Сцена первая

В Крыму. Молотов и Микоян играют в теннис.

Микоян: Твой бросок, товарищ Молотов.

Молотов: Не бросок, а подача, товарищ Микоян.

Микоян: Ах, голова, голова! Опять перепутал теннис с кеглями. Как был босоногим мальчуганом из Санаина, так и остался. Никогда мне не стать английским лордом, с детства привычным к праздности. Ни отец мой, ни мать ни минуты отдыха не знали, работали день и ночь. Отец за верстаком, мать — на кухне. Кто бы подумал, что их сын станет министром.

Молотов: Не министром, а народным комиссаром.

Микоян: Ну да, комиссаром. Но что по делам торговли, то не удивительно. У каждого народа в этом мире свое место. Мы, армяне, — торговцы и ремесленники.

Молотов: Если партия направит, будешь и другими делами заниматься.

Микоян: Нет-нет, например, комиссара по делам обороны, вроде Ворошилова, из меня никогда не получится. Это ваша, русских, профессия, воевать и в машинах копаться.

Молотов: Ничего, на свете всякое бывает. Вот, возьми мою Жемчужину: слабая женщина, а партия велела — стала директором.

Микоян: Твоя Жемчужина — натуральная жемчужина. План у нее всегда выполнен тютелька в тютельку, доходы в казну растут. Пудра, помада, духи — с прилавков все исчезает моментально. Против природы не попрешь — что бы ни было, кровавый царский режим или наша справедливая советская власть, женщина все равно хочет хорошо выглядеть.

Молотов: У нас бы нашлось время на нее внимание обратить…

Микоян: Не беспокойся, товарищ Молотов, теперь, когда неуемный Троцкий выслан в Турцию, нас наконец ожидает спокойная, созидательная жизнь. Под руководством великого Сталина оденем, обуем и накормим народ — впервые в истории человечества.

Молотов: Будем надеяться. (Подает.)

Сцена вторая

В Кремле. Сталин .

Сталин: Бим-бом, бим-бом, звонят кремлевские куранты. Вся Россия у моих ног! Я, нищий грузин, поставил на колени великий народ! Что дальше? Теперь надо создать могучее государство, такое, какого не было со времен Александра. Русский человек ленив? Ничего, у меня они так станут вкалывать! До посинения!

Входит Молотов.

Молотов: Здравья желаю, товарищ Сталин!

Сталин: А, Молотштейн! Хорошо отдохнул, вижу. Загорелый, веселый. Ну что ж, начнем работать. Докладывай, что у нас с экономикой.

Молотов: Все очень даже неплохо, товарищ Сталин. Сельское хозяйство развивается, крестьяне довольны положением и просят расширить их свободы, а также разрешить им приобретать землю в частную собственность. Ремесленники хотят создавать больше артелей, ибо это дает им материальный стимул лучше работать.

Сталин: Бери ручку и записывай. Никаких свобод крестьяне не получат. Вернее, получат, но только одну свободу — добровольно вступить в колхоз, взяв туда с собой все свое имущество.

Молотов: А если кто-то не захочет воспользоваться этой свободой?

Сталин: Советский человек — и не рвется в колхоз?

Молотов: П-понятно.

Сталин: Отдельная история с кулаками. Они разжирели за счет бедняков. Поэтому коллективизации им мало. Всех в Сибирь!

Молотов: С-совсем всех?

Сталин: А для кого ты хочешь сделать исключение? Родственники что ли есть или друзья?

Молотов: Н-нет, нету.

Сталин: Значит, идем дальше. С артелями тоже пора покончить. Видеть больше не могу эту отсталую страну. Все ресурсы — на развитие тяжелой индустрии. Нам нужен бросок вперед, чтобы года через два-три, максимум через пять наше машиностроение выпускало столько же продукции, сколько Европа, и даже больше.

Молотов: Это трудно.

