Сколько у человека бабушек?

— У меня много-много бабушек, — сообщил Дани[1]В венгерских словах ударение всегда падает на первый слог. ( Здесь и далее примечания переводчика. )
, едва гость переступил порог. И, только почувствовав мамину ладонь на затылке, спохватился: — Ой, здравствуйте! Меня зовут Дани.

— Привет, сынок! Так как же тебя зовут? — отозвался гость и рассеянно потрепал Дани по щеке.

А бабушками не поинтересовался вообще.

Могла бы мама и ему замечание сделать: говорит с человеком, а сам не слушает. Даже имени запомнить не может… Только по щеке потрепал. Словно лошадь. Ехал бы уж к себе домой. А лучше бы и вовсе не приезжал. Из-за него мама не велела Дани в школу являться — пока не уедет, сказала, нельзя.

Легко сказать! А что Дани делать? Можно, конечно, прогуляться на хутора, там занятие всегда найдется. Да ведь нельзя Мишку одну оставить. У нее вчера поднялась немного температура, и папа не взял ее в ясли. Может, зубы режутся. Папа только Бенце повез в детский сад, а сам, как всегда, в больницу свою поехал, на работу. Обычно они уезжают в город втроем. А мама и Дани остаются на хуторе. Мама учительница, учит все четыре класса, а Дани ходит к ним в школу. Ему-то ходить в школу просто! Выбегаешь в длинный коридор: учительская квартира в одном конце, школа — в другом. Пробежишь по коридору прямо в тапочках и — уже в школе! Одним словом, со школой Дани повезло, не надо ботинки надевать, возиться со шнурками. Другие-то все, придя с хуторов, сразу переобуваются, чтобы не носить в школу грязь.

Вот и сейчас их обувь выстроилась рядком в коридоре вдоль стены. Про любую пару спроси — Дани скажет чья. Например, эти красные сапожки — Жанетки Варги. Имя у нее особенное, да и сама она не как все. Уже май на дворе, а она все в сапожках бегает — новенькие, вот и красуется перед ребятами. А мальчики из четвертого класса, те, все четверо, топают по дороге босиком, башмаки в руках несут: из дому их разутыми не выпускают, так они на автобусной остановке разуваются. Водитель автобуса, дядя Шани, на это не сердится. Даже смеется. И рассказывает, что, когда он был мальчонкой, у них на троих братьев имелась одна только пара сапог. Сегодня один надевал их, завтра другой, послезавтра третий. Студеной зимой ведь босиком не побежишь! Так и ходили в школу, раз в три дня. Дядя Шани каждое утро про это рассказывает, когда ребят в школу везет. Они его уже и не слушают, наизусть историю знают.

В общем, четыре самые чистые пары — у четвероклассников. Вот высокие спортивные башмаки, один опять без шнурка — это, конечно, Кочиша-старшего. Кочиш-младший то и дело теряет шнурки, и старший отдает ему свои: брат все-таки, хоть и недотепа. А вот эти, в зеленую полоску, — Миши Йо. Он недавно забор дома красил, а заодно и ботинки покрасил. Полоска по забору, другая — по ботинкам. Так и работалось веселей! Крохотные кеды — Илушкины. Ноги у Илушки как у цыпленка. И сама она малюсенькая, куда меньше Дани. Они каждый день мерятся: кто кого выше? Хотя Илушке уже семь лет, а Дани будет шесть в июле. Ботинки Яни Ружи пока еще ничего, но к вечеру, хоть на спор, каши запросят. Яни — лучший футболист школы, хотя учится только во втором классе. С утра до вечера, каждую свободную минутку, он мяч гоняет — может, и во сне тоже, но тогда уж босиком…

Всего в коридоре — двадцать семь пар башмаков. Учеников в школе — двадцать восемь, один отсутствует. Так и дежурный доложил в классе. Кого ж это нет? Пожалуй, Карчи Гуйаша. Вчера он сказал твердо: если их корова ночью отелится, он останется дома. «Пускай отец хоть шкуру спустит, все равно останусь!» — так и сказал. Интересно, как это — шкуру спустит? Ну, все равно. Ради теленка — стоит! Дани и сам давно бы уже был у Карчи, если б не пришлось стеречь Мишку. А может, зуб уже прорезался? Дани вернулся в комнату посмотреть.

