнаты, его сажали в специальный ящик, называемый «шарабаном» и волоком перетаскивали прямо в нем.
* * *
Олег Попов — тайный композитор.
Звонок из Германии
Зазвонил телефон, судя по звуку — междугородний звонок. Недоумевая, беру трубку, — слышу голос Капеловича: «Ой, Господи! Господи, где же монетка?! Ну здесь же была, только что! Ой, сейчас Пингвин… Привет, да, да! Куда же делась? Сейчас… ох времени нет… разговор конча…» Гудки.
* * *
Мои прозвища: Пятачок, Лика — черная гвоздика, Фаюмский портрет, Шакти, Луна, Котик, Ребенок, Маленький друг, Маленький, Дязик, Урчик-подчёркнутый, Чернобурка, Борзый котик, Белка.
Восклицания Пахомова
— «Эх, страдай, русский народ!» (Когда заставляют что-нибудь делать).
— «Винолечение!» (попивая вино).
— Вздохи: «А одного сердешного везли в Казань в плетеной клети…» (задумчиво, ни с того, ни с сего).
— «А русский темперамент — что? Украсть! И нажечь! Все, что обиженному сталось!»
— «Лягуши…»- (Когда чем-то особенно доволен).
Разговор в кинотеатре
Я (глядя на кошку с навостренными ушами и светящимися в темноте глазами):
— Это не кошка — это филин!
Майкл:
— Это не кошка — это фильм!
Детство
Когда болею, когда болит сухое горло и больно кашлять, всегда вспоминаю, как «болелось» в детстве. Как мама несла мне чай с позвякивающей ложечкой, как наливала (с каким звуком: чашка — блюдце(чай на блюдце, дула, потом протягивала мне. Лампа, накрытая сверху желто-красным пледом, в комнате полумрак. Ночь. Рядом спит маленькая сестра. За окнами зимняя темень.
Сила искусства
Помню, как мы с Майклом смотрели советский кукольный мультик — там были какие-то жалкие существа серо-желтого цвета, отдаленно напоминавшие животных. Жили они в норках. Тоненькими голосами они ссорились- всё отнимали друг у друга какой-то комочек. Вдруг я услышала всхлипывание. Обернувшись, я увидела Майкла с залитым слезами лицом, который шептал: «Бедные, какие бедные… Жалко их как, Господи.»
* * *
* * *
Мои друзья Палыч и Пахомов собирали одно время коллекцию Материалов (книг, статей) по новым религиям, сектам и ересям. Как-то я принесла им найденную на работе книгу преподобного Мён Муна. Книгу принес какой-то больной, очевидно член секты, и долгое время мои коллеги проверяли по ней зрение у больных — Ничего, — сказал Палыч, — теперь по «Майн Кампфу» проверять будете.
Хокку
Зима. В комнатах пустынно. Синие сумерки. Падает снег. Кот неторопливо прохаживается.
* * *
Тихо… Спящая лампа.
Подарок
На день рождения Хонки я подарила ему составленный собственноручно набор «Юный мечтатель». В наборе были: волшебная труба (калейдоскоп), стерео — открытка с подмигивающей японкой, пакетик разноцветного попкорна, игрушечный веер с нарисованным олененком и мыльные пузыри.
