О редкоземельных металлах, нефти и «опиумных войнах» Китая. Уроки для России
РНЛ. 07, 08.06.2012
Спрашивается: с какой стати Западу потребовалось втягивать Россию в ВТО? К настоящему время Россия превратилась в страну, экспорт которой почти полностью состоит из энергоносителей и сырья. На долю сырой нефти, нефтепродуктов и природного газа в общей стоимости российского товарного экспорта в настоящее время приходится около 70 %. А ведь еще есть металлы, руды металлов, нерудное сырье, лесоматериалы, сельскохозяйственное сырье и т. п. Все это Запад принимает из России с большим удовольствием, и пошлин на импорт сырьевых товаров из России не возводил и не возводит. Ведь корпорациям нужно дешевое сырье. Что касается барьеров для импорта товаров в Россию, то здесь также особых проблем для западного бизнеса нет. Многие иностранные компании давно уже завоевывают российский рынок изнутри, приобретая наши отечественные предприятия. Таким иностранным компаниям находится под прикрытием импортных пошлин даже комфортно. Но, тем не менее, российские власти на протяжении многих лет снижали импортные пошлины, что создавало благоприятные возможности для захвата российского рынка иностранными компаниями, производство которых находится вне территории РФ. Наши чиновники цинично заявляют, что фактически Россия уже привела свои пошлины и всякого рода нормы в соответствие с требованиями ВТО. На данном этапе речь, мол, идет лишь о юридических формальностях (ратификация протокола о присоединении РФ к ВТО).
Большинство публикаций по проблемам ВТО в российских СМИ в основном посвящено обсуждению вопросов таможенных пошлин, в меньшей степени – государственного субсидирования экономики. Конечно, это важные, но, на наш взгляд, далеко не главные вопросы. Одна из главных угроз, исходящих от ВТО для России, – угроза установления западным капиталом жесткого прямого контроля над нашими природными ресурсами.
Концепция: «природные ресурсы – наследие человечества»
Мы уже неоднократно слышали высказывания разных западных государственных и политических деятелей, которые прямо или намеками проводили простую мысль: некоторые страны обладают большими природными богатствами, но эффективно распорядиться ими не могут. По их мнению, природные богатства – «общее наследие человечества». «Человечество» может (и даже обязано) установить «эффективный контроль» над природными ресурсами тех стран, которые сами не в состоянии осваивать эти ресурсы или темпы освоения этих ресурсов этими странами не устраивают «человечество». В переводе с «птичьего» языка современных политиков «человечество» – транснациональные корпорации (ТНК), а «общее наследие» – природные ресурсы, по недоразумению находящиеся под контролем суверенных государств.
Приведу примеры высказываний. Бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт: «Величайшая несправедливость, когда такими землями, как Сибирь, владеет одна Россия» (аналитическая передача «Постскриптум» весной 2005 года). А вот знакомый всем Збигнев Бжезинский: «Для европейцев Сибирь могла бы обернуться тем, чем Аляска и Калифорния вместе взятые стали в свое время для американцев: источником огромных богатств… Чтобы удержать Сибирь, России понадобится помощь, ей не под силу одолеть эту задачу самостоятельно в условиях переживаемого ею демографического спада и новых тенденций в соседнем Китае. Благодаря масштабному европейскому присутствию Сибирь могла бы со временем превратиться в общеевразийское достояние, использование которого происходило бы на многосторонней основе». (3. Бжезинский. «Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство»). В книге «Великая шахматная доска» («The Grand Chessboard», 1997), он прямо говорит о расчленении России на три государственных образования. Сибирь с ее природными ресурсами, по Бжезинскому, не должна находиться под контролем Москвы.
Не надо думать, что разговоры об «общем наследии человечества» – новинка конца XX – начала XXI вв., связанная с глобализацией и резким усилением в мире экономического и политического влияния ТНК. Примерно четверть века назад известный наш экономист и публицист А. Цикунов (псевдоним «Кузьмич») писал: «В конце ХГХ века, с развитием промышленного производства, проблема сырья встала срочно на повестку дня. В 1884 году в Берлине ведущими странами мира был принят «Акт Берлинской конференции», в котором закреплялся принцип эффективной оккупации, суть которого сводилась к тому, что каждая страна обязана была эффективно добывать сырье на своих территориях и пускать его в оборот, а если не позволяли технические средства, то допускать к эксплуатации другие страны и картели» (цит. по: М. Антонов. Капитализму в России не бывать! – М.: Яуза, Эксмо, 2005, с. 579). Далее автор продолжает мысль: на основании установок Берлинской конференции, «Россия стала объектом совместной эксплуатации международных концернов». Таковы были политические установки Западной Европы.
А вот Америка еще в начале XIX века провозгласила доктрину Монро, согласно которой вся Америка (и Северная, и Южная) с ее природными ресурсами принадлежит Соединенным Штатам, вернее – ее частному капиталу. Известный американский геополитик адмирал Мэхен в 1895 году сделал следующее политическое заявление: «Большая часть мира все еще принадлежит дикарям или же государствам, которые в экономическом или политическом отношениях недоразвиты и из-за этого не в состоянии использовать полный потенциал территорий, которыми они владеют. С другой стороны, у высокоцивилизованных государств накапливаются излишки энергии. Эта энергия в очень близком будущем должна быть направлена на завоевание новых пространств». Вскоре начался выброс «излишков энергии» в виде империалистических войн за раздел и передел международных рынков и захват источников сырья на планете.
ВТО как инструмент посягательства ТНК на природные ресурсы России
Уже в годы существования государства «Российская Федерация» предпринималось несколько попыток поставить под полный контроль Запада наши природные ресурсы. Наиболее известная вылилась в проект многостороннего международного соглашения, получившего название Европейская энергетическая хартия (ЕЭХ). Данное соглашение с участием России призвано было обеспечить западноевропейским корпорациям неограниченный доступ к нашими запасами энергоресурсов (нефть и природный газ). Фактически, указанная хартия предусматривала серьезное ограничение суверенных прав России в части, касающейся природных ресурсов. У наших политиков и законодателей хватило благоразумия и силы воли противостоять давлению Запада.
Другая попытка – навязывание России соглашений о разделе продукции (СРП). В основном эти соглашения предполагалось использовать при разработке крупных и крупнейших российских месторождений нефти, природного газа, золота, некоторых других ресурсов. Суверенные права России по распоряжению стратегически важными запасами природных ресурсов в рамках указанных соглашений резко ограничивались (подробнее об этом можно прочитать в следующем источнике: Болдырев Ю. Ю. Похищение Евразии. – М.: Крымский мост – 9Д, Форум, 2003). Слава Богу, в 1995 г. проект федерального закона о СРП был нашими народными избранниками отклонен как откровенно подрывающий суверенитет России над своими природными ресурсами.
Протокол о присоединении России к ВТО – еще одна попытка в том же направлении. Изучение опыта давления стран Запада в рамках ВТО на государства, которые обладают богатыми природными ресурсами, показывает, что это давление осуществляется по двум направлениям.
Во-первых, давление в виде требований ослабить различные ограничения на деятельность иностранных инвесторов, разрабатывающих природные ресурсы в странах-членах ВТО. Принимающие иностранные инвестиции государства могут, в частности, вводить экологические и социальные нормы производственной деятельности. Если эти нормы снижают прибыли ТНК в данной стране, то власти той страны, в которой зарегистрирована корпорация, могут через своего торгового представителя в ВТО требовать ослабления или даже полной отмены этих норм. Пока ТНК не могут напрямую вступать в споры с принимающими государствами, а вынуждены полагаться на механизмы наднационального лоббизма. Однако ВТО не стоит на месте. В ее недрах готовится специальный пакет документов, который предполагает, что ТНК получат право непосредственно (через суд) оспаривать любые законы тех государств, где эти корпорации осуществляют свою производственную, коммерческую и финансовую деятельность. На наших глазах ВТО из организации, занимающейся вопросами международной торговли, превращается в наднациональный центр, разрушающий последние государственные институты по регулированию инвестиций.
Во-вторых, ТНК, будучи основными потребителями природных ресурсов, добываемых в странах периферии мирового капитализма, могут использовать механизмы ВТО для того, чтобы диктовать последним условия поставок природных ресурсов. Например, оспаривать уровень цен, считая их «чрезмерными», «монопольными», «нерыночными». Также диктовать объемы добычи и поставок природных ресурсов на мировой рынок. События вокруг Китая последних лет показывают, что страны Запада начинают активно задействовать этот механизм ВТО.
История с редкоземельными металлами: посягательство ВТО на суверенитет Китая
Сегодня словосочетание «редкоземельные металлы» стало часто встречаться не только на страницах специальных технических изданий, но и в экономической и политической прессе. Причина в том, что уже в течение в нескольких лет СМИ следят за конфликтом, который разворачивается во Всемирной торговой организации и который касается ситуации на мировом рынке редкоземельных металлов (РЗМ). Данная группа металлов играет сегодня большую роль в самых разных отраслях промышленности, особенно в тех, которые производят высокотехнологическую продукцию. На основе РЗМ осуществляется, например, производство мобильных телефонов. Они используются при создании сверхпрочных керамических изделий, сложных оптических приборов, гибридных автомобилей, в радиоэлектронике, атомной технике, химической промышленности, машиностроении, нефтепереработке, авиационной промышленности, ракетостроении и многих других отраслях.
В эпицентре конфликта оказался Китай, который располагает примерно 1/3 мировых разведанных запасов РЗМ и производит более 90 % потребляемого в мире данного вида стратегического сырья. Начиная с 2006 г. Китай стал устанавливать квоты на экспорт РЗМ, через некоторое время это привело к росту мировых цен на металлы данной группы. Это вызвало недовольство со стороны США, стран Западной Европы, Японии. Против «Страны восходящего солнца» Китай стал использовать ограничения экспорта РЗМ как инструмент внешнеэкономического и внешнеполитического давления по вопросам, весьма далеким от торговли металлами. Запад забеспокоился, стали звучать протесты против китайских ограничений экспорта РЗМ, при этом делались ссылки на то, что это угрожает стратегическим отраслям и даже военной безопасности Запада.
В марте 2012 года США, ЕС и Япония подали совместную жалобу в ВТО на Китай, обвинив его в применении ограничений на экспорт РЗМ (в частности, экспортных пошлин). Примечательно, что в жалобе отмечалось: Китай создает преимущества национальным потребителям данного сырья по отношению к зарубежным, а это по меркам ВТО звучит как страшное обвинение. В западных СМИ дается более развернутая панорама претензий: Китай пытается создать на своей территории производственную цепочку от добычи сырья и его первичной переработки до производства конечного высокотехнологичного продукта и его экспорта на мировой рынок. Получается, что Китай замахивается на то, чтобы конкурировать с высокотехнологичными производствами Запада. При этом Китай явно выигрывает эту конкурентную борьбу: ведь для китайского производителя сырье обходится дешевле, чем для западного. В западных СМИ раздаются возмущенные слова о том, что Китай ограничивает пошлинами вывоз сырья (РЗМ), но полностью освобождает от пошлин и налога на добавленную стоимость (НДС) экспортные товары, произведенные на основе РЗМ. Так чего доброго Китай скоро захватит весь мировой рынок товаров, в которых используются РЗМ! Протесты западных стран по поводу китайской политики ограничения экспорта металлов звучат очень угрожающе. Например, в заявлении Европейской комиссии (март 2012 г.) говорится: «Ограничения Китая на (вывоз) редкоземельных металлов и других (сырьевых) товаров нарушают правила международной торговли и должны быть отменены. Эти меры больно бьют по производителям и потребителям в ЕС и по всему миру… Несмотря на четкие указания ВТО, Китай ранее не предпринял никаких попыток, чтобы отказаться от ограничений на вывоз (других сырьевых товаров). Это не оставляет нам никакого выбора, кроме как бросить вызов экспортному режиму Китая для обеспечения справедливого доступа наших предприятий к данным материалам». Данное заявление «цивилизованной» Европы очень напоминает угрозы, которые в XIX веке раздавались из Лондона перед началом жестоких и кровопролитных «опиумных» войн в Китае.
