Суббота 14 июля

   Кирилл Дербанов не разделял широко распространенное сакральное поклонение субботним и воскресным дням, бытующее практически у всех представителей биологического вида человек разумный, предпочитающих служить кому-либо или чему-либо, лишь бы не работать на самого себя, любимого. Кирилл хоть и понимал, но до глубины души презирал тех, кто имел обыкновение сладостно предвкушать наступление долгожданного уик-энда, радоваться приходу среды -- перевалу служилой недели и ее срединному дню, восторженно встречать пятницу как последний день послужной неволи, а к исходу воскресенья с ужасом ожидать, когда вступит в свои права черный понедельник возобновления служебной каторги. В то же время Кирилл едва ли сходился во мнениях с завзятыми трудоголиками, неустанно трудившимися на свое дело, но чаще работавших на кого-то, что следует руководствоваться принципом: скорей бы утро, и снова на работу. Он, скорее, не верил, что в частном и мелком трудогольном секторе экономики рабочее утро намного мудренее вечеров и выходных дней записных тунеядцев, в массе своей пребывающих на государственной или крупнокорпоративной службе.

   Собственные трудовые корпоративные будни Кирилл серыми не считал, так же как и не полагал нужным расцвечивать в праздничные тона выходные, свободные от присутственных часов в редакции. Следовательно, ни в субботу, ни в воскресенье он не изменял утреннему ритуалу подъема и поэтапного вхождения в повседневный ритм быстро или медленно текущего дня.

   * * *

   В субботнее утро нынешнего дня за несколько минут до ежедневного "Вставай, проклятьем..." в 7 утра Кирилл, как обычно, взял коммуникатор, на сей раз чтобы выяснить, когда следует ожидать в гости любимую женщину. SMS от Дашки уже должно быть получено. По обыкновению, Дашка как оголтелый жаворонок просыпалась ни свет ни заря до восхода солнца, или как Кирилл до песенки, спетой ему будильником-компьютером. Лишь в глухую зимнюю пору она позволяла себе понежиться в постели до половины восьмого утра, да и то исключительно по большим всенародным праздникам вроде 25 декабря, 1, 7 и 13 января с похмелья.

   Как и ожидалось, в папке "Входящие" Кирилл открыл Дашкино послание: "Кирюша, милый, жди в 11.".

   -- Плюс-минус полчаса, -- добавил от себя Кирилл.

   Столь же предсказуемым стало привычное SMS, отправленное с номера самого абонента, хотя текст оказался прелюбопытным: "Достойнейший Кирилл Валериевич! Я надеюсь, что вы успешно протестировали альфа-версию "XXX-Трикси". Бета-версия Вам уже выслана.".

   Известие о Трикси-бета Кирилла потрясло. Пренебрегая стандартной утренней процедурой, он ринулся к компьютеру, законнектился и зашел в свой derban@... А там был озадачен самораспаковывавшимся архивом в 48 гигабайт, едва не превысившим максимальный объем его платного почтового ящика. Да-а-а... На домашнем dial-up такое качать не перекачать. К тому же нет никакой гарантии, что связь вдруг не оборвется на половине, тогда модемное лыко, да провайдерское мочало -- начинай качать сначала.

   Погоревав, Кирилл отложил перекачку титанического файла до нормального коннекта в редакции. Чему быть -- того не миновать, и он отправился на балкон с чашкой кофе и первой утренней сигаретой.

   О Трикси Кирилл Дербанов все же на балконе не забыл и даже подумывал, не сгонять ли ему быстренько на работу, чтобы скачать бету: USB-бокс со старым винчестером на 60 гигабайт в железных закромах у него имелся, сама перекачка на редакционных скоростях, тем более с утра в выходной, едва ли займет больше получаса. Двадцать минут туда, двадцать обратно, итого, около часа с небольшим и он опять дома. Но по здравом размышлении эту навязчивую идею он отверг. Ему вовсе не хотелось объяснять, почему он горит на работе, тупой безоружной вахте внизу на входе и тупарям с оружием наверху, поселившимся в редакции после прошлогоднего ночного взрыва.

