Сцена первая

В Смольном. Троцкий .

Троцкий(крутит рычаг телефона): Дзержинского!.. Товарищ Феликс, как почта, телеграф? Все заняли? Прекрасно. Теперь главное — удержать взятое. (Дает отбой, звонит снова.) Позовите Бубнова! Кто говорит? Не узнаете председателя Военно-Революционного комитета? Да, я — Троцкий!.. Бубнов?… Докладывай, что у тебя с вокзалами? Под контролем? Смотри, не прозевай Корнилова или кого-то еще в этом роде. Найдется немало царских генералов, мечтающих надеть нам на шею галстук Столыпина. По шоссе до Петрограда им не доехать, грязь да ямы помешают, а вот по железной дороге, политой потом и кровью пролетариата — попытаться могут. (Дает отбой, звонит снова.) Моисей, дорогой, расскажи, где Керенский и иже с ним? Трясутся от страха во дворце? И кто их защищает? Женский батальон? Так чего же вы медлите, неужто амазонок испугались, гераклы?… Хорошо, прислушаюсь. (Кладет трубку.)

Входит Ленин в парике.

Троцкий: Эй-эй, товарищ! Сюда нельзя. Не видите, я занят? Вы думаете, революцию направлять легко? Все нити держу в этих вот руках, как извозчик вожжи. К нему вы тоже на козлы привыкли прыгать?

Ленин: Полно, голубчик Лев Давидович. Не самый я случайный человек в той партии, которая сегодня вершит историю.

Троцкий: Товарищ Ленин? Однако, вы актер.

Ленин: От актера слышу. Быстрей, рассказывайте, что происходит, каковы успехи?

Троцкий: Все идет по плану, намеченному мной накануне. И почта, и вокзалы — наши. Остался Зимний. Матросы и солдаты готовы к штурму. Ждут залпа крейсера «Аврора».

Издали слышится один орудийный выстрел, другой.

Троцкий: А вот как раз и он. (Хватается за телефон.) Моисеюшка, ну что там? Сопротивление слабое? Дворец — наш? А Керенский? Сбежал? Да пусть бежит, кому он нужен! (Кладет трубку.) Все, товарищ Ленин. Временное правительство арестовано, Керенский удрал. Одного не понимаю, как ему из дворца выбраться удалось? Женщиной, что ли, переоделся?

Ленин: Переоделся женщиной? Отличная идея. Так и напишем в завтрашней «Правде».

Звонит телефон.

Троцкий(хватает трубку): Кого? Ленина? Только, товарищ, пожалуйста, покороче, по этому телефону руководят революцией. (Ленину.) Ваш тупой грузин.

Ленин: Он не тупой, а малообразованный. (Берет трубку.) Сталин? Благодарю, власть у нас. Ах заболели? Рекомендую горячее молоко с медом, скоренько поправитесь. (Кладет трубку.) Кто набросает регламент завтрашнего съезда, вы?

Троцкий: Сжальтесь, Владимир Ильич! Тону в делах. Арестовать царя, великих князей — к стенке, национализировать банки…

Ленин: Да-да, понимаю. Хорошо, сам напишу. Ох, Лев Давидович, если б и дальше все так гладко пошло!.. Но вряд ли. Боюсь, будет война. (Уходит.)

Троцкий(один): Война, так война. Соберем революционную армию и разобьем всех врагов. (Хватает трубку.) Але!

Сцена вторая

В поезде. Сталин .

Сталин: До чего же трудно быть кавказцем! Евреи всегда друг за дружку держатся, русские тоже своего от чужого сразу отличат, а вот кто поможет бедному грузину? На словах в большевистской партии царит дух интернационализма, а на деле все не так. Ленин — моя единственная надежда. Великий человек, для него воистину нет ни эллина, ни иудея. Точно как в евангелии! Впрочем, у него самого не кровь, а гремучая смесь, так что не странно… Кабы не он, не видать бы мне даже этой бездарной командировки за зерном. Москва, мол, голодает. Так я и поверил! На черном рынке продуктов хоть отбавляй. Эх, меня бы на место Дзержинского! Уж я бы с этой буржуазной сволочью поработал! Приползли бы с припрятанным зерном на горбу!.. Да ладно, юг — это тоже неплохо. Там война, можно отличиться. Дали бы армию или хотя бы полк, я б им показал, как воюют соотечественники Багратиона!

