Если я скажу, что люди – существа социальные, это будет приблизительно таким же открытием, как и то, что мы дышим. Жизнь каждого человека протекает в своего рода социальной матрице, одновременно глубокой и широкой, и наши взаимодействия в социуме во многих отношениях влияют на наши личностные характеристики и поступки. В связи с этим многие психологи утверждают, что хорошие межличностные отношения и участие в жизни общества представляют собой два краеугольных камня личного благополучия человека. Одно лишь перечисление наиболее убежденных сторонников данной теории заняло бы несколько страниц. Многочисленные статьи и исследования этих ученых совершенно однозначно доказывают, что психологическое здоровье человека частично зависит от его ощущения единения с окружающими и того, может ли он отдавать им свою любовь, заботу и поддержку, получая взамен то же самое.

Но, несмотря на вышесказанное, люди, излишне фокусируясь на материалистических целях, часто делают это за счет качественных взаимоотношений с окружающими. Сей печальный феномен комментировали многие мыслители и общественные критики. Так, социолог Роберт Патнэм недавно документально подтвердил снижение гражданской активности в США, выразившееся, в частности, в том, что американцы стали менее активно участвовать в деятельности местных боулинг-лиг, общественных организаций и т. д. А политолог Роберт Лейн пишет о том, что современные жители капиталистических стран страдают от «своего рода сильнейшего голода в сфере хороших межличностных отношений; им остро не хватает сердечных соседей, близкого окружения, членства в группах и местных сообществах и стабильной семейной жизни». Эти мыслители и их единомышленники отмечают, что материалистические ценности сегодня уверенно вытесняют другие, более значимые цели и устремления, поскольку, уделяя все больше времени зарабатыванию денег, мы преступно пренебрегаем своими мужьями/женами, детьми, друзьями и соседями.

Ученые уже представили конкретные научные данные, свидетельствующие о том, что безудержная ориентация на материалистические ценности действительно чревата рядом проблем, касающихся взаимоотношений с окружающими. Как мы уже говорили в главе 2, по оценкам исследователей, убежденные материалисты хуже адаптированы к обществу и чаще выбирают антисоциальные стили поведения, чем их менее материалистически настроенные собратья. В частности, в отчете по одному из исследований Коэнов мы читаем, что преклонение перед материалистическими ценностями ведет к нескольким расстройствам личности, в число симптомов которых входят серьезные трудности в общении с другими людьми. Шизоидным, шизотипическим и болезненно необщительным индивидам крайне трудно завязывать и поддерживать взаимоотношения; больные с пограничным состоянием и «нарциссы», как правило, на редкость эгоистичны в своих контактах с окружающими; у страдающих паранойей серьезные проблемы с доверием. Все это указывает на то, что плохие отношения с людьми, судя по всему, действительно можно считать одной из причин, по которым материалистические ценности и низкий уровень субъективного благополучия так часто идут рука об руку.

Решив всесторонне исследовать особенности взаимоотношений откровенных материалистов с людьми, мы с Ричем Райаном опросили более 200 студентов Университета Монтаны на предмет их материалистических тенденций (этот показатель оценивался с применением Индекса стремлений) и по поводу их наиболее важных романтических и дружеских отношений. Сначала участники исследования рассказали, сколько длилась их самая продолжительная любовная связь или дружба; затем охарактеризовали эти отношения с использованием набора эпитетов – одни эпитеты описывали позитивные качества, такие как доверие, принятие и дружба, а другие – негативные, например ревность и излишняя эмоциональность. Чтобы измерить общее качество коммуникаций респондентов, мы вывели специальные индексы, основанные на продолжительности и качестве такого общения, – по одному для оценки романтических и дружеских связей. Так вот, данное исследование однозначно показало, что для студентов, сосредоточенных на погоне за наживой, славой и имиджем, характерны менее качественные отношения с друзьями и любимыми. Иными словами, четкая ориентация на материалистические ценности, как правило, сопровождалась более краткосрочными и менее позитивными (более негативными) отношениями с окружающими, чем в случае с респондентами, которые преследовали в жизни иные цели.

Данный вывод явно перекликается с результатами еще одного исследования, в рамках которого ученые изучали агрессивные тенденции в отношениях пар. Кен Шелдон и Минди Фланаган раздали 500 студентам анкету с Индексом стремлений и шкалой для измерения того, как часто за последние полгода они совершали разные негативные поступки в отношении своих романтических партнеров. Эти поступки варьировались от споров, ссор и оскорблений до рукоприкладства и причинения партнеру физической боли. Даже после статистического учета возможных предшествующих уровней агрессивных тенденций участников исследования было очевидно, что материалистические ценности сопряжены с более конфликтным и агрессивным стилем поведения в романтических отношениях.