   Опять же сегодня суббота, а от одной мысли о рабочей субботе Кирилл мог выйти из ипостаси нежного и куртуазного возлюбленного, перевоплотившись в лютого женоненавистника и разнузданного мужского шовиниста, а это было крайне нежелательно перед самым приходом Дашки.

   * * *

   Синдром вялотекущей мизогинии и женофобии Кирилл прихватил во времена недолгой службы в склочном и сварливом полугосударственном книжном издательстве, где он рассчитывал без особых проблем перекантоваться до весеннего призыва в армию. Именно там он узнал о рабочих субботах и ежедневном присутствии служащих от звонка до звонка и какой это праздник не видеть в выходные опостылевшие рожи сослуживцев и начальства. Ему бы в первую неделю службы бежать, куда глаза глядят, но он не внял голосу мужского рассудка, твердившего ему: деньги можно зарабатывать каким угодно способом, но служить с бабами и бабам? -- увольте! И остался Кирилл в стервозном окружении, где сорокалетние фурии-редактриссы поедом ели себя и других из-за семейных бедствий, личных катастроф и служебных неурядиц.

   Поначалу Кирилл думал, что он давно постиг, как вести себя в остром обществе дамском или под сенью девушек в цвету -- как-никак филфак кончал, где женщины кругом преобладали количественно, но не качественно: они были свои, знакомые, интимно близкие. Тогда как в издательстве он встретился с незнакомым и заведомо проигрышным раскладом. Если в университете на своем феминизированном факультете он ощущал себя и -- по правде сказать, был им, -- незаменимым быком-производителем, окруженным коровьим гаремом, то в издательстве он сам стал членом женского стада и скоро страшно об этом пожалел несмотря на сносное сдельное жалование. Потому как в добавок к коллективным склокам на службе Кирилл пребывал в самом низу иерархической лестницы, в качестве корректора исполняя чисто женские должностные и функциональные обязанности. Если мужчина мог быть и являться совсем не секретаршей, а секретарем, иногда первым секретарем посольства, горкома КПСС или союза писателей, то в издательстве корректорши не водились, а все особи обоих полов, занимавшиеся поиском и исправлением бесчисленных опечаток, являлись корректорами. Причем, в силу профессиональной половозрастной специфики все такие служащие именовались девочками -- неофициальное обращение и женщинами -- обращение официальное.

   В должности и образе женщины-девочки Кирилл пробыл несколько месяцев, пока к своему несказанному облегчению не был мобилизован и призван, прибыл в учебку и оказался в стопроцентном мужском окружении, полностью перестав быть зависимым от менструальных циклов враждебной окружающей среды. На радостях, Кирилл даже не испытывал комплекса неполноценности новобранца-рекрута, резко и насильственно вырванного из привычной гражданской обстановки. Напротив, после вздорного бабьего издательского царства даже одуревшие от безнаказанности деды-старослужащие представлялись ему милыми и добрыми приятелями, а его учебный взвод и рота -- фронтовыми подразделениями, прочно спаянными крепкой мужской дружбой. Блаженного Кирилла старались не задевать, особенно после того как те деды, кто неуставным образом не соответствовал его идеалу, очень скоро в этом раскаялись, чему в немалой степени способствовали личные тактико-технические характеристики Кирилла: возраст, образование и физические данные.

   Здесь нельзя не отметить, что, провожжавшись с товарищами женщинами осень и зиму, бабой Кирилл отнюдь не стал, так как это было затруднительно при росте 185 сантиметров, весе 90 килограммов и званию кандидата в мастера спорта по самбо -- японских и китайских рукопашных веяний Кирилл тогда не признавал.

   В отличие от гражданской, в армейскую службу Кирилл вписался столь четко, что первую лычку ефрейтора ему спешно кинули на погоны сразу после принесения воинской присяги. Сыграли свою роль, само собой, физподготовка, как и горячая юношеская любовь к оружию, хотя в большей мере карьерному росту Кирилла споспешествовали филология и компьютерный дизайн, поскольку хорошо изучавший личные дела призывников замполит-психолог определил молодому бойцу Кириллу издавать боевой листок. Через неделю друзья-спонсоры подвезли свеженазначенному редактору старое железо, вечером новое издание вышло в свет, а наутро Кирилл стал лицом неприкосновенным -- как часовой -- у принтера с компьютером и потайным радиомодемом с выходом в интернет. То есть должностным лицом с широкими возможностями организовывать по ночам в казарме сержантские эротические просмотры женских тел.