Мишка сидела в манеже и грызла решетку. Все свои резиновые игрушки она уже выбросила из манежа, иначе грызла бы их. Зуба еще совсем не было видно, только слюни текли по подбородку. Дани кое-как утер ей лицо и тут заметил бутылочку с соской. Мама налила в нее чай и велела Дани напоить сестру. Да только Мишка выхватила у Дани бутылочку, держала одной рукой, но крепко-крепко. И стала с наслаждением пить — закинула голову назад и пила причмокивая. Полбутылочки выпила и отдала Дани. Дани подумал-подумал, да и высосал остальное. А что? Ему тоже положено — ведь и у него скоро зубы вырастут. Во всяком случае, два верхних уже выпали. Как раз спереди. Дани глянул на себя в зеркало. Ничего, не так уж и некрасиво. Немножко на моржа похож, а так ничего.

Он собрал разбросанные по полу резиновые игрушки и опять положил их в манеж. Теперь Мишке будет что грызть и бросать; пока со всеми не справится, ее и слышно не будет.

Дани сейчас предстоит важное дело. Скоро он должен дать звонок — в девять часов без десяти минут. Когда маленькая стрелка близко-близко подойдет к девятке, а большая станет точно против десятки — тут и нужно звонить. Дани покосился на часы: маленькая стрелка была уже на месте, но большая — только на шести. Тем не менее Дани взял звонок в руки. Это был красивый и довольно большой колоколец, с Мишкину голову, не меньше. Дядя Яни, сосед с третьего хутора, все уговаривает ему колоколец отдать, он бы его своему барану-вожаку на шею повесил. Но мама говорит, что это историческая ценность, их колокол такой же старый, как сама школа, и она его никому не отдаст. Только Дани дает — звонить. Ради этого он быстренько выучился часы понимать. Первоклашки и то не умеют этого, когда в школу приходят. Но Дани еще в прошлом году научился, очень ему хотелось на урок и на переменку звонить.

Пятясь, чтобы не выпускать из виду часы, Дани вышел в коридор. Сегодня он не хотел ошибиться ни на секунду! До звонка оставалась еще целая минута, но Цезарь уже стоял во дворе перед школьной дверью. Цезарь — самая красивая собака на хуторах. Большущий пес — прямо автомобиль «трабант». Только куда умнее. Он даже время чует. Как только дело идет к звонку, он — у дверей на страже. Ждет ребят. И никогда не залает, пока Дани не прозвонит. Но зато, едва раздастся звонок, лает так, что в классе никто уже не слышит друг друга. И маме ничего не остается, как выпустить учеников во двор. А Цезарю только того и надо: он начинает прыгать, носиться по двору, бороться с ребятами, позволяет таскать, валять себя, вообще, не знает, кажется, что и делать на радостях. А иногда вздумает вдруг толкаться — одного толкнет, другого. Он сильнее всех, это точно. И эта замечательная собака принадлежит Дани. Он получил Цезаря, тогда еще совсем щенка, когда родился. Мельник подарил. Папа рассказывает, как все было, всем и каждому, сам-то Дани, конечно, не помнит. Но очень любит слушать про это.

Обычно Дани тоже играл с ребятами во дворе, но сегодня ему было не до того — он не сводил глаз с часов. Ведь и на следующий урок надо позвонить секунда в секунду. Незнакомец-то все еще в школе. В другое время Дани, бывает, и припозднится чуть-чуть, особенно если какой-нибудь приятель попросит. Подумаешь, минутка-другая! Да он ради своих друзей-приятелей на любой подвиг пошел бы! Только вот им никаких особенных подвигов от него не надо — разве что переменку чуть-чуть удлинить.