Весел и кефир
В школьной столовой раздавали завтраки. Как всегда, это был опостылевший кефир с булочкой. Мальчики, расталкивая всех, ворвались в столовую. Хулиган и гроза окрестностей из нашего 8 «А» класса Серега Веселкин по прозвищу Весел, вбежал первым. По дороге он сильно толкнул Юльку Масальскую. Юля была девочкой со странными повадками, она отлично дралась и очень быстро бегала. В классе у нее была репутация сумашедшей и ее побаивались. Масальская не собиралась оставить это дело так и решила отомстить. Около столов была толчея и давка. Рядом с Серегой стоял его верный адъютант Митька Ланге. Юлька тихонько подошла к Веселу сзади и молниеносным движением опрокинула ему стакан с кефиром на голову. А потом невинно встала неподалеку от двери. Многие даже не успели заметить, как это произошло, в том числе и сам Весел. В столовой воцарилась тишина. Весел, облитый кефиром, медленно повернул голову. «Кто это сделал? Ты, бля, Митрич? Ты, бля, Масальская? Гораш, ты?» Все застыли от ужаса, не в состоянии промолвить слово. В это время на другом конце столовой подрались ничего не подозревавшие Таранков с Гроссом из 8 «Б». Дрались они, не выпуская из рук стаканы с кефиром. В ту самую секунду, когда Весел обводил всех своим тяжелым взглядом, стакан из рук Таранкова вырвался стакан и по закону парных случаев, кефир выплеснулся в лицо Веселу. У Таранкова от ужаса ходуном заходила нижняя челюсть. «Весел, прости, это все Лёха, я не хоте…» Он не успел договорить… Веселкин, смахивавший уже на Франкенштейна, отметелил и Таранкова, и Гросса, и неповинного «Митрича». Масальская же неторопливо вышла из столовой и спряталась в женском туалете. Долго потом еще Весел караулил ее у выхода, у школы, у кабинетов — все без толку.
Детство
Ручки на почте — перья со вставками красного цвета, деревянные. Круглые, маленькие чернильницы. Все столы в фиолетовых пятнах. Запах сургуча.
* * *
Палыч про балетных: «Ходят, как будто ласты надели!»
* * *
«Дети — странный народ, они снятся и мерещатся».Ф.М. Достоевский.
Страшное
В один февральский вечер ко мне в гости пришли Алхимик и Игорь Юганов. Разговор зашел о цирке. Ахимик (убежденно): — За цирком, вероятно, стоят какие-то масонские ложи. Это ведь сильное искусство! И. Ю.: — Ну да. А члены ложи — Никулин и Олег Попов. Алхимик: — Называется она — Арена. И вместо фартуков, они одевают круглые клоунские носы! И.Ю.: — С цирком много мистики связано — фокусы с исчезновением и появлением, метание ножей, полеты под куполом… Алхимик: — Вот, вот! И архитектура-то как продумана! Купол цирка фокусирует на арену энергию.
* * *
Смотришь на конфеты «Моцарт» и думаешь, вот бы машину времени — застать бы Моцарта в кофейне — и сунуть ему под нос этот «Моцарт Кюгель» со словами «Ну что, доигрался?»
* * *
Должны быть конфеты с ликером «Моцарт и Сальери». Или вообще — шоколадный набор «Композиторы», Бах там, Шуберт.
* * *
Мой приятель, стоя на пешеходном переходе вместе со своей юной подружкой, спросил у нее: «Что же мне с тобой дальше делать?» В этот момент зажегся одновременно красный и зеленый свет. Она рассмеялась и сказала: «Все можно и все нельзя!»
* * *
Есть люди, от которых исходит запах свежести.
* * *
Мы с Женей летели на самолете из Турции домой, в Москву. Где-то в середине полета появились две стюардессы, волоча за собой тележку с обедом. В этот самый момент самолет неприятно завибрировал, а через пару минут стал сильно трястись. Девушка, сидевшая рядом, перестала есть и сильно побледнела. В хвостовом отсеке взрослый дядя стал неестественно громко скандалить со стюардессой из-за какой-то нелепой причины. По прошествии десяти минут к тряске самолета прибавился вой и рев двигателей. Мы с Женькой были очень голодны и жадно набросились на еду. Когда стало совсем жутко, и кругом люди уже находились в паническом состоянии, я уловила, что Женя зовет меня; наклонившись к ней, я услышала: — Лизка, ешь скорее, а то не успеем!
* * *
«Все мы знаем только кусочки чужих жизней и очень бы удивились, если бы могли увидеть всё…»(Iris Murdock «Under the Net»)
* * *
Когда видишь даже давно знакомых людей за работой, к твоему старому доброму чувству симпатии к ним, прибавляется особое, новое очарование. Они становятся немного «чужими»; ты вдруг видишь неизвестные дотоле тебе, скрытые стороны; появляется непривычное выражение лица, профессиональная сноровка движений, обособленная самостоятельность суждений. Ты, по сути, переживаешь состояние «jamais vu»… Как неузнаваемо меняется твой одноклассник, с которым бок о бок просидел пять лет в школе, когда он начинает налаживать сложную фотографическую аппаратуру, или милый и простоватый мальчик — сосед, ловко прибивающий давно не желавшую слушаться дверку шкафа. Еще Пруст отметил, что женщин испокон веку влечет к людям в профессиональной форме, так как им (женщинам) мерещится какой-то новый, неизвестный мир, а форма — тайный знак причастности к этому миру.