Сталин: А кто тебе сказал, что в жизни все должно быть легко? Фараонам каково было пирамиды строить? Можешь себе представить, сколько народу там полегло? Но воздвигли! А сейчас — не было бы пирамид, знал бы ты о существовании фараонов? Вот так-то. Все. Ты свободен. Пока, во всяком случае.

Молотов: С-слушаюсь.

Сцена третья

В Кремле. Аллилуева печатает.

Входит Яков с забинтованной головой.

Аллилуева: Ой, Яшка! Вернулся! Мы так беспокоились о тебе.

Яков: А что обо мне беспокоиться. Лопух был, лопухом и остался. Застрелиться — и то не сумел. Промазал с десяти сантиметров. Папа прав, ни на что я не гожусь.

Аллилуева: Глупости. Не должен человек на себя руку поднимать. У тебя просто не хватило терпения. Рано или поздно отец примирился бы с вашим браком.

Яков: Плохо ты моего папаню знаешь, хоть ему и жена. Ох, если бы ты видела, как он на меня посмотрел! Как орел на червяка.

Аллилуева: Тебе, Яшка, лучше бы из Москвы уехать.

Яков: Куда? В Тбилиси? Там как все полезут с просьбами, с вином — рехнуться можно будет.

Аллилуева: У моих родителей в Ленинграде большая квартира, бывшая явка. Можете пока поселиться там. С работой проблем не будет, началась индустриализация, и рабочие руки нужны везде.

Яков: Я ничего не умею.

Аллилуева: Пойдешь на курсы.

Яков: На какие?

Аллилуева: Да все равно! Важно не то, на какой ты должности, а что ты за человек. Хоть на электромонтера выучись, как мой отец. Помнишь, что Ленин говорил? Коммунизм это советская власть плюс электрификация всей страны.

Яков: Папа не позволит. Опять скажет, что я его порочу.

Аллилуева(после паузы): Прочти. (Дает Якову письмо.)

Яков(читает): Передай Якову, что он повел себя как хулиган и шантажист, с которым у меня ничего общего нет и никогда не будет. Пусть живет, с кем хочет и где хочет… (опускает письмо) У меня больше нет отца.

Аллилуева: Это он написал в гневе. Время пройдет, помиритесь.

Сцена четвертая

Кремль. Сталин, Молотов, Микоян, Ягода .

Сталин: Клим, как продвигается перевооружение армии?

Ворошилов: Плохо.

Сталин: Почему плохо?

Ворошилов: Заводы дают недостаточно техники.

Сталин: Молотштейн, почему заводы не дают технику?

Молотов: Здания для заводов мы построили, но станков не хватает.

Сталин: Почему не хватает станков?

Молотов: Сами делать не умеем, а покупать за границей не на что. Империалистам наши рубли не нужны, им подавай золото или фунты стерлингов.

Сталин: Анастас, все картины из Эрмитажа продали?

Микоян: Кое-что осталось.

Сталин: Устрой аукцион. Или найди проворного западного негоцианта, который не знает, куда капитал девать. Что богатые армяне в мире перевелись?

Микоян: Немедленно займусь, товарищ Сталин.

Молотов: Боюсь, что на станки этого не хватит.

Сталин: Значит, надо увеличить добычу золота.

Молотов: Это сложно. Работа трудная, рудники далеко. Никто не хочет туда ехать, разве что за бешеную зарплату.

Ягода: Хозяин, у меня предложение. У нас в тюрьмах нежится превеликое множество заключенных. Что если мы создадим возле рудников лагеря, и заставим всех этих бездельников вкалывать.

Сталин: Генрих, ты делаешь успехи. Сам и проведешь свою идею в жизнь. А пока можем увеличить продажу зерна за рубеж.

Молотов: Да нечего продавать. Урожай был скудный. Еле самим хватает.

Сталин: Почему урожай скудный?

Молотов: Засуха.

