Чердак заперли и, по новым законам, пообещали отдать в полную собственность жильцам верхнего этажа.
Костя с Катей жили в Митино по-прежнему. Они хотели было уехать, но хозяйка просила остаться и снизила цену вдвое. Может, потому что квартиры подешевели, а может, по личным мотивам.
Но были новости. Главный прокурор Стервятов сел. Шеф МВД Смирняшин стал премьер-министром. При этом, как всегда, обновилось всюду. Костю позвали в эмвэдэвский центр по связям с общественностью и на должность замглавреда в журнале «Готовим вместе». Полковник Колокольников сказал: «Шеф на место Смирняшина, я на место шефа, а ты – на мое. Потом Смирняшин в президенты, ну и так далее». Ресторан «Патэ&Шапо» преподнес Касаткину гостевую карточку на 20%-ю скидку. Карточку Костя принял. Об остальном раздумывал.
Слава Костиков оказался приятным парнем. Беседуя за пивом, позвал Касаткина открыть на пару сыскное агентство. «Опять искать руки-ноги?» – спросил Костя. «Не шути, Константиныч», – был ответ.
Но Костя все еще любил свой «Ресторанный рейтинг». Всегда находил, о чем писать, особенно, когда был голодный.
Он так и не решил, где жить лучше и где, точно, свежий дух, а где мертвечина. На Берсеневке – кремлевские фантомасы, в Митино – пирожки с человечиной.
Катя, как и Костя, раздумывала, чем заняться. На учительницу она была непохожа. В школе казалась временной. Может, потому опять пошла к Ушинской. Дети после урока обступали ее на всю перемену.
В общем, жили обыкновенно. Впечатление было, что проглотили ужасную историю, не поморщились. Кисюк Раиса Васильевна, Егор, Струков как-то даже заматерели в своей неизменности. Струков утюжил брюки, Егор стоял с «Дуэлью» и «Лимонкой» у «Библио-Глобуса», а Раиса Васильевна отводила душу в очереди у молочной цистерны и выгадывала, покупая то тут, то там.
Чемодану дали год условно. Каким-то образом суд учел, что, спасибо ворованному кабелю, Касаткина изуверы не сварили в ведре. Народ от Чикина не отвернулся. К тому же сантехнической работы было невпроворот.
Разумеется, все это было правильно, но у некоторых жизнь все-таки изменилась к лучшему.
Во-первых, Мира, Ушинская и Митя Плещеев неожиданно пошли в гору. Мира с мая заведовала больницей и получила от известного всей стране миллионера-почечника деньги на строительство больничного комплекса, включая ЛЭК. К Ушинской просилось все Митино, часть Южного Тушина и Покровского-Стрешнева. Нашлись чудаки-родители с Сухаревки. Народный почет держал Ольгу на ногах. Беленький и китайцы остались. Беленький разминал стариков и детей, а китайцы готовили в настоящем китайском воке школьные завтраки из риса с трепангами. Струков с Хаббардом переехали. Но место в кабинетике заняли курсы «Английский на CD». Плещеев, пройдя курс у нарколога ЦМРИА, как говорят, соскочил с иглы. Он сел в Олегов киоск и неожиданно прижился. Медлительный и кроткий, Митя стал идеальным киоскером. Его так полюбили, что пропускали автобус, покупая у него пепси и цветные резиночки для волос.
И во-вторых, образовались новые отношения.
Кучин женился на Нинке. Венчал их о. Сергий. Это было первое венчание в церкви Покрова-на-Крови. Жить Кучин перешел от матери к жене. Уходили они утром, приходили вечером, без выходных.
Матильда Петровна Бобкова прибилась к Беленькому. ДЭЗ она бросила и стала постоянным членом «Черных Докторов». Надела белую маечку с солнцем и, сидя на коврике, махала руками. Вечерами они сидели друг у друга. Бобкова размякла, Беленький перестал прикидываться жалким. Смотрел властно.
А Лёва Жиринский подружился с Матреной Степановной. Пекла она практически ему одному. Перенес к ней компьютер и диссертацию о ритуальных оргиях печатал у нее, дыша блинами. Вся округа сплетничала. Жиринский был моложе Харчихиной на тридцать лет. «Слышали, Жирный – с Харчихой!» – говорил сосед соседу, и оба смотрели друг на друга и не знали, плакать или смеяться.