   После армии Кирилл стал обращаться с женщинами со сдержанно презрительной небрежностью доминантного самца, снисходительно позволяющего себя обслуживать, но готового в любой момент клыками и когтями поставить на место зарвавшуюся самку, буде она предпримет легкое поползновение ущемить его право сильного мужчины повелевать и править слабым полом.

   Многим женщинам нравилось такое обращение и отношение: издали их либидо засекало плечи и фигуру Кирилла, а, приблизившись, они обнаруживали образцового мачо. Хотя после одного или двух и более близких контактов разного вида инстинкт продолжения рода им неизменно диктовал, что настоящий мужчина и идеальный отец-муж не есть одно и то же, и пора с сожалением удаляться, иногда с обидами, скандалами и претензиями. Потому как быть за Кириллом, как за каменной стеной, иными словами, за ним замужем, не давалось никому и никогда.

   С бой-бабами великодержавного женского шовинизма, пассивными суфражистками и активными лесбиянками Кирилл сталкивался редко, а когда такая беда случалась, обе стороны переходили в состояние взаимного вооруженного нейтралитета. И он, и они откровенно опасались больно задевать друг к друга, как сверхдержавы, обладающие оружием массового поражения, способным дважды и трижды уничтожить все живое на планете и в галактике.

   Зато любимая женщина дизайнера Дербанова на вселенское половое равноправие не претендовала, командовать им не смела и всячески ему демонстрировала женскую немощь, приятную слабость духа и умилительную уступчивость. Наверное, только благодаря столь ценным дамским качествам Кирилл Дербанов близких и далеких контактов с гражданкой Дарьей Незванцевой не прерывал, хотя вот уже ровно два года муниципального и церковного брака успешно избегал.

   * * *

   С Дашкой Кирилл познакомился вульгарно-драматически, с жутким похмельем возвращаясь в город после кошмарной корпоративной пьянки на даче у редактора Колядкина. Ефимычу стукнуло 30 лет творческой деятельности, и он пригласил к себе в усадьбу сотрудников и руководство достойно отметить трудовой юбилей. Там они крупно погорячились, когда после вполне пристойного начала и отъезда главреда с замами, продолжили непринужденное общение, по принципу дополнительности затарившись двумя ящиками приличной на вид и цвет водки из магазина в дачном поселке. Водка оказалась фундаментально несъедобным продуктом, изготовленным, очевидно, из разбавленного гидролизного спирта, и Кирилл, проснувшийся на рассвете со страшенным бодуном, изжогой и Милкой-верстальщицей под сердечным боком, немедленно рванул домой, проницательно предположив -- друзья и коллеги предпочтут подобное лечить подобным, а клин выбивать клином. При мысли о столь радикальном методе лечения Кирилл даже позабыл о том, что вчера вечером торжественно клялся поутру на "гольфе" доставить Милку в город, если не получится в девичьей целости, то обязательно в женской сохранности от нежелательной беременности. Но ни в коем случае не бросать ее в одиночестве.

   Одинокую фигурку, отчаянно голосовавшую на разделительной полосе пригородного шоссе, похмельный и круто превышавший допустимую скорость, собранно злой Кирилл засек километра за три-четыре.

   Приехали: провокация, заслон. На тачку разводят фраера ушастого. Слева и справа откосы крутые, почти эскарп, роту можно спрятать. Бабу семафорить -- остальные в засаде.

   Четко оценив обстановку, он, не притормозив, объехал чуть не бросившуюся ему под колеса миниатюрную брюнетку в желтом коротком платьице. Если бы не тяжелое похмелье и не адреналин с эндорфином, яростно очищавшие любимый организм от алкогольного отравления, Кирилл преспокойно поехал бы дальше -- приключенцем он не был и лишних хлопот на свою задницу не искал. Но тут, как уже не раз бывало, он опять обиделся, что его за лоха держат. По-иному оценив обстановку, километров через пять Кирилл решил вернуться к месту предполагаемой засады.

   Пять утра, все чисто, свидетелей нет. Почему бы не размяться?

