1
– Глухонемая сумасшедшая спала на берегу океана обнаженной. Бог солнца спустился к ней, и она зачала. Так родился Инка.
Когда пришли испанцы, они отрубили Инке голову и посадили в тюрьму. Голову посадили, имеется в виду. Но он отращивает себе новое тело. Процесс идет тяжело, ведь Инка закован в наручники. Не очень понятно, как это возможно технически, но будем снисходительны, у стариков индейцев – особая логика.
Так вот, когда Инка закончит отращивать тело и разорвет цепи, он разрушит тюрьму и всю испанскую цивилизацию.
Тогда наступит Кача-Пури – полное очищение земли от грешников и испанцев. Ну, хватит об инках, тема моей лекции – походы Боливара.
– Простите профессор, последний вопрос... – Максим повернул голову и увидел незнакомую крашеную блондинку. Щеку обожгло, и он инстинктивно прихлопнул ладонью шарик жеваной бумаги. Макс обернулся и погрозил кулаком смеющейся толстой Саре, его сокурснице, давно и безуспешно заигрывающей с ним.
– Правда ли, что человеческие жертвоприношения практикуются в Андах до сих пор?
– Точно не известно. В горных районах, как, впрочем, и в других местностях Перу, пропадают люди. Есть мнение, что многие из них приносятся в жертву Инке. Но, пожалуйста, вернемся к Боливару. Империя инков – моя любимая тема, и о ней я могу говорить часами, если не днями. Так что, оставим, не искушайте меня...
После того как Боливар захватил Каракас, к нему стали стекаться новые добровольцы. Со своим оружием приходили крестьяне и даже гаучос (скотоводы; деревенская элита, зачастую очень богатые)...
Профессор Рабинович был из Бразилии и обладал сильным португальским акцентом. Его иврит портили многочисленные шипящие звуки, а также смягченные Н и М. Максим честно пытался конспектировать, но реки горячей латиноамериканской крови не могли побороть его дремоту. К тому же полумрак и монотонный голос Рабиновича не прибавляли бодрости. Макс постоянно засыпал, о чем свидетельствовали многочисленные росчерки в его записях.
Безвольная рука, сжимающая ручку, падала, оставляя метки в его тетради.
«Кофе! Срочно крепкого кофе!» – подумал он и тихонько пошел к заднему выходу из аудитории. Только закрыв дверь, студент подумал – «Уф! Кафетерии ведь закрыты. Уже девять».
Шла последняя, самая тяжелая фронтальная лекция.
«Хорошо хоть ночью у меня нет дежурства, высплюсь». – Максим работал в службе безопасности Иерусалимского университета и всюду таскал с собой здоровенный пистолет «Ерихо» 45-го калибра. Можно было взять 9 миллиметровый «Кольт» или «Берету», но Максу понравилась внушительность израильского оружия – и теперь он расплачивался постоянно спадающими от тяжести штанами.
Возвращаться и слушать про бесконечную резню в Аргентине не хотелось, и он решил сделать себе 10-минутный перерыв и направился в туалет.
Туалет сверкал кафелем, вымытый к завтрашнему дню. Максим посмотрел в зеркало и показал себе язык.
«А что, хорош! Симпатичен, молод и э-э-э… О! Уверен в завтрашнем дне!» Максим поморщился: что неправда, то неправда. Он не был уверен даже в сегодняшнем дне. Уверенность во вчерашнем дне, понятно, зависела от количества алкоголя накануне и степени влюбленности в данный момент.
И если бы кто-то сказал, что его подозрения оправдаются, и что он, Максим Яцкевич, уже завтра ночью окажется в Сирии, где будет целоваться с прекрасной негритянкой, Макс поразился бы, но, скорее всего, – поверил и обрадовался. За способность постоянно оказываться в невероятных ситуациях Максим получил прозвище «Приключенец».
Во время прохождения ежегодной резервистской службы все жаждавшие «экшн» старались попасть с ним в один патруль. Ни одно яркое событие – будь то перестрелка с террористами или потеря запасного ствола крупнокалиберного пулемета – не проходило без его участия.
Максим отвернулся от зеркала и, разогнавшись, попробовал проехаться по блестящему кафельному полу, чуть не упал, но удержался и, вздыхая, зашел в кабинку.
Усевшись, он закурил и стал думать о своем соседе по общежитию.
Вадим В. Фукс уже неделю витал в облаках, отвечал невпопад, ел сырые сосиски и постоянно что-то записывал, иногда радостно ухмыляясь, а иногда в раздражении рвал написанное. К странным студентам Максим привык, он и сам не всегда был адекватен. Но вчера Вадим заявил, что создал нечто новое. Он предложил Максу поиграть в «Ретал», его любимую компьютерную игрушку, флайт-симулятор. Фукс пообещал погружение в виртуальный мир без всяких наркотиков, а на вопрос, почему бы это не испробовать на себе, ответил, что кто-то должен наблюдать за экспериментом, и по его мнению Яцкевич – лучший пилот F-122 (frustrator) всех времен и народов.
Взгляд упал на дверь, где была нарисована девица с торчащими в разные стороны условными волосами и огромными сиськами. Надпись сбоку, очевидно, выражала чью-то разочарованность в прекрасной половине или озабоченность. Она гласила – «KILL ME!!!».
«А что, это мысль!» – подумал Максим, доставая «Ерихо». Он вытащил магазин и проверил отсутствие в стволе патрона. Прицелившись в правый сосок, Макс нажал на курок. Затем, положив пистолет на пол, решил: «А теперь – на время». Насвистывая и глядя в потолок, он внушал себе, что далек от всего этого. Внезапно сам себе скомандовав: «Ниткальта!!» («Наткнулся!!»), Максим подхватил пистолет, на взмахе, с оглушающим – в пустом туалете – лязгом передернул затвор и прицелился... в лоб открывшего незапертую дверь кабинки профессора Рабиновича...
– Пардоне муа... Екскьюзе муа... – лепетал он почему-то по-французски. Лицо профессора побелело как мел. Над прицелом, в середине профессорского лба, выступили капельки пота. Растерявшись, Максим не убрал оружие, но из открывшегося рта на голую ногу выпала горящая сигарета. Макс заорал, вскакивая, Рабинович тоже закричал и побежал. Студент рванулся его догнать, но, сделав три мелких шага в упавших штанах, остановился. Выставив голую задницу, он уперся головой в стенку и захохотал.
Яцкевич вовремя подумал, что если здоровенный мужик, с сигаретой в зубах, обнаженный в самой неприличной части тела, путаясь в штанах и размахивая огромным пистолетом будет гоняться по опустевшему в это позднее время университету за профессором Рабиновичем, ничего хорошего из этого не выйдет. Да и что ему можно будет объяснить? Что он передернул затвор и прицелился ему в лоб ради тренировки?
Максу ничего не оставалось делать, как, докурив упавшую на чистый пол сигарету, вернуться в аудиторию и дослушать, как так и не сходивший в туалет профессор Рабинович рассказывает о многократной перекройке карты Южной Америки.
(Неизвестно, что подумал о том происшествии «сеньóр професóр», но на следующем экзамене он поставил Максиму хоть и невысокий, но проходной бал, что, в общем-то, более-менее соответствовало его письменному ответу.)
– Проводишь меня до машины? Тебе ведь по пути? – Спросила Сара, и Максим согласился, закидывая на плечо нетяжелый рюкзак.
– И сам бы проводил. Ох уж эти израильские девушки! Не дадут побыть джентльменом!
Гудя, толпа студентов рассасывалась, направляясь к разным выходам.
– Ну, раз ты такой «эмпатичный» (сочувствующий, понимающий) джентльмен, почему не возьмешь мою сумку? И вообще, не пригласишь меня в кафе?
– Ну, Сара, так не честно! Почему я должен рассказывать тебе о своей катастрофической финансовой ситуации? А сумку не беру из деликатности. У тебя там наверняка всякие женские штучки.
Не спеша они дошли до стоянки, где в гордом одиночестве скучал древний Сарин фольксваген-«жук», очевидно, предмет гордости ее прадедушки и зависти основателей города Тель-Авив.
– Максимка, поедем на вечеринку? Я приглашаю, – Сара с третьего раза завела холодный двигатель.
– Спасибо, но... Устал я очень. Извини. К тому же, не люблю новых людей, еще о политике заговорят, а я аполитичен по определению. – Максим зевнул, собираясь уйти.
– Нет, на вечеринке будем только ты и я, – Сара покраснела. Макс сел на асфальт, глядя снизу вверх на девушку.
– Опять ты меня конфузишь! Нет, правда, очень спать хочу, а ведь ты не дашь расслабиться...
– Не дам! – с вызовом ответила она. – Садись!
Максим обошел машину и сел справа, предусмотрительно не закрыв дверь.
– Видишь ли, милая Сара, ты мне очень симпатична, но у меня есть девушка, – солгал он. – Давай останемся просто друзьями.
– Я читала, что дружба мужчины и женщины возможна только между бывшими или будущими любовниками, – ее голос задрожал. – А любовниками мы не были, так что, поехали!
Он с грустью посмотрел на нее. Девушка не выдержала и заплакала, уткнувшись лбом в рулевое колесо. Макс обнял ее и стал гладить по голове. Сара обхватила студента руками и зарыдала, уткнувшись в его плечо.
– Люблю я тебя, Максимка... Очень! – Она, всхлипывая, подняла на Яцкевича мокрые глаза.
– И я тебя, Сарале. Но по-другому. – Макс осторожно освободился, выпрыгнул из «жука» и побежал. И только завернув за угол, перешел на шаг. «Вроде радоваться надо – девушка так хочет меня, что готова поступиться гордостью, – с грустью думал он. – Да что-то не весело...»
Войдя в комнату, Макс увидел привычный кавардак, подумал о том, что надо сходить в душ, скинул с кровати книжки и тетрадки, сунул пистолет под матрас и, не раздеваясь, рухнул, заснув еще до того, как его голова прикоснулась к подушке.
2
Проснувшись в той же позе, что и упал накануне, он стал наблюдать, как муравей ползет по ножке стола, таща крошку хлеба. Макс лениво подумал о том, что муравей в полной его власти и он может сделать с ним все, что заблагорассудится. Максим стал размышлять о моральном аспекте ситуации и закрыл глаза. «С одной стороны, насекомое абсолютно беззащитно и не причинило мне никакого вреда, но с другой... – студент пошевелил ногой. – Он вторгся на мою территорию и похитил мою еду. Нахал и вор! Но не слишком ли суровое наказание – смертная казнь?» Думать о том, каким еще образом можно покарать наглеца, было лень, и он решил простить голодного. К тому же нужно было вставать, и, когда он снова отрыл глаза, проблема решилась сама собой: муравей исчез.
На душе было нехорошо. «Вчера я сделал что-то плохое», – подумал Макс, но вспомнить что именно – не удавалось. Он полез в карман джинс, достал оттуда пустую смятую пачку сигарет и настроение еще больше ухудшилось.
«Так... Сигарет нет. Денег их купить нет. Одолжить – не у кого». – Максим стал вспоминать, кто кому должен, он Фуксу или наоборот. Оставив решение этой проблемы как несущественной ввиду отсутствия соседа на потом, Макс стал рыться в пепельнице, надеясь найти стóящий бычок, хотя бы на пару затяжек. Ничего подходящего не находилось. «Козлы эти начальники Филип-Морис или кто там выпускает сигареты «LM», о людях совсем не думают. Оставленная сигарета не тухнет, а тлеет до фильтра». Максим подумал о советских сигаретах, которые тухли мгновенно. Затем вспомнил о заначке Фукса, но решил не трогать, так как Вадим вряд ли сочтет данные обстоятельства форс-мажорными. «Эх, надо было вчера отдаться Саре: и сигарету бы нашла, и денег бы дала...» – Макс вспомнил причину своего дурного настроения. Зря обидел хорошего человека, хотя потом пришлось бы обидеть еще сильнее.
Он полез под кровать и достал книжку «Les temps perdu». Но стоило ее открыть, как студента снова потянуло в сон.
Он собрался умыться, почистить зубы, но, вспомнив о том, что так и не сходил вчера в душ, решил все это совместить. «Потом сварю кофе». Хотя, по мнению его знакомого химика, кофе без сигареты – все равно что секс в двойном советском презервативе производства могилевской фабрики имени Щорса. Знакомый утверждал, что эта фабрика выпускает снайперские рогатки для спецназа. Именно поэтому презервативы этой фирмы были исключительно надежны и растягивались до 10 метров. Раздевшись и обмотавшись полотенцем, Максим поплелся в душ, шаркая шлепанцами.
* * *
Зазвенел телефон. Максим неохотно отложил Бодлера и подошел к аппарату.
– Алле?
– Макс? Как дела? – хриплый голос недавно женившегося оболтуса Алекса Муха.
– Спасибо, хорошо, а у вас?
– А у нас в квартире грасс! А у вас? – Мух расхохотался. – А у нас сегодня кошка принесла вчера косяк. – В тон ему ответил Максим. – Котята выпили немножко и... и...
– И что? – Макс задумался. Про кошку вышло хорошо, но про котят ничего не придумывалось.
– И ничего. Отрубились. Молодежь хлипкая пошла, стакан не держит. Вот мы в их годы... О! – Наконец он понял, как дальше. – Котята выпили немножко, и водки больше не хотят.
– А из нашего окна – Иордания видна! – продолжал Алекс.
– А из нашего окошка – только Сирия немножко, – не сдавался Макс. Про вид Сирии из окошка он где-то слышал.
– Ладно, к делу. Ты готов к вечеринке? Приезжай к нам в девять. Привози пожрать, выпивки полно, а кушать хочется, аж морда болит.
– Вот как! – Чтобы полотенце не упало, его пришлось придерживать свободной рукой. – Не так я представлял семейную жизнь. Ты что, женился чтобы с Викой водку пить? И что вы все меня на вечеринки зовете? Еще скажи, что там буду только ты и я...
– Э-э... – Алекс закашлялся. – Зачем женился – детям до 16 знать не положено... – Он проигнорировал язвительность гуманитария.
– Ну, понятно. Но жениться-то зачем? Без кольца что ли плохо этим заниматься?
– Через шесть месяцев узнаешь, – в голосе Муха сквозила радость и обреченность одновременно.
– Вау!!! – Максим вскочил. – Мальчик или девочка?
– Скорее всего что-то одно из двух.
– Идиот! – Яцкевич кричал. – Вичку кормить надо, а не поить!!
– Короче, тебя ждать? У нее знакомая есть, тебе понравится.
– Иди к черту! Не хватало только бренди пить с голодной беременной бабой! Если она такая дура, то я это видеть не хочу! – он возбужденно зашагал по комнате, но телефонный шнур ограничивал амплитуду хождения четырьмя шагами.
– Ну давай, Максимка, она только на третьем месяце, не видно. Будет весело! – уговаривал Мух. Он был жутким разгильдяем, но не смотря на это свою химию знал отлично и экзамены сдавал не ниже 85.
– Нет, Алекс, меня ждут мои майя и спряжения неправильных глаголов в испанском. Передавай Вике мои поздравления и негодования.
– Ну как хочешь, Яцек, а жаль. – Химик положил трубку.
Полотенце упало, но Макс и не подумал закрыть дверь. Сквозняк обдувал его чистое тело горячим майским воздухом. Он потянулся. «В конце концов, если кто-то заглянет в комнату и ему не понравится то, что он увидит, – законное наказание за любопытство. А я должен насладится весенней иерусалимской погодой. Следующий дождь через полгода. – Он упал на кровать. – Хорошо бы сейчас, чтобы пахнущая лавандой хрупкая наложница в бордовом хитоне и с обручем на голове со свисающей золотой бахромой сделала массаж. Она войдет с раскуренным кальяном и маленькой чашечкой крепкого арабского кофе с гелем... Да, и стакан холодной воды, пожалуйста», – мысленно попросил он. Но вместо смуглой рабыни в комнату ворвался взъерошенный Фукс. «Вот так всегда», – огорчился Максим.
3
– Что за стриптиз?! – Закричал Вадим закрывая дверь.
Яцкевич прикрылся полотенцем и посмотрел на соседа:
– Нет, не тебя я ждал,... – разочарованно вздохнул Максим.
– Надеюсь!
Макс был на своем рабочем месте, то есть на кровати, с кучей книг и тетрадок. Вадим В. Фукс вошел с горящими глазами и с какой-то электронной штуковиной в руках. Яцкевич с любопытством взглянул на соседа. Штуковина, которую он нес, напоминала материнскую плату компьютера с воткнутыми в нее платами поменьше. Под мышкой он держал навороченный джойстик, мечта любого геймера.
Фукс учился на двух дисциплинах – компьютерах и электронике. Когда он все успевал, Макс не знал. Несмотря на то, что помощь родителей позволяла ему не работать и часть курсов были параллельными, Вадим спал не больше четырех часов и отсыпался только в субботу.
– У-у-у, печеньки! Хаваешь в одну харю?! – голодный Фукс устремился к столу к открытой коробке с печеньем. – Уг-м, лепота!
Пока Вадим набивал рот, Максим оделся, сунул за пояс пистолет, убрал с компьютера тетрадки и грязную майку, поставил телефон под кровать и опустошил в мусорку пепельницу, полную окурков, пивных крышек и хвостов сушеной рыбы.
– Что, Вадим, переучился? Говорил же царь Соломон: «Умножая знания – прибавляешь безумие». Пора бы тебе образумиться. Хочешь к Муху на вечеринку?
– Соломон и в правду говорил такое?
– Ну, что-то в этом роде. Так пойдешь к Алексу?
– Да ну его! Отмороженный он, и жена его не лучше. У меня есть кое-что поинтереснее. Лететь будешь?
– В «Ретале»? Надоело уже. Всех там победил. Да и делом заниматься надо, не до игрушек.
Максим лукавил: он знал, что Фукс готовил какой-то эксперимент, заключавшийся в попытке внедрить участника компьютерной игры в частичную виртуальную реальность.
– Ну, Максимка! Эксперимент провести надо!
– На ком? На мне? На котах пробуй!
Вадим решил изменить тактику, отвернулся от стола и взял свои электронные платы.
– Ну ладно, Яцек. Спасибо за печенье. Пойду в Идельсон, там ребята хоть и похуже летают, но не так заняты. Счастливо!
Фукс направился к выходу, но не дойдя несколько шагов до двери остановился и повернулся с обидой на лице. Макс с улыбкой смотрел на соседа, прекрасно зная все его неуклюжие приемы.
– Ну что ты за гад такой?! Знаешь ведь, что без тебя никак!
– Ну ладно, помогу юным рационализаторам. Объясняй, что к чему.
Максим сел на стул перед компьютером, подключился к интернету и зашел в почту...
– Это совершенно новая идея! Революция! – Вадим горячился. – Хочешь, объясню в двух словах?
– Вот пожалуйста, только без этого! Иди в Гиват Рам и там грузи кого хочешь, а здесь, на Хар а-Цофим, гуманитарный факультет. Хочешь, я тебе в двух словах расскажу о цивилизации майя?
– Ладно, ничья. И – отойди от компа, кое-что подсоединить надо.
Макс уселся на кровать и стал смотреть, как Вадим втыкает разъемы в принесенную плату и подключает к ней джойстик и наушники. Шину от жесткого диска он подключил к гнезду в «материнке», закрыл на компьютере все окна и запустил «Ретал».
– Вроде, все. Теперь – садись в кресло и слушай.
– Сначала сигарету.
– Держи. – Фукс протянул ему помятую пачку «Ноблесс». – Значит, так: задание первое, самое простое, летишь на север Сирии, бомбишь склад боеприпасов. У них там 4 зенитные батареи и истребители...
– Знаю, не учи. Что со всеми этими прибамбасами?
– Ничего. Наушники на голову, джойстик в руки, и – вперед!
– А наушники зачем?
– О! Это самое главное! – Фукс потер руки. – Ты будешь слушать музыку, ну, и звуки игры, а вместе с музыкой... А ладно, долго объяснять...
– Нет уж, ты объясни! Мозги-то мои!
– Хорошо. Ты хорошо представляешь себе устройство переменного ревербератора?
– Не очень. Отличу от постоянного только по надписи.
– Постоянных не существует, так вот... – Фукс возбудился, его наконец-то слушали. Через некоторое время Максу наскучил поток непонятных терминов и он замахал руками. – ...И тогда происходит инверсия спектра, а завихрения убираются фильтрами. Но главное происходит в бираторе...
– Понял, понял, даже могу усовершенствовать. Скажи мне, Вадим, я точно не свихнусь?
– Исключено.
– Клянешься?
– Бородой Мухаммеда! – Он перекрестился отверткой.
– Ладно, давай.
– Хорошо. В общем, все как обычно: если увидишь других сетевых игроков, постарайся подлететь поближе и посмотреть, кто в кабине, но это не обязательно.
Вадим придвинул компьютерное кресло. Максим затушил сигарету, уселся поудобнее и нацепил наушники. «Какая-то психоделическая индийская музыка, то ли рагги, то ли ратан», – усмехнулся своей эрудиции Макс. Тихо гудел двигатель. Джойстик уютно сидел в ладони. На экране – приборная доска F-122 и взлетная полоса впереди. Максим проверил оружие: 6 ракет “maverick”, 4 “back-winder”, 2 управляемые бомбы и ракеты-ловушки. Порядок.
– Ну что, Вадим, поехали?
– Слушай! Постарайся ни на что не отвлекаться, думай только об игре. Я накрою тебя одеялом, чтобы свет не мешал. Вот так. А теперь – поехали! Ко мне не обращайся, и я тебя отвлекать не буду. Ну... Вперед!
4
Макс увеличил мощность двигателя и убрал тормоза. Взвыв, самолет побежал, быстро разгоняясь. Когда позади остались ангары и вышка контроля, а скорость достигла 120 миль в час, Максим потянул ручку на себя и взлетел. Лететь было легко. Эту технику он давно усвоил, играя во время патрулирования кампуса по ночам. Он заходил в какой-нибудь кабинет, включал компьютер и «летал». Опасался он больше офицера безопасности, чем воров или террористов.
Вскоре аэродром исчез сзади, и он убрал закрылки и шасси. Музыка в наушниках стала тише, сопение Фукса возле левого плеча не мешало. Лететь до Сирии оставалось еще несколько минут, но Макс не включал автопилот, наслаждаясь полетом: лететь с джойстиком было здорово! Вскоре он заметил на радаре синюю точку самолета противника и решил его сбить. «МиГ» был в стороне от его трассы, но Максим не торопился, а одинокий истребитель – легкая добыча. Снизившись до 50 футов, чтобы избежать радара, он увеличил скорость и подкрался к «МиГу». На расстоянии 1000 футов до цели Макс стал набирать высоту. «Все равно я на хвосте, никуда не денется». Противник, заметив чужой самолет, стал маневрировать. Очевидно, он был опытен, так как летел в одиночку. Максим отметил про себя, что рассуждает о нем, как о живом человеке, но думать об этом не было времени. Система наведения захватила цель, и Макс выпустил “maverick”. «МиГ» сделал «полубочку» и понесся к земле, выстрелив сразу 4 ловушки. “Maverick” прошел мимо, но теперь Максим был над противником и сзади. Идеальная позиция. Он решил расстрелять сирийский истребитель из пушек. Первая же очередь попала в него, и «МиГ» задымил, резко снизив скорость. Макс проскочил, но набрал высоту и развернулся, намереваясь добить его сверху. Войдя в пике, он заметил, что синяя точка на радаре исчезла, а затем увидел вспышку взрыва на земле.
Увлекшись боем, он не заметил, что отклонился от трассы и находится над территорией Иордании. Максим скорректировал курс и снизил скорость до крейсерской.
Над Сирией он старался держаться как можно ниже, обходя возможные объекты со средствами ПВО. Несколько раз он видел на радаре самолеты противника, но в бой не ввязывался, экономя горючее и ракеты. На обратном пути – можно, а сейчас – важнее склад боеприпасов на севере страны.
До цели оставалось несколько десятков миль, когда зуммер зазвенел, но тут же замолчал. По нему скользнул сканирующий луч. Если бы радар ПВО его бы поймал, пришлось бы входить в режим «стеллс», а его хватает всего на 20 секунд, и использовать можно только один раз. В этом случае пришлось бы отменить бомбежку или гарантированно быть сбитым.
Обещанная Фуксом виртуальная реальность так и не наступала. Лететь было хорошо, он чувствовал себя в полете, но – не более того. За три мили до склада Макс нажал на кнопку перехода в «стеллс» и резко потянул ручку на себя, прибавляя мощность. Затем, войдя в пике и убедившись, что бомбы наведены на цель, он нажал на кнопку сбрасывателя и перешел в горизонтальный полет. Когда на экране появилась надпись «Mission completed. Return to base» («Миссия выполнена. Вернитесь на базу»), закончился режим «невидимки» и тут же загорелась лампочка предупреждения.
Его захватил радар. Вдогонку за его истребителем полетели три ракеты “SAM”, но Максим довольно легко ушел от них, сделав петлю и выпустив ловушки. Он увидел, что звено вражеских самолетов летит ему навстречу, отрезая путь домой. Максим решил не связываться и положил ручку джойстика на левый бок, поворачивая на Иорданию. Но и это не было оптимальным решением. Два F-31 иорданских королевских ВВС пристроились к нему. По полученному на экране сообщению, Макс понял, что они приказывают следовать за ними, угрожая сбить в случае неподчинения. Студент усмехнулся. F-31, пусть даже два, угрожают «Фрустрейтору»! Он решил не проверять серьезность их намерений и, не смотря на то, что в действительности «Ретала» с Иорданией был мир, приготовился к бою. Иорданские самолеты разошлись в разные стороны, зазвучал двойной сигнал, и, перевернув самолет, Макс увидел, как под ним прошли две ракеты, пущенные с разных сторон. Ракеты, развернувшись, возвращались, и израильтянин, постоянно выпуская ракеты-ловушки, сорвался в неуправляемый штопор.
