К северу от Неаполя, среда, 7 октября

Прошло почти двое суток с тех пор, как Энрико познакомился со своим отцом. Большой черный лимузин проехал в ворота охраняемой усадьбы севернее Неаполя. Мерседес ехал по извилистой, обсаженной кипарисами дороге к большому дому, там машину уже ждал священник лет пятидесяти в черном костюме. Священник был коренаст, массивен и внешне напоминал борца. Его звали Франческо Буффони, он был личным секретарем Луция IV. Когда лимузин остановился в небольшом незаасфальтированном дворике, поднялось облако пыли и Буффони закашлялся. Шофер и телохранитель вышли из машины, чтобы открыть заднюю дверь. Двое священников поднялись с заднего сиденья и подошли к Буффони, который крайне официально поприветствовал их и провел в дом. Он проводил их в библиотеку, в которой за два дня до того Томас Сальвати разговаривал со своим сыном. Сейчас Сальвати стоял перед одной из многочисленных полок и читал какую-то толстую книгу, которую тут же, как только вошли священники, захлопнул.

— Церковное право, — сказал антипапа, повернувшись к ним, — проклятие любого, принятого на работу священника. Но у меня складывается впечатление, что нынешнее положение вещей уникально. Чтобы антипапа после смерти понтифика вступил в его должность — это уникальный случай. Ничего подобного я не смог отыскать. Наверное, комментарии к церковному праву вскоре придется переписывать.

Он хотел поприветствовать обоих посетителей, пожав им руки, но они преклонили перед Луцием колени и поцеловали перстень на его правой руке, на котором был выгравирован апостол Петр во время рыбной ловли.

— Вы целуете перстень не своего понтифика, — удивленно произнес Сальвати.

— Теперь в нашем сердце понтифик — вы, Святой отец, — ответил кардинал-префект Ренцо Лаваньино, поднимаясь с колен. — Как вы только что сказали, церковное право нужно будет переписать.

— Значит ли это, что в Ватикане хотят объединения наших церквей со мной во главе?

Кардинал Феррио тоже поднялся и кивнул.

— Нужно провести еще небольшую разъяснительную работу, но это скорее вопрос дней, чем недель или месяцев.

— Удивительно! — воскликнул Сальвати. — Мне казалось, что у Кустоса в Ватикане очень сильная поддержка.

— У него она, без сомнения, была, но гибель понтифика привела людей в замешательство, — объяснил Лаваньино. — Перед этим была неудачная попытка возвести на Святой престол кого-нибудь из рядов избранных. Но проблема заключалась в том, что среди них не было человека с подходящим титулом кардинала. Кустос был их козырной картой, и теперь они потеряли его навсегда. Его смерть — лучшее, что могло произойти для нас.

Сальвати строго взглянул на главу Конгрегации доктрины веры.

— Следовательно, вы одобряете покушение, ваше преосвященство?

— Нет, конечно, нет, — быстро возразил Лаваньино. — Но то, что случилось, мы уже не в состоянии изменить. Даже если это было отвратительное преступление, последствия лишь пошли нам на пользу.

— Тут вы, наверное, правы, — произнес Сальвати таким тоном, который не позволял сомневаться в том, что он лишь вынужденно оказался человеком, извлекшим выгоду из этого покушения. — Давайте же присядем и спокойно обсудим последние новости Ватикана! Я приготовил маленькую закуску. После долгой дороги вам обоим не помешает подкрепиться.

Они присели, и слуга подал поднос, уложенный кусочками белого хлеба. Второй слуга принес красное вино и воду. Когда Сальвати и его гости вновь остались наедине, антипапа сказал:

— Покушение на Кустоса может быть исполнением третьего предсказания из Фатимы и одновременно видением, которое случилось у отшельников из Борго-Сан-Пьетро.

— Совершенно верно, ваше святейшество, — подтвердил Феррио, взяв с подноса ломтик белого хлеба. — Мы живем в знаменательное время, время перелома и новых начинаний. Но именно поэтому мы не можем сойти с пути истинного, и именно поэтому Церкви нужен такой понтифик, как вы.

— Другое видение, которое было брату отшельника, указывает нам истинный путь, — пояснил Лаваньино. — Лишь благодаря разделению Церкви стало возможным привести вас на Святой престол, ваше святейшество.

— Как хорошо, что именно вы поддерживаете Святую церковь истинной веры, — сказал Сальвати. — Иначе я и мои соратники никогда бы не узнали смысл этого видения. Запись об этом, вероятно, очень старая. Может быть, вы позволите мне взглянуть на нее?

— Конечно, — ответил Лаваньино. — Раз уж вы стали понтификом для всех верующих, то в ваше полное распоряжение переходит и весь секретный архив Ватикана.

— Разве этот документ не с вами? Я же просил вас об этом.