   По дороге он достал из тайника под сиденьем некогда газовый "айсберг", переделанный под нарезное оружие, и выщелкнул из барабана револьвера первый сигнальный патрон. Остальные, сам вчера заряжал, были боевыми.

   Сразу на поражение, валить всех, ствол на мосту в речку -- не жалко, за удовольствие надо платить. Пикник на обочине -- хорошо. А теперь внимание, не гони, сначала справа, потом слева.

   К своему неудовольствию и даже некоторому постыдному облегчению, Кирилл не обнаружил выставивших приманку коварных лиходеев в засаде. Пикника на обочине не случилось. С обоих направлений шоссе было совершенно пустынным -- ни встречных, ни поперечных. Босоногая девица в желтом кремовом платье была абсолютно одна и в машину к нему не спешила. Кирилл сунул револьвер в бардачок и, распахнув дверцу, раздраженно бросил:

   -- Чего корячишься? Садись, -- и, оценив нерешительность брюнетки в чистом поле голосующей ранним утром, смягчился, галантно улыбнулся и куртуазно-иронично добавил:

   -- Прекрасная мадмуазель, соблаговолите осчастливить своим обществом мой скромный экипаж...

   Завершить куртуазный период Кириллу было не суждено: у мадмуазель подогнулись колени, и она кинематографично, беззвучно и романтично осела на асфальт. Кирилл тоже как в кино дернулся за револьвером: откуда стреляли? Впрочем, выцеливать врагов, стоя над телом прекрасной незнакомки, он не стал, но аккуратно уложил оружие в тайник, чертыхнулся, вышел из машины и кулем затащил на переднее сиденье закатившую глаза брюнетку в платье на голое тело.

   По дороге брюнетка Даша вернулась в сознание, назвалась, затем почти без истерики и слез объяснила, почему очутилась одна на пустынном шоссе в ранний воскресный час. Вышло, что когда она вчера возвращалась домой из круглосуточного супермаркета, где подрабатывает на кассе, двое поддатых ментов-беспредельщиков на "Москвиче", дали по голове, сунули в машину, за городом по очереди, не забыв о безопасном сексе, изнасиловали и бросили.

   -- Платье сама сняла, а белье в клочья... Сумку не нашла... Всю ночь по лесу, по полю..., туфли, вот, в болоте утопила. Слава Богу не убили...

   Жила Дашка у черта на куличках на противоположной окраине города. Пилить туда Кириллу не хотелось, бросать ее в городе голой тоже: магазины еще закрыты, автобусы не ходят, на стоянке такси, как всех постреляли... Пришлось давать команду:

   -- Сейчас ко мне! Придешь в себя и со шмотками что-нибудь придумаем. Не возражать и не рассуждать.

   Последнее было сказано напрасно: в тот момент на возражения и рассуждения у Дашки попросту не было сил, на кухне у Кирилла она в себя не пришла, и, чуть пригубив от чашки растворимого кофе с коньяком, мигом уснула, опустив голову на руки. Тихо сопевшую во сне Дашку Кирилл аккуратно избавил от грязного и рваного платья, медленно опустил в теплую ванну и принялся осторожно и целомудренно обмывать многочисленные ссадины и ушибы, едва касаясь особо пострадавших интимных мест. Лишь когда Кирилл заворачивал ее в синий махровый халат, она попыталась проснуться, что-то неразборчиво пробормотала, но потом опять положила голову ему на плечо. Уже крепко спящую Дашку Кирилл отнес на диван, укрыл пледом. Жертва насилия глубоко вздохнула, свернулась калачиком и очень по-детски чему-то улыбнулась во сне.

   Так-так, суду все ясно: что ясно и что не ясно, подобрал малолетку на свою голову. Восемнадцати ей нет точно. Кто виноват -- понятно, а что делать, черт его знает. "Скорую", милицию звать? Себе дороже обойдется -- доказывай, что не причем. Надо было сразу в больницу везти, хотя это опять те же яйца, только вид с боку... Представьте, Муза утром у мужчины. Бог весть, что люди скажут про нее... и про него. Может, вызвать мотор и пусть валит отсюда? Лучше бы хлопнул ее там на дороге, сразу, чтоб не мучилась...