* * *
Как весело иногда бывает нарушить привычный порядок, и, к примеру, поесть среди ночи! Причем обставить все по-настоящему, подогрев суп и накрыв на стол. Впервые я испытало это странное, щекочущее веселье ещё в детстве, когда, проснувшись от света и кухонных звуков, вышла на кухню и увидела мою бабушку Элю в ночной рубашке, как ни в чем не бывало, наливавшую борщ в тарелку. Уже будучи 25 лет, я с моей подругой Еленой, подгоняемые ночным аппетитом, обходили пол-Вены в поисках незакрытых кафе, и с помощью ее удивительного, почти «навигационного» чутья, находили — то бодрствующий ларек с сосисками разных видов, то незакрытый, вопреки строгому австрийскому порядку и благодаря австрийскому же вину, итальянский трактирчик, где хмельные хозяева радушно кормили нас всей этой пестрой итальянской снедью — пастой, пиццей, спагетти…
* * *
В доме — беспорядок, и все часы показывают разное время.
Детство
Еще одна игра — камень, ножницы, бумага… раз, два, три! Джибра вместе со своим приятелем играл в эту игру до остервенения, до хрипоты, пеной у рта выкрикивая «камень, ножницы, бумага!», пока, наконец, их насильно не растаскивали в стороны учителя, а мальчики все продолжали судорожно выкидывать пальцы и выкрикивать заветные слова…
* * *
В низких лучах заходящего солнца плавает тополиный пух… Если долго смотреть на это — возникает ощущение невесомости…
* * *
Жидкие деньги.
* * *
Ликующее летнее утро… «Атласный» лиственный шум. Листва «наливается» солнцем, потом вдруг солнце «оттекает», чтобы через мгновение — снова проникнуть… На полу — горячие солнечные полосы и пятна… Особое блаженство чувствовать все это сквозь закрытые веки — и ощущать всем своим существом тяжелую сладость земной неволи…
Детство
Разноцветное монпансье, похожее на пуговки. В жестяных коробках — высоких цилиндрических и низеньких круглых. Обычно на дне образовывался громыхающий слипшийся ком. Такой же формы, но упакованные в прозрачные, быстро рвущиеся пакетики, были леденцы от кашля; глубокого зеленого цвета, манящие, обещающие кислый, дюшесный вкус… Но как они предательски разочаровывали! Как мстили своим аптекарским, долгим лекарственным привкусом…
Детство
«В гостях у сказки»; чужая, питерская передача «Сказка за сказкой». Всегда сказку прерывали на самом интересном месте и беспощадно заставляли ждать. Целую неделю! Тетя Валя вкусно шуршала письмами, поделками и рисунками юных зрителей. Однажды я видела там, в ее налакированных пальцах (о, счастье!) и свой гуашевый рисунок.
Сказка
Один маленький котик считал, что в мире пять стихий: Огонь, Земля, Вода, Воздух и Молоко.
Диссиденты
Шли мы со Свиньком и Майклом поздним вечером на флэт, к кому-то в гости. Стоял ноябрь-месяц. Идти было долго, вечер был холодный, промозглый; ветер безжалостный, проникающий во все закоулки, злобно швырял нам в лицо пригоршни колючего снега… Слякоть, ноги промокли. Помню, совсем мы из сил выбились от всего этого бесконечного холода, оттого, что ближайшие полгода будет все так же холодно и мерзко, и ничего-то с этим не поделаешь, и винить вроде некого… И тогда Свинек выпрямился в своем бедном пальтишке, (которое он почему-то гордо именовал «охотничьем») и крикнул, потрясая кулаком: «Это все правительство виновато!»