Сталин: Обычная отговорка. Еще не слышал, чтобы ленивый крестьянин на непогоду не кивал. То дождь, то холод, то жара. Урожай реквизировать, тогда заработают.

Молотов: А если будет голод?

Сталин: Ну, небольшая диета, я думаю, нашему прожорливому народу не помешает. Я что, в детстве мало с пустым желудком ходил? Могут и другие походить.

Сцена пятая

Стамбул. Троцкий прогуливается.

Троцкий: Грязь, вонь, шум и турки. И в таком окружении должен прозябать человек, совершивший в России революцию? Мог ли я, когда монархистов и буржуев из России выгонял, себе представить, что однажды и мне придется разделить их судьбу?

Входит Мальчишка.

Мальчишка: Эфенди! Ваша газета!

Троцкий: Это не моя газета. И эта тоже. Неужели так трудно усвоить? Вот моя газета, вот! Что за невежество, безграмотность! На, вот тебе твоя лира, и отчаливай!

Мальчишка: Спасибо, эфенди. (Уходит.)

Троцкий(открывает газету): В России неурожай. Приволжье и Украина голодают. Есть свидетельства каннибализма… Ну, досыта русский народ никогда не ел, но каннибализм — это что-то новенькое. Вот до чего этот скот довел страну. Ничего, скоро его скинут. Какие бы рабские души не были у русских, но однажды и у них должно лопнуть терпение. Вот тогда мои сторонники захватят власть, и я вернусь на белом коне. Так что еще не все кончено, эфенди Троцкий. (Уходит.)

Сцена шестая

В ПромАкадемии.

Хрущев, Аллилуева.

Аллилуева: Товарищ Хрущев!

Хрущев: Слушаю вас.

Аллилуева: Товарищ Хрущев, вы, наверно, меня не знаете. Я — Аллилуева.

Хрущев: Кто же дочку старого революционера не знает. Чем могу помочь?

Аллилуева: Товарищ Хрущев, я правду ищу.

Хрущев: Вот как?

Аллилуева: Однокурсники мои, вернувшись после каникул в Москву, говорили, якобы голод в стране, такой страшный, что люди тысячами мрут, едят кору деревьев, кожаные ремни и хомуты и даже… Язык не поворачивается сказать, что еще… или, вернее, кого. А мой муж…

Хрущев: Ах вы замужем?

Аллилуева: Да. Так вот, мой муж, напротив, утверждает, что это ложь, и на селе питаются не хуже, чем в городе.

Хрущев: У вас умный муж.

Аллилуева: Да, но умный тоже может ошибиться. Вы поймите, я очень своего мужа уважаю. Он столько работает, и днем, и ночью, и ответственность у него огромная — и все-таки, он тоже может знать не все, не правда ли?

Хрущев: Это зависит от его должности.

Аллилуева: Должность у него — самая тяжелая. Мой муж — товарищ Сталин.

Хрущев: Товарищ Сталин ошибиться не может.

Аллилуева: То есть, народ не голодает?

Хрущев: Не голодает наш народ! Не голодает! И если ваш муж спросит, есть ли у вас в академии хоть один человек, который в это верит, ответьте — да, один есть, лысенький такой, но молодой и крепкий, он и студент, и партработник, а фамилия его — Хрущев. Хру-щев!

Аллилуева: Спасибо, товарищ Хрущев.

Хрущев: Рад помочь, товарищ Аллилуева. От души рад.

Сцена седьмая

В Кремле.

Молотов , потом — Сталин .

Сталин(торопливо входит): Где она?

Молотов: Там, у себя. Не стали трогать.

Сталин уходит в указанном направлении, через некоторое время возвращается.

Сталин: Как это случилось?