   На балконе Кирилл хлебнул пива, закурил и принял волевое решение разбираться домашними средствами. Пусть пока спит, а он по коньячку пройдется для поправки здоровья и с целью искоренения интеллигентской мягкотелости. Пожрать также не мешало бы. Но сначала разогреться с гантельками и эспандером. Новости по интернету хорошо бы почитать-глянуть.

   Через три часа доктор Шура в белом халате, только что исполнивший врачебный долг, вместе с Кириллом пил на кухне коньяк. Кирилл -- символически, Шурка -- от души, не забывая подливать из турки собственноручно сваренный свежемолотый кофе. Доктор протокольно докладывал о состоянии пациентки:

   -- Ну-с, снимайте бурнус, любезнейший. Разрывов промежности и слизистых тканей оболочки влагалища не наблюдается, кровоточивости нет, преддверие повреждено, но незначительно, до свадьбы, хе-хе, заживет -- клитор в порядке. Множественные ссадины на спине и на внутренней поверхности бедер. Ушибы мягких тканей головы на затылке, но симптомов сотрясения мозга нет. Переломов ребер нет. Мой диагноз -- девочка легко отделалась. Вряд ли получила удовольствие, но хорошо расслабиться, точно, сумела.

   В это время Дашка расслаблялась на желтом кожаном диване Кирилла и в очередной раз старательно пыталась обыграть в тетрис наладонник, чуть ли не тыкаясь в него носом вместо стилуса. Несчастную жертву насилия, дожидающуюся срочной психотерапевтической помощи, она нисколько не напоминала. Скорее, она была похожа на девочку-старшекласницу, поправляющуюся после небольшой простуды.

   * * *

   Спустя пару месяцев Дашка поведала, что, увидев Кирилла в машине, ей вдруг привиделось: ее приехал спасать отец, погибший, когда ей было пять лет -- большой, широкоплечий, улыбающийся, кареглазый... В точности такой, каким она его помнила.

   -- Когда ты меня, Кирюша, взял на руки, я была как маленькая девочка. А потом еще ты как папа меня купать стал, а я крепко так зажмурила глаза и мне было так приятно-приятно, тогда я еще во сне тебя видела и мне стало стыдно...

   Сам того ничуть не желавший в первый день знакомства с Дашкой Кирилл исправно исполнял обязанности, конечно, не отца -- от инцеста он был весьма далек и отцовских чувств к ней не питал, а, скорее, играл роль заботливого супруга.

   * * *

   После того, как Кирилл отвез пьяного доктора к нему домой, в очередной раз повторив, что никакой Дашки тот видеть не видел и знать не знал, Кирилл на обратном пути заехал в дамский универмаг. Долго не раздумывая, он подобрал для Дашки светло-голубые джинсы, белые кроссовки и белую футболку с желтым цветочком над левой грудью, а после определенных размышлений приобрел комплект белья желтого цвета и к нему присовокупил белые чулки на резинке и, еще раз подумав -- большую коробку шоколадных конфет из кафе на первом этаже.

   Бросив пакеты с покупками на заднее сиденье, Кирилл вдруг удивился себе и своей немыслимой щедрости: обычно женщинам он никаких подарков не делал, за исключением куртуазных букетов цветов, а тут с бухты-барахты внезапно вдребезги разорился, забыв об усвоенном с детства твердом принципе: лучший подарок для женщины -- это он сам.

   Возвращаясь, он заметил старух, находящихся на боевом дежурстве у парадного и сохнущее желтое платье на собственном балконе. А у себя в квартире обнаружил Дашку в красном трикотажном балахоне и в нем он узнал давно и горько им оплаканную свою старую майку с логотипом высокоценимой компьютерной корпорации -- уму непостижимым образом любимая красная маечка таинственно исчезла прошлым летом.

   Дашка ревностно драила эмаль на плите питьевой содой, размораживала вечную мерзлоту в холодильнике и с пятое на десятое толковала Кириллу, что она совершеннолетняя, спешить ей некуда и дома ее никто не ждет, а ему нечего есть и она может сбегать в магазин за картошкой, где ей положена скидка, потому как она там работает.