Реакция Китая на жалобу была неоднозначной. С одной стороны, Пекин оправдывался. Мол, для сдерживания экспорта металлов были веские причины. Во-первых, возникли опасения того, что запасы РЗМ в стране при столь хороших «аппетитах» со стороны мировой промышленности быстро истощатся. Во-вторых, добыча РЗМ сопряжена с высокими экологическими ущербами, которые невозможно покрыть и компенсировать доходами от экспорта металлов. В-третьих, сокращение предложения РЗМ на мировом рынке отчасти обусловлено тем, что Китай начал решительную борьбу с нелегальной добычей редкоземов. Мало того, что казна не получает доходов от такого теневого бизнеса, нелегальная добыча связана с использованием особо хищнических методов, вызывающих огромный ущерб окружающей среде. Таков смысл официальных заявлений Пекина, адресованных «партнерам» по ВТО.
С другой стороны, в самом Китае публикации по теме «металлического» спора носят гораздо более резкий и откровенно антизападный характер. Суть их сводится к следующему.
Во-первых, Китаю рекомендуется и дальше проводить линию на сворачивание экспорта необработанного сырья, а снабжать им отечественные предприятия, которые бы производили законченные высокотехнологические товары. Эффективность экспорта в этом случае повысится на один или даже два порядка.
Во-вторых, предлагается прекратить интенсивную эксплуатацию местных месторождений РЗМ, а приобретать месторождения таких металлов за пределами Китая. В идеале Китай должен быть не экспортером, а импортером РЗМ.
В-третьих, обращается внимание на несправедливый характер «правил ВТО». Особенно в контексте данной истории обращается внимание на то, что Запад требует поставлять все растущие объемы РЗМ, причем по низкой цене; в то же время Запад запрещает Китаю покупать оружие и некоторые виды высокотехнологичной продукции, сделанные с использованием этих металлов.
В-четвертых, особой критике подвергается торговая политика США, которую китайские СМИ называют «сверхпротекционизмом». В частности, формальное снижение импортных пошлин в США более чем компенсируется такими инструментами, как нетарифные барьеры и особенно антидемпинговые расследования против Китая. Одновременно Вашингтон выводит из сферы конкурентной борьбы многие отрасли под предлогом того, что они имеют стратегическое значение и необходимы для реиндустриализации Америки. Например, производство оборудования для «чистой» энергетики. Это производство и сама «чистая» энергетика пользуются особым правительственным покровительством (налоговые льготы, экспортные кредиты и гарантии), что идет в разрез с «правилами ВТО».
В-пятых, обращается внимание на то, что ВТО-инструмент продвижения интересов стран «золотого миллиарда». Это проявляется в том, что «правила ВТО», касающиеся торговли, инвестиций, экологии постоянно пересматриваются, но пересмотр всегда происходит в пользу Запада. Так, западные страны долгое время использовали экологию в качестве аргумента для того, чтобы защищать свои рынке от товаров других стран (либо сами товары, либо их производство объявлялись экологически опасными). Китай говорит о том, что расширение экспорта РЗМ влечет за собой разрушение окружающей среды, однако на Запад этот аргумент не производит никакого впечатления. Типичная политика «двойных стандартов»!
В любой момент после присоединения в 2001 году Китая к ВТО против него велось (и ведется) по несколько десятков дел и антидемпинговых расследований. Большинство из них Китай проигрывает. И это несмотря на то, что Китай подготовил значительное количество юристов, специализирующихся на спорах в рамках ВТО. Так, в 2009 г. со стороны США, ЕС и Мексики был подан иск против Китая с жалобой на ограничение экспорта бокситов, что, по мнению истцов, создавало преимущества китайским производителям алюминия и дискриминировало иностранных производителей. В январе 2012 г. Китай проиграл во всех инстанциях ВТО этот спор.
О войнах: «опиумных», «металлических», «нефтяных»
Мы не знаем, чем закончится противостояние в ВТО по поводу РЗМ. Можно лишь заметить, что Китай устал отбиваться от постоянных претензий и исков со стороны «партнеров» по ВТО. Китай готов дать бой Западу. В «Поднебесной» в настоящее время идет активная консолидация предприятий по добыче РЗМ, усиливается государственный контроль над отраслью, крупные инвестиции направляются на создание «производственных цепочек» по глубокой переработке металлов. Наконец, из государственных валютных резервов щедро выделяются средства на покупку зарубежных месторождений РКЗ. Кстати, по мнению некоторых зарубежных аналитиков, Китай уже в 2015 году может стать чистым импортером РЗМ. Китай явно не желает играть роль сырьевого придатка западной «цивилизации». Все это грозит перерастанием обычного «торгового спора» в торговую войну. Жесткую позицию Китая понять можно: история с металлами вышла за рамки банальных разборок по поводу уровня пошлин или государственных субсидий, а представляет собой плохо закамуфлированную попытку Запада поставить под свой контроль месторождения полезных ископаемых в «Поднебесной». Бесцеремонность, напоминающая требования Лондона к Пекину накануне «опиумных» войн.
Напомню, что «опиумные» войны проводились для того, чтобы добиться «открытия» внутреннего рынка Китая для поставок опиума из Бенгалии английскими коммерсантами и выкачивания из страны серебра, золота, чая, хлопка, фарфора и шелка (конечно, основным и конечным выгодополучателем этой торговли была Британская корона). Первая война (1840-1842) закончилась Нанкинским договором. Договор предусматривал выплату империей Цинн контрибуции в размере 15 млн. серебряных лян (примерно 21 млн. долл. по тогдашнему курсу – громадные деньги), передачу Великобритании острова Гонконг и открытие китайских портов для английской торговли. Английская корона получила гигантский источник дохода путем продажи опиума. Первая опиумная война стала началом длительного периода ослабления государства и гражданской смуты в империи Цин, что привело к закабалению страны со стороны европейских держав и принудительной наркоманизации населения. Так в 1842 г. население империи составляло 416 млн. человек, из них 2 млн. – наркоманов, в 1881 г. – 369 млн. человек, из них 120 млн. – наркоманов.
Вторая война (1858-1860) с участием Англии и Франции завершилась подписанием Пекинского договора, по которому цинское правительство согласилось выплатить Великобритании и Франции 8 млн. лянов контрибуции, открыть для иностранной торговли Тяньцзинь, разрешить использовать китайцев в качестве кули (работников на правах рабов) в колониях Великобритании и Франции.
Многие китайцы прекрасно помнят о событиях и последствиях опиумных войн; их поведение в XXI веке в определенной степени определяются этой памятью. С одной стороны, эта память порождает у них страх и желание не раздражать «варваров» (так китайцы называли в XIX веке англичан-завоевателей). С другой стороны, эта же память заставляет их напрягать все силы для того, чтобы стать сильной страной, способной отразить военные посягательства со стороны «варваров». Китайцы хорошо понимают: торговые споры могут перерастать в торговые войны, а торговые войны – в настоящие «горячие» войны.
Но вернемся к современному Китаю и назревающей торговой войне. Она может войти в анналы мировой истории как «металлическая» война (по аналогии с «опиумными» войнами). Эта информация, безусловно, важна для понимания того, зачем нас тянут в ВТО. И для понимания того, как ВТО, выполняя требования своих главных «акционеров» (западных стран) будет действовать в отношении России после вступления последней в организацию.
Уже сегодня Россия является крупнейшим в мире поставщиком на мировой рынок природного газа и нефти. Занимает первое место по запасам природного газа, многих цветных металлов, платины, апатитов и другого сырья. Россия и так запредельно много экспортирует природных ресурсов. Например, на внешний рынок идет 50 % добычи «черного золота», 25 % природного газа, до 100 % (в отдельные годы) золота и некоторых металлов из платиновой группы и т. д. Внутренние потребности удовлетворяются по «остаточному принципу». Наблюдается ярко выраженный приоритет потребностей ТНК над потребностями национальной экономики.
Если власти страны вдруг пожелают развивать переработку нефти в виде нефтепродуктов, им придется уменьшить поставки сырой нефти на мировой рынок.
Если власти страны вдруг вспомнят о том, что у нас тысячи и тысячи деревень и населенных пунктов до сих пор существуют без природного газа и что их наконец-то надо газифицировать, то поставки этого энергоносителя в Западную Европу придется сократить (или, по крайней мере, не увеличивать).
Если власти страны вдруг вспомнят, что лучше накапливать в международных резервах не «зеленые бумажки», а «желтый металл», то им придется сократить (или даже прекратить) поставки на внешний рынок золота.
Если власти страны вдруг вспомнят, что нам надо развивать отечественную нефтехимию, то им придется сокращать поставки на внешний рынок не только сырой нефти, но также металлов платиновой группы, которые используются для производства катализаторов, необходимых для нефтехимии.
Если власти страны вдруг вспомнят, что у России может и должно быть будущее и в этой связи надо сохранить и передать потомкам полученные от Бога природные богатства, то и в этом случае придется сокращать (или даже прекратить) поставки природных ресурсов на мировой рынок.
Вот этого как раз и опасается Запад. Он будет делать все возможное для того, чтобы Россия продолжала оставаться сырьевым придатком «золотого миллиарда». Вот для этого и потребуется ВТО с ее «правилами». Россия, как член ВТО, будет обвинена в следующих «преступлениях»:
а) ограничение экспорта ресурсов;
б) попытки повышения цен на ресурсы на мировом рынке через сокращение их поставок;
в) нанесение тем самым ущерба транснациональным корпорациям через «ограничение доступа» к ресурсам.
С России взыщут компенсацию ущерба, нанесенного транснациональным корпорациям, и потребуют восстановления «свободного доступа» к ресурсам.
Как тут не вспомнить карательные акции Англии в отношении Китая во время «опиумных» войн. В начале XXI века может произойти похожая история. Только вместо Китая будет Россия, вместо Англии – США. А война будет называться: «нефтяной», «газовой» или «золотой». В заявлениях американских государственных и политических деятелей США в связи с предвкушаемым ими вступлением России в ВТО уже слышатся угрожающие ноты. Вот, например, слова торгового представителя США в ВТО: «Членство России в ВТО будет непосредственно способствовать экономическим интересам США в силу того, что Россия вступит в систему с жесткими правилами, регулирующими торговлю, а также благодаря тому, что появятся средства для принудительного осуществления этих правил и обязательств России в отношении доступа к рынку (курсив мой – В.К.)». Недаром говорят: ВТО – организация, за вход в которую надо заплатить рубль, а за выход – десять.
Китай – потенциальный эпицентр второй волны мирового финансового кризиса
В последнее время из Китая поступают тревожные сообщения, касающиеся ситуации на фондовом рынке этой страны. С 12 июня по 7 июля китайский фондовый рынок потерял примерно треть от своей капитализации, или 2,8 трлн. долларов. Чтобы оценить масштаб падения, скажем, что указанная сумма превышает капитализацию фондовых рынков Испании, Италии, Швеции, Голландии и России, вместе взятых. Сегодня внимание мира приковано к Греции, но, между прочим, ВВП этой европейской страны составляет всего 180 млрд. евро, что в 15 с лишним раз меньше, чем зафиксированные потери на фондовом рынке Китая. Согласно опросу Bank of America Merrill Lynch, 70 % управляющих глобальными фондами считают, что на китайском рынке надулся «пузырь». Правильнее сказать, что «пузырей» в китайской экономике несколько – на рынке недвижимости, кредитный и финансовый (на фондовом рынке). Все они взаимосвязаны. Вопрос заключается в следующем: произойдет ли резкое «схлопывание» «пузырей» или же китайским властям удастся плавно их спустить? При первом варианте пострадать может вся мировая экономика.
