Чудовище сидело на краю койки, глядя в пол своей безукоризненно чистой камеры, зажав руки меж колен — поза, которая у иного заключенного говорила бы об отчаянии, но в его случае демонстрировала высокомерное равнодушие. Он не выказывал ни страха, ни чувства вины, ни беспокойства за свою судьбу. Казалось, ему просто скучно, но его это не тяготило; скорее, он радовался заключению — ну, что-то вроде каникул, возможность отдохнуть от более серьезных проблем.

Чудовище оказалось юношей приятной наружности, среднего роста и не слишком впечатляющего телосложения. У него были бледно-голубые глаза, светлые волосы и здоровый цвет лица. В том, как он держался, ничто не говорило о скрытых глубинах души, порочности или о чем-нибудь подобном. Обаятельная полуулыбка и спокойная манера, с которой он напевал популярные песенки, дожидаясь суда, поражали.

Андреа Корт стояла у двери конференц-зала в здании посольства и изучала изображение чудовища. Огромное, оно занимало все пространство над длинным столом, нависая над двумя дюжинами несчастных дипломатов, которые вот уже несколько месяцев пребывали в ужасе. Они предложили Корт место за столом, но она осталась стоять, единственная в зале, это была привычка, выработанная много лет назад. По мере возможности Корт старалась не сидеть в присутствии других людей. А также не есть. И не спать.

Поскольку сама была чудовищем.

Человек из проекции покачал головой, словно получал удовольствие от смущения Корт, и она прищурила карие глаза.

— Изображение сделано в реальном времени?

— Из камеры, — ответил ей один из дипломатов.

Все они старательно отводили глаза от чудовища, точно боялись, что его безумие заразно. А еще они не смотрели на Корт.

Андреа не намеревалась разбираться в их мотивах. Лучше всего, если они увидят в ней закоренелого бюрократа, профессионала до мозга костей, человека только по случаю и недосмотру. И потому она носила строгую, чисто функциональную серую одежду; коротко стригла волосы, оставляя лишь один локон, который спускался до плеча; следила за тем, чтобы ее лицо ничего не выражало, а голос звучал холодно и спокойно, без какого бы то ни было намека на женственность. Если она выполнит задачу так же, как и все предыдущие, земные дипломаты будут за спиной называть ее сукой. Инопланетяне, наверное, тоже. Разумеется, именно этого она и добивалась: не только на работе, но и вообще в жизни.

Она с силой укусила указательный палец, переступив через болевой порог.

— Он знает, что идет запись?

— Да.

— Он знает, что мы сейчас за ним наблюдаем?

— Запись делается круглосуточно. Если вас интересует, знает ли он, что сейчас адвокат смотрит на него в первый раз, ответ — нет.

Посол Лоури, тусклый карьерист, чей профессионализм был обратно пропорционален самомнению, пробормотал:

— Ему все равно плевать.

— Вы держите его в полной изоляции вот уже шесть стандартных месяцев, — проговорила Корт. — Меня бы удивило, если бы он не начал демонстрировать признаков апатии.

— Посмотрите на него. Дело тут не в апатии — ему плевать. Корт кивнула, принимая слова посла.

— А каким он был до ареста?

Дипломаты, сидевшие вокруг стола, переглянулись, безмолвно пытаясь договориться между собой, кто же будет отвечать на вопросы. Стройная молодая женщина лет двадцати пожала плечами.

— Вежливый. Дружелюбный. Воспитанный.

— Вялый, — вставил другой дипломат.

— Вот-вот, — поддержала его молодая женщина. — Вялый. С такими не заводят дружбы.

— Никакой индивидуальности, — заявила другая. За ее словами прозвучало: вроде тебя.

Корт осталась довольна.

— Впрочем, я слышал от его охранников, — проговорил посол Лоури, — что в последнее время он несколько изменился.

— В каком смысле? — спросила Корт.

— Ну, просидев шесть месяцев в тюрьме, дожидаясь, когда из Третьего Лондона прибудет адвокат, трудно остаться прежним.

Третий Лондон был передвижным миром-комплексом в космосе, освоенном хомо сапсами, домом трех миллиардов людей, где располагались центральные офисы Дипломатического корпуса Конфедерации. Аскетичная квартирка в административном комплексе — вот и все, что Корт называла своим домом. Впрочем, бывала она здесь крайне редко.

Она постучала ногтем по зубам и спросила:

— Он не казался расстроенным, когда вы его арестовали?

— Нет, — ответила молодая женщина. — Он улыбался, ну вот как сейчас.

Ее поддержал дружный хор голосов.

— А если он не понимает, что совершил преступление? Может быть, удастся объявить его безумным?

— Мы думали об этом, пока вы к нам летели, — сказал Роман Китобой, ее официальный помощник здесь, на Катаркусе.

Несмотря на свирепо звучащее имя, он был безобидным толстяком с круглым лицом, на котором нечасто появлялось выражение отвращения. Однако чудовище вызывало у него такие сильные чувства, что он не умел с ними справиться. Понимая, что Корт на него смотрит и оценивает его реакцию, он попытался говорить спокойно.

— Мы даже предложили ему лечение, если он согласится сотрудничать и не станет нам мешать, когда мы заявим, что он психически нездоров. Он категорически отказался. И сообщил, что прекрасно осознавал значение своих поступков и с радостью повторил бы все сначала, будь у него такая возможность.

— Значит, этот наглый ублюдок в полном порядке, — проговорила Корт.

— Конечно. Он знает: ему ничего не грозит. Если честно, Советница, мне кажется, что ситуация, в которой он оказался, доставляет ему определенное удовольствие.

Корт, подозревавшая то же самое, снова вцепилась в свой палец.

— Вы думаете, дело именно в этом? Он хотел поставить нас в дурацкое положение перед инопланетными делегациями?

— Мне такая мысль приходила в голову… Но вряд ли. Мерзавец просто получает удовольствие, наблюдая за тем, как мы бегаем и суетимся, пытаясь разгрести кучу дерьма, которую он тут наложил.

— Любитель дешевых сенсаций?

— И настоящий, патологический садист, — добавил Китобой. — Ужасное сочетание, Советница.

— В особенности для дипломата, — проговорила Корт.

— И уж конечно, — вставил один из послов, — не во время первого контакта.

Посол Лоури возмущенно пробормотал:

— Ублюдок!

Корт считала, что если он не в состоянии предложить ничего конструктивного, лучше бы помолчал. И адресовала очередной вопрос Китобою, который по крайней мере производил впечатление разумного человека.

— А как насчет инопланетных делегаций? Что они говорят о случившемся?

— Неофициально? Они считают, что он абсолютно здоров. Но ему удастся избежать наказания за убийство. Они отлично понимают: местные жители ни судить, ни свидетельствовать против него не смогут. А мы в их глазах — чуть ли не соучастники, которые стремятся прикрыть очередное зверство, совершенное человеком.

Корт поморщилась. История отношений человечества с инопланетными цивилизациями частенько сводилась к необходимости загладить вину и забыть о прошлых преступлениях.

Преступления — вроде того, которое совершил их подопечный — давали сильные козыри в руки тех, кто говорил, что хомо сапсам не место в цивилизованном космосе.

— Они, по крайней мере, дадут мне возможность работать?

— Сделают вид, — сказал Китобой. — Но не пройдет и суток, как они примутся за вас всерьез. А потом начнут твердить, что вы ничем не отличаетесь от чудовища, которое сидит у нас в тюрьме.

Корт вспомнила ночь, наполненную боевым кличем, и подумала: «А я и есть чудовище».

Но это не помешает ей выполнить ее работу.