Но сегодня, конечно, ничего такого нельзя. Мама пошла поглядеть на Мишку. Гость стоит в коридоре и курит. Уже два окурка бросил. Жалко, мама не видела. Она каждого курильщика просит ни в коем случае не бросать окурки во дворе: а вдруг утка сюда забредет и окурок проглотит! Утки, они прожорливые и очень глупые. Примут окурок за кукурузное зерно!

Дани дал звонок на второй урок, и гость опять пошел в классную комнату. И на третий урок пошел тоже. А потом и обедать остался — мама сама его пригласила. Вот уж странно так странно! В школу ведь то и дело приезжают люди из города, инспекторы и кто только ни приезжает, но их же мама обедать не оставляет!

 

Мишка

К концу уроков Дани всегда сам накрывает на стол, маме и себе. И зажигает под кастрюлькой газ. Мама готовит обед по утрам, его нужно только разогреть. Сегодня он сделал все как обычно. Но мама посмотрела и сказала, чтобы поставил третий прибор. Дани выбрал самую некрасивую тарелку, без цветочков. А у Дани на тарелке нарисованы голубые розы, это его любимая тарелка. Но все-таки Дани надеется, что когда-нибудь она разобьется. Девочки чего только не обещают ему в обмен на черепки. Они в классики играют, им черепки нужны, ногой подшибать. Вообще-то для этого годится любой черепок, но девочки сейчас моду завели друг перед дружкой хвастать, чей черепок лучше. Тарелка, которую Дани поставил для гостя, им и даром не нужна.

Мама принесла на кухню и Мишку. Это она правильно сделала. А то все только на гостя смотрит, как будто он что-нибудь интересное рассказывает. А он все бубнил одно и то же:

— Это хорошее решение! Для всех… Поверьте, это хорошее решение вопроса.

Дани не понимал, о чем они толкуют. Решение вопроса… Решение ищут, когда задачки по арифметике решают. Может, он — инспектор по арифметике?

Мама сидела задумчивая, с Мишкой на коленях. Вдруг Мишка попросилась на руки к гостю. Ну и ну! Мало ей, бедняге, что зубы режутся, она еще этого странного дядю в няньки себе взяла! Гость сел за стол с Мишкой на руках. Мама отошла к плите за супом. Наступила пауза, совсем коротенькая. Но все-таки Дани опять сказал гостю:

— A у меня очень много бабушек.

Но гость по-прежнему не обращал на него внимания. Впрочем, на Мишку тоже. А вот об этом он еще пожалеет! Мишка мусолила кусок хлеба, больше крошила, чем ела. Вдруг ее взгляд упал на пиджак гостя, и она сразу потянулась к верхнему карману. Сперва просто рассматривала его, царапала пальчиками, так увлеклась, что даже косить начала. Наконец сообразила, на что карман годен. И стала запихивать в него крошки. У папы тоже есть пиджак с верхним карманом. Он там удостоверение носит. Наверное, и у гостя было что-нибудь в этом роде. Во всяком случае, немного погодя все вдруг заметили, что Мишка как-то странно разевает рот. Когда мама вынула у нее изо рта комок бумаги, на нем ничего нельзя было разобрать, бумажка превратилась в кашицу. Но гость совсем не рассердился и опять стал твердить о решении.

Дани унес супницу и поставил на стол тушеную картошку. Мама почти всегда готовила картошку, тушенную со сметаной, наверное, ничего другого стряпать не умеет. По воскресеньям обычно стряпает папа — тут все сразу соображают, что настало воскресенье.

Но сегодня мама и сметану положить забыла. Гость давился сухой картошкой и был очень похож на откармливаемого гуся, когда ему запихивают корм прямо в горло.

— Вы, может, сметаны хотите? — спросил Дани; ему стало жалко гостя.

— Да, да, с удовольствием! Ты очень внимательный мальчуган! — благодарно посмотрел гость на Дани.

Вот и случай рассказать ему… И Дани упрямо повторил:

— А у меня очень много бабушек!

— Ты это в шутку, не так ли? — засмеялся гость. Но, по крайней мере, услышал!