В результате других опросов было также выявлено, что материалисты значительно чаще чувствуют себя одинокими и оторванными от общества, нежели те, кто не ставит материалистические ценности во главу угла. Так, в рамках одного эксперимента мы с Шивани Ханной попросили участников оценить, в какой мере они согласны с утверждениями типа: «Для нормального общения с людьми мне порой приходится надевать маску», «Я часто чувствую себя выброшенным из своей социальной среды» и «Я часто чувствую, что должен играть перед окружающими какую-то роль». И индийские, и американские студенты, ориентированные на материалистические ценности (исходя из оценки по Индексу стремлений, шкале Ричинс и Доусона и еще одной шкале, разработанной Джорджем Мосчисом), повсеместно сообщали о том, что ощущают себя изгоями, оторванными от общества. Аналогичные результаты получил и Джон Мак-Хоски, который провел подобное исследование на базе выборки из 70 студентов из Мичигана; ребята, нацеленные в жизни прежде всего на финансовый успех, чаще других испытывали отчуждение от своей культуры. В частности, им порой казалось, что их «идеи и мнения по важным вопросам» расходятся не только со взглядами их родственников и друзей, но и с общепринятыми религиозными и общенациональными общественными нормами.

Доказательства зависимости между проблемными взаимоотношениями и материалистическими ценностями получены и на более подсознательном уровне. Так, мы с женой, анализируя сны, обнаружили, что материалисты в своих снах часто избегают близости и тесных уз с другими людьми. Многие участники нашего исследования, как в высшей степени материалистичные, так и проповедующие иные жизненные ценности, сообщали о снах, в которых они конфликтовали или имели проблемы со своими романтическими партнерами. Но если респонденты второй категории, как правило, старались использовать эти приснившиеся конфликты и трудности для того, чтобы исправить ошибки и улучшить взаимоотношения с любимыми в реальной жизни, то для материалистически настроенных участников была характерна прямо противоположная тенденция. Например, одна девушка, которой постоянно снилось, что ее парень ей изменяет, призналась: «Я вечно злюсь на своего бойфренда за то, что он натворил в моем дурацком сне… Меня мучает мысль, чем же он в действительности занимался в ту ночь, когда мне приснилась его измена; я думаю об этом постоянно, но никак не могу решить, что делать». А другие участники с откровенно материалистической ценностной ориентацией, судя по всему, были серьезно травмированы неудачными отношениями в прошлом и теперь всячески избегали близости с другими людьми. Одной женщине, например, часто снился бывший любимый, погибший в автокатастрофе; в вопроснике она написала: «Его образ до сих пор живет в моем сердце. Я никак не могу забыть его грустные глаза из своего сна. Я не могу ни с кем пойти на свидание или сделать что-то в этом роде, потому что мне кажется, будто тогда я ему изменю». И это, заметьте, несмотря на то, что она фактически рассталась с тем парнем незадолго до его трагической смерти. А еще одному нашему респонденту приснилось, что он встретился на курорте и помирился со своей бывшей подругой, и этот сон, по его собственному признанию, «заставил меня понять, что эта девушка слишком много для меня значит. Что, возможно, это и есть моя настоящая, но недостижимая любовь, и что я пока не готов к новым отношениям… Из-за этого [сна] я начал меньше доверять людям; я понял, что не хочу ни к кому привязываться [так было в оригинале]. Что я не готов к новым отношениям такой же степени серьезности». Иными словами, даже на подсознательном уровне люди с сильной ориентацией на материалистические ценности часто бегут от близких и тесных взаимоотношений с окружающими.

В общем и целом вывод таков: по сравнению с менее материалистически настроенными людьми людям, ставящим во главу угла финансовый успех и высокий общественный статус, свойственны более короткие и конфликтные отношения с друзьями и любимыми, они часто чувствуют себя изгоями, а их сны заставляют их еще активнее избегать контактов с окружающими.