Стук в дверь, входит Аллилуева.

Аллилуева: Товарищ Сталин, я принесла вам чаю.

Сталин: Спасибо, Наденька. Садись тут, рядышком, поужинаем вместе, я в Иловайске сухариков купил, там бабы — что им революция, что война, торгуют на перроне всякой вкусностью. Угощайся, дорога длинная и скучная, да и поесть иногда надо.

Аллилуева: Не помешаю? Наверняка вы работали. Речи, статьи. Я читала одну вашу брошюру, мама дала. Вы там так мудро написали про великорусский шовинизм…

Сталин: Написать нетрудно. Но чтобы сравнять с землей тюрьму народов не на бумаге, а в жизни — пришлось поработать. Всю молодость на это положил.

Аллилуева: Да, я помню, как вы у нас, тоже за чашкой чая, рассказывали о своей борьбе. Так интересно было слушать, как вы деньги для партии добываете. Может расскажете что-нибудь еще о юности своей героической? Про эксы, например, или про ссылки.

Сталин: Про ссылки не стоит. Ссылка — штука противная. И об эксах сегодня говорить неохота. Лучше о чем-нибудь красивом. Ты стихи любишь?

Аллилуева: О да, конечно!

Сталин: А знаешь, что в юности я тоже сочинял? В газетах печатали и в книге. Поэты грузинские пророчили мне великое будущее. Но не вышло. Ведь поэзия это в некотором роде примирение с действительностью. Бегство от жизни. А меня тянуло с царским режимом шпаги скрещивать. Правда, я не учел, что борьба это неравная. У тебя перо или, в лучшем случае, бомба, а он целую армию охранки на тебя натравливает, наручники надевает, кандалы, словом — издевается, как может. Но свершилось, воля победила силу.

Аллилуева: А про что вы стихи писали?

Сталин: Про разное.

Аллилуева: И про любовь?

Сталин: Нет, про любовь не писал. Про свободу, про гордого человека, отвергающего спасительную ложь.

Аллилуева: Прочтите что-нибудь.

Сталин: Хорошо. Сейчас припомню. Вот, например. Он бродил от дома к дому словно демон отрешенный, и в задумчивом напеве правду вещую берег. Многим разум осенила эта песня золотая, и оттаивали люди, благодарствуя певца. Ну как, нравится начало?

Аллилуева: Очень. А дальше что?

Сталин: А дальше… (Хватает ее, целует, опрокидывает на койку.)

Аллилуева: Ах, нет!

Сталин: Молчи, дура! Услышат.

Свет гаснет, через некоторое время снова зажигается. Аллилуева плачет.

Сталин: Хватит реветь. Все бабы через это проходили. И ничего.

Аллилуева: (плачет еще громче.)

Сталин: Сказал, хватит!..

Сцена третья

На фронте. Время от времени слышатся выстрелы.

Сталин в хате.

Сталин(пишет): Товарищ Ленин! Уже писал вам однажды, но послание мое, видимо, до вас не дошло. Понятно, сложные времена… (останавливается) Нет, этого не надо… Про здоровье в конце… Сразу к главному. Думаю… или считаю? Нет, лучше «думаю»… Или «по моему мнению»… вот!.. (снова начинает писать) наши неудачи на фронте имеют причиной то, что командирами у нас — бывшие царские офицеры. Однажды присягнувшие монарху, они в душе и сейчас с ним, а не с нами. Поэтому считаю целесообразным власть в армии передать нам, комиссарам… (стук в дверь) Кто там?

Аллилуева: Это я, Надежда.

Сталин: Сказал же — не мешать! Работаю.

Аллилуева: Вам письмо из Москвы. От Ленина.

Сталин(вскакивает, открывает дверь): Так бы и говорила! Дай сюда!

Аллилуева: Больше ничего не нужно?

Сталин: Нет.

Аллилуева: Может, чаю принести?