О том, что у Китая могут начаться серьезные экономические проблемы, последние 2-3 года говорили многие аналитики и эксперты. Одним из последних и очень авторитетных предупреждений было исследование известной консультативной компании McKinsey, посвященное мировой долговой ситуации. Доклад по результатам исследования был обнародован в феврале 2015 года. В данном докладе рассматривается динамика мирового долга за период 2007-2014 гг. на основе данных по 47 ведущим странам мира. За период 2007-2014 г. мировой долг увеличился со 142 трлн. долл. до 199 трлн. долл. Отношение мирового долга к ВВП выросло за указанный период времени с 269 % до 286 %. Авторы доклада выражают тревогу: такой динамичный рост мирового долга грозит спровоцировать в любой момент вторую волну мирового финансового кризиса. Возникает вопрос: какая страна может стать эпицентром второй волны мирового кризиса? Авторы доклада отвечают, что наряду с США и Европой (еврозоной) это может быть также Китай.
Значительная часть прироста мирового долга – «заслуга» Китая. В 2014 году на Китай приходилось 14,2 % всего мирового долга. По предварительным оценкам МВФ, в 2014 г. доля Китая в мировом ВВП составила 16,48 % (он вышел на первое место, обогнав США с долей 16,28 %). То есть доля Китая в мировом долге примерно стала соответствовать его доле в мировой экономике. Прирост долга Китая за период 2007-2014 гг. в абсолютном выражении составил 20,8 трлн. долл. Общий прирост мирового долга за указанный период времени составил 57 трлн. долл. Получается, что вклад Китая в прирост мирового долга за период 2007-2014 гг. равен 36,5 %. Что непропорционально много даже для такой крупной страны, как Китай. Это и стало основанием для следующего утверждения авторов доклада: Китай становится главной угрозой экономической и финансовой стабильности в мире.
Табл. 13. Динамика долга Китая.
Углубляясь в анализ динамики отдельных элементов общего долга Китая, авторы обращают внимание на особенно быстрый прирост долга финансового сектора. В 2000 г. доля финансового сектора в общем долге Китая была равна 5,8 %, в 2007 г. – 15,2 %, а в 2014 г. она достигла 23,0 % (табл. 14).
Табл. 14. Структура долга Китая (%)
Авторы доклада обращают внимание на три следующие угрозы, связанные с ростом долга Китая.
1. Примерно половина всех долгов прямо или косвенно порождены сделками на рынке недвижимости Китая, а этот рынок, как известно, «перегрет».
2. Примерно половина новых долгов, возникших в период 2007-2014 гг. порождена так называемым «теневым банкингом», который находится вне сферы государственного финансового надзора и регулирования.
3. Быстро растет задолженность многих городов и муниципалитетов, причем их способность погашать свои обязательства вызывает большие сомнения.
Китайская экономика в 2010 году выросла на 12 процентов, но замедлила рост до 7,7 процентов в 2013 и до 7,4 в 2014 году. Это самый низкий показатель за 24 года. Эксперты прогнозируют, что прирост китайской экономики в 2015 году не превысит 7 процентов. В экономической теории существует очевидное правило: темпы прироста экономики не должны быть меньше процентных ставок по кредитам и займам, иначе стране грозит кризис. Конечно, на фоне других стран 7 процентов прироста ВВП выглядит отлично. Этого еще достаточно для того, чтобы участники экономической деятельности могли обслуживать свои долги, так как по большей части кредитов и займов, которые они получали, процентные ставки были ниже 7 % годовых. Ряд экспертов выразил сомнение в отношении прогноза роста китайской экономики на 7 %. Они обратили внимание на то, еще в начале текущего года акции многих китайских компаний, занимающихся недвижимостью, начали дешеветь.
Возникла напряженность на рынке межбанковского кредитования Китая, процентные ставки на этом рынке растут, но банки все равно очень неохотно выдают кредиты. Китайские власти пытаются стабилизировать ситуацию. Народный банк Китая неожиданно объявил о снижении процента отчислений в резервный фонд по депозитам на 0,5 процентного пункта: с 20 до 19,5 процентов. Тревожные публикации стали появляться в британской прессе, поскольку ряд банков лондонского Сити достаточно глубоко влезли в бизнес по кредитованию китайской экономики. Такие банки, как Standard Chartered и HSBC стремительно наращивали объёмы своих кредитных операций в Азии, в том числе Китае, Сингапуре, Гонконге с 2008 года. Лондон боится, что Великобритания может стать первой жертвой возможного долгового кризиса в Китае.
Коротко о китайском «теневом банкинге». Сегодня это солидные и вполне легальные структуры, которые чаще всего имеют статус инвестиционных фондов и трастов. Они называются «теневым банкингом», поскольку не подпадают под традиционный банковский надзор, на них не распространяются нормы и ограничения по выдаче кредитов и займов, которые установлены для обычных банков, они не осуществляют резервных отчислений. В 2013 году основные участники этого рынка – трасты – обладали активами с совокупным объемом около 1 трлн. долл. По оценке KPMG, эти структуры обошли по объему активов местные страховые компании и стали вторыми по величине финансовыми институтами КНР после банков. Согласно оценкам The Financial Times (FT), в период 2008-2013 гг. объем операций «теневого банкинга» в Китае вырос примерно в четыре раза и достиг 20 трлн. юаней. Это эквивалентно 3,2 трлн. долл. и 40 % ВВП Китая.
Основными клиентами трастов стали строительные компании и другие участники рынка недвижимости. Власти Китая сквозь пальцы смотрели на деятельность трастов и других организаций «теневого банкинга» по той причине, что они помогали наращивать рынок недвижимости и поддерживать высокие темпы экономического роста Китая. Сегодня власти Китая видят, что трасты превратились из фактора экономического роста в фактор риска экономической дестабилизации и предпринимают попытки ограничить «теневой банкинг». Пока у властей Китая успехи на этом направлении более чем скромные. «Теневой банкинг» по инерции продолжает надувать «пузырь» на китайском рынке недвижимости. «Схлопывание» «пузыря» может привести к тому, что китайская экономика впервые за несколько десятилетий уйдет в минусовую зону экономического роста и станет детонатором мирового кризиса.
Но вернемся к сегодняшним событиям на фондовом рынке Китая. Как отмечают аналитики Bloomberg, ход китайского кризиса похож на крах Уолл-стрит в 1929 году, который привел к Великой депрессии в США. Другие проводят параллели с падением в 2007 году на рынке ипотечных бумаг в США, переросшим в финансовый кризис 2007-2009 гг. Власти Китая предпринимают отчаянные попытки купировать начинающийся кризис.
Во-первых, финансовые регуляторы запретили компаниям осуществлять первичные размещения акций на фондовом рынке (IPO). Как сообщают китайские источники, приостановлено проведение запланированных ранее IPO 28 компаний.
Во-вторых, Народный банк Китая выдал целевые кредиты для стабилизации рынка, за их счет было куплено акций на 120 млрд. юаней. Более того, он планирует произвести снижение процентных ставок по кредитам для увеличения масштабов скупки бумаг на фондовом рынке.
В-третьих, был создан специальный стабилизационный фонд, капитал которого должен составить 19 млрд. долл.; капитализацию фонда должны провести 20 брокерских домов страны.
В-четвертых, Комиссией по регулированию рынка ценных бумаг были срочно внесены изменения в правила работы брокеров. Особо важным является требование о прекращении продаж бумаг в случае, если индекс Shanghai Composite опустится ниже 4,5 тыс. пунктов. Дополнительно к этому Ассоциация управления фондовыми активами опубликовала открытое письмо, в котором рекомендовала инвестиционным фондам «не устраивать повальную распродажу китайских акций».
В-пятых, отчасти добровольно, отчасти под давлением финансовых регуляторов часть участников фондового рынка остановили свои операции. По данным Bloomberg, около 200 компаний (четверть компаний, зарегистрированных на биржах КНР) во вторник приостановили торги по своим акциям на биржах материкового Китая, доведя общее число недоступных для торговли бумаг до 745. Это бумаги с рыночной стоимостью примерно 1,4 трлн. долл. (21 % капитализации фондового рынка).
Многие эксперты полагают, «долговой навес», образовавшийся над китайской экономикой, столь велик, что указанные меры могут лишь отсрочить переход нынешнего падения фондового рынка в фазу острого кризиса, который неизбежно поразит всю китайскую экономику. Эксперты полагают, что это может произойти осенью, и призывают другие страны готовиться ко второй волне мирового финансового кризиса.
«Теневой банкинг» и «долговая ловушка» Китая
Уже давно экономика Китая «перегрета». На рынке недвижимости и фондовом рынке образовались «пузыри». Этим летом фондовый рынок Китая дважды был на грани коллапса. Путем жесточайших мер, имевших явно оттенок административных, Пекину удалось купировать развитие финансового кризиса в стране. А тот, в свою очередь, мог стать «спусковым крючком» для начала второй волны мирового финансового кризиса. Основную ответственность за это, по мнению большинства экспертов, несет так называемый «теневой банкинг» (ТБ).
Я уже писал о том, что в XXI веке ТБ стал глобальным явлением. По своим масштабам (активам, объемам операций, прибыли, численности занятых) ТБ стал сопоставим с классическим банковским бизнесом. Не надо думать, что ТБ представлен исключительно подпольными структурами, занимающимися криминальными операциями типа отмывания грязных денег, финансирования наркобизнеса или терроризма. Есть, конечно, и такой ТБ. Но большая часть ТБ приходится на вполне легальные, респектабельные и часто весьма крупные структуры. Они не только не прячутся от человеческих глаз, но нередко рекламируют свои услуги. А услуги примерно те же, какие предоставляют обычные банки, – кредиты, инвестиции, платежи и расчеты и т. д. Называются структуры ТБ по-разному: инвестиционные фонды, хеджевые фонды, трасты, финансовые компании и т. д. Главным отличием структур ТБ является то, что они, с правовой точки зрения, – не банки. Что выводит их из-под жесткого банковского надзора, позволяет осуществлять рискованные операции, снижает издержки бизнеса (например, не надо осуществлять отчисления на резервирование). Кроме того, они еще не успели приобрести плохой репутации. Последнее оказывается крайне важным конкурентным преимуществом для ТБ. Дело в том, что традиционные банки сыграли большую роль в подготовке первой волны финансового кризиса. В ходе и сразу же после кризиса они активно были замешаны в различных манипуляциях (например, ставками ЛИБОР, валютными курсами, ценами на золото и др.), а также в нарушениях законов (отмывание «грязных» денег, нарушение экономических санкций и т. п.). За все эти «грехи» банкам в настоящее время приходится расплачиваться миллиардными штрафами. Впрочем, не следует думать, что традиционные банки и структуры ТБ – обязательно конкуренты. Нет. Часто структуры ТБ создают сами банки. Если и не создают, то все равно активно прибегают к услугам ТБ. Не следует думать также, что если структуры ТБ пока не стали объектами расследований и преследований, то они на фоне традиционных банков – «белые и пушистые». Нет, институты ТБ также «пускаются во все тяжкие». Просто они удобны банкам для выполнения разного рода «деликатных» задач. Власти разных стран достаточно толерантно относятся к ТБ. По той причине, что ТБ поддерживает хотя бы на минимуме реальную экономику. Традиционные банки это сегодня делают крайне неохотно. Очевидно, что одной рукой ТБ поддерживает экономику, а другой рукой он подготавливает условия для второй волны финансового кризиса. Разборки и громкие скандалы по поводу ТБ неизбежны. Но их время пока еще не пришло.
Все сказанное выше в полной мере применимо к Китаю. Согласно исследованиям Совета по финансовой стабильности (СФС), организации, созданной «Большой двадцаткой», Китай в 2013 году занимал третье место по масштабам операций ТБ после США (14 трлн. долл.) и Великобритании (4,7 трлн. долл.). Объем операций ТБ в Китае был оценен в 2,7 трлн. долл. Впрочем, имеются и более высокие оценки масштабов ТБ в Китае. Данный сектор в Китае представлен такими неформальными кредиторами, как трастовые компании, инвестиционные фонды и лизинговые фирмы, которые берут средства у инвесторов, обещая им высокие прибыли, и кредитуют зачастую рискованные проекты. Обычные банки кредиты под такие проекты никогда не выдали бы.