— Это было слишком рискованно, — ответил кардинал-префект с извиняющейся улыбкой. — Если бы кто-нибудь заметил, это наверняка вызвало бы подозрения. Но я передал вам содержание этого документа почти дословно, ваше святейшество.

— Правда? — Сальвати неожиданно перешел на резкий тон, который заставил гостей насторожиться. — Неужели в пророчестве так и сказано, что Церковь должна расколоться, чтобы обрести истинное предназначение?

— Ну конечно. Я ведь вам уже сказал!

— Возможно, вы не совсем дословно передали текст документа. Ваше преосвященство, такое может быть? Разве в документе не говорилось о том, что пророчество предостерегает от раскола Церкви, и о том, что один из понтификов придерживается ложного пути? Разве там не сказано, что одним из понтификов завладел князь ангелов?

Лаваньино оцепенел и схватился правой рукой за подлокотник кресла.

— Что вы хотите этим сказать?

— Что вы врали мне с самого начала и использовали меня в своих целях, о которых я теперь хотел бы послушать!

Кардинал-префект, казалось, рассердился.

— Но это же абсурд! На каком основании вы обвиняете нас в этом?

— За последние два дня у меня было две интереснейшие беседы.

— С кем?

— Сейчас вы все увидите, — ответил Сальвати.

Не прошло и пяти секунд, как в библиотеку вошли Елена, Энрико, Ванесса и Александр.

— Я думаю, будет неплохо, если эти четверо послушают наш разговор, тогда они будут в курсе дел. Ну, ваше преосвященство, вы по-прежнему настаиваете на своих словах, или я ошибаюсь?

Глава Конгрегации доктрины веры смотрел на четверых новых гостей на удивление спокойно.

— Значит, заговор. Как мило!

— И вы еще кого-то обвиняете в заговоре! — выпалила Елена. — Кто спровоцировал раскол Церкви, организовал убийства священников и подстроил покушение на Папу Кустоса? Именно вы, кардинал Лаваньино! Обман, наверное, никогда бы и не всплыл на поверхность, если бы Энрико не рассказал своему отцу о пророческом видении братьев Пиранези. Оно не совпадало с текстом, который вы передали.

Лаваньино выстоял под ее гневным взглядом.

— И теперь все собрались здесь, чтобы вершить надо мной суд? Или как мне понимать ваше появление здесь?

— Вы не признаете эти упреки в свой адрес, Лаваньино? — спросил Сальвати. — Даже то, что вы причастны к убийствам священников и покушению на Кустоса?

— А почему я должен это признавать? Это правда. И все же моя совесть чиста. Все, что я совершил, было сделано на благо Церкви.

— Какой Церкви? — допытывался Сальвати.

— Истинной Церкви, которая была и которая будет, только бы такие предатели как Кустос не заполучили власть и влияние.

Александр подошел к Лаваньино и презрительно взглянул на него.

— Неужели мы действительно должны отстаивать Церковь, которая убивает своих священников?

— Я раскаиваюсь в смерти этих мужчин, но это было необходимо, — заявил кардинал-префект. — Доттесио и Карлини, еще работая в Конгрегации доктрины веры, прибыли в Борго-Сан-Пьетро, чтобы исследовать чудесные деяния нашего нового Папы Луция, которого тогда хотели произвести в кардиналы. Они тоже слышали о пророческом явлении, происшедшем в Борго-Сан-Пьетро в 1917 году. Возникла большая опасность, что они сопоставят факты и спутают нам планы. Мы давно готовили кардинала Сальвати к понтификату. А глупые слухи о его чудесном целительстве, которые сблизили бы его с Кустосом, могли все испортить.

— Особенно когда доктор Фальк попыталась установить контакт с обоими, не так ли? — спросил Александр. — А когда она решила ехать в Марино, смертный приговор был вынесен и кузену Карлини, священнику Леоне.

— Все так, как вы говорите, синьор Розин, — подтвердил Лаваньино и стал вести себя еще спокойнее.

— А бургомистр из Борго-Сан-Пьетро? — спросил Энрико. — Почему он должен был умереть?

— По той же причине, конечно. Он был обеими руками за то, чтобы рассказать вам всю правду о вашем отце. К счастью, деревенский священник оказался предан нам. У него было задание: следить за тем, чтобы ни при каких обстоятельствах тайна не была раскрыта. Как он поведал кардиналу Феррио, с бургомистром дело дошло до драки, в которой отец Умилиани и совершил убийство. Все это произошло в запале и не было запланировано. Но убийство так отяготило совесть Умилиани, что он предпочел добровольно уйти из жизни.

— После того, как кардинал Феррио побеседовал с ним, — произнес Энрико, глядя на священника, с которым встретился в церкви Сан-Франческо. — Он, конечно же, не стал отговаривать Умилиани от самоубийства.