Только над самой землей Максиму удалось вернуть контроль над машиной. Стерев выступивший на лбу пот, он оценил ситуацию. И она ему понравилась. Ракет не видно, отдалившиеся иорданцы удирали. Возможно, если бы они остались, Макс просто вернулся бы на базу, но тут в нем взыграл охотничий азарт. Набрав высоту, он быстро догнал тридцать первые и с близкой дистанции всадил в каждого по ракете. Можно было возвращаться, но Максим увидел, что бой завел его к границе с Ираком. Так как горючего оставалось впритык до Израиля, он не мог обогнуть Сирию над морем. Пришлось лететь напролом, через разбомбленный склад. Набрав недостижимую для ракет ПВО высоту, он взял курс домой, и, только миновав объект недавней атаки, снизился.
Макс уменьшил скорость и летел вдоль реки, на высоте в 60 футов, когда заметил запланированную на обратный путь добычу.
На бегущей по кругу зеленой полоске радара высветились две точки.
«Ага! – Радостно подумал Максим. – Добро пожаловать! Ну что, покойнички, покувыркаемся?» Он потянул ручку на себя. Цифры высотомера защелкали, показывая все увеличивающуюся высоту. От перегрузки все потемнело и когда двигатель, из-за нехватки на большой высоте кислорода перестал тянуть, Макс выровнял самолет, с удовлетворением отметив, что точки совместились с центром экрана радара. «Точно подо мной!» Он двинул ручку вперед, переходя в вертикальное пике. Точки увеличивались и, когда в перекрестье прицела попал тщетно пытающийся увернутся от его атаки «МиГ», скобки вокруг него окрасились красным цветом, зазвенел звонок и на дисплее появилась надпись «locked», Максим нажал на кнопку, выпуская во вражеский истребитель одну из трех оставшихся ракет. Дымный след ракеты потянулся к самолету, и Макс увидел, как за мгновение до взрыва катапультируется его пилот. Пролетев через облако пламени и осколков, у самой земли Максим перешел в горизонтальный полет, заметив впереди второй МиГ. Он снова стал набирать высоту и, благодаря более высокой, чем у МиГа, мощности движка, сел ему на хвост. Увернувшись от ракет типа «back-winder», экономя последние ракеты воздух-воздух, Макс расстрелял противника из пушек. Потеряв крыло, МиГ закувыркался вниз и исчез в пламени взрыва на земле.
«Вау!! Вот это да! Ай да Фукс! Ай да... Что?!» Максим потянулся к кажущемуся объемным высотомеру. Сомнений не осталось. Пальцы ощутили стекло и ребристость прибора. Он обернулся и увидел за спиной хвост самолета на фоне синего неба. Макс пощупал на плечах лямки парашюта и откинулся на спинку некогда компьютерного кресла, ставшего теперь авиационным. «Что же теперь? Как отсюда выйти?» Он потянулся к месту, где некогда была кнопка «Escape». Теперь там был счетчик горючего. Максим автоматически отметил, что топлива хватит на 2 минуты полета, и развернулся в сторону Израиля.
Вот она, виртуальная реальность! Здорово! Максим сделал мертвую петлю, прислушиваясь к ощущениям. При перегрузке его вжало в сиденье, в глазах потемнело. Все по-настоящему!
Он сделал бочку и пошел к Израилю. Нужно вернуться, обрадовать Фукса.
Вдруг на экране радара он увидел зеленую точку, которую догоняли четыре синие. Макс решил подлететь поближе, чтобы увидеть, как расправятся сирийцы с одиночным истребителем, ведомым живым летчиком, подключившимся по интернету. А если успеет, помочь бедолаге. Он включил пороховой ускоритель, самолет взревел и его откинуло на спинку. Ускоритель быстро догорел, но Макс уже был рядом. Он видел, как два семьдесят третьих МиГа висели на хвосте у F-122. Еще два были по бокам, не давая свернуть. Израильский истребитель продолжал лететь прямо, не делая попыток уйти от смертельной опасности. Видимо, никто не заметил вступившего в игру нового участника, и Максим без помех выстрелил последние ракеты в одного из преследователей, отсекая второго пушечным огнем. Все три самолета, включая израильский, были повреждены.
Он заметил, как один за другим катапультируются пилоты, но тут зазвенел зуммер, предупреждая о выпущенной в него ракете. Макс автоматически выстрелил две оставшиеся ловушки, и стал кидать машину в разные стороны, с целью уйти от атаки. Максим смог избежать немедленной угрозы, но два оставшихся противника не думали оставлять его.
Положение Макса было катастрофическим. Топливо на исходе, из боеприпасов – только две ракеты, которые стреляют назад, и небольшой запас снарядов для скорострельной пушки. Вся надежда на маневренность его самолета и мощность двигателя. Максим сделал петлю, зайдя в хвост одного из МиГов. Две короткие очереди, и пушка смолкла. Без особой надежды он выпустил оставшиеся «back-winder» в зашедший сзади самолет и потянул ручку управления на себя, чтобы набрать высоту и как-нибудь добраться на планирующем до границы. Зуммер звенел постоянно, и на радаре он увидел сразу четыре быстро приближающиеся ракеты. Максим потянулся к кнопке катапультирования, но вспомнив, что в настоящих самолетах это рычаг между коленями, с силой вытянул его. В тот момент, когда пустой F-122 остался внизу, самолет поразили ракеты и он превратился в огненный шар.
Когда Макс перестал лететь вверх и стал падать, над ним раскрылся парашют.
Максим болтался между небом и землей, удивляясь, что с его катапультированием игра не закончилась, и он не вернулся в общежитие.
Пара сбивших его МиГов удалилась, но вскоре на горизонте снова появились точки. Они стремительно увеличивались, и Максим с ужасом узнал хищные силуэты СУ-53. Они прошли недалеко, но ожидаемого завихрения воздуха, которое, как он опасался, могло сложить его парашют, Макс не дождался. На высоте не было ни мороза, ни ветра. Он потянул правую стропу, надеясь приземлится на территории Израиля.
СУ развернулись, и Максим увидел вспышки выстрелов авиационных пушек. Трасса прошла недалеко, и он ощутил свою отчаянную беззащитность и одиночество. Макс инстинктивно закрылся руками и подтянул ноги к животу. Он изо всех сил тянул за правую стропу, но, очевидно, его намерения не нравились пилотам арабских истребителей, и следующая очередь прошла ближе. Максим сдался и приземлялся в место соединения трех видимых сверху пылевых полос. Сирийские джипы торопились встретить израильского летчика. Он упал недалеко от синей линии разделявшей Израиль и Сирию. Отстегнув парашют и поднявшись, Максим увидел ствол Калашникова, направленный ему в лицо. Автомат держал солдат в зеленой униформе с красными погонами. Максим обернулся и увидел еще двух, державших его на прицеле. В точности таких же, как и первый. Один из близнецов, офицер, судя по скрещенным мечам на погонах, подошел к пленному, доставая наручники.
– Яхуд? – спросил он сковывая руки Максима.
– Нихт! Их бин волонтир! Джермени, андестенд? – выкрикнул студент, отрекаясь от своей национальности.
– А откуда же ты знаешь, что такое «яхуд»? – засмеялся офицер и с силой ударил его в живот деревянным прикладом АК-47. Металлическая, прорисованная до мельчайших деталей, рифленая, с дверцей для отвертки и тряпочки оковка приклада с силой врезалась в тело. Охнув и задохнувшись, Максим сломался пополам и упал на землю.
5
Трясясь в УАЗике, Максим напряженно думал. «Где я, черт побери? В игре – где же еще! Но в «Ретале» такого нет. Солдаты, джипы. И, елки палки, почему так больно? И почему офицер говорил по-английски и почти без акцента? А зачем глаза завязали?». Измученный студент задремал.
От остановки Максим очнулся. Послышалась арабская речь. Джип снова тронулся, но вскоре остановился. Максима вытащили и куда-то потащили под руки. Когда повязку и наручники сняли, он увидел дверь, двух усатых солдат с синими погонами, клонов предыдущих, и давешнего офицера, сказавшего:
– Смотреть прямо перед собой и молчать! – он вошел в дверь, и Максима впихнули следом. После нескольких поворотов его втолкнули в железную дверь с окошком. Студент упал и некоторое время приходил в себя.
– Живой?
Он услышал певучий девичий голос, говоривший по-английски. Макс повернул голову и посмотрел в угол.
«В рукава просунул руки – оказалось это глюки». Он закрыл глаза.
– Эй, на борту!
Он снова открыл глаза и посмотрел на сидящую в углу симпатичную негритянку.
– А?
– Ты наседка?
– Что?
– Ну... ты здесь, чтобы разговорить меня?
Максим вскочил на ноги, посмотрел на дверь, на окно с решеткой, и заорал:
– Фукс!!! Фукс!!! Твою мать! Вытащи меня отсюда! А-А-А!!!
Дверь открылась, и вошедший усатый солдат молча двинул Максу в ухо. Он охнул и упал. Голова кружилась.
– Все равно не поверю. Я же вижу, что ты компьютерный. Из ноликов и единичек.
Насмешливый голос негритянки его взбесил. Лежа на животе, он сквозь зубы процедил:
– Я сейчас тебе, дура, в лоб въеду, тогда поверишь!
Девушка ойкнула и замолчала. Максим думал. Ничего в голову не приходило, кроме «Алисы в зазеркалье». Он выругался по-русски и сел. Девушка смотрела на него огромными черными глазами. Она поправила цветастую, длинную юбку и робко спросила:
– Ты... Ты кто?
Макс задумался. Хороший вопрос.
– Вообще-то я Максим Яцкевич, родился в России, шесть лет как израильтянин, студент Иерусалимского университета и, к сожалению, друг Вадима В. Фукса, придумавшего всю эту лабуду.
Макс вкратце рассказал историю эксперимента и честно добавил, что ничего не понимает, тем более – появления в Зазеркалье других живых людей.
– Ну, а здесь я, наверное, израильский летчик, перебивший множество безвинных арабских детей с автоматами. – Максим помолчал и продолжил: – и ждут меня страшные пытки... А ты, собственно, кто и откуда взялась?
– Меня зовут Жанна, и я здесь абсолютно ни при чем...
Негритянка говорила по-английски с едва заметным акцентом. Несколько лет назад, полгода прожив в кибуце «Алоним», среди большой группы разноплеменных волонтеров, Максим научился определять происхождение по акценту в английском. Очевидно, что английский был родным языком девушки, но она точно не была американкой, англичанкой или австралийкой.
– Дорогая. Пожалуйста успокойся. Мы в одной лодке. Давай выясним, что нам известно, и решим, как быть. Итак, откуда ты?
– Южная Африка. Йоханнесбург, – так же певуче протянула она и рассказала о вечеринке, на которой она немного выпила. Ну... Покурила чуть-чуть травки, и пошла играть в «Ретал», где ее мгновенно сбили и привезли сюда.
– Наверное, это тебя я видел. Летаешь неважно. Играла в сети?
– Не знаю. Надоела компания, пошла в другую комнату, там компьютер, на нем кабина пилота, я взлетела, меня сбили, и – сюда.
– Когда ты заметила, что все вокруг настоящее?
– Не знаю. Пьяная была. Это сейчас я протрезвела.
Макс понял, что ничего больше выяснить не удастся, и подвел итог.
– Ладно! Допустим, Фукс как-то сделал прибор, создающий виртуальную реальность. – Максима передернуло от такого предположения, но факты были на лицо. – Ты начала играть в сети со мной, и сама оказалась в этой реальности. Допустим. Теперь вопрос: Как отсюда выбраться? Ты хочешь?
– Наверно. В тюрьме все-таки...
Она вдруг стала плакать и говорить, что дома ее ничего хорошего не ждет, так как ее выгнали из университета, а денег почти не осталось, и придется возвращаться к родителям в Преторию.
Максиму были близки ее проблемы, и он посочувствовал, сказав, что в канцеляриях сидят бюрократы. О задолженностях за плату они всегда напомнят, а о том, что нужно не забывать ходить на лекции, никто не скажет...
Жанна подошла к двери и стала стучать.
– Ты что? – Максим испуганно попытался остановить ее, но было поздно. В зарешеченном окошке показалось лицо стражника. В отличие от его усатых коллег, он был не так свиреп, ростом повыше и блондин.
– Не могли бы вы принести чашечку кофе, пожалуйста, – от недавнего плача ее голос вздрагивал. – Без сахара, если можно...
Солдат исчез, и через некоторое время появился с кофе. Глядя на открывшего от изумления рот Максима, девушка спросила:
– А что такое?
– Вот уж не думал, что мы в гостинице!
– Да ладно тебе. Что ему, жалко принести военнопленной кофе? Он же видит, в каком я состоянии!
– А сигарет он принесет?
– Попроси.
– Ну нет уж! Появится усатый Махмуд и засветит мне в другое ухо. Попроси ты, а? Ты как-то на них умиротворяюще действуешь. Может, они чернокожих любят?
Не успела афро-африканка допить кофе, как дверь открылась.
В сопровождении двух солдат, опираясь на палочку, в камеру вошел Че Гевара. «Это не мой глюк, это ее глюк», – испуганно подумал Максим. Он вжался в угол, прекрасно понимая, что от этого революционера ничего хорошего ждать не приходится. Арабы наверняка не так изощрены в пытках, как латиносы. Он с тоской вспомнил Боливара, профессора Рабиновича и родной Иерусалимский университет. Че поправил берет с красной звездочкой и зевнул. Жанна подвинулась к Максу.
– Не бойся, – зашептала она. – Это Камиль Юсуф. Председатель революционной сирийской народной армии. Он хороший. Он нас отпустит.
– И для этого мы должны открыть ему Главную Военную Тайну? – дрожащий Максим обхватил себя руками.
– Еще не знаю, но он твердо обещал, что все будет хорошо.
– Скажи ему, что за пачку сигарет я назову имя его собственного убийцы!
– Пойдем. Поговорим, – с растяжкой сказал Че, и Жанну вывели держа под руки.
«Надеюсь, все будет происходить согласно ее представлениям о допросах в арабской тюрьме. А о моем даже страшно подумать», – он поежился. Впервые Макс остался в камере один. Он задумался о ситуации, в которой оказался. Кабину истребителя, все приборы и датчики он хорошо помнил по многочисленным полетам за компьютером, и можно предположить, что при помощи электрических, химических, биологических и неизвестно каких еще стимуляторов можно перевести изображение на экране компьютера в тактильные, слуховые, осязательные и обонятельные ощущения.
Невероятно, но предположить можно. Хорошо, но, выпрыгнув из самолета, он попал в иную реальность. И компьютер здесь ни при чем, а значит, нынешнюю виртуальную реальность формирует куда более мощная машина – его собственный мозг. Максим вспомнил эксперимент, когда к руке человека с завязанными глазами прикладывали незаженную сигарету, воспроизводили звук шипения и распространяли запах паленной кожи, отчего у него вспухал волдырь. «Значит, я сам формирую собственный мир?» Видимо, так оно и было, но при всем желании Максим не мог вообразить добреньких сирийских солдат или пытки, которые не тяжело перенести. К сожалению, он хорошо знал, что ждет израильского военнопленного, тем более – летчика – в сирийском плену. Видимо, Жанна видела все по-другому. И конвоиры у нее подобрее, кофе носят, и Че Гевара – главный генерал, которого зовут Камиль Юсуф. Что за бардак в этой черной голове! Максим подумал, что, собственно, может произойти дальше. Вероятно, его освободят в рамках обмена пленными. Но это будет только после войны. И хотя войны на Ближнем Востоке не длятся долго, но по времени «Ретала» сейчас идет 2060 год, и что за война – непонятно. Интересно, у Сирии есть ядерная бомба?
Незаметно Максим задремал. Его разбудили голоса.
– Идраб аль-яхуд!! – раздалось в коридоре.
Заскрипев, железная дверь открылась, впуская усатого солдата.
– Ялла! – приказал тот, направив «калашников» на Максима.
– Джаст э минит! – попросил он, присаживаясь на колено и завязывая шнурок.
– Ялла, ялла! – солдат был нетерпелив.
Взгляд Максима упал на обувь, и он похолодел. Надпись на ботинке – «Нимрод» – ивритскими буквами. Теперь только большого любителя сказок можно будет убедить в его арийском происхождении. Ну что ж, если Жанну еще не расстреляли, то его шлепнут обязательно. Он проклял Фукса с его экспериментом и свое легкомысленное согласие. Было понятно, что любовь к приключениям до добра не доведет. Но, минутку! Надежда еще есть! Он прислонился к стенке, и в ягодицу уперлась рукоятка пистолета. «Я совсем забыл о нем! Поэтому они и не нашли!»
Усатый солдат посторонился, впуская зареванную Жанну с конвоиром. Добренький, из тех, кто принес ей кофе.
– Теперь они знают, что ты из Израиля, – прошептала девушка. – Я ничего не могла скрыть. Наркотик.
Она заплакала.
– Шат зе фак ап, шармута! – закричал усатый переводя автомат на негритянку.
Максим выхватил «Ерихо» и, в замахе передернув затвор, выстрелил в лоб усатого стража исламской революции. Пуля 45 калибра, пробив голову, развернула солдата и швырнула на второго. Они упали. Макс, подскочив, выстрелил два раза в грудь Жанниного блондинистого конвоира и, спрятав пистолет, подобрал автомат. Второй подхватила девушка. В коридоре послышался топот бегущих ног. Вытащив из штанов солдата две гранаты, Жанна бросила их за дверь. Одну направо, другую налево. Грохнули взрывы, и в коридоре все стихло.
– Бежим! – закричал Максим. – В следующий раз чеку выдергивай!
– Так тоже неплохо! – счастливо смеясь, на бегу ответила негритянка. – А что такое «чека»?
«Женщины, – подумал Макс, пробегая мимо окровавленных трупов. – Убила человек десять, а радуется, как будто новую юбку купила». Они выбежали во двор. Никого не видно, только часовой у КПП.
Невдалеке несколько джипов и грузовик. Максим потянул девушку вниз, и она присела рядом с Максом под красным пожарным щитом с ржавым багром и пластмассовым ведром. Сбоку, с плаката, на них смотрел, улыбаясь, Башар эль Асад. Наверно, это был его сын или внук, но очень похож. Он приветствовал правой рукой квадратные колонны усатых солдат в советских касках. Над ними летели самолеты, а на самом верху шла красная арабская вязь с восклицательным знаком. «Наглядная агитация. Написано не иначе как “Мир, Труд, Май!”» – Яцкевич улыбнулся. Они с Жанной прекрасно подошли бы для плаката о дружбе народов. «Хотя... – думал он, – национальность у меня не подходящая. Вот если бы – китаец или кореец...»
Представив себя с раскосыми глазами и тремя волосками на подбородке Максим передернулся. «К тому же, собачек жалко».
6
Макс выбрал старый американский армейский джип – «пятерку», с пулеметом на задней площадке. Максим точно знал, что она заводится не ключом, а кнопкой, а что в других машинах – неизвестно. Правда, в этой они тоже рисковали напороться на пустой замок зажигания, но Максим решил, что раз его внутренний мир формирует внешний, то будет кнопка.
– Когда часовой отвернется, бежим вон к той машине, – прошептал он и добавил: – Пригнувшись!
Выждав момент, Максим побежал, дернув Жанну за рукав. На полпути солдат, видимо, что-то услышал и, поворачиваясь, сдернул автомат. Это был третий тип. Не высокий Жаннин блондин, и не его – усатый Махмуд. У этого, лица не было вообще. Под широкополой шапкой-грибом телесного цвета овал, с косыми крестиками глаз и полоской рта.
«Нехватка рабочей силы?» – ухмыльнулся Макс, срезая часового очередью. Он плюхнулся на водительское сиденье и нажал кнопку зажигания. Мотор завелся с пол оборота. Справа вскочила Жанна, и Максим рванул.
Сбив ворота, они помчались по песчаной дороге. Позади раздались крики на арабском, и выскочившие солдаты открыли огонь. Пуля разбила единственное зеркало, и сзади кто-то завел мотоцикл. Максим несся через пыль, поднятую появившимся вдруг в этой реальности ветром. Звук мотоцикла приближался, и Макс, схватив девушку за воротник, перекинул ее за спинку сиденья, к пулемету. Максима ничуть не беспокоило, что Жанна вряд ли умеет стрелять из советского крупнокалиберного пулемета ДШК, да и сил передернуть затвор у нее не хватит. «Если сумела взорвать гранаты не выдергивая чеки, то и с этим разберется!» Неторопливо забухал пулемет. Горячая гильза, размером с огурец, заскочила Максиму за шиворот, он заорал и инстинктивно нажал на тормоз. Несущаяся со скоростью 70 километров в час машина, заглохнув, остановилась как вкопанная, при этом он не вылетел через переднее стекло. «Да уж, к такой реальности нужно привыкнуть». Сзади раздался удар, и черное тело мотоциклиста пролетело над Максом.
«Интересно, если я сниму с него шлем, что я там увижу?» Он вытер пот и в очередной раз, с вожделением, подумал о сигарете. «Ну и фантазии же у тебя, Жанна! – он посмотрел на одетого в кожаный костюм солдата. – Хотя, почему нет?» – Он вспомнил, как в похожей ситуации, в каком-то фильме, Джеймса Бонда преследовал офицер на мотоцикле, причем в шлеме с затемненным стеклом. «Да... нужно обладать нехилым воображением, чтобы представить себе мотоцикл «Kawasaki» в сибирской советской дивизии, зимой, готовый немедленно выехать. И сильным простодушием, чтобы в это поверить». Он обернулся и увидел толпу бегущих солдат.
– Бей бледнолицых!! – крикнул он негритянке, заводя двигатель.
Максим увидел ослепительную улыбку Жанны, разворачивающей пулемет, и отпустил сцепление. Джип летел, пулемет стучал, Макс хохотал. Как здорово! Какой отпуск от Боливара и французского! Как он закончится? А какая разница! Поживем – увидим! Вот только, поживем ли? Макс не знал, где дополнительные коробки с патронами для 12.7 миллиметрового пулемета в этом джипе, а лента скоро закончится. Внезапно непрерывная очередь Жанны прервалась, и он услышал стрельбу сзади. «Зачем я об этом подумал?! – раскаялся он. – Девушка-то ведь не знает! В кино все стреляют, не меняя магазинов, значит – у нее патронов полно. Но может, не я, а она формирует реальность пулемета? Значит – должна стрелять!» Пулемет снова застучал. «Ну вот и чудно!» – Максим обернулся и от удивления открыл рот. В фонтанах пыли, поднятой пулями крупнокалиберного пулемета, стреляя на ходу, бежали со скоростью 60 километров в час усатые, белобрысые и безликие солдаты. Жанна косила их десятками, и толпа преследователей редела.
«Есть женщины в русских селеньях!» – Он рассмеялся и крикнул назад:
– Есть сахибы в африканских пампасах!
– Что?! – сверкнула улыбкой негритянка.
– Ты слона на скаку остановишь?!
– Что?!
«Люди не могут бежать с такой скоростью», – подумал Макс, и солдаты отстали. Пулемет смолк, и Жанна перелезла на пассажирское сиденье.
– Что ты сказал?
Максим смеялся.
– Ты в горящую и’глу войдешь?
– Во-первых, и’глу – эскимосское, а не африканское жилище, а во-вторых, она сделана из кубиков льда и не горит. А в-третьих, я живу на 12-м этаже.
– Ого! Девушка знает об эскимосах? Девушка умеет читать? Поражен в сердце, мозг и другие части...
Максим сбавил скорость, и теперь они не спеша ехали по идеально ровной дороге.
– А ты что меня дурочкой считаешь? – Жанна надула и без того толстые губки, – это потому, что я чернокожая, или потому, что женщина? Или потому, что чернокожая женщина? Только евреи, по-твоему, умные?
Максим хохотал. Ему было хорошо. Местность, хоть и не поражала разнообразием, но не повторялась каждые три километра. «А что, чем плохо? Речки попадаются, вода есть. Консервов в машине полно, даже если и нет, уже появились. Бензин и патроны никогда не кончатся. Девушка симпатичная, построим хижину, родим детей. Негро-евреи, интересно... Примем сирийское гражданство...»
– Так вот, чтоб ты знал, дорогой, я поняла, по каким правилам, идет эта жизнь!
– Ну-ну?
– Происходит то, что мы думаем, что должно произойти. Мы видим то, что ожидаем увидеть, я ведь не знала, что гранаты надо снимать с предохранителя...
– Умница!.. – Максим задумался. – В общем, мне нечего тебе возразить, но... почему у часового не было лица?
– Потому что мы не ожидали, что он повернется.
– Тогда почему он повернулся?
Теперь задумалась девушка.
– Не знаю.
– И я не знаю. Значит, мы не все знаем. Но рабочая гипотеза есть. Уже хорошо. Кстати, который час?
Жанна улыбнулась.
– Который час – где?
Держась левой рукой за руль, правой он почесал затылок.
– М-да, хороший вопрос. Я подумал, скоро ли наступит ночь?
– Думаешь, здесь есть ночь?
– Должна быть.
– Согласна. Значит – будет.
Мотор застучал, машина дернулась и остановилась. «Черт! – Максим озабоченно посмотрел на негритянку. – Если кончился бесконечный бензин – труба дело. Если поломались – тем более труба. Если кончилось, куда ехать – труба тотальная». Он пристально посмотрел в черные глаза.