Отрочество
Мы с сестрой всегда были очень близки. Особое удовольствие доставляло долго обсуждать кого-то и что-то; часто эти разговоры велись далеко за полночь, и возмущенная мама стучала нам в стенку или являлась во всей своей грозной красе — в ночной рубашке и босиком и, включив беспощадный «верхний» свет, принималась нас отчитывать. Разговоры накрывали нас с головой, не давая опомниться, почему-то особенно часто во время укладывания спать, и тогда мы, застигнутые разговором, беседовали то в одной туфле или недоснятых колготках, надев один рукав ночной рубашки или напялив ненужную, случайно подвернувшуюся кофту… Как-то мама застала нас как раз в таком полураздетом состоянии, забывших все на свете и беседовавших на вселенские темы. Мама начала нас стыдить и, как обычно, привела нам некогда впечатляющий, а теперь порядком надоевший и ставший совершенно плоским пример — про солдат, «которые в армии раздеваются за 45 секунд». Видя, что этот старый добрый способ не помогает, она в отчаянии воскликнула: «вас бы в казарму! Там бы вас быстро научили раздеваться!»
* * *
Смотришь на старинные фотографии, каким-то образом, понимаешь, что все они умерли — давно, безвозвратно, все, все — дамы в шляпах, усатые господа, прислуга и даже самые маленькие дети, собаки, лошади; развалились и стерлись в пыль… А когда смотришь на фотографии в парикмахерской, возникает ощущение, странным образом противоположное предыдущему, — что эти люди никогда и не жили. Вид у них — каких-то гомункулусов, выращенных прямо с этими невероятными прическами на головах… Некая аналогия — с дежа вю и жа ме вю.
* * *
Девочка-подросток с максималистским бескомпромиссным выражением лица; на майки значки — на фосфорном фоне написано: «Ты не прав!», «Зря смеешься!», «Не учите меня жить!»
* * *
Пойти поспать на маковое поле? (И. Ю.)
Озвучивание фотографий.
Топор имени Достоевского.
Вечер чеченской мафии (объявление в доме культуры).
Братья Кипиани: завозим-вивозим (объявление в газете).
Привычный смысл фразы: «Какое сегодня число?», опрокидывается в мгновение ока ответом растерявшегося иностранца: «У нас сегодня много чисел…»
Разговор
— Как твое космическое житье — бытье? (потом быстро, скороговоркой) — А вот мое космическое житье — бытье!
Красота жизни
В апреле 1990 года в Москве была выставка Жана Тэнгли, одна из его больших инсталляций стояла прямо на улице перед входом в ЦДХ. Разные предметы совершали движения во всех возможных плоскостях и направлениях (в центре внимания находился большой косметический набор и разноцветный велосипед). Устав от всех этих взмахов, покачиваний, вращений и скрипа, я вышла и остановилась у входа. И тут жизнь, которая, как известно, богаче любого искусства, преподнесла мне свой подарок: на фоне освещенной контражуром инсталляции Тэнгли, стояла группа глухонемых, оживленно обсуждавших эту инсталляцию.
Красота жизни
Помню, ехала свадебная машина: вся в лентах, куклах и воздушных шарах, один шарик оторвался и запрыгал-заметался посередине дороги. Он был в виде сердца, на нем было написано «LOVE». В следующую секунду он был раздавлен проезжавшей машиной.
Зима
Я сижу в глубоком мягком кресле и прислушиваюсь к звукам нашего дома: скрипу измученной входной двери, дерганью лифта, крикам на улице, и тяжелым, глухим шагам наверху…
* * *
У каждого времени года есть свой звуковой ландшафт: зимой все Звуки удалены и как бы обернуты в вату. Поэтому самые зимние звуки — это собачий лай где-то вдалеке, гудки поездов, глухие звуки в квартирах соседей и скребущий звук лопаты.
* * *
Сейчас в саду перед домом пели что-то пьяные, душевно так — что-то про бессонницу и врагов. Вскоре их забрала милиция.
* * *
Вход — вдох и выход — выдох метро.
* * *
Мальчишка в вагоне метро едет с дедушкой, который решительно и крепко держит его за руку. Мальчик уже никак не может воспротивиться и выражает свой протест гримасами, которые тайком от деда строит окружающим.
* * *
Лето. Воду отключили. Греем ее теперь в казане, а потом, дрожа, Размазываем по себе вместе с мылом.