Феррио не выказывал признаков раскаяния, но и не радовался. С равнодушным лицом, словно он был тут ни при чем, ответил:

— Умилиани был слишком простым человеком, даже для деревенского священника. Он никогда бы не смирился со своим поступком. Смерть стала для него единственным выходом.

— Но его смерть была единственным выходом и для вас! — продолжал Энрико. — Вам тогда больше не стоило бояться, что все всплывет, если Умилиани захочет облегчить совесть.

Сальвати поднялся и беспокойно заходил взад и вперед.

— Все это скверно, даже очень скверно. Не забывайте об убийстве Маркуса Розина, о котором рассказал мне синьор Розин. Это ведь было убийство, не так ли?

— Мы заставили предателя замолчать, — ответил Лаваньино.

— Но все затмевает покушение на Кустоса, во время которого погиб не только понтифик, но и многие другие высокопоставленные церковные мужи. Для меня все это непостижимо! Как вы могли решиться на такое, Лаваньино?!

— Это был такой же целесообразный поступок, как и все остальные. Одним ударом мы устранили не только понтифика, но и многих людей из его самого близкого окружения. Мы должны были это сделать. К тому же это было не что иное, как исполнение пророчества. Мы выполняли волю Господа.

Сальвати подошел к Лаваньино и сжал кулаки, словно хотел ударить его.

— Не делайте Господа соучастником ваших преступлений! То, что вы находитесь в должности кардинал-префекта, большой стыд для Церкви!

— Для какой? — спросил Лаваньино и остался спокойно сидеть на стуле. Невозмутимость Феррио и Лаваньино после таких упреков поражала.

В отличие от них, Ванесса во время этой дискуссии заметно нервничала и, сидя в кресле, глубоко дышала, пытаясь хоть немного успокоиться. Энрико опустился рядом с ней и обнаружил, что она вся дрожит. Пот градинами выступил у нее на лбу. Энрико быстро налил стакан воды и протянул ей. Она выпила ее жадно, большими глотками, как изнывающий от жажды путник.

— Мы должны закончить этот фарс, — сказал Сальвати, взглянув на Ванессу, и открыл верхний ящик одного из комодов, в котором находился магнитофон. — Я думаю, мы обговорили все важные вопросы и обеспечили рабочим материалом как адвокатов, так и церковных судей. Сегодня я еще выступлю перед общественностью и объявлю, что ухожу с должности понтифика. Даже если бы я не знал о ваших злодеяниях, Лаваньино, я все равно бы чувствовал свою вину за это.

Теперь поднялись кардинал-префект и Феррио.

— Я удивлен, сколь вы наивны, — сказал Лаваньино. — Вы действительно думаете, что сможете сломать наши планы с помощью какой-то глупой записи?

Он подошел к комоду, но Александр быстро преградил ему путь. В этот момент Феррио выкрикнул какое-то имя и в библиотеку ворвались четверо вооруженных людей. Двое из них были шофер и телохранитель обоих кардиналов. Двое других служили в охране поместья. Принимая во внимание заряженные пистолеты, Александр понял, что ему не остается ничего иного, как наблюдать за тем, как кардинал вытаскивает записывающее устройство из ящика и давит его на полу каблуком. Потом кардинал извлек пленку, смял ее и сунул себе в карман сутаны.

— Как глупо с вашей стороны полагать, что я отправлюсь в логово льва. Конечно, эта усадьба под контролем наших людей.

— «Totus Tuus» могуществен, — сказала Елена.

Лаваньино обернулся к ней.

— Видит Бог, синьорина. Вы еще узнаете, насколько силен наш орден!

Вооруженные палачи Лаваньино отобрали у Энрико и его спутников мобильные телефоны и все, что они могли использовать в качестве оружия. Потом они оставили их в подвале без окон, который запирался на засов. Здесь не было электричества, и только из дверных щелей струился слабый свет. Поэтому в маленьком помещении пленники могли видеть лишь силуэты соседей. В подвале стояли ящики, в которых хранились какие-то документы, но в полумраке нельзя было понять, что это за бумаги. Пленники использовали ящики как скамейки.

Энрико присел рядом с Ванессой и взял ее за руки. Она все еще дрожала, а ее дыхание было неровным.

— Что с тобой? — озабоченно спросил он.

— Мне плохо, но я не понимаю, почему, — тихо ответила она.

— Все здесь, наверное, слишком тяжело для тебя.

— Да, возможно. Мне жаль, что я раскисла. Но ни на уроках теологии, ни психологии не учат, как, оказавшись в подобной ситуации, строить из себя Джеймса Бонда.

— Тут иногда даже самая лучшая подготовка не помогает, — угрюмо заметил Александр. — Наш великолепный план обмануть Лаваньино лопнул, как мыльный пузырь.