– Это ты решила, что больше ехать не сможем?
– Нет, что ты.
– Стоп, стоп, стоп! Если мы будем подстраиваться под эти правила – крыша уедет навсегда. А ты мне нужна здоровая.
– Это зачем же? – Жанна кокетливо покосилась на студента.
– Не хочу, что бы у моих будущих детей-мулатов была чокнутая мамаша...
На мгновение Максим ослеп от пощечины. Затем озабочено взглянул на трясущуюся от хохота негритянку.
– Зачем же так? У вас, чернокожих, насилие в крови! Тоже мне, боксер-легковес. Четыре зуба мне выбила! – Он старательно сжал губы. – Мало меня эти Махмуды бутузили!
Он уткнулся в колени, притворно вздрагивая от рыданий и следя неплотно закрытым глазом за ее реакцией. Жанна обняла его и, гладя по волосам, сказала:
– Не обижайся, Максимка, но отцом моих детей будет чистокровный негр по имени Даранджа Ундемаганяу.
– Ну, это мы еще посмотрим. А за Максимку спасибо. Друзья меня так зовут. Мне нравится. Но... Скажи на милость, что мы будем делать дальше?
– Для начала починишь машину.
– Думаешь, смогу? – Макс даже не знал, как поменять предохранитель. То есть поменять смог бы, но понятия не имел, где находятся предохранители.
– Конечно! Не негр, но справишься.
– Ну ладно. Если уверена – то починю. – Он открыл капот и уставился в переплетение пыльных трубок. – А вот то, что на учебу забила, – напрасно. Твои родители, небось, полосу кукурузы длиной до луны пропололи, чтобы тебе семестр оплатить.
– Мои родители – врачи. А ты давай, ключом махай, скоро день кончится.
Макс открутил какое-то колесо с ремнем.
– На мой взгляд – это лишнее.
Он сел за руль и завел двигатель.
– Вау! Я прирожденный автослесарь! А как ты думаешь, я смогу увеличить мощность двигателя?
– Не сомневаюсь.
7
Он открутил еще какую-то штукенцию и снова завел мотор. Яцкевич вышел, церемонно поклонился и показал девушке покрытые маслом руки. Не успел он похвастаться природной смекалкой, как над ними застрекотал вертолет.
– Быстрей, Максим! Вон в ту рощицу!
Макс прыгнул на сиденье и рванул машину. В то место, где они были секунду назад, прочертя огненную линию, попала ракета. Машину подбросило, и она заглохла. Застучал пулемет, и Максим увидел, как зеленые трассы попадают в появившийся МИ-24 с трехцветными кругами. Вертолет задымился и улетел.
– Бежим, Жанна! В ту ложбинку! Жди гостей! – Максим бежал, сгибаясь под тяжестью двух ракет «Лау» и таща жестяную коробку с гранатами. – Патроны возьми!
Он лег за дерево и разложил оружие, готовясь к обороне. Рядом упала негритянка, выпустив жестянку с лентой для крупнокалиберного пулемета.
– Дура! Теперь этими огурцами кидаться будешь? – Он показал ей полудюймовый патрон. – Ну ладно. Повоюем. Эх!!!
Макс понимал, что против любого отряда оборона бессмысленна. Надо сдаваться. Но с помощью Жанны, знающей о войне только по фильмам, где хорошие всегда побеждают, он надеялся продержаться, или хотя бы... Нет. Он гнал дурные мысли. Ведь в кино вражеские солдаты очень глупы и отчаянны. Никогда не прячутся за укрытие, в полный рост бегут на пулемет, и такое ощущение, что жизнь их не очень-то влечет и им хочется побыстрее умереть. К тому же попадание пули в любую часть тела влечет за собой мгновенную смерть, сопровождаемую живописным падением. Ни в одном фильме Макс не видел раненных солдат противника.
– Ложись так, чтобы смотреть в другую сторону. Твоя подошва возле моей, если пройдут, но нас не заметят, стукни. Ляг поудобней. Мы, возможно, здесь надолго. Каску под грудь!
– Какую каску?
– Отставить каску!
Они затихли. Вскоре со стороны Максима послышался рев танкового двигателя. Он увидел надвигающийся Т-72 и роту бегущих за ним солдат. Жанна подползла и раскрыла коробку с гранатами.
– Жди! – прошептал Макс. Он раздвинул «Лау» и прицелился в гусеницу. Максим прикусил губу и в очередной раз проклял неудобный спусковой крючок американского гранатомета. Даже и не крючок, а тугая кнопка сверху.
«Нет, не сто пятьдесят. Двести метров в самый раз». – Максим приподнял трубу согласно прицелу на 200 м и выстрелил. Проехав по разорванной гусенице, танк начал крутится на месте.
Макс увидел, как взвившаяся граната пролетела недостижимое для броска расстояние и, попав в люк водителя, взорвалась с неимоверной мощью. Взрыв сорвал башню, и она, перевернувшись в воздухе, воткнулась дулом в землю, неподалеку от обалдевшего Максима и ухмыляющийся Жанны. Из люка стоявшей вертикально танковой башни наполовину выпало тело офицера с грязным лицом и в мягком танковом шлеме времен 2-ой мировой. С висящих рук стекала кровь.
– Ой, мамочки! – Максим бросил трубу от такой хилой противотанковой ракеты «Лау» и с удивлением стал разглядывать ребристую советскую гранату Ф-1.
– Пехота! – закричала Жанна, и ее автомат загрохотал.
Он подполз повыше и стал смотреть на атакующую согласно израильской школе, разделившуюся на тройки роту.
«Ну что ж. Шансов у нас нет, – подумал он, и улыбнулся. – Если бы не Жанна».
Экономя патроны, Макс стрелял одиночными. Многократно будучи на учениях на месте атакующих, он знал слабые стороны этого приема и выбивал командиров троек. Оставшись без сержанта, солдаты не перегруппировывались в новые тройки, а замедляли продвижение. Некоторые оставались на месте, превращаясь в статичные огневые точки. На равнинной местности им было трудно найти укрытие. Из редких кустов тут и там виднелись зеленые каски, спины и стволы автоматов, кое-где торчали даже салатовые задницы, и Яцкевич посетовал, что недостаток времени и патронов мешал ему перебить добрую половину роты воинов ислама. Со второй половиной, без сомнения, справилась бы негритянка. Но враг приближался. Не так быстро, как в начале, но неумолимо.
В лежащий неподалеку камень попала пуля, и, выбив искру, с воем срикошетила. Перед Максимом очередь подняла фонтанчики пыли, обсыпав его песком.
«Надо менять позицию. Пристрелялись». Он переполз под дерево. Но и по стволу застучало. Упала сбитая ветка, и по уху ударила щепка, отбитая пролетевшей в сантиметре от его головы пулей. Резко запахло сосновой смолой. Максим с беспокойством оглянулся на девушку. Но за этот фланг можно было не опасаться. Стреляя длинными очередями, она даже не целилась. Очевидно, что Жанна получала от боя удовольствие, так как хохотала, сверкая белоснежными зубами. Ее «калашников» без устали выплевывал желтые гильзы, куча которых росла с правой стороны от девушки. Жанна воевала куда лучше опытного старшего сержанта бронепехоты, и с ее стороны осталось перебегать уже немного солдат. «А вот у меня, думай об этом или нет, патроны скоро кончатся». Подстрелив еще двоих, Максим услышал стук бойка о пробойник и бросил автомат. «Скоро они зайдут с моей стороны, и девчонка не справится. Надо уходить. Джип с их стороны не виден». Он подполз к африканке.
– Уходим! Дай мне автомат и беги к машине! Постарайся завести и жди меня. Я их задержу. Как заведешь, посигналь.
Не задавая вопросов, Жанна отдала автомат и поползла, сверкая коричневыми икрами.
Он опрокинул ящик с гранатами и стрелял, надеясь не подпустить атакующих на расстояние броска до того, как девушка заведет машину. Согласно теории, они закидают его гранатами и добьют оглушенного. Редкий пролесок закрывал джип от атакующих, но он видел, как трое солдат обходят студента с той стороны. Он успел подстрелить последнего, и снова сменил позицию.
Когда патроны в автомате закончились, он достал пистолет и подобрал несколько раскатившихся гранат.
Дистанция была еще великовата, но Макс выстрелил несколько раз, просто чтобы отметить сопротивление и подбодрить себя.
Наконец он услышал автомобильный гудок. Схватив левой рукой гранату, Максим побежал, сжимая в правой пистолет.
Он споткнулся о корень и, падая, выронил оружие. Это его и спасло. Поднимая «Ерихо», Максим увидел стоявшего за ближайшим деревом араба. Тот заметил Макса в тот момент, когда он отжимал рычажок предохранителя. Из положения «лежа» студент выстрелил в поднимающего автомат солдата. Очередь и выстрел прозвучали одновременно.
Максим подполз к убитому и, сняв с него автомат, выглянул на дорогу.
Жанна сидела за рулем, подняв вверх руки. Рядом стоял направивший на нее «калашников» усатый сержант. Он повернулся к лежащему за кустом студенту и что-то вопросительно крикнул по-арабски.
– Шукран! – прикрыв рот рукой, чтобы исказить звук, ответил Макс. Он знал, что это значит «спасибо», но кроме этого слова, он помнил по-арабски только совсем не подходящую сейчас фразу: «Стой, стрелять буду!». Солдат, видимо, заподозрил неладное и передернул автомат.
– Шукран Аллах акбар! – нашелся Максим, отполз назад и побежал, выйдя к машине с другой стороны. Теперь Махмуд стоял к нему боком, и Максу не составило труда, прицелившись, уничтожить опасность. Со стороны полянки доносились крики, и Максим, запрыгнув в джип сзади, закричал:
– Гони, родная!
Машина дернулась и заглохла. Девушка явно не была приспособлена к экстремальному вождению. Макс передернул затвор «ДШК» и встретил выскочивших из перелеска солдат длинной очередью. Он втащил терзавшую стартер негритянку к пулемету, а сам прыгнул за руль. Стоило вытащить грибок чока, как мотор завелся, глотая обогащенную смесь. Жанна радостно засмеялась и, с криком «Гоу-гоу-гоу!», стала поливать нескончаемой очередью кусты. Макс переключил на два ведущих моста и выехал из впадины.
Только через полчаса гонки без преследователя по бездорожью он вспомнил, что, хоть бензин бесплатный и нескончаемый, но чок нужно утопить. Максим нашел место, где с воздуха, из-за сплетенных крон деревьев невозможно обнаружить машину, заехал туда и заглушил «пятерку».
8
Макс лежал на спине, раскинув руки, и с улыбкой смотрел на скрючившуюся, вцепившуюся в приклад пулемета негритянку. Она обессилела от приключений и была не в силах пошевелиться.
Максим, ухмыляясь, подумал, что она, наверно, здорово побледнела.
– Массаж хочешь?
Жанна часто закивала.
– Вот и я тоже. Слазь, что ли. Поговорим о нашем виртуальном будущем.
– Не могу. Сними меня, а?
– Из автомата или пистолета?
– Дикари вы все, белые! Вот Даранджа бы...
– Ладно, не ной! Даранджа, Даранджа... – Макс подошел к джипу, и девушка, обняв студента, опустилась на землю.
– А ты заметил – здесь не хочется ни есть, ни пить, ни... это... в туалет?
– И спать тоже, но курить охота безумно!..
– Наркоман! Без сигарет прожить не можешь!
Девушка сидела, прислонившись к стволу сосны и обхватив руками колени.
– Это я-то наркоман! Кто бы говорил! А кто вчера упыхался до полного абсурда?!
– Неправда! Это я с расстройства! Слушай, а может, твой Фукс маньяк? Превратит нас в пауков и будет в цирке показывать?
– Точно. Ты будешь «черная вдова», а я такой милый, белый тараканчик...
– Фе-е! Ну вправду, как выйти отсюда? Может, застрелиться? Или дать солдатам нас убить – и сразу окажемся в реальном мире?
– А ты знаешь, вопрос-то философский, – Максим сел и, прищурившись, посмотрел на нее. – Только не советую стреляться из моего пистолета. Он настоящий, и патроны в нем настоящие. А что касается того, чтобы погибнуть в виртуальном мире... Не знаю. Вот ты представляешь, куда попадешь, умерев в реальной жизни?
– Ну... Не знаю, в будущий мир. А может, просто перестану существовать...
– Ну так и здесь то же самое. С маленьким добавлением: умерев здесь, попадешь в реальный мир, будущий, или просто исчезнешь. Хочешь попробовать?
– Ой, нет! Страшно! Но ведь выход отсюда должен быть?
– У меня есть идея.
– Ну?!
– Предположим, мы вернемся на аэродром в Тель-Шомроне, ты ведь оттуда вылетела?
– Понятия не имею. А в Израиле есть такое место?
– Возможно. Неважно. Но задание я выполнил, а значит, вернувшись на аэродром, я закончу миссию. Таким образом, игра должна закончиться.
– Звучит логично. Но возможно, что ты увидишь там техников, которые готовят новый самолет к твоему вылету...
Максим скривился.
– Что ж, вполне возможно. Тогда останется только умереть или болтаться здесь. Хотя, не думаю, что с такими приключениями можно долго протянуть.
Жанна быстро терла ладонями по щекам.
– Ну ладно. А как же я?
– Если ты будешь со мной, скорее всего, тоже закончишь миссию. По крайней мере, есть такой шанс. Это вполне вероятно. Как тебе, война надоела? Вернешься в апартеид?
– Хотелось бы. Но как мы доберемся до Израиля? Ни GPS, ни карты, ни даже компаса...
Максим усмехнулся и развел руками.
– Кто знает... Кто знает... В Зазеркалье возможны короткие пути...
Жанна поднялась и стала делать зарядку. Макс залюбовался гибким телом негритянки. Заметив это, девушка стала вращать тазом, с улыбкой глядя на него.
– Эй! Ты меня не провоцируй! А то полиция неизвестно где, а твой Раджа вообще в другом мире! Я хоть и политически корректный, при таких обстоятельствах могу и в зверя превратиться.
– Так в чем дело? Ждешь официального приглашения?
Макс бросился к девушке, но получил несильный, но очень чувствительный удар в нос, повалился на землю, размазывая кровь и слезы.
– Шеми траги могетхан! Бэби мунхоз! Кутынге сэке, джалаб! – ругался он по-грузински и узбекски. – Зачем? Так не честно! – Автоматически он не произносил при девушке грубые слова по-русски, но советская армия обогатила его словарный запас.
Подбежав и опустившись на землю, африканка прижала его голову.
– Ой, прости, прости пожалуйста! Это у нас игра такая. А нос у тебя больно хлипкий.
– Прошу вас, сударыня, отпустите меня и отойдите на три метра! Я искренне раскаиваюсь в своем безрассудном поведении! Обещаю, ни при каких обстоятельствах... – хрипло цедил обиженный Максим.
Жанна впилась в его губы долгим поцелуем. Потом, обняв его, прошептала:
– Ну пожалуйста, извини меня! Я плохая, я просто привыкла к тебе и стала считать тебя за своего. Знаешь, что такое «межкультурное непонимание»?
– Нет, – Максу было хорошо лежать головой на коленях у девушки.
– А должен бы. Ты ведь из страны, куда приезжают люди из разных стран. Ну, например... – Жанна задумалась. – Ты ведь из России. У вас быть пьяным – в порядке вещей, а для европейца или араба это неприемлемо.
– Ну и что? Какая связь? Я и пьяный никому носы не разбиваю...
– Да нет, ну, например, в России нормально заигрывать с девушкой, хлопая ее по попе...
– Чего?!
– Ну, например. А в Штатах – за это в суд! Так и сейчас. Ну прости, пожалуйста!
– Ты что, на «коммуникации и связи» учишься?
– Училась. «Коммуникация и социальная работа».
– Ну так что ж ты такая бешенная? Понимать должна, не везде удар по носу является выражением симпатии.
– Да понимаю я... – Жанна виновато улыбнулась. – Извини, пожалуйста.
– А я вообще-то хотел «Привет!» сказать. – Максим закрыл глаза. – У нас, в России, так принято: поймаешь девушку, обнимешь и говоришь: «Привет! Пошли на медведях кататься!»
– Ага, рассказывай, у вас там медведи по улицам ходят.
– Конечно, ходят! Которые не летающие...
Негритянка рассмеялась и оттолкнула Макса.
– Ладно, помирились...
– Я еще нет! – обижено заворчал Максим. – Вернитесь, пожалуйста, в исходное положение!
– Обойдешься. Скоро, наверно, ночь начнется, надо готовиться, вдруг ничего не увидим.
– Есть идея. Заведем джип, включим фары, горючего полно.
– Умница.
Макс нашел в машине несколько комплектов армейской одежды, открутил спинки сидений и Жанна устроила вполне сносное место для ночевки.
– Ну вот и хорошо. А то я что-то спать захотел. Странно.
– Ничего странного. Принимай этот мир, как он есть. – Жанна легла на землю и накрылась солдатской курткой.
– А как он есть? Как ты его делаешь – так и есть.
– Я?! А причем тут я?
Максим лег на сиденье, повернувшись к Жанне.
– Дорогая! Не хотел бы тебя обижать, но... – Мужчина задумался, подбирая слова. – Ну... Я ведь знаю, что в пулемете заканчиваются патроны, что чинить машины я не умею, что противостоять атакующей роте мы не можем. Счастье, что ты...
– Что я что? – Обиженная негритянка сжала губы. – Думаешь, я не знала, что патроны кончаются? Что гранату нельзя кинуть на 200 метров? Думаешь, я была уверена, что ты сможешь починить машину? Нет, дорогой! Это ты решил, что я уверена, а значит, все так и будет! Это ты формировал этот мир! У нас говорят, что мужчина – строит, а женщина его направляет. Вот так вот! К счастью ты думал, что я глупая. И, к сожалению, ты вынудил доказать обратное...
– Ты вправду думаешь, что доказала?
– Прячь нос, бледный! Ты здорово меня разозлил! Да, я не знала, что из гранаты нужно выдернуть чеку! Но все остальное – ты!
Ошеломленный Макс сел. Он провел рукой по лбу и расстегнул воротник рубашки.
– Так что, теперь в пулемете будут кончаться патроны?
– Сам виноват!
– М-да. И зачем я начал этот разговор?!
Жанна тоже выглядела озабоченной.
– Это все мужская спесь! Женщин – за людей не считаете!
Максим понял, что задел больное место и решил перевести разговор на другую тему.
– Ладно! Давай думать, что мы имеем. Теперь все серьезно. ОК. Четыре коробки лент для «ДШК», две АК-47 и шесть магазинов к ним. Пистолет «Ерихо» и в нем... – Он достал магазин. – Один патрон. Джип. Все. Гранату я потерял...
– Короче, когда ты понял, что все по-настоящему, – воевать смысла нет. У меня такой план, – девушка провела рукой по щеке и неожиданно улыбнулась. – Утром едем, ищем аэродром. Захватываем самолет и летим в Израиль.
– Да, но...
– Или так, или предлагай другой план!
Макс задумался. Захватить самолет не представлялось возможным. Но, собственно, терять им нечего, и если Жанна не понимает, что это невозможно, значит попытаться можно. А может, она понимает, но он об этом не знает? Черт! Все вконец запуталось! А раз так – шанс есть. В любом случае – надо что-то делать...
– Хорошо. Но где мы будем искать аэродром?
– Это неважно, главное – действовать. И, кстати, не будь слишком доверчивым, я ведь могла и соврать...
– В смысле?
– Мне же не хочется, что бы ты принимал меня за дурочку... – девушка улыбнулась.
– Ну, ты даешь! Как же я буду знать, где правда?
– А я и не хочу, чтобы ты знал...
Максим перевернулся на живот и укусил травинку. Он смотрел на муравья, тащившего соломинку.
«Привет, трудяга. Кажется, этот мир стал совсем настоящим».
Карканье вороны укрепило студента в этом мнении. Негритянка положила ему руку на спину.
– Встряхнись, мужик! Это я должна тебя подбадривать? Где обещанный массаж?
Макс поймал ее руку и прижал к щеке.
– Жанна, милая, ты мне очень симпатична, но, думаю, при любом моем телодвижении, ты меня вконец изувечишь...
Девушка отдернула руку и, ударив лбом в его затылок, зло зашипела ему в ухо:
– Ну и сцыкуны вы, белые! Что, я, по-твоему, должна проявлять инициативу? Сто арабов он не боится! А меня – боится!
Она обняла его и поцеловала в шею. Максим заурчал и, перевернувшись, обхаптил тонкую талию. Прошептал:
– А давай я буду твоим парнем в этой реальности, а в настоящей – Дарананджа, или как его...
– Нет. Нет никакого Даранджи. Но в этом мире ты можешь быть моим слугой. Хочешь?
– Не хочу.
– Тогда моим господином?
– Да. Это больше соответствует цветовой гамме. Я буду добрый господин. Буду давать тебе иногда отдыхать...
Девушка со смехом оттолкнула Максима, но тут же снова прижала его голову к груди.
– Так-то лучше! – Она зажмурилась, подставляя губы.
* * *
Гладя лежавшую на его груди кучерявую голову невидимой в темноте обнаженной Жанны, раскаивающийся Максим с горечью вспоминал, как уверенный в его дон-жуановских подвигах Фукс однажды спросил, была ли у него чернокожая. Его ответ, что он не зоофил, теперь сжимал его сердце обручем стыда. Теперь ему нравилась новое существование, пусть даже и без сигарет. Поцеловав черный лоб он заснул.
9
– Подъем, солдат! Лечь-встать! Ать-два! Смирно–вольно! – Жанна тормошила его с силой молодой пантеры.
Максим открыл один глаз, но, увидев полуодетую смеющуюся негритянку, закрыл его и открыл другой.
– Эй, скво! Солнце еще низко, плантаторы еще завтракают. Чего кудахчешь? Слушай приказ: лежать – бояться! – Макс лежал на животе и попытался поймать ее вслепую.
– Ах, так! – Жанна встала над студентом и опустилась коленями на его спину. Он закряхтел, не пытаясь сопротивляться. – Нас ждут великие дела! Слоны трубят, знамена реют! – Она застегнула солдатскую куртку. – Все готово, чтобы взять Багдад!
– А зачем нам Багдад? Нам нужен самолет, чтобы улететь к жидам. Там нам дадут мацу и споют «Хава Нагила», тряся пейсами. – Максим извернулся и, свалив Жанну, прижал ее спиной к земле. Счастливо смеясь, девушка сучила коричневыми ногами.
– На Багдад! Нам нужны рабы и наложницы! Я хочу персидский ковер! Хочу жемчужное ожерелье!
Макс поцеловал ее и рывком поднялся.
– А мне нужна зубная щетка.
Присев три раза, он распрямился, попытался достать пальцами траву и пошел к джипу. Там он соединил все четыре пулеметные коробки. Получилась одна длинная лента. «Жанна не знает, что пулемет может перегреться, значит, заклинить не должно». Магазины он сцепил по два, закрутив найденной изолентой и всунув между ними патрон. Вернул на место спинки сидений, проверил воду и масло.
– Машина боеготова! – Доложил он. – Настроение личного состава... – он посмотрел на улыбающуюся негритянку, сменившую длинную юбку на зеленые штаны и связавшую внизу армейскую куртку так, что был виден пупок и плоский живот. – Ух, настроение!.. Как же ты все-таки красива!
– Для тебя, милый. Умрешь за меня?
– Запросто!
– Дай мне свой номер телефона, мало ли что... – Жанна поцеловала его в щеку.
– Пиши. Только где и чем?
– Говори, я запомню.
– Ну-ну, – Максим продиктовал номер. – Это Иерусалим. Израиль. Какие еще цифры – не знаю.
– Разберемся, – она легко вскочила на пассажирское сиденье.
– Ладно, давай определимся со званиями. – Мужчина оценивающе посмотрел на Жаннину форму. – У тебя на погонах три полоски. Во всех армиях мира это – сержант. Хорошо. А я должен быть офицером.
Он подошел к куче тряпья и нашел куртку с железными листьями.
– Надеюсь, это не генерал. Хотя здесь – вряд ли, скорее прапорщик. Согласен. – Макс завел мотор:
– Куда?
Африканка задумалась:
– Сначала найдем дорогу. По-моему, она сзади. Там возьмем «языка».
Максим обернулся к спутнице и взял ее за руку.
– Жанна, милая! Даже если это была последняя ночь в моей жизни... Это было... Это было...
Она обвила его шею руками и, притянув голову к своему лицу, заставила замолкнуть.
– Знаю, – прошептала она. – Молчи!..
9
Наконец они выехали на проселочную дорогу. Ехали медленно, подскакивая на кочках и проваливаясь в ямы. Дребезжащие сзади коробки с лентами перевернулись и затихли. Свисавшая еловая ветка хлестнула по ветровому стеклу. Жанна прикрылась руками, но убедившись, что ей ничего не угрожает, смущенно захихикала.
– Так всегда бывает. Инстинкт, – увернувшийся от той же ветки Макс распрямился и сжал колено девушки – Ты милая. Моя рабыня и госпожа.
Негритянка погладила лежащую на ее колене руку и сказала:
– Я бы обняла тебя, Максим, но здесь так трясет, что даже слова любви у меня в глотке застревают...
Макс сжал руль, приосанился и с пафосом произнес:
– Дорогая, от одного твоего желания – говорить такие слова – меня распирает... – Он не уточнил, что именно, но Жанна, зажав рот, заржала. Пытаясь подавить смех, она смеялась все громче, пока смех не перешел в истерический.