— Нет, не в шутку.

— Вообще-то человеку положены две бабушки, — опять засмеялся гость.

— А у меня их очень-очень много!

— Ну, так не бывает. Давай о чем-нибудь другом поговорим.

— Мама, скажи ему! Ну, хоть ты скажи! — взмолился Дани. Он чуть не плакал.

И что это за гость такой! Толчется здесь с самого утра, того гляди, всю сметану уплетет… И говорит, говорит, другому слова вставить не даст!

Мама все поняла и тотчас стала рассказывать гостю:

— Я, знаете, уже здесь, на хуторах, учительствовала, когда Дани родился. Соседи были так к нам внимательны, всем хотелось посмотреть на него. Приезжали с хуторов в город, в больницу, кто на чем — на мотоцикле, велосипеде, телеге. А водитель нашего автобуса даже остановку объявлял так: «Кто к Дани — выходите!» Наконец в больнице восстали против стольких посетителей, разрешили только близким родственникам нас навещать. И эти чудесные добрые женщины… В общем, каждая, приходя с гостинцами, называлась бабушкой Дани.

— Славные люди. Славная история, — покивал гость.

— Вот то-то! А вы все говорить мне не давали. За целый день ни разу не послушали. Словно ушей у вас нет!

— Даниэл! — прикрикнула мама.

Это у нее только первая ступенька. Когда она еще не очень сердится. А вот когда очень, тогда называет Дани по фамилии — Хегедюш.

Гость не обиделся. Наверно, опять не слушал.

— Так, может, до тех пор вам какая-нибудь бабушка помогать станет? — спросил он маму.

— Как им свой хутор бросить! А некоторые еще и на птицеферме работают. У нас здесь гусей откармливают. Те же, кто не работает… они все такие старенькие, что впору за ними приглядывать, им помогать…

— Я и помогаю! Тете Юли и тете Жофи и вообще кому только нужно, — подскочил на стуле Дани: может, сейчас его все же послушают! — Рассказать, как я помогаю?

— Да я понимаю, — прервал его гость. — Чем можно помогаете. Но и это не решение.

Опять он за свое!

— Да, пожалуй, — вздохнула мама. — Кажется, и я понемногу склоняюсь к тому, что вы правы. Особенно сейчас, когда и дочка вот приболела.

— Дочка… Какая еще дочка? — спросил гость и недоуменно покрутил головой. Опять он стал похож на гуся, хотя картошку уже прикончил.

— А у меня только одна дочь, — засмеялась мама и забрала у него Мишку.

— Но имя… Разве так зовут девочек?

— Ах, вот что вас сбило! Мишка? Мы поначалу все стали называть ее Малышкой. Дани у нас самый старший, за ним идет Бенце. А она младшая — Малышка. Мы ее долго так звали. А теперь она Мишка, сама себя так называет.

— Маленькие дети часто коверкают слова, — солидно покивал головою гость. Все-то он знает!

— Это я научил ее звать себя Мишкой, — насупился Дани.

Гость очень удивился. Мама — не очень, она ведь уже привычная. Да и некогда было удивляться — на кухню влетел Бенце.

— Привет, привет! Что вы едите, а? Что вы едите? — прокричал он, обшаривая глазами стол. И тут же, придвинув к себе блюдо, стал хватать ложкой холодную картошку. Немножко подзаправившись, он влез коленками на стул и только тут заметил Мишку. — У-ух, что я тебе привез! — завопил он во все горло.

Бенце сунул руку в карман штанишек, взял там что-то в кулак и бросил на середину стола. Это был только что вылупившийся цыпленок. Уже дохлый.

Тут как раз вошел папа. Он пожал гостю руку, со всеми поздоровался и поскорей вынес мертвого цыпленка.

Вернувшись, папа объяснил:

— Я тут больного привез из больницы на «неотложке», на хутор отвез. Там Бенце и подарили цыпленка. Только что вылупился. А Бенце не остерегся, вот и задавил.

— У нас тут всегда с кем-нибудь что-нибудь да случается, — вздохнула мама.