Сталин: Да сказал же — нет! Убирайся. (Аллилуева уходит, Сталин вскрывает письмо, читает). Товарищ Сталин, пламенный колхидец! Красиво говорит, тамадой был бы хоть куда!.. В ваших соображениях относительно реорганизации Красной армии есть резон… Еще бы не было! Понял-таки старый хрыч!..Однако в силу обстоятельств, а именно того, что командный состав нашей армии — это, в основном, бывшие военные специалисты, которые в большинстве своем добросовестно служат Советской России… Рехнулся, что ли? Видно, мозг у него при покушении сильно пострадал… (дочитав, отбрасывает письмо). И вовсе отзывает меня с фронта. Вот скотина! Но делать нечего. Ленин — моя единственная опора, с Троцким-то мне в жизни не поладить… Придется выполнять приказ и ждать лучших времен.

Сцена четвертая

В Кремле.

Ленин, Сталин.

Ленин: Ладненько, чудесный мой грузин, больше тебя как снабженца использовать не буду, вижу, на фронт тебя тянет. Но перед тем, как поговорить о новом поручении, уладим-ка одно деликатное дельце. Ходил ко мне Аллилуев, старый революционер, ты его семью вроде хорошо знаешь?

Сталин: Кто же Аллилуевых не знает?

Ленин: Дочка у него есть.

Сталин: Даже две.

Ленин: Речь о той, которую зовут Надеждой. Отец за нее беспокоится. Девушка много плачет в последнее время. И, как сказал отец, вопрос столь же древний, сколь мир.

Сталин: Отрицать не стану. Действительно, наши с ней отношения слегка вышли за рамки товарищеских. Такое среди революционеров иногда случается.

Ленин: Может, имело бы смысл как-то это оформить? Девушка страдает.

Сталин: Да, вижу, от буржуазных пережитков у нас освободились еще не все. Повторяю — не отрицаю ничего. Но время ли сейчас для создания семьи? Идет война, каждый день меня может настигнуть вражеская пуля. К тому же она молода, я ей скорее в отцы гожусь, чем в мужья. Однажды она еще найдет свое настоящее счастье.

Ленин: Твои аргументы понимаю, но принять не могу. Стыдно мне старому революционеру в глаза смотреть.

Сталин: Хорошо, хорошо, чтобы папаша, который воспитать дочь в добродетели не сумел — ибо разве с добродетельной девушкой может такое случиться? — так вот, чтобы он угомонился, и более того, чтоб никто не мог сказать, что грузин, видите ли, повел себя некрасиво, я готов жениться.

Ленин: Вот это разумно, это славненько. (Звонит.) Вызовите, пожалуйста, Аллилуеву.

Сталин: А вот этого не надо. Чтобы избежать кривотолков и прочих экивоков, предложение свое я изложу письменно. (Уходит.)

Сцена пятая

На фронте. Сталин говорит по телефону.

Сталин: Да, отлично слышу, товарищ Тухачевский. Ничего, тискаем панов-интервентов так, что криком кричат. Срам-то какой, предательски напасть на молодое советское государство. А у вас что? Нуждаетесь в помощи? Увы, сейчас никак, у самих каждый штык на счету. Первую Конную? Да вы вообще понимаете, что говорите? Это наша главная сила, без нее нам Лемберга не взять. Нет-нет, и речи быть не может. Сами виноваты, что так далеко забрались. Как? Чей приказ? Але-але! Не слышу! Наверно, связь прервалась. (Отдаляет трубку от уха, слушает голос, идущий из нее, затем продолжает.) Не слышу, Тухачевский, родной мой, ничего не слышу! (Кладет трубку.) Вечно Сталин должен за других отдуваться! А ему хоть кто-то когда-нибудь помог?

Сцена шестая

В Кремле.

Ленин, Троцкий

Ленин: Итак, война выиграна. Поздравляю, Лев Давидович, с полным и окончательным успехом. Особенно плодотворной была ваша идея террора.

Троцкий: Тут авторский приоритет по праву принадлежит вам.

Ленин: Не будем спорить. Важно, не кто придумал, важен результат, а он налицо. Не только монархистов и прочее местное сволочье прогнали, но и интервентов. Теперь можно подумать о мирной, созидательной жизни.

