"Постоянные места на кладбище" Минуло два года. Юрик заканчивал десятый класс, а Ляля пятый.

Грянули перемены в политике государства, народ стал широко выезжать. Теперь можно было объехать не только весь СССР от Байкала до Средней Азии, но и всю заграницу.

От школы, где учились Ляля с Юриком, сформировали две тургруппы по тридцать человек во главе с четырьмя преподавателями – по два куровода на группу. В помощь куроводам из числа старшеклассников были выбраны координаторы. Юрик сразу попал в их число. Под эту поездку школе выделили некоторое количество валюты, но каждому хотелось ещё. Поэтому купе были забиты бутылками с шампанским, блоками сигарет "Родопи", матрёшками, вышитыми полотенцами и прочими сувенирами.

Юрик в этом плане ничуть не волновался. Во-первых, денег не было, а во-вторых, иностранные магазины его не трогали. Они ему ещё в детстве надоесть успели. Он был "в общем и целом" спокоен, но на душе непонятно скребло. Ему в той поездке светил Третий Знак. Чтоб не забывал о неизбежности судьбы и о Лялином в ней присутствии…

Их с Лялей отношения были полны разных Знаков, но он на них сначала не обращал внимания. Первые два Знака – стеклянная дверь и тело в бассейне – вспоминались часто, но на солидные в мемуары никак не тянули. Серьёзный отсчёт начался после Третьего Знака, после неудачного пересечения границы…

До границы ехали весело.

В вагоне пахло колбасой, куриными ножками, первыми летними овощами, сыром, варёными яйцами и котлетами. По коридору пройти было невозможно: вояжёры толкались, лаялись с проводниками и друг с дружкой. Однако ближе к государственной границе все разобрались по своим купе, стали вещи перепаковывать, декларации заполнять, совать лишнюю валюту в носки, в рукава, под матрацы – кто куда умудрился.

Со стороны таможенников бесчинств не наблюдалось. Два вагона детишек, что с них возьмёшь. Сюрпризы преподнёс – кто бы мог подумать! – паспортный контроль.

С появлением в вагоне пограничников началась беготня с паспортами. У кого-то куроводы уже взяли документы, а кто-то лихорадочно рылся в чемодане, отыскивая непривычные загранкорочки. Если первый блин всегда комом, то почему первая поездка за границу должна быть исключением?

Ляля с Юриком сидели в купе одни, на нижней полочке. Полка напротив пустовала.

Десять минут назад с неё сорвались куроводихи и помчались паспорта с народа собирать. Юрик прикрыл за ними дверь.

Дверь, однако, вскоре отворилась. На пороге стоял пограничник.

– Скобелева Алла Юрьевна!

Ляля вскочила, почему-то сильно покраснев, а Юрик подумал: "Она ещё и Юрьевна!

Атас!" – Где ваша доверенность?

– Доверенность на неё оформляли! Сам видел! – вступился Юрик.

– Сидите-сидите, не дёргайтесь. Вы ведь не Алла Юрьевна!

Юрик нахохлился, стал затравленно глядеть в окно.

В итоге выяснилось, что бумажка, подписанная бабушкой, куда-то подевалась, и Ляле пришлось возвращаться на родину, не успев покинуть её пределы. Куроводы сразу вспомнили, что Юрик многократно был за рубежом, так что везти назад несчастного ребёнка выпало именно ему.

*****

На обратном пути Ляля вела себя спокойно, почти совсем не приставала. Не пришлось даже говорить "брысь-брысь". Вместо этого она раскрыла свои жизненные планы. Сказала, в частности, что мечтает стать актрисой или диктором телевидения.

Юрик в жизненных вопросах ориентировался чётче. Он к тому времени уже успел поработать, и не каких-нибудь пару месяцев, а целых два года. Вернее, два полноценных туристических сезона.

Несмотря на невысокий рост, выглядел он взросло и солидно, так что уже с пятнадцати лет подрабатывал в Интуристе гидом. В качестве дешёвой рабсилы.

Правда, крутых иностранцев сначала не давали, до перестройки Юрик работал исключительно с чехами. Ему бы и чехов не дали, да язык больно трудный – труднее всех славянских языков вместе взятых.

До перестройки славянские языки назывались "соцовскими". Учить их мало кому хотелось из-за нищеты носителей языка. Твёрдой валютой рядом с "соцами" не пахло, и штатные гиды на такой вариант неохотно подписывались, то и дело норовили на больничный смыться.

Чехи были чуть богаче других "соцов" и считали себя в праве доставать обслугу мелкими придирками.

– Лариса, нас опять пересадили?

– Постоянные места на кладбище.

– А можно вместо кофе чай?

– Будете себя хорошо вести – получите чай!

Этот диалог смахивает на разговор вожатой с пионерами в столовой лагеря на двести человек, однако сцена происходит в солидном ресторане. За столами пожилые чехи, а рядом скачет на одной ножке гидесса примерно их же возраста, только несколько другой комплекции, ибо она не употребляет.

Список того, чего не принимает внутрь Лариса Юзефович, ветеранша туристического спорта, такой же длинный и впечатляющий, как и её ноги на шпильках: пиво, сливочное масло, все без исключения колбасы, макароны, сладости и т.п. В её возрасте женщины уже не носят таких высоких каблуков, а Лариса, помимо шпилек, пялила на себя ещё и юбочки до кобчика и килограммовые серьги-гири. В командировки, помимо вышеперечисленных вещей, она брала спортивную обувь, и треники. Пока туристы дрыхли утром по номерам, она нарезала круги вокруг гостиницы. При этом ухитрялась подмечать, кто куда идёт и что несёт. Как-то Юрик на зуб попался.

– Юрка, что тебе чехи подарили?

– Да вот…

Юрик раскрыл перед носом Лариски пакет, а там – два вымпела с пивзавода "Будвар" и несколько значков.

– Это потому, что ты зачуханный. Мне бы не посмели!

И умчалась. Старая стрекоза любила подхохмить.

Работала Лариска исключительно с чехами и редко-редко с поляками. Ей до чёртиков надоели братья из соцстран. Вскоре ей предстояло вместе с мужем Лёнечкой, сыном и беременной невесткой линять в Америку, где её приставят к плите и памперсам, а шпильки принудят снять навсегда. В своей семье Лариска лицо подневольное.

Юрик, в отличие от Лариски, чехам не дерзил, за что однажды был отмечен комплиментом:

– Панэ Йиржи, спасибо, что вы с нами! Та пани поставила бы нас по ротам.

Кого они имели в виду, не трудно догадаться. Ларискина группа сидела рядом, буквально впритык. Но убоище на шпильках сделало вид, что ничего не слышит. А может, и впрямь с ушами плохо…

Богатые чехи валом валили в Союз по профсоюзным и непрофсоюзным путёвкам, так что гостиницы от них буквально трещали. Чешских переводчиков не хватало, вот и пошли в ход студенты-внештатники, а вместе с ними и старшеклассник Юрик, хорошо знавший чешский язык с детства.

Возвращаясь в Питер, Юрик не подозревал, что рабочий опыт и умение зарабатывать на жизнь пригодятся ему очень скоро, и что кладбищенская тема, над которой они с Лялей хохотали в поезде, неожиданно приблизится, станет осязаемой.

Перед самым отъездом мама внезапно почувствовала себя плохо. Прилегла даже.

Юрик хотел было всё бросить и остаться дома, но Маринка накинулась на него, словно коршун.

– А я на что?! Поезжай, проветрись, заодно и подарочков нам привезёшь!

Маринка любила подарочки. Кто ж их не любит…