Гость наконец встал и откланялся. Но в дверях обернулся и еще раз сказал маме:

— Поверьте, мое предложение и для вашей семьи было бы решением вопроса.

Ночью Дани приснилось, что они — мама, папа, Бенце, Мишка и он сам — превратились в задачку по арифметике, а тот гость смотрит на них и бормочет: «Решение, решение!»

 

«Здравствуй, маленький слушатель!»

Проснувшись, Дани первым делом бежит на кухню и забирается на подоконник. Не умывшись, не позавтракав — все это успеется! Он берет с собой только короткое кухонное полотенце в красную клетку и подзорную трубу. Подоконник у них замечательный! Такой широкий, что вся семья уместилась бы. Но влезает на него по утрам один только Дани; папа с Бенце и Мишкой уезжают в город, а мама просто не хочет.

Микробус, на котором уезжает папа с малышами, ночует во дворе школы. Этот автобусик — больничный, и водит его папа, кто-нибудь другой и не сумел бы. А папа всюду проедет, куда бы ни вызвали. Сколько машин застревает на Грязной пашне, а папина — никогда! Он и по плотине проехал, когда наводнение было, — по ней тогда никому не разрешили ездить, только ему одному! Папа объезжает на своем микробусе хутора: кто-нибудь заболеет, а папа его в больницу везет. Или там лекарства понадобятся, он и лекарства людям завозит, возвращаясь домой.

Утром, собравшись на работу, он забирает с собой Бенце и Мишку. В городе сдает их — одного в детский сад, другую в ясли. А Дани сидит на подоконнике и машет им вслед, для того и полотенце берет. Мишка этому всякий раз очень радуется, она любой яркой тряпке радуется, особенно если помахать у нее перед носом. Любимая ее игрушка — пугало на огороде. Когда нужно, чтобы в доме было тихо, ее манежик выставляют туда, и Мишка целый день сидит и таращит глаза на пугало. Бенце тоже радуется, когда Дани машет ему полотенцем, он немножко жалеет старшего брата: сидит, бедный, дома, когда другие на машине раскатывают. Из-за этого все жалеют Дани, только не он сам! В прошлом году и он ездил на папином микробусе в город — в детский сад. Но ему очень повезло — он то и дело болел. Суть в том, что Дани медом не корми — разреши дома остаться, в школе. Ему так нравится в школу ходить, он так ее любит, здешнюю школу, как любят другие дети кататься на машине, ходить в кино и на ярмарку, все вместе.

— Мама, сегодня мне в какой класс пойти? — неожиданно спросил он.

— В первый, — ответила мама без колебаний.

— Ты всегда говоришь одно и то же.

— Конечно. Скоро ты будешь учиться в первом классе. Вот туда пока и ходи. Куда ж тебе еще?

— Думаешь, я не понимаю, что ты ребятам в четвертом классе объясняешь?

— Думаю, не понимаешь.

— Н-ну… Не все понимаю, конечно… Мама, а что такое «решение вопроса»?

— О чем ты?

— А вчера тот дядя все повторял без конца: «решение вопроса», «решение вопроса». Почему он так говорил?

Мама стряпала и очень торопилась. То и дело выбегала из кухни. Дани так и не понял, что она ему ответила, но переспрашивать не стал — теперь он занялся подзорной трубой. На дальнем конце проселка вот-вот покажется Эви Куруц. Она живет дальше всех. Иногда муж ее сестры подвозит Эви до перекрестка на велосипеде, пешком-то очень уж далеко. У перекрестка проселка и шоссейной дороги раскинулось несколько хуторов, оттуда в школу ходят трое ребят. Они всегда поджидают друг друга, и Эви тоже. Вместе хоть посмеяться можно, веселей в школу идти.

Вдруг в подзорной трубе все исчезло. Как будто на нее грязно-белую шубу накинули. Это перебегал через дорогу Цезарь, весь свет собою закрыл. Он неспешно трусил к автобусной остановке: на автобусе приезжало в школу семь человек.