Троцкий: Боюсь, Владимир Ильич, что до мира далеко. Как вы сам некогда писали, не может революция победить в одной стране. Нам нужно поднять знамя восстания по всей Европе и армию нашу отправить тамошнему пролетариату на помощь.

Ленин: Не торопитесь, Лев Давидович, мы обессилены, да и трудящиеся европейских государств не готовы к подобному повороту дел. Вы ведь сами видели, как оно повернулось в Польше.

Троцкий: Это Сталин виноват. Если б он своевольно не пошел на Лемберг, а поддержал вовремя Тухачевского, как ему было приказано, Варшаву мы взяли бы. А там уже и до Берлина близко, и до Парижа.

Ленин: Не думаю, что справедливо все валить на Сталина. Тухачевский тоже совершил ошибку, преждевременно двинувшись вперед.

Троцкий: Все защищаете своего грузина, Владимир Ильич? Смотрите, не пожалейте.

Входит Сталин.

Сталин: Товарищ Ленин, наконец я вас нашел! Прибыла делегация из Якутии, они подарок вам привезли, шкуру белого арктического медведя, чтобы не мерзли ноги, когда вы за письменным столом сидите, работаете над своими бессмертными статьями.

Троцкий: Белого арктического медведя? Ну-ну, товарищ Сталин. А вы уверены, что существуют и бурые арктические медведи? Очень-очень интересно! Зоологическая наука ждет не дождется вашего сообщения. А вдруг и вы способны сказать что-то вразумительное. Нет? Какое там у вас образование, духовная семинария? Однако вы компетентны в любом вопросе. Только что мы с товарищем Лениным обсуждали, как из-за вас провалилась польская кампания. А что вы на посту комиссара по делам народностей думаете предпринять? Собираетесь продолжать в том же духе?

Сталин: С вами, товарищ Троцкий, я, кажется, не заговаривал.

Троцкий: Но я с вами говорю. Народности жалею, что если вы с ними будете вести себя так же, как с женщинами. Шкура белого медведя! Почему не мамонта? Я вижу, вы мастер собирать дань.

Сталин: Помнится, в первую революционную зиму вернулся я из командировки усталый и голодный, зашел в кремлевскую столовую. И что я вижу? Сидит там товарищ Троцкий и жрет черную икру. Ложкой, прямо из банки!

Троцкий: Инсинуации! Подлая клевета! Нам той зимой, кроме икры, нечего есть было, даже хлеба и того не завозили.

Ленин: Спокойней, товарищи. Негоже ссориться из-за пустяков тем, от кого зависит будущее человечества. Ведь однажды наши имена в золотую книгу истории человечества впишет новый Геродот.

Троцкий: Держу пари, этот болван даже не слышал имени Геродота.

Сталин: Возможно, знаний у меня действительно не хватает, но образование я всегда высоко ценил. Я извиняюсь, якутские товарищи ждут меня. Владимир Ильич, найдете время, загляните, подарок ждет вас. (Уходит.)

Троцкий: В чем-чем, а в искусстве лицемерия он определенно делает успехи.

Ленин: Знаю, Лев Давыдович, знаю его недостатки. Но верных людей так мало…

Ленин и Троцкий уходят. Через несколько минут возвращается Сталин.

Сталин: Проклятый жид, распявший Христа, погоди же! Настанет день, твои набитые дурацкими книгами мозги я размажу по стене! И ты, Ильич, не думай, что я слеп. Не впервые ты выдаешь свое истинное отношение ко мне. Век не забуду, как во время съезда партии в Стокгольме я хотел из автомата бутерброд купить, но почему-то выпадали булочка за булочкой. Я попросил помочь, и ты помог, но на губах у тебя заиграла такая же невольная улыбка, как только что. Дескать, что поделаешь, он родом из деревни, и даже не из наших краев, а из отсталой Грузии. Необразован, невоспитан, груб. Дочь известного революционера изнасиловал, женился, только когда пригрозили исключением из партии. Да, я хам, ну и что?! Зато моя душа росла среди облаков, почти на небе, а вы, как черви, по грязи российской ползать попривыкли. Там и сдохнете.