Предчувствие
Мой приятель Карен ехал в экскурсионном автобусе по пустыне из Египта в Израиль. Всю дорогу его томило какое-то неприятное смутное предчувствие. Внезапно он услышал громкий хлопок. Подняв голову, он увидел, как лобовое стекло автобуса медленно заливает кровью… Остановились. Водитель, взяв тряпку, вышел. Вернувшись, он объяснил пассажирам, что о стекло разбилась птица. «Здесь — это часто случается», — сказал он.
* * *
Моя маленькая племянница Катька как-то сказала: «Я хочу улететь на небо и трогать его руками».
Детство
От одуванчиков на пальцах остаются коричневые пятна.
* * *
Пустое метро, поздно. Эхо моих шагов, бесконечные коридоры, Отдаленная музыка, теплящаяся в них, затем безжалостно придавленная грохотом одновременно прибывших поездов.
Детство
В детстве мы каждое лето ездили на юг. Меня всегда очаровывала «предыстория», отдыха, даже в большей степени, чем собственно само море, юг. Сборы чемоданов, беготня, обязательный ритуал «присаживания на дорожку», и, конечно же, поезда. Ночью, когда все спали, я привставала на локте и долго смотрела на мчащиеся мимо леса, долины, неизвестные деревни — дома с темными окнами, черный лес кругом, пустынные полустанки, едва освещенные, звездное летнее небо, невиданные созвездия, мелькающие вспышки ярких железнодорожных фонарей… Перестук колес. Наивысшее блаженство охватывало меня, когда поезд останавливался на стоянку. Залитая неверным, скудным электрическим светом станция. Сомнамбулический, издалека голос: «На второй путь прибывает поезд номер 52 Москва — Симферополь», слышно дыхание спящих; мимо, по перрону проходят редкие пассажиры с вещами. Упругое постукивание молоточков обходчиков по колесам. Скрип сочленений состава. Поезд потихоньку трогается с места… Проплывает мимо незнакомая станция… Какие-то будки, ларьки; пустынно, ни одной души…Глубокий синий свет семафоров. Странные, «нечеловеческие» здания с непонятной надписью «Диафаноскопия»… Сладостной волной накатывает сон. Где я? Что я? Что это за место, узнаю ли я когда-нибудь? Поезд набирает ход. Пробегающие огни. Бесконечность.
Андрей Тарковский
По поводу фильмов Тарковского существуют два основных мнения. Первое — фильмы непонятные, сложные, «искусство — для искусства», «тягомотина» и так далее. Это мнение, как правило, принадлежит обычному зрителю. Второе мнение, почерпнутое мною из статей различных деятелей кино, искусствоведов, коллег Тарковского — «новый, особый язык», «интеллектуальное кино», «очень сложные, изощренные фильмы», «загадочные», «фильмы Тарковского посвящены нравственной проблематике», «фильмы, полные символов», опять же «сложное, эзотеричное кино»… Я не могу согласиться с первым мнением, и не вполне разделяю второе. На мой взгляд, Андрей Тарковский чуть ли не единственный кинорежиссер, осознавший задачу кинематографа как самостоятельного, независимого вида искусства. Поясню. Большинство кинорежиссеров, как это не странно, не осознают принципиальную разность между театром и кино. Сильная сторона театра — в создании живого пространства, в котором действуют живые люди. В кинематографе, иллюзорном по природе, «оживление» теней на плоском экране становится суперзадачей. И, как мне кажется, на её решение и должен быть направлен талант режиссёра. Вместо этого зритель оказывается поглощенным сюжетом, а в фильмах «суперэкшн» и вовсе погружаясь в действие до физических перегрузок, перестает обращать внимание на и без того иллюзорную окружающую реальность… Вспомним старое доброе театральное действие с его размеренным неторопливым течением. Где всегда в зазорах сюжета можно разглядеть укромные уголки сцены, живущие своей жизнью или «выглянуть» в окно, с любовью воспроизведенное