Но почему материалистическая ценностная ориентация ведет к подобным проблемам? Судя по всему, этому способствуют как минимум два процесса. Во-первых, убежденные материалисты, как правило, склонны принижать значимость близких, интимных отношений и заботы о благе общества. В результате они нередко пренебрегают этими аспектами жизни и мало делают для того, чтобы выстроить с людьми качественные и здоровые отношения. Во-вторых, преклонение перед материалистическими ценностями проникает и в сами взаимоотношения, серьезно ослабляя их, что сильно препятствует удовлетворению важнейших потребностей человека в близости, поддержке и принадлежности к социальной группе.

 

Материализм и потребность в привязанности

Сразу несколько исследований подтверждают мысль, что людей, которые превыше всего ценят богатство, вещи, статус и имидж, не слишком волнуют проблемы межличностных отношений и забота о благе общества. Например, именно об этом свидетельствуют результаты опросов с использованием нашего Индекса стремлений. В частности, материалисты меньше времени и сил инвестируют в такие цели, как «Я хочу открыто проявлять любовь к окружающим», «Я мечтаю о серьезных близких отношениях», «Я хочу помогать другим жить лучше» и «Я хочу работать на благо общества». Подростков, участвовавших в описанном выше исследовании Коэнов, для которых главнейшим жизненным приоритетом было богатство, тоже, как правило, относительно мало интересовала такая цель, как «Забота о людях, нуждающихся в помощи». Исследования, проведенные в США и Сингапуре, показали, что и взрослых респондентов, которые ставят эти ценности на первое место по шкале Ричинс и Доусона, намного меньше заботят «хорошие отношения с окружающими», дружба и любовь.

Еще более убедительные доказательства того, что материализм мешает людям строить близкие взаимоотношения, предлагают исследования Шалома Шварца, собравшего данные о жизненных приоритетах взрослых респондентов, студентов и преподавателей из сорока стран мира. Участники оценивали по степени важности длинный список ценностей, после чего их ответы были проанализированы с использованием статистического метода и по результатам этого анализа расположены конкретным образом в круговом порядке. В конечном итоге те ценности, которые, по мнению большинства людей, относительно совместимы друг с другом, оказались в этой «циклической структуре» рядом, а ценности, воспринимаемые большинством как противоречивые или конфликтующие между собой, на противоположных сторонах окружности.

В рамках данного исследования материалистические ценности отдельно не измерялись, но несколько ценностей, по сути, сами собой объединились в кластеры, довольно сильно напоминающие то, что другие исследователи трактуют как четко выраженные материалистические тенденции. В частности, такие жизненные приоритеты, как богатство, общественное признание, имидж, амбициозность и успех, располагались на окружности довольно близко друг к другу, что наглядно отражает их относительную совместимость. Более того, данный анализ показал, что эти ценности напрямую противоречат двум важным социальным ценностям: доброжелательности и универсализму. Доброжелательность предполагает «стремление человека к сохранению и повышению уровня благосостояния людей, с которыми он непосредственно контактирует» и оценивается по таким конкретным критериям, как лояльность, ответственность, честность, умение прощать и быть полезным, стремление к настоящей дружбе и зрелым романтическим отношениям. А универсализм подразумевает «взаимопонимание, признание, терпимость и заботу о благе всех людей и природы» (выделено в оригинале) и оценивается по таким качествам, как широта мировоззрения, а также стремление к социальной справедливости, миру во всем мире и равенству. Кросскультурные свидетельства Шварца, собранные на базе опроса тысяч респондентов из самых разных стран мира, наглядно демонстрируют, что что-то в материалистическом подходе к жизни серьезно мешает находить в материалистах характеристики, указывающие на качественные взаимоотношения с окружающими (лояльность, готовность помочь, любовь) и готовность заботиться об интересах более широкого общества (стремление к миру, справедливости, равенству).