Мимо проходит Молотов.

Сталин: Вячеслав!

Молотов: Товарищ Коба!

Пожимают друг другу руку.

Сталин: Как я рад встретиться с тобой снова. Часто вспоминаю, как вместе «Правду» редактировали, без ссор, без споров, полное единомыслие. Где ты сейчас, чем занимаешься?

Молотов: Н-на Украине я, секретарствую.

Сталин: Не скучно там, в провинции?

Молотов: Скучновато, конечно, но что поделаешь, раз я нужен партии там.

Сталин: В Москву не хочешь?

Молотов: Кто же в Москву не хочет! Тем более, я тут с девушкой одной познакомился…

Сталин: Хорошенькая?

Молотов: Прелестна.

Сталин: Как зовут?

Молотов: П-перл.

Сталин: Имя не русское.

Молотов: Е-еврейка.

Сталин: Да, в молодости они что надо. Попробую устроить так, чтобы по своей жемчужине долго тебе скучать не пришлось. Нам люди нужны. Хорошо бы расширить секретариат, Ленин уже не тот, что раньше, от бумажной волокиты его надо освободить.

Молотов: Спасибо, Коба. Пойду скажу Перл, то-то она обрадуется. (Уходит.)

Сталин: Верный глупец стоит больше любого умника.

Мимо проходит Ворошилов.

Сталин: Клим! Боевой товарищ!

Ворошилов: Иосиф, приятель!

Сталин: Давно я тебя не видел.

Ворошилов: А меня на Кавказ отправили.

Сталин: На черкесок поохотиться?

Ворошилов: Да я женат уже.

Сталин: На ком?

Ворошилов: Голдой зовут.

Сталин: Еврейка?

Ворошилов: Умная женщина. Послушай, а ты не мог бы меня в Москве пристроить?

Сталин: Не так-то это просто. Армия мне пока не подчиняется.

Ворошилов: Да уж, там все люди Троцкого.

Сталин: Но при первой возможности буду иметь в виду. А против евреев у нас есть тайное оружие — еврейки. (Смеется.)

Ворошилов: (Смеется еще громче.)

Ворошилов уходит.

Сталин: Еще более поглупел.

Входит Микоян.

Микоян: Товарищ Сталин! Вы меня помните?

Сталин: Анастасик-однокашник! Кто же единственного выжившего бакинского комиссара забыть может?

Микоян: Гостинцев я вам привез с юга, соскучились небось. Вот. Бастурма, суджух. А тут курага.

Сталин: Спасибо, друг. Ты разве не в Нижнем?

Микоян: На Кавказ меня перевели.

Сталин: И тебя тоже? Вижу, наших все дальше от Москвы загоняют.

Микоян: Да я не жалуюсь. Климат там заметно лучше.

Сталин: Но при возможности…?

Микоян: При возможности с удовольствием.

Сталин: Так по рукам. Верных товарищей всегда не хватает.

Сцена седьмая

Там же.

Входит Яков , останавливается, оглядывается.

Яков: Однако хоромы! Люстр столько, что можно весь Тбилиси осветить. А стены — сплошной, как его… корморан? Немного закоптились, правда, на дворника, наверно, денег не хватает. Даже страшно думать, что мой папаня, у кого, как тетя рассказывала, раньше одна пара брюк на все про все была, нынче в таком дворце живет. Хотя, добавилось ли у него штанов, неизвестно. Все же он тут не за главного.

Входит Аллилуева

Аллилуева: Это ты к товарищу Сталину?

Яков: Ну, допустим.

Аллилуева: Товарищ Сталин очень занят. У него важное совещание.

Яков: Ничего, я подожду.

Аллилуева: А ты, собственно, кто?

Яков: Я?

Аллилуева: Ну да, ты. Из сирот, что ли?

Яков: Даже не знаю, что вам ответить. Ну, не совсем чтоб из сирот, но и не при родителях. Мать моя умерла, отца не помню. То есть поставлен в известность об его существовании, но воочью убедиться не имел возможности. Тетя меня воспитывала, а теперь вот послала сюда. Езжай, говорит, в Москву, иди в Кремль и попроси товарища Сталина. Он все устроит.