Дани передвинулся к левой половинке окна. Теперь он направил подзорную трубу в другую сторону, на Лысый луг. Собственно говоря, смотреть там сейчас особенно не на что, Лысый луг, он лысый и есть, одни только щиты-снегозадержатели вдоль дороги. Сейчас они прислонились друг к дружке — на шалаши похожи, много-много шалашей. Никто в этих шалашах не живет, разве что кроту случится туда свой ход вывести. Правда, в одном из них прошлым летом слепили гнездо дикие пчелы. И правильно — дома свободны, занимай, кто хочет!

Этим щитам только зимой потрудиться приходится, но зато уж тогда работенки у них невпроворот. Минувшей зимой, например, столько снегу намело, что дорогу совсем засыпало, никакие щиты не помогли. И не разобрать было, где дорога, а где канава придорожная. Взрослые шли по колено в снегу, детям вообще было по пояс. Так что не раз кооператив высылал по утрам трактор, чтобы примял снег, иначе бы детям в школу никак не попасть. А со стороны Лысого луга много ребят идет. Их хуторов от школы и не видно. Из-за холма, на который дальний край Лысого луга взбегает. Вот и сейчас, когда Дани навел туда свою трубу, две девочки возникли в ней так, словно спустились на луг с облаков.

Несколько минут спустя уже по всем тропкам-дорожкам шли к школе ребята. Дани сосчитал — их было двадцать один. И вот-вот прикатит автобус, может, всех семерых привезет.

— Мама, кажется, сегодня отсутствующих не будет.

— Очень рада.

— Я тоже. Плохо, когда кто-нибудь не приходит.

— Вижу, они все — твои друзья.

— Ясно, друзья… Знаешь, мама, мне никогда не захочется в старшем классе учиться.

— Вот так новости! Отчего ж так, сынок?

— Оттого, что, когда последний класс кончу, мне уже нельзя будет в нашу школу ходить. И Карчи Гуйаш решил на будущий год в интернат не поступать. А я ему сказал: правильно! Мы уже поклялись друг другу, что каждый год будем проваливаться.

— Даниэл!

— А если все-таки в конце концов не сумеем провалиться, если все же нас пошлют в город, в интернат, то мы убежим и вернемся сюда. Я сказал Гуйашу, что на будущий год ему уже надо начинать.

— Ай-я-яй, Даниэл! Нет, какой же Даниэл — Хегедюш!!

Дани слез с окна. Пока ребята подойдут, он как раз со всем и управится. Вот только надо решить, в какой класс сегодня идти.

Он выскочил в коридор и побежал в школу — посмотреть расписание. Оно было все разноцветное, как радуга. Мама каждый предмет вписывала другим цветом, чтобы ребятам было виднее, понятней. Так и первоклашки не запутаются, даже пока не научились читать.

В четвертом классе день начинался сегодня с красного цвета, значит, первый урок у них — венгерский язык и литература. В третьем классе — зеленый: знакомство с окружающим миром. Во втором — синий: арифметика. В первом классе — почти красный, вернее, розовый: письмо и чтение.

Мама стояла у шкафа и отбирала кассеты для школьного магнитофона.

— Дай помогу! — подбежал к ней Дани.

Он подбегает так к маме каждое утро, но каждое утро получает один и тот же ответ:

— В этом мне помогать не надо, сынок. Вдвоем мы все так перепутаем, что и концов не найдешь.

— А у кого сейчас будет урок с магнитофоном?

— Посмотри в расписании сам — там, где разноцветные полоски поперек. То есть во всех классах, кроме первого. В первом у нас упражнения по чтению и письму.

Дани прошел между рядами парт. Проверил, везде ли на спинках висят наушники. Все было в порядке, как всегда. Уж кого-кого, а магнитофонного учителя ребята слушаются беспрекословно. Как только скажет: «А теперь повесьте наушники на место», выполняют все в точности.

— Я решил: пойду на урок арифметики.

— Ну-ну, — удивилась мама. — Я и не знала, что ты арифметику так любишь.