В Китае имеется также «теневой банкинг» в узком смысле – как откровенно незаконная деятельность («отмывание» денег и другие операции по обслуживанию «теневой» экономики, вывод денег за границу в обход государственного контроля над трансграничным движением капитала и др.). Причем такой деятельностью могут заниматься как неформальные кредиторы, так и обычные банки. Для «белых» банков это нередко забалансовые, или подпольные операции, которые они скрывают от Народного банка Китая и Комиссии по регулированию банковской деятельности.
«Теневой банкинг» стал самой настоящей головной болью для партийного и государственного руководства Китая. Гонконгский журнал «Дунсян» в своём сентябрьском выпуске сообщил, что 2 сентября Госсовет КНР провёл третье в этом году собрание, посвящённое теневой деятельности банков – отмыванию денег и выводу денег за границу. На собрании присутствовали руководители Народного банка Китая, Министерства финансов, Комиссии по регулированию банковской системы, четырёх крупных государственных банков Китая и т. д. Вел собрание премьер-министр Ли Кэцян. Премьер заявил, что так называемые подпольные банки фактически являются секторами официальных финансовых учреждений страны, что об этом все знают, и это является очередным проявлением «коррумпированности и упадничества финансовой системы и правительства». Далее премьер потребовал объяснить, как получилось, что подпольные банки незаконно функционируют практически открыто и без каких либо ограничений уже на протяжении 16 лет, начиная с 1999 года?
В статье также говорится, что в Китае, включая особые регионы Гонконг и Аомынь, теневые банки процветают. В 120 городах КНР функционирует более 3350 таких банков. В них задействовано от 120 до 150 тысяч сотрудников, прибыль от незаконного оборота денег в этих банках составляет от 4 % до 15 %. Подпольные китайские банки имеют тесные связи с государственными банками и заграничными финансовыми институтами и даже непосредственно подчиняются им.
Подпольные банки сейчас в основном занимаются незаконным выводом из страны денег. Выводятся как юани, так и иностранная валюта. Согласно оценкам, приведенным в гонконгском журнале, в период с 2000-2004 гг. через подпольные банки в Китае было выведено от 450 до 800 миллиардов юаней (70-125 млрд. долл.); в 2007-2012 гг. – 3 триллиона юаней (475 млрд. долл.); в 2013-2014 гг. – 6 триллионов юаней (950 млрд. долл.). Авторы статьи также сообщают, что в этом году за три недели, с 24 июля по 14 августа (время, когда на фондовом рынке страны начался обвал) из Китая за границу ушло более 824 миллиарда юаней (свыше 130 млрд. долл.), причем 70 % капитала было выведено через теневые банки.
Министерству общественной безопасности КНР летом этого года было поручено срочно разобраться с подпольными банками. Указанное ведомство на своём сайте 30 сентября 2015 г. отчиталось о борьбе с «теневыми банками» за два месяца (август и сентябрь): выявлено 37 теневых банков с незаконным оборотом средств на сумму 240 миллиардов юаней (38 млрд. долл.), арестовано 75 человек.
На совещании Госсовета КНР от 2 сентября обсуждали лишь ту часть ТБ, которая связана с нарушением законов, представляющую откровенно криминальный бизнес. Но большая часть ТБ вполне легальна и респектабельна. Выше мы отметили, что по масштабам легального ТБ Китай уступает значительно США и Великобритании и сопоставим с Японией (по «Стране восходящего солнца» оценки оборотов ТБ сильно разнятся – от 2,5 до 6 трлн. долл.). Но вот по темпам роста ТБ Китай опережал экономически развитые страны. Согласно оценкам The Financial Times (FT), в период 2008-2013 гг. объем операций «теневого банкинга» в Китае вырос примерно в четыре раза и достиг 20 трлн. юаней. Это эквивалентно 3,2 трлн. долл. и 40 % ВВП Китая.
В 2013 году основные участники рынка ТБ – трасты – обладали активами с совокупным объемом около 1 трлн. долл. По оценке KPMG, эти структуры обошли по объему активов местные страховые компании и стали вторыми по величине финансовыми институтами КНР после банков. Деньги в трасты несут простые граждане, равно как и «белые» банки. Примечательно, что сбор денег граждан трасты осуществляют обычно в офисах обычных банков через своих агентов. Большинство клиентов являются неискушенными людьми и наивно полагают, что они сдают деньги в банки. То есть они рассчитывают на какие-то гарантии со стороны государства. Но это откровенный обман. В случае потери денег клиентами трастов банки и государство сделают удивленное лицо и скажут, что они никакого отношения к сделкам трастов с физическими лицами не имеют. Рано или поздно это произойдет, совокупные потери физических лиц – клиентов трастов будут измеряться сотнями миллиардов долларов.
Основными получателями кредитов трастов стали строительные компании и другие участники рынка недвижимости. Важная особенность китайских трастов – полнейшая непрозрачность операций. Никто толком не знает, куда и под залог чего инвестируются огромные суммы денег. Власти Китая сквозь пальцы смотрели на деятельность трастов и других организаций «теневого банкинга» по той причине, что они помогали наращивать рынок недвижимости и поддерживать высокие темпы экономического роста Китая.
В начале нынешнего года компания McKinsey Global Institute опубликовала исследовательский отчет о мировом долге и его структуре по странам и секторам. За период с 2007 года (накануне начала мирового финансового кризиса) до 2014 года мировой долг вырос на 57 трлн. долларов и достиг величины 199 трлн. долл. Примечательно, что почти 2/5 всего прироста мирового долга за указанный период пришлось на Китай. Совокупный долг Китая (все сектора экономики, включая сектор государственного управления) с 2007 года вырос в четыре раза – до 282 % от ВВП. Относительный уровень совокупной задолженности Китая сегодня выше, чем у США и Германии. По мнению экспертов, это произошло из-за теневой банковской системы и неконтролируемого развития сектора недвижимости. По их мнению, около половины всей задолженности Китая, так или иначе, связано с рынком недвижимости, теневой банковской деятельностью и долгом местных властей (согласно некоторым оценкам, последний составляет более 3 трлн. долл., он слабо отражается в официальной статистике и его погашение весьма проблематично).
Сегодня власти Китая видят, что трасты и другие небанковские структуры превратились из фактора экономического роста в фактор экономической дестабилизации и предпринимают попытки ограничить «теневой банкинг». Пока у властей Китая успехи на этом направлении более чем скромные. ТБ по инерции продолжать надувать «пузырь» на китайском рынке недвижимости. «Схлопывание» «пузыря» может привести к тому, что китайская экономика впервые за несколько десятилетий может уйти в минусовую зону экономического роста и стать детонатором мирового кризиса. Для комфортного обслуживания совокупного китайского долга, который в конце текущего года приблизится к планке 300 % ВВП, по мнению аналитиков рейтингового агентства Fitch, потребуются темпы прироста ВВП в 15 %, а не нынешние официальные 7 %. Нерешительность Пекина в борьбе с ТБ легко объясняется: если власти начнут активно наводить порядок в секторе небанковского кредитования, то вместо ожидаемых 7 % прироста ВВП Китай немедленно получит экономический обвал. Плюс к этому социальное возмущение десятков миллионов простых китайцев, которые потеряют свои вложения в трасты. Страна попала в «долговую ловушку».
Китай обходит банковские ловушки ВТО
В конце 2015 года Китайская комиссия по регулированию банковской деятельности (China Banking Regulatory Commission – CBRC) опубликовала очередной годовой отчет (за 2014 год) о состоянии, проблемах и перспективах развития банковского сектора экономики КНР. В нем особое внимание обращено на участие иностранного капитала в банковской системе этой страны. Проанализируем данные отчета о позициях иностранных банков в Китае (при необходимости дополняя их статистикой из предыдущих отчетов CBRC и других источников).
Напомним, что КНР вступила в конце 2001 года во Всемирную торговую организацию (ВТО), приняв на себя определенные обязательства по части допуска иностранных банков на свой внутренний рынок. При вхождении Китая в ВТО Пекину удалось по большинству вопросов получить определенные послабления за счет признания его развивающейся страной. Помимо всего Китаю было позволено сохранить ограничения на допуск иностранного капитала на внутренний рынок услуг, в том числе рынок финансовых услуг. Кроме того, Китаю удалось сохранить сильные позиции государства в сфере внешнеэкономического регулирования. Согласно соглашению о присоединении Китая к ВТО иностранный капитал имел несколько способов присутствовать на китайском рынке банковских услуг:
а) приобретение акций (долей) в капитале уже действующих китайских банков;
б) создание собственных банков или 100-процентный выкуп существующих китайских банков с их регистрацией как юридических лиц КНР;
в) открытие на территории КНР филиалов и отделений зарубежных банков.
При учреждении иностранного банка в Китае он становится органической частью китайской банковской системы и объектом надзора и регулирования со стороны Народного банка Китая и других финансовых регуляторов. В случае создания зарубежными банками филиалов и отделений банковские операции не подпадают под такой надзор и контроль.
В 2002 году были сняты ограничения на численность сотрудников иностранных банков и финансовых компаний, работающих в Китае. На первых порах иностранные банки в Китае могли обслуживать операции преимущественно иностранных компаний в лишь иностранной валюте. Работать с местными юридическими и физическими лицами с использованием юаня иностранные банки могли лишь, начиная с 2004 и 2007 гг. соответственно. С 2007 года также снимались территориальные ограничения для работы иностранных банков, с этого момента иностранные и местные китайские банки должны были быть уравнены в своих правах и полномочиях. Накануне вступления Китая в ВТО существовало опасение, что китайская банковская система окажется неконкурентоспособной на фоне крупных иностранных транснациональных банков. В 2000 г. доля иностранных банков в депозитах всей банковской системы Китая составляла 0,43 % (в 2001 г. – 0,44 %). Их доля в выданных кредитах была равна 1,55 % (в 2001 г. – 1,37 %). Удельный вес во всех активах банковской системы Китая – 2,06 % (в 2001 г. – 2,30 %). Делались алармистские оценки, согласно которым к середине (максимум – концу) «нулевых» годов иностранные банки захватят 15 % китайского рынка валютных и 10 % юаневых депозитов, 20-30 % рынка валютных и 15 % юаневых кредитов.
В первые два года после вступления Китая в ВТО (2002-2003 гг.) действительно имела место активизация иностранных банков в Китае. Она проявилась преимущественно в увеличении количества иностранных кредитных организаций, которые открыли свои филиалы и отделения в Китае. В 1995 г. в Китае было 120 банковских учреждений иностранного происхождения (банки, зарегистрированные как китайские юридические лица, их филиалы и отделения, филиалы и отделения зарубежных банков). В 2000 г. их число составило 154. В 2002 г. иностранных банковских учреждений было уже 181, а в 2003 г. – 191. Такой прирост был обеспечен почти исключительно за счет открытия иностранными банками филиалов. Риск создания полноценного иностранного банка был слишком велик. В конце 2003 года в КНР было всего 5 таких банков. Некоторые иностранные банки имели по несколько отделений и филиалов на территории КНР. Общее количество иностранных банков, представленных в Китае, в начале 2004 года было равно 64, они, в свою очередь, представляли 19 стран. Основные страны происхождения: Великобритания, Франция, США, Германия, Гонконг, Тайвань, Республика Корея. Цифры количества иностранных банковских учреждений приведены без учета представительств иностранных банков. Их число в 2003 г. составило 209. Представительства коммерческих операций не вели, но внимательно изучали обстановку, налаживали связи и собирали информацию, которая направлялась в штаб-квартиры зарубежных банков. Важным направлением активности иностранных инвесторов на рынке банковских услуг стала покупка акций (долей) действующих китайских банков (разрешенная максимальная доля – 25 %). Фактически иностранные структуры предпочитали рискованным прямым инвестициям в банковское дело портфельные.
Раньше других на китайский рынок пришли следующие всемирно известные ТНБ: французский BNP Paribas, британские Standard Chartered и HSBC, американские Bank of America, Wells Fargo и Citibank, немецкий Deutsche Bank, гонконгский Bank of East Asia и другие. Они имели свои представительства еще задолго до вступления Китая в ВТО. Эти банки стали активно создавать сеть филиалов и отделений, а также учреждать полноценные банки, которые стали работать по китайским законам и правилам Народного банка Китая.