Эти выводы были подтверждены и дополнены в ходе экспериментов с дошкольниками. Исследователи Марвин Голдберг и Джеральд Горн решили проверить, как сказывается просмотр рекламы на детях, в частности, не делает ли их это более безразличными к социально ориентированным видам деятельности. Малышей 4–5 лет произвольно разделили на группы и продемонстрировали два десятиминутных ролика; в первом рекламы не было вообще, а второй дважды прерывался рекламой конкретной игрушки. Затем детям показали фотографии двух одинаково привлекательных мальчиков. Один держал в руках только что разрекламированную игрушку, но его описали как «не очень хорошего мальчика»; второй был с пустыми руками, но деткам сказали, что «это очень хороший мальчик». Далее маленьких респондентов попросили ответить, с каким из этих двух мальчиков им больше хотелось бы подружиться и что бы они выбрали: поиграть с его игрушкой или со своими друзьями в песочнице. И дети, которые только что смотрели рекламу, в основном делали менее социально ориентированной выбор. Так, из группы, которой не показывали рекламу, с «не очень хорошим мальчиком», владельцем вожделенной игрушки, захотели играть только 30 процентов ребятишек, а во второй группе таких желающих оказалось целых 65 процентов; дети были готовы на все, только бы получить шанс поиграть с игрушкой. Кроме того, 70 процентов детей, не видевших рекламу, предпочли игру с друзьями в песочнице, в то время как из тех, кто видел рекламные ролики, такой вариант устроил всего 36 процентов. Таким образом, в обеих исследованных учеными ситуациях материалистические устремления маленьких участников брали верх над их склонностью к здоровым социальным взаимодействиям.

Конфликту между материалистическими ценностями и отношениями человека с окружающими его людьми, выявленному в результате описанных выше исследований, можно дать несколько объяснений. Во-первых, разные ценностные ориентации, как правило, предполагают разные стили мотивации: один нацелен на удовлетворение психологических потребностей, а другой – на внешнее вознаграждение и признание общества. Кроме того, Шварц предполагает, что если человек одновременно ориентирован на финансовый успех и ценности, ассоциирующиеся с доброжелательностью и универсализмом, он, скорее всего, столкнется с сильным внутренним и социальным противоречием, ибо «восприятие других людей как равных себе и забота об их благе изначально несовместимы с погоней за личным успехом и чувством превосходства над окружающими». Далее, судя по всему, материалистические ценности заставляют человека трактовать близкие отношения и заботу о других как нечто совершенно бесполезное и не приносящее никакой прибыли, то есть как то, что не принесет ему никакой выгоды. По сути, описанное в следующем разделе исследование указывает на то, что материалист нередко рассматривает окружающих прежде всего как средство для достижения собственных материалистических целей.

 

Люди как предметы

Поскольку ценности оказывают огромное влияние на наше поведение, степень, в которой мы сосредоточены на них, непременно отражается и на нашем взаимодействии с окружающими. Когда люди ставят во главу угла потребление и покупки, зарабатывание денег и их трату; когда вещизм поглощает их с головой, они довольно часто начинают относиться к окружающим как к предметам. Философ Мартин Бубер назвал эту межличностную позицию «отношениями Я-Оно», в которых качества, субъективный опыт, чувства и желания окружающих игнорируются, считаются неважными или рассматриваются исключительно с позиции их полезности лично для себя. При таких взаимоотношениях окружающие низводятся до уровня предметов; с точки зрения откровенного материалиста они лишь немногим отличаются от вещей, которые можно купить, использовать и выбросить за ненадобностью. Такому опредмечиванию Бубер противопоставил «отношения Я-Ты», в которых люди признаются существами чувствующими, с собственными субъективными мыслями и мнениями, порой отличающимися от ваших, но при этом не менее важными и значимыми.

В культурах, где доминирует идея потребления, примеры «отношений Я-Оно» и опредмечивания людей найти нетрудно; в наши дни они, к сожалению, становятся все более распространенным явлением. Приведу всего три коротких примера, которые прекрасно демонстрируют, как овеществляющий человека материалистический настрой проникает в отношения родителей с детьми, а также в романтические и деловые отношения.

Однажды я прочел в журнале небольшую статью, в которой шла речь о том, что современные родители все чаще хотят, чтобы с их детьми сидели няни-мужчины, считая, что они лучше женщин воспитывают в своих подопечных дух соперничества – качество, якобы особенно востребованное в нынешнем сложном мире. Завершалась статья словами главы компании Intelligence Factory: «Каждый родитель должен управлять своими активами, в том числе и своими детьми». Обратите внимание, что о детях говорилось как о финансовых придатках их родителей, которыми нужно постоянно и жестко управлять, дабы вырастить из них зеркальное отражение старшего поколения, а не как о личностях с собственным внутренним миром и мировоззрением, требующими развития.