Дани не стал кривить душой:

— Не арифметику, а того дядю, который по магику арифметике учит. Он всегда говорит мне: «Здравствуй, маленький слушатель!» И я тоже с ним здороваюсь.

 

Собака в футляре от скрипки

Вдруг из коридора донесся крик перепелки: «Пить-палать!.. Пить-палать!» Под школьной крышей живут, правда, четыре семейства ласточек, но вот перепелок не было ни одной. Дани тотчас сообразил, что это не кто другой, как Карчи Гуйаш. Они с Карчи всегда вызывают друг друга птичьим свистом, это у них тайный сигнал. И чтобы никто не разгадал их тайну, подражают разным птицам, то одной, то другой. Пока все шло хорошо: никто ничего не прознал. Одно только плохо — иногда они и сами друг дружку не угадывают. В прошлый раз, например, Дани кузнечиком стрекотал, даже в горле под конец пересохло. Но Карчи ухом не повел. А потом еще на него же сердился — сверчок, мол, не птица! Да что ж поделаешь, если Дани в тот момент ничего другого в голову не пришло.

В коридоре действительно заливался перепелкой Карчи. Остальные ребята переобувались у стены. Карчи знаком подозвал Дани.

— Ну что, отелилась Пеструха ваша? — сразу поинтересовался Дани.

— A-а, Пеструха?.. Нет еще.

— Тогда почему ты в школу не пришел вчера?

— О том и речь. Понимаешь, надо как-нибудь исхитриться, чтобы отец про это не узнал.

— Наверное, что-то важное стряслось, да? Смертельно важное, да?

— Увидишь сам!

— Я тебя выручу! — горячо воскликнул Дани.

Он уже сообразил, что это будет совсем нетрудно. Мама вчера занята была с тем гостем и не отметила отсутствующих в журнале. А раз так, то Карчи просто не отсутствовал, и дело с концом!

— Гляди! — взволнованно сказал Карчи Гуйаш и открыл футляр для скрипки, в котором обычно носит учебники. На этот раз в нем оказался щенок.

— Чей? — замирая от волнения, выдохнул Дани.

— Твой.

— Откуда?

— Собака дяди Ферко шестерых принесла. А выкормить всех не может. Вот дядя Ферко и сказал мне, чтоб поискал им хозяев, в добрые руки отдал.

— И ты вчера искал добрые руки?

— Ага. Не отдавать же было неизвестно кому. Пришлось таких искать, чтобы любили…

— А то как же!

— Этот вот поскребыш, самый маленький. И он уже довольно голодный. Со вчерашнего дня матери не видел, так что без молока сидит.

— Ух ты, Карчи! Плохо ведь дело: Цезарь-то кормить его не сможет, он самец.

— Что, сам я не вижу? Я про него и не думал. Ты выкормишь щенка, ты! Небось валяются где-нибудь старые соски, которые сестренке твоей уже не нужны?

— Старые соски есть, конечно, есть. Да только я его из старой соски кормить не буду. Через старую соску ему в животик может воздух попасть. У нашей Мишки тоже были от этого колики… Нет, я для него хорошую найду… Я, знаешь…

— Карчи Гуйаш, в чем дело? Мы тебя ждем! — выглянула мама из школы. Голос у нее был строгий. — А ты, Хегедюш? Или сюда, или туда!

— Сюда, — сказал Дани, растерявшись.

И, закрыв незаметно футляр Гуйаша, пошел в школу. «Ничего, — думал он, — там я как-нибудь исхитрюсь, приоткрою футляр. По крайней мере, щенок не задохнется, а дальше видно будет».

Совершенно позабыв о том, что он хотел поздороваться с магнитофонным учителем, Дани быстренько подошел к тому ряду, который был отведен для первого класса, и сел. Первоклашек было всего четверо, так что Дани мог, по крайней мере, устроиться на отдельной парте. И для футляра места хватало. Одного не сообразил Дани: остальные-то классы занимались с помощью магнитофона и наушники уже все надели. А мама смотрит теперь только на первоклашек и все замечает…