— И он, и Феррио вели себя все время крайне спокойно, — заметила Елена. — Словно они подозревали, для чего их позвал Сальвати.

— Мне кажется, что они не просто подозревали, а даже знали, — ответил Александр. — Иначе они не держали бы своих охранников наготове.

— Но это значит, что нас кто-то предал, — сказала Елена.

— Совершенно верно, — проворчал Александр. — Либо Сальвати устроил для нас спектакль, либо среди нас предатель!

Энрико повернулся к Александру.

— Я не думаю, что Сальвати — предатель. И я это говорю не потому, что он мой отец. Он произвел на меня впечатление честного человека. К тому же у него просто не было мотивов для такого обмана.

— А возможно, и были, — возразил Александр. — Елена и я пишем для крупной газеты. Вполне вероятно, что Сальвати хочет сохранить свой непогрешимый облик для общественности.

— Тогда он мог бы устроить все это безболезненно для нас, а не разыгрывать этот фарс с Лаваньино, — сказал Энрико. — Кроме того, предатель может быть из окружения Сальвати. Если Лаваньино подкупил кого-нибудь из прислуги, этот человек наверняка нас выследил и выдал.

— Может быть, — согласился Александр. — В любом случае не пойти сразу в полицию было нашей главной ошибкой. Нам следовало бы как минимум предупредить комиссара Донати, когда у нас еще было время для этого.

— Но мы ведь все согласились, что нам сначала нужно получить доказательства, — напомнил ему Энрико. — Для моего отца и Церкви истинной веры тоже поставлено многое на карту. Если бы мы пошли в полицию с пустыми руками, журналисты сразу же распустили бы глупые слухи о том, что Сальвати, возможно, замешан в покушении на Папу Кустоса.

— Конечно, нам не стоило привлекать внимание к твоему отцу, но и не следовало браться за это дело своими силами, — проворчал Александр. — Теперь мы здесь крепко засели и вряд ли что-нибудь сможем сделать.

— С нами наверняка ничего не случится, — сказала Ванесса, но это прозвучало не очень убедительно.

Александр взглянул в ее сторону.

— Мы не должны себе врать. Лаваньино открыто признался, что убийства — его рук дело. Да и на вопрос о покушении на Кустоса он ответил, что для него не имеет значения, сколько людей погибло, — больше или меньше. Боюсь, что наша ситуация более чем серьезная. Если у кого есть идеи, как выбраться отсюда, даже самые нелепые, пусть предлагает.

— Мы можем поджечь бумагу в ящиках, — предложила Елена. — Когда охранники откроют дверь из-за огня, возможно, нам удастся убежать.

— Какая нелепая идея! — воскликнул Александр. — Прямо как в кино! На практике мы можем сжечь себя или задохнуться от дыма быстрее, чем кому-либо придет в голову открыть засов на двери.

Они еще немного поговорили о планах побега, но ни одно из предложений не было принято. Выходило так, что они в лапах Лаваньино будут до самой смерти.

Должно быть, прошло уже три или четыре часа, когда они услышали голоса в коридоре. Со ржавым скрежетом отодвинулся засов, и подвал залил необычайно яркий свет. В помещение вошли вооруженные люди и взяли пленников на мушку. За ними показался совершенно седой мужчина в костюме-тройке.

Он поставил на один из ящиков черный кожаный чемодан и сказал:

— Я врач, и хочу каждому из вас сделать укол.

— Спасибо, но мы все уже привиты, — с сарказмом ответил Александр.

Врач холодно улыбнулся.

— Я не буду делать вам прививки. Это успокоительное. Вам пойдет на пользу, если вы немного успокоитесь и отдохнете.

Александр подошел к доктору.

— Если вы действительно хотите сделать для нас что-то хорошее, доктор, тогда позаботьтесь о том, чтобы мы побыстрее отсюда выбрались. Лишь после этого я смогу спокойно заснуть.

Врач открыл свой чемодан и как бы между прочим заметил:

— О, это вы сможете сделать и после укола, будьте уверены.

Направленное оружие не оставляло пленникам никакого выбора. Им пришлось оголить руки и не дергаться, пока врач вгонял под кожу длинную иглу. Для Энрико резкая боль быстро переросла в приятную тяжесть, которая разлилась по всему телу. Прошло несколько минут или даже секунд, и у него осталось лишь одно желание — закрыть глаза и поспать. Все вокруг него погрузилось в густой туман. Голоса, которые он слышал, звучали нечетко, странно и искаженно, как будто звук доносился откуда-то издалека. Энрико часто боялся засыпать, но теперь самым страстным его желанием было попасть в объятия Морфея. Он закрыл глаза и не почувствовал, как его тело обхватили крепкие, вполне земные руки и вынесли в коридор.