Примеры опредмечивания нередко встречаются и в романтических отношениях. В рамках одного весьма красноречивого исследования Аарон Ахувиа проинтервьюировал двадцать семь клиентов некоммерческой службы знакомств и обнаружил, что их рассуждения о знакомствах и встречах с потенциальными партнерами буквально кишат, как выразился исследователь, «рыночными метафорами». Одни клиенты говорили о знакомствах как о «возможности увидеть свежее мясо на столе» или о том, что они чувствуют себя на свиданиях словно «ребенок в кондитерской». Другой, напротив, высказался как о товаре о самом себе: «В моей жизни был момент, когда меня очень беспокоили новые знакомства и свидания, потому что я чувствовал, что мне особо нечего предложить». А несколько позже, по его же словам, он решил, что представляет собой «совсем неплохой выбор для тех, кто пришел на этот рынок». Нашлись и те, кто использовал экономические метафоры; например, говорили, что первое свидание похоже на «собеседование при приеме на работу», или сравнивали новые знакомства с «инвестированием в фондовый рынок». И, как это ни печально, практически никто из участников не сказал о заботе и искреннем интересе к другим людям; о том, что хочет попытаться лучше узнать и понять своего нового знакомого.

И наконец, последний пример – брошюра, рекламирующая курсы по ведению бизнес-переговоров, которая однажды попалась мне на глаза. На иллюстрации были изображены двое мужчин в строгих костюмах, сидящие по разные стороны стола. Потенциальный клиент говорит: «Я прямо сейчас могу назвать шесть человек, которые дадут мне лучшую цену». Далее в рекламе идет такой текст: «Если вы после этого снизите цену, желая угодить клиенту, вашему боссу это вряд ли понравится. Он назовет вас слабаком. А вы терпеть не можете, когда вас так называют. Но покупатель утверждает, что отлично обойдется без вас. Правда ли это? Не блефует ли он?» Переворачиваем страницу брошюры и читаем: «Каждому продавцу знакомы стресс, ощущение тревожности, мучительные догадки о том, о чем думает вторая сторона переговоров… Возможно… ваш клиент уклоняется и маневрирует, сводя на нет все ваши попытки убедить его принять ваши условия. Или давит на вас, торгуясь по поводу каждого мельчайшего пункта соглашения до тех пор, пока от вашей прибыли не останется и следа, – и в конце концов ваше терпение лопается». Очевидно, что речь в данном случае идет отнюдь не о тех типах взаимодействий, которые способны удовлетворить нашу потребность в близости и привязанности. Боссы кричат и оскорбляют. Клиенты «уклоняются и маневрируют» и «давят». И продавец, охваченный тревогой, ощущая сильный стресс и собственную беспомощность, ведет себя в том же духе, стараясь «дожать» клиента. Как думаете, стала бы работа этого продавца эффективнее, если бы он принял участие в рекламируемом семинаре по ведению переговоров и, как говорится в брошюре, ушел с него «с целым арсеналом стратегий» и «полным набором жестких тактик, методик и рекомендаций»? Воинственность риторики налицо, а неспособность относиться друг к другу как к личностям представлена завуалированно.

Все эти примеры демонстрируют, что, когда вещи и деньги становятся нашими основными жизненными приоритетами, нас гораздо меньше волнует, понимаем ли мы в полной мере чувства и желания других людей, ценим ли их жизненный опыт. Вместо этого окружающие становятся для нас, по сути, предметами, и в итоге теряют свою ценность как личности. С точки зрения материалиста люди в основном существуют для того, чтобы он мог пользоваться и манипулировать ими и в результате получать желаемое.

При формировании материалистического мировоззрения тенденция относиться к окружающим с великодушием и эмпатией, как правило, серьезно ослабляется. О прямой зависимости между материалистическими ценностями и отсутствием щедрости, как вы помните, говорил Белк, который оценивал эти качества как центральные компоненты материалистической жизненной позиции (см. ). Другие исследователи также связывают материалистические ценности с эгоистичным, предвзятым стилем общения. Так, например, в одном из исследований Ричинс и Доусон предложили отобранной группе взрослых американцев подумать, как бы они распорядились нежданно-негаданно свалившимся на них наследством в 20 тысяч долларов. Те, кто ставил на первое место финансовое благополучие, ответили, что потратили бы в среднем 3445 долларов на «покупку вещей, которые мне нужны или о которых я давно мечтаю», – что в три раза больше, чем готовы были потратить на себя менее материалистически настроенные респонденты (в среднем 1106 долларов). Первая категория оказалась менее щедрой и с точки зрения благотворительности: на нужды церкви или общественным фондам они пожертвовали бы 733 доллара (оппоненты – 1782 доллара соответственно), друзьям и родственникам одолжили бы 1089 долларов (против 2631 доллара у второй категории). Похожие результаты были получены и по выборке студентов, которую исследовал Джон Мак-Хоски; люди с четким фокусом на финансовом успехе намного реже, чем нематериалисты, выказывали готовность совершать значимые в социальном плане поступки, например одалживать людям деньги, обучать их чему-либо и заниматься волонтерской работой.