Общее количество всех учреждений иностранного банковского сектора Китая составило: 2004 г. – 188; 2005 г. – 207; 2006 г. – 224; 2007 г. – 274; 2008 г. – 311; 2009 г. – 338; 2010 г. – 360; 2011 г. – 387; 2012 г. – 412; 2013 г. – 419; 2014 г. – 437. Как видим, за период 2004-2014 гг. общее количество банковских учреждений иностранного происхождения в Китае увеличилось в 2,3 раза.
Ядром иностранного банковского сектора являются банки со 100-процентным участием иностранного капитала, которые учреждены как китайские юридические лица. Иначе говоря, это «дочерние» структуры иностранных банков. Если в 2003 году было только 5 полноценных иностранных банков, то в конце 2014 года – 42. В том числе 39 – банки со 100 % участием иностранного капитала и 2 – банки со статусом совместных предприятий (табл. 15).
Согласно годовому отчету Китайской комиссии по регулированию банковской деятельности, в 2013 году 42 «дочки» иностранных банков имели в Китае 92 отделения и филиала, а кроме того еще 187 представительств. 30 «дочек» иностранных банков и 27 их филиалов получили разрешение проводить операции с производными финансовыми инструментами. Кроме того, 6 банков имели лицензии на размещение облигаций в юанях, а еще 3 банка – на выпуск кредитных карт. Иностранные банки действовали в 27 провинциях и в 69 городах (за год до этого – в 59 городах).
Табл. 15. Количество иностранных банковских учреждений в Китае (на конец года)
Доля иностранных банков (без филиалов и отделений) в общем количестве коммерческих банков Китая в последние годы находится на уровне около 6 %.
Примечательно, что за 14 лет пребывания Китая в ВТО никаких кардинальных изменений в присутствии иностранного капитала на рынке банковских услуг КНР не произошло. Максимальный удельный вес иностранных банков в совокупных активах банковского сектора Китая был достигнут в 2007 году – 2,36 % (табл. 16). В период 2011-2014 гг. происходило постоянное понижение удельного веса иностранных банков в активах. Его значение в 2014 году опустилось до 1,62 %. Это даже ниже, чем накануне вступления Китая в ВТО. Таким образом, опасения того, что иностранный капитал захватит китайскую банковскую систему, которые звучали накануне присоединения страны к ВТО, не оправдались.
Табл. 16. Позиции иностранных банков в банковском секторе Китая.
Источник: China Banking Regulatory Commission (CBRC)
Примечательно, что по ряду других показателей доля иностранных банков в банковской системе Китая была еще ниже, чем их доля в активах. Например, доля в совокупных прибылях банковского сектора Китая в период 2007-2014 гг. имела даже некоторую тенденцию к снижению. Доходность иностранных инвестиций в банковский бизнес в Китае невелика. Об этом можно судить, сравнивая доли иностранных банков в прибыли и в капитале банковской системы Китая. В 2014 годы первый показатель был равен 1 %, а второй – 2,5 %.
Табл. 17. Прибыль иностранных банков в Китае
Источник: China Banking Regulatory Commission (CBRC).
Низкий уровень присутствия иностранного капитала в банковской системе Китая очень контрастирует с аналогичными показателями многих других стран. Так, в последние годы доля иностранных банков в совокупных активах банковской системы США варьировала в диапазоне 15-20 %. В России аналогичный показатель, согласно данным Центрального банка РФ, также находится в последнее время в диапазоне 15-20 %. Доля иностранного капитала в совокупном уставном капитале всех российских банков в период 2008-2014 гг. варьировала в диапазоне 25-28 %. Это на порядок ниже показателя по банковской системе КНР.
Низкий уровень присутствия иностранного капитала в банковской системе Китая имеет целый ряд причин. Главная из них – проведение Пекином политики «мягкого» банковского протекционизма. Эффективность этой политики обеспечивается, прежде всего, тем, что в банковской системе Китая доминирует несколько крупнейших государственных китайских банков. Это так называемая «большая пятерка», в состав которой входят следующие банки: Industrial and Commercial Bank of China, Agricultural Bank of China, Bank of China, China Construction Bank и Bank of Communications (в отчете CBRC они называются «крупными коммерческими банками»). В начале «нулевых» годов, когда Китай вступал в ВТО, на указанные банки приходилось более 70 % активов банковской системы Китая. Сегодня она несколько понизилась и находится на уровне примерно 50 %. Банки, входящие в «большую пятерку», являются крупными не только по китайским меркам. Они на протяжении многих лет входят в рейтинги крупнейших банков мира и по своему «калибру» ничуть не уступают ведущим западным ТНБ.
Впрочем, Пекин при необходимости может прибегать и к «жестким» методам банковского протекционизма. Например, 29 декабря 2015 г. Народный банк Китая направил ряду иностранных банков директиву, содержащую временный запрет на проведение валютных операций, связанных с межгосударственными, внутренними и офшорными сделками. Мера была продиктована стремлением НБК стабилизировать обменный курс китайского юаня по отношению к доллару и затормозить вывод из страны капитала. Над китайской экономикой сгущаются тучи кризиса, государство пытается принять превентивные меры.
Два варианта валютной политики Китая: какой хуже?
В валютной политике многих государств много противоречивого и парадоксального. Особенно в валютной политике двух крупнейших экономических держав – США и Китая. Америка, например, обвиняет Китай в том, что тот занижает курс юаня и тем самым искусственно стимулирует экспорт. Но давайте на минуту задумаемся: за счет чего Китаю удается занижать курс национальной денежной единицы? – Ответ очевиден: за счет валютных интервенций Народного банка Китая. Чем более активно Центробанк Китая скупает на валютном рынке доллары, тем, соответственно выше курс «зеленого» по отношению к юаню. То есть тем ниже курс юаня по отношению к «зеленому». Разве Соединенные Штаты не заинтересованы в том, чтобы Народный банк Китая закупал продукцию «печатного станка» ФРС? Если Китай захочет повысить курс юаня, тогда у ФРС возникнет проблема с дальнейшей реализацией доллара. А для паразитического американского капитализма прекращение спроса на «зеленую продукцию» ФРС смерти подобно. Возникает ощущение, что Америка очень непоследовательна в своих выпадах против Китая. Она недовольна как в том случае, когда Пекин играет на понижение своей валюты, так и в том случае, когда он ее укрепляет или, по крайней мере, поддерживает «на плаву».
Точно также Китай одинаково недоволен тем, что: а) Вашингтон проводил на протяжении нескольких лет политику количественных смягчений, которая неизбежно ослабляла доллар США и укрепляла юань по отношению к американской валюте; б) Вашингтон свернул программу количественных смягчений и собирается впервые за несколько лет поднять учетную ставку ФРС. В первом случае подрываются позиции китайских экспортеров, ориентированных на рынок США. Во втором случае возникает угроза мощного оттока капитала из Китая. Впрочем, ставка ФРС еще не поднята (ее поднятия ожидают в самое ближайшее время), а капитал из Китая уже бежит в направлении Америки. Планы Пекина по интернационализации юаня могут быть сорваны.
Такой парадоксальный «валютный дуализм» (порой, напоминающий «валютную шизофрению») Вашингтона и Пекина объясняется тем, что оба государства пытаются в своей валютной политике совместить несовместимое. Они хотят обеспечить своим экспортерам товаров благоприятные позиции на мировом рынке. И одновременно обеспечить крепкие позиции на мировом рынке капитала. Для достижения первой задачи нужно снижение валютного курса своей денежной единицы, для достижения второй задачи – укрепление. За двумя зайцами одновременно гнаться нельзя.
Если посмотреть на реальную валютную политику США, абстрагируясь от конъюнктурных заявлений американских политиков и чиновников, то не возникает никакого сомнения, что Вашингтон проводил и продолжает проводить долгосрочный курс на крепкий доллар. Это его «заяц». Если бы было иначе, то мировая долларовая система давно бы уже рухнула. А возмущенные заявления Вашингтона насчет того, что Китай занижает курс своей валюты («валютный демпинг»), носят в основном политический характер. Это одно из традиционных, хорошо отработанных средств давления дяди Сэма на Пекин. Вашингтон гораздо больше боится курса Пекина на укрепление юаня. Ибо этот курс будет подрывать мировую систему доллара, которую США выстраивали на протяжении всего XX века, организовав для этого две мировые войны. Таким образом, «валютный дуализм» существует лишь в риторике американских политиков, реальная валютная политика Вашингтона нацелена на ослабление других валют по отношению к доллару США. Вашингтону очень выгодны «тараканьи бега» других государств под названием «валютные войны». Хотя на словах Вашингтон их осуждает.
Тактически Вашингтон может пойти на временное укрепление других валют. Но только на временное. И только такое, которое нужно Вашингтону. Яркий пример – известное «соглашение Плаза» в 1985 году. Тогда Вашингтон добился от Токио поднятия курса иены. Это повышение было роковым для Японии: экспорт товаров «Страны восходящего солнца» стал падать, что нанесло удар по всей экономике. «Соглашение Плаза» поставило крест на так называемом «японском экономическом чуде». Иена, которую еще в 70-е годы прошлого века называли «конкурентом доллара», окончательно закатилась. Дядя Сэм великодушно разрешил иене сохранить статус резервной валюты, оставив ее в «валютной корзине» МВФ. Она стала чем-то наподобие музейного экспоната. Впрочем, экспоната поучительного.
А теперь обратимся к Китаю. На сегодняшний день «валютный дуализм» Пекина является реальностью, а не «оптическим обманом» (как в случае с Вашингтоном).
На протяжении нескольких десятилетий Китай наращивал свой товарный экспорт, завоевывая мировые рынки и став на сегодняшний день экспортером № 1. Благодаря экспорту Китай стал экономической державой № 1, если оценивать валовой внутренний продукт (ВВП) страны по паритету покупательной способности юаня по отношению к доллару США. Так называемое «китайское экономическое чудо» – результат действия нескольких факторов: низкие издержки на рабочую силу, торговый режим «особого благоприятствования» со стороны США и других стран Запада (что, в свою очередь, обусловлено геополитическими планами Запада в отношении Китая), заниженный курс китайской валюты.
Нас интересует последний из названных факторов. Как выглядела политика валютного курса юаня на протяжении последних десятилетий? Можно выделить четыре основных периода.
Первый период. С начала 1980-х гг. до 1994 год. Неуклонное снижение курса юаня по отношению к доллару США. Наиболее резким было снижение курса юаня в последний год периода. В 1994 году юань обесценился на одну треть по сравнению с предыдущим годом. В целом за период 1981-1994 гг. номинальный валютный курс юаня упал на 80 %. В начале периода 100 долларов США обменивались на 170,80 юаней, а в конце периода – на 861,87 юаней (среднегодовые значения курса).
Второй период. 1994-1997 гг. Некоторое (примерно на 4 %) повышение курса юаня.
Третий период. 1998-2004 гг. Стабильный (фактически фиксированный) курс юаня. Он составлял около 827 юаней за 100 долларов США.
Четвертый период. С 2005 по настоящее время. Постепенное повышение курса юаня. В начале периода среднегодовое значение курса было 835,10 юаней за 100 долларов США, а в 2014 году – 614,28 юаней. За десятилетний период произошло удорожание юаня к доллару примерно на 35 %.
В целом за период 1981-2014 гг. юань обесценился почти на три четверти (на 72,3 %). Процесс обесценения юаня закончился более 20 лет назад. Примечательно, что Вашингтон на фоне этого реального укрепления юаня продолжал петь мантры насчет недооцененного юаня. Более того, укреплению юаня в немалой степени невольно способствовал сам Вашингтон. В ходе финансового кризиса ФРС и казначейство США осуществляли громадные долларовые «вливания» в банковскую систему, что способствовала обесценению доллара. После финансового кризиса в США была запущена программа «количественных смягчений», которая продолжала ослаблять «зеленую» валюту. Таким образом, некоторый вклад в укрепление юаня внесли американские денежные власти.