– Душу мою распирает! Черная похотливая лисица! – Зло прорычал обиженный мужчина, в последний момент заменив «обезьяну» на «лисицу», справедливо полагая, что «обезьяна» – оружие слишком крупного калибра, и последствия его применения – непредсказуемы.
Хвойный лес сменился на лиственный, дорога улучшилась, и они подъехали к Т-образному перекрестку, возле которого стоял знак с двумя стрелками, направленными в противоположные стороны. Над стрелками – арабские надписи. Из всего указателя понятны были только цифры.
– Ну что, куда поедем? – озадачился студент. – На 438, или на 277?
Жанна потянулась, наслаждаясь отсутствием тряски.
– Хорошо хоть цифры не римские. Решай сам, чтобы меня потом не обвинять.
– Ну, если я решаю, то направо...
Они пропустили дряхлый «Ситроен» модели следующего года и выехали на шоссе. Поток машин был не густ, и Максим, держа скорость в 80 км/ч, пялился на обшарпанные старые автомобили футуристического вида. Их джип принадлежал народно-освоботительной армии и стоявший возле машины с синими мигалками полицейский отдал честь, но когда он увидел Жанну, лицо его вытянулось.
– А что? Мы – солдаты как солдаты, но что-то в тебе его насторожило, – задумчиво протянул Макс. – Или погон поправь, или смени цвет кожи и пол, – попросил он.
– Йес, сэр! – ответила девушка, поправляя погон.
На развилке Макс снова свернул направо, и вскоре они въехали в классическую арабскую деревню, где дорогу перегородило стадо коров.
Его подгонял старик-бедуин с покрытой белым платком, придерживаемым черным резиновым обручем, головой. Дед опирался на длинную палку с полукруглым окончанием. Изредка он что-то гортанно выкрикивал, ударяя палкой последнюю корову. Та протискивалась вперед, но скорости колонне это не прибавляло.
– Ялла, ялла! – закричал Максим. Старик обернулся и что-то зло проговорил по-арабски.
– Время здесь течет по-другому, – объяснил студент. – Медленно – для них это быстро, а быстро – 300 кадров в секунду. Спешить некуда, Аллах не любит торопливых...
– Давай «языка» возьмем! – Жанна кивнула на старика.
– Это не «язык», – Макс заскрежетал зубами. – Это задница. Из него же песок сыпется, он же наш ровесник...
Девушка схватилась за верхний край переднего стекла, и встав закричала по-английски:
– Эй, любезный! Убери эту говядину с дороги! Нам проехать надо!
Пастух бросил на негритянку недобрый взгляд из-под лохматых бровей и громко плюнул на пыльную дорогу, обнажив кривые, черно-желтые зубы.
– Нет, так дело не пойдет. Сейчас я разберусь с ним по-ближневосточному.
Максим достал автомат и дал длинную очередь в воздух.
Коровы ломанулись в разные стороны, валя заборы.
Дед кричал любителям компьютерных игр страшные проклятия, потрясая клюкой, но дорога, загаженная коровьими лепешками, опустела.
Их провожало влюбленное мычание.
Наконец они выехали на шоссе. Студент прибавил скорость и вскоре догнал любопытный микроавтобус-фольксваген. На его крыше спереди были прикреплены оленьи рога. На окнах – занавески с рюшечками, а всю заднюю дверь покрывали эмблемы различных автомобильных фирм от Mercedes-Benz и BMW до Fiat и Lada. На невнятного цвета боку жирными буквами было написано TURBO DIESEL 1580 Hp.
– Ого! Мощность – как у танка! – Максим рассмеялся. Он сравнялся с «Фольксвагеном» и заглянул внутрь. Из открытого окна неслась заунывная арабская музыка. Отодвинув занавеску, высунулся поющий смуглый парень с голой грудью. Он помахал Жанне. Та козырнула и отвернулась к Максу.
– Давай его возьмем? С него не песок сыпется, из него гормоны прыгают! Тоже, гад, захотел белую женщину!
– Ну, ты, допустим, не совсем белая женщина. Подожди-ка, подожди-ка! – Он возбужденно всматривался в дорогу.
– Что?
– Не уверен, – Максим добавил газу, Жанна пристально всматривалась в белую машину далеко впереди.
– Ну, что там?! Колись! – Девушка несильно ударила его кулачком под ребра. Макс ойкнул, но позу не поменял. Он напоминал собаку, взявшую след, вцепившись в руль, он весь подался вперед.
– Ну!! Так не честно! – обиделась негритянка.
– Если меня не обманывают глаза и не обшибает память, – он облизнулся.
– Язык?! – Жанна ущипнула мужчину.
– Это не язык... Это... Вау!.. – Он задумался, подбирая адекватный орган, но, ничего не найдя, закончил. – Это туева куча всяких ништяков! – Макс снова облизал губы. – Давно я хотел с ними посчитаться!
– С кем?! Ты на каком языке говоришь?
– Не знаю, на каком языке мы говорим в этом Зазеркалье, по-моему, по-английски, но мы друг друга понимаем... Смотри сама.
Вскоре их джип догнал белый «Лендровер» с синим флажком на крыле. На флажке колыхалось белое изображение земного шара. На боку – большие черные буквы UN.
10
Макс догнал ооновцев и притерся к их машине, сдирая с боков эмаль, ломая сигналы поворотов и зеркала. Жанна отчаянно махала. Водитель «Лендровера», рыжебородый грузный мужчина интеллигентного вида, лет пятидесяти, пытался вырваться, но извилистая дорога не позволяла. Негритянка, не дожидаясь подсказки Максима, передернула затвор АК-47, дала очередь в воздух и наставила на рыжебородого. «Лендровер» резко затормозил, но Макс среагировал и остановился в метре от белой машины, повернув вправо, чтобы пресечь возможность бегства. Максим выскочил из джипа и запрыгнул на капот «Лендровера». Там он сплясал джигу, стреляя в воздух.
– Всем выйти из машины! – кричал он, прыгая на гулкой жести и размахивая автоматом. – Руки за голову, лицом к стене!
– Какой стене? – удивилась Жанна.
– Жить захотят – найдут!
Из «Лендровера» выскочил долговязый тщедушный мужчина в шортах, панамке и со здоровенным фотоаппаратом на длинной шее. Из двери водителя тяжело вытаскивал свое тело толстяк в белой форме ООН. Максим спрыгнул на дорогу.
– Стоять, не разговаривать, не перемигиваться, не посылать телепатических сообщений и не корчить гримас! Прощаться с жизнью, вспоминать грехи! Если нет сигарет, – он харкнул на асфальт, – обоих изнасилую! Начнем с тебя, – он кивнул на долговязого. – Ты симпатичнее...
Дрожащей рукой толстяк протянул пачку «Кэмэл-лайт» и зажигалку. Максим схватил сигареты, достал одну и, оторвав фильтр, закурил.
– Уф-ф, лепота... – проговорил он, садясь на землю. Потом откинулся на спину и выпустил струйку дыма в сторону проплывающего над ним облачка.
Жанна расхаживала над ним, наслаждаясь ситуацией.
– А что с этими делать?
Макс затянулся и лениво протянул:
– Расстрелять...
– Постойте, постойте! – задребезжал ооновец. – Я лицо неприкосновенное!
– Помилуйте! Пожалуйста, помилуйте! – вторил ему длинный.
Максим сел и улыбаясь прищурился.
– Отставить расстрелять! Выдать по рюмке водки и отпустить.
– Вы не представляете, что творите! Я – комиссар ООН, я...
– Заткнись! – Оборвал его Макс, резко вставая. – Я впервые за два дня курю, а они: «Простите, пощадите!», нытики, шуток, что ли не понимаете?
Краска возвращалась к лицу комиссара. Автомат негритянки больше не смотрел в его большой живот. Долговязый даже улыбнулся, видимо, постигнув глубину шутки, от которой у него дергалось веко. Ооновец поискал в кармане сигареты, но, вспомнив, не решился требовать их назад. Он перегнулся через открытое окно и взял новую пачку.
– Я требую объяснений! О вашем налете будет доложено! – угрожающим тоном заявил он, распечатывая пачку.
– Да сколько угодно. – Равнодушно сказал Максим, блаженно куря. – Видите ли, два сионистских агента похитили джип ООН и ограбили пассажиров, – тоном пророка сообщил он. – Попрошу документы, и – живо, а то ведь я могу расстроиться и такого натворить!
– Я комиссар Ник Клеменс, Организация Объедененных Наций, а это – Джеймс Николс из «Таймс».
– Документы!
Жанна забрала удостоверение ООН и синий американский паспорт и передала вставшему Максиму. Тот, не глядя, положил их в карман.
– Все из карманов! Разложить на дороге! Жанна! Обыскать!
– Да как вы смеете?! Я только что из Ливана! Инспектировал лагерь палестинских беженцев!
– Служба, – Макс лениво потянулся, но тут да него дошло. – Что?! Палестинских беженцев?! Они же бежали в 1948-м, а сейчас 2060-й! Новорожденному – 112 лет! Да они уже все вымерли!
В полной уверенности, что он разговаривает с сирийскими военными, правда странными, инспектор Ник Клеменс обрушился на их заклятого врага:
– Преступления сионистов не имеют срока давности! Вот я недавно был в Хевроне, знаете, что творится на Западном Берегу?
– И что же? – Заинтересовался израильтянин.
– Ужас! 5 миллионов человек живут в невыносимых условиях! Жуткая скученность! Уровень жизни даже ниже, чем в Сирии, – но поняв, что сморозил, комиссар осекся.
– Так, так, так... – Максим помнил, что в Иудеи и Самарии жило полтора миллиона человек. – И как же они так расплодились в невыносимых условиях? В три раза за 50 лет?!
– Ну, приехали из других стран...
– В невыносимые условия?
– Пытаются поддержать жителей оккупированных территорий...
– Ну да, всем известно, что оккупированная евреями Иудея, – исконно арабская земля! – Макс гордился своей аполитичностью и в споре с израильтянином, скорее всего перевел бы тему, но этот толстый ооновец его раздражал. Он просто не имел права! Худощавый репортер что-то быстро писал в блокноте.
– Пиши, пиши. – И, обращаясь к комиссару, – Так любимый вами Хеврон – родина царя Давида, и семь лет был столицей иудейского царства. Очищен от евреев в результате кровавого погрома в 30-х годах прошлого века. Но, видимо, царь Давид сам был арабом и звали его Дауд? И он не знал об этом только потому, что арабы появились через 1000 лет после него. Арабами были также Йосеф – Юсуп, Авраам – Ибрагим и даже Соломон – Сулейман. Я уже не говорю о Моисее, который вывел из Египта евреев. Его ведь звали Муса?
Комиссар Клеменс растерянно переводил взгляд с разошедшегося сирийского майора на чернокожую сержантшу. Только сейчас до него дошло, что Жанна не могла быть арабской военнослужащей. Он поднял руки и примирительно попросил:
– Стоп. Давайте не будем горячиться, и познакомимся. Про нас вы уже знаете, а кто вы? Могу я увидеть ваши документы?
Макс широко улыбнулся.
– Вот мой главный документ, – он поднял автомат, нацелив его в грудь комиссара. – Убеждает и побуждает к сотрудничеству л ю бого, знающего, что это такое. Хотите знать наши имена?
– Да! – от любопытства журналист подался вперед.
– Нет! Не надо! – ооновец прикрыл ладонью глаза.
– Почему же нет? На том свете это знание не помешает. – Жанна захихикала. – Я – Максим Яцкевич, старший сержант 393-го резервного танкового полка Армии обороны Израиля. А это, – он кивнул на африканку, – Жанна... Жанна как?
– Просто Жанна.
– Это Жанна Проссто. Моя помощница. Эскимоска, видите ли... А если серьезно – афро-африканка.
Максу понравился термин. И в самом деле, если есть афро-американцы, афро-германцы, как называть негров из Африки? Интересно, как называют белых в ЮАР – евро-африканцами, что ли?
Максим подумал о любви Запада к непохожим на нормальных людей и внезапно разъярился.
– Вот и ваша «политкорректность»! Все против Бога! У цивилизованных людей теперь другой бог – деньги. Секс-меньшинства вам любезны? Скоро пройдут «парады гордости» зоофилов, некрофилов и геронтофилов! Чем слабее человек – тем он сильнее! На Западе лучше всего быть негром-мусульманином, инвалидом-педерастом и наркоманом, желательно, больным СПИДом, женского пола и несовершеннолетним. Только нелюбовь к евреям неистребима, но и это понятно в данном контексте. За то арабов и уважаете, что они готовы умереть во имя Аллаха. А хуже всего – израильтянам, – хотят быть как все, а значит, – любить врагов и ненавидеть себя! Но в этом мы, кажется, преуспели... – Максим закурил сигарету, успокаиваясь. Видно было, что комиссар хочет возразить, но не осмеливается. Девушка посерьезнела и, взяв руку Макса, прижала ее к своим губам. Наступившую напряженную тишину нарушало только пение птиц да шелест листьев.
– Тоже мне, – пробурчал, остывая, студент. – Сигареты курить уже везде запрещено. А вот марихуану – пожалуйста! Своих детей не рожаете, а африканским, арабским, лаосским детям – ближе папы с мамой. Молчу, милая, молчу. Я несправедлив со зла...
– А можно вас сфотографировать? – подал голос репортер.
– Валяй. Жанна! Обними меня и поцелуй в щеку. А ты – напиши: Израильские войска наслаждаются жизнью в южной Сирии, – Макс почесал отросшую за 2 дня щетину, – насколько это возможно...
Девушка обняла мужчину и укусила его за ухо. Макс вскрикнул, а щелкнувший фотоаппарат запечатлел оскал сирийского майора семитского вида с прильнувшей к нему негритянкой.
– Ладно, за дело! – Максим выкинул окурок и сплюнул. Затем хлопнул по попе негритянку и повернулся к ожидающим приговора. – Раздевайтесь! – приказал он и поправил автомат.
– Нет, нет! – всполошился толстяк. – Не надо! Я болен, я могу вас заразить!
– Что? – Макс недоуменно покосился на него, но поняв, что комиссар боится изнасилования, рассмеялся и сказал. – Размечтался! Мы меняемся одеждой. Ты с Жанной, а я, – он кивнул на возбужденного приключением, о котором потом можно будет долго рассказывать и писать, долговязого, – с журналистом.
Он оценивающе посмотрел на девушку и комиссара.
– Тебе, Жан, великовато будет, ну а тебе, Ник Клеменс, в самый раз. Живо!
Вскоре ООНонец остался в длинных зеленых трусах с бордовыми цветами и белых носках. По дороге то и дело проезжали машины, но водители, увидев армейский джип и полуголого человека с направленным на него автоматом, прибавляли скорость. «А все-таки есть плюсы в тоталитаризме, – подумал Максим. – Может быть, я в форме НКВД?» Он покосился на свой лиловый погон.
Зеленая военная машина вопросительно помигала фарами и съехала на обочину. Комиссар, – в одних трусах и носках, – закричал «Спасите!», но, сбитый ударом приклада, упал на землю. В подъехавшей машине засмеялись. Макс махнул пассажирам рукой, и военные уехали, гудя на прощание.
«В Израиле бы толпа собралась посмотреть на такой цирк. А здесь – боятся»...
Пришло время и Максиму надевать гражданскую одежду.
Журналист неплохо выглядел в военной форме и даже попросил Максима его сфотографировать. Он то и дело довольно смотрелся в правое зеркало машины. Макс реквизировал фотоаппарат, но вернул карточку памяти. Чрезвычайно довольный этим обстоятельством, Джеймс без сопротивления отдал свои навороченные часы.
Жанна, ни на секунду не смутившись, сняла форму и надела белое ооновское одеяние. Большие ей брюки она заправила в армейские ботинки сорок третьего размера. Получилось подобие галифе, что носили красные офицеры лет сто назад. Ремень на последней дырочке не давал брюкам упасть, но и не держал их на нужном уровне. Макс критически оглядел ее клоунский наряд и, прицепив негритянке на грудь ооновский пропуск и засунув под ее погон свой сиреневый берет, решил, что сидя в машине она будет выглядеть весьма официально и солидно.
Максим примотал пленников к пулемету «ДШК», предварительно вынув затвор, сам сел за руль джипа. Жанна вела «Лендровер» и, свернув с шоссе, довольно скоро они попали в девственный сосновый лес.
– Ну вот, наши пути расходятся, – обратился Макс к полуголому комиссару. – Мне нужна карта. И еще, я не нашел в машине GPS.
– Карты в кармашке правой двери, а GPS – под стереосистемой, прикрыт крышкой, – торопливо проговорил потерявший всю свою спесь рыжебородый ооновец.
«Еще бы, – усмехнулся Макс. – В трусах не очень-то поважничаешь. Ишь, какое брюхо отъел, борец за мир во всем мире. Видать, это дело даже прибыльнее, чем война. И куда там торговле наркотиками!» Он достал карты из дверцы «Лендровера» и, сверив с GPS, поставил на одной из них крестик, означавший их местоположение. Жанна болтала с журналистом, который смотрел на нее масляными глазами.
– И куда вы теперь? – начал он.
– К морю. Нужно найти корабль.
– Корабль? Зачем?
Жанна прищурилась и мечтательно протянула:
– На Багдад... Завтра ночью мы возьмем город... Рабы... Ковры... Наложницы...
– Вы собираетесь взять город вдвоем? – изумился журналист.
Жанна подарила ему очаровательную улыбку.
– Нет, конечно. Верные нам племена поднимутся при нашем появлении.
– Эй, иди-ка сюда! – рыкнул Макс. Девушка не без удовольствия поймала его ревнивый взгляд и отвернулась от одетого в военную форму привязанного к пулемету репортера.
– Жанна, подожди Жанна! – моляще просил он. – Мы еще увидимся?
– Вряд ли. В эротические компьютерные игры я не играю. – Она засмеялась, помахала рукой и вприпрыжку подбежала к сердитому Максиму. Прильнув, она чмокнула его в колючую щеку.
– Так-то, – проворчал он. – Наряд на кухню отменяется.
Яцкевич развернул на капоте машины карту. Девушка обняла его и смотрела, не понимая, на разноцветные кружки, треугольники и волнистые линии.
– Мы здесь, – он указал ручкой на крестик. – А вот – армейский аэродром. – Макс ткнул в кружок с изображением самолетика. – Сто пятьдесят километров. По шоссе ехать не рискну, слишком уж выделяется эта машина. Придется проселками. Нужно торопиться. Но сначала – долгий нежный поцелуй...
Когда Жанна, задыхаясь, отлипла, он скомандовал:
– По машинам!
– А это что? – она показала лежавший на пассажирском сиденье GPS, выдранный из «Лендровера».
– Это нам не пригодится. Поедем по карте.
– Почему?
– Не уверен, но думаю, что со спутника можно засечь, где мы находимся. – Он выкинул прибор на траву и завел машину.
– Подождите! Подождите! – кричал раздетый комиссар. – А как же мы?
– Вау! – Максим остановил машину. – О GPS подумал, а об этом нет. Где ваши сотовые?!
– В бардачке!
– Ловите! – Он кинул к армейскому джипу телефоны. – Когда вас начнут искать, первым делом определят местоположение телефонов. – Он развернул «Лендровер».
– Прощай, Жанна! – Крикнул журналист. – Удачи тебе! Багдад падет, я уверен!
Она высунулась и послала Джеймсу воздушный поцелуй.
11
Все-таки первые двадцать километров пришлось ехать по главной дороге. До нее было недалеко. Негритянка снова увернулась от хлестнувшей по лобовому стеклу еловой ветки, но Макс даже не улыбнулся. Он думал о предстоящем захвате самолета. Как это сделать – он не имел ни малейшего понятия.
И только выехав на более-менее нормальную дорогу, Максим расслабился и обратил внимание на машину. Вести ее было одним удовольствием. И если армейский джип был ему привычен, то в этом автомобиле поражало все. Овальный руль с какими-то кнопками, синие цифры, указывающие скорость, спроецированые прямо на лобовое стекло в левом нижнем углу. Там же на стекле, но в центре, вспыхивали зеленые стрелочки, когда он включал указатель поворота. На правой стороне окна – пустой прямоугольник, видимо, экран GPS. Сам навигатор он вытащил, но как отключить проекцию – не знал, вот и осталась рамка на стекле. Вождение такой новой мощной машины доставляло удовольствие, но Жанна не позволила погрузиться в кайф слишком глубоко.
– Максим, скажи, – она повернулась к водителю, – ты и вправду думаешь, что в Африке нужно оставлять детей умирать от голода? Ведь они, из ООН, столько жизней спасли. Ты ведь не такой, я тебя уже знаю. Ты ведь не бездушный.
Некоторое время он не отвечал, внимательно объезжая колдобины.
– Знаешь, что? – Он щелчком выкинул сигарету и, закрыв окно, включил кондиционер. – Критиковать куда проще, чем что-то делать, и я обычно воздерживаюсь. Но... Ты сама спросила. Давай рассмотрим эту проблему. – Максим подтянулся и посмотрел на указатель горючего. Стрелка приближалась к нулю. – Ты ведь из ЮАР. Там цивилизация. И, кстати, по-моему, во многом благодаря апартеиду. – Жанна вскинулась возразить, но Макс жестом остановил ее. – Помолчи. Я не утверждаю, я могу ошибаться, но дай мне закончить, обсудим потом. Так вот, – он снова задумался. – Так вот. В соседних с тобой, скажем, Намибии и Мозамбике дети голодают. Верно?
– Возможно.
– И нет аргумента сильнее, чем фотография голого ребенка со вздувшимся от голода животом на обложке «Таймс». И естественно, что весь мир шлет продовольствие, деньги, лекарства в Африку...
– Так что же в этом плохого?
– А то, что это не «весь мир», а только половина. А другая половина, получив деньги, предназначавшиеся голодным детям, шлет в Африку автоматы Калашникова.
– Но ведь пусть не все, пусть часть этой помощи все же доходит до голодных детей и спасает их жизни!
– Доходит, – согласился Максим. – Но, если посмотреть на проблему шире, хорошо ли это?
– Однозначно! – тряхнула кучерявой головой Жанна.
– Боюсь, что не однозначно. – Максим понимал, что его позиция непопулярна, но отступать было поздно. – Стала бы негритянская семья рожать 15 детей, если в состоянии прокормить только троих?
– Нет.
– Однако, если ООН накормит 15, почему бы и нет? Это в европейских странах иметь троих детей – безумие, а в арабских или африканских рожают столько, сколько Бог даст. Таким образом, экономя на своих детях, европейцы выращивают чужих. Но это – только часть проблемы. – Максим снова с беспокойством посмотрел на указатель горючего. – А как эти дети вырастают? Образование – нулевое, делать абсолютно нечего, ни в Африке, ни в Газе – промышленности нет абсолютно. – Он положил руку на плечо Жанне, пытавшейся возразить. – Я не имею в виду ЮАР. А выросшие дети хотят денег, женщин, уважения. А как этого достичь? У нас – террор. А у вас дети собираются в банды и, ничего не боясь, терроризируют взрослых, отрубая у них конечности. Так ведь?
Жанна молчала, прикусив губы.
– Поэтому и прирост населения на территориях – 300% за 50 лет. Думаешь, им мир нужен? Да будь у них свое государство – кому они были бы интересны? Кого интересует, скажем, Судан? Вечная война! Вот, что их занимает! Потому и требования они выдвигают невообразимые, ведь – не допусти Аллах – появится государство «Фалястын», что дальше-то делать? Где брать нефть, воду, газ? А так, раз Израиль – оккупант, он и обязан их содержать!
Девушка прищурилась и фыркнула.
– Не знаю, что происходит в твоей Палестине, но то, что ты говоришь про Африку, – полный бред!
– Да? – Максим пожал плечами. – Может быть...
– Да! И никто по 15 детей не рожает. А больше всего меня раздражает твой апломб! Тебе не кажется, что если ты ошибаешься в том, что я знаю наверняка, тебе и в остальном веры нет?
– Ну, извини! Я ведь предупредил, что могу быть не прав. Просто ООН – такая антисемитская организация...
– Они спасают жизни! Просто так никто деньги не дает! А если, скажем, в Конго саранча или война? Да, есть и банды детей, высокая детская смертность, и отсутствие образования. Но ООН здесь причем? То, что они дают – капля в море!
– Ладно, не горячись! Все, что я сказал про Африку, – просьба считать недействительным. – Макс говорил извиняющимся тоном и, обернувшись к Жанне, чмокнул губами. – Но у нас-то – совсем другое дело! Так называемая «палестинская автономия» и дня не может прожить без помощи ООН и тех денег, что им переводит Израиль. И саранчи там, вроде, нет. Если бы они не разворовывали те сотни миллионов долларов, которые им перечисляют со всего мира, они давно бы могли решить «проблему беженцев», построив для них новые города, вместо «лагерей», и создать промышленные районы в Иудее и Самарии, а в Газе – мировой курорт. Ты только подумай, – завелся Максим, – десятки километров песчаных пляжей, лето – почти круглый год, два-три урожая. Какими же циничными надо быть, чтобы в таких условиях держать свой народ в нищете?!
– Не знаю. Это слишком далеко. Это меня не касается. – Буркнула негритянка обиженная словами Максима об Африке.
– Но я-то тебя касаюсь! – и, чтобы подтвердить это Макс коснулся Жанниной щеки и положил свою руку на ее колено. – И мне совсем не безразлично то, что происходит с моей страной. И мы расплачиваемся за ООН и мировое общественное мнение.
– Как так?