Молотов: Виноват, товарищ Сталин, не уберегли. Два часа подряд Жемчужина моя с вашей супругой по Кремлю гуляла, пытаясь успокоить. Объясняла, что не хотели вы ее оскорбить прилюдно, когда за праздничным столом в нее хлебный мякиш и корки от апельсинов кидать стали, что всего лишь шутили, благо настроение у вас было хорошее. И на «Эй, ты!» обратились громко тоже поэтому, не из злобы же. И что с генеральшей той вы куда-то вместе уехали, ровным счетом ничего не говорит о ваших с ней взаимоотношениях, тем более что и супруг ее на вас не в обиде. И вообще — мужик вы или нет? Не все же подкаблучники вроде меня. Мирно так поговорили, и вроде отошла товарищ Аллилуева, уже не сетовала, что икра ни красная, ни черная ей в горло не лезет, когда где-то от голода дети умирают. Перестала жаловаться, потом зевнула раз, другой, и на этом они расстались. Товарищ Аллилуева спать отправилась, ну и мы с Полиной тоже. А там уже, глубокой ночью — хлопок и…

Сталин: Достаточно. Иди, займись похоронами. И помни: никакого шума. В газеты — короткое сообщение. Скоропостижно скончалась, и все. Дети где?

Молотов: О них мы позаботились.

Сталин: Хоть столько от вас проку.

Молотов уходит. Сталин идет в другое помещение, где в гробу лежит Аллилуева.

Сталин: Будь ты проклята, маленькая противная татарка! Не в себя, а в меня ты целилась, сволочь! Знала, как мне больше всего навредить. Каково мне теперь на людях показываться? Шептать же будут — если уж жену до самоубийства довел, то что со страной сделает? Одно скажи: кто тебя научил таким подлым образом мне отомстить? Сама ты, дура, такого никак не могла придумать. Кто, а? Отвечай, мерзкая сука, все время пасынку своему глазки строившая! Отвечай, а то превращу жизнь твоих детей в ад!.. Молчит, грязное животное. Ничего, и так все понятно.

Возвращается в первое помещение. Звонит.

Входит Ягода.

Сталин: Генрих. У меня несчастье. Рок отнял у меня жену.

Ягода: Сочувствую, хозяин.

Сталин: Но кто мой рок?

Ягода: Кто?

Сталин: Пораскинь мозгами. В молодости он носил костюм и галстук, но после революции переоделся во френч. Сейчас он далеко, но тень его бродит по Кремлю.

Ягода: Молотов?

Сталин: Дурак! Разве Молотов далеко?

Ягода: Понял.

Сталин: Так кто?

Ягода: Ну, он… (чешет в затылке).

Сталин: Ох и глуп же ты! О Троцком речь.

Ягода: Да понял я…

Сталин: Из-под земли найти и прикончить.

Ягода: Так точно, хозяин.

Сталин: Это не все.

Ягода: Слушаю.

Сталин: У него в России много друзей осталось.

Ягода: И правда!

Сталин: Они хорошо организованы и ждут только удобного момента, чтобы захватить власть.

Ягода: Негодяи они, вот кто!

Сталин: Нужно их разоблачить и судить.

Ягода: Это не проблема.

Сталин: И чтобы признались в преступлениях и прощения у партии попросили. А потом всех к стенке.

Ягода: Все будет сделано в наилучшем виде, хозяин.

Сцена восьмая

Париж. Троцкий прогуливается.

Троцкий: Наконец-то цивилизация. Но какой от нее толк, если денег нет? В юности мне отнюдь не приходилось глотать слюну. Все прогрессивное человечество поддерживало храбрецов, сражавшихся с кровавым царским режимом. Акулы капитализма, и те за мной ухаживали, оплачивали гостиницы, рестораны и бордели. А сейчас? Каждый сантим приходится вымаливать. Говорят, в России уже социализм, чего вам еще?

Идет Мальчишка.

Мальчишка: Газеты! Свежие газеты! Процессы троцкистов в России! Подсудимые полностью признали свою вину!

Троцкий: Эй, пацан!

Мальчишка: Слушаю, месье.

Троцкий: Дай одну, про Россию.

Мальчишка: Извольте, месье.