   В ту пору Дашке, в самом деле, уже было 18 лет, она училась на бухгалтерских курсах, жила с матерью-алкоголичкой и нисколько не соответствовала представлениям Кирилла об оптимальной партнерше для ненавязчивого свободного времяпрепровождения -- ни внешне, ни внутренне. Но, как это часто бывает в жизни, женщине удалось естественным и гармоничным образом войти и вписаться в окружающую среду и существование мужчины, в его привычки, обыкновения и ритуалы.

   * * *

   Дашке очень понравились эсэмэски Кирилла и она даже пыталась отвечать ему в тон. С компьютерами она тоже обходилась вполне дружелюбно, а после наставлений Кирилла с любительскими и профессиональными бухгалтерскими программами Дашка стала общаться бесцеремонно, как с близкими родственниками, приехавшими к ней в город из деревни.

   Если в начале знакомства Дашка напоминала Кириллу встрепанного черного цыпленка, едва вырвавшегося из кошачьих когтей, то потом она нисколько не походила на этот образ или на девочку в желтом платье, подобранную на загородном шоссе. В этом Кирилл преуспел, чуть ли не с первых дней общения начав кардинально перестраивать и обустраивать ее внешний и внутренний облик.

   Над Дашкой Кирилл работал как над виртуальным моделью, сетуя на свои ограниченные возможности творить в косном материальном пространстве. То ли дело безграничный потенциал идеального цифрового мира, хорошо обеспеченный программно и аппаратно!

   Пусть парикмахерскому и косметическому ремеслу, да физической культуре, не дано добраться до виртуальных высот, кое-чего Кириллу как дизайнеру все же удалось добиться. Стремившиеся к нулевому размеру Дашкины цыплячьи грудки под регулярным воздействием силовых тренажеров и вакуумных насосов даже без силиконовых имплантантов приобрели вполне приличные формы во всех измерениях. Витаминизированная ударная диета, тренажеры и бассейн также привели в прекрасную форму бедренные и ягодичные мышцы. Уродливые очки -- Дашка оказалась жутко близорукой -- в круглой бухгалтерской пластмассовой оправе сменили темно-синие соблазнительно поблескивающие контактные линзы, прикрывшие Дашкины белесые зрачки водянисто-голубого цвета. Кирилл даже попробовал примерить на Дашке красные светофильтры, но получилось уж очень по-вампирски. И тут дизайнер Кирилл Дербанов совершил открытие, обнаружив, что облик женщины-вамп вовсе не чужд им творимому новому имиджу, и постановил: отныне и присно Дашка должна красить ногти темным лаком, а также употреблять только длинные и тонкие сигареты с мундштуком, никогда не докуривать их до фильтра и навечно забыть о кургузых чинариках типа кинг-сайз. Далее он тоже в приказном порядке, хотя Дашка абсолютно не протестовала, распорядился убрать к чертовой бабушке попсовые мелированные пряди, оставив в неприкосновенности девственно-черный цвет волос природного вампира. А затем тщательно изучив предложенные косметической индустрией красно-черные тона, расцветки и палитры, подобрал для Дашки обязательные к употреблению наборы макияжа для различных случаев жизни.

   Спустя два года роскошной Черной Вдовы, питающейся мужчинами на завтрак, обед и ужин, из Дашки, разумеется, не получилось -- конституция ничуть не подходила -- но прической и манерами она стала походить на младшую сестру (если бы таковая там была) блистательной Умы Турман из "Pulp Fiction" Квентина Тарантино -- культового фильма для Кирилла.

   Своей аналоговой Дашкой Кирилл гордился и восхищался иногда даже больше, чем иными цифровыми шедеврами. В основном это случалось, когда он самодовольно перехватывал ревниво-завистливые взгляды записных мачо, таращившихся на Дашку в ресторанах и на корпоративных вечеринках тоже, как правило, устраиваемых в злачных и престижных местах. От ревности Кирилл не страдал не только потому, что на публике Дашка тесно прижималась к нему, словно искала защиты от кружащихся вблизи и поодаль потенциальных насильников, или, семеня рядом, обожающе заглядывала ему в глаза снизу вверх. Отнюдь нет. Дашкино обожание и ее неприкосновенность Кирилл воспринимал как должное, полностью уверенный в своем праве сильного пола иметь и владеть слабой, но прекрасной женщиной. И эту уверенность никак не могли вынести за рамки необязательных ухаживаний и патентованных комплиментов все прочие сильные духом и телом, практически всегда полагающие, что брать себе женщину можно всюду и везде, но только не там, где за это дают по морде.