– А так! Семья в Рамалле получает пособие от ООН в соответствии с количеством детей. Без ООН они их прокормить не могут. И если им перекрыть поступление денег, наступит гуманитарная катастрофа. А виноваты, естественно мы. Почему-то у нас не понимают, что что бы мы ни делали – евреев все равно не будут любить, и не потому что мы умные, богатые и Христа распяли. Все это – неправда, и те, кто иногда интересуется чем-то, кроме секса и футбола, это понимают...
– Ну, а в чем же дело?
– Мы – другие. И весь мир всегда на стороне наших врагов. Если я скажу, что Бог так решил, засмеешься?
Максим разволновался. Жанна видела, что эта тема очень беспокоит парня и, обняв его руку, положила голову ему на плечо.
Макс был благодарен ей за молчание и потерся щекой о черную проволоку волос.
– И все-таки, – не утерпела она – Что же, ООН должна смотреть, как дети подыхают с голоду, если Европа может их накормить?
Максим горестно вздохнул.
– Не знаю... Слава Богу, у меня не настолько большая голова, чтобы решать мировые проблемы... У меня и своих хватает... Наших.
Жанна легонько укусила его руку через короткий рукав гавайской рубашки, отобранной у журналиста. С Максимом было так спокойно. Пусть он и говорит ерунду об ООН, – это комплекс белого человека, зато он знает, что делать дальше. Она с ужасом представила, что было бы, окажись она в виртуальной реальности одна. Пусть он еврей-шовинист (это сочетание ее развеселило), но Максим все равно хороший. «Нет. До любви тут далеко, – думала она, не очень веря себе. – Но... Мне нравится быть с ним...»
Однако и Максим был в растерянности. Он съехал на обочину и остановил «Лендровер», тупо уставившись в загоревшуюся лампочку на указателе уровня горючего.
– Та-ак, – протянул он. – Правила снова изменились. У нас заканчивается бензин.
Жанна выпрямилась.
– В чем же проблема? Доедем до ближайшей заправки и заправимся.
– Да? А у тебя есть деньги? Желательно, местные тугрики или – что там – динары?
– Нет, откуда? А у тебя?
– У меня денег и в нормальной жизни не было, а теперь и подавно. К тому же наверняка в военное время в Сирии топливо – по талонам.
Девушка радостно рассмеялась.
– А я знаю, а я знаю, что нам делать!
– Ну?
– Сколько у нас горючего?
Максим почесал щеку.
– Литра 3-4, километров на 50.
– Прекрасно! Возвращаемся назад, переливаем из джипа бензин, и спокойно едем дальше!
Максим снова закурил.
– Дорогая! Проблема в том, что, как ты правильно заметила, в джипе бензин, а у нас дизель. Но я думаю, что подход верен. Возвращаемся назад, отбираем у привязанных деньги, – машину ООН должны заправить за наличные. Браво! Разрешите нанести поцелуй?
– Разрешаю. Но... деликатный!
Макс рассмеялся и, поцеловав негритянку в щеку, развернул машину.
12
– Здесь! Мы здесь выезжали! – Жанна возбужденно тыкала пальцем в кусты. Максим притормозил и свернул в перелесок. Вскоре они увидели знакомую полянку и головы прикрученных изолентой к армейской машине недавних знакомцев. Внезапно послышалось скрежетание стартера.
– Жанна, к бою! – Макс объехал дерево, и они увидели, как «пятерка» рывком срывается с места. Стоявший на задней площадке джипа журналист упал и тянул кверху привязанные к пулемету руки. Ооновец удержался на ногах. Девушка дала длинную очередь в воздух.
– По колесам! Бей по колесам! – закричал студент.
– Не могу! В них попаду! – девушка по пояс высунулась в окно, но ветка расцарапала ей щеку, и она юркнула назад, в безопасный салон. Максим чертыхнулся, переключил автоматическую коробку передач на 2D и погнал «Лендровер». Он хотел приблизиться к джипу. Когда расстояние сократится, Жанна сможет без опаски открыть огонь по шинам.
– Через стекло не стреляй! – крикнул Макс. – Знаю я ваш гуманизм, – пробурчал он. – Вы людей живьем варите или сначала умерщвляете?
Негритянка осклабилась.
– Белых – живьем!
Максим понимал, что в гонке по пересеченной местности у «пятерки» преимущество перед ними – ручная коробка. И если водитель опытен – уйдет. Зато преследователям не нужно выбирать дорогу. Видимо, в намерения угонщика не входило выезжать на шоссе, и он свернул направо, в сторону густеющего леса. Там он быстро уткнулся в поваленное дерево и, бросив машину, убежал.
– Стреляй! – завопил подъехавшим полуголый вцепившийся в приклад пулемета комиссар.
Макс остановился возле джипа, не спеша вышел и, открыв пассажирскую дверь, галантно подал руку обалдевшей от такого обращения негритянке.
– А что такое? Так, не познакомившись, убивать живых людей? – Ехидничал Макс. – Он тебя обидел? Лишил девственности? Ты же сам был за гомосексуализм! Не все же ему с овцами нежничать. Хочется человеческого тепла! – Он подмигнул приходящему в себя журналисту.
– Издеваешься? – Хрипло спросил лежащий репортер. – Освободите! Больно...
Пока израильтянин разрезал путы, комиссар Ник Клеменс, возбужденно тараторя, рассказывал, как на поляну вышло стадо овец с двумя пастухами, как один угнал отару, а оставшийся что-то долго выспрашивал по-арабски. По-английски, французски и испански пастух не понимал. Он обыскал машину, сорвал с Джеймса погоны и забрал все деньги и кредитные карточки. Мобильные телефоны подобрал еще первый...
– Стоп! Жанна, ну ладно, я – дурак! Но ты-то могла меня остановить! – Макс сложил нож и отошел от освобожденного журналиста. Девушка массировала руки блаженно щурившегося Джеймса и вопросительно смотрела на Максима.
– Мы же отобрали у них машину, поменялись одеждой, откуда у них деньги?! – Студент поразился своему недомыслию.
– Ну вот, как обычно, – расстроилась негритянка. – Сколько раз убеждалась, что нельзя доверяться мужчинам, но тебе поверила. А ты... И еще меня обвиняешь!
Репортер, воспользовавшись моментом, попытался ее обнять, но Жанна оттолкнула его руку и, повернувшись к ооновцу, грозно спросила:
– Ну, и где же он нашел деньги? Были зашиты в мочке уха? Или обнаружил при массаже простаты?
– У Джеймса был пауч под майкой. Такой потайной пояс вокруг живота.
Максим освободил Клеменса и сказал:
– Все ясно, – он прокашлялся – Проблема такова: нам нужно двадцать литров солярки и три часа времени до того, как вас обнаружат. Вам нужно, как минимум, остаться в живых. Задача сложна и время на ее решение ограничено. Для меня – проще всего вас застрелить и остановить первый попавшийся грузовик. Но... Не считаю нужным лишать вас жизни без острой необходимости. Поэтому – думайте. А пока... – Он швырнул в лес подобранный камень. – Хорошо бы пообедать. Возражения есть?
– Белых варим живьем? – обрадовалась негритянка. – Жаль, соли нет...
– Расковыряем патрон, – тут же нашел выход бывший боец Советской Армии. – Порох соленый. Только, чур, потом не пукать. Взрывоопасно! – Он растянулся на земле, блаженно потягиваясь. – Кого первого едим? Жанна говорит – вас живьем варить надо, а опыт у нее есть. Можно доверять...
Интеллигентный комиссар принужденно улыбался солдатским шуткам. Сам-то он был в походе последний раз лет в четырнадцать, будучи бойскаутом. Ему очень хотелось в гостиницу, под душ и в постель. Очевидно, этим дикарям такая жизнь – по нутру. Да и Джеймс не очень озабочен экстраординарной ситуацией.
– Встряхнись, Ник! – Максим бросил в него шишку. – Это же жизнь! Где еще ты такие приключения найдешь? Тут дело даже не в том, как ты в своей Швеции рассказывать будешь об этом дне. Только на пороге смерти можно почувствовать на сто процентов, что ты живешь. Куда там – экстремальному спорту. А ты – с таким пузом – только в телевизоре такое увидишь. Ну, не дуйся, будь мужчиной! Вон, посмотри на девушку. А она ведь рискует куда больше твоего. А журналист-то! Ты посмотри, как он вокруг нее вьется! Эй! Осади назад! Конечности отстрелю!
– Да что вы, – Ник поджал губы и внимательно подбирал слова. – Я вас очень хорошо понимаю. Две тысячи лет ваш народ был на грани уничтожения, бесконечные войны, антисемитизм...
– Да ни хрена ты не понимаешь! – вспылил Максим. – Мой народ вечен! Неужели вы этого не видите? Сколько еще чудес вам нужно? В скольких войнах нужно победить, что бы вы поняли: Бог воюет за нас!
– Конечно, конечно! Успокойтесь, пожалуйста...
– Боишься? – Макс улыбнулся. – АК-47 – серьезный аргумент. Убеди меня, что я не прав, что я не достоин жизни! – Максим швырнул автомат комиссару, но тот не поймал, и оружие с бряцаньем стукнулось о землю. – Девушка далеко, флиртом занята. Все? Мы можем говорить на равных?
– Не совсем, – Ник ухмыльнулся и поднял оружие. – Думаешь, я не знаю, как с этим обращаться?
Он передернул затвор и наставил оружие на израильтянина.
– А мне все равно. Стреляй. – Максим снова закурил сигарету. Раздался щелчок, и Макс в прыжке ударил ооновца в лицо. Ник Клеменс покатился по земле. Из его носа текла кровь.
– Что случилось?! – закричала подбежавшая негритянка. Репортер подошел к ним.
– Да вот, – виновато сказал Макс. – Социологический эксперимент закончился полным провалом. Хотел поговорить с ним на равных и отдал автомат. А он...
– Ты что, идиот?! Он должен был тебя застрелить! – Она наступила на длинную штанину и чуть не упала.
– Он пытался. Но магазин в автомате был пуст, а пока бы он менял на соседний, я бы с ним разобрался. Ну, не разбираюсь я в людях! – каялся Макс. – Думал, нормальный мужик... А он гад! Я же его не расстрелял! Хотел, как с человеком...
– Сейчас мы это исправим, – Жанна сжала зубы. – На ноги, сука!
Ник Клеменс поднялся, сплюнул кровь и тяжело посмотрел на Макса.
– Ненавижу!
Максим подобрал сигарету и жадно затянулся.
– Тоже мне, новость, – Максим улыбался, но губы дрожали. Он поменял магазин до того, как отдал АК-47, но все равно было страшно. – Кончать его будешь?
– Да, – она взмахнула автоматом. – Подойди к дереву и смотри в лес.
Ооновец послушно подошел к сосне и отвернулся. Негритянка передернула затвор и, прицелившись, выстрелила. Ноги шведа подломились, он упал на колени, затем – навзничь, лицом вниз. Джеймс подбежал к нему и перевернул тело. По цветастым трусам расплылось мокрое пятно.
– Ты промахнулась! – Изумился Макс.
– Я же не убийца! – засмеялась девушка.
– Ну-ну, расскажи кому-нибудь другому, что ты белая и пушистая. Ты черная и жесткошерстная!
– Какая?
– Кучерявая, – Максим выбросил окурок и закричал журналисту. – Слышишь, друг!
– Он жив! Но без сознания!
– Знаю! Так вот. С Жанной заигрывай поосторожнее, только сегодня, при мне, она лишила жизни не менее двадцати солдат!
– Больше, – застенчиво улыбнулась девушка.
– Ну, тех – что в тюрьме – я не считал... Ладно. Дальше что делаем? Твоя очередь спасать мир. Расстроил меня этот швед, – он обнял девушку и прижал к себе ее худое тело. – Какая-то здесь неправильная жизнь, зачем он так?
– А чего ты ожидал? Ты что, думал, что он песни с тобой будет петь? После того, как ты его ограбил, раздел, оставил на растерзание похотливым пастухам? Ты, Максимка, идеалист. Думаешь, что все будут действовать согласно твоим представлениям?
– Ну, более или менее. Ведь внутренний мир формирует внешний, тем более здесь...
– Значит, ты плохо представлял, как вы обнимаетесь и он рассказывает тебе о своих внебрачных детях! Что же ты не подумал о ЕГО внутреннем мире? Люди – они разные! И то, что он хотел тебя убить, вовсе не значит, что он негодяй. Поставь себя на его место!
– Возле сосны, ждать пули? Нет уж, спасибо. В бою – куда ни шло. А быть расстеленным – неприятно. Ну, а что с журналистом? Ему ты доверяешь?
Девушка погладила обнявшую ее руку и вдруг резко обернулась.
– Нет! Никому и никогда! Теперь всегда готова к худшему. – Она испытывающе посмотрела на Максима. Мужчина отвел взгляд. Он чувствовал вину: дважды прокололся за последнее время.
– Я понимаю, – он виновато развел руки. – Я ведь начинающий супермен. Ошибаюсь иногда.
– Ладно, бывает. Пойдем, ооновца свяжем. Потом его найдут – через пастухов. Журналиста тоже надо бы здесь оставить. Подумаем об этом позже.
Когда они подошли, комиссар уже очнулся. Он сидел и растерянно искал очки. Максим выставил одну ногу, выпятил грудь и, развернув карту, сделал вид, что читает:
– Милостью Ее Величества, будущей владычицы Персидского султаната, королевы Жанны, – он прокашлялся, – презреннейшему из комиссаров со времен «красного террора» в варварской Московии расстрел заменен на условный! Ник Клеменс понижается в моем мнении на 4 единицы! Организация, которую представляет условно расстрелянный, своего рейтинга, опять-таки, в моем мнении, не теряет, в виду отсутствия места для регрессии. Осужденный остается на месте связанным. Над ним прикрепляется плакат “Не заразен. Проверено”».
Девушка захлопала глазами. Начало выступления ей понравилось, но потом она потеряла нить. Зато Джеймс захохотал.
– Условный расстрел! Это хорошо! Макс, ты что-то говорил насчет обеда. Хорошо бы что-нибудь поесть.
Максим закончил скручивать пленного и обернулся.
– Я бы с удовольствием. Но нечего...
– Да вы что, «Лендровер» не обыскивали? Там сзади две коробки с сухими пайками и 4 бутылки воды. Даже чая две банки.
– Вау! Отлично! Только чай отменяется. Разжигать костер не рискну. Ищут нас по всей Сирии. Так что есть будем быстро.
Джеймс удивленно посмотрел на израильтянина.
– Зачем костер? Консервы саморазогревающиеся.
– Упс! – Макс улыбнулся и посмотрел на девушку. – Да-а... Отстали мы от жизни! Пойдем, накроем поляну. Ох, удивлю я тебя! Да и самому интересно кое-что узнать...
13
– Короче, прибыли мы сюда из будущего, – проговорил Максим с набитым ртом и, проглотив, подул на дымящийся чай. Джеймс облизал ложку и протянул банку с кашей Жанне.
– Твое, добивай, – но она уже наелась и отрицательно покачала головой. Журналист обернулся к Максу. – То-то я смотрю, вы какие-то необычные. Машина времени? Решили изменить ход истории?
– Да не слушай ты его! – Королева Персидского султаната сняла ооновскую куртку и осталась в зеленой майке. – Не из будущего мы, а из прошлого. У нас сейчас 2008 год. Но лучше он объяснит, что произошло.
Максим отодвинул нежелающий остывать чай и закурил очередную сигарету с оторванным фильтром. Он прислонился спиной к стволу дерева и подробно рассказал об эксперименте Фукса и обо всем, что случилось с ним после катапультирования из F-122. О своих умозаключениях и о плане вернуться в Израиль на трофейном самолете. Умолчал только о романтических отношениях с Жанной. Хотя это и было секретом Полишинеля.
– Ну, ты и трепло, – задумчиво сказала она. – Теперь остается только его прикончить. А жаль, вроде приличный...
Журналист недоуменно переводил взгляд с мужчины на негритянку и назад, что-то прикидывая.
– Ну, вы даете! – Он деланно рассмеялся, но не дождавшись улыбок, посерьезнел. – Фантастика! Я бы такого не придумал!
– И все-таки, – Макс с хлюпаньем отпил из синей банки. – Что с тобой делать будем?
– А что со мной нужно делать? Хорошо, давай разберемся! Вы считаете меня плодом своего воображения. Лично я не согласен! Потрогайте, и убедитесь!
– Уже щупали, – ухмыльнулась негритянка. – Тактильные ощущения соответствуют зрительным.
– Ну вот, видите! – Джеймс отшвырнул пустую банку и стал разворачивать конфету.
– Это еще ничего не значит, – охладил его Макс. – Расскажи-ка нам лучше, что здесь происходит в 2060 году. Из-за чего война?
– Война? Да как обычно! Из-за чего все войны на Ближнем Востоке?
– Вода?
– Не-ет, с водой теперь вообще нет проблем, давно опресняют. Нефть. Земля и нефть.
– Так, так, так. Про нефть, пожалуйста, поподробнее, – Макс насторожился.
– Ах, да! Вы же об этом не можете знать. 50 лет назад, в 2012 году, в Израиле, на границе с Ливаном – теперь это Сирийская Ливанская демократическая республика – обнаружили огромное нефтяное месторождение. Бурение в Ливане не дало результатов, а Израиль стал одним из лидеров среди нефтедобывающих стран. Цена на нефть упала, что сильно огорчило арабов и русских. А так как Израиль не вошел в ОПЕК, их монополия закончилась.
– Вот это да!
– Но это – только половина проблемы. Израиль, как обычно, попытались уничтожить, в том числе и изнутри. Но вы создали «иностранный легион», и теперь за Израиль воюет полмиллиона китайцев, только офицеры ваши. Ну, и техника, конечно. А танки и корабли у вас теперь – без людей.
Жанна встала, подошла к Максу и положила руки ему на плечи. Она наклонилась к израильтянину, укусила его за ухо и прошептала:
– Ты теперь богатенький...
Он поймал ее руку и, поцеловав, ответил:
– Не теперь, через десять лет. Что ты предпочитаешь, BMW или Mercedes?
– Хочу лошадку. Белую с золотыми крыльями...
– Отстань, нету у меня марихуаны, – Максим обернулся к жующему репортеру. – Ну, а в чем вторая половина причины конфликта? Что за территориальные проблемы? У нас страна настолько маленькая, что на карте имя написать невозможно.
– Тут вопрос не географический, а исторический. – Джеймс почесал за ухом. – Неважно, кто у кого что захватил. Землю у вас требовать принято. И вы ведь отдаете. А про эту войну? – Журналист ухмыльнулся. – Ха, ну, это совсем анекдот. Обидели вы арабов...
Максим довольно осклабился:
– Ну, на это мы горазды. А чем именно?
– Так ведь арабы, в конце концов, нашли нефть под Ливаном.
– Прекрасно. А мы здесь при чем?
Джеймс хмыкнул.
– Вы, евреи, всегда причем. За 40 лет из огромного месторождения, которое начинается на границе Израиля с Ливаном и простирается до середины Сирии, вы почти всю нефть перекачали в скальные пустоты в районе Хайфского залива. Евреи подкупили компании, что искали нефть в Ливане, поэтому они ничего не нашли. А теперь Израиль, конечно, все отрицает и утверждает, что ее с самого начала было чуть-чуть. И спорить с вами никто не решается, кроме Сирии...
– Вау! Молодцы! И что, даже «Шалом Ахшав» не стуканул? На них не похоже.
– Все проводилось в строжайшем секрете. Никто не знал.
– А что такое «Шалом Ахшав», – поинтересовалась девушка.
– Внеправительственная организация, которая борется за права человека, – пояснил журналист.
– Да уж, – сплюнул Макс. – Только если фамилия этого человека не заканчивается на -штерн, -блюм, -баум или Рабинович. Короче, израильская организация, выступающая против интересов Израиля. Что-то я не помню, чтобы они боролись за права инвалидов или матерей-одиночек, хоть это и не одно и тоже.
– Арабская?
– Нет, приколись, чисто еврейская! – Он опять сплюнул. – Ну ладно, с этим понятно. Расскажи про оружие.
– А что тебя интересует?
– В двухтысячных начали делать противоракеты. Преуспели? Ракетной угрозы больше не существует?
Джеймс встал и засунул руки в карманы армейских штанов.
– На некоторое время преуспели. Но затем Россия стала оснащать ракеты противо-противоракетами. Но Израиль разработал 3Х-противоракету.
Жанне тоже надоело сидеть и, встав, она спросила:
– А это что значит?
– Противо-противо-противо ракета, – Максиму не хотелось смотреть на собеседников снизу-вверх, и он тоже поднялся.
– Действенная штука, – подтвердил долговязый журналист, – только выговорить сложно. Но на этом, кажется, век ракет заканчивается. Вес и стоимость тактической ракеты приблизились к баллистической. А в техническом плане Израилю нет равных. После того, как вы отказались от американской помощи, вас уже некому было тормозить в разработке и продаже Индии и Китаю нового оружия. Когда Европа попыталась ввести международный бойкот, Израиль пригрозил атомной бомбой. Теперь вы – самые ненавидимые и почитаемые.
– Вот это класс! – Максим заходил взад и вперед. – Армия у нас – непобедимая, денег полно, снаружи никто не давит... Рай! Израиль вернулся во времена царя Соломона!
– У вас есть одна проблема, которой не было у Соломона, – Джеймс развернул еще одну конфету.
– Какая?
– У вас 40% населения – палестинские арабы. При этом – четверть евреев им сочувствует, а демократию еще никто не отменял. Вы находитесь на пороге гражданской войны, – он прищурился. – Но для журналистов Израиль – действительно рай. Всегда что-то происходит.
Макс огорченно опустил плечи.
– У нас вечно что-то происходит... Вечно – рай для журналистов.
Жанна раздраженно отфутболила банку.
– Максим, приди в себя! Ты что, забыл, что мы в виртуальной реальности, созданной твоим соседом? Этого Джеймса вообще не существует!
– Неправда, я настоящий! У меня даже документы есть, – обиделся репортер.
– Не ври! Это ты так думаешь! А нам надо выбираться. Бензина нет, времени тоже. А у меня – и идей нет.
Негритянка отдала Максу автомат и подтянула штаны.
– Возьмите меня с собой, – попросил Джеймс, – я помогу.
– Да ты посмотри на себя! – прорычала она. – Лохматый сирийский офицер без погон, не говорящий по-арабски. Шпион и дезертир – в одном лице! Нет, ты останешься здесь! Снова привяжем тебя к джипу. Пока найдут мобильники у пастухов, пока солдаты придут к вам, мы уже будем далеко... Или... Или уже будет неважно... К тому же, – тон ее смягчился, – ты смерти боишься, а мы – не очень.
– Но ведь, если они вернутся, – Джеймс содрогнулся, вспомнив встречу с арабами, – меня в рабство продадут!
– Короче, – Макс снова взял инициативу, – мы вернем затвор, вставим ленту и привяжем тебя к пулемету. А пока, Ваше Величество, – он хлопнул девушку по ягодице, та взвизгнула и попыталась отвесить нахалу оплеуху, но он увернулся, – нужно раздобыть горючее. План таков: ты останавливаешь грузовик, а я прячусь в засаде.
– Хорошо, – Жанна была уверенна в своих чарах. Максим критически ее оглядел.
– С одной стороны, надо бы одеть тебя посексуальнее, но с другой – это страна сурового шариата и средневекового мракобесия. Ладно, – решил он. – Останься в майке и надень длинные трусы расстрелянного комиссара.
– Ни за что! – возмутилась девушка. – Его трусы с меня спадут! Да к тому же они описанные!
Мужчины рассмеялись, вспомнив расстрел.
– Ладно, бери мои шорты. Я и в трусах – грозный грабитель!
Но Жанна снова вернулась к уже законченному разговору:
– А что ты имел в виду, когда сказал, что инвалиды и матери-одиночки – не одно и то же?
– Вопрос выбора. Матери-одиночки, по большей части, таковые по своей воле. А инвалиды... Я еще не слышал, чтобы кто-то сам себе отрезал ногу. – Джеймс хихикнул, и Макс похлопал его по плечу. Мужская солидарность. Но негритянка была не согласна.
– Но не всегда же! Бывают и исключения!
– Конечно, – согласился мужчина. – Сидит какой-то бедолага и думает: «Надоела мне эта нога до чертиков, вечно идет – куда не надо. Отрежу-ка я ее нафиг!» Я даже как-то читал про лауреата премии Дарвина, одного пьяного поляка, который на спор отпилил себе бензопилой голову.
Джеймс басовито заржал.
– Да нет, – Жанну обидело псевдо-непонимание Максима, – я про беспомощных женщин...
– А-а, понял! – Макс посерьезнел. – Когда добренькое государство Израиль подняло пособие матерям-одиночкам, количество разводов резко возросло. Очень не хочется, чтобы моя будущая, горячо любимая жена, если ей вдруг что-то будет не по нраву, заявила: «А не пошел бы ты подальше, дорогой?! Проживу и без тебя, и даже работать не буду! Государство мне поможет, да и ты ползарплаты мне на алименты отдашь!» И станет еще одной профессиональной матерью-одиночкой больше. Все, Жанна, отставить социальные вопросы! Забыла, что тебя выгнали из универа? Теперь это не твоя профессия. Готовимся к налету! Джеймс, проверь расстрелянного и отнеси ему поесть, тут еще осталось. Жанна! Держи шорты и пистолет. Не забудь – в пистолете один патрон. Итак, господа и дамы! Приключения продолжаются! Объявляется полная боевая готовность! – Максим церемонно поклонился девушке, затем журналисту. Негритянка зааплодировала, американец одобрительно захмыкал.