Аллилуева: А тетя твоя где живет?

Яков: Как где, на Красноармейской. Раньше Николаевская называлась.

Аллилуева: Да, но в каком городе?

Яков: В Тбилиси, конечно.

Аллилуева: Так ты, случайно, не Яков Джугашвили?

Яков: Случайно? Может, и случайно. Но что Яков, и что Джугашвили — тут вы попали в точку.

Аллилуева: Яшка, миленький! (Обнимает его.)

Яков: Здравствуйте, здравствуйте, гражданочка.

Аллилуева: Я не гражданка, а жена отца твоего. Бедный Яшка, товарищ Сталин так по тебе скучал. Подожди, я схожу и попробую его вызвать. (Уходит.)

Яков(один): Однако мачеха ничего. Сносная. (Достает папиросу.)

Выходят Ленин и Троцкий.

Ленин: И кого же нам выбрать на пост генсека, Лев Давидович?

Троцкий: Да кого угодно. Работа эта чисто техническая, нудная. Там главное ягодицы побольше, днями ведь сидеть, и спина крепкая, чтобы многочасовое корпение над бумагами выдерживать.

Ленин: Тогда, может, Сталин подойдет? Он усердный, дотошный, и с конституцией именно такой, как вы описали. Я знаю, вы ему не симпатизируете, но…

Троцкий: Да можно и Сталина. Умного человека на такую работу поставить жалко.

Уходят обратно.

Яков: Однако, это же сам Троцкий! И тот, другой, как будто Ленин. Ну и в компанию я попал великосветскую. Да и о папане они не очень плохо отзывались. Усердный, дотошный…(Закуривает.)

Выходят Сталин и Аллилуева.

Аллилуева: Вот, это он, приехал.

Сталин: Во рту что у тебя торчит, щенок! (Дает Якову пощечину, папироска падает на пол, Сталин наступает на нее сапогом.)

Яков: Больно! (Плачет.)

Сталин: Еще раз курящим увижу, больнее будет! Помни: твой отец выдвинут на ответственную должность генсека партии. Срамить его не позволю. (Аллилуевой.) Отведи этого болвана в квартиру, угол найди и накорми. (Уходит.)

Яков: Мой папа — самасшедший.

Сцена восьмая

Там же. Ленин, Сталин.

Сталин: Не помешаю вам? Всего две подписи.

Ленин: Новый союзный договор? Все переделали, как я вам сказал?

Сталин: Как же иначе! Ваш авторитет для меня непоколебим, товарищ Ленин.

Ленин подписывает.

Сталин: Спасибо.

Ленин: До свидания.

Сталин: Да, все хочу спросить. Почему у вас в кабинете так холодно? Может, истопник ленивый попался? Или и вовсе пьяница горький? Скажите, мы его накажем.

Ленин: Не надо никого наказывать, я сам просил тут не топить.

Сталин: Но почему? С дровами проблем давно нет. Ваш НЭП дает прекрасные результаты.

Ленин: Честно признаюсь вам, товарищ дорогой, в теплой комнате работать не могу. Голова болит, спазмы.

Сталин: Вот не подумал. В последнее время вы заметно лучше выглядите, глаз, конечно, продолжает дергаться, да и почерк — раньше за вами таких каракулей не водилось, но в остальном почти что прежний Ильич.

Ленин: Благодарю за комплимент. Теперь извините, работа…

Сталин: Я вас настойчиво прошу не перенапрягаться. Пару часов в день, и не минутой больше. Что будет со страной, если ваш организм откажет? Умри я, мир потеряет немного, но если вы… Это была бы катастрофа. Достойного преемника у вас ведь нет! Кругом одни клеветники, готовые во имя своей популярности даже великого Ленина облить грязью.

Ленин: Ну-ну, не преувеличивайте.

Сталин: Вы слишком добры, слишком благородны и потому считаете, что остальные — такие же. Но нет! О, знали бы вы, что про вас говорят…

Ленин: Что же?

Сталин: Лучше я промолчу.