Троцкий: Премного благодарен. Что стоишь?

Мальчишка: А деньги, месье?

Троцкий: Какие еще деньги? Я — Троцкий, тот самый, о котором пишут газеты.

Мальчишка: Те, о ком пишут газеты, не только платят, но и на чай дают.

Троцкий: Ладно, ладно, бери! Проклятый капитализм, как он портит людей.

Мальчишка уходит.

Троцкий(читает, затем): Он спятил! Ей богу, спятил! Зачем моим людям убивать его же соперника? Нам ведь только и надо, чтобы хоть кто-нибудь его сверг, пусть даже такой же тупица, как он сам. Тут какой-то подвох… Конечно, как это я сразу не сообразил. Будто мало в свое время Конан-Дойля читал. (Сворачивает газету.) Надо быть осторожным. Его шпионов тут пруд пруди. Мчащийся мимо автомобиль, несколько выстрелов — и лежит Троцкий на бульваре Осман, манишка в крови и клекот в груди. Нет, из Франции надо удирать.

Сцена девятая

В Кремле. Сталин. Входит Ягода.

Сталин: Ну?

Ягода: Опять ушел.

Сталин: И где он теперь?

Ягода: Пока не знаю.

Сталин: Ты кто, чекист или шарманщик?

Ягода: Хозяин, я не виноват. В Париже мы уже почти настигли его, но он неожиданно исчез. Словно под землю провалился. Целый год искали, наконец нашли там… в фьордах. Операция была назначена на прошлую неделю, ребята собрались, заняли свои места, ждут, ждут — не выходит. Послали спросить, куда пропал, отвечают, сами не знаем, уехал в неизвестном направлении.

Сталин: Ты уволен.

Ягода: Хозяин…

Сталин: Все.

Ягода: Слушаюсь, хозяин. (Уходит.)

Сталин(берет трубку): Молотштейн! Собери политбюро. (Кладет трубку).

Входят Молотов, Ворошилов и Микоян.

Молотов: З-звали?

Сталин: Садитесь и слушайте. Так больше продолжаться не может. Гитлер за пару лет очистил Германию от врагов, а мы с бандитами Троцкого никак справиться не можем. Пора уничтожить их полностью и окончательно.

Молотов: Какими методами?

Сталин: Мы не фашисты, убивать никого не будем. Все должно пройти в полном соответствии с социалистической законностью.

Молотов: С-судов не хватит.

Сталин: Образуем особые комиссии.

Молотов: С-следователей тоже не хватит.

Сталин: Упростим процедуру. Достаточно признания вины.

Молотов: А если не б-будут п-признавать?

Сталин: Ты, Молотштейн, как с луны свалился. И не такие признавались, людей покрепче убеждали. В Испании, например, в средние века. Есть способы.

Молотов: Тогда осуществимо.

Сталин: Особое внимание уделим армии. Там его прихвостней больше всего.

Ворошилов: Наконец-то!

Сталин: Начнем с генералов.

Ворошилов: Вот это правильно!

Сталин: С Тухачевского.

Ворошилов: Именно о нем и я подумал!

Сталин: Дальше посмотрим.

Молотов: Общее число назвать м-можете?

Сталин: Лучше больше, чем меньше.

Молотов: П-понятно.

Сталин: И еще. Чтобы предотвратить случаи кумовства — смертные приговоры будем подписывать сами.

Сцена десятая

На даче. Василий, Светлана.

Светлана: Вася, что такое «расстрельный список»?

Василий: Это список людей, которых надо расстрелять.

Светлана: Расстрелять — это значит убить?

Василий: Нет, это значит казнить.

Светлана: В чем разница?

Василий: Убивают убийцы.

Светлана: А казнят — казначеи?

Василий: Дура. Казнит народ. Предателей. Мала ты еще в таких вещах разбираться.

Светлана: Вась! А что такое «порнография»?

Василий: Откуда ты это слово знаешь?