   В довершение своих благодеяний Кирилл устроил едва окончившую курсы Дашку в крупную фирму, с размахом торговавшую компьютерами и комплектующими. Ее финансовому директору и гению, некогда вместе с Кириллом входившему в юношескую сборную города по шахматам, а ныне являвшемся постоянным партнером по преферансу, Дашка приглянулась. Имиджмейкерскую шутку член совета директоров акционерного общества "Омникомп" оценил по достоинству, посмотрев на изображения Дашки до и после того, как Кирилл приложил руку к ее образу. Не отходя далеко от корпоративной кассы, финдиректор Геннадий Федорович Тереховский положил ей весьма изрядный для неопытного работника оклад, но ничуть в этом не раскаялся: бухгалтер Дарья Незванцева костьми ложилась, дабы оправдать доверие Кирилла и нового начальства, дружески расположенного к ее возлюбленному.

   Между тем, радующаяся новой жизни Дашка временами жестоко утомляла Кирилла своим обществом, любовным кудахтаньем и куриными мозгами. В отличие от грамотного Кирилла, Дашка не умела читать. Не так, чтобы совсем: к примеру, буковки в слова она умела складывать и понимала, что означают, фразы, абзацы, иногда даже целые статьи в дамских журналах, но смысл рассказа, повести или романа от нее полностью ускользал. Понять книгу целиком, удержать в памяти сюжет и распределить в нем героев -- она была физически не в состоянии.

   Кирилл понимал: масса народу, подобно Дашке физиологически не умеет читать и никогда этому не научится, но вместе тем было обидно, что его Дашка оказалась в их дурацком числе. Кирилл, само собой, подсовывал ей классику и мировые бестселлеры разных жанров и направлений, приказывал читать от сих до сих, а потом докладывать о прочитанном и усвоенном, Дашка изо всех сил старалась, плакала, ничего до нее не доходило, она снова плакала и просилась у Кирилла посмотреть по телевизору русский сериал про хороших ментов (о семейных многосерийных драмах говорить Кириллу было опасно).

   Смотреть вместе с Дашкой сериалы Кирилл, естественно, не мог, диалога у телевизора у них не было и быть не могло. Стало быть, сериалами Дашка наслаждалась у себя дома, а по выходным, когда опиум народа с продолжением не показывали, она с достаточной регулярностью появлялась у Кирилла, но не всегда, потому как ей требовалось смотреть за матерью, устойчиво и счастливо пребывавшей в предпоследней стадии хронического алкоголизма. Самого близкого ей человека Даша боялась надолго оставлять одну из-за целого букета алкогольных психозов. Мать ее, конечно, от алкогольной зависимости лечили, но, как водится, безрезультатно.

   Кирилл и Даша уже год как обменялись ключами от своих квартир, но жили раздельно. Она никогда без особого приглашения не появлявшаяся по-прежнему оставалась для него приходящей любовницей, кухаркой и домработницей. Оба они к такому порядку вещей привыкли и приспособились, но, по правде говоря, сей образ семейной жизни гораздо больше устраивал Кирилла, чем Дашу. Что ж, оно понятно. Он большой, видный, умный, сильный....

   * * *

   Дашка объявилась у Кирилла ровно в четверть одиннадцатого -- чуток раньше, чем обещала, но почти вовремя.

   "Правильно сделал, что не рванул Трикси перекачивать. А то эта дурында опять бы застеснялась и с бабками у подъезда куковала..." -- несколько раздраженно подумал Кирилл в то же время с удовольствием, отмечая четкость, появившегося на мониторе веб-изображения Дашки, задержавшейся у двери.

   Вместо дверного глазка Кирилл в незапамятные студенческие времена вмонтировал веб-камеру, подключенную к старому системнику в коридоре, превратившемуся в диванчик, рядом на стене появился подержанный 11-дюймовый ЖКИ-монитор, на кухне -- старый 17-дюймовик ЭЛТ, ставший телевизором, а в квартире -- проводная локальная сеть. Разумеется, сначала Кириллу заплатили за строительство расфуфыренного сайта, и только затем появились новый монитор и десктоп, а после постепенно состоялся и весь остальной квартирный апгрейд.