В течение последнего года в поддержании юаня активно стали участвовать денежные власти Китая. Их задача состояла даже не в том, чтобы укреплять свою денежную единицу, а в том, чтобы не допустить ее падения. Уже в начале прошлого года ФРС США стала намекать, что программа количественных смягчений в Америке будет сворачиваться. Иначе говоря, был дан сигнал, что период некоторого вынужденного ослабления доллара заканчивается. Что скоро начнется его укрепление. Еще до того, как началось реальное сворачивание указанной программы, обозначился разворот мировых потоков капитала в сторону США. Началось движение капитала из периферии мирового капитализма в сторону Америки. Это напрямую затронуло Китай. В силу несовершенства китайской статистики, трудно сказать, каковы были масштабы оттока капитала из Китая в прошлом году. Британская газета Daily Telegraph, ссылаясь на исследование Lombard Street Research, летом этого года написала о «пугающе большом» оттоке капитала из Китая в 2014 г. на уровне 800 млрд. долл. По нашему мнению, это завышенная цифра, но даже если взять половину от нее, нельзя не признать, что это серьезный фактор подрыва валютного курса юаня. По оценкам Минфина США, отток капитала из Китая за первые восемь месяцев текущего года составил еще 500 млрд. долл.
Все это очень некстати Пекину, который в течение последнего года целенаправленно боролся за придание юаню статуса официальной резервной валюты. Для этого денежные власти Китая, начиная с середины прошлого года, стали активно проводить валютные интервенции, щедро тратя на это свои международные резервы. Как известно, летом 2014 года Китай поставил «мировой рекорд» по накоплению таких резервов, достигнув планки в 4 триллиона долларов. А после этого он начал их «палить». Согласно последним данным (на конец октября 2015 года) международные резервы Китая опустились до 3,5 трлн. долл. За год с небольшим Китаю пришлось «спалить» полтриллиона долларов. Игра была очень рискованная. Затраты могли не окупиться. Но, к счастью для Пекина, в последний день ноября Совет директоров МВФ все-таки принял долгожданное для Китая решение о включении юаня в корзину резервных валют Фонда. Вот только что будет делать Пекин с этой резервной валютной, не очень понятно. Судя по всему не понятно не только внешним наблюдателям, но и самому руководству Китая.
Я не исключаю, что какой-то временный позитивный эффект от получения юанем статуса резервной валюты китайская экономика может получить. Часть инвесторов, вероятно, вложится в юаневые активы, проводя валютную диверсификацию своих инвестиционных портфелей. Но вряд ли найдутся инвесторы, которые полностью «уйдут» в юань. В памяти еще свежи события текущего года, связанные с Китаем, которые будут охлаждать пыл инвесторов. Отметим два из них.
Во-первых, резкое проседание фондового рынка Китая летом этого года, когда правительству удалось купировать развитие масштабного кризиса благодаря введению жестких административных мер (типа моратория на операции с ценными бумагами) и бюджетных вливаний (для поддержания тех участников рынка, которые являются «стратегически важными» предприятиями китайской экономики).
Во-вторых, так называемая «девальвация» китайского юаня, которая произошла в августе 2015 года. Действительно, в течение одного дня имело место рекордное за двадцать лет «проседание» валютного курса юаня (почти на 2 %). Западные СМИ поспешили заявить, что Пекин начинает «валютную войну». Конечно, никакой «валютной войны» Китай не собирался начинать. Скорее, это был досадный сбой со стороны денежных властей Китая, которые, несмотря на валютные интервенции, не смогли выполнить задание партии и правительства по поддержанию имиджа юаня накануне судьбоносного решения вопроса о его резервном статусе.
Посмотрите на американскую прессу, которая в августе злорадствовала по поводу этой «девальвации». Куда юаню до резервной валюты, если он является такой «волатильной» валютой? К сожалению, для Китая, в подобной злой критике много правды. Юань стал резервной валютой. Но у Китая накопилась критическая масса проблем, которые не решишь с помощью «обновленного» юаня. Это, во-первых, сохранение «пузырей» на фондовом рынке Китая. Во-вторых, громадные долги разных секторов экономики. В-третьих, наличие громадного сектора «теневого банкинга». В-четвертых, повышение стоимости рабочей силы в Китае, которое трудно компенсировать даже мерами «валютного демпинга». Плюс к этому ожидаемое повышение процентной ставки ФРС США, что лишь ускорит бегство капитала из Китая. Если валютная звезда под названием «иена» поднималась на мировом небосклоне в течение многих лет (до 1986 года), то валютная звезда «юань» может упасть вскоре же после взлета.
Итак, Китаю в ближайшее время предстоит определиться со своей валютной политикой. За кулисами партийно-государственного руководства страны идут очень непростые дискуссии, переходящие в острые политические схватки между двумя основными фракциями.
Одна фракция настаивает на продолжении нынешней политики сдерживания роста курса китайской валюты, т. е. является сторонницей продолжения курса развития китайской экономики за счет форсирования экспорта.
Другая фракция ратует за то, чтобы укреплять валютный курс юаня, превращая его в международную валюту. Переходя постепенно от международной торговли к международным операциям с капиталом. Обе концепции крайне уязвимы. В конце октября 2015 года в Китае прошел V пленум ЦК Коммунистической партии Китая (КПК), на котором был обсужден и одобрен 13-й пятилетний план социально-экономического развития КНР (на период 2016-2020 гг.). Внимательное изучения этого 100-страничного документа показывает, что концепция нового пятилетнего плана представляет собой некое эклектическое сочетание позиций двух выше упомянутых фракций власти. Этот компромисс мне напоминает управление автомобилем в четыре руки. Риски для водителей и пассажиров такого автомобиля очень высоки.
Впрочем, в Китае есть небольшая группа политиков и экономистов, которые предлагают третий вариант выхода из нынешних экономических тупиков. Условно ее можно назвать группой «ортодоксальных коммунистов», которые предлагают вспомнить опыт экономического строительства в первое десятилетие существования КНР, равно как и опыт СССР. Эту группу в настоящее время пока не допускают к рулю автомобиля. Однако по мере обострение противоречий китайской экономики можно ожидать усиления влияния и авторитета «ортодоксальных коммунистов». В части валютно-финансовых вопросов они выступают за полный запрет иностранного капитала в банковском секторе Китая, отмену свободного трансграничного движения капитала, установление государственной валютной монополии, использование юаня лишь в качестве внутренней денежной единицы, установление фиксированного валютного курса юаня и т. п.
Рождение глобального валютного картеля, но без Китая
Тема валютных свопов сегодня заполонила СМИ. Чуть ли не каждый месяц мы узнаем, что между какими-то странами заключается соглашение о валютных свопах. Общее число таких соглашений в мире исчисляется уже многими десятками.
Что такое валютный своп
Валютный своп – сделка по обмену валют. Но это не обычная одномоментная сделка купли-продажи валюты, после которой отношения между контрагентами считаются закрытыми. При валютном свопе сначала валюта X обменивается на валюту У; через установленное время предусматривается обратная операция, т. е. обмен валюты У на валюту X. Важными условиями валютного свопа являются курсы начального и конечного обмена и/или проценты, начисляемые за предоставление валюты на срок. Основная часть всех валютных свопов (по суммарным объемам) в мире осуществляется с участием центральных банков. Могут быть внутренние и внешние валютные свопы. В первом случае центральный банк осуществляет сделку с коммерческими банками своей страны. Во втором случае – с центральными банками других стран. В свою очередь, сделки валютного свопа между центральными банками могут быть разовыми или сделками в рамках своп-линий.
Своп-линия – соглашение между центральными банками разных стран о взаимном обмене валют по фиксированным курсам. Обычно такие соглашения устанавливают продолжительность валютных свопов, лимиты операций и общий срок действия соглашения. Как правило, в рамках своп-линий сегодня валюта может обмениваться на срок от нескольких дней до одного года.
Валютные свопы между центральными банками могут иметь следующие две основные цели: а) оказание взаимной помощи в случае нехватки иностранной валюты для погашения номинированных в этой валюте обязательств банками, компаниями, государством; б) оказание содействия в развитии торговли товарами и услугами в валютах стран-контрагентов. Ярким примером использования валютных свопов для реализации первой цели является финансовый кризис 2007-2009 гг. Сегодня первая волна мирового финансового кризиса позади, наступила временная стабилизация. И о валютных свопах в настоящее время больше говорят как о средстве укрепления национальных валют странами периферии мирового капитализма. То есть как о средстве борьбы с гегемонией доллара и диктата США в мировой торговле и международных финансах.
Валютный мир: от порядка к хаосу
Однако мы начнем свой анализ с валютных свопов в узкой группе «избранных» стран, относящихся к «золотому миллиарду». Об этих свопах говорят и пишут намного меньше, а когда все-таки их вспоминают, то лишь как о рутинной «технической операции» центральных банков. Между тем, «дьявол прячется в мелочах»; влияние валютных свопов нескольких «избранных» центральных банков на общую ситуацию в мировой экономике и международных финансах крайне велико. Но для того, чтобы это было понятно, опишем кратко, какие метаморфозы происходили с мировой валютно-финансовой системой в XX веке. В октябре 1929 года паника на нью-йоркской фондовой бирже положила начало Великой депрессии, которая стала разрушать промышленность и сельское хозяйство всех стран мира (за исключением СССР). Также была разрушена хрупая мировая валютно-финансовая система, которая едва-едва стала восстанавливаться после Первой мировой войны на основе золотослиткового и золотодевизного стандарта. Мир вошел в затяжную фазу мирового валютного хаоса, экономической автаркии, финансовой изоляции и валютных блоков.
В 1944 году на международной валютно-финансовой конференции в Бреттон-Вудсе были приняты судьбоносные решения, призванные покончить с валютным хаосом и нацеленные на наведение порядка в мировой финансовой системе. Прежде всего, все страны единодушно пришли к пониманию того, что мир должен развиваться на основе фиксированных валютных курсов. А для этого был создан механизм, который предусматривал при необходимости проведение странами валютных интервенций и поддержание валют с помощью займов Международного валютного фонда. В качестве исключения допускались ревальвации и девальвации валют с одновременным изменением их золотых паритетов. Мировой валютно-финансовый порядок в мире поддерживался с помощью мер регулирования на государственном уровне (национальное валютное регулирование) и на международном уровне (Международный валютный фонд). Такой порядок просуществовал менее трех десятилетий, он закончился в 70-е годы прошлого века развалом Бреттон-Вудской системы. На смену ему пришла Ямайская валютная система, которая легализовала плавающие валютные курсы, полностью отменила золотое обеспечение денег, дала старт всеобщей экономической либерализации. Новая либеральная идеология предполагала, что «рынок все отрегулирует», в том числе «отрегулирует» валютные курсы, которые под действием «спроса и предложения» займут «оптимальную позицию».
Однако в реальной жизни на валютных рынках преобладал «субъективный фактор». Ярким проявлением такого «субъективного фактора» были финансовые спекулянты. Такие спекулянты манипулировали валютными курсами, ни мало не беспокоясь о последствиях этих манипуляций для международной торговли и национальных экономик. Они не щадили никого. Не только развивающиеся стран, но даже страны «золотого миллиарда». Достаточно вспомнить, что финансовый спекулянт по имени Джордж Сорос сумел в 1992 году обвалить британский фунт стерлингов.
К разряду «субъективных факторов» относились и игры политиков, которые продвигали интересы своих стран на мировой финансовой арене. Как тут не вспомнить знаменитое соглашение «Плаза» (название отеля в Нью-Йорке, где проходили переговоры). Это было соглашение на встрече в 1985 году руководителей казначейств и центральных банков пяти ведущих капиталистических стран (США, Великобритания, Япония, Германия, Франция). Вашингтону удалось, нажав на все свои рычаги, добиться от своих «партнеров» добровольного повышения курсов своих денежных единиц по отношению к доллару США. Дядя Сэм в результате получил очень мощный импульс, сумел выправить свой платежный баланс, улучшить позиции на мировых рынках. В течение двух лет курс доллара снизился на 46 % относительно немецкой марки и на 50 % относительно японской иены. Наиболее пострадавшей оказалась «Страна восходящего солнца». Многие полагают, что после соглашения «Плаза» Япония уже не сумела восстановиться. Это было «началом ее конца».