14
Максим сидел на дереве, глядя в бинокль на редкое движение по дороге между Сануром и Раджаром. Позиция была исключительно удачной, можно было видеть машины на расстоянии километра в ту и другую сторону. Он просидел уже с полчаса, но с уверенностью определить автомобиль с дизельным двигателем, ехавший с нужной стороны, не мог. Кроме того, без оружия он чувствовал себя обнаженным. Пистолет он оставил Жанне. Мало ли что, хотелось быть уверенным, что остановленная машина не увезет ее. Вдруг он не сможет придти на помощь? Карабкаться на дерево с автоматом было глупо и неудобно. Второй они оставили в салоне запертого «Лендровера». Журналиста на всякий случай связали, оставив беседовать с комиссаром.
Макс посмотрел вниз. Жанна сидела на корточках, прислонившись спиной к сосне, и жевала травинку.
– Эй! – вполголоса позвал студент. Негритянка вскочила, схватив автомат.
– Ну, что там? Едет?
– Пока нет. Едут неподходящие. Как ты там? – Он хотел кинуть в нее шишку, но ближайшая была недосягаема.
– Нормально. Сижу себе, мечтаю. Давай, Максим, не расслабляйся. Это из-за тебя мы потеряли столько времени.
– Знаю! – Он привстал и сел, чтобы тяжесть тела приходилась на другую ягодицу. – Но не ной! Неизвестно еще, это время мы потеряли или нашли.
Девушка снова села, махнув рукой, показывая, что разговор окончен. Макс опять приложил к глазам бинокль и посмотрел налево. Он сразу понял, что это то, что надо: огромная белая фура с красно-синими арабскими надписями и какими-то эмблемами на фургоне.
– Подъем! – зашипел он, спускаясь, но девушка уже была на ногах и протягивала ему автомат.
Они вскарабкались по склону и затаились в придорожных кустах.
– Сейчас проедет синяя легковушка, за ней выходи и тормози грузовик. – И когда синяя машина пронеслась, добавил: – Ни пуха!..
Жанна ослепительно улыбнулась и вышла на дорогу. Она подняла руку и повернулась боком, чтобы водителю не был виден оттопыренный большим пистолетом карман ее шорт.
Скрипя тормозами и отдуваясь, большой грузовик с ромбом на радиаторе останавливался, но окончательно встал только метрах в пятидесяти от них.
– Стой! – приказал Макс. – Я не смогу за тобой, – пояснил он.
На прицепе зажглись белые огни, на двух нотах зазвучал сигнал заднего хода, и машина попятилась, остановившись, когда правая дверь была точно напротив негритянки.
Девушка открыла ее и поднялась по трем ступенькам вверх в кабину. Максим не спешил выскакивать. Ждал, когда негритянка отвлечет водителя.
– Салям! – Широко улыбнулся тот, демонстрируя отсутствие верхнего переднего зуба. – Ибрагим! – Он протянул Жанне руку и, когда она пожала ее, Ибрагим припал губами к черной кисти. Это был мужчина лет сорока, невысокий и неряшливо одетый. Максим взобрался в кабину и сел рядом с девушкой.
– Шалом! Максим, – представился он и, когда водитель резко выпрямился, девушка обняла его левой рукой за плечи. Затем, зажав шею водителя под мышкой, резко опустила его голову, прижав к своему животу. Размахнувшись, благодаря открытой двери, Макс с силой ударил прикладом автомата в лоб. Ударил так сильно, что затвор передернулся, досылая патрон в ствол. Чертыхнувшись собственной беспечности, он поставил автомат на предохранитель. Тело Ибрагима обмякло, и его голова упала на колени негритянки.
– Зачем ты его так? – спросила она, поглаживая короткие волосы бесчувственного водителя. – Убить же мог!
На лбу араба краснело продолговатое пятно, по форме и рельефу соответствующее оковке приклада.
– Ну, перестарался, – оправдывался Макс. – Такой вот я крутой. Ладно, плакать будешь потом. А пока что перетащи его к себе, а я – за руль.
Обойдя машину и сев на водительское сиденье, студент порадовался, что грузовик заведен. Среди такого разнообразия цветных кнопок он вряд ли нашел бы нужные. А так... Автомат – он и в Африке автомат. Опустив ручник, он медленно подъехал к поваленным неоднократными проездами кустам и, осторожно притормаживая, спустил здоровенный грузовик на лесную землю, где виднелись следы «Лендровера» и армейского джипа.
* * *
Связанных они нашли там же, где и оставили. Увидев грузовик, пленники прекратили о чем-то спорить и поспешно встали. Максим спрыгнул на землю и поприветствовал их. Он поднял руки и, обняв девушку, опустил ее на землю. Потом повернулся к пленникам:
– Так! Горючие нужно перелить из грузовика в «Лендровер». Джеймс! У вас трубка есть?
– Нет, но есть другое решение, – журналист почесал плечом ухо.
– Говори.
– Горловина бензобака – широкая. Привяжи нитку к банке от чая и черпай солярку. В банке 330 грамм. 10 баночек – 3 литра, 100 – 33 литра. Через час управитесь.
– Вот ты этим и займешься, – сказал Макс, освобождая репортера. – А я пока вздремну. Жанн, – попросил он, – посторожи, пожалуйста. Когда надоест – разбуди.
– Хорошо, только сначала свяжи Ибрагима. А то очнется...
– Ладно, а тебе, Джеймс, совет: возьми сразу три баночки, один заход – и литр.
– Нет, три в горловину не пролезут.
– А ты по очереди. Или развяжите комиссара, пусть один набирает, а другой выливает...
Журналист разминал онемевшие руки.
– Иди уже спать, советчик. Разберемся! – буркнул он.
– А ты, писака, не дерзи. И Жанны остерегайся! У нее дома целая коллекция скальпов. И я слышал, что скальпы белых особенно ценны...
Девушка рассмеялась.
– Ну, ты и фантазер, ревнивый воин. Я же негритянка, а не индеанка.
– Не слушай ее, Джеймс! Она изучала культуру инков в Йоханнесбургском университете, ну и – ездила в Перу. Там они играли в ролевые игры, так Жанна так заигралась, что привезла дюжину скальпов японских туристов. – Джеймс рассмеялся, показывая великолепные зубы, плод работы дорогого дантиста. – И кому ты поверишь? Своему бледнолицему собрату или переодетой колдунье из племени Куку-Муку?
– Конечно, колдунье!
– Ну что ж, будешь прав. Эх, разучился я убеждать, постарел, – двадцатипятилетний Максим горестно вздохнул. – Ладно, ребята, пошел я спать. Приятного бензочерпания.
* * *
Когда его наконец разбудили, солнце было уже в зените. Максим сел, недоуменно озираясь по сторонам. Ему снилось, что он солдат в армии неистового Боливара и его сержантом был ооновский комиссар Ник Клименс, с большим животом, в трусах и с автоматом Калашникова.
– Вставай, вставай! – Жанна трясла его за плечо. – Машина заправлена. Пора ехать! Что делаем с пленными?
Он встал и потянулся так, что хрустнули кости.
– А-а-а-ай! – Он посмотрел на сидящих в тени фургона.
Джеймс – в военной форме с оборванными погонами и широкой улыбкой на лице. Oоновец скрестил руки и смотрел зверем. Очки он не нашел – и теперь щурился, так что злоба толстого, полуголого мужика не воспринималась угрожающе. Выглядел он скорее комично. Прислонившись спиной к огромному колесу, сидел водитель. Пятно на его лбу приобрело лиловый цвет. Кисти рук обмотаны изолентой. Он явно не понимал, что происходит, и, очевидно, очень боялся.
– Разбудила бы, Жанн... – Макс виновато покосился на негритянку. – Сколько ты этих головорезов в одиночку сторожила? Час?
– Два. – Африканка хорошо чувствовала себя в роли воительницы, но упускать момент попенять Яцкевичу она не собиралась. – Что, командир, хорошо поспал?
– Так себе, – он потупился. – Жанна, извини, пожалуйста. Виноват. Осознал. Больше не повторится.
– Ну вот, не дал мне поругаться. Ладно, прощаю. Нужно выезжать, до Багдада далеко. – Негритянка подмигнула журналисту. – Максим, каков план?
– Сначала переоденемся. Ты – комиссар ООН. Я – журналист. Кстати, что в фургоне, посмотрела?
– Нет. А что, нам что-то надо? – Она даже не подумала о грузовике.
– Пойдем, глянем.
Прицеп был заперт на большой висячий замок.
– Надеюсь, ключ в зажигании. Идеально – оставить пленных в прицепе.
Максим залез в кабину и не глуша двигатель отцепил искомый из вороха брелоков, открывашек и других ключей. Максу понравился резиновый полосатый шарик, и он взял его себе на память.
Огромный фургон был пуст.
– Господа невольники, проходите, пожалуйста! Через некоторое время вас освободят и вы станете героями, пережившими смертельную опасность в волосатых лапах сионистских агрессоров! Жанна, у тебя лапы волосатые?
Девушка засмеялась, показывая розовые ладони.
– Джеймс, отойдем на минутку! – И, когда журналист подошел, Макс приобнял его и отвел от остальных. – Смотри! Ты слишком много о нас знаешь. Постарайся дать нам хотя бы два часа. Не думаю, что они найдут вас быстрее, но мало ли... Прицеп я закрою на замок и припру к дереву, машину заглушу и ключи заберу, так что – незваные гости до вас не доберутся. И еще, карточку памяти с фотографиями спрячь где-нибудь, обыщут ведь – и заберут. После войны возьмешь, опубликуешь. Если доживу, будет мне под 80, вспомню молодость. У тебя три минуты, иди.
Ооновца и водителя освободили. Прибежал Джеймс и поблагодарил Максима. Все поднялись в прицеп.
– Ну – все. – Жанна была серьезна. – В машине есть спутниковое противоугонное устройство, вас найдут. Счастливо оставаться! – Она козырнула и спрыгнула на землю.
– Ник, не обижайся! Расстреляли тебя за дело и не до конца. Джеймс, приятно было познакомится с тобой! Ибрагим, – водитель испуганно вскинул голову. – Салям алейкум!
Он сказал арабское приветствие. Да и на иврите похоже: «Шалом алейхем». Яцкевич повесил замок и, сдав грузовик назад, припер дверцы прицепа к самому большому дереву на поляне. Затем заглушил двигатель и выкинул ключи в кусты.
– Ну, вот и все, Жанна, осталось самое сложное. Устала? – Да.
– Попытайся отдохнуть, пока будем ехать. Ну... С Богом!..
Максим сжал зубы и завел «Лендровер».
15
Ехать было просто. Движение было редким. На трещины и неровности дороги машина реагировала мягким покачиванием. Макс держал 90, он выключил музыку и стал думать о произошедшем за последние полутора суток.
Началось как игра, но теперь все было абсолютно реально, если не считать, что он находился в 2060 году, в Сирии, а рядом дремлет негритянка.
Да уж... Реальнее не бывает...
Жанна вдруг открыла глаза и спросила абсолютно неожиданную вещь:
– Максим, ты доволен жизнью?
Он сунул конфету в рот и задумался. Спустя некоторое время он с улыбкой ответил:
– Которой из них?
Девушка не приняла шутливый тон и продолжила:
– Я серьезно. Доволен ли ты настоящей жизнью? – Она поморщилась. – Стрельба, побег, издевательства над ооновцем... Прикол, конечно, но не более того. А когда вернемся? Прибор Фукса, естественно, сгорит, восстановить он его не сможет. Жизнь продолжится... Расскажи о себе. О чем ты мечтаешь? Что ненавидишь?
Макс задумался.
– А, собственно, к чему эти вопросы? Интерес профессиональный или личный?
– Личный. Представь себе – ты мне интересен.
Она взглянула на него и положила руку на волосатое колено.
– Да так... – промямлил Максим. – Так много хочется тебе сказать, а в общем-то – нечего. Все как-то обычно: учусь, работаю, раз в год на месяц хожу в армию... Там бывают приключения не хуже этих. – Он кивнул на уплывающую назад деревню с минаретом.
– Ничего себе – обычно!
– Ну, у нас все мужчины так. Это нормально. Наша с тобой действительность настолько разная, что моя жизнь дома была бы для тебя немногим менее странной, чем эта.
Макс открыл окно и выплюнул конфету. Невкусная. Диетическая.
Ворвавшийся горячий ветерок заставил прищуриться. Запахло лесом и дымом, видимо, кто-то жег костер. Закрывать окно не хотелось.
– Тебе не жарко? – Спросил он. – Давай ехать с кондиционером и открытым окном.
– Давай. Но расскажи о себе, пожалуйста.
Максим помедлил, раздумывая.
– Жанн! Давай оставим. Так хорошо расслабиться. Успеем еще вернуться в реальность. Давай лучше поговорим о любви...
– Ну, давай. Ты когда впервые влюбился?
– Лет в двенадцать, – уголки его губ потянулись вверх. – Это была очень особенная любовь!
– Так-так-так, – Жанна выпрямилась и повернулась к Максу, приготовившись слушать.
– Чистая, бескорыстная, безответная любовь... – Он сделал паузу и, не сумев сдержать ухмылку, закончил, – это была любовь к Родине и Партии. Такое извращение даже Нику Клеменсу не снилось.
Разочарованная девушка с силой ударила по ноге и зло спросила:
– Какой еще, к черту, партии?!
– Коммунистической, конечно.
Она отвернулась, и Максим понял, что его шутка для южноафриканки совсем не подходит, что Советский Союз ей – не ближе Атлантиды, и что она хотела приблизиться к нему, а он...
«Да, – подумал Макс. – Вот тебе и межкультурное непонимание...»
– Жанна, Жанна, – попросил он. – Прости, пожалуйста.
И, когда она повернулась к нему, продолжил:
– Мне было пятнадцать лет, а ей четырнадцать, – Максим замялся, но когда девушка взяла его под руку, продолжил. – Это была невероятная любовь, такое может быть только в 15 лет... – Он снова замолчал.
– Молодой, да ранний! Да, Максимка?
Не обращая внимания на реплику он продолжил:
– И это длилось один месяц. Тридцать один день...
– Почему?
– Она уехала. Она должна была вернуться домой, а это – за три тысячи километров. Какое-то время мы писали друг другу нежные письма, но потом...
– Новая любовь? – Жанна положила голову на плечо водителя и гладила руку, державшую руль.
– Нет. Новая любовь пришла только после армии, в двадцать лет. Просто переписка закончилась сама собой... М-да... – Он объехал синее ведро, лежавшее на дороге. Встречной машине пришлось принять вправо, чтобы избежать столкновения. Ее возмущенный гудок исчез позади. Макс снова заговорил:
– Ты знаешь, когда возлюбленный далеко, начинаешь его идеализировать. И он, точнее она, становится еще желанней. Это очень больно. Так и ты – будешь по мне скучать... Наверно...
– Останови машину, пожалуйста.
Максим притормозил и съехал на обочину. Негритянка ожидающе смотрела на него. Макс грустно улыбался.
– Такова жизнь, ничего не попишешь. – Он обнял девушку и прижал ее голову к своей груди. Оба молчали.
– Ты такой чудесный, – тихо сказала Жанна. – Здесь все так волшебно, – она подняла голову, ожидая поцелуй.
Краем глаза Максим заметил движение и, оторвавшись от негритянки, увидел прямо перед капотом смуглого подростка на осле. Открыв рот, он во все глаза смотрел на целующихся.
– Волшебно, – проворчал Макс, выезжая на дорогу. – Не будь мы иностранцами, нас бы линчевали...
16
Километров сорок они молчали. Максим закурил, выпуская дым в открытое окно. Жанна думала, наверное, о далекой Африке, об объяснении с родителями...
Они проехали мимо автобусной остановки. Видимо, она должна была символизировать заботу правительства о своем народе, так как некогда была застеклена. Теперь только груды битого стекла опоясывали ее. Пластиковые сиденья скукожились от огня и походили на свернутые от тли листья. Жанну передернуло от такого бессмысленного разрушения.
– Варвары! И в Израиле такое есть?
– Дебилы! Живут плохо и хотят жить еще хуже! Такое бывает везде, где есть бедная, озлобленная молодежь. Дебилы, – повторил он. – В богатых районах такого нет. Но если поставить в квартале бедноты красивый фонарь, его разобьют в первую же ночь! И чем он красивее, тем короче его жизнь. Уродливый же не тронут. Почему? – Не знаю. В приличном месте фонари стоят годами, и никому в голову не придет их разбить. Видимо, в плохих районах хорошие вещи нарушают гармонию, – Максим закусил губу. – Никуда не денешься, внутренний мир формирует внешний. – Он угрюмо замолчал.
– Воспитание, – Жанна нашла выход, – образование и культура!
– Да? – Максим тоже думал об этом раньше. – Моя прекраснодушная королева! И как ты предполагаешь загнать этих сорванцов в классы, заставить их любить Моцарта и восхищаться импрессионистами? Даже если дать им самых лучших учителей, они сбегут бить витрины и друг другу морды. Разве что, – платить им за посещение школы. Но и это поможет не надолго.
– Естественно, – девушка повернулась к водителю и заговорила возбужденно. – Они озлоблены своей нищетой!
– Думаешь, если дать им деньги, прекрасные дома и чистые улицы, – все изменится? Ничего подобного! Я уже видел это в Израиле. Когда-то, когда я приехал в Израиль, все остановки были застеклены. Но через некоторое время стали как эта. И теперь их делают железными. А что изменилось? – Максим забарабанил пальцами по рулю. – У меня были двое знакомых. Им было по 16-17 лет. Их поймали, когда они разбивали стеклянные афиши. Они приехали из нищего белорусского города. Объясняли свой вандализм тем, что им было скучно. Скучно! Понимаешь?! В шестнадцать лет – скучно! Вокруг столько неизвестного, волнующего, интересного! – Макс рычал от негодования. – Да если ты такой дурак, смотри кино: десятки телеканалов, играй в компьютерные игры! И вот – пожалуйста, выпустили их на чистые, красивые улицы! Ты можешь обвинить меня в ненависти к новым эмигрантам. Но это неверно, я считаю, – это благословение для Израиля. Но с фактами не поспоришь: автобусные остановки теперь – железные, а раньше были стеклянными. Варвар живет внутри. Он и формирует внешний мир. Может быть, через пару поколений...
– Естественно, а чего ты хотел? Они ведь – нищие. Бывшие инженеры теперь, небось, работают уборщиками...
– Сомневаюсь, чтобы дети бывших инженеров били фонари и поджигали остановки. Приличный человек и в несчастье остается им, а вот варвар – и в богатстве варвар. Ты говоришь, культура, – Максим зацокал языком и заерзал на сиденье. – Но ведь, чтобы понять импрессьон или Бетховена нужно работать душой! А они к этому не привыкли и – не хотят. Что, по-моему, – абсолютно естественно. Намного проще и веселее разбить витрину, а еще лучше – взорвать к едрене фене весь мир! – Макс поразился внезапному открытию. – Вау!
– Что случилось? – Беспокойно спросила негритянка.
– Понял кое-что. – Он держал руль одной рукой, а другой обнял плечи девушки и придвинул ее к себе. – Ведь и у террора – те же корни! Бессмысленное варварство! Только «хулиганы» там постарше, да и возможностей у них побольше. Дикарь-человек. Смысла в том, чтобы разбить лампу или взорвать 200 этажный дом, – столько же, то есть – нисколько!
– Неправда! У террористов всегда есть цель!
– Да какая цель могла быть у направившего самолет в «башни-близнецы»? – Максим сильно сжал левой рукой овальный руль. – Большой БУМ! Это потом – журналисты придумывают основания для террора. Хочешь пример?
– Ну?
– В 1967 году Израиль захватил сектор Газы. Основание – лишить террористов баз, из которых федаюны совершали вылазки в Израиль и убивали там всех подряд. – Макс отпустил Жанну и взял бутылку воды. – Открой, пожалуйста.
– Кто такие федаюны? – Она вернула открытую бутылку.
– Бандиты. – Он сделал глоток. – Так вот. Террор, который вели арабы против еврейских целей, они оправдывали нашей оккупацией Газы. Ладно, допустим. – Он попил еще и вернул бутылку девушке. – Спасибо.
Жанна завинтила крышку и погладила мужчину по щеке. Она понимала, что тема террора болезненна для него, что он не может быть объективен, но женская мудрость подсказывала ей: «Пусть выговорится, не перечь ему, будь нежна – и помоги».
– Но ведь вы вышли из Газы?
– Еще как вышли! Разрушили цветущие поселения, приносившие большой доход фермы, дававшие работу местным арабам, выковыряли из земли трупы похороненных там евреев, и даже дали деньги на развитие промышленности. И ты думаешь, террор закончился ввиду своей победы?
– Знаю, что нет, но почему?!
– Потому что дикарь-человек не умеет создавать. Он умеет только разрушать и убивать. Казалось бы, что еще надо? Победили! Освободили! Изгнали! Создавайте теперь промышленность, развивайте инфраструктуру, радуйтесь жизни. Ан нет! Легче запускать по приграничным городам ракеты и кричать, какие мы изверги. А ООН поддерживает все безумные обвинения палестинцев. Самое для меня непостижимое, – это то, что Израиль является членом этой организации и платит туда огромные бабки.
Девушка озадаченно посмотрела на разгорячившегося Максима. Такого просто не могло быть! По его мнению, Израиль обстреливают безо всякой причины, а весь мир – молчит. Про обстрелы самодельными ракетами она слышала, но по какой причине арабы это делают, негритянка не знала, да и не очень пыталась узнать – до сих пор.
– Ну и чем объясняется террор после ухода из Газы?
– Я слышал только маловразумительные объяснения, что это – ответ на уничтожение главарей террористов и – «палестинского народа в целом». То есть: «Мы стреляем потому, что вы убиваете тех, кто стреляет...»
Жанна рассмеялась и положила свою черную ладонь на руку Макса, держащую руль.
– Знаешь, Максимка. Я тебя очень уважаю и верю твоим словам, но... То, что ты рассказываешь, абсолютно нелогично. Этого просто не может быть. Извини, но ты за одну из сторон, поэтому – необъективен. Не может быть так, что террор просто потому, что это – кейф. Ты просто ненавидишь арабов.
– А почему бы и не кейф? Остановку видела? Ее сожгли просто потому, что кому-то был кейф ее сжечь. Никакого другого объяснения вандализму я не нахожу. И неправда, что я арабов ненавижу. Ненавидеть большую группу людей – не умно. Не важно по какому признаку они объединены. Всякие есть. Но одно меня удивляет...
– Что?
– Если людей уничтожают по национальному признаку – это называется геноцид.
– Ну?
– Значит террор – геноцид в чистом виде. А в Газе – демократически избранное правительство ХАМАСа главной своей целью называет уничтожение Израиля посредством террора против мирного населения. Но все молчат, и в геноциде обвиняют именно Израиль!
Девушка помолчала, но недолго.
– Ну, вот здесь ты не прав! Я насчет аналогии «терроризм-вандализм», – снова решила возразить Жанна. – Там – кинули камень и убежали, а здесь – люди жизнью рискуют. И зачастую – погибают. Согласись – это война. А война – дело, если и не благородное, но и не лишенное романтики.
– Что! – От негодования Максим подскочил. – Где ты видела, чтобы на войне легитимными целями были дети?! Ну ты даешь! Романтика террора! Это может быть только романтикой Морлоков!
– Кого? – Девушка уже пожалела, что подлила масла в огонь. Она положила Максу руку на плечо, но тот сбросил.
– Морлоки – подземные жители в романе Уэллса. Они выходили по ночам, чтобы сожрать зазевавшихся Элитов, этаких воздушных и романтичных, живших на поверхности земли. А то, что сопоставление вандализма с терроризмом корректно, доказывает соотношение «преступление-наказание». В первом случае, – за разбитый фонарь – штраф. Во втором, – за убийство или массовое убийство – гибель или даже тюремное заключение. Но – и в том, и в другом случае – поймать преступника чрезвычайно тяжело. Как поймать хулигана, бросившего на пустой улице камень в фонарь, или террориста, расстрелявшего еврейский автомобиль на ночном шоссе? – Максим сжал зубы и тяжело дышал. – А из Газы очень любят запускать ракеты с площадок перед школами и из песочниц в детских садах. При этом любой погибший – мирный или якобы мирный палестинец – является предметом всемирного осуждения Израиля.
– Ладно, Макс. Давай, переменим тему. Я понятия не имею о ваших отношениях с арабами, и ты пользуешься этим. Во всех газетах я вижу бедных, грязных палестинских детей и – вооруженных до зубов израильских солдат. Очень сложно убедить меня в том, что эти солдаты несчастны, и эти голодные дети – причина их грусти. – Жанне до смерти наскучил палестино-израильский конфликт.
– Ладно, оставайся при своем мнении, – обиделся мужчина. – Тебе-то что до этого?
– Ну, не обижайся, Максимка! Почему бы вам просто не оставить арабов в покое?
– Да мы бы с удовольствием... Знаешь, я недавно был в Мейтаре.
– Где это?
– Такой богатый поселок в пустыне Негев, на юге Израиля. Рай, построенный на песке.
– Очень хорошо! Я рада за жителей Мейтара, – африканка раздраженно махнула рукой, отгоняя муху, залетевшую в прохладу салона через открытое окно.
– Нет, ты, пожалуйста, послушай! – В его голосе зазвучали железные нотки. «Так, скоро подеремся, – подумала девушка. – Из-за чумазых арабских детей...»
– Я вся – внимание! – Она повернулась к водителю, сделала серьезное лицо и прижала к щеке ладонь.
– Так-то лучше, – буркнул Макс. – Так вот, Мейтар, – рай в пустыне. Везде зелень, дома с черепичными крышами, разноцветные детские площадки и все такое.