Кроме того, материалистически настроенные люди, как правило, не особо считаются с точкой зрения окружающих. Мы с Кеном Шелдоном измерили уровень эмпатии студентов, то есть их способность и готовность учитывать мнение других людей. Чуткие, сопереживающие респонденты соглашались с утверждениями типа «Прежде чем кого-то критиковать, я стараюсь представить, как бы я чувствовал себя на его месте» и не поддерживали высказываний вроде «Если я уверен в своей правоте по какому-то вопросу, то не намерен выслушивать аргументы окружающих». А студенты, ориентированные на материалистические цели, проявляли относительно низкую готовность «залезть в шкуру другого человека» и не считали нужным учитывать чью-либо точку зрения.

Впрочем, неспособность к эмпатии и отсутствие щедрости – это лишь две характеристики такого явления, как опредмечивание людей, и только две части того, что вредит нашим взаимоотношениям, если мы ставим материалистические ценности во главу угла. Другие исследования показывают, что ориентация на финансовый успех весьма успешно усиливает тенденцию использовать людей, манипулировать ими ради улучшения собственного статуса и имиджа или получения личной выгоды.

Барри Шварц назвал это явление «инструментальной дружбой»; он писал, что в капиталистических, потребительских обществах «требуется только одно – чтобы каждый “друг” был вам чем-то полезен. Инструментальная дружба очень сильно напоминает рыночные, договорные отношения, при которых личный контакт и признание взаимной зависимости партнеров подменяются официальными договорными документами». Иными словами, вместо того чтобы взаимодействовать как два человека, которые готовы общаться и прислушиваться друг к другу, друзья нужны для осуществления определенных видов деятельности или исполнения конкретных желаний. Чтобы проверить эту теорию, мы с Шивани Ханной проанализировали тенденцию людей использовать окружающих как инструмент для усиления своей популярности, повышения статуса или самооценки. Респонденты, имеющие склонность относиться к людям как к предметам, соглашались со следующими утверждениями: «Мне нравится общаться с “крутыми” людьми, потому что это помогает и мне стать таким же», «Мне нравятся популярные люди» и «Если друг не может помочь мне продвинуться в жизни, я обычно прекращаю с ним отношения». Данное исследование наряду с еще тремя, которые также оценивали материалистические тенденции, проводилось на базе групп студентов из США, Индии и Дании. И все четыре выявили четкую связь между тем, насколько высоко респонденты ценят материальные блага, и их склонностью использовать окружающих в своих практических целях; причем данный вывод относится ко всем трем странам.

Еще одна концепция, которая включает в себя многие элементы опредмечивания людей, – макиавеллизм, явление, названное так в честь итальянского философа и политика Никколо Макиавелли. Специалисты используют для измерения этой жизненной концепции специальный вопросник, с помощью которого оценивается предрасположенность респондентов к цинизму, недоверию к окружающим и эгоцентризму, а также их желание манипулировать людьми. Участники, которые набирают по уровню макиавеллизма много баллов, одобряют манипуляции в межличностных отношениях (например, соглашаясь с утверждениям вроде «Никогда не называй никому истинной причины, по которой ты что-то сделал, если это не принесет тебе конкретной выгоды»), считают, что люди в подавляющем большинстве ленивы и лживы (разделяя такие высказывания, как «Тот, кто полностью доверяет окружающим, нарывается на неприятности»), и не слишком пекутся о честности (например, решительно не поддерживают суждение вроде «Никакая ложь не может быть оправдана»). Далее, если респондент получает большой балл по уровню макиавеллизма, он, как правило, холоден и бесстрастен, имеет проблемы с взаимоотношениями и часто ведет себя как самовлюбленный эгоист, а то и как человек, страдающий тем или иным психопатическим расстройством. И, как подтвердило исследование Мак-Хоски, проведенное на базе трех выборок 250 студентов-выпускников, данная личностная характеристика непосредственно связана с ориентацией на материалистические ценности. Участники, для которых несомненным приоритетом был финансовый успех, как правило, набирали большой балл по уровню макиавеллизма.