Кстати, многие внимательные аналитики посчитали, что соглашение «Плаза» стало важной вехой в развитии мировой финансовой системы. Встреча в нью-йоркском отеле в 1985 году положила начало формированию механизма координации действий «избранных» центральных банков в сфере регулирования валютных рынков. До сих пор по инерции мировые СМИ продолжают внушать нам идеи экономического либерализма. Однако в мире валюты уже почти тридцать лет происходит замена свободного рынка на «ручное управление». Штурвал «ручного управления» находится в руках «избранных» центральных банков.
Валютные свопы как инструмент «ручного управления» центральных банков
Конечно, валютные свопы существовали давно. Еще в эпоху Бреттон-Вудской валютой системы. Центром международной валютной системы был Федеральный резерв. В специальной литературе указывается, что Федеральная резервная система стала практиковать валютные свопы с другими центральными банками с 1962 года. Однако в те времена это действительно была экзотическая «техническая операция».
А вот во время последнего финансового кризиса масштабы валютных свопов резко возросли. Их роль в преодолении кризиса трудно переоценить, хотя о них говорится редко и мало. ФРС и ЕЦБ провели первую своп-линию доллар-евро в декабре 2007 года для долларовых выплат европейских банков по облигациям с ипотечным покрытием. После краха американского инвестиционного банка Lehman Brothers в 2008 году финансовый кризис захватил полностью европейскую экономику. К концу июня 2011 года иностранные партнеры (прежде всего, ЕЦБ и Банк Англии) получили от ФРС порядка 600 млрд. долл. в рамках соглашений. ЕЦБ воспользовался валютным свопом «евро – доллар» в мае 2010 года в связи с началом греческого долгового кризиса. В то время всего за одну неделю ЕЦБ взял у ФРС в долг около 9,2 млрд. долл.
До 2011 г. неограниченные свопы между центральными банками открывались на срок 7 дней. Осенью 2011 года ФРС США, Европейский центральный банк (ЕЦБ), Банк Японии, Банк Англии, Банк Швейцарии и Банк Канады («шестерка») договорились скоординировать действия по обеспечению ликвидности мировой финансовой системы. Об этом говорится в сообщениях, размещенных на сайтах перечисленных выше центральных банков. Согласно релизу, «цель этих действий – ослабить напряженность на финансовых рынках и сократить тем самым негативные последствия такой напряженности на предоставление кредитов домохозяйствам и бизнесу, чтобы стимулировать экономическую активность». Такое решение родилось в связи с тем, что в мировой финансовой системе обозначились признаки второй «волны» кризиса.
Денежные власти США, ЕС, Великобритании, Японии, Швейцарии и Канады договорились о следующем: а) будет снижена цена предоставления долларовой ликвидности в рамках валютных свопов (ее расчет привязан к индексам внутренних валютных свопов в банковской системе США); б) срок валютных свопов будет увеличен до 3 месяцев; в) лимитов предоставления долларовой ликвидности не будет, размер валютных свопов будет определяться потребностями банковских систем соответствующих стран; г) Федеральный резерв при необходимости также сохраняет за собой право обращаться за иностранной валютой к центральным банкам-партнерам; д) соглашения будут действовать с 5 декабря 2011 года по 1 февраля 2013 года.
Именно тогда (в декабре 2011 года) ФРС поддержала операцию ЕЦБ под кодовым названием LTR0-1 (long-term refinancing operation-1). Это была эмиссия евро на сумму почти в 500 млрд. евро. Часть этой эмиссии тут же была обменена на американскую валюту в рамках трехмесячного свопа – на общую сумму в 100 млрд. долл. Некоторые аналитики обратили внимание на это событие, назвав его первой скоординированной эмиссией ЕЦБ и ФРС. По их мнению, вывод с валютного рынка столь большой массы евро предотвратило нарушение хрупкого status quo. He будь операции валютного свопа, курс евро сильно просел бы; это привело бы к нежелательным финансово-экономическим и политическим напряжениям между Брюсселем и Вашингтоном.
Хорошо известно, что денежные власти США уже с 2010 года осуществляют реализацию программы «количественных смягчений», что фактически означает увеличение долларовой денежной массы. Ведутся достаточно заумные и схоластические дискуссии по поводу того, проводят ли аналогичные «количественные смягчения» ближайшие партнеры США – Европейский Союз, Великобритания, Япония, Канада. Как бы ни называть действия центральных банков указанных партнеров, все они увеличивают масштабы денежной эмиссии. И здесь крайне важно, чтобы в этих действиях ведущих центральных банков Запада существовала координация. Кажется, после финансового кризиса 2007-2009 гг. Запад это понял и начал выстраивать механизм этой координации. Важной деталью этого механизма сегодня становятся валютные свопы. С их помощью можно достаточно оперативно выправлять различные дисбалансы и не допускать того, чтобы ведущие государства «золотого миллиарда» оказывались в состоянии «валютной войны» по отношению друг к другу.
Соглашение «шестерки» о валютных свопах 2011 года было рассчитано до 1 февраля 2013 года. Не дожидаясь этого времени, в середине декабря 2012 года центральные банки продлили соглашение еще на год. Правда «шестерка» превратилась в «пятерку», поскольку из соглашения вышла Япония.
Валютный пул «шестерки» как ступенька к единой мировой валюте
И вот, наконец, 31 октября 2013 года ФРС США, ЕЦБ, Банк Англии, Банк Канады, Национальный банк Швейцарии и Банк Японии (он вернулся в клуб «избранных») договорились перевести на постоянную основу временные соглашения о валютных свопах. Фактически родился международный валютный пул. Шесть ведущих центробанков мира создали механизм координации, который позволит оперативно наращивать ликвидность в участвующих странах в случае ухудшения рыночной конъюнктуры и при серьезных возмущениях на валютных рынках.
Само по себе это событие может показаться достаточно рутинным. Однако с учетом многих других событий становится очевидным, что в мире международных финансов небольшой группой ведущих центральных банков выстраивается механизм глобального валютного управления. Некоторые прозорливые аналитики называют решение о превращении валютных свопов «шестерки» в постоянно действующий механизм рождением мирового валютного картеля центральных банков. Начинается кристаллизация управляющего ядра международных финансов.
Усиление координации уже становиться заметным. Аналитики обращают внимание на то, что сузился коридор колебаний валютных курсов «шестерки», и для валютных спекулянтов наступили тяжелые (последние) времена. Само понятие «свободно конвертируемая валюта» при фиксированных курсах в зоне «шестерки» будет достаточно условным. «Шестерка» стала выступать консолидировано по отношению к странам, не входящим в этот клуб «избранных». Скептики небезосновательно полагают, что в рамках «большой двадцатки» обсуждать возможности выработки единой валютной политики будет бессмысленно.
Валютные войны никуда не уходят, они прекращаются лишь в пределах валютного пула «шестерки». А между «шестеркой» и остальным миром валютные войны будут неизбежно продолжаться и даже могут усилиться. Успех стран БРИКС и других стран периферии мирового капитализма в выстраивании справедливого мирового финансового порядка будет в немалой степени зависеть от понимания того, что Запад уже консолидировался и дистанцировался от остального мира. «Шестерка» – закрытый клуб, никого туда больше принимать не собираются (известно, правда, что туда просится Австралия, если ее примут, то будет «семерка»).
Есть признаки того, что валюты, которые сходят с «печатных станков» ФРС, ЕЦБ и остальных центральных банков «шестерки» – не разные денежные единицы, а единая валюта. Ведь если между евро, долларом США, британским фунтом стерлингов, иеной, швейцарским франков и долларом Канады существуют устойчивые пропорции обмена, то это уже не разные валюты, а разные модификации единой мировой валюты.
Складывающийся механизм отчасти напоминает Бреттон-Вудскую систему (БВС), в которой также были фиксированные валютные курсы и мировыми деньгами были признаны золото и доллар США. Но сходство внешнее, поверхностное. В 1944 году решения о создании новой мировой финансовой системы принимали государства, которые делегировали на конференцию правительственные делегации. При всех особенностях ВВС членом ее могло стать любое государство (существовали лишь временные ограничения для Германии и ее союзников во Второй мировой войне). Сначала документы конференции подписали 44 государства, но через два десятилетия (в 1960-е годы) членами ВВС стало уже более 100 государств. Нынешняя валютная «шестерка» – закрытый клуб. На ее фоне даже Банк международных расчетов (BMP), который называют «клубом центральных банков», выглядит достаточно «демократической» организацией.
С нынешней валютной «шестеркой» ситуация совсем другая. Планы создания единой мировой валюты разрабатывают центральные банки, которые имеют независимый от государства статус. Решения о создании постоянно действующих валютных свопов между «избранными» центральными банками не выносились на обсуждение ни правительств, ни парламентов стран «шестерки». А вот документы, которые в 1944 году делегации подписывали на конференции в Бреттон-Вудсе, проходили еще процедуру ратификации в парламентах. Как мы видим, в финансово-банковском мире за истекшие семьдесят лет демократия достигла невиданного «прогресса».
Хотя формально в «шестерке» все центральные банки равны, однако «среди равных» есть «особенно равные». Конечно таким «особенно равным» является Федеральный резерв. Ведь по сути все своп сделки, начиная с 2008 года, сводились к тому, что Федеральный резерв снабжал «зеленой бумагой» своих «партнеров». Сомнительно, что состав «шестерки» будет расширяться. Скорее, наоборот, со временем от некоторых «партнеров» по «валютному сотрудничеству» хозяева ФРС могут освободиться как от лишнего бремени.
Некоторые эксперты склонны драматизировать складывающуюся в валютно-финансовом мире ситуацию, усматривая в ней признаки «последних времен». Действительно, мы видим признаки демонтажа национальных государств, выстраивания наднациональных институтов, усиления власти мировых банкиров. Но не стоит думать, что упомянутая валютная «шестерка» застрахована от внутренних противоречий, представляет собой консолидированное ядро. Вспомним, например, что осенью 1961 г. центральные банки ведущих стран Запада образовали так называемый «золотой пул» (в составе Федерального резервного банка Нью-Йорка и центральных банков семи ведущих капиталистических стран). Он был предназначен для проведения совместных интервенций с целью поддержания стабильной цены на золото. Однако в марте 1968 года этот пул распался. Нынешний валютный пул «шести» также может развалиться. Впрочем, это будет в немалой степени зависеть от того, насколько страны периферии мирового капитализма смогут консолидировать свою валютно-финансовую политику.
2015 ГОД: начало большой валютной войны
Тема валютной войны сегодня находится на первых полосах различных периодических изданий. В Википедии валютные войны определяются как «последовательные преднамеренные действия правительств и Центробанков нескольких стран по достижению относительно низкого обменного курса для своей национальной валюты, с целью увеличения собственных объёмов экспорта». Тут же поясняется: «Увеличение объёмов экспорта происходит за счёт снижения в местной валюте себестоимости производства отечественных предприятий-экспортёров и возможности снизить цены на продукцию экспортёров». Фактически речь идет о валютном демпинге. Такой валютный демпинг практиковался широко в период между двумя мировыми войнами, когда разразился мировой экономический кризис и перестал работать золотой стандарт, позволявший стабилизировать валютные курсы. Считается, что валютные войны вновь стали постоянным и массовым явлением после мирового финансового кризиса 2007-2009 гг.
Сегодня в валютные войны вовлечены десятки стран мира, которые, с одной стороны, последовательно понижают валютные курсы своих национальных денежных единиц, а, с другой стороны, постоянно выступают с протестами против аналогичных действий своих торговых партнеров и конкурентов. Иногда дело не ограничивается протестами, государства вводят те или иные защитные меры (чаще всего повышение импортных пошлин). Что касается средств понижения курса национальной валюты, то это, с одной стороны, различные способы увеличения выпуска национальных денег, с другой стороны, активная скупка денежными властями данной страны иностранной валюты.