   Кирилл не стал ждать, пока тяжело груженая Дашка соберется позвонить, и сам открыл дверь:

   -- Здравствуй, моя маленькая.

   -- Ой, Кирюша, как хорошо, что ты дома. А я в свой старый магазин заходила. Вот продукты...

   -- Дашка, мы же собирались на оптовый съездить...

   -- А сейчас, чем тебя кормить прикажешь?

   Развлекаться диалогом у двери Кирилл не пожелал, он отобрал у Дашки пакеты, чмокнул в нос и принялся галантерейно ухаживать за гостьей.

   Он легко коснулся двумя руками ее плеч, и Дашка сразу притихла, затем, никуда не торопясь, он опустил руки на ее бедра и, усадив на диванчик-системник, аккуратно снял с нее красные туфельки. Потом осторожно поставил на ноги и так же, ни в коем разе не спеша, потянул вниз молнию на ее черных джинсах, затем резинку на белых трусиках. К алой прозрачной блузке и черному бюстгальтеру он притрагиваться не собирался.

   Дашка почти не дышала, когда он повернул ее к себе спиной, не прижимая обнял, слегка взялся сзади за грудь, но, там не задержавшись, его ласкающие руки скользнули вниз к животу. Не касаясь набухшего клитора, Кирилл проверил любрикацию -- в порядке, Дашка прерывисто задышала -- готова. Он -- тоже: шорты на полу, нижняя стойка будь здоров, Дашка -- наперевес.

   Твердо и решительно он вошел в нее сзади. Дашка вздрогнула и с места в карьер понеслась вверх-вниз, вперед-назад, словно на качелях. Кончили они одновременно. Всем спасибо, все свободны.

   * * *

   Только для взрослых будь сказано, насчет оптимальной позы для Дашки и для себя Кирилл выяснил когда в первый раз его руки знакомились с ее избитым и пострадавшим телом. Влагалище у нее было далеко не классический "королёк", располагалось вертикально снизу вверх, и поза миссионера ей нисколько не подходила или требовала особо бережного обращения.

   * * *

   Итого, Дашка простимулирована сексом в коридоре, теперь пусть занимается домашним хозяйством. Зря считают, что в сексе женщина дает, наоборот, она берет, да еще как берет от мужчины гораздо больше, чем он может ей дать. Вон, ему бы сейчас прилечь, расслабиться, а она -- в полной боевой готовности к новым трудовым свершениям.

   Кирилл подумал -- надо, Дашка ответила -- есть и пошла сначала в ванную умываться снизу и сверху, затем, не одеваясь, отнесла на кухню пакеты с продуктами.

   Кирилл ей уже давно объяснил, что только глупые блондинки с редкими волосиками могут шастать голыми, зато истинные брюнетки без всяких там тряпок на бедрах всегда выглядят пристойно одетыми. Полученную информацию Дашка приняла к сведению и к размышлению, потому как однажды порывалась глобально депилировать лобок и промежность, чтобы выглядеть соблазнительно-голенькой в глазах любимого мужчины, но Кирилл ей этого не позволил. Хотя татуировку в виде сисястой летучей мыши на правой ягодице он ей, -- чего уж там? -- сделать разрешил.

   Натянув шорты, он отнес -- нефиг бабскому шмотью тут валяться! -- Дашкины джинсы и трусики на место в спальню. А там ему долго не пришлось дожидаться черного кофе в постель и горячих круассанов с джемом.

   -- Милый, у меня столько дел, столько дел! Я потом к тебе приду. Ты отдохни тут без меня, почитай что-нибудь, ты не против, Кирюша?

   Кирилл не возражал.

   В воскресенье Кирилл и Дашка по пути с мелкооптового рынка по-родственному заехали к Мефодию с Валькой. Раздосадованной визитом родственников Вальке достались короб с импортной клубникой и семь бордовых роз, а стиснувшему зубы Кириллу -- "беретта", запасной магазин и три пачки родных итальянских боеприпасов.

   Шел шестой день солнечного ветра.