художником. Только ведь выглянув в такое окошко, увидишь старый задник да пыльную кулису, вместо ожидаемого сияющего летнего утра… Не пытается ли Тарковский расширить эти «зазоры» до необъятных пространств, отводя им главную роль и наполняя их настоящим светом и воздухом? Понятно, что зритель, привыкший к главенству сюжета, перегруженности событиями, быстротой их сменяемости, обилием трюков, откровенно скучает на фильмах Тарковского. Ведь в фильмы Тарковского не содержат «экшн» и оставляют зрителя наедине с самим собой. «Уйти от литературщины, отказаться от повествовательности…» — пишет Тарковский в своем дневнике по поводу фильма «Андрей Рублев». Для того чтобы заставить человека воспринимать пространство, существующее на пленке, от режиссера требуются особые усилия, использование особых приемов, отвлекающих, уводящих зрителя от столь любимого им сюжета с традиционным хэппи-эндом в конце, к жизни пространства, окружающих предметов, звуков мира… Шум деревьев. Колышущиеся в воде водоросли. Капающая вода. Исчезающий кружок от стакана с чаем. Сухой букет на подоконнике. Как тут снова не процитировать Андрея Тарковского: «Поэтичность фильма рождается из непосредственного наблюдения за жизнью — вот на мой взгляд, настоящий путь кинематографической поэзии». Наибольший протест у меня вызывает фраза, что фильмы Тарковского полны символов. Символ — это абстракция. Видеть во всем символ — это постоянно уноситься в мир мертвых конструкций, не замечая, что находящиеся перед тобой предметы просто существуют. Символ не имеет отношения к самому предмету. За именем не видят лица. За деревьями — леса. Не имея доверия к изображению, видя во всем символы, то есть некий второй скрытый (неочевидный) смысл, зритель сам себя загоняет в лабиринт, где и остается блуждать в недоумении. На мой взгляд, в фильмах Тарковского нет того, что «днём с огнем» так ищут некоторые, напряженно анализируя диалоги героев, контролируя их движения. «Только не ищите здесь символов и иносказаний», — пишет Н. Зоркая о фильме «Иваново детство». Тарковский сумел запечатлеть реальную жизнь пространства, здесь и сейчас. Ах, почему бы не расслабиться, не начать созерцать текущую перед глазами жизнь, отдаваясь ее нежному течению и стать, наконец, её частью… И тогда — долго взламываемый ларчик откроется сам, без усилий. Вся критика, касаясь таких феноменов как фильмы Тарковского неизменно начинает «пробуксовывать». Ржавые инструменты этики и эстетики только разрушают хрупкую ткань произведений, несмотря на это искусствоведческое анатомирование, их сущность все равно ускользает. Это также бессмысленно и наивно, как спрашивать у космонавтов, видели ли они Бога. Истинное искусство лежит вне привычных понятий, вне привычной шкалы, поэтому все попытки изучения, а тем паче «объяснения» его заканчиваются крахом.
Игра в доктора
Как-то мы с Женей нашли папин прибор для измерения артериального давления и решили сыграть в доктора. Однако манжета была рассчитана на взрослую руку и с наших рук (и даже ног) сваливалась. Родители спали и, несмотря на наши уговоры, мерить давление не соглашались. Тогда Женя предложила изловить кота, благо их много водилось поблизости, и обследовать с помощью этого прибора. В точности уже не скажу, каким образом (помню только, что фигурировала колбаса), кот был затащен в окно нашей квартиры — мы жили тогда на первом этаже. Папа проснулся от диких воплей, вбежав в гостиную, он увидел незнакомого кота с манжетой тонометра на животе и свою младшую дочь, деловито нагнетавшую воздух грушей и сверявшую показания на циферблате. От смеха он не сразу смог освободить пациента, который тут же сиганул в окно, и отобрать прибор у Жени.