С 70-х годов прошлого столетия мир живет в условиях бумажного денежного стандарта, привязка национальных денежных единиц всех стран (включая доллар США) к золоту и другим драгоценным металлам исчезла. Происходит обесценение, или снижение покупательной способности всех без исключения валют, включая тот же доллар США. Но скорость обесценения разных валют неодинакова. Многие эксперты пытаются представить дело так, что скорости обесценения меняются в зависимости от конъюнктуры – экономической политики и фактического состояния экономики отдельных стран. Это так. Но при этом не все из экспертов за отдельными деревьями (конъюнктурные колебания курсов валют) различают картину всего леса. За сорок лет, прошедших с момента Ямайской валютно-финансовой конференции (январь 1976 года), отменившей золотодолларовый стандарт и легализовавшей бумажноденежный стандарт, произошло ослабление всех валют по отношению к одной-единственной валюте. Нетрудно догадаться, что речь идет о долларе США – продукции «печатного станка» Федеральной резервной системы. В 70-е годы прошлого века сложилась доллароцентричная мировая финансовая система. Особое место доллара США обеспечивалось, в первую очередь, за счет его привязки к «черному золоту». Вторым эффективным и универсальным средством «обеспечения» доллара стала военная сила Америки, применяемая в планетарных масштабах.
Уже на протяжении семидесяти лет доллар США является главной (по сути единственной) мировой валютой. Такая валюта по определению должна иметь такое преимущество по отношению ко всем остальным валютам, как стабильный или растущий обменный курс. На отдельных отрезках времени доллар США мог ослабляться по отношению к некоторым валютам, но это могло быть временным явлением. Всякие затяжные ослабления курса смертельно опасны для доллара США как мировой валюты. Сильный доллар является условием существования паразитической экономики Америки. Ее паразитизм проявляется в двух основных моментах:
а) жизнь Америки в долг, что проявляется в растущих долларовых резервах других стран;
б) возможность Америки, располагающей продукцией «печатного станка» ФРС, покупать за границей товары и приобретать зарубежные активы за бесценок.
С учетом сказанного становится понятным, что так называемые «валютные войны», которые ведут десятки стран мира, крайне выгодны Америке, поскольку в ходе таких «войн» происходит ослабление национальных валют по отношению к доллару США. Дядя Сэм только потирает руки от удовольствия, наблюдая за этими «тараканьими бегами». Для приличия он даже порицает валютные войны, считая, что они являют собой пример «недобросовестной конкуренции». И даже отслеживает те страны, которые, с точки зрения дяди Сэма, слишком «зарываются». Однако все это лицемерие. У Вашингтона просто появляется еще один убедительный аргумент для того, что предпринять против «недобросовестного» государства какие-то политические или экономические санкции. «Заниженный курс валюты» на лексиконе Вашингтона – то же самое, что «нарушение прав человека» или «попрание демократии».
Однако с некоторых пор дядя Сэм перестал быть простым наблюдателем чужих валютных войн. Есть признаки, что он постепенно сам становится участником валютной войны, а его противником в этой войне выступает одно-единственное государство – Китай. Это большая валютная война, которая принципиально отличается от десятков нынешних малых войн, сводящихся к банальному валютному демпингу.
За десятилетия динамичного развития Китай стал крупнейшей экономикой мира. По показателю валового внутреннего продукта (ВВП), рассчитанного по паритету покупательной способности юаня и доллара США Китай уже обошел Америку и стал экономической державой № 1. У Пекина возникли определенные амбиции по поводу статуса китайской национальной валюты – юаня. Уже в нулевые годы отдельные государственные и партийные руководители КНР, а также зарубежные эксперты стали осторожно говорить о том, что юань имеет «большой потенциал» роста. Что со временем юань сможет стать «резервной валютой», «золотой валютой» и даже «мировой валютой», способной прийти на смену доллару США.
Китайское руководство в течение последних нескольких лет целенаправленно работало на повышение авторитета юаня. Во-первых, активизируя использование юаня в качестве средства международных платежей и расчетов по операциям внешнеторгового характера и капитальным операциям. Юань летом этого года уже стал четвертой по значимости валютой международных платежей и расчетов. Многие страны стали включать юань в состав своих международных резервов. Во-вторых, Китай стал активно добиваться в МВФ получения юанем официального статуса «резервной валюты» через включение китайской денежной единицы в «корзину валют СДР» (СДР – специальные права заимствования – наднациональная валюта, выпускаемая МВФ).
Вашингтон до недавнего времени не рассматривал всерьез юань как конкурента доллару США. Трудно сказать, когда началась большая валютная война между США и КНР. Можно сказать, что если в начале текущего десятилетия были одиночные выстрелы, то сегодня, в 2015 году, война уже ведется по широкому фронту и непрерывно. Нет сомнения, что в следующем году она продолжится. Каковы были основные удары со стороны Вашингтона?
Во-первых, чиновники Белого дома и казначейства США неоднократно в течение нынешнего года заявляли, что юань еще не «созрел» для включения в список официальных резервных валют МВФ. Были даже категорические заявления, что США будут голосовать против такого включения.
Во-вторых, некоторые эксперты заметили «американский след» в таком неприятном для Китая событии, как обвал китайского фондового рынка, который произошел летом этого года. В частности, над организацией этого обвала поработали три международных агентства, составляющие «мировой рейтинговый картель» и находящиеся в сфере влияния «хозяев денег» (главных акционеров ФРС). Понятно, что подобный обвал отнюдь не способствовал повышению авторитета юаня.
В-третьих, ударами можно считать «вербальные интервенции», исходящие от Федеральной резервной системы. Председатель ФРС Джанет Йеллен в течение этого года уже не раз намекала, что Федеральному резерву пора «закругляться» с политикой «дешевых» денег и надо поднять учетную ставку с почти нулевой отметки. Пока реального повышения не произошло, но на инвесторов сегодня действуют даже «вербальные интервенции» (устные заявления). Хотя Джанет Йеллен всегда акцентирует внимание на состоянии американской экономики, однако эксперты полагают, что в своих заявлениях и решениях она учитывает влияние этих заявлений и решений на мировые финансы. В нашем случае заявления ФРС бьют по китайской валюте, так как они провоцируют бегство капитала из КНР.
Косвенно по юаню наносят удары и многие другие инициативы Вашингтона с широким спектром антикитайских эффектов. Среди них особенно следует отметить инициированное Соединенными Штатами Транстихоокеанское партнерство (ТТП), соглашение о котором было подписано этой осенью в Атланте 12 государствами. Это соглашение, призванное ограничить или даже полностью перекрыть Китаю доступ на рынки Японии и ряда других государств Тихоокеанского бассейна.
Ответными ударами Китая в большой валютной войне явились следующие действия
Во-первых, сброс долларовых резервов Китая, прежде всего, бумаг казначейства США. В середине прошлого года Китай достиг рекордной отметки своих международных резервов – 4 трлн. долл. Осенью 2015 года они сократились до 3,5 трлн. долл. Согласно экспертным оценкам, примерно 2/3 сокращения резервов за указанный период пришлось на долларовые активы. Эта мера, с одной стороны, позволила Пекину предотвратить падение курса юаня. С другой стороны, создала очень большой дискомфорт для казначейства США, которому надо искать новых покупателей на свои долговые бумаги.
Во-вторых, создание при решающей роли Пекина Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ). Китай – крупнейший акционер этого банка (29,78 % капитала). Далее в списке крупнейших акционеров значатся Индия (8,37 %) и Россия (6,54 %). Штаб-квартира Банка будет находиться в Пекине. Примечательно, что среди учредителей банка много европейских государств. Среди них – Англия, Швейцария, Германия, Франция. Важно отметить, что европейцы принимали решение об участии в АБИИ без консультаций с США. Такая «самостоятельность» союзников Вашингтона в столь серьезных финансовых вопросах проявлена впервые за всю послевоенную историю (если не считать Франции времен де Голля). Вашингтон (вместе с Токио) оказался за «боротом» нового банка. Все прекрасно понимают, что если в ближайшее время кризис в Международном валютном фонде, связанный с блокированием Вашингтоном реформирования Фонда, не будет преодолен, то АБИИ может стать реальной альтернативой МВФ. И Китай в этом новом международном финансовом институте будет занимать примерно такие же ключевые позиции, какие занимали Соединенные Штаты в МВФ после создания Фонда 70 лет назад. В общем АБИИ – серьезная оплеуха Пекина Вашингтону.
В-третьих, достаточно грамотные ходы Китая позволили переиграть США в Международном валютном фонде по вопросу придания юаню статуса резервной валюты. 30 декабря 2015 года совет директоров МВФ проголосовал за включение юаня в «корзину резервных валют». Мало того, что юань был включен в «корзину», в ней он занял сразу третье место (по удельному весу), опередив иену и британский фунт стерлингов.
Пекин предпринимал и продолжает предпринимать ряд других шагов по усилению своего влияния в международных финансах. Большая валютная война между США и Китаем пока идет с переменным успехом. Исход ее трудно предсказать. В памяти всплывают два сценария выведения национальных валют на международные орбиты, которые имели место в XX веке.
Первый сценарий можно условно назвать «американским». Еще в самом начале XX века Соединенные Штаты вышли на передовые экономические рубежи в области промышленного и сельскохозяйственного производства. А вот доллар США пока не имел на мировых рынках достаточного веса и авторитета. Очень похоже на ситуацию с Китаем и юанем в начале XXI века. Великобритания в начале XX века откатилась на третье место по промышленному производству, пропустив впереди себя Германию и Соединенные Штаты. Но британский фунт стерлингов продолжал сохранять незыблемые позиции в мировой торговле и международных расчетах. Очень похоже на сегодняшние США и сегодняшний доллар США. В начале XX века дяде Сэму пришлось подготовить и развязать Первую мировую войну. Итогом ее стало еще большее укрепление экономических позиций США и еще большее экономическое ослабление Англии. И, тем не менее, фунт пошатнулся, но не упал. Доллар США и британский фунт стерлингов в 20-е и 30-е годы прошлого века занимали паритетные позиции в международных финансах. Дяде Сэму потребовалась Вторая мировая война для того, чтобы доллар США смог стать действительно монопольной мировой валютой. Вот какую цену пришлось заплатить «хозяевам денег» для того, чтобы вывести доллар на мировую орбиту.
Второй сценарий назовем «японским». Япония в 60-е и особенно 70-е годы переживала бум, который в литературе принято называть «японским экономическим чудом». В 1970-е годы некоторые эксперты рассматривали Японию качестве конкурента Америки. Японская денежная единица иена укреплялась. После того, как в МВФ была сконструирована «корзина валют СДР», иена была туда включена. Пошли даже разговоры, что «иена также хороша, как и доллар». После краха золотодолларового стандарта курсы валют стали плавающими. Денежные власти Японии, пользуясь либеральным режимом формирования обменного курса, стали в «плановом порядке» понижать курс иены. Это было необходимо для того, чтобы стимулировать японский экспорт и продолжать начатое «экономическое чудо». «Чудо» резко и неожиданно закончилось в 1985 году, когда в нью-йоркском отеле «Плаза» была проведена международная встреча по валютным вопросам, на которой дядя Сэм в приказном порядке заставил Токио повысить курс иены. После такого повышения японская экономика начала свое падение. Разговоры о «японском экономическом чуде» и «восходящей валютной звезде» иене закончились.
Дальнейшее развитие боевых действий на фронте большой валютной войны между Пекином и Вашингтоном следует оценивать и прогнозировать с учетом двух выше названных сценариев. У меня есть сильные сомнения, что Пекину окажется по силам превращение юаня в международную валюту по «американскому» сценарию. Но думаю, что и из «японского» сценария китайские товарищи извлекли необходимые уроки. Скорее всего, дальнейшее продвижение юаня на международной арене будет происходить по какому-то третьему сценарию.