Светлана: Я слышала, как папа сказал дяде Молотову, что дядю Генриха надо казнить, потому что у него дома нашли порнографию.

Василий: Это отец пошутил. На самом деле Генриха казнили потому, что он не справился с работой.

Светлана: Значит, дядю Анастаса тоже казнят?

Василий: За что?

Светлана: Я слышала, как дядя Молотов ему сказал: «Анастас, ты плохо работаешь. Смотри, сколько расстрельных списков я подписал — больше трехсот. А ты — всего лишь пару десятков.»

Василий: Я думаю, Анастасика не казнят. Он же однокашник отца.

Светлана: А-а. Но ты мне так и не объяснил…

Входит Яков.

Яков: Привет, мелюзга!

Светлана: Яшка! Яшка пришел!

Яков: Папы нет?

Василий: Папу мы в последнее время видим редко. Ложимся, когда его еще нет. Может, слышал про чистку?

Яков: Слышал.

Светлана: Яков, скажи ты, что такое порнография?

Яков: Порнография — это моя жизнь. Нет большего наказания, чем родиться сыном великого человека. Один брак из-за этого уже не получился, боюсь, со вторым выйдет так же.

Светлана: Яшка! Ты что, влюблен?

Яков: До безумия.

Светлана: А кто она?

Яков: Балерина.

Светлана: Потрясающе!

Яков: Только боюсь, отец опять будет против.

Светлана: Почему?

Яков: Она еврейка.

Светлана: Ну и что?

Василий: Отец не любит жидов.

Светлана: Зато он любит балет.

Яков: Там еще одна проблема.

Василий: Какая?

Яков: Я у нее пятый муж.

Светлана: Пятый?!

Яков: Она такая красавица, что все за ней бегают.

Светлана: Ух, как я ей завидую! Я тоже хочу, чтобы все-все за мной бегали.

Яков: Лучше не хоти.

Светлана: Почему?

Яков: Это может для всех-всех плохо кончиться.

Сцена одиннадцатая

В Кремле.

Сталин, Молотов, Ворошилов, Микоян .

Молотов: Кац, Кацнельсон, Курочкин, Лабидзе, П-пээг… Черт, язык можно сломать!.. Пээ-гель-манн.

Ворошилов: Это чухонец. Знаю его. Дурак дураком.

Сталин: Дальше.

Молотов: Рындин, Суарес, Туманян, Фрумкин Мойше, Фрумкин Соломон…

Сталин: Все?

Молотов: Все.

Сталин: Возражений нет? Подписываем.

Молотов дает бумагу Сталину, тот подписывает, передает Ворошилову, тот подписывает, передает Микояну, тот делает вид, что подписывает, дает обратно Молотову, тот машинально подписывает, откладывает в сторону, берет следующую бумагу.

Молотов: Вайнберг, Вайнштейн, Гамарник…

Ворошилов: Ага, признался?

Сталин: Без комментариев.

Молотов(продолжает): Дымчатый, Ионов, Когельмогель…

Ворошилов: Кто только в России не живет!

Молотов: Корнеев, Кровопусков…

Сталин: Стоп! Этого вычеркивай.

Молотов: В-вы его знаете?

Сталин: Нет, но мне понравилась фамилия.

Молотов(вычеркивает): Все.

Сталин: Дай бумажку.

Молотов дает список Сталину, тот подписывает, передает Ворошилову, тот подписывает, передает Микояну, тот притворяется, что подписывает, отдает Молотову.

Сталин: Анастас!

Микоян: Ой, у меня, кажется, чернила кончились.

Молотов возвращает список Микояну, тот подписывает. Отдает Молотову, тот подписывает, берет следующий список.

Сталин: Много еще?

Молотов: Штук десять.

Сталин: Я думаю, хватит. Мы укрепили свои ряды, покончили с троцкизмом, создали условия для дальнейшего наращивания нашей мощи. Пора готовиться к войне.

Конец второго акта