* * *
Как-то меня с Джиброй пригласили на день рождения к нашей общей приятельнице Алёне. День рождения этой уже вполне взрослой барышни проводился, в лучших детских традициях — с родителями и родственниками за одним столом с друзьями, подаренными игрушками, выставленными на всеобщее обозрение младенческими фотографиями. Как я и предчувствовала, после горячего, началась игра в шарады. Алёна раздала всем по листку бумаги и попросила написать три желания, которые каждый мог пожелать себе, потом собрала их в мешок, и после долгой возни и таинственного шушукания с сестрой где-то в дальней комнате, предложила гостям вытаскивать первый попавшийся листок. Мне попался листок, который принадлежал перу видимо сильно уставшего от жизни человека, поскольку там несколько нервным почерком было написано: «Покоя, равновесия, спокойствия». Я разочарованно протянула листок Джибре, и тут заметила, что пожилой джентльмен на другом конце стола, щурясь, пытается прочитать доставшуюся записку. Когда, наконец, это ему удалось, мы услышали как он удивленно пробормотал: «Что за чушь… Желаю себе распущенной половой жизни…» В это время тринадцатилетний мальчишка, прозванный мною с самого Начала «гимназистом», пунцово покраснел и, громыхнув отодвинутым стулом, поспешно вышел из-за стола.
Любовь
Как люди пьют вино, как пьянеют, так я люблю тебя…
Красота жизни
Я тогда очень ждала одно письмо… Каждый вечер аккуратно проверяла почту. Но письма все не было и не было… Помню: захожу в теплый подъезд, теплые летние сумерки, тускло горит лампочка, вокруг нее вьется мошкара; из открытых окон нечетко доносится музыка. Нетерпеливо, застревая ключом в замке, открыла ящик — письма не было. И тут из почтового ящика медленно-медленно вылетела белая ночная бабочка.
Детство. Драгоценности
Главное сокровище всякого детства — стеклянные шарики…
Что могло быть желаннее и недоступнее? Самая загадочная вещь с неясной историей, происхождением и назначением…
Их нельзя было купить, их всегда находили случайно, в самых разных местах, не связанных никакой закономерностью…
Ходили разные легенды, откуда берутся эти шарики, кто считал, что это — лунные камни; кто-то доказывал, что они падают на землю после салюта.
Мальчик из моего класса утверждал, что они являются частью особых машин…
Но что это за таинственные механизмы, частью которых они могли бы являться? И что за функция у этих механизмов?
Откуда и как они попадали в те канавки около школы и закутки за гаражами, где случайно всковырнув палочкой землю, вдруг, ахнув от счастья, ты нагибался, а затем, еще не веря, разжимал ладонь, где спокойно лежал волшебный прозрачно-зеленоватый стеклянный шарик…
* * *
* * *
Только весной каждое дерево индивидуально, летом все они сливаются в единое лиственное царство.
* * *
«Человек снова переживает ушедшее, испытывает двойную радость пополам с грустью, без которой и радость была бы не так радостна, не так остра.(В. Мильдон, «Бесконечность мгновения»)
Но не грусть делает радость радостной, а то, что радость кратковременна и потому надо пережить ее глубоко и компенсировать глубиною мгновенность самого чувства. Грусть — своего рода задержка радости, и тем — ее продление: рад не только радостью, но и ожиданием или памятью об ушедшем.
Хорош и желанен праздник, но не меньше и воспоминание, сохранившееся в засохших праздничных цветах, аромате благовоний, отзвучавшем смехе и укромном шепоте. Детали усиливают память о былом, возвращают его. В известной степени ради них существовало событие: чтобы, оставшись после него, они помогли с не меньшей остротою пережить его опять, еще раз, а значит бессчетно, а значит — вырвать его из власти тлена…»
Школа
Допишите до точки. Сдавайте тетради…
Море
Я летела самолетом в Амстердам.
Путешествие было долгим; и я смотрела в иллюминатор, радуясь той особой, известной с детства, радостью, которую испытываешь, когда достается место у окошка.
Мы уже были на приличной высоте: далеко внизу сквозь сизую дымку просвечивала земля, все остальное пространство было заполнено небом и величественными громадами башнеобразных облаков. Через некоторое время я, незаметно для себя, задремала…
Когда я очнулась, я выглянула в окно… И не сразу смогла «перевести» то, что я вижу: все пространство было небесным, небо простиралось теперь сверху донизу; вместо земли теперь тоже было глубокое синее небо… ничего кроме неба… Небесный шар. Небесная твердь… В голову пришел сонный каламбур: «А где же Поднебесная?»
И тут я увидела: внизу по синей глади прокладывал путь, оставляя за собой тонкий белый след, серебристый крошечный кораблик…