Стоит упомянуть еще об одном исследовании, убедительно продемонстрировавшем, что материалистические ценности действительно приводят к тому, что их приверженцы обычно манипулируют людьми и склонны проявлять эгоизм в социальных взаимодействиях. Кен Шелдон, его жена Мели Шелдон и Ричард Осбалдистон изучили поведение материалистов в ситуации, когда у них имеется мотив и возможность либо сотрудничать со своими друзьями, либо попытаться их обойти. Каждый из 95 студентов первого курса назвал имена троих своих друзей, которые тоже могли бы заполнить анкеты для исследования. Затем исходные респонденты и указанные ими друзья ответили на вопросы из Индекса стремлений и сыграли в социальную игру под названием «Дилемма заключенного». Игры на решение социальных дилемм вроде этой часто используются для изучения взаимодействия людей в ситуациях, имитирующих проблемы реального мира. В данном исследовании студентам сказали, что тот, чья группа наберет самый высокий балл, получит бесплатные билеты в кино, так же как и игроки с наивысшим баллом. Затем участникам показали матрицу, представленную в таблице 6.1, и попросили определиться, какой подход им по душе: сотрудничать с друзьями или опередить их, набрав высший балл в одиночку.

Таблица 6.1. Матрица решения социальной дилеммы, предложенная участникам исследования Шелдонов и соавт. (2000 г.)

Сложность заключается в том, что человек должен сделать выбор: сотрудничать в игре с друзьями или попытаться опередить их и выиграть индивидуально, не зная, как в данной ситуации поступят другие игроки. Например, если все четверо членов вашей группы решат сотрудничать, выиграете и вы (получив 8 баллов), и ваша группа (набрав максимальные 32 очка). Вы можете в одиночку заработать больше очков, если решите обыграть друзей, вместо того чтобы сотрудничать с ними, но это произойдет только в случае, если остальные члены вашей группы предпочтут сотрудничество. То есть вы выиграете, подставив своих друзей, и они из-за вашего эгоизма наберут меньше баллов.

Как и следовало ожидать, материалисты чаще решали обыграть друзей, нежели сотрудничать с ними. Менее очевидным результатом стало то, что такие люди, как правило, набирали в игре меньше очков, чем нематериалисты, – отчасти, очевидно, потому, что их друзья в основном тоже были приверженцами материалистических ценностей. В итоге они оказывались в группах, состоящих из единомышленников, то есть из людей, чьи ценности заставляли их стремиться обойти других игроков, а не сотрудничать с ними. Как видно в нижней части матрицы в таблице 6.1, если большинство членов группы выбирают соперничество, уменьшается как индивидуальный, так и групповой выигрыш. В этой ситуации в распоряжении игроков, разделявших материалистические ценности, просто «не оказалось простаков, которых можно было эксплуатировать, и они не доверяли друг другу настолько, чтобы сотрудничать ради взаимовыгоды». В других же случаях у респондентов-материалистов такие люди нашлись; пятеро участников набрали максимально возможный индивидуальный балл (55), выбрав опережение своих друзей все пять раз, в то время как остальные члены их групп каждый раз предпочитали сотрудничество. Очевидно, вас не слишком удивит, что все, кто воспользовался готовностью своих друзей к сотрудничеству ради личной выгоды, уверенно ставили на первое место материалистические ценности.

 

Резюме

Материалистические ценности – богатство, статус и имидж – отнюдь не способствуют тесным межличностным отношениям и связям с другими людьми, что является однозначными признаками психологического здоровья и высокого качества жизни. Целый ряд исследований на базе выборок дошкольников, студентов и взрослых из самых разных стран мира свидетельствует о том, что приоритетность материалистических устремлений резко конфликтует со многими характеристиками высококачественных человеческих коммуникаций и совершенно не согласуется с такими целями, как забота о благе общества и улучшение мира в целом. Материалистические ценности заставляют людей меньше инвестировать в отношения с окружающими и жизнь общества. Примечательно, что это относительное отсутствие заботы о крепких контактах с окружающими проявляется в некачественных отношениях, характеризуемых слабой эмпатией и недостатком щедрости, а также тенденцией опредмечивать людей, постоянными конфликтами и чувством отрыва от социума. Как следствие, эти ценности сильно ослабляют нити, связывающие супружеские пары, друзей, родственников и местные сообщества и, следовательно, мешают удовлетворению важнейших потребностей человека в общении и принадлежности к социальным группам.