– Звучит хорошо. Ну, а где пойнт? – Жанна старательно демонстрировала заинтересованность, что было непросто.
– Пойнт? – переспросил он. – Пойнт в том, как это все достается. Знаешь, чего стоит вырастить дерево в пустыне? – и, не дожидаясь ответа, продолжил. – К каждому корню подтянут шланг, рядом вкопан датчик, с которого в компьютер поступает информация о том, нужно ли этому корню выделить еще каплю воды.
– И, конечно же, все эти шланги протягивают арабы? – Она повысила голос.
– Конечно! – его тон не изменился. – И они очень рады, что есть работа. Ты же не думаешь о бедных китайцах, которые по колено в воде растят рис, когда покупаешь китайский пылесос за гроши?
– Нет, – созналась Жанна. – Просто рада, что сейчас все так дешево стоит.
– Ну так вот, – в пяти километрах от Мейтара стоит арабская деревня Ум-эль-Балак. И нечистоты там текут по прямо улице, а почему?
– Нищие люди! В муниципалитете нет денег?
– А откуда им взяться, если муниципальный налог никто не платит? При этом, государство постоянно переводит им деньги. Да толку нет, все остается по-прежнему, разве что у кого-то появляются роскошные виллы и новые машины. А рядом – чистенький Мейтар, естественный предмет ненависти, как и все евреи. И этому кошмару нет конца! Рожденные в ненависти ее же и порождают!
– Все, Максим, если ты не заткнешься, я выпрыгну на ходу! Будешь воевать в одиночку! Из-за этой дурацкой игры, я – за евреев! И знаешь, что? Не заставляй меня пожалеть об этом! – Макс не ответил. Его плечи поникли. Он смотрел на дорогу, и Жанне вдруг стало жутко жалко этого разочарованного супермена. Так жалко, что захотелось плакать.
– Стой!!
Когда «Лендровер», визжа шинами, остановился и Макс недоуменно повернулся к ней, африканка с силой схватила лацканы гавайской рубашки и притянула его голову к своей, уперевшись своим черным лбом в его.
– Никогда! Никогда! Никогда не смей! – свистящим шепотом проговорила она и впилась в его губы. Ошарашенный мужчина сначала не отвечал, но затем с такой силой обнял девушку, что кости ее затрещали. – Ой! – Придушено пискнула она и, когда Макс отпустил, прилегла на сиденье, положив голову на его колени. – Этот день, – шептала она. – Эти два дня, – слова давались ей с трудом. – Я узнала, что такое любовь... Если вернемся... Когда вернемся... Купи своему соседу огромный букет...
17
По расчетам Макса оставалось еще полчаса до аэродрома, когда он увидел странную конструкцию. Высоко в небе висел огромный дирижабль. Рядом стояла высоченная башня с какими-то кубами наверху Максим съехал на обочину и остановил машину.
– Жанна, там, в бардачке, бинокль. Достань. Хочу посмотреть, что это за чудо.
Девушка передала ему зеленый армейский бинокль. Макс снял крышки и внимательно смотрел на дирижабль. Башня оказалась просто металлической балкой высотой метров в 70. На месте ее удерживали 4 растяжки из железных тросов. На вершине балки, выше места соединения растяжек – поворачивающаяся платформа с генератором. Из генератора к середине пропеллера шел жесткий привод. Очевидно, что пропеллеры диаметром в 30 метров могут выработать массу энергии даже при слабом ветре.
– Вау! Наконец-то! Я давно думал, что добывать электроэнергию из нефти – кощунственно. Странно, что евреи до этого не додумались.
– Дай-ка глянуть! – негритянка нетерпеливо тянула руку, постукивая ногой.
– Гляди, молодцы какие! – Студент вернул бинокль.
– Что это? – недоуменно спросила она.
– Это ветровая электростанция, очевидно, снабжает энергией тот городок. – Он показал рукой на видневшиеся неподалеку белые пятиэтажные дома. – Понимаешь, главная проблема таких электростанций – вибрация. Поэтому они и поместили ее на дирижабль и сделали там два вертящихся в разные стороны пропеллера. Наверняка там стоит компьютер, который меняет шаг винта, выбирая оптимальный. Молодцы! Уж не знаю, как это все работает, но очевидно: если такую махину отгрохали – окупается. Интересно, сколько сейчас стоит нефть?
– Смотри, а там еще стоят! Здорово! Электростанции на дирижаблях!
Максим снова выехал на дорогу.
– Ну, как тебе экскурсия в будущие? Домой не расхотелось?
При упоминании о доме Жанна помрачнела.
– Да ладно тебе, еще успеем. Правда, непонятно как. Ты так о себе и не рассказал. От тебя, наверно, все девчонки без ума. Бегают за тобой?
Максим вздохнул.
– И чего бы это им за мной бегать? Не бегают, только одна чернокожая полюбила. – Он вспомнил о Саре и поморщился. Девчонку было жаль, но своей вины в этом он не чувствовал. – Ну, почти одна. Вот если бы в войнушку не играли, то и ты, вряд ли бы заметила...
Жанна потерлась щекой о его плечо и с улыбкой спросила:
– А знаешь, чем ты хорош?
– Понятия не имею.
– Ты легкий человек...
– Как это?
– Тебе все нипочем. Если ошибаешься – «ну, бывает», говоришь ерунду об Африке – «Ну не все же я знаю...»
Максим хмыкнул.
– Ну ведь я действительно не все знаю. Я всегда готов это признать...
– Вот видишь! А так далеко не все. От тебя неудачи отскакивают. Ты можешь переживать о чем-то долго?
– Конечно! – Он задумался. – Правда, нечасто.
– Мне бы так... – Девушка снова вспомнила об Йоханесбургском университете и на глазах у нее выступили слезы. Макс обнял ее правой рукой и быстро поцеловал макушку, поторопившись вернуть внимание дороге.
– Не переживай. Все что ни делается – то к лучшему. На следующий год снова поступишь, зато тебе будет наука на все жизнь. Сколько тебе, 19?
– Уже 20.
– Вот видишь. – Он вернул правую руку на руль. – А мне 26, а я только на третьем курсе. И не унываю, зато я знаю то, что многие за всю свою жизнь не узнали. Ты говоришь – ничего я не принимаю близко к сердцу. Неправда. Принимаю, но очень фильтрую. Действительно, не все мои неудачи меня огорчают.
– А что же тебя огорчит наверняка?
Максим задумался.
– Не знаю. Не хочу об этом думать. Но на самом деле, если не считать вселенских катастроф... – Он снова помолчал. – Наверное, если я делаю то, что противоречит моей душевной конституции, моей принципиальной позиции...
– Еще раз, помедленней и попонятнее. – Жанна подняла брови.
– Ну... Как бы объяснить. Ну, это не писаные законы, а лично мои. Вот, например... – Макс задумался, как бы объяснить повразумительнее. – Скажем, я запросто могу подкрутить электрический счетчик, проехать без билета или, скажем, использовать нелицензионный софт...
– Типа Windows XP?
– Точно. Я понимаю, что все это воровство, но мои душевные принципы это не возмущает. А вот украсть у кого-нибудь велосипед – не смогу. И не потому что он привязан – а так как это против моего понимания. И если я так захочу этот велосипед, что не смогу удержаться, – в последствии буду весьма переживать. Понятно? – Макс так напрягся, пытаясь найти доступные девушке объяснения, что на лбу выступил пот. – Уф...
– Что ж тут непонятного? – Жанна улыбнулась, желая поддеть Максима. – Велосипеды воровать ты не можешь, а софт – запросто.
Он подозрительно взглянул на девушку.
– Издеваешься, да? – Максим снова стал смотреть на серую ленту шоссе. – Причем здесь велосипед?
– Ты сказал.
– Отставить велосипед. – Он недовольно поморщился. – Вот, скажем, я встретил девушку. – Макс взглянул на указатель топлива. Четверть бака. Машина была намного экономичнее, чем он ожидал. – И я оказался так покорен ее красотой, так возжелал ее, что не удержался и изнасиловал.
– Так, так, так... – Негритянка была заинтригована и, наклонившись вперед, с интересом взглянула в его глаза. – Вот уж чего не ожидала!
– Уф! Да нет же! – Максим повел плечами в негодовании от подобного предположения. – Это пример вещи для меня невозможной! Я противник любого вида насилия!
– Что?! – Не поверила своим ушам Жанна. – Сколько людей ты сегодня убил?! А с ооновцами – это не насилие? А в настоящей жизни? В настоящих людей – тоже ведь стрелял?!
– Любезная! – Макс начал раздражатся. – Есть насилие, и есть насилие...
– То есть? – Девушка не поняла переведенную на английский ивритскую кальку.
– Война – это другое. Если стоит вопрос: я или меня – мои предпочтения понятны. А с ооновцами – форс-мажорные обстоятельства. – Максим съехал на обочину и заглушил машину. Он отстегнул ремень и повернулся к девушке. – Жанна! Нам осталось около 10 километров. Что за приключения нас ожидают – не знаю. Но скорее всего – мы не сможем продолжить беседу и расстанемся навсегда. – Он обнял негритянку. – Перерыв 15 минут.
18
Девушка вышла из машины и, подняв руки, с хрустом потянулась.
– Хорошо-то как! А ведь где-то умирают люди...
– Она посмотрела на подошедшего Максима. – Это не по-настоящему. – Он сел на землю и стал жевать травинку.
– А что по-настоящему? Что в самом деле с нами произошло?
– Ты тоже заметила? – Макс улыбнулся. – А я думал, только я вижу что-то необыкновенное.
– Я серьезно! – Жанна дернула плечом. – Я бы еще поняла компьютерную псевдореальность! Но ведь она постоянно меняется! Помнишь, сначала были два типа солдат. Твои и мои...
– Угу.
– А теперь живые люди, со своими характерами. И делают совсем не то, что мы предполагаем!
Максим сцепил руки на затылке и опрокинулся на спину.
– Не знаю... – лениво промычал он. Девушка легла рядом и начала его тормошить.
– Ну, Максимка! Перестань! Ты ведь делаешь вид, что все знаешь! Я даже верить в это начала...
– Жанн! А как насчет 15 минут расслабиться перед новыми подвигами?
– Нет, дорогой, ты собирался со мной поговорить, перед тем как исчезнуть навсегда, – она прикусила губу и печально посмотрела на него. Макс подполз и уткнулся в ее живот головой.
– Не знаю, милая. Есть одна гипотеза. Даже правдоподобная... Но...
– Что но?
Максим отодвинулся, приподнялся на локте и сказал:
– Ладно, но просьба допускать, что я могу ошибаться.
– Готова.
– О'кей. Мы предполагаем, что мой сосед Фукс создал прибор, благодаря которому мы оказались в виртуальной реальности.
Макс задумался.
– Продолжай.
– Так вот. После того как мы покинули самолеты, прибор Фукса ни причем. А новую реальность формирует наш мозг.
– Понятно, но почему этот мир меняется, почему он становится более настоящим?
– Потому что мы меняем его. Внешний мир и мы приспосабливаемся друг к другу. Но есть кое-что, что мне непонятно...
– Выкладывай.
– Если я формирую внешний мир, то вещи, которые по моему мнению должны случиться, обязательно происходят. Правильно?
– Вроде, да.
– Однако нет. Когда я отдал ооновцу автомат, я был уверен, что поговорю с ним по-человечески. А он пытался меня застрелить. Почему так?
Жанна села и улыбнулась.
– Ой-ей-ей. Такой большой, а глупый...
– И в чем же моя глупость?
– Потому что в глубине души ты ему не доверял. Ты и создал своего собственного убийцу. К счастью, не удавшегося.
– Как это «не доверял»? Если бы я не доверял, стал бы автомат отдавать! – Макс был уверен в собственной логике.
– Я же говорю – глупый. Зачем же ты тогда поменял магазин на пустой?
Он хлопнул себя ладонью по лбу.
– Точно!
Жанна замолчала, обняв колени руками и уткнувшись в них головой. Максим попытался развеселить ее, рассказав о недавнем происшествии в туалете с профессором Рабиновичем. О том, что после сексуальных скандалов с участием президента Клинтона и бывшего израильского президента Кацава Кнессет принял закон об обязательной стерилизации будущих президентов.
Девушка смеялась, но как-то невесело, быстро замолкая. Макса это обидело. Он предполагал, что его истории заслуживают более бурной реакции. В конце концов он тоже замолчал, решив, что пора ехать. Неожиданно негритянка подняла голову.
– Максим?
Он ждал продолжения, но девушка молчала. Макс пожал плечами и поднялся.
– Максим? Ты считаешь себя мудрым человеком?
– Что? – Вопрос был абсолютно неожиданным. Жанна – чемпион по неожиданным вопросам. – Я?
– Я просто хочу с тобой поговорить. Подвиги подождут.
– Подождут. – Макс снова сел и задумался. – С одной стороны – все хотят считать себя мудрыми. Но с другой... Нет, однозначно нет.
– А все-таки? Если бы ты сказал, что ты мудр, поверила бы, но ты ведь не скажешь...
– Не скажу. И если кто-то обо мне такое скажет – буду категорически протестовать.
– Ответственности боишься?
Макс сунул в рот очередную сигарету. Он смотрел на Жанну и не знал, что ей ответить.
– Да что ты прицепилась! Мудрые люди с автоматами по Сирии не бегают. Давай лучше расскажу анекдот...
– Ты слишком много куришь. Мы говорим о мудрости, не увиливай.
Яцкевич выдул дым и проворчал:
– Что ты как моя мама. Это, может, вообще не мое тело.
– Ну-ну.
– А насчет мудрости... Однажды я говорил с действительно мудрым человеком.
– Рассказывай! Чем он тебя поразил?
– Молчи и слушай, – попросил он. – Трудно рассказывать.
– Нема как рыба.
– Ой, подожди! Мы оставили оружие в машине, так нельзя!
– Кури, я схожу.
И когда Жанна вернулась с двумя автоматами, он продолжил:
– Дело было месяц назад в магазине. – Он взял калашников, проверил его, вернул магазин и снова поставил на предохранитель. – Дай-ка мне свой, – попросил он девушку.
– Не отвлекайся. Рассказывай! – потребовала она, но автомат передала.
– Там была женщина, лет тридцати. – Начал он, дважды передернув затвор. – Одета очень небогато, но держала два блока «Мальборо», у нас это дорогие сигареты.
– Ну, а где же мудрый человек? – Торопила Жанна.
– Он стоял в очереди за ней. Лет на 10 старше ее, религиозный, с кипой на голове.
– Ну?
– Женщина, видимо, им заинтересовалась, потому что начала объяснять ему, что таких дорогих сигарет она не курит, и это для ее брата, а она очень небогата. «Богатство не в деньгах», – сказал мужчина. Его, кстати, зовут Меир. «Конечно, были бы две руки и две ноги. Главное здоровье», – ей очень хотелось ему понравиться, поэтому она была готова со всем согласиться. «И это – не залог счастья».
– А что же? – Жанна приняла проверенный автомат и внимательно слушала. Максим улыбнулся и продолжил:
– «А, понятно! – Сказала женщина. – Нужно верить в Бога и соблюдать его законы!» Но Меер был не согласен. «Это только отчасти так. Есть много несчастных религиозных людей».
– Так что же? – Девушка отложила оружие и с любопытством взглянула на Макса.
– Это и есть мудрость. Были праведники, которые были и больные, и бедные, но тем не менее им было хорошо, и каждый новый день они встречали с радостью. Дело в гармонии. Они жили в согласии с Богом и собой. И это весь секрет.
– Ха! Тоже мне секрет! – Африканка негодовала. – Если бы у меня было много денег, я бы тоже жила в согласии с Богом и собой!
– Не скажи. – Максим тоже отложил автомат и с нежностью посмотрел на Жанну. – Типичное заблуждение. На Беверли-Хилс полно здоровых миллионеров, которые не могут заснуть без снотворного, принимают наркотики и кончают жизнь самоубийством. Они счастливы?
– Ну... – Она заколебалась. – Дураки...
– Дело не в уме, богатстве, любви и даже вере. Тут вопрос глубже. Вопрос вопросов.
– Не знаю. Как-то не выглядит убедительно. Гармония... – Неуверенно сказала она.
– На иврите есть слово – «Шалом». Его обычно переводят как «Мир». Но мир – только одно из значений. Производное от «Шалом» – «Шлемут». Это и значит – гармония, целостность, согласие...
– Ну и что же? Твой Меир объяснил, как этого достичь? Ты теперь счастлив и мудр?
– Объяснил... Счастлив – не совсем. Мудр? – и не близко, но мне стало намного легче...
– Давай, давай, колись. Я тоже хочу быть счастливой.
– Все это очень индивидуально. У каждого свои дела. Но он сказал несколько правил. Главное – сохранить душевное равновесие. Это и есть главное составляющее «шалома». А для этого есть несколько законов. Первое – верить в Бога...
– А ты веришь?
– Конечно, все верят. Не важно как это называют– Природой, Богом или Высшей силой. Я не религиозен в основном потому, что евреям нельзя в субботу к урить или куда-то ездить, я так не могу. Но можешь называть меня «сочувствующим».
– Что еще?
– Это важно. Если веришь – ты близка к пониманию того, что Бог не может быть несправедлив.
– Ну, ну, дальше! – Подгоняла заинтересовавшаяся Жанна. С одной стороны – философия – это тебе не из автомата палить, думать надо. А кроме того, ей очень хотелось поймать Макса на несоответствиях. Слишком уж уверенно он говорил о принципиальных вещах. «Тоже мне, философ-самоучка!»
– Дальше? – переспросил он. – Дальше самое главное. И понимаешь это не головой, а душой!
– Что? Что понимаешь?!
– Высшая справедливость – гарантирована!! – выкрикнул он.
– Чего?! – Скривилась Жанна. – Кем?
– Богом, – тихо произнес Максим.
Негритянка рассмеялась. «Это что, розыгрыш?» – она покосилась на притихшего Яцкевича.
– Да ты что? Всерьез так думаешь? Что, по-твоему ему больше делать нечего?
Макс был серьезен. Он смотрел на нее прищурившись.
– А это самое главное его дело. Меир говорил, что в Талмуде написано: «Если есть суд – нет суда. А если нет суда, то есть суд».
– Что за бред?
– Я тоже так думал, но он объяснил, что если есть праведный суд на земле, то на небе не судят. И наоборот. Меир даже привел в пример эвакуацию поселений из Газы...
– А что там?
Теперь скривился Максим.
– Нет. Не важно. О политике я не говорю. А о спящих – или хорошо или тихо. Это одна из вещей, которые нарушают мое душевное равновесие. Когда читаешь газеты, кажется – все идиоты. Принимают на государственном уровне неправильные решения. Лучше я как-нибудь без этого. Мне хватает того, что нужно улучшать в себе. Весь мир я все равно не исправлю, даже если буду знать как... – Он взял новую сигарету, оторвал фильтр, но передумал и положил назад. Он вздохнул и продолжил: – Я и вправду не зря так наехал на ооновцев. Сейчас ведь модно делать все наперекор законам Бога...
– Ну а в чем проблема? Ты предлагаешь вернуться в средние века? Максим! Ты что-то понес ерунду! Что значит высшая справедливость – гарантирована? Если умирает трехдневный ребенок, что он нагрешил?
– Ну, это наказание не ему, а его родителям. Ему-то что? Родился себе, ничего не почувствовал, гукнул, пукнул пару раз – и назад. Может, так лучше, чем 70 лет мучиться. Кто сказал, что смерть это плохо? Мне вообще иногда кажется, что инстинкт самосохранения – шутка господа Бога.
– Ну-ну...
– А кроме того, кто знает, что там было в предыдущих воплощениях.
– Ты и в это веришь?
– Да.
Жанна легла на живот. С Максимом было интересно разговаривать, он говорил совершенно невообразимые вещи, и согласиться можно было только с малой частью. Но... Было забавно, что он сам верит в то, что говорит. И судя по всему, он с этим себя неплохо чувствует. Девушка вытянулась на траве и лениво спросила:
– Ну и чем тебе еще насолила ООН?
– По-моему, уже 15 минут прошли, – оборвал он. – Пора двигать.
– Не думаю, что их нашли. Похоже, что у нас есть время до завтрашнего дня. Если он здесь наступит...
Максу тоже не хотелось шевелиться.
– Ладно. Уговорила. А ООН... – Максим сел. – Чего стоит их название Иудеи и Самарии. Теперь весь мир так называет, даже в Израиле...
– Как?
– Теперь политически корректно называть Иудею – Западным берегом реки Иордан. Чтобы память о евреях на этой земле стереть. Ну, это не впервые. Римляне пытались это сделать, назвав Израиль Палестиной, по имени исчезнувшего племени филистимлян. Теперь даже «палестинский народ» появился.
– Ну и? – Жанне не хотелось снова возвращаться к этой теме. – Ну а что кроме этого? В чем богоборство западного мира?
– Да во всем! Возьми хоть равноправие полов! Бог создал нас разными, а они хотят унифицировать и это!
Тут Жанна промолчать не могла. От возмущения она подскочила.
– Что?! Тебе и это не нравится?! Что я могу наравне с тобой зарабатывать деньги! Что я могу быть самостоятельна и не зависеть от самца!
– Конечно! И тут деньги! – Максим тоже вскочил. – Ведь от равноправия полов проиграли все! И не факт, что женщины меньше мужчин. Ведь женщина должна быть не слабее. А значит – мужчина не сильнее женщины. А им хочется мужика! Не тряпку! И стоит такой тряпке дать своей благоверной в глаз, она тут же побежит в полицию. Оттуда приедут мальчики в синих рубашках, героя скрутят и кастрируют. Чтобы впредь не смел!
Жанна сердито пыхтела, но не находила, что бы такого сказать. Макс пожалел о вспышке и сел.
– Извини, – сказал он примирительно. – Вот видишь, потерял душевное равновесие и тут же с тобой поссорился. Не хочу я с тобой ссориться.
– Ладно, – угрожающе начала негритянка. – Извинения принимаются. Но при одном условии...
– Каком?
– Ты признаешь, что мужчины не лучше женщин.
– Что? – Он рассмеялся. – Постановка не корректна. Что лучше – пылесос или фотоаппарат? Синее или зеленое?
Жанна сняла здоровенный армейский ботинок и показала Максиму.
– Признаю, признаю! – Захохотал он. – В некоторых местах вы значительно лучше мужчин!
Девушка подняла ботинок.
– Нет, нет! – притворно испугался Макс. – Ты не поняла! Понимаешь... Без женщин плохо... – ботинок опустился. – Но и с женщинами плохо...
– Ах ты гад!
– Нет! Подожди! Зато с женщинами хорошо... – Жанна уже не опускала обувь, ожидая подвоха. – Но и без женщин хорошо! – Дождалась она и метнула ботинок в убегающего, хохочущего Макса.
* * *
Максим обнимал Жанну и тихонько рассказывал ей сказку о героической смерти компьютерной мышки. Он сам ее придумал в армии, сидя на наблюдательной вышке на сирийской границе. Девушка не слушала, поглаживая обнявшую ее руку. Ей было хорошо и спокойно. День клонился к вечеру, изрядно поработавшие совсем недавно автоматы валялись невдалеке. Но все хорошее кончается, и она решила, что дальше тянуть небезопасно. Негритянка села и, погладив его заросшее колючей щетиной лицо, сказала:
– Максимка, милый, послушай. Это ты герой и супермен. А я слабая девушка. К тому же чернокожая. Как мне жить без политкоректности, по законам джунглей? Съедят ведь меня...
Макс встал, поднял автомат и пробурчал:
– Знаю. Я ведь тоже не совсем полноценный. Еврей. Эх, бедные мы... Надо же – еврей и негритянка... Униженные и оскорбленные...
Жанна подобрала свое оружие и, завязывая огромные армейские ботинки, скомандовала:
– Вперед! По машинам! До аэродрома 10 километров! Приключения продолжаются!
Максим не шевелился, зачарованно смотря на горизонт.
– Ну, пожалуйста, Максимка. Давай закончим с этим. Нас ведь ждет другая жизнь. А может и третья и четвертая...
Он обернулся и, грустно улыбаясь, поднялся, опираясь на автомат.
– А может, мне не хочется в другую жизнь. – Он повесил автомат на плечо. – Ну, ладно. Вдруг нам не представится другой возможности поговорить... – Он молча обогнул машину и только сев за руль закончил. – Люблю я тебя...
19
Девушка разложила на коленях карту и водила по ней пальцем, что-то шепча толстыми губами.
– Ничего не понимаю. Видимо, где-то здесь, но этой дороги на карте нет. Может, попробуй на следующем повороте направо?
– А толку? – Максим курил трофейную сигарету, ведя «Лендровер» одной рукой. – Если дороги не существует, надо найти что-то реальное.
– Здесь, что-то реальное? Короче, ты хоть и белый, но мужчина, ты и решай. – Она капризничала.
– То, что я мужчина, я доказал.
– Ну... Относительно...
Макс схватил Жанну за шкирку и встряхнул.
– Ну-ка повтори!
Ответ Жанны заглушил рев взлетающего за деревьями самолета. Это был транспортный Ил–76 с черно-красно-белыми сирийскими кругами на фюзеляже.
– Вот видишь, я же говорила, следующий поворот – направо! – Девушка торжествовала.
– Это от тебя – направо. А от меня – налево. – Смущенно пробубнил Максим.
– Не свисти...
Макс свернул на грунтовую дорогу и остановил машину. Впереди виднелся забор и будка КПП с сирийским флагом. Он задумался.
– Давай штурмовать! Они не ожидают! – Жанна жаждала крови.
– Нет. Хватит. Чудеса закончились. Нужна дипломатия. – Макс поправил журналистский ооновский пропуск на кармане гавайской рубашки. – Ну, как я выгляжу?