Ленин: Ну и молчите. Хотя… Хорошо бы знать, в чем меня можно упрекнуть?

Сталин: Ну, во-первых, вы Прибалтику отдали, а это земли исконно русские.

Ленин: Так другой возможности не было, пришлось идти на жертвы. Да и ненадолго это, ясно ведь.

Сталин: Еще шепчутся о том, кто вам помог из далекой Швейцарии домой добраться, и на чьи деньги делалась революция. Есть даже люди, напрямую называющие вас немецким шпионом.

Ленин: Меня — шпионом? Да что это за шпион, который хозяина так обслужит, что тот сам в ящик сыграет?

Сталин: А чего же вы мировую революцию не хотели продолжить?

Ленин: Ах вот оно что…

Сталин: Еще говорят, что нельзя доверять человеку, который в интимных делах нечистоплотен. Поминают, как вы открыто сожительствовали одновременно с двумя женщинами, как даже, перебравшись в Кремль, товарища Инессу тут же рядышком пристроили, несмотря на недовольство товарища Крупской…

Ленин: Вот это действительно противно.

Сталин: Вы и не представляете себе, товарищ Ленин, как подлыми бывают люди. Я-то поклясться могу, что после вашей смерти ни одного дурного слова про вас не скажу, но разве от меня что зависит? Придет к власти некто, желающий укрепить свой авторитет за ваш счет и…

Ленин: Благодарю вас, товарищ Сталин, за откровенный разговор. Теперь извините, устал.

Сталин: Всего хорошего и крепкого вам здоровья! (Уходит.)

Ленин(один): Не человек, а сатана. Как будто рентгеном просветил, каждое пятнышко видно. Надо срочно предупредить товарищей… (Берется за колокольчик, но вдруг хватается за голову.) Ох, моя голова! (Падает на пол.)

Сцена девятая

В Кремле. Поздно вечером. Ягода .

Мимо идет Сталин .

Ягода: Товарищ Сталин!

Сталин: Кто тут?

Ягода: Это я, Ягода.

Сталин: А, Генрих. Что нового? Как твой подопечный себя чувствует?

Ягода: Товарищ Ленин все еще наполовину парализован. И словно в детство впал. Лепечет что-то, бессмысленно улыбается. Иногда, наоборот, становится раздражительным, без причины повышает голос, даже матерится. Только изредка разумом светлеет, тогда требует ручку и левой рукой что-то пытается нацарапать.

Сталин: Где эти бумаги?

Ягода: Кое-что удалось отложить. (Достает пачку, передает Сталину.)

Сталин: Молодец. Продолжай в том же духе.

Ягода: Полной гарантии дать не могу. Гражданская жена и сестра чуть не все время у постели его сидят.

Сталин: Убрать нельзя?

Ягода: Попробовал, устроили скандал. Грозились пожаловаться в ЦК.

Сталин: А врачи что говорят, как долго он может продержаться?

Ягода: Консилиум к единому мнению не пришел. Одни говорят, дело нескольких месяцев, другие — что есть даже надежда на выздоровление.

Сталин: Вот что, Генрих. Последний раз, когда я ходил к Ленину, он у меня яду просил.

Ягода: Яду?

Сталин: Да, утверждал, что очень страдает и больше такого своего состояния вынести не может. Я ему, конечно, отказал. Но не исключено, что он с такой же просьбой обратится к кому-нибудь еще.

Ягода: Все понял.

Сталин: Товарищ Троцкий скоро в отпуск собирается, на Черное море. Почему-то мне кажется, что именно тогда жизни Ильича будет угрожать наибольшая опасность.

Ягода: Понял.

Сталин: Понял, так действуй. Я тебе в Кремле работу найду, достойную, не то, что горшки за паралитиком выносить.

Ягода: Премного благодарен. (Расходятся.)

Сцена десятая

На берегу Черного моря.

Троцкий .

Троцкий: Насколько же жизнь моря похожа на историю человечества. Долго-долго оно хранит спокойствие, тихо плещется, облизывая берега, и вдруг — шторм. Все приходит движение, словно проснулся зверь и хочет есть. Не дай бог попасть ему в лапы, разорвет на куски и сожрет… Что ж это получается — не мы делали революцию, а она сделалась сама? Возможно. Но, по крайней мере, мы сумели ею воспользоваться. (Записывает что-то в блокнот.)

Входит Мальчишка.

Мальчишка: Товарищ Троцкий, вам телеграмма!

Троцкий: Что ж так плаксиво?

Мальчишка: Ленин умер.

Троцкий(вскрывает телеграмму): Действительно, умер. Конечно, можно было ожидать. Он болен был. И все же странно, что так внезапно. Ну и когда же похороны? (Читает.) Уже завтра. Чего ради так торопиться? (Читает.) Сталин рекомендует мне не прерывать отпуск, все равно не успеваю. Наверно, он прав. Потом схожу на могилу, возложу венок. К тому же, теперь я нескоро смогу уединиться, чтобы поработать над книгой о своих свершениях. В последнее время из-за хвори Ленина образовался вакуум власти. Надо с этим кончать, взять бразды правления в свои руки. Больше некому. (Комкает телеграмму, бросает в море.)…

Мальчишка: Товарищ Троцкий!

Троцкий: Ну что тебе еще?

Мальчишка: Что теперь будет?

Троцкий: В каком смысле — что будет?

Мальчишка: С революцией.

Троцкий: То есть как, что будет? Революция продолжается.

Мальчишка: Но Ленин же умер!

Троцкий: Да, Ленин умер, но Троцкий-то жив!

Сцена одиннадцатая

В Кремле. Пустое фойе. Из зала доносятся шум, свист, аплодисменты, крики.

Входят Молотов и Ворошилов .

Ворошилов: Что теперь будет?

Молотов: Н-не знаю.

Ворошилов: Проклятые бабы!

Молотов: Особенно сестренка…

Входит Микоян.

Микоян: Все кончено, Сталин отвел свою кандидатуру.

Молотов: Ему н-ничего не оставалось. Та бумажка, которую зачитала сестра Ленина, все погубила.

Ворошилов: Теперь этот гад Троцкий снова на коне.

Входит Ягода.

Ягода: Товарищи! Сталин просил передать, чтобы вы не отчаивались. Он велел организовать возмущение делегатов. Пусть требуют нового голосования.

Ворошилов: И что это даст?

Ягода: Сталин говорит, из глубинки понаехало много всякого народа, который в ситуации слабо разбирается. Надо им втолковать, что сейчас решается, кому будет принадлежать Россия, русским или евреям.

Молотов: Что ж, попробовать можно.

Микоян: Делегатов с Кавказа беру на себя.

Ворошилов: А я ту часть армии, которая обижена.

Молотов: А я — всех остальных.

Все уходят. Через некоторое время слышится шум, затем — овации.

Входят Молотов, Ворошилов и Микоян.

Ворошилов: Вот это была речь!

Микоян: Все повернулось в тот момент, когда он деликатно намекнул делегатам, что Троцкий даже на похороны Ленина не соизволил явиться.

Молотов: Коба всегда находит самые правильные слова.

Входит Сталин.

Микоян: Поздравляю, товарищ Сталин!

Ворожилов: Жму руку!

Молотов: Молодец, Коба!

Сталин: Спасибо, друзья. Моя победа — это ваша победа.

Входит Троцкий.

Троцкий: Джугашвили!

Сталин: В чем проблема, товарищ Троцкий?

Троцкий: Будь осторожен! Я не позволю тебе погубить страну, которую создал собственными руками!

Сталин: Слышали? Угрожает! (Троцкому.) Товарищ Троцкий! Или вы уже не Троцкий? Если я — не Сталин, а Джугашвили, то и вы, быть может, снова стали Бронштейном? Итак, товарищ Бронштейн, кажется мне, что не зря вас обвиняют в бонапартизме. Я ничего погубить не могу, потому что в одиночку партией командовать не лезу. А вот вы лезете! По-доброму советую подчиниться воле большинства. Кто ставит себя выше партии, с тем партии не по пути.

Все кроме Троцкого уходят.

Троцкий(один): Маркс ошибался, революция пожирает не детей своих, а отцов. (Уходит.)

Конец первого акта