– Так себе...
– Короче. Переговоры оставь мне. Ну-у... Вперед.
Макс быстро ехал к воротам, постоянно сигналя. Выскочивший солдат остановился перед радиатором и поднял руку, ладонью к лобовому стеклу. Максим высунулся из кабины и закричал:
– Срочно открывай! Комиссия ЮНЕСКО по нераспространению ядерного оружия!
Часовой не спеша подошел к водителю и сказал:
– Ваши документы! – Солдат говорил по-английски, коверкая слова.
– Черт! Я приглашен! Давай живее!
Он протянул паспорт журналиста и удостоверение комиссара ООН. Коренастый солдат, опасавшийся гнева начальства за задержку столь важных гостей, тем не менее решил удостоверится и раскрыл синюю книжку с белым орлом на обложке.
– Вы... Вы... Не похожи.
– Да это не мой. Ее. – Максим кивнул на негритянку.
Караульный изумился и подошел к пассажирской двери, сличая изображение кадыкастого американца с молоденькой негритянкой. Жанна кокетливо улыбнулась.
– Но... Но... Прошу прощения, но это мужской паспорт!
– А ты что?! Не слышал об операциях по смене пола?! У них в Голландии сейчас это модно. – Макс уверенно сочинял, усвоив из опыта советской армии, что самые невероятные росказни принимаются, при наглом, уверенном тоне. Главное – самому быть убежденным в том, что ты рассказываешь. Судя по всему, сирийская армия в этом не сильно отличалась от советской. – Там часто даже супруги меняются. Ищут новые ощущения. Давай, беги, звони командиру аэродрома. У нас срочная информация о готовящейся израильской ядерной атаке! Времени нет!
Часовой побежал к будке и Макс видел, как он лихорадочно тыкает пальцем в кнопки телефона. Не дождавшись ответа, он побежал обратно к «Лендроверу».
– Вы должны меня простить, – солдат заикался. – Кругом сионистские лазутчики...
– Знаю. Даже ближе чем... Ну, что командир? Или будем наслаждаться грибом над Дамаском? А извиняться будешь перед трибуналом! – Рявкнул Макс. В будущем суде над часовым он не сомневался.
– Они сейчас не могут, – простонал часовой. – Они в душе.
– В каком здании?
Солдат указал на одноэтажный коттедж.
– Ладно. С такими солдатами вы войну опять проиграете. Он и голый приказ отдаст.
Максим рванул джип, сбивая ворота, в полной уверенности, что стрелять им в спину не будут. Возле домика они спрыгнули, схватив автоматы. Пока Жанна бежала, шаркая здоровенными ботинками и придерживая одной рукой великоватые для нее штаны, Максим вышиб дверь, и они ворвались внутрь. Лысый человек, с полотенцем вокруг бедер, увидев девушку юркнул за стол.
– Что происходит? Чем обязан? – Он процедил он ледяным тоном.
Максима не смутила явная враждебность арабского офицера. Еще бы! Ввалились в тщательно охраняемый кабинет и еще в такой неподходящий момент!
– Внезапная проверка ЮНЕСКО. Нам стало известно, что в этом месте хранятся ядерные боезапасы!
Сириец успокоился и закурил.
– Вы желанные гости на нашей базе. Только у нас нет никакого ядерного оружия. Это гражданский аэродром. – Лысый вышел из-за стола, придерживая одной рукой полотенце. – Могу я видеть ваши бумаги?
Макс протянул удостоверение инспектора ООН. За окном с оглушительным ревом взлетел Су–57.
– А это что?
– Сельскохозяйственная авиация. Могу показать документы на этот самолет. – Он с недоумением рассматривал фотографию толстого рыжебородого мужчины.
– Сеялки и веялки с вертикальным взлетом? – Максим ухмыльнулся, передвинув рычажок предохранителя.
– Что-то я не пойму. – Сириец опасался лезть за пистолетом в стол.– Ваше имя?
– Я не помню. Там написано.
Максим поднял автомат. Хозяин растерялся, но пытался не подать виду.
– Я полковник Джамиль Маджуб, военно-воздушные силы народной республики Сирия. Кто вы?!
Максим улыбнулся.
– Бонд. Джеймс Бонд. Секретная служба Ее Величества. А это... – он кивнул на ухмыляющуюся негритянку.– Его любовница. Точнее, моя любовница Жанна Проссто.
Придерживая спадающие белые штаны, она попыталась сделать реверанс. Макс обошел стол, достал из шуфлядки пистолет и стал делать вид, что внимательно изучает разложенные на столе бумаги, на арабском языке.
– Что все это означает? – полковник вдруг охрип.
– Все очень просто. – Максим ободряюще улыбнулся офицеру. – Британские войска, в сговоре с сионисткой кликой, захватили Бейрут и продвигаются к Дамаску. Мы, – он кивнул на Жанну, ооновские брюки которой упали до неприличного уровня.– Боевая разведка. Наша цель – лишить этот аэродром возможности функционировать. Итак... – Он передвинул папку с бумагами. – Мне нужен список самолетов. Количество и типы. А также полная опись боеприпасов и средств ПВО в вашем распоряжении.
Он наставил автомат на полковника. Тот поднял руки и полотенце вокруг бедер свалилось на пол, открывая обрезанный предмет мужской гордости. Губы Джамиля Маджуба дрожали.
– Я ничего не скажу...
– Что ж, дело ваше, – равнодушным тоном заметил из-раильтянин.– Мы это и так узнаем, а в вашем личном деле будет запись, свидетельствующая об отказе сотрудничать с оккупационными войсками. Ваша пищевая норма будет сокращена до 750 грамм отрубей в сутки. – Максим помолчал, раздумывая, что бы придумать пострашнее. – И... Поднимите полотенце. Вы шокируете девушку. Она, между прочим, в свободное от убийства стариков и детей время служит в полиции нравов...
Якобы шокированная негритянка, без тени смущения, изучала полковника, видимо сравнивая возможности мужчин разных рас и народов. Макс вышел на середину комнаты и сказал:
– А теперь за дело. Мсье Джамиль. Сядьте на этот стул. Жанна! Возьми на столе скотч и хорошенько примотай его. Только штаны не потеряй. Настало время средневековых изуверств...
* * *
Когда растерянный и голый офицер напоминал египетскую мумию, в дверь постучали.
– Никого нет дома. Вы заняты, – прошипел Максим.
– Войдите! – голос Маджуба обрел командирскую твердость.
Макс ударил прикладом в лоб обнаженному командиру аэродрома и навел автомат на вошедшего молоденького офицера в летном комбинезоне.
– Дверь. Закрыть. – Чеканным голосом сказал Яцкевич и попятился вглубь комнаты.
– Я... Я не вовремя? Зайду попозже.
Летчик сделал робкий шаг назад, но израильтянин передернул затвор и грозно повторил:
– Дверь...
Когда дверь закрылась и молодой человек, под прицелом двух автоматов, с отвисшей челюстью уставился на своего приходящего в себя, обнаженного начальника, Максим произнес:
– Руки вверх. Имя и звание?
– Лейтенант Ахмед Ред. Штурман-бомбардирдировщик.
Макс обмотал скотч вокруг рта полковника и нежно погладил его по лысой голове.
– Вот что, сокол, бери стул и садись возле командира. Устраивайся поудобнее, а то ноги затекут, пока они есть. Жанна! Держи скотч. Операцию повторить. Что? – переспросил он молчавшую девушку.– Нет. Раздевать не будем. Разве что ремень заберем.
Пока негритянка обматывала летчика, Макс в размышлении ходил по комнате. Затем, решив, сказал:
– Хорошо. Рот залепи.
Максим взял третий стул и, развернув его так, чтобы, обняв спинку, смотреть на пленников, закурил, выдул дым в лицо полковника и начал:
– Так, так, так... Ну что ж. Раскрою вам весь мой злодейский план... – Он посмотрел на напряженные лица и продолжил. – Мне нужна информация.
Макс поднялся, подошел к столу, взял ножницы и отстриг клок волос у бледного лейтенанта.
– Испанский сапожок или дыба были бы эффектнее, но воспользуемся подручными средствами. Мне поможет фантазия и знание анатомии. – Для большего эффекта он подвигал нижней челюстью – Итак... стрижка, брижка и завишка волосей! Не желаете, господин лейтенант?
Ахмед с такой силой замотал головой, что Максим испугался, что она оторвется еще до начала экзекуции.
– Ну что мне, по-твоему, лысого стричь?
Он вернулся на стул, и щелкая ножницами продолжил:
– Информацию я надеюсь получить у полковника Джамиля Маджуба. Чтобы уверить его в серьезности наших намерений, я начну пытать лейтенанта Реда. – Глаза летчика остекленели и из них полились обильные слезы.– Начну отрубать его пальцы, затем вырежу язык и половые органы. Когда молодой человек будет истекать кровью, я прекращу его мучения, пристрелив. Затем займемся полковником. Кстати, Жанна, а как с лысого скальп снимать?
Лейтенант Ред громко мычал, прыгая со стулом. Максим обернулся к Жанне и, усмехаясь, проговорил:
– Товарищ Ахмед имеет нам что-то сказать. Освободи ему рот. Интересно, что он знает? Почему самолет тяжелее воздуха, а летает?
Девушка отлепила скотч, и лейтенант закричал:
– Я все скажу! Полковник Маджуб ворует керосин и продает его бедуинам! На эти деньги он содержит трех жен и двух любовниц!
Жанна с уважением покосилась на голого командира.
– Это интересно, но, скорее всего, – бесполезно. А тебя за это понизят в должности, выгонят из армии или расстреляют?
Судя по налившимся кровью глазам полковника – последнее предположение было верно.
– Ну, вот что, Ахмед. Так и происходит вербовка. Допустим, мы сейчас уедем, через некоторое время вас освободят. Хочешь?
– А?
Лейтенант непонимающе вертел головой.
– Я так и думал. Значит, будешь нам помогать осознанно?
– А?
– Мне нужен полностью заправленный и вооруженный двухместный истребитель. Есть такие?
– Нет. Это боевой, а не учебный полк. Может, бомбардировщик?
– Исключено. – Макс развернул стул и заложил ногу за ногу. – В одноместный истребитель двое поместятся?
– Если на коленях... Но характеристики машины сильно ухудшатся. – Ахмед перестал икать, понимая, что мучения и страшная смерть отодвинулись.
– Ладно. Готовые к вылету есть?
– Капитан Ширази через 20 минут вылетает. Наверное, его самолет уже готов. Миг–97. Получше вашего хваленого Фрустрэйтера, – не удержался он.
– Хорошо. Значит так. Идешь в ангар и пригоняешь самолет к взлетной полосе. Остановишься вот здесь. – Он показал на участок ВПП, метрах в двухстах от окна. – Запроси разрешение на взлет, по секретному приказу полковника Маджуба. Господин полковник, вы не возражаете?
Максим повернулся к голому. Тот отрицательно замотал головой.
– Вот видишь, не возражает. Потом выскочишь из кабины и приставишь к ней лестницу. Все понял? Лестницу я видел возле входа.
– Так точно! Я могу идти?
– Не торопись. Я тебе, конечно, доверяю, но перестраховаться не помешает. У вас в армии есть поговорка: «Лучше перебздеть, чем недобздеть»?
– Что-то в этом роде.
– Ну, значит, ты меня понял.
Макс зашел лейтенанту за спину, ножницами разрезал комбинезон, куском пластыря прилепил между лопаток прямоугольную, белую стирку. Отойдя на шаг, полюбовался плодами своей работы, затем вернулся и, проковыряв в резинке дырку, всунул туда стержень от авторучки.
– Антенну я правильно установил? – спросил Макс у негритянки, с изумлением наблюдавшей за его манипуляциями. Она кивнула. Максим стянул пластырем края разрезанного комбинезона и обнял пленного.
– Правила такие. У тебя на спине заряд взрывчатки. 20 грамм С-4. Убить не убьет, но позвоночник вырвет. Взрыватель установлен на 10 минут. – Он достал часы американца с многочисленными циферблатами и пискнул кнопкой секундомера. – Заряд взрывается при попытке его снять или при детонации. Будь осторожен, ты ведь не хочешь, чтобы твои позвонки ссыпались в трусы? – Максим ехидно улыбнулся. – Время пошло.
– Освободите! – взвыл лейтенант, и когда Жанна разрезала путы, офицер на полусогнутых побежал к выходу.
– Думаешь, пригонит самолет? – девушка ласково потрепала Макса по щеке.
– Думаю, да. Парень он хороший. Доверчивый. – Он потянулся. – Ну и приключения же у нас...
– Дай я тебя поцелую, фантазер. – Она поднялась на носки.
– Целуй, – разрешил Макс и наклонился.
* * *
Жанна смотрела в окно на пустынную черную полоску асфальта, на серые хвосты самолетов позади нее, на невысокие зеленые деревья вдалеке и мечтательно улыбалась, что-то тихонько напевая.
– Ну что же... – Максим подошел к девушке. Он был неожиданно серьезен. Улыбка сошла и с ее лица. Макс, наверно, впервые, со времени бегства из тюрьмы, увидел ее без привычной озорной ухмылки. – Время этого мира подходит к концу. Хорошо это или плохо, но эту жизнь мы прожили. Рад был познакомиться с вами, моя чернокожая миледи...
Она взяла его руку и, раскрыв ладонь, прижала к своей щеке.
– Максимка... А мы встретимся... Там?
– Не знаю. – Макс задумался. – Зависит от нас. Как мы построим ТОТ мир...
– Что значит КАК мы его построим? Он уже построен.
– Подумай хорошенько. Согласна ли ты, что мы создали этот мир?
– Ну... – Жанна засомневалась. – В некотором роде – да...
– Не в некотором роде. Он существует согласно нашим представлениям о реальности. Мы его построили и мы несем за него ответственность.
– Ну, Макс, ты загнул. Какую ответственность? Перед кем?
– Ну-у-у... Перед собой, наверно. Перед ними, – он кивнул на погруженного в самосозерцание полковника, безучастно слушавшего разговор сумасшедших. – Ведь мы их породили.
Он подкатил стул на колесиках, сел и притянул девушку. Она стояла, прижав голову Макса к своему животу, и задумчиво ее гладила.
– Хорошо. Допустим. Мы создали этот мир, мы перед кем-то за него отвечаем, но причем здесь настоящая жизнь! Мы же не формируем действительность в реальном мире!
– Еще как формируем!
– Да нет! Я имею в виду объективные обстоятельства. Как мы влияем на поступки других людей? Незнакомых с нами?
– А какое тебе дело до других людей?! – Максим повысил голос. – Я говорю о личном, своем мире!
– Но это же связанно!
– Не совсем. Постараюсь объяснить.
– Уж постарайся. – Жанне надоело стоять, и она села на пол, между ног Максима. Теперь он гладил ее жесткие кудряшки.
– Например. Случилось что-то плохое. Скажем: цунами в Индонезии. Погибло 10 000 человек. Это объективно? Любой нормальный человек расстроится.
– Да.
– А я нормальный и не расстроюсь.
– Как так?
– А я просто не узнаю. У меня нет радио, и это объективное, глобальное событие никак не отразится на моем мире. Игнорирование масс-медиа вообще великая вещь! Скажем, через год наступает конец света. Все сходят с ума, а ты не знаешь и радуешься жизни целый год. А конец все равно у всех один...
– Ну, это ладно. Допустим. Но если произойдет что-то с тобой? Игнорировать это ты не сможешь. – Девушка обняла его ногу.
– Не смогу. Но я смогу отнестись к этому так, как выгодно мне.
– Это как же? Допустим, ты сломал ногу. Тебе больно. Как ты порадуешься – этому?
– Может, и не порадуюсь, но и переживать особенно не буду.
– Это как?
– Например, решу, что это Бог мне послал испытание, чтобы проверить мою реакцию...
– Не ври. Не настолько ты примитивен.
– Не настолько. Слишком просто все валить на Бога. «Это случилось, потому что Бог так захотел»... А почему он захотел? Начнем с начала. Я сломал ногу, потому что упал. Упал, потому что плохо завязал шнурок, потому что думал о своей беременной чернокожей подруге с другого конца света...
– Ты пошути мне, пошути! Хотя... Может я и не против родить от тебя ребенка... – Задумчиво сказала она, пытаясь встать. Макс не пускал, сжав ее плечо ногами. – Пусти! Сяду тебе на колени. – Пообещала она, и когда мужчина отпустил, вскочила и, показывая ему язык, засмеялась – Обманули, обманули!
– Так-то лучше, – сказал он, улыбаясь. – Мне больше нравится, когда ты веселая.
Жанна села ему на колени, лицом к Максиму, и, положив руки на его плечи, сказала:
– Будет красивый, как я, и умный, как ты...
– Или наоборот. – Макс вспомнил Бернарда Шоу и, запустив руку под рубашку, гладил черную, костлявую спину. Девушка прижала его голову к своей груди.
– Ты тоже симпатичный. И я не глупа. А знаешь, какие полукровки красивые...
– Вот видишь! Мы ведь формируем внешний мир! Приезжай в Израиль, принимай иудаизм, и вперед...
– Не-е-ет. Лучше ты к нам. Плантатором заделаешься. Я тебе плетку подарю.
– У вас и покрасивее, небось, есть...
Жанна ударила его кулаком в живот.
– Красивей нет! А ты хоть и рисковый, но не самоубийца! Хочешь познать ярость черной женщины? Не советую.
Жужжа турбиной напротив окна остановился истребитель. Из кабины выскочил летчик и, прыгнув на асфальт, побежал к коттеджу и вскоре вернулся с алюминиевой лестницей. Он истерично махал в окно, стуча пальцем по левому запястью.
– Этого кончать будем? – Жанна кивнула на безразлично смотревшего на нее полковника.
– Зачем? – меланхолично спросил Максим. – Так или иначе игра скоро закончится и он исчезнет. Ну ладно. Побежали, пока Ахмед не уписался.
Пригнувшись, они добежали до самолета.
– Отключай! – на пороге возможности человеческого голоса вопил летчик.
Максим пискнул секундомером.
– Спасибо, братан! Если чем обидел – извини.
– А как же я? Меня ведь расстреляют!
– Это не больно. – Успокоил его Максим.– Или угоняй самолет и лети в Израиль. Будешь в Тель-Авиве – заходи.
– Как?! Вы сионисты? – офицер недоверчиво посмотрел на не обладающую семитскими чертами Жанну.
– Ну... Типа того...
– Быстрее, Максим, уходим! – она стояла возле лестницы, пританцовывая от нетерпения.
Лейтенант Ахмед Ред, постигнув коварство евреев, решил, что если уж все равно умирать, то как герой! Он достал из-за спины пистолет и, передернув, дважды выстрелил в поднимающую АК-47 негритянку. Во вратарском броске, Макс пытался прикрыть своим телом девушку. Ахмед промазал оба раза. Но не Жанна. Первые две пули войдя в спину Максима, прошли насквозь. Остальная очередь снесла череп арабского летчика.
Лежа Макс смотрел на поверженного врага. Тот упал на живот, комбинезон разошелся и на спине виднелась прикрепленная пластырем резинка, из которой торчал синий стержень от авторучки.
«То-то народ удивится, – думал он, прислушиваясь к своим ощущениям. – Стирка... » Он сплюнул кровь, наполнившую его рот. Подбежавшая девушка опустилась на колени и, приподняв его голову, поливала ее слезами.
– Прости, милый. Прости, родной... – Она, раскачиваясь, баюкала его, горестно воя.
– Ничего... Бывает... – прошептал он, выдувая кровавые пузыри.
«Не обыскали... – Максим сглотнул кровь. – Пробито легкое и печень. Не смертельно, если кровь не потеряю... Из печени сильно течет. К тому же отверстия сквозные...» Он тщетно пытался вспомнить армейские способы остановить кровотечение при подобных ранениях в полевых условиях.
– Давай, милая, уходим. Времени мало, помоги мне. – Максим приподнялся, и Жанна, подтянув его, поставила на ноги. Опираясь на нее, Макс доплелся до самолета и вцепился в лестницу.
– Вперед. В кабину, – скомандовал он, и негритянка вскарабкалась по недлинной лесенке.
– Ну, давай же, Максимка, поднимайся! Давай, милый! – Жанна перегнулась из кабины, протягивая вниз руку. Она говорила твердо, но Макс видел, что это дается ей непросто, и слезы бегут по ее щекам. Он зажал левой рукой рану, правой вцепившись в лестницу. Боли не было, но голова сильно кружилась. – Давай же! Я тебя не оставлю!
Он поднялся на несколько ступенек и схватился за черную руку с розовой ладонью. Девушка подтянула Максима, и тот влез в тесную кабину истребителя.
– В кресло! Я у тебя на коленях!
Негритянка захлопнула фонарь и до отказа передвинула рычаг мощности двигателя. Позади раздалась автоматная стрельба.
– Вот так! Теперь отпускай тормоза и можешь отключаться!
Максим убрал ноги с педалей и быстро разогнавшись, самолет взлетел.
– Что теперь? – Жанна пыталась говорить спокойно, но чувствовалось, что она близка к истерике. Если студент потеряет сознание – они пропали.
– Убери закрылки, шасси, триммер на минимум. Набирай высоту, и если подобьют, тяни к Израилю.
Максим закрыл глаза, но мир продолжал вращаться. Он чувствовал, что не смотря на его усилия зажать дырки, рубашка промокла и кровь покидает его. Скоро забытье и... все.
Он почувствовал пощечину. Сжав зубы, Максим открыл глаза.
– Макс, Макс! Еще немножко! Закрылки и шасси убрала, где же триммер?
– Не знаю. Поищи колесико. – Он тряхнул головой и увидел на радаре три приближающиеся точки. – Ну, вот и шакалы. Они помогут нам приземлиться. Вот что, Жанна, я уйду с кресла, а ты катапультируйся.
Девушка обернулась и обняла Максима.
– Нет! Я остаюсь с тобой. Хватит плена. Надоела эта игра. Будь что будет!
Из ее больших, черных глаз текли слезы. Он сильно прижал Жанну и увидел, как мимо них пронеслись два F-122.
– Мэй дэй! Мэй дэй! – закричала она в ухо Максима. Черные и зеленые точки на радаре смешались и через короткое время остался один «Фрустрэйтор».
– Ура! Мы спасены! – девушка ликовала.
– Я бы так не торопился, – прохрипел он. – Мы ведь на сирийском самолете...
Оставшийся израильский истребитель приблизился к их Мигу и открыл огонь из пушек. Самолет несколько раз толкнуло, на приборной панели зажглись красные огоньки, зазвенел сигнал тревоги.
– Прощай, любимый! – закричала Жанна, обняв студента.
Затем очередь снесла левое крыло беззащитного Мига и, кувыркаясь, самолет полетел вниз. Максим сильно ударился головой о стенку кабины, и наступила темнота.
20
В темноте было душно и сильно пахло затхлыми тряпками. Тренькал ситар. Максим поднял руку и скинул одеяло. На кровати дремал Вадим Фукс. Его носки благоухали отнюдь не розами. Очумевший от пережитого, Макс смахнул наушники и бросил в соседа тапочек. Фукс вскочил на ноги, быстро моргая.
– А? Что? Чего надо?
– Это так ты следишь за экспериментом? – Максим ощупал левый бок. Все было нормально. Происшедшее в мире «Ретала» казалось сном. «Вот он я, – думал Максим. – Никуда из комнаты не выходил. Может, в самом деле – сон?»
– Да, да! Эксперимент! – Вадим подошел к компьютеру, на экране которого большими красными буквами мигала надпись – M.I.A.
– Missed in action, – проговорил Фукс. – Тебя сбили, что ли?
– Сбили, – признался Яцкевич – И не раз...
– Что значит «не раз»? – недоверчиво спросил Вадим. – А где же ты был?
– С Жанной... – мечтательно протянул Максим.
– Какой еще Жанной?
– Негритянкой...
– Ты трезв? – Фукс подозрительно посмотрел на него.
– Абсолютно. Кстати, почему «M.I.A.», а не «killed in action»? Я ведь не выпрыгнул.
– Не важно. – Вадим возбужденно ходил по комнате. – Ну? Получилось? Ты был в самолете?
– Был. – Максим хотел добавить «И не только». Но вовремя остановился. Сначала нужно разобраться, что все-таки произошло. – Сколько прошло времени с начала эксперимента?
Фукс взглянул на круглые часы над кроватью Максима.
– Тридцать две минуты. – Фукс ликовал.– Так значит, есть виртуальная реальность?
– Еще как. – Макс прикрыл глаза. – Бери свой прибор, клади в самый надежный сейф и пиши заявку в нобелевский комитет.
Он слышал, как Вадим отключает штекеры и уходит с платой. Дверь хлопнула, затем снова открылась. На пороге стоял взъерошенный Фукс.
– Ты это... того... Ну, в общем спасибо тебе, летчик-испытатель.
Дверь снова закрылась. Максим достал свой тяжелый пистолет, снял с предохранителя и передернул затвор. Желтый цилиндр, описав дугу, покатился по полу. Затвор остался в заднем положении. Магазин был пуст.
«Ого! – Присвистнул студент.– Так все это было?! И где же здесь настоящий мир?»
Внезапно зазвонил телефон. Опустошенный, ничего не понимающий Макс подошел к столу и поднял трубку.
– Але?
– Максим? – слышимость была настолько хорошей, что казалось, будто звонят из соседней комнаты.
– Але? – с замирающим сердцем переспросил он.
– Максим Ятскевитш? – снова спросил женский голос с сильным английским акцентом.
– ЖАННА!!! – И его